Сводные. Право на семью

Глава 1

Камилла

— Камилла!

Разъяренный окрик вспарывает пространство за спиной, а я лечу вперед, не разбирая дороги.

Дефибриллятор. Разряд. Доктор, мы ее теряем.

Голые ступни утопают в ковре с длинным ворсом. В боку колет. Легкие объяты огнем.

— Камилла, твою мать!

Богдан продолжает неумолимо сокращать разделяющее нас расстояние. Ну а я из последних сил взбегаю по лестнице и заскакиваю в детскую. Торможу посреди комнаты и уязвимо обхватываю себя за плечи.

Отступать некуда.

— Богдан, я…

— Замолчи.

Ничуть не запыхавшись, Багиров пинком открывает дверь и на пару секунд застывает. Смотрит мимо меня — в сторону детской кроватки с высокими бортами и невесомым газовым балдахином, и теряет все человеческие черты.

Чернеют его темно-карие глаза. Зрачки сливаются с радужкой. Заостряются скулы. Дергается кадык.

А я не могу отделаться от ощущения, что ровно три года назад подписала себе смертельный приговор.

— Покажи ребенка, Камилла.

С прорезавшейся сталью в голосе приказывает Богдан. Отклеивается от пола. Наступает так, что мне приходится отшагивать назад до тех пор, пока поясница не коснется кроватки.

В классическом черном костюме, в безупречной белой рубашке, с массивными часами на запястье, которые стоят не меньше пол ляма, он производит на меня неизгладимое впечатление. А еще совсем не походит на вечно растрепанного парня с разбитыми костяшками, которого я когда-то знала.

Он даже ступает иначе — грациозно и горделиво. Как будто транслирует: все вокруг — грязь. И у меня от этих перемен отчего-то щиплет в носу.

— Нет.

Вынырнув из омута непрошеных мыслей, я остервенело мотаю головой и едва держусь, чтобы не упасть в обморок. Ноги подкашиваются, руки трясутся, пульс шкалит до каких-то критических отметок.

— Я сказал, покажи дочку.

По слогам повторяет Багиров, словно я невменяемая (хотя, может, так оно и есть) и продолжает напирать, вынуждая меня закрывать грудью детскую кроватку и судорожно вцепляться в рукав его пиджака.

— Мира спит. Не пугай ее, пожалуйста.

Шепчу жалобно и сама себя ненавижу. Я бы упала на колени, лишь бы остановить бронетранспортер по имени «Багиров Богдан», но вряд ли это поможет. Поэтому я просто молчу, понурив голову, и жду его вердикта.

Секунды текут, превращаясь в минуты. Минуты преобразуются в чертову вечность. Или это у меня так сильно искажено восприятие?

Но к моменту, когда Богдан решает озвучить свое решение, я уже готова лезть на стену и реветь.

— Хорошо. Поступим иначе. У тебя есть час, чтобы собрать вещи. Сегодня вы переезжаете ко мне.

Брошенные снисходительным шепотом фразы вызывают жесточайший внутренний протест. Я представляю, что нам с Багировым придется делить одну жилплощадь двадцать четыре на семь, завтракать и ужинать за одним столом, постоянно контактировать ради Миры, и леденею.

Арктический холод расползается по венам и заставляет кровь загустевать. Испуганные мурашки обсыпают бледнеющую кожу. Крошево из стекла кромсает нёбо и оседает на языке, так что я с трудом им шевелю и не слишком твердо выталкиваю.

— Мы так не договаривались. Я выполнила свою часть сделки и ничего тебе не должна.

Я прекрасно осознаю, насколько глупо звучу, но предпринимаю последнюю попытку, чтобы защитить свои границы. Тщетно. Богдан сметает их коротким и безапелляционным.

— Обстоятельства изменились.

Сухо отчеканив, зло ухмыляется Багиров, а у меня сердце ухает в пятки и темнеет в глазах.

Три года назад я предала его и ничего не сказала о беременности. Поэтому теперь он без сомнений пойдет на все, лишь бы превратить мою жизнь в ад.

— И, Камилла. Спустись в кухню прежде, чем начнешь паковать чемоданы. Побеседуем.

Богдан первым исчезает в коридоре, а я еще какое-то время рассматриваю сладко сопящую Миру и стараюсь наспех залатать бреши в прохудившихся щитах. Длинно вдыхаю, мобилизуя все имеющиеся резервы. Сипло выдыхаю, повторяя всегда спасавшую меня мантру.

«Я сильная. Я справлюсь. Ради нее с чем угодно».

Оттолкнувшись от края кроватки, я обреченно бреду вслед за Багировым. С удивлением вслушиваюсь в шум льющейся воды и обнаруживаю, что он хозяйничает у холодильника.

Опускает кругляшки батона в тостер. Нарезает ветчину на тонкие слайсы. Моет помидоры, пока греется чайник. И не испытывает и толики дискомфорта, в отличие от расшатанной в хлам меня.

Ведет себя, как варвар-завоеватель, и, в общем-то, имеет на это право. Этот дом стал и его тоже, когда его мама вышла замуж за моего отца. Наверху есть его комната с вещами, к которым никто не притрагивался с его отъезда.

— Садись, Камилла. Бутерброд будешь?

Как-то очень буднично произносит Багиров, и я обманываюсь. Расслабляюсь на долю секунды прежде, чем распознать шторм в его пронзительном взгляде.

Глава 2

Глава 2

Камилла, двенадцать дней назад

— По-моему, тебе хватит.

Выдаю негромко, покосившись на очередной бокал коньяка в руке у мужа, и сдавливаю ладонями виски. Тупая боль рождается где-то в области затылка и заполняет каждую клетку, мешая сосредоточиться.

По сложившейся традиции раз в месяц мы выбираемся в какое-нибудь заведение с бывшими однокурсниками Артура и их женами. Играем в настольные игры, вроде мини-футбола или мафии, болтаем ни о чем и просто хорошо проводим время.

— Я сам решу, когда мне хватит.

Цедит сквозь зубы супруг, а меня по какой-то неведомой причине несет дальше.

— Я понимаю, что у тебя сорвалась крупная сделка, на которую ты очень рассчитывал. Но заливать проблемы алкоголем — так себе вариант.

— Камилла, замолчи!

Дернувшись, громыхает Артур, и я затихаю. Становится неловко. Все внимание теперь сосредоточено на мне. Шесть пар глаз сочувственно смотрят в мою сторону, отчего в носу противно першит.

Обидно. Горько. Досадно.

Да, я младше всех присутствующих. Да, я в декрете и не могу похвастаться престижной работой. Но это не повод так нагло меня затыкать.

— Пойду освежусь.

Не имея ни малейшего желания делать вид, что ничего не случилось, я встаю из-за стола и на негнущихся ногах отправляюсь в туалет. Споласкиваю лицо, держу запястья под холодной водой и рассеянно изучаю свое отражение.

Неровный румянец на щеках. Немигающий взгляд. Осыпавшаяся с ресниц тушь. Ничего общего с девушками, которые глубоко счастливы в браке.

Едко ухмыльнувшись, я поправляю макияж и выскальзываю наружу, чтобы устремиться к барной стойке. Не хочу сейчас возвращаться к Артуру, не хочу терпеть унизительную жалость его друзей, не хочу прикрываться фальшиво-бодрой маской.

— Мне, пожалуйста, стакан воды.

Вскарабкавшись на высокий стул, я прошу бармена, но и здесь нахожу неприятности. Широкоплечий верзила в кожанке придвигается ближе ко мне и щелчком отменяет озвученный заказ.

— Никакой воды. Две текилы и лайм для меня и для девушки. Давай познакомимся, красивая.

— Никакой текилы мне не нужно. И знакомиться мы не будем. Извините.

