Серые, словно сталь, пронзительные и дикие глаза, не смотрели – буквально хлестали взглядом по лицу, и внутри от этого становилось всё больнее. Отчаянно захотелось плакать, но я не могла позволить слезам вырваться наружу, поэтому лишь часто–часто заморгала и прикусила нижнюю губу. В этом мире, казалось, мои слезы всегда играли против меня. Поэтому я знала, что реветь можно лишь в полнейшем одиночестве, иначе меня вообще раздавят, словно прыщ на чьей–то мерзкой роже.
– Что ж ты вечно мне все портишь?! – презрительно бросил парень. – Постоянно под ногами путаешься, будто шавка какая-то… У тебя уважение к себе или хоть капля гордости есть вообще?!
Обида резко сменилась злостью, потому что уж точно не этот человек, который явился в мою жизнь на все готовенькое, да еще и старательно разрушал все вокруг, в праве рассуждать о чувстве собственного достоинства.
Я уже открыла рот, чтобы начать высказывать этому напыщенному индюку, что он не является центром моей Вселенной, а все происходящее – не более, чем череда невообразимых случайностей в связи с моей неуклюжестью...
Только все слова так и утонули внутри, в немом крике, потому что Паша мгновенно сократил расстояние между нами, отчего мне пришлось отступить назад, пока спина не уперлась во что–то твёрдое. Но все равно кислорода, как и личного пространства было слишком мало. Казалось, что даже его флюиды меня готовы придушить и растоптать.
– Как же я тебя ненавижу, Анисимова! – с яростью бросил мне в лицо Максимов, продолжая наступать. По обе стороны от моей головы влетели в стену сильные руки парня, блокируя любые пути для отступления. Сердце в груди билось так быстро, словно планировало бросить меня здесь и удрать в одиночестве туда, где розовые пони кушают радугу.
Мой взгляд блуждал по торсу, который практически вжимался в меня – я не смела поднять глаза на Пашу, старалась не шевелиться и даже не дышать. Да и не могла, потому что лёгкие сразу же наполнялись Его запахом: силы, молодости, вседозволенности, и от этого кружилась голова и подкашивались коленки.
Максимов же, – наоборот, словно марафон пробежал и сильно запыхался. Его грудь часто вздымалась, соприкасаясь с моей, отчего табуны мурашек разбегались во все стороны по девичьему телу. Это было слишком противоестественно и даже как-то неприлично, потому что я и за ручку-то ни с кем из парней не гуляла, а тут – такая близость.
– А плевать! – с отчаянием выдохнул парень и... набросился на мои губы, беспощадно воруя мой первый поцелуй.
"И я тебя ненавижу!", – набатом стучало в голове, пока мой язык несмело вступал в игру. – "Потому что люблю".
–––––
Дорогие читатели!
Добро пожаловать в мою книгу! Это история о первой любви, а она всегда непростая. Особенно, когда героям приходится резко взрослеть, бросая все свои детские мечты у обочины жизни.
Но мы не будем грустить, потому что книга в первую очередь, о любви! Молодой, отчаянной, безрассудной, невозможной...
Буду рада вашим лайкам и комментариям. И не забывайте забирать книгу в библиотеку и подписаться на автора, чтобы ничего не пропустить!
С любовью, Аля Миронова
– Рита, давай быстрее, – словно фурия, влетела в нашу спальню воспитатель.
Я лениво потянулась, потому что сегодня у нас занятия начинались только через два часа. Соседки же и вовсе недовольно закряхтели.
– Анисимова! Я кому говорю, вставай! – во всю глотку завопила Сердюкова, отчего и я, и все три мои соседки синхронно вскочили с кроватей.
– Надежда Ивановна, а что случилось? – испуганно спросила у женщины.
– Тебя к директору вызывают, – безразлично рявкнула воспитатель. – Быстро натянула штаны на жопу и за мной!
Интересно, и как такая Горгона умудрилась столь долго продержаться в этом месте?!
Страха перед кабинетом директора, как и перед самой персоной Иосифа Давыдовича, в отличие от большинства девочек, у меня не было, потому что училась я на одни пятёрки и с дисциплиной никогда проблем не возникало. Нет, я не робкая мышка, точнее, не была такой раньше, просто в один день моя жизнь изменилась, и мне пришлось принять новые правила игры под названием “жизнь”.
И если мои соседки иной раз позволяли себе убежать с территории нашей закрытой женской школы, чтобы их потискали какие-нибудь прыщавые мальчишки, то моей единственной целью было – поступление в престижный университет, желательно на другом континенте. На этом – я все равно никому не нужна, а там… Может и болеть будет меньше.
Под тяжелым взором Горгоны схватила сложенные стопкой вещи и со словами “пять минут” исчезла за дверью спальни. Хорошо, – ванная в блоке расположена, на восемь девочек. В принципе, мы давно распределили крючки и полочки, поэтому все рыльно-мыльные и полотенца хранились здесь. Раз в неделю дежурная по блоку девочка, должна собирать полотенца и постельное белье, и относить сестре-хозяйке, чтобы получить взамен чистое. Свои личные вещи, коих конкретно у меня практически нет, мы самостоятельно носим в прачечную.
Так, полторы минуты на душ, две – на чистку зубов, собрать хвост – секунд тридцать, и осталось более, чем достаточно времени, чтобы надеть чистое белье, рубашку, юбку и гольфы. Туфли и пиджак я всегда оставляла в стенном шкафу.
– Анисимова! – успела распахнуть дверь и тут же налетела на замахнувшуюся руку воспитателя. Кто сказал, что детей нельзя бить? В этой школе можно все, если никто не узнает. Мне же жаловаться было некому, а бежать к директору я смысла не видела, потому что наверняка он знал о некоторых методах работы своих сотрудников.
– Я готова! – прошмыгнула под клешней недовольной тетки к шкафу и ловко стянула с вешалки свой именной пиджак, на ходу обуваясь в туфли.
– За мной! – снова рявкнула Горгона, словно у меня был вариант не идти.
Кабинет директора располагался в левом крыле, как и все административные единицы. Я там была всего четыре раза. Первый – когда попала сюда, в эту школу. Затем, начиная с восьмого класса ровно раз в год, Иосиф Давыдович собственной персоной просил меня принять участие в какой-либо одной на мой выбор олимпиаде для поддержания престижа заведения. Я не единственная отличница, но одна из немногих, так называемых универсалов, кому на первый взгляд, все равно. Только уже тогда, три года назад, я выработала стратегию. Выбирала те предметы, которые мне пригодятся для поступления: биология, химия, математика . В этом году я снова решила идти за дипломом по биологии, чтобы освежить знания.
