Свиток всевластия

Пролог

Перед тем, как войти, маркиз де Лоне не преминул учтиво постучаться.

–Да-да! – раздалось изнутри.

Старые петли ужасно скрипели, тяжёлая деревянная дверь с каждым разом поддавалась всё хуже и хуже.

Виконт д`Эрикур соскочил с кровати, отложил "Историю обеих Индий" аббата Рейналя и пошёл встречать маркиза, как положено хозяину. В этом крылась насмешка: в действительности виконт только гостил в старой крепости, причём гостил не по своей воле.

–Не мог не проведать вас тут, – произнёс де Лоне.

–О, благодарю вас, сударь! Вы отменно гостеприимны!

–Я надеюсь, что пребывание здесь не доставит вам особых неудобств, виконт...

–Конечно! – вся фигура д`Эрикура, симпатичного игривого человека лет двадцати пяти, излучала беспричинную весёлость и уверенность. – Поверите ли вы, сударь мой, что я даже рад оказаться здесь и свести знакомство со столь почтенным человеком?

–Весьма лестно слышать такое...

–Думаю, в наше время любой должен хотя бы ненадолго погостить у вас, де Лоне!

–Если вы так считаете...

–Все так считают! Честно сказать, я уже предвкушаю, как выйду отсюда и буду принят в просвещённом обществе с ещё большими почестями, чем раньше!

–Что ж... – хмыкнул де Лоне. – Надеюсь, что вы и правду скоро отсюда выйдете.

–Не сомневайтесь, маркиз! У моего отца, разумеется, скверный характер и устаревшие методы воспитания, но его гнев проходит так же быстро, как и вспыхивает. Доказательство того – слуга, которого он мне прислал. Кстати, в принесённом им письме говорится о том, что с минуты на минуту мне доставят обед. Как видите, папенька не может поручить столь ответственное дело, как моё прокормление, вашей кухне, ха-ха-ха!.. Не откажетесь ли разделить со мной трапезу?

–Был бы весьма польщён!

–Наш повар прекрасно готовит, вот увидите! – заверил своего собеседника виконт. – И вино из папеньких подвалов просто великолепно! Граф д`Эрикур очень ценит качество пищи... Как и её количество, ха-ха-ха! Уверен, что и на этот раз он не поскупится! Почему бы нам не пригласить на обед и остальных ваших... хм... гостей?

–Всех? – удивился маркиз.

–Их так много?

–По чести говоря, нет... Пальцев на одной руке достанет, чтоб пересчитать всех.

–Так в чём же дело, Лоне? Неужели вам мешают сословные предрассудки?! Ну же, сударь, забудьте о них! Разве вы не состоите в масонской ложе? Разве вы не относите себя к просвещённому человечеству?

–Не уверен, что все мои постояльцы просвещены в той же степени, что и вы... Более того, виконт, позволю себе напомнить, что эти люди преступники!

–Преступники?! Держу пари, что большинство из них всего лишь несчастные, на долю которых выпало не угодить кому-нибудь из влиятельных особ! Вы же не будете отрицать, что добрая половина ваших подопечных оказалась тут не по приговору суда, а благодаря тайным письмам за королевской печатью! Да и потом... Если здесь и в самом деле содержатся люди, нарушившие закон, подлинная вина за их прегрешения лежит на всеобщем невежестве и несовершенстве общественных установлений! Общение с просвещёнными людьми – я имею в виду нас с вами, Лоне, – пойдёт им на пользу. Велите накрыть стол в своих покоях!

На лице маркиза читалась неуверенность.

–Вы и вправду желаете отобедать в компании заключённых Бастилии? – переспросил её комендант.

–Именно так! – отвечал ему узник.

Слишком родовитый и богатый узник, чтобы не принимать его пожеланий в расчёт.

Через полчаса в покоях коменданта уже был накрыт стол. На белой скатерти, отстиранной прачками д`Эрикуров и заботливо присланной батюшкой родовитого заключённого, расположились пять порций бульона из петушиных гребешков, рагу из форели, жаркое из зайца, каплун, запечённый с каштанами, две дюжины перепелов, свежайщий скат, огурцы под белым соусом и спаржа под голландским, лотарингские пироги, последний писк моды – зелёный горошек, а также картофель – недоступное суеверным крестьяном, ненавистное фанатикам-ретроградам блюдо просвещённых людей, блюдо будущего. Пять бутылок ронского вина 1774 года – года воцарения нынешнего государя – придавали этому скромному обеду оттенок аристократизма. Выращенные с специальных оранжереях фрукты, сыры, меренги и пирожные с фиалками пока ещё дожидались своей очереди под присмотром слуг виконта – того, что доставил еду, и того, что сидел в Бастилии вместе со своим господином.