Качаю головой и пытаюсь сползти со стула, но широкая шершавая ладонь накрывает мою трепыхающуюся конечность и пригвождает ее к столешнице. Ощущение надвигающейся катастрофы застревает в глотке, опутывает внутренности липкой паутиной и не сулит ничего хорошего.

Так что я беспомощно озираюсь по сторонам и каменею, выхватывая из толпы знакомый силуэт в черной толстовке с капюшоном.

Там, в двадцати метрах от бара стоит Багиров Богдан, мой сводный брат. Человек — стихийное бедствие. Человек — Апокалипсис. Человек — Армагеддон.

Перекатывается с пятки на носок. Оценивает обстановку из-под полуопущенных угольных ресниц. И, наконец, отклеивается от пола, чтобы в считанные секунды очутиться у меня за спиной.

— Девушка не знакомится. Девушка занята.

— А ты…

— А я сломаю тебе пальцы, если ты не отвалишь.

Нейтральным тоном сообщает Богдан, как будто говорит о чем-то будничном, и по-хозяйски меня обнимает. Он уже верзилы в плечах, ниже примерно на пол головы, но от него веет такой силой, что бугай тотчас тушуется и прячет свою лапищу в карман.

Бормочет что-то отдаленно напоминающее извинения и исчезает из поля нашего зрения примерно через пару секунд.

Меня же шарашит от знакомого запаха, забивающегося в ноздри.

Нотки грейпфрута. Кардамон. И хвойно-дымные оттенки кедра.

Аромат, который, кажется, ничто не способно вытравить с моей кожи.

— Ну, здравствуй, мышка.

Багиров наклоняется ниже и шепчет мне на ухо старое прозвище, задевая мочку зубами, отчего меня бросает сначала в жар, а потом в холод.

В его присутствии я, действительно, ощущаю себя не стильно одетой девушкой, знающей себе цену, а растрепанной замарашкой, какой он увидел меня впервые.

— Твоему мужу нужно лучше следить за тобой, мышка.

— Я отошла всего на пару минут.

— И умудрилась вляпаться в неприятности по самые помидоры. Скажи спасибо, что я был рядом.

— Спасибо.

Выдыхаю колко и по-прежнему дрожу, оттого что ладони Богдана все еще сжимают мои предплечья. Спираль закручивается внизу живота, гормоны устраивают самый настоящий бунт и некстати напоминают о том, что я — женщина.

Ненавижу собственное тело. Ненавижу себя. И Багирова тоже ненавижу за то, что вызывает такую реакцию.

— Мне пора. Еще раз спасибо, что помог. Всего хорошего, — тараторю автоматной очередью и пытаюсь разорвать причиняющий томительную боль контакт, но Богдан ловко подцепляет меня за локоть и встает непозволительно близко.

Изучает внимательно слишком откровенный кружевной топ под моим пиджаком. Мажет взглядом по ключицам и удовлетворенно ухмыляется.

Глава 3

Камилла, одиннадцать дней назад

Вчера я толком ничего не ответила Богдану. Лепетала что-то о том, что он был слишком агрессивным и неуправляемым. Что я боялась, что он разрушит меня, себя, нас. В общем, несла полную чушь.

А сейчас я лежу на кровати, широко раскинув руки, и расфокусировано смотрю в потолок. На душе тоскливая пустота. В голове полнейшая сумятица. Хочется укутаться в одеяло, как в кокон, и не вылезать никуда целый день.

Но Мира вряд ли поймет, что у ее мамы паршивое настроение. Так что я выползаю из постели и плетусь к детской кроватке.

— Доброе утро, солнышко. Пойдем умываться?

— Ага.

Послушно кивает моя кроха и тянет ко мне ручки. Улыбается радостно и не знает, что где-то за порогом нашего дома жестокий безжалостный мир. И моя задача сделать так, чтобы она как можно дольше оставалась в счастливом неведении.

— Кашу с молоком будем есть?

— Будем.

Закончив с водными процедурами, мы спускаемся в кухню, где мама готовит завтрак, а папа неторопливо пьет чай. Сегодня ему не нужно ехать в офис, поэтому он в свободной футболке и обычных серых штанах.

— Доброе утро, девочки.

Ненадолго оторвавшись от телефона, приветствует он нас и возвращается к просмотру новостей. Вдумчиво листает ленту. Хмурит высокий лоб.

Я же усаживаю Миру в кресло и направляюсь к плите. Размеренные механические движения помогают немного отвлечься и абстрагироваться от слишком ярких образов, толпящихся в мозгу.

Спортивный бар. Багиров в толстовке. Лукавый прищур его темно-карих глаз.

Все это должно остаться в прошлом и никак не должно меня волновать.

— Мамуль, передай, пожалуйста, соль.

Мысленно обругав себя, я засыпаю овсяные хлопья в кипящее молоко, добавляю сахар и кладу немного соли. Методично помешиваю кашу и вздрагиваю от папиного снисходительного тона.

— Оказывается, братец твой вчера прилетел.

— Я знаю, — роняю раньше, чем успеваю прикусить язык, и спешно добавляю, спиной ощущая волны неодобрения. — Пересеклись вчера в баре.

Артур наверняка распишет отцу все подробности в красках, поэтому не вру о мелочах. Молчу лишь о том, что это Богдан привез меня вчера домой, пока мой муж старательно напивался.

— Вот как? Значит, на бар он время нашел, а на родителей нет.

— Как будто ты бы обрадовался его появлению.

Небрежно пожимаю плечами и удивляюсь, откуда берется смелость, заставляющая вздергивать подбородок и вставать на защиту сводного брата.

Удивительно, но папа на мою ехидную реплику никак не реагирует. Поэтому я спокойно снимаю кашу с плиты, сдабриваю ее маслом и раскладываю по тарелкам.

Достаю из холодильника малину и перемещаюсь к дочери.

Я едва притрагиваюсь к своей порции, пока Мира уплетает завтрак за обе щеки, и продолжаю недоумевать, почему отец так сильно ненавидит Богдана. Что плохого он ему сделал? Появился на свет?

— А ты знала, что он нехило поднялся за это время? То ли на крипте, то ли на бирже. А, может, на чем-то нелегальном. И даже купил бизнес в Москве?

Папа не прекращает допроса, а у меня кровь стынет в жилах. Волнение опутывает конечности. Ложка выскальзывает из рук и падает на пол. Так что я пользуюсь случаем и ныряю под стол, чтобы перевести дух.

Надежда на то, что Багиров в столице проездом, улетучивается. Неизбежность нашего столкновения становится осязаемой. Страшно.

— Я не интересовалась его жизнью, па.

Цежу равнодушно, выпрямляясь, и откладываю ложку в сторону. Каша остывает и вряд ли полезет в глотку.

В общем, остаток завтрака я просто сижу рядом со своей крохой и тупо пялюсь в одну точку. Не пытаюсь просчитывать никакие расклады — перевариваю обрушившуюся на меня информацию.

Но это не все сюрпризы, которые готовит мне этот отвратительный день.

— Поль, займешь Миру чем-нибудь? Поиграйте. А нам с Камиллой нужно кое-что обсудить.

Просит маму отец и кивком указывает мне на дверь. Я же окунаюсь в прорубь от его ледяных интонаций и готовлюсь к худшему.

Мышкой проскальзываю в просторный кабинет. Забираюсь в кресло с ногами. И судорожно тарабаню пальцами по мягкой обшивке.

Пытаюсь выудить из омута памяти какие-нибудь теплые воспоминания и не справляюсь. С самого детства отец вел себя со мной строго и не слишком-то баловал.

— Камилла, ты же в курсе, что дела на фирме идут не важно?

Задернув шторы так, чтобы его не слепил солнечный свет, папа опускается напротив меня и сцепляет руки в замок. Вена у него на лбу надувается, кадык ходит туда-сюда. Напряжение читается в каждом его жесте.