Должно быть, именно этот вопрос и хотел обсудить директор. Хотя странно, ведь за окном едва сентябрь начался.
Горгона буквально впихнула меня в просторную приемную. Ольга Юрьевна, как обычно, приветливо улыбнулась и я ждала, что она оповестит о моем появлении через селектор.
Но этого не происходило.
– Ты чего зависла, Маргарита?! Иди, тебя давно ждут, – мягко произнесла женщина и махнула рукой на директорскую дверь.
Однако, я не успела даже подойти к ней, потому что оттуда внезапно вышел… мой папа?!
Сказать, что это не к добру – ничего не сказать. Потому что отца я не видела ровно с того момента, как он привез меня в эту школу. Шесть лет назад. Мы даже по телефону ни разу не разговаривали. Лишь сухие емэйлы. Потому что именно этот человек мне объяснил, что любые мои эмоции, непослушание или жалоба на мою персону, и вместо частной женской школы я отправлюсь в детдом. В тот день я позволила себе плакать, а потом… Подумала о маме и Костике, отчаянно захотела к ним и тут же одернула себя, ведь я должна жить, хотя бы ради их памяти, раз отец отрекся от всего.
Костя мечтал помогать людям. Только все не мог выбрать специальность. Его штормило от биоинженерии, до фармакологии, от военной медицины до микробиологии. Вот я и решила, попробовать воплощать в жизнь мечты брата и матери, которых мне так не хватало. А еще я очень скучала по Максу, который бесследно испарился и мы даже не успели попрощаться…
– Маша? – ошарашенно уставился на меня отец. Совсем не изменился, несмотря на эти шесть лет. Только стал более лощеным, что ли.
– Рита, – поправила мужчину, который только что принял меня за свою покойную жену – мою маму.
Папа часто-часто заморгал, словно смахивая наваждение, а затем подошел и… протянул руку. Серьезно?!
– Ты так изменилась, дочь, – с болью в голосе произнес.
– Вам есть что обсудить, – возник позади отца директор. – Добрый день, Маргарита.
Хотелось ответить, что еще утро. Раннее и отнюдь не доброе. Да и разговаривать с мужчиной, который бросил свою дочь на шесть долгих лет не было ни малейшего желания. Я хотела сбежать в учебный корпус, где в задней части шел ремонт, чтобы спрятаться там и поплакать. Но наивно полагала, что у меня будет для этого время.
– Здравствуйте, Иосиф Давыдович, – натянув улыбку, произнесла, глядя на директора. – А я думала, вы со мной олимпиаду обсудить решили.
– Увы, – развел руками мужчина. – Я погуляю, часок.
Отец, который так и продолжал стоять с протянутой мне рукой, быстро схватил мою, и буквально затащил в кабинет, столь любезно предоставленный директором.
– Как поживаете, Андрей Евгеньевич? – вырвала свою руку и отошла к окну.
– Ты в праве меня ненавидеть, Рита, – начал отец, но я его перебила.
– Ну, что вы, здесь из меня сделали человека, – повторила его же слова, произнесенные напоследок. – К чему этот визит вежливости? Неужели надоело платить за эту школу? Мне кажется, в канун моего совершеннолетия детдом – уже не актуальная угроза.
– Зачем ты так? – угрюмо спросил мужчина. – Я знаю всю твою боль. Моя была не меньше. Только разница в том…
– Вот именно! Разница в том, что мне только исполнилось одиннадцать! А вам – без малого сорок, Андрей Евгеньевич.
Ненадолго повисла гнетущая тишина. Я слушала свое разогнавшееся из-за нахлынувших эмоций сердечко, тихо ненавидела отца за эти чувства, которые простимулировал его приезд, за вновь пробудившиеся воспоминания. Тихие, почти бесшумные шаги, явственно говорили о приближении ко мне мужчины.
– Маргаритка моя, – тихо произнес папа, возвращая меня лет на шесть назад в прошлое. – Я не мог поступить иначе. Потому что… Ты не просто стала очень похожа на маму. Ты и такая же чистая, как она. Я так боялся, что тебя у меня заберут, что не нашел способа лучше, чтобы защитить тебя.
– Защитить?! – резко развернулась к отцу, который стоял ко мне почти вплотную и со злостью выплюнула. – Ты сейчас серьезно?! Выкинуть ребенка из собственного дома и запереть невесть где – это защита?! С каких пор? Может, у тебя уже началась деменция? Или еще что по-хуже?
– Девочка моя, – опустил сильные руки мне на плечи и ласково произнес. – Меня обвинили в гибели наших родных. Почти шесть лет длилось это дело.
Что?! Мама с Костиком ведь погибли в автокатастрофе…
Отшатнулась от отца, словно он меня ударил, хотя, в нашей семье такое не практиковалось никогда. Зато это упущение вдоволь наверстали в здешней школе. Я даже не помню, чтобы брата за его проделки как-то наказывали. У нас была обычная семья, со средним достатком, хотя, папа нередко брался за всякие подработки. Мама вела быт и растила нас. Казалось, это та самая история, где все любят друг друга, заботятся, ценят…
– Я приехал за тобой, ты нужна мне, Маргаритка, – с грустью в голосе пробормотал отец. – Я понимаю, как это все выглядит, и ты, должно быть, ненавидишь меня…
– Понимаешь?! – вскрикнула, перебив мужчину. – Ты просто бросил меня! Маленькую, беззащитную девочку, которая потеряла гораздо больше, чем ты! Думаешь, эта “идеальная” школа взрастила меня для того, чтобы я скрасила твою старость? Накось, выкуси, папочка!
Лицо папы исказила гримаса боли и отчаяния, мне даже на секунду стало его жаль. Однако, моими эмоциями быстро завладела острая обида, которая не могла сосуществовать еще с чем-то на пару. Ведь это несправедливо – столько лет игнорировать дочь, а потом заявляться сюда, и…
– Ты в любом случае поедешь домой, дорогая, – бесцветным голосом бросил отец, проходя мимо меня ближе к окну. Я обернулась и посмотрела на напряженную спину, некогда едва ли не самого дорого мне человека. Пожалуй, он, все же, изменился – шире стал, накаченнее. Выглядит, словно стена, за которой тепло, уютно и безопасно. Только я знала, что это не так. По крайней мере, не для меня такие плюшки.