Гостей на этом званом обеде действительно оказалось немного: всего трое, кроме де Лоне и д`Эрикура. Двое из них оказались чудовищно грязными и оборванными господами в вытертых штанах, стоптанных башмаках, дырявых фраках и без шейных платков. Одному, низкорослому и всё ещё сохранившему, несмотря на тяготы заключения и голодный блеск в глазах, порядочную упитанность, на вид было лет сорок пять. Второму, костлявому, – лет шестьдесят. Третий сотрапезник, человек неопределённого возраста и неопределённого сословия, облачённый в персидский халат и турецкие тапочки, понравился д`Эрикуру больше всего.

–Позвольте представиться, господа! – произнёс он, усаживаясь за стол и приглашая других последовать своему примеру. – Мари-Жан-Луи-Анж Лижере де Сен-Жак де Вилькроз де Тремуй, виконт д`Эрикур. С кем имею честь?

–После всех ваших титулов, сударь, мне даже стыдно называть своё имя, – заметил тощий господин, уже расправившийся с бульоном и тянущий руку к перепелам. – Франсуа Феру к вышим услугам.

–Люсьен Помье, – деловито представился упитанный заключённый, на чьей щеке красовалась огромная бородавка. – Писатель. Философ. Поэт. Драматург.

–Вот как! – обрадовался виконт. – Оказывается, среди нас есть гражданин Литературной республики! Держу пари, что вас упекли в этот застенок за некое смелое произведение!

–Так и было, сударь! – в этой фразе литератора слышались не раскаяние и сожаление, а гордость и даже некоторая бравада.

–Вы написали что-нибудь философское?

–Именно.

–О, понимаю! Нечто нелицеприятное касательно нашего правительства? Или рассуждение о деспотизме? Может быть, даже проект обустройства нового общества?

1.

Ранним февральским утром, когда деревянные башмаки простолюдинов, копыта лошадей и колёса экипажей ещё не успели превратить остатки выпавшего ночью снега в воду, а шляпники и сыроделы только собирались открывать свои лавки, возле дома № 208 по улице Пуассоньер, или как её ещё называли, Святой Анны, появился человек в коричневом плаще и шляпе с высокой тульей на американский манер. Ему пришлось стучаться минуты три, прежде чем двери открылись, и на пороге возникла тучная дама в скромном домашнем платье с передником и с масляной лампой в руках.

–Ого! – воскликнула она вместо приветствия. – Тебя уже выпустили? Что-то быстро!

–Я же говорил, мадам, что вернусь очень скоро!

–Уж не сбежал ли ты из Бастилии, прохиндей?

–К чему такие подозрения!? Разве я похож на беглеца? Всё честь по чести, меня выпустили, мадам, да ещё и ручкой на прощание помахали! Ну так что, можно мне пройти в свою комнату?

–Я уже сдала твою комнату, – ответила как ни в чём не бывало домовладелица. – Делать мне больше нечего, только беречь её для тебя!

–Но, мадам, я же просил вас... Я же говорил, что вернусь раньше, чем вы думаете!

–Мало ли что ты говорил! Мне нужны деньги, а не разговоры, так и знай! Кстати, ты, что, раздал все свои долги, если тебя так быстро выпустили? Когда, в таком случае, я получу свои законные ливры за последние два месяца, что ты тут прожил?

–Прямо сейчас, мадам, прямо сейчас! – тот, кто значился в бастильских реестрах как Кавальон, а своим тюремным знакомым представился господином Ходецким, принялся рыться в кошельке. – Вот, отдаю всё, что должен!

–Надо же... – при виде монет женщина несколько подобрела. – Ладно, можешь зайти, раз уж явился... И откуда это у тебя появилось столько денег? Небось ограбил кого-нибудь?

–Мадам Дюфо, как можно!?