Оно такое густое и тяжелое, что я невольно морщусь и тоже превращаюсь в сжатую пружину. Кусаю нижнюю губу до тех пор, пока во рту не появляется солоноватый металлический привкус, и порциями выталкиваю слова.

Глава 4

Богдан, одиннадцать дней назад

Говорят, время лечит и постепенно притупляет скопившуюся в душе боль. Говорят, время стирает старые воспоминания и замещает их новыми яркими. Говорят, время помогает проработать травмы и справиться с обидами из прошлого.

Чушь. Полная чушь.

Еще неделю назад я находился в полной гармонии с самим собой и думал, что достиг отметки наивысшего пофигизма. Был уверен, что ничто не сможет пробить броню моего спокойствия и вывести из равновесия, а в итоге меня в хлам расшатала одна-единственная встреча с Камиллой.

Внешне я оставался абсолютно невозмутимым, а внутри кипели бешеные страсти и все полыхало огнем. Все триггеры вернулись по щелчку и едва не разрушили до основания то, что я так долго и упорно возводил.

Так что сегодня я провожу экстренную работу над ошибками. Звоню самым отбитым одногруппникам, которые не обзавелись ни супругами, ни детьми, и планирую обнулиться.

Запустить протокол «чистый лист». Снять случайную цыпочку. Запечатать ту дичь, которая норовит вырваться.

Правда, все мои намерения обламывает Лехин звонок.

— Братка, мне тут бывшая твоя пишет.

— Мышка?

— Ага.

— Че хочет?

— Геолокацию твою просит. Хочет что-то перетереть.

До раздражения бодро вещает Саутин, а меня опять начинает таскать. Нарушается сердцебиение. Ладони то немеют, то превращаются в проводник электрических разрядов.

Злюсь на себя, конечно, за все эти неконтролируемые реакции, но все равно высекаю твердое.

— Дай.

— Точно?

— Да, Лех. Скинь ей координаты. Пусть приезжает, че.

Дав добро, сбрасываю вызов и больше не могу сосредоточиться ни на стройных ногах обслуживающей нас официантки, ни на девице, змеей обвивающей шест, ни на компании телочек за столиком напротив.

Все они силиконовые и до безобразия одинаковые. Широкие изогнутые брови. Дутые пухлые губы. Мерцающий блеск на скулах.

На фоне этих пластиковых принцесс застывшая в проходе мышка представляется глотком свежего воздуха. Растерянная, она выглядит, на удивление, естественной и живой.

В черном платье на тонких бретелях. С длинными темно-каштановыми волосами, собранными в пучок. С макияжем, который я предпочел бы стереть с ее век, она озирается по сторонам и вздрагивает, когда я ее зову.

— Камилла?

Превращается в натянутую струну, переминается с ноги на ногу и, возможно, жалеет о том, что явилась в эту обитель похоти и разврата. Краснеет от чересчур развязного базара моих друзей и по-прежнему продолжает смущаться, когда мы оказываемся в ВИП-ке.

Сидит на расстоянии вытянутой руки, ерзает на диване и гонит какую-то дичь про отцовскую компанию и ее неминуемый крах.

— Я пришла просить тебя об одолжении. Я сделаю все, что угодно. Все, что ты скажешь. Только помоги.

Искусав губы, судорожно тарахтит мышка и вряд ли понимает, что подкармливает моих уснувших демонов свежей кровью. Самое плохое во мне будит. То, что закопано на задворках души.

Черное. Едкое. Страшное.

Замирает в ожидании ответа и дергается так резко, словно я отвесил ей хлесткую пощечину.

— А что папочка? Сдрейфил сам попросить деньги у нищеброда и отброса? Тебя прислал? — разворачиваюсь к Камилле и взглядом пригвождаю ее к спинке дивана.

Считываю разочарование, поселяющееся в ее больших темно-карих глазах. Вижу, как трепыхается венка на шее. Могу вкусить повисшую в воздухе обреченность и намеренно продлеваю мучения мышки, затягивая с вердиктом.

Когда-то давно она если не сломала меня, то уничтожила те крохи света, что были внутри. Толкнула к краю пропасти, обесценив наши чувства, и вынула что-то важное из груди, превратив в жесткого монстра.

— Мне не интересно твое предложение, Камилла. Уходи.

Примерив на себя роль палача, я высекаю жестко и какое-то время наслаждаюсь этой маленькой местью. Ловлю приход и облизываю губы от выпрыскивающихся в кровь дофаминов.

Правда, эйфория не длится долго. Она исчезает так же стремительно, как появилась, а за ней следует дичайшая ломка. И я никогда не признаюсь, что виной такого моего состояния одинокая слеза, скатывающаяся вниз по щеке мышки, и ее подрагивающие губы.

— Зря я сюда приехала!

Порезавшись об осколки разбившихся розовых очков, выкрикивает Камилла. Вскакивает с дивана. Движется к выходу, плохо разбирая дорогу. Вываливается в коридор и, снова там споткнувшись, с грохотом захлопывает за собой дверь.

Ну, а я тупо пялюсь в одну точку и с силой сжимаю и разжимаю пальцы. За грудиной образуется пугающая пустота, хоть пару минут назад там еще билось сердце. Чернота затапливает каждую клетку и наполняет рот полынной горечью.

«Я всегда все разрушаю. Я приношу боль всем. Даже самым близким. Но я не хочу, чтобы с мышкой что-то случилось в «Маниле».

Глава 5

Камилла, десять дней назад

«Мне нужна личная помощница».

Эти слова Богдана до сих пор звучат на повторе, и заставляют десятки различных вариантов всплывать в мозгу. На подкорке мерцает предупреждающая надпись «опасность», подсвечивается ярко-красным и лишает меня последних сил.

Вопросы бесперебойно атакуют воспаленное сознание.

Насколько личная? Настолько, что придется выполнить любой его каприз? Подчиниться любому, пусть даже самому извращенному приказу? Вскочить посреди ночи и мчаться на другой конец города, потому что позвонил Багиров?

Не решаюсь все это сейчас прояснять, тем более, что еще вчера я чуть ли не ползала перед ним на коленях, умоляя помочь. Заявила, что готова пойти на что угодно. А теперь?

А теперь я взволнованно облизываю пересохшие губы и не могу отклеиться от дымящегося подо мной кресла. Конечности онемели и лишились подвижности. Во рту образовалась раскаленная пустыня Сахара. Ладонь Артура, покоящаяся у меня на плече, придавила многотонной плитой.

Я сама загнала себя в ловушку и не знаю, как из нее выкарабкиваться.

— Камилла?

Пронзив меня выразительным взглядом, повторяет Богдан. И я, наконец, выскакиваю из-за стола и кое-как переставляю заплетающиеся ноги. Не могу высечь из себя ни единого звука и с благодарностью вцепляюсь в так удачно подставленный локоть.

Понимаю, что никаким особенным вниманием здесь не пахнет. Просто спектакль для моего отца и супруга. Но все равно испытываю облегчение, оттого что Багиров ведет себя, как настоящий мужчина.

Предупредительно распахивает передо мной тяжелую дверь. Укорачивает шаг, чтобы мне не нужно было за ним бежать на своих неудобных шпильках. Интересуется самочувствием.

— Ты замерзла? Дрожишь.

— Нет. Все нормально.

Качаю головой и исподволь изучаю собственное отражение в зеркале лифта, спускающего нас на первый этаж.

Полночи у Миры болел живот, и я от нее не отходила. А оставшееся до утра время я не могла уснуть и думала о том, как придется расплачиваться за благополучие фирмы. Так что неудивительно, что в это мгновение я куда больше напоминаю уставшего зомби, нежели цветущую девушку, не знающую забот.

— Куда мы едем?

— В отель. Номер снял. Пока там обитаю.

Лаконично сообщает Богдан, когда мы усаживаемся в его «Тойоту». Я же прикусываю язык и впиваюсь ногтями в подлокотники. Молчу всю дорогу, уставившись в окно, и холодею от образов, которые рисует моя больная фантазия.