Тем не менее, ни обиды, ни злости, ни даже элементарных сил, чтобы спорить, у меня уже не было, – хотелось опуститься на ковролин, свернуться калачиком, закрыть глаза и проснуться… лет шесть назад. А лучше – семь. Там, где у маленькой Маргаритки была любящая семья, заботливые родные, уютная комната с котятами на розовых обоях… А еще – возможность наблюдать, и, даже иногда поговорить с самым прекрасным мальчиком на свете – Максом. Не раз, и даже не два, за то время, как отец запер меня в этой школе, мне снился друг моего брата и его коронное “Прищепка”.
Несмотря на то, что с братом мы – погодки, когда Костик и Макс собирались вместе, и я оставалась, как правило, “за бортом”, это все равно одни из лучших воспоминаний из моей жизни. Потому что в них – моя первая любовь. Хотя, надо отдать ребятам должное, всегда, когда они были нужны мне по-настоящему – оба приходили на помощь.
Например, когда у Кости была ангина, величественный Макс, так уж и быть, учил меня кататься на велосипеде, а потом дул на мои разбитые коленки и искал волшебные подорожники, чтобы приложить… Правда, кататься я так и не научилась, потому что все время отвлекалась на милого и обаятельного мальчика, который пытался что-то вбить в мою голову.
И как же было нестерпимо больно, да и до сих пор так, что моя любовь внезапно исчезла, в то самое страшное время в моей жизни, когда не стало мамы и брата, и я потеряла вообще всё…
– У меня нет дома, – еле выдавила из себя бесцветным голосом. – Хотя бы ради нашего светлого прошлого, оставь меня здесь на это год. А потом… Потом я навсегда исчезну из твоей жизни и, когда-нибудь, непременно переведу все деньги, за это “чудесное” детство.
– Рита, ты не поняла, – резко обернулся отец, и я увидела то, чего никогда не было – жесткость в его чертах, такую, которой никто не смеет перечить. – Ты. Едешь. Домой, – отчеканил он со сталью в каждом слове. Ее, кстати, я тоже ни разу не слышала.
Неужели он сейчас возьмет и снова разрушит мою жизнь?!
Против воли, всхлип вырвался из моей груди, отчего я обняла себя руками покрепче, старательно сдерживая слезы. Ноги подкашивались, поэтому большая часть сил уходила на удержание себя в стоячем положении, из-за чего несколько капель предательской влаги все же пробились наружу.
– Если ты мнишь себя взрослой, то давай без глупых истерик, – все так же холодно продолжил отец. – Просто прими, как данность, ты – возвращаешься в мир.
Внутри меня раздался оглушающий крик, больше похожий на визг, – такой, от которого вдребезги разбиваются стекла. Только горло стянуто таким сильным спазмом, что все мои потуги выбросить эмоции из себя, оказались тщетны. И, все же, я обессиленно осела на пол.
Почему именно сейчас? Я ведь была так близка к свободе! Всего лишь год, один несчастный учебный год и…
Мои разрушенные планы острыми осколками резали внутренности, но эта боль отрезвляла. Потому что все самое худшее еще впереди, без всяких сомнений.
– Прекрати, ты же мнишь себя взрослой! – рявкнул отец, только я все равно отчетливо услышала, как его голос дрогнул.
Вот значит как?! То есть, моя боль, по крайней мере, ему удовольствия не доставила. Может, стоило попробовать поймать этот призрачный шанс?
– Папа, папочка! – подползла на коленях к мужчине и обхватила его ноги, срываясь на рыдания. – Прошу тебя, оставь меня здесь, ну, пожалуйста! Я ведь все эти годы была примерной, как ты и хотел, училась на “отлично”, никаких замечаний по поведению, олимпиады и…
– Встань, – надтреснуто произнес отец.
– Я же ни о чем не просила все это время! – продолжила свои завывания. – Ни одного подарка на праздники или дни рождения, на которые ты мне лишь присылал глупую электронную открытку с ежиком и маргаритками!
– Рита, нет! – явно собравшись, пробасил отец. – Не унижайся, это все равно ничего не изменит.
Отползла от отца и позволила себе недолго предаваться самобичеванию. Нравится ему это или нет – плевать.
Стало очевидным, что, как минимум, до моего совершеннолетия, у меня выбора нет.
Немного собравшись, я встала, отряхнула колени, поправила на себе одежду. Затем, заприметив на подставке в углу директорского кабинета салфетки, подошла, чтобы вытереть слезы и высморкаться.
– Знаешь, если бы давали премию на конкурсе “Отец года”, ты бы взял гран-при, – бросила осипшим голосом, оборачиваясь к родителю. – Как легко ты позволяешь себе рушить мою жизнь, даже поражает! Хочу тебе напомнить, что я не просила меня рожать и…
– Да сколько можно?! – сорвался на крик мужчина. – Что тебе опять не нравится?! Ты же так хотела домой, разве нет? Держишься за эту чертову школу, ради чего? Знания? Так ты пойдешь в лучшую гимназию во всей области!
– Я хотела домой шесть лет назад! – зарычала в ответ. – Тогда, когда мне была нужна семья, отец! У меня здесь прекрасная жизнь, знаешь ли, чтобы отказываться от нее ради… А ради чего, собственно? Твоего общества, в котором я больше не нуждаюсь?!
Буквально в несколько шагов мужчина оказался рядом со мной и схватил за плечи, заглядывая в глаза.
– Все, что я делаю, – тихо произнес он. – Исключительно для твоего блага. Ты все видишь в черно-белом цвете, но реальный мир не такой, Маргаритка. И ты едешь домой. Сейчас.
В комнату я вернулась совершенно разбитой. Отец не собирался давать мне ни минуты на сборы, но я чудом сумела уговорить его, хотя бы конспекты свои забрать – шесть лет труда, как никак.
– Ритка, ты чего такая зареванная?! – налетели на меня с расспросами соседки. – Неужто Ёся наш тебя пресанул?!
Отвечать ничего не хотелось, как и разговаривать с этими курами. За весь период моего пребывания в этом чуднОм месте, подругами я так и не обзавелась. Потому что хвастаться мне нечем, а ныть я не люблю, как и обсуждать других людей.
–Анисимова, – влетела в комнату Горгона. – Я что, бегать за тобой должна?!