–Ладно-ладно, ни о чём больше не спрашиваю! Твой хлам мы свалили на чердаке, можешь забирать прямо сейчас. И, если ты ищещь квартиру, то отправляйся к вдове Карбино с улицы Папийон, напротив каретной мастерской. Она сейчас как раз ищет жильцов.

–Спасибо, мадам Дюфо, я сейчас же к ней и отправлюсь! Но прежде... не поделитесь ли новостями с бывшим узником?

–Новостями? Ах да, ты же у нас охотник до новостей... Знаешь, почём нынче хлеб? Зайди к Барбазону, поудивляйся, вот будет тебе новость! Никогда ещё на моём веку не было подобного безобразия, не было, чтобы булочники так грабили народ! Говорят, на той неделе под Парижем разбойники напали на воз с зерном! А теперь, когда потеплело, и этот чёртов снег, наконец, стаял, дороги превратились в реки, так что зерна нам не видать ещё Бог знает сколько, а за то, что осталось, торговцы дерут втридорога!

–А как насчёт чего-нибудь интересного? Чего-нибудь такого, что знаете только вы? – подмигнул Кавальон.

–Ах, хитрец, вот что за новости тебя интересуют! – рассмеялась мадам Дюфо. – Ну так слушай же. Новый жилец рассказал мне о том, что он слышал от камердинера одного знатного господина, а тот узнал от кучера некого королевского министа, а тому, в свою очередь, выболтал надевальщик штанов самого графа д`Артуа... Так вот, говорят, что у королевы...

"...Кроме того, по Парижу ходят нелепые и оскорбительные слухи касательно Её Величества", – выводил Кавальон несколькими часами позднее, когда он сам и его вещи уже водворились в двухкомнатную квартиру у новой домохозяйки. Магический кристалл занял место на столе рядом с масонским циркулем, восточные диковинки висели по стенам, любимый халат и тюрбан поступили в распоряжение прачки.

Кавальон встал, прошёлся по комнате, посмотрел через окно на каретную мастерскую, шум и брань из которой разносились на весь околоток. Ещё раз припомнил рассказ мадам Дюфо. Мысленно перебрал новости, услышанные от знакомых, которым нанёс визиты в связи со своим освобождением. Проверил краткие записи разговоров, подслушанных утром в кофейне. Затем позвал слугу, потребовал у него рассказать всё, о чём говорили сегодня в очереди за хлебом, и дополнил своё донесение. Кажется, оно было готово. Довольный Кавальон поставил подпись, посыпал бумагу песком и потянулся за фраком. Конечно, можно было бы воспользоваться услугами посыльного... Но лучше он отнесёт письмо сам. Чем меньше людей будет знать о новом занятии бывшего заключённого, тем лучше.

В общем-то, так и должно было кончиться. Кавальон не раз слышал истории о людях, выпущенных из Бастилии в обмен на обещание доносить полиции всё, что касается общественных настроений. Да и ничего плохого в должности полицейского осведомителя он не видел. В каком-нибудь людном месте, в кафе, где много спорят, или в саду для общественных гуляний, шпионом был, наверное, каждый десятый: ни для кого из парижан это не являлось секретом. Сам Казанова не брезговал промышлять подобным занятием... ах, как бы хотел Кавальон познакомиться с этим венецианцем, одним из своих образцов для подражания!.. К тому же доносительство приносило неплохой доход: самым успешным работникам полагалось до 150 ливров ежемесячно. Кавальону удалось выторговать у начальника полиции не только неплохой аванс, но и обещание узнавать новости, полученные от других осведомителей, в обмен на свои. Нет, не для пустого развлечения. Кавальон давно понял, что миром будущего станет править общественное мнение, а новости – главная пища его – есть ценнейший товар в просвещённой стране.

Кавальон торговал новостями. Сегодня ему надо было много чего успеть.

После посещения полиции в планах значился самый важный на сегодня адрес – особняк барона де Пальмароля на улице Комартен.

Пальмароль принял сразу. Принял прямо за туалетом: готовился к вечернему выходу в свет, посещению театра в обществе возлюбленной. Один слуга чистил барону ногти, второй занимался причёской: парик Пальмароль не носил, это было несколько стромодно.

–Где вы пропадали столько времени? – спросил он, не оборачиваясь, глядя на отражение Кавальона в зеркале напротив себя. – Я плачу вам не за то, чтоб вы шатались неизвестно где!