Они слишком яркие, слишком пугающие и слишком волнующие одновременно.

К тому моменту, когда мы паркуемся около «Холидей Инн», я успеваю накрутить себя до предела. Выпадаю неуклюже на асфальт, жадно тяну ноздрями прохладный воздух и ежусь, топчась на пороге просторного люкса.

Приятная цветовая гамма. Мягкие оттенки бежевого. Просторная кровать кинг-сайз. Рабочее пространство с удобным креслом. Отдельная кухонная зона.

Отстраненно фиксирую эти детали и освобождаюсь от туфель, напарываясь на странное.

— Ты позавтракать-то успела?

— Нет.

Ожидаю чего угодно, но не того, что Багиров закажет обслуживание в номер, и через каких-то двадцать минут улыбчивый вышколенный официант прикатит нам заставленную тарелками тележку.

Сэндвичи с ветчиной, сыром и помидорами. Горячая каша. Запеканка. Какие-то пирожные. Графин с яблочным соком. Две чашки с крепким ароматным кофе.

Здесь слишком много всего для нас двоих. Но я не спорю. Сглатываю слюну, наполняющую рот, и задумчиво гипнотизирую сводного брата, гадая, что у него на уме.

— Ешь, мышка. В мои планы не входит морить тебя голодом.

— А ты?

— А я сыт. Выпью эспрессо.

Небрежно ведет плечами Богдан и, действительно, тянется к кружке. Никаких намерений не обрисовывает. Не выкатывает требований. Медленно цедит терпкий напиток и наблюдает за мной.

Поглощать пищу в его присутствии, когда он следит за мной, как удав за кроликом, неуютно. Отказываться — глупо. Особенно, когда мой желудок громко урчит и выдает меня с головой.

Поэтому я подтаскиваю к себе тарелку и неторопливо отщипываю кусочки от сэндвича. Так же долго вливаю в себя кофе, как будто это поможет отсрочить неизбежное, и аккуратно промокаю уголки губ салфеткой.

Устаю от гнетущей тишины, простирающейся между нами, и пытаюсь распрямить спину.

— Спасибо. Было вкусно. Что дальше?

— А дальше ты пойдешь в ванную и примешь душ.

— Что?

— Переоденешься. Там есть чистый халат.

От двусмысленности фраз, выталкиваемых Багировым, меня тут же бросает в жар. Крупные мурашки обсыпают кожу. Недавно колотивший меня тремор возвращается и становится заметным.

Ожидание расплаты из призрачного становится осязаемым.

В ушах оглушительно звенит. Сердечная мышца с каким-то маниакальным усердием качает кровь. Смятение достигает пика.

Глава 6

Камилла, десять дней назад

— Какое это имеет значение?

— Большое. Я твой муж.

— А что же ты раньше об этом не вспомнил, когда отец отправлял меня к Богдану? И не говори, что ничего не знал. Ты и шага без его ведома сделать не можешь.

Пресекаю возможный спор и начинаю хохотать. Нервный колючий смех ударяется о ребра и скапливается пульсирующим сгустком за грудиной.

В тот вечер, когда я приехала к Багирову в клуб и растоптала жалкие крохи оставшейся гордости, я достигла черты невозврата. Тумблер сработал, предохранители заискрили, системы дали сбой.

Теперь я не могу смотреть на гнусное лицемерие сквозь пальцы. Мне от него тошно. Тошно настолько, что я больше не намерена глотать обвинения и терпеть эту унизительную манеру общения, присущую Артуру.

— Не лезь в бутылку, Камилла.

— Я не лезу. Просто раскладываю по фактам то, что и так должно быть тебе ясно. Раз уж ты, в том числе, дал мне карт-бланш на спасение фирмы, значит, не спрашивай про мои методы. Тебе не понравится.

— Давно такая смелая стала?

— Вчера. Я же нужна вам. Вы без Богдана не вывезете. И стелиться перед ним будете, и в рот заглядывать, если потребуется. Хотя год назад не подали бы ему руки.

— Хватит, Камилла.

— Как пожелаешь.

Небрежно пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. Мимо проносятся жилые многоэтажки, гипермаркеты, больницы, школы. Вдоль улиц не спеша прогуливаются прохожие, обсуждают что-то вполголоса, улыбаются.

А у меня внутри растет огромная ледяная глыба. Кожа будто бы покрывается инеем, ширится безразличие. И вместе с ним крепнет убежденность, что Камаев меня не тронет.

Будет беситься, психовать, пускать шпильки. Но ничего серьезного не предпримет. Ведь на кону целое состояние. Что против него моя верность? Пшик.

— Выгружайся. Приехали.

Заглушив двигатель, цедит сквозь зубы Артур. Я же птицей выпархиваю из салона и, не замечая луж под ногами, шагаю к задней двери джипа.

Странно, но с заключением сделки со сводным братом я чувствую себя гораздо свободнее, хоть и сменила одни кандалы на другие. Отпала необходимость фальшивить, мириться с осточертевшей рутиной и держаться за то, что давным-давно рассыпалось прахом.

Нечего сохранять. С самого первого дня мы с Артуром были чужими людьми. Ими же и остались.

— Ну-ка, солнышко. Иди ко мне.

Вытащив Миру из кресла, я целую ее в макушку и обещаю себе, что разведусь с Камаевым, как только закончится эта эпопея с фирмой, и на счету будет лежать необходимая сумма.

Деньги нужны, в первую очередь, не для меня — для дочери. Чтобы я могла снять приемлемое жилье, купить продукты, заплатить няне. Которая будет присматривать за Мирой, пока я буду перебирать вакансии, мотаться по собеседованиям и устраивать нашу с ней жизнь.

Я не меркантильная. Я рациональная. И прекрасно осознаю, что за три копейки я не смогу обеспечить нормальное существование своему ребенку. Ведь цены на те же подгузники — космос.

А дальше детский сад, какая-нибудь творческая секция, школа. Форма, учебники, репетиторы. Перечислять можно до бесконечности…

— Камилла, погладишь мне рубашку на завтра.

— Сначала уложу Миру.

Сгрузив мою сумку на пол, просит Артур, и я решаю не обострять. Он и так пыхтит, словно кипящий на газу чайник, и всем своим видом демонстрирует неодобрение. Наверняка остро переживает тот факт, что любимая игрушка вышла из повиновения, и пытается найти новые рычаги воздействия.

Так что я бесшумно проскальзываю в детскую, застилаю кроватку и глажу дочку по голове, нашептывая призванные успокоить больше меня слова.

— Еще немного, и мы с тобой отсюда уедем. Обустроим свое маленькое гнездышко. Купим лошадку, единорога и теплый клетчатый плед. Да, родная?

— Ага.

— Спи, Мирочка. Доброй ночи.

— Ночи, ма.

Еще раз проверяю, хорошо ли укрыта моя кроха, мажу губами по ее лбу и на цыпочках выхожу из комнаты. Как и обещала, отпариваю рубашку для Артура, вешаю ее в шкаф и, приняв душ, разбираю диван в гостиной.

Абстрагируюсь от абсурда, который творится в моей жизни. Заправляю одеяло в пододеяльник и готовлюсь нырнуть в постель, когда за спиной щелкает замок.

Распахивается дверь. Звук тяжелых шагов тонет в длинном ворсе ковра. И заставляет меня мерзнуть, хоть в квартире и очень тепло.

— Что ты делаешь?

— Ложусь спать.

— Что за бред, Камилла? Иди в спальню.

— Нет, Артур. Я не хочу находиться с тобой в одной постели. Не хочу, чтобы ты меня трогал.

Высекаю хрипло и с силой вонзаю ногти в ладони. Прочерчиваю на коже борозды и глубоко вдыхаю, уставившись в точку перед собой.