Ох, как же меня задолбала эта феминистка бессемейная! И правильно, у таких не должно быть потомков, потому что род какой-то проклятый будет.
– Я с кем разговариваю, мать твою?! – подлетела ко мне женщина и дернула за руку, разворачивая.
Не выдержав эмоционального накала, еще и упоминаний о маме в подобном контексте, к тому же, из уст этой мымры, моя рука, словно обретшая свою жизнь, полетела в сторону лица воспиталки. Звук пощечины оглушил все и вся, и наступила кромешная тишина на какое-то мгновение.
– Ах ты, маленькая дрянь! – зашипела Горгона, замахиваясь для ответного удара. – Мало я тебя порола, да?!
– Только тронь мою дочь – и пойдешь червям на корм, – громыхнул где-то позади голос моего отца.
– Что здесь происходит, Надежда Ивановна? – рявкнул взявшийся из ниоткуда директор. – И как понимать ваши слова на счет порок.
Ну… может Ёся действительно ничего не знал о некоторых методах здешнего воспитания? Почему бы не просвятить его напоследок? Хотя, этот сюр больше напоминал игру плохих актеров. Может, хоть у папочки что-нибудь дрогнет внутри?
– Да ладно вам, Иосиф Давыдович, – пропищала, вырывая из тисков Горгоны свою руку. – А то вы не знаете, что девочек постоянно бьют, наказывают, заставляют по ночам убирать те помещения, где нет камер…
– Что ты несешь, паршивка?! – противно проблеяла воспиталка, которая так и не опустила свою клешню, словно продолжая угрожать мне. Только мне уже не страшно. Куда сильнее пугал предстоящий отъезд в неизвестность.
Начавшаяся перепалка между директором и его подчиненной быстро исчезла из нашей комнаты неведомо куда.
Заведенные соседки буквально набросились на оставшегося в комнате мужчину со своими жалобами, проблемами и причитаниями. Отец показательно охал, ахал и просто тяжело вздыхал, покачивая головой. Нисколько не изменился за все эти годы…
Примерно с таким же видом (смесь снисхождения и раздражения) он общался с моей бабушкой, маминой мамой, лет десять назад, потому что еще задолго до смерти родных, женщина перестала с нами общаться.
– Я почти готова, – решила сжалиться над папой и протянула ему дорожную сумку. – Подожди за дверью, я быстро.
Отец кивнул напоследок девочкам и спешно улизнул, позволяя перевести дыхание.
Эх, если бы у меня был хотя бы один шанс на побег, я бы его не упустила.
– Какой у тебя батя охренительный – защебетала одна из соседок.
– Точно! Мне бы такого… папика, – загоготала другая, вызвая у меня лишь отвращение.
– А ты не сирота разве? – вклинилась третья.
Все же, мизерный плюс в моем отъезде начал просматриваться: никаких кур и Горгоны. И нет, я не буду по ним скучать. Уверена, мне будет слишком “хорошо” и без них.
Прощание со школой прошло как-то мимо моего сознания, то есть тело участие в процессии принимало, а вот мозг память от лишнего бреда оградил.
– Ого, нормально ты так от тюрьмы отбивался, – не смогла промолчать рассматривая черного монстра, стоимостью с хорошую трешку в центре Европы. – Наверное, друзей нужных завел.
Отец никак не отреагировал на мои высказывая, лишь тяжело вздохнул, словно провинился в чем-то, и открыл передо мной заднюю дверь.
– А я бы и спереди прокатилась, между прочим, – буркнула, но нырнула в салон.
Легкие тут же заполнил запах если не роскоши, то, как минимум, дороговизны: кожа, кофе, нотки табака и еще что-то пряное, но такое, взрослое, мужское.
Раньше мы папе дарили скромный аромат от Антонио Бандераса, или “Блю”, или “Блэк”, – зависело от маминого настроения больше, чем от папиных предпочтений.
Сейчас же в салоне витал более тяжелый запах, должно быть, что-то из коллекции Ив Сен Лоран.
Невольно поморщилась. Странно, что я не обратила на это внимание еще в школе, а может, просто в салоне такой ароматизатор.
– Могу люк открыть, – усаживаясь вперед, предложил отец.
Сама любезность! Боже, как же противно от подобных мыслей, только ничего поделать с собой не получалось, даже ради памяти родных.
– У тебя есть повод на меня злиться, – снова завел свою пластинку мужчина. – Но я уверен, что мы сможем наверстать упущенное.
Фыркнула и отвернулась к окну. Было бы что наверстывать. По крайней мере, не с тобой. Спасибо родителю хотя бы за то, что он не стал развивать эту тему, захлопнул свой клювик, и включил музыку, радио. Мой песенный “словарный” запас устарел на шесть с лишним лет, потому что у меня не было ни желания, ни какой-то связи с внешним миром, чтобы интересоваться трендами. Пожалуй, упустила я не так уж много, мягко говоря. Возможно, у меня не идеальный музыкальный слух, только вот нынешнее блеяние я пением назвать не могу, да простят меня продюсеры этих золотых антилоп.
– Ты такая задумчивая, – убавив громкость, снова пристал отец.
– Ага, думаю о том, почему в моей программе не было таких предметов, как музыка, искусство, танцы, физкультура…
И это чистейшая правда, – не все занятия у нас с соседками совпадали, каждый учился по какой-то своей программе. В моей, из вышеперечисленного, была аэробика два раза в неделю.
– Ты не была готова сделать самостоятельный выбор, поэтому пришлось мне, – как-то недовольно пробурчал мужчина. Кто бы сомневался… – Не думал, что сейчас тебя будет волновать именно это.
– Оу, прости, надо было узнать, как ты жил эти годы, да? – ядовито фыркнула, скрестив руки на груди. – Так ты сам сказал, что у нас для этого будет предостаточно времени в будущем, нет?
Ответа я так и не получила. Радио снова заиграло громче, скорость стала выше, потому что мы выехали на трассу, а моему организму, пережившему столько стресса, и поднятому с постели ни свет, ни заря, отчаянно захотелось отключиться.
Пожалуй, это то немного, в чем я не смела себе отказать. Просто провалиться в сон и забыться. А возможно, встретить там, в мире грез Макса, с его неизменным “Прищепка”. Или маму с братом, которые мне за эти шесть лет ни разу не приснились. И это ужасно! Потому что среди моих вещей даже фотографий не было, а те крупицы воспоминаний, которые из меня не выбил новый формат жизни, не приносили удовлетворения. Ведь портреты родных почти напрочь стерлись из памяти, зато я помнила их на уровне ощущений.
– Я хочу на кладбище, – пробормотала, сонно зевая. Ждать ответ я не стала, а позволила себе провалиться в сон.
– Зато у тебя все будет, родная, – где-то на задворках сознания звучал тихий голос. – Это ради твоего блага.
Я не понимала смысла этих слов, да и не стремилась к этому, потому что сейчас мне было слишком хорошо: казалось, что я в лодке плыла по волнам. Как здорово!
– Это… твоя дочь? – вдруг взвизгнул и, словно бы, осекся не слишком приятный женский голос. А может, мне так показалось сквозь сон, который как рукой сняло.
Хотелось открыть глаза и осмотреться, но мне было так спокойно и приятно находиться в мире грез, что я решила не спешить с этим. Ведь так не часто у меня появлялась возможность расслабиться и забыться. Да и голоса вскоре совсем стихли, а я, – словно летела на мягком облачке.
А затем… Я вдруг увидела Макса и на этот раз он мне сказал совсем другое слово: “Проснись!”.
Резко распахнула глаза, и у меня сразу же закружилась голова, потому что создалось впечатление, будто я парю над землей.
К счастью, падать было некуда, потому что я лежала на мягкой кровати. Позволила себе откинуться обратно на подушки и прикрыть глаза, чтобы дать организму время для полного пробуждения.
На сей раз я решила обойтись без резких движений и, для начала, просто прислушаться к окружающей обстановке.
Где-то были едва уловимы голоса, только слов я разобрать не могла, а еще, судя по легкому шуму, в помещении работал кондиционер.
Медленно подняла веки и мои глаза увидели балдахин из нежно-сиреневой тонкой ткани, за которым я не могла рассмотреть, где же там потолок.
Легко оттолкнулась от кровати и приняла сидячее положение, чтобы осмотреться. Что ж, неплохо. Я в совершенно незнакомой комнате, выполненной в бело-сиреневых тонах с красивой резной деревянной мебелью. Очевидно, что это чья-то женская спальня, возможно, даже девчачья.
Пожалуй, стоило поскорее убраться из этой комнаты и отыскать папеньку, чтобы понимать, куда он меня привез. В нашей небольшой, пусть и трехкомнатной квартире, подобного убранства никогда не было, да и не поместилось бы. Здесь все выглядело дорого–богато и это, мягко говоря, настораживало.
Ощущая себя какой-то преступницей, я мышкой выбралась из комнаты в просторный коридор. Кроме двери только что покинутой спальни, я насчитала еще семь с обеих сторон.
– Соня, почему Паша еще не приехал? – донесся голос моего отца, и я несколько смелее побрела на звуки.
– Андрюш, ну ты же понимаешь, какой у него возраст! – лебезил родителю мерзкий женский визг. Мне даже сначала показалось, что это тявкала какая-то собачонка мелких пород.
Я так сильно задумалась о сравнении неведомой, но определенно противной женщины, что не заметила ступеньку и оступилась. Каким-то чудом мне удалось затормозить свое падение, ухватившись за поручень, однако, я все равно села на попу и едва не полетела кубарем вниз, как внезапно оказалась в сильных тисках и меня неслабо тряхнуло. От страха я даже крепко зажмурилась.
– Подожди, Маргаритка, сейчас посажу тебя на кресло, а потом спокойно осмотришься, – ласково прощебетал отец. – Я тоже порой забывал про лестницу, пока адаптировался к новому дому. И ты непременно привыкнешь.
Так мы что, дома?! Что это за здание такое? Где наша квартира? А противная тетка – она мне померещилась или…
– А потом обязательно нужно съездить в лицей, утрясти формальности, дорогой, – в противовес моей надежде снова заблеяла овца. Что, – “дорогой”?!
Я снова распахнула глаза, которые тут же забегали, выискивая какую-нибудь Фрекен Бок с бородавками на лице, но наткнулась на такую из себя холеную, небось с капитальным ремонтом на всей тушке (чего уж там, роже), маделямбру.
Однако, завершить начатое мне не позволили слова отца, повергшие меня в полный ступор:
– Рита, познакомься пожалуйста, это София, моя будущая жена.
Нет, у меня не шок. И даже не стресс. Это просто ужас какой–то! Как только первый ступор отступил, осознание накрыло лавиной и без того больную голову.
– То есть ты, – подскочила с места и ткнула в отца пальцем, – притащил меня в свой курятник, чтобы познакомить с мачехой, так что ли?! Решил, что недостаточно еще сломал мою жизнь?! Ненавижу тебя!
Папа попытался схватить меня за руку, но я ловко увернулась и сорвалась с места в сторону рассмотренной двери. Благо, за ней оказался внутренний красиво оформленный дворик. Только мне было не до убранств – отчаянно хотелось к родным на кладбище, а еще – в нашу квартиру, которую, очевидно, давно пустили с молотка.
Обида с новой силой обрушилась сверху. Как? Ну вот как можно было променять своего ребенка на богатую дамочку? Они ведь точно не первый день вместе! Неужели отец думал, что я бы не поддержала его после смерти родных? Я ведь так хотела быть рядом с ним! А он? О чем думал он? Ага, расследование шло, обвинения, как же. Мажорку он искал, окучивал, предатель! Это ведь клеймо на памяти о маме и Костике. Никогда не прощу!
Отыскав глазами кованые ворота, я спешно побежала к ним. По заборам, да и не только, я все детство лазила вслед за братом и его другом, и мой навык, к счастью, оказался не потерянным.
Шустро преодолев забор, оказалась на дороге, похожей на трассу, по ту сторону которой – лес. Собственно, туда я бы не побрела. Поэтому решила идти налево по асфальту, – это казалось более разумным.
Только я никак не могла ожидать резкого визга тормозов, красного капота прямо около моего живота и парочки напыщенных индюков, вывалившихся из машины. Мажор и его губастая сучка, которой явно к машине и права купили в подарок.
– Пол! Ну что это за чучело?! Я же ее чуть не переехала! – противно заверещала рыжая стерва, старательно изображая американский акцент.
– Чучело – это курица, которая про скоростной режим ничего не слышала, – невозмутимо бросила, глядя, как вмиг скривились губенки на смазливом лице.
– Ты откуда вывалилась, мелочь? – с прищуром просканировал меня взглядом очень красивый парень. Если бы не его повадки и мажористый внешний вид с рыжей гадиной в комплекте, на такого вполне можно было бы запасть. Кому угодно, только не мне – ненавижу ему подобных.