Супруг от такого моего финта, конечно же, поначалу опешивает. Но быстро справляется с мимолетным ступором и резко меня разворачивает. Вцепляется пальцами в плечи, встряхивает, жжет сверлящим взглядом чернеющих глаз.

Глава 7

Богдан, девять дней назад

— Го-о-ол!

Объехав выскочившего вперед вратаря, я заталкиваю шайбу в пустые ворота и выплескиваю адреналин вместе с криком. Кровь кипит, эйфория зашкаливает. Дофамин в чистом виде.

На льду чувствую себя, как рыба в воде. Финты мучу так же виртуозно, хоть последний раз стоял на коньках несколько месяцев назад.

Пацаны одобряют. Празднуют разгромную победу. Сашка Терентьев влетает мне в бок и трясет так, что хрустят ребра. Спустя пару секунд к нему присоединяется и Саута. Никитос чуть поодаль вскидывает клюшку вверх.

— Красава, братан. В ком, в ком, а в тебе не сомневался.

Подбадривает Лебедев, пока мы толпимся у борта. А чуть позже, когда скидываем экип и успеваем принять душ и переодеться, цепляет за запястье.

— Готов к банкету?

— Не дави на больную мозоль, Никит. Я вообще планировал его пропустить.

— Даже не думай, Багира. Ты теперь часть преуспевающей корпорации. Придется соответствовать.

— А можно как-то без этого пафоса?

— Нельзя. Пришлю тебе свою пиарщицу.

— Спасибо.

Выдавливаю сквозь зубы и глубоко выдыхаю. Хоть и ершусь по привычке, в глубине души я благодарен Лебедеву за то, что он взял надо мной шефство.

Я никогда не причислял себя к миру снобов и богатеев и теперь, с внезапно возросшим до значительных величин капиталом, я ощущаю себя некомфортно в новом статусе.

Мне куда ближе простые посиделки с парнями в баре за кружкой пива. Или песни Цоя под гитару во дворе. А не все эти бабочки, фраки, ужимки и отдающие фальшью улыбки.

— Богдан Александрович, раз уж с одеждой мы определились, — Никитина помощница, имя которой я не запомнил, делает небольшую паузу и осторожно трогает меня за рукав, как будто разминирует готовую сдетонировать бомбу. — А спутница у вас есть? В приглашении значится плюс один…

Отшагнув на всякий случай в сторону, замолкает девчонка. Я же неожиданно расслабляюсь.

Мысли невольно перескакивают на мышку, и я понимаю, что в ее компании смогу пережить этот вечер без значительных потерь. Забью на дурацкий дресс-код, приму чужие правила игры и, возможно, даже попозирую на фотосессии. Да.

«Тебе хватит часа, чтобы собраться?».

Пальцы вслепую летают по дисплею, а я с куда большим интересом, чем парой минут раньше, выбираю для Камиллы наряд. Чтобы спустя несколько часов ронять челюсть в зале популярного столичного ресторана.

Античный атриум с мраморными колоннами, копии венецианских фонарей и статуи богов меркнут на фоне мышки.

В длинном платье с открытой спиной, с убранными в высокий хвост волосами она напоминает мне Анастасию из мультфильма про потерянную дочь русского императора.

И взглядом жжет так же, как наследница рода Романовых жгла Дмитрия.

— Богдан, что ты творишь?

Мотнув головой, Камилла горделиво пересекает разделяющие нас метры и с силой впечатывает кулачок мне в грудь. А я никак не могу перестать залипать на ее тонкую шею и голубоватую венку, яростно пульсирующую под кожей.

— А что я творю?

— Ты серьезно не понимаешь?

— М?

— Вчера ты согласился помочь отцу с фирмой, а сегодня притащил меня на прием к его конкурентам! Это ненормально. Он взбесится, если узнает!

— Ненормально, Камилла, это в двадцать три года жить по чужой указке, не иметь собственного мнения и безропотно повиноваться поехавшему крышей тирану. Поняла?!

Не замечаю, как подаюсь вперед и обхватываю пальцами запястья мышки. Поливаю пространство между нами бензином и швыряю туда подожженный фитиль.

Вспыхивает. У меня — что-то едкое за грудиной. У нее — что-то темное в глубине орехово-карих глаз.

Не знаю, что так сильно меня цепляет. То ли упоминание отчима. То ли то, что Ками так и не вышла за рамки клетки, куда сама себя и засунула. Но разбуженное мной пламя полыхает до самых небес, обжигая кончики ресниц, гортань, пищевод.

И мы горим в этом огне до тех пор, пока в наше чистилище не врывается чье-то назойливое щебетание.

— Камилла, ты? Сколько зим, сколько лет. Ты так похорошела. Не виделись с… твоего академа? Я недавно бьюти-салон открыла. Заглянешь? Рома подарил. А это твой муж? Познакомишь?

— Здравствуй, Рита. Это Богдан. Мой брат.

— Сводный.

Ставлю жирную точку после отрывистых реплик Камиллы и получаю двусмысленное «оу» от ее приятельницы — манерной блондинки в безвкусном голубом платье. Любопытство крупными буквами отпечатывается на лбу у не в меру болтливой Маргариты, но трезвонящий телефон мешает ей пуститься в дальнейшие расспросы.

— Побегу. Ромашка меня потерял. До встречи!

Прощается с нами девушка и уносит вместе со шлейфом приторно-сладких духов неловкость. Мы же с мышкой возвращаемся к неоконченному противостоянию.

Глава 8

Камилла, девять дней назад

Испытываю столько противоречивых эмоций за один короткий вечер, удивляясь, как они умудряются во мне помещаться.

Гнев. Растерянность. Робость. Стыд.

Переживаю, какой будет реакция отца, когда он узнает, что я явилась на это чертово мероприятие к его конкурентам. Испытываю неловкость от обилия роскоши на приеме. Теряюсь от расспросов, которыми сыплет как всегда неугомонная Ритка. И стыжусь реакций собственного тела, вызванных прикосновениями Богдана.

Правда, смущение быстро сгорает в пламени требовательного поцелуя, которым награждает меня сводный брат. Превращаюсь в оголенный нерв. Дрожу, как осиновый лист на ветру. И живу моментом.

Я была так долго лишена простых плотских радостей, что сейчас покорно плыву по течению струящегося удовольствия и не думаю о последствиях. О том, что изменяю мужу и не терзаюсь муками совести. О том, что будет после того, как рассеется дымка страсти, и вернутся десятки факторов, разделяющих нас с Багировым.

В эту секунду мне слишком хорошо. До одури. До оторопи. До предательского тремора, охватывающего каждую клеточку.

— Ммм.

Бесстыдно стону Богдану прямо в губы и нехотя от него отрываюсь. Магию рушит пиликающий мобильный. Все внимание сосредоточивается на вспыхивающем экране.

«Камиллочка, извини, что отвлекаю. У Миры поднялась температура».

Послание от Варвары Сергеевны в два счета стирает мою блаженную эйфорию и вынуждает безучастно мотать головой. Слова непроизвольно скатываются с языка и подобно булыжникам приземляются на асфальт.

— Богдан, отвези меня, пожалуйста, домой.

Прошу нерешительно и съеживаюсь от того, как меняется Багиров. Его и без того темные глаза чернеют, желваки натягивают кожу на скулах, кончики рта опускаются.

Дышит он глубоко и часто. Высматривает что-то на моем побледневшем лице. И выдавливает с присущей ему язвительностью.

— Что, муж заждался? Скомандовал «к ноге», а ты и рада бежать?

— Нет. Просто устала. И замерзла. Прости.

Отвечаю коротко, складывая руки на груди, и не спешу вступать в полемику. Неосторожные фразы грозят мне разоблачением, а я меньше всего нуждаюсь в том, чтобы Богдан выяснил что-то о Мире.

Это определенно усложнит наши и без того запутанные отношения.