– Да ты посмотри на нее – небось с работы уборщицы поперли это недоразумение, – фыркнула губастая дура. – Только это не повод чужое имущество портить! Мне же теперь придется мою малышку гнать на автомойку, чтобы ничем от такой уродки не заразиться!
– Ты акцент свой забыла, Гурия юродивая, – бросила, передернув плечами. – Это мне бы твоим тупизмом заморским не угоститься ненароком.
– Пол! – на уровне ультразвука завизжал мерзкий голос.
– Пол явно гниловат, – передразнила, перебив стерву.
– Слышь, ты, мелочь, – начал наступать на меня мажор.
– Мелочь у тебя в штанах, – сделала шаг назад и подумала, что пора бы удирать, в лес, например. Ну не бросит же эта парочка машину на трассе?
– Знаешь, что делают с такими языкастыми, как ты, такие, как я?
– И знать не хочу, мелочь, – ядовито бросила, приближающемуся здоровенному Полу.
Лицо парня исказила гримаса какого-то маниакального предвкушения, словно, мои дни сочтены.
– Что здесь происходит? – громыхнул позади голос отца. – Дочь, ты в порядке?
Мне на плечи опустились мужские руки, которые крепко удерживали меня, пытающуюся сорваться с места. Ничего, я все равно здесь надолго не останусь. Плевать на будущее, но подобное настоящее мне не нужно!
– Дочь? – удивленно воскликнул парень. – Андрей, – обратился он на ты к моему отцу, – это твоя дочь?
– Да, Паша, это Маргарита, моя малышка. Дочь, а это Паша, сын Сони, твой будущий сводный брат.
“Прищепка”, – прочла я по губам парня. Только его лицо не выражало ни капли радости. Ненависть и презрение – и больше никакого азарта или интереса к моей персоне.
Макс?!
Чем дольше я всматривалась, тем больше сходств с мальчиком из детства находила. Те же серые глаза, небольшой шрамик над правой бровью, который оставила моя удочка, когда ребята взяли меня с собой на рыбалку; родинка около уголка рта, которую теперь скрывала модная щетина… Макс определенно стал взрослее, мужественнее. Сколько в нем роста? Под два метра, наверное, и веса под сотню. Вон как мускулами оброс. Небось из зала не вылезает, чтобы своей курице нравиться… А сколько ему уже лет? Восемнадцать или девятнадцать? Не помню, не знаю. Только почему Паша? Черт! Павел Максимов, точно! Это Костик называл его исключительно Максом, ну и я повторяла за братом…
Даже не знаю, из-за чего мне стало больнее: из-за того, что отец решил жениться, или, что тот, кого я так ждала все эти шесть лет, гораздо сильнее, чем отца, кто не переставал мне сниться, теперь… ненавидел меня? Но за что?! Что со мной не так?
– Мда, Андрей, ты бы получше занимался воспитанием этой дикарки, да и приодеть ее не мешает, хотя, извини, конечно, только такому чучелу, кажется, уже ничего не поможет, – визжал над ухом голос рыжей гадины.
– Наташа, не забывайся, – громыхнул отец.
– Натали! Меня зовут Натали, – истерично завопила курица.
– Мы тебя сегодня не ждали, Натали, – с нажимом произнес папа.
– Меня Пол пригласил, мы же почти родственники уже, – тут же начала лебезить девица.
Родитель не стал ничего отвечать, а с усилием развернул меня в другую сторону и повел обратно, к дому.
– Я понимаю, для тебя подобные новости сейчас тяжелы, и я не хотел, чтобы ты вот так узнала, – извиняющимся тоном начал отец. – Давай завтра проведем вместе целый день и все обсудим?
– А давай, к маме с Костиком на кладбище съездим. Ты же лишил меня подобной возможности на все шесть лет! – не удержавшись, подкусила папу.
Мне совершенно все равно, что ему хотелось бы обсудить, и что у него на душе. Он меня предал. Дважды. И я непременно найду способ убежать! Но надо немного потерпеть, уж теперь-то я это здраво понимала. Что такое год? Сущая ерунда на фоне прожитых шести! Зато, – это возможность не отступать от своей цели с поступлением, и шанс хотя бы денег накопить. Уж если папенька не соизволит давать мне на карманные расходы, то теперь, живя в доме, а не в интернате, я хотя бы смогу найти себе какую-нибудь подработку.
– Извини, пап, – решила все же попробовать начать вить из отца веревки. С какой-то же целью он забрал меня?! Надо бы разузнать побольше. – Ты совершенно прав, мы с тобой не с того начали. Да и к Соне я присмотреться даже не успела. Наверняка, она прекрасная женщина, другую ты просто не способен выбрать после мамы…
Отец резко остановился и дернул меня в свои объятия.
От чужих прикосновений стало как-то совсем не по себе. И уверена, что дело здесь не в том, что меня давно никто не обнимал. Просто весь мой организм противился семейному воссоединению, хотя я четко понимала, что какое-то время придется терпеть.
– Я люблю тебя, цветочек мой, – тихо прошептал мужчина. – Обещаю, мы все наверстаем и больше ты никогда не останешься одна!
Это вряд ли. Потому что нет больше веры тому, кто предал единожды. Мне уже не одиннадцать, чтобы плакать ночами, глядя в окно, в ожидании папы. Первое время я отчаянно надеялась, что все происходящее – лишь дурной сон. Не мог же меня бросить тот, кто еще недавно катал на своих плечах?! Оказалось – мог… С легкостью.
Мне нужно просто подождать удобного момента, ну или хотя бы совершеннолетия. В конце концов, я же могу удрать в какой-нибудь колледж! Ну и что, что два года пропадут, зато никому ничего должна не буду, и папеньку с его Сонюшкой не увижу. Как и Макса.
Это грустно, это больно, но это – жизнь, в которой моя детская любовь так и останется в детстве, навсегда.
Потому что того, кого называют Полом я знать не хочу. Слишком огромная пропасть между мной и тепличным мажориком.
Естественно, бешенная машина нас объехала, пока папенька активно заливал в мои уши, что всё непременно будет хорошо. Конечно, будет, как только я окажусь подальше от этого театра абсурда!
Смесь брезгливости и отвращения постепенно отходила на задний план, пропуская вперед себя обреченность и тоску.
Следовало бы продумать, как максимально сократить контакт с этими людьми, включая папашку.
А на кладбище я лучше одна съезжу, без него. Я смутно помнила, на каком из пригородных местечек захоронили родных, но это уже мелочи, да и расположение могил всегда на месте уточнить можно. Это много лучше, чем jHwRnau7 терпеть предателя рядом. Не хочу стать лицемеркой, – одной из тех, кто похож на всех этих жалких актеришек дешевой мелодрамы.
Пока мы дошли до дома, парочка мажористых “подарочков” уже успела исчезнуть с глаз долой внутри здания. Теперь-то у меня появилась возможность рассмотреть “домик”.
Домик – это то, что было у маминой мамы, – деревянный, крохотный такой: крылечко, кухня да комнатушка на несколько кроватей, и шкаф. С желтым дощатым забором и крышей из серого шифера.
Передо мной же стоял огромный, как оказалось, трехэтажный коттедж. Яркий, современный, стильный и в который я никак не вписывалась. В голове даже промелькнула шальная мысль – позвонить бабушке. Даже странно, что раньше эта идея не приходила на ум. Вдруг она позволит мне какое-то время пожить с ней?
Интересно, почему родители перестали с ней общаться?
– Этот дом мы купили совсем недавно, – рядом со мной включился “брехунок”, который именовался отцом, когда-то. – Не смотри, что напротив лес. На самом деле мы внутри хорошо охраняемого поселка, а вокруг – заповедник, представляешь?
Угум, прям описаться кипятком от восторга можно. Приперлась кучка толстосумов, чтобы нарушить спокойную жизнь животных – красота!
– Знаешь, как там здорово гулять?! – пытался воодушевить своим настроением и меня, только все тщетно. – Здесь и лоси водятся, и олени. Только для нас это совершенно безопасно. Перед дорогой, неглубоко в лесу – сять натянута, ну и камеры кругом.
Живодеры! Не опасны они для нас, ага! Это вы угроза для бедных животных! Не ожидала подобного свинства от папы, ведь мы с ним когда-то давно ежика выхаживали и ласточка у нас зимовала однажды…
– А что с нашей квартирой стало? – старалась говорить как можно спокойнее, хотя, внутренне меня всю коробило от нежелания услышать ответ.
– Мне пришлось ее продать, еще шесть лет назад, чтобы оплатить тебе учебу, а себе – адвоката, – без энтузиазма произнес мужчина. – Я по сей день жалею об этом, правда. Только без толку, ведь на месте нашего дома уже как года два стоит торговый центр.
Горько усмехнулась, покачав головой. Надо же, и туда приперлись толстосумы. А ведь мы жили в небольшом спокойном городке, таком тихом, семейном, где каждое происшествие – трагедия городского масштаба. Я помню, сколько людей к нам приходило посочувствовать утрате мамы и Костика…
– Сейчас пообедаем, – снова радостно завел шарманку отец. – Раззнакомишься со всеми. И Натали не так уж плоха, как кажется. А потом в лицей съездим. И город посмотришь, и поселок покажу, и купить же много всего нужно…
– А кто она, Натали эта? – угрюмо перебила папеньку.
Перспектива провести с ним и сегодня полдня, и завтра еще – совсем не радовала. И, если бы существовал хоть один способ избежать этого – непременно бы воспользовалась! Можно было бы симулировать болезнь, только принесет ли это результат? Вряд ли. Однако, гораздо меньше мне хотелось сесть за один стол с рыжей – одна мысль об этом вызывала острое желание поскорее прочистить пустой желудок. Раз с пяток, чтобы наверняка.
– Негласно – это невеста Паши, – несколько замявшись, ответил мужчина. Так, словно он мог помнить прежнего Макса или мое отношение к мальчику.
Многозначительно усмехнувшись, я отвернулась, чтобы хоть ненадолго избавиться от ненавистного мне лица папеньки. Теперь не было никаких сомнений, что и ЭТОТ мажорчик продался. Это больно, грустно, обидно, ведь я шесть лет так мечтала о нашей встрече… Только не думала, что она будет именно такой. Плевать! Столько лет справлялась ведь как-то. И теперь переживу как-нибудь.
Только я до сих пор не понимала, зачем им нужна я?!
Наше возвращение в дом осталось незамеченным, потому что две клушки–подружки бурно обсуждали важные новости: с кем на вчерашней вечеринке был замечен какой-то там, очевидно, мегапопулярный товарищ.
Многозначительно фыркнула и отвернулась, чтоб не стошнило от этого фарса.
– Соня хорошая, на самом деле, – тихо проговорил отец под моё закатывание глаз. – Помогла мне в свое время. А то, что ты видишь – пафос, просто такая защитная реакция на некоторые события в ее жизни.
Как съязвила бы одна из моих, теперь уже бывших, соседок, интересно, а помогла рукой или ртом. Фу! Меня аж передернуло от подобной фразочки в свое время, хотя, потом я и не такого наслушалась… И, в принципе, несмотря на всю свою, цитата – “святую невинность”, если надо, могу слово на букву “с” даже вслух произнести и почти не покраснеть.
В любом случае, очевидно, что будущая мачеха оказалась в нужный момент рядом с папенькой. Странно другое, – про мать Макса я вообще ничего не помнила и, кажется, ни разу не слышала о ней – мальчик рос с отцом и бабушкой.
Только хотела спросить про дядю Стаса, как на нас внезапно обратили внимание.
– Ой, Маргоша нашлась! – заблеяла старшая овца. Мне никогда не нравилось подобное обращение. Я вам не собачка. – Какое счастье!
Ну да, то-то твое подтянутое рыльцо аж перекосило от переполняющей радости. Как бы харя не треснула!
– Натали, дорогая, познакомься, это…
– Колхозница, которая бросается под колеса всем подряд, – протявкала рыжая шавка. – Знаю. Без обид, Андрей.
Ах, вот как вы запели, мадамочки! Внутренняя обида слишком быстро трансформировалась в ярость, которая никогда ранее не находила выход, а лишь терзала изнутри, словно червь. Однако, сейчас я вдруг поняла, куда можно направить эмоции, чтобы меня не разорвало от них на части. Ради чего или кого я должна все это терпеть? Будет вам колхозница!
– Бать, мы жрать-то сегодня будем? – максимально сипло обратилась к папеньке, у которого глаза готовы были выпасть из орбит. – На той “зоне” уже давно обед прошел, а здесь едой еще и не пахло даже.