— Окей. Пусть будет так.

Спустя какое-то время соглашается Багиров и проделывает путь до моего дома в гробовой тишине. Ничем не напоминает беззаботного галантного парня, покупавшего шаурму и угощавшего меня кофе.

Теперь он скрывается за непроницаемой холодной маской и не упускает случая ужалить.

— Доброй ночи желать не буду. Приятных снов тоже.

— Пока.

Кидаю в темноту и наблюдаю за тем, как хищный автомобиль с визгом срывается с места. Не трачу лишних минут на самокопание, заскакиваю в подъезд и тороплю треклятый лифт, ползущий наверх, словно черепаха.

Из туфель буквально выпрыгиваю. Порывисто шагаю в детскую и наклоняюсь над кроваткой, касаясь губами Мириного лба.

— Холодный.

Изумленно переглядываюсь с Варварой Сергеевной и нервно хожу взад-вперед, пока няня сбивает градусник и просовывает его Мире подмышку. Слежу за секундной стрелкой настенных часов и, ничего не понимаю, рассматривая шкалу термометра.

— Тридцать шесть и шесть.

Возможно, дочке передалось мое тревожное состояние. Даже на расстоянии. Так случается.

— Камиллочка, извини, что побеспокоила…

— Все в порядке, Варвара Сергеевна. Вы правильно сделали, что написали.

— Я могу быть свободна? Не поедешь никуда больше?

— Нет, конечно. Спасибо.

Провожаю няню до дверей и, защелкнув замок, утомленно прислоняюсь к косяку. Балансирование на грани и тайна, которую я храню, отнимают слишком много сил. Выпивают все соки и заставляют сомневаться в правильности принятых когда-то решений.

Как все могло обернуться, будь я смелее и тверже? Не знаю.

Мне всегда недоставало дерзости и бесшабашности, которых у Богдана было с лихвой.

Катаю эти бесполезные мысли, пока бережно снимаю с себя подаренное Багировым эффектное платье. Кусаю губы, восстанавливая в памяти взбудораживший все мое существо поцелуй. Ложусь на диван в детской и накрываюсь одеялом, вслушиваясь в ровное Мирино дыхание.

Просыпаюсь далеко за полночь от металлического лязга ключей в замке и в защитном жесте подтягиваю колени к груди. Судя по раздающемуся из коридора грохоту и нестройным тяжелым шагам, Артур опять позволил себе лишнего и перебрал спиртного.

Не помню, когда он успел так сильно пристраститься к алкоголю. Но однозначно не желаю, чтобы Мира впитала пагубные привычки Камаева.

— Надо скорее с ним развязываться.

Твержу упрямо под нос и вступаю в новый раунд противостояния поутру.

Глава 9

Богдан, семь дней назад

Мышка вызывает во мне такой дикий шквал эмоций, что это бесит. Слишком яркие реакции, невесть откуда взявшаяся злость, неконтролируемое раздражение.

Вчерашний ее побег сразу же после нашего поцелуя расшатал меня гораздо сильнее, чем я рассчитывал, и подтолкнул к логичному, в общем-то, решению.

Сократить наше общение. Не видеть Камиллу какое-то время. Остыть.

Залив этот гремучий коктейль из досады и собственных необоснованных психов, я кое-как вывожу один день. Вечер провожу на арене, вымотанный заваливаюсь спать и дрыхну почти до полудня.

Принимаю контрастный душ, то и дело возвращаясь мыслями к засевшей в башке мышке, привожу себя в порядок и спускаюсь в рестик напротив отеля, где меня ждет, на удивление, бодрый Саутин.

С его тягой к ночной жизни я поражаюсь, как он умудряется выглядеть так свежо и энергично после изнуряющего загула.

— Здорово, бро!

— Привет, Багира.

Обмениваемся крепким рукопожатием, после чего я падаю на кожаный диванчик напротив приятеля и лениво изучаю страницы обширного меню. Останавливаю выбор на мясной солянке, жарком и порции липового чая с медом и щурюсь от льющегося из окна солнечного света.

— Паршивый у тебя видок, Богдан.

— Бывает.

Небрежно пожимаю плечами и утыкаюсь в монитор планшета последней модели. В десятый, наверное, раз за два дня изучаю хранящуюся там информацию и по-прежнему прихожу к неутешительным выводам.

У фирмы отчима огромные долги и куча кредиторов, жаждущих крови. В «Квартал», конечно, можно финансировать, но это все равно что швырять бабки на ветер. А на идиота я вряд ли похож — не так уж просто они мне достались.

Судя по всему, придется расстроить мышку.

Представляю, как от этой новости увлажнятся ее большие карие глаза, и хмурюсь. Что ж, я предупреждал — я не волшебник.

— Ваш заказ. Приятного аппетита.

Улыбчивая официантка ловко расставляет перед нами с Лехой блюда и заставляет меня отвлечься от беспрестанно крутящейся в голове дребедени. Ненадолго за столом повисает пауза. Я методично черпаю наваристый бульон ложкой. Саутин набрасывается на сочный прожаренный стейк, будто не ел, по меньшей мере, неделю.

Расправившись с едой в рекордно короткие сроки, мы отставляем тарелки в сторону и куда более размеренно цедим душистый чай. Первым тишину ожидаемо нарушает любящий поболтать Лешка.

— Братка, ты какой-то скучный стал. Тренировка — душ — дом. Что с тобой случилось? Давай затусим как в старые добрые?

Иронично кошусь на пышущего энтузиазмом друга, намереваясь отказаться, и тут же себя осекаю. Разве трип по барам и ночным заведениям — не лучший способ избавиться от навязчивых думок о Ками?

— Почему бы и нет.

Прихлебываю осторожно горячий напиток и получаю от Саутина одобрительный кивок.

— Ну, наконец-то! Вот это, я понимаю, другой разговор. У меня как раз на примете есть кайфовая девчонка для тебя. Недавно рассталась с парнем, жаждет уйти в отрыв. Никакого головняка, никаких обязательств. Чистое удовольствие, короче.

Прячу недоверчивую ухмылку в уголках губ и обещаю другу приехать в «Манилу» к одиннадцати.

Блокирую ненужные сомнения, пытающиеся закрасться в закоулки души, и держу слово, заруливая на парковку к назначенному времени. В клубе сегодня многолюдно. У бара не протолкнуться, на танцпол не втиснуться.

Окидываю толпу, беснующуюся под заводной бит под бликами стробоскопа, и уверенно шагаю к дальнему столику с удобными низкими креслами, в которых вольготно расположились Леха и его приятельницы.

Блондинка, брюнетка и рыженькая. По классике.

— Добрый вечер, дамы.

— Это мой друг Богдан. Это Алена, Аня и Вера.

— Приятно познакомиться.

Томно щебечут сладкоголосые нимфы, пока я занимаю свободное место, и заказывают еще по одному коктейлю. «Космополитен», «Апероль Шприц» и «Секс на пляже». Тоже стандарт.

И, если вкусовые пристрастия девчонок вполне вписываются в рамки «типично», то блондинка Алена, с которой планирует свести меня Леха, вопреки заезженным стереотипам, оказывается неглупой.

Год назад она окончила МГИМО по специальности «международные отношения», неплохо зарабатывает на фрилансе и не нуждается в папике, который бы обеспечивал ее хотелки.

Похвально.

— А ты чем занимаешься, Богдан?

Придвинувшись ко мне поближе, чтобы перекрыть царящий шум, спрашивает Алена. Я же неторопливо ее изучаю.

Аккуратные, не слишком пухлые губы без следов постороннего вмешательства. Ровный прямой нос. Серо-голубые глаза в обрамлении тронутых тушью ресниц. Нежный овальный подбородок. Очаровательная ямочка на щеке.

Симпатичная. Может, дать ей шанс?

— Всем понемногу. Крипта, торги на бирже, банкротство.

— Лукавишь. Это же золотые жилы.

Глава 10

Камилла, шесть дней назад

Всю ночь, вместо того чтобы спать, я копалась в информации, которой со мной поделился Богдан. Пялилась в годовые балансы, изучала договоры и материлась сквозь зубы, видя цепочку глупых решений, которые планомерно вели «Титаник» к айсбергу.

Поэтому приехала в офис ни свет, ни заря. С красными глазами, дикой головной болью и желанием вцепиться в полы пиджака отца и как следует его встряхнуть.

— Пап, вот скажи, как ты со своими двумя образованиями и деловой хваткой проглядел столько нюансов?

Смотрю на родителя и замечаю, как его брови съезжаются к переносице и нервно дергается кадык. Наверное, неприятно, когда тебя отчитывает собственный ребенок.

— Яйцо вздумало учить курицу?

Обидные слова ввинчиваются в барабанные перепонки, и я закипаю. Встаю из-за стола, всплескиваю руками и подхожу вплотную к отцу, озвучивая мучающий меня вопрос.

— Ты ведь не мог не знать, что у Киселева финансовые проблемы. И все равно выделил ему огромный заем. Почему?

— Антон — мой хороший друг. Я не мог поступить иначе.

Фыркаю. Абсурдность ситуации начинает зашкаливать.

— Серьезно? И теперь мы вертимся, как ужи на сковородке, из-за того, что ты поставил чужие интересы выше семьи?

Повышаю голос неосознанно и тут же получаю ледяной душ. Родитель хватает меня за запястья и пребольно их сжимает, заставляя оцепенеть.

— Не смей на меня орать, Камилла! Всем, что у тебя есть, ты обязана мне. Не забывайся.

Именно в такой позе нас и застает Богдан. Пересекает широкими шагами кабинет и, остановившись в метре от нас, цедит.

— Отпусти ее.

Не шевелимся ни я, ни отец. Молча буравим друг друга взглядами и не можем расцепиться до тех пор, пока Багиров не прорезает пространство стальным.

— Руки от нее убрал. Живо!

Спустя пару секунд и несколько шумных вздохов я, наконец, оказываюсь свободна. Болезненно морщусь и потираю онемевшие запястья, гадая, останутся ли на коже синяки.

— Не пыли, Богдан. Мы просто немного поспорили с дочкой. Бывает, — быстро дав заднюю, оправдывается отец и возвращается на свое место, потирая виски. — Есть какие-то подвижки?

— Не могу сказать ничего определенного. Еще изучаю ваши косяки, — надавив родителю на больную мозоль, ухмыляется Богдан и подталкивает меня к креслу. — Садись. Наверняка не успела позавтракать? Сейчас Катерина принесет кофе и круассаны.

Сюр, но в офисе повисает благостная тишина. Папа сосредоточенно перебирает какие-то бумажки, хоть я и сомневаюсь, что в них есть что-то по-настоящему важное. Багиров расслабленно поглаживает мое предплечье и источает привычную волну уверенности. Я же наблюдаю, как секретарь переставляет с подноса чашки и пытаюсь определить, когда моя жизнь превратилась в сумасшедший дом.

Когда я рассталась с Богданом? Когда вышла замуж за Камаева? Или когда согласилась пожертвовать своим спокойствием ради эфемерного благополучия фирмы?

— Ешь.

Вырывает меня из безрадостных мыслей Богдан, и я вонзаю зубы в мягкое воздушное тесто. На удивление, быстро опустошаю тарелку и ошарашенно смотрю, как сводный брат поднимается на ноги и протягивает мне ладонь.

— Поехали.

— Ты больше ничего не хочешь со мной обсудить?

— Нет. Поговорим через неделю. Спасибо за завтрак.

Отбрив отца, Багиров устремляется к выходу, таща меня за собой. Сталкивается с Камаевым на пороге и, задев его плечом, вываливается в приемную.

Все это напоминает мне плохую пьесу с паршивыми актерами и лишь усиливает предчувствие катастрофы. Мне нельзя оставаться в Москве, когда все закончится. Отец с Артуром сотрут меня в порошок, как только сообразят, что «Квартал» не выплывет.

— Тебе обязательно каждый раз их провоцировать? — шепчу полузадушено, наклоняясь к Богдану, и вздрагиваю, когда его ладонь опускается мне на поясницу.

Горячая волна прокатывается по коже. Мурашки хаотично расползаются по всему телу.

— Одно мое присутствие здесь — уже провокация. Выпадом больше. Выпадом меньше. Хуже не будет. Некуда.

Резонно отмечает Багиров и улыбается. Его их скрытая война забавляет. Меня же опустошает и приводит в уныние. Чувствовать себя пешкой в чужой шахматной партии — паршиво.

— Куда мы? — интересуюсь запоздало, устроившись на пассажирском сидении успевшей полюбиться мне «Супры», и провожаю взглядом ненавистное здание.

По большому счету, мне все равно, куда мы поедем. Лишь бы подальше от разочаровавших меня людей.

— Сначала немного прогуляемся по набережной. Пообедаем. Потом на арену.

— Зачем?

— Хочу, чтобы ты за меня поболела.

Предложенный Багировым план звучит неплохо, и я расслабляюсь. Наслаждаюсь прохладным ветерком и небольшими волнами на речной глади, с аппетитом съедаю порцию куриной лапши и пасту с морепродуктами, а после спускаюсь с небес на землю.

Глава 11

Камилла, один день назад

Не выдав себя ничем перед Артуром, я все больше от него отдаляюсь и даже радуюсь внезапному потопу. У соседей сверху прорвало трубу, пока мы с Мирой делали плановую прививку, и наша квартира превратилась в самый настоящий бассейн.

Новенький ремонт пошел коту под хвост. Камаев брызгал ядом и проклинал нерадивых жильцов. Я же собрала самые необходимые вещи и с легким сердцем вернулась к родителям.

Теперь в моих буднях чуть больше спокойствия, ведь в присутствии Полины Евгеньевны Артур куда более тщательно следит за словами и реже бросается обвинениями. Они все чаще запираются с отцом в кабинете и что-то там обсуждают, пока я продолжаю проводить время с Богданом.

Бесстыдно упиваюсь его близостью. Болею за него у бортика. И учусь не замечать любопытных взглядов и не слышать осуждающих шепотков. Сопровождаю его на различные мероприятия, улыбаюсь на камеру и наблюдаю за тем, как он обретает все большую и большую уверенность.

Непринужденно отвечает на самые провокационные вопросы журналистов. Без особого труда очаровывает партнеров. И больше не чувствует себя неловко в стильном костюме, который сидит на нем, как влитой.

И все вроде бы идет хорошо ровно до того момента, пока я не становлюсь случайной свидетельницей его разговора с Лебедевым.

— Когда закрываешь сделку?

— Завтра. Сегодня последний день, и никто никому ничего не должен.

— Рад?

— Ты даже не представляешь, насколько.

Приветственно кивая мне, заключает Багиров, а я растягиваю губы в кривой ухмылке и ощущаю, как внутри разрастается пустота. Тепло утекает по крупицам и явственно напоминает о том, что наша игра приближается к своему логическому концу.

Совсем скоро Богдан сообщит отцу, что компанию невозможно спасти, и вдоволь насладится свершившейся местью. Что ж, он ждал достаточно долго, чтобы подать это блюдо холодным, а я блестяще справилась с ролью пешки, уложившей на лопатки самого короля.

Сглотнув прилипшую к языку горечь, я непринужденно прощаюсь с Никитой и цепляюсь за предложенный Багировым локоть. Поддерживаю беседу ни о чем и принимаю спонтанное решение.

Если у нас нет будущего, я хочу взять от настоящего все и даже больше.

— Спи, моя радость. Уже завтра все для нас изменится.