– Некоторым и не повредит, – ядовито выплюнула Натуся, перекосив свою рожу. – Жо… бедра слишком полные, в форму не войдут.
– А у некоторых лишний вес из мозга тоже ушел, да? – не осталась в стороне. – Это только в этом доме мужчины любят полые кости облизывать.
Отец зашелся судорожным кашлем, будущая маменька обиженно фыркнула и засеменила в сторону кухни. Я же пристально разглядывала стремительно зеленеющее лицо рыжей дряни. Я тебе не дамся, сучка!
– Андрей! – наконец взвизгнула заторможенная курица. – Да как она вообще смеет?!
– Ооо! А можно и я тебя буду называть Андреем? – громко выкрикнула, перекрыв своим возгласом противные вопли. – А что, папочка уже не в моде.
– Хватит! – рявкнул отец, да так, что Натали обиженно поджала губки и начала озираться. Сам же папенька пошел по следам своей Сонюшки, пропавшей в поисках еды.
– Что за шум, а драки нет? – возник из ниоткуда подгнивший Пол и к нему в объятия тут же бросилась рыжая.
– Могу легко устроить, – фыркнула, за что моя персона удостоилась длительного взгляда серых глаз. Пристального такого, изучающего, который прошелся по всему телу и решил задержаться на лице, словно пытаясь прочесть.
– Думаешь, это смешно? – наконец, нарушил молчание Максимов.
– А похоже, что я смеюсь? – моя бровь медленно поползла вверх. – У моего брата был лучший друг, который всегда говорил, что бить надо первым. Потому что ему еще предстоит младшую сестру защищать.
– Вот ведь прищепка! Подслушивала, значит, – совсем тихо усмехнулся себе под нос Макс, а затем, словно собравшись, сделал серьезное лицо и продолжил. – Твой брат был…
– Мой брат – мертв! – выкрикнула. – А ты никогда не займешь его место!
– Хоть в этом мы с тобой совпадаем, – с ненавистью, презрительно бросил Паша, от чего у меня по спине пробежался неприятный холодок. Захотелось передернуть плечами, только я не планировала показывать свою слабость перед этой мерзкой парочкой.
– Ох, бедненький мой, как же тебе не повезло, – стала лебезить Натуся в объятиях Пола. – Но я знаю, как тебе помочь забыть об этой… Проблеме.
И парочка действительно направилась к лестнице. Пожалуй, мне бы стоило радоваться. Только почему-то хотелось плакать.
—
Дорогие читатели! Благодарю вас за терпеливое ожидание проды. Немного оправдаюсь – заболела. Но я буду очень стараться продить через день, чтобы продолжать радовать вас этой историей.
Берегите себя и свое здоровье!
Парочка медленно, словно танцуя, начала удаляться, когда сзади послышались тяжелые шаги. Сразу стало понятно, кто приближался.
– Павел, ты куда собрался? – громогласно прозвучал голос отца за моей спиной, отчего я непроизвольно вздрогнула и подобралась. – У нас семейный обед, между прочим. Тебя еще вчера предупреждали.
Как любопытно! А за сколько дней вообще спланировали мое возвращение в “семью”? С учетом Сонечки, уж не думаю, что процесс был простым и быстрым. И чья это вообще была идея? Мажоры же синхронно замерли: Натали вцепились в ладонь Пола, который нехотя развернулся на звук. . Невольно посмотрела на лица этой парочки: перепуганная рыжая курица и недовольный на морду дебил.
– Мы еще не семья, Андрей, – не скрывая раздражения, отозвался Макс. – Когда женишься на моей матери, тогда и поговорим.
Обстановка накалялась и мне отчаянно хотелось сбежать отсюда куда подальше. Никогда не видела смысла в семейных разборках на тему “кто бОльший дурак”.
– Ты живешь в моем доме и за мои деньги, щенок! – рявкнул папенька, что даже мне стало не по себе. Однако, я продолжала смотреть на Максимова, наблюдать за тем, как играли желваки у него на лице, как он со злостью сжимал руку рыжей курицы, из-за чего та корчилась от боли.
Пожалуй, лишь одно это зрелище стоило того, чтобы задержаться и понаблюдать. Не то, чтобы я бы за пропаганду садизма, но вот мерзким мажорам чего-то хорошего пожелать уж точно язык никогда не повернется.
– Не волнуйся, при первой возможности я верну тебе этот долг, – процедил, сквозь зубы, Пол.
А меня снова передернуло от смешанных чувств. Потому что, прозвучавшая с явной угрозой фраза, словно стрела, выпущенная из лука, прилетела в меня. И, что еще хуже, я случайно столкнулась с холодным, полным отвращения стальным взглядом. Внутри меня все оборвалось и стало так больно! Сколько бы я ни уговаривала себя, что тип передо мной не Макс, но детскую, глупую, все еще влюбленную душу в образ мальчика из прошлого, не обманешь никакими аффирмациями.
Пшеничные, чуть отпущенные в модной стрижке волосы, выигрышно подчеркивали серые глаза, красивое, без мальчишеской угловатости и слащавой смазливости лицо с едва заметной, должно быть, вчерашней щетиной. Высокий, широкоплечий, такой, за спиной у которого хотелось бы спрятаться от всего звездеца, происходящего вокруг. Только незримая аура презрения, непонятной мне ненависти к моей особе никогда не позволит даже признать подобное вслух, – не то что сделать. И плевать, что память услужливо при каждой возможности рисовала образ мальчика с выгоревшими на солнце прядками, со звонким, еще далеким до ломки голосом, вечно насмешливым взглядом и коронным “Прищепка!”.
– Надо было оставить тебя в кадетском корпусе, как и хотел твой отец, – устало бросил мой родитель.
Грустно усмехнулась про себя. Возможно, мажору бы пошло на пользу военное училище. Я ведь научилась быть… другой. Только никогда не смогу поверить в то, что моя мама хотела бы для меня такой жизни.
– Было бы удобно и от меня избавиться, да? – колко отозвался Максимов. – Может, просвятим твою сиротку, зачем она здесь, а, папочка? Или ты думаешь, что я такой идиот и не способен сложить два и два?
Внутри меня все сперва замерло, а затем оборвалось, потому что я обернулась на отца и увидела на его лице что-то среднее между растерянностью и обреченностью по знаменателю сочувствия.
Я что индюшка, которую должны приготовить на Рождество? Ведь в декабре мне стукнет восемнадцать…