Уложив Миру, шепчу мягко и бережно целую ее в лоб. А после облачаюсь в любимое черное платье и, накинув на плечи удлиненный пиджак, ныряю такси. Вдыхаю аромат ели, расползающийся по салону, и активирую на телефоне беззвучный режим.

— Спасибо за поездку.

— Хорошего вечера.

Благодарю водителя — улыбчивого седовласого мужчину с внимательными серыми глазами, и направляюсь в отель, где все еще обитает Богдан. Здороваюсь с уже знакомой девочкой-администратором, беру у нее магнитный ключ и поднимаюсь в роскошный люкс.

Неторопливо снимаю туфли и ставлю их в угол. Вешаю пиджак на крючок и начинаю мелко дрожать, постепенно теряя решимость. Слышу, как в душе журчит вода, и на цыпочках крадусь к стоящему на тумбочке стационарному телефону.

— Обслуживание номеров.

— Здравствуйте. Будьте добры, бутылку шампанского со льдом в двести двадцатый.

Прошу ломко надтреснутым голосом, и спустя каких-то пять минут уже откупориваю пробку и наполняю искрящейся жидкостью изящный бокал. За этим занятием меня и застает Богдан. Щурится хитро, ощупывает пронизывающим взглядом фигуру и широко расставляет ноги, прочесывая мокрые волосы пятерней.

Вокруг его бедер обернуто белое полотенце. Капли влаги спускаются вниз по мощному рельефному торсу, облизывая дорожку темных волос.

Наверное, я зря не предупредила его о своем визите и теперь вынуждена бороться со смущением, окрашивающим щеки в свекольный цвет.

— Сегодня последний день сделки. Хотела отметить. Можно?

— Не возражаешь, если я присоединюсь?

— Конечно, нет.

Я поспешно трясу головой и сильнее вцепляюсь в стеклянную ножку, пока Багиров вальяжно подходит к тележке и наливает шампанское в свой фужер. Смакует напиток со знанием дела и смотрит выжидающе-пронзительно.

— За твою месть.

— За мою месть.

Соглашается после секундной заминки и отщелкивает какой-то невидимый предохранитель. Отправляет пустые бокалы со звоном обратно в тележку, толкает ее к стене и двигается ко мне поступью хищника.

Шагает нарочито медленно, а у меня все несколько раз переворачивается внутри. Кровь закипает в жилах, мурашки рассыпаются по коже, поджимаются пальцы на ногах.

— Ты же знала, что это неизбежно?

— Знала.

Признаю очевидное и не могу пошевелиться. Полумрак, царящий в комнате, лишь добавляет остроты ощущений. Я — оголенный провод. Вибрирующий комок нервов. Раскаленная шаровая.

Скопившееся за грудиной напряжение требует выхода. Малейшее прикосновение Богдана — и я разлетаюсь на тысячи крошечных осколков.

Глава 12

Богдан, один день назад

Когда Камилла пришла просить меня о помощи, я не был намерен подпускать ее к себе близко. Не собирался затаскивать ее в постель шантажом. И совершенно точно не планировал оставлять красноватые следы на ее нежной шее.

Но в итоге ее платье лежит скомканным на полу. Белье валяется рядом с кроватью. Она сама водит пальцами по моей груди. А я тупо пялюсь в потолок, пытаясь прогнать зависшие перед глазами разноцветные блики.

В ушах протяжно звенит, как после чрезмерных перегрузок. Конечности пробивает тремор. А сердце все еще качает кровь с повышенной скоростью. В общем, все чувства обострены до предела. Системы работают на пиковой частоте.

Так что я сглатываю вязкую слюну и думаю, что ослышался, когда в барабанные перепонки ударяется робкое.

— Ты не мог бы мне заплатить?

Выдерживаю паузу, тщетно стараясь сложить воедино кусочки рассыпавшегося паззла. Это шутка такая идиотская? Розыгрыш? Стеб?

Судя по всему, не первое, не второе и не третье. Раз мышка продолжает надсадно дышать и не спешит распахивать подрагивающие ресницы.

— Сколько ты хочешь?

Высекаю, на удивление, равнодушно и мысленно хвалю себя за самообладание. Голос звучит твердо и прохладно, несмотря на то, что внутри гуляет гремучий коктейль из бешенства, досады и откровенного непонимания.

Если Камилла пришла сюда только ради того, чтобы хапнуть бабла, не обязательно было раздвигать ноги.

Хочу ей об этом сказать, но в последний момент передумываю. Скольжу отрешенным взглядом по острым ключицам и замираю около ее подбородка, когда она перестает мяться и все-таки выталкивает сиплое.

— Пятьсот тысяч.

— Рублей?

— Рублей.

Подтверждает тихо, а у меня внутри уже раскручиваются ядовитые спирали. Пропитывают кровь едкой чернотой.

Моя ладонь все еще покоится на предплечье у Камиллы. Бедро все еще касается ее бедра. Но пропасть между нами ширится.

— Дешево себя продаешь, мышка.

— Отец бы с тобой поспорил. Сказал бы — напротив, слишком дорого.

Ухмыляется сводная сестра и, наконец, открывает глаза. В ее темно-карих омутах плещется страх и что-то похожее на вину. Только вот я больше не хочу копаться в причинах ее поведения.

Отстраняюсь резковато. Встаю с постели. И хватаю телефон, чтобы совершить перевод.

На самом деле, сумма, о которой она просит, смехотворна. На нее нельзя позволить себе ни крутую тачку, ни, тем более, скромное жилье. Так перекантоваться какое-то время на съемной квартире.

— Теперь в расчете?

— Да.

— Такси я тебе вызвал.

Обесцениваю нашу близость, демонстрируя Камилле экран гаджета, и слежу за тем, как она неуклюже собирает разбросанные по полу вещи. Натягивает белье трясущимися пальцами, неловко застегивает молнию и пытается отыскать туфли в полумраке.

Забыв пиджак, исчезает в коридоре спустя пару минут, а облегчение не наступает.

Не приходит оно и наутро. Хоть я пытаюсь разогнать сгустившуюся кровь контрастным душем и проветрить воспаленный мозг. Не получается.

Поэтому я завязываю с этой бесполезной затеей и спускаюсь на ресепшн, чтобы там заказать себе двойную порцию виски.

— Не рано ты решил выпить, Богдан?

— В самый раз.

Качаю головой, приветствуя присоединившегося ко мне Терентьева, и ненадолго окунаюсь в детали проекта, который обещал посмотреть на прошлой неделе. Идея, в целом, кажется неплохой, но вот реализация вызывает много вопросов.

— Я бы не советовал тебе лезть в это дело, Сань.

— Думаешь, не покатит?

— Скорее, нет, чем да.

Опустошаю остатки алкоголя залпом и, не получив удовлетворения, падаю на хвост разочарованному товарищу. Пребывая в отвратном настроении, хочу усугубить ситуацию и встретиться с матерью, не удосужившийся мне позвонить ни разу с моего отъезда в Питер.

Интересно, она по-прежнему будет смотреть на меня, как на пустое место, или будет лебезить, зная, что я больше не зеленый пацан, а вполне себе состоявшийся коммерсант с четкими планами на будущее и растущим капиталом?

Представляю ее возможную реакцию на мое появление, пока Терентьев везет меня по нужному адресу, и застываю на пороге, делая глубокий вдох. Комплексы нелюбимого ребенка снова расцветают буйным цветом, а адекватная самооценка норовит ухнуть вниз и обосноваться где-то на отметке «дно».

Но я лишь крепче стискиваю зубы и напоминаю себе о том, чего добился за последние три года. Мне есть чем гордиться, даже если самый близкий человек этого не признает.

— Ну, здравствуй, мам.

Цежу безучастно, останавливаясь в середине большой светлой кухни, где мать суетливо копошится около плиты, и без особого интереса изучаю добротную мебель и дорогую технику, которой она пользуется раз в пятилетку.