Святослав Светлый и падение в Бездну

Глава 1. Старый сундук

В плотной гуще тумана скрывалась, казалось, бездонная пропасть. По ней узкой тропой, убегавшей в необозримую даль, едва ли различая перед собой что-либо дальше двух локтей, нёсся мужчина. Его ослабшие от долгого бега ноги опасно ступали по нехоженой земле, предрекавшей смерть, стоит только на мгновение потерять бдительность, а кругом — обрыв, высчитать ширину и глубину которого никому бы и в голову не пришло.
В поднятой высоко над головой руке он сжимал серебряный медальон, сверканием ярчайшей звезды Млечного Пути освещавший коридор впереди. В свете его проглядывала древняя настенная живопись, от времени стёршаяся почти подчистую или просто поблекшая. Но в ней ещё можно было разглядеть намёки на взаправдашнюю, всамделишную историю тёмных ритуалов, проводимых здесь, кажется, немало столетий назад. Мужчина практически не обращал на них взгляд, направленный далеко вперёд. А дело всё было в том, что он не мог думать ни о чём другом, кроме как о том, что ему стоило как можно скорее добраться до Святилища, где, по предсказанию, должно было произойти непоправимое, оттого он так сильно боялся опоздать. Ведь один миг мог решить его судьбу.
Внезапно споткнувшись, мужчина упал на каменистые осколки пещерной тропы, и они больно впились ему в ладони, но он живо вскочил и, даже не отряхнув рук, продолжил свою погоню за неизвестным.
Несмотря на то, что ноги были всё равно что пудовые гири, он бежал не останавливаясь: у него не осталось времени даже на недолгую передышку. За один краткий момент могло произойти невесть что!.. Истёртый, не снимавшийся годами плащ поскрипывал в изгибах локтей, и, вторя шагам, взлетал за спиной, точно колдовская мантия, и едва ли не цеплялся за скальные выступы; светлые кудри трепал ветер и скидывал ему на глаза.
Из тьмы, куда наконец добрался свет медальона, явила себя развилка, и он с надеждой поднёс своё светило к каждому рукаву, ожидая доброй подсказки от того умельца, что смастерил эту путеводную звезду, — яркое сияние вырвалось сбоку, с левой стороны, и вскоре мужчина потонул в нём. Он чувствовал, что ему оставалось преодолеть совсем немногое, всего-то пара-тройка поворотов, — и цель его как на ладони.
В конце пути уже виднелись отсветы горящих факелов — добежать бы скорее!.. Оттуда, издалека, послышался мучительный мальчишечий вопль, заставивший его всего содрогнуться — его нельзя было перепутать ни с кем. Но мужчина был уже близко. «Я рядом, прошу тебя, держись». — Он знал, его мальчик продержится, но…
— Подъём! — по-генеральски звучно завопила, точно вела кавалерию в бой, ворвавшаяся в комнату крошка-четвероклашка.
С постели с широко распахнутыми глазами слетел взъерошенный, как воробушек на ветру, белобрысый мальчишка несколькими годами старше девочки, рискнул сейчас же встать и с глухим стуком ударился головой о подоконник. То было привычное для него дело, но он всё откладывал перестановку в комнате, а отодвинуть тахту подальше от этого злосчастного выступа не мог, так как мешал шкаф — да и прочая мебель, —хотя за это дело следовало взяться уже давным-давно, а-то ведь таким образом и последние мозги себе, не ровен час, отобьёшь.
— Слышь, мелкая! Ты что, с дубу рухнула?! — прикрикнул он, раздосадовано потирая ушибленный лоб. — Сколько раз я просил не вваливаться ко мне в комнату?! Я из-за тебя тут шишки набиваю, и не кому-то — себе.
— Сам виноват, ты мог бы этот диван уже давно отодвинуть.
— Мне и так удобно.
— А ещё мне прикольно, что ты каждый раз верещишь, как самая девчоночная девчонка, — ответила девочка, состроив чудную гримасу и невинно хлопнув тёмными ресничками. — Но ты же не в обиде, самый добрый в мире братец? Ты ведь girl's girl? — сладко и с по-детски наивной издёвкой почти пропела она, так ещё и новую любимую фразочку произнесла с жутким акцентом, от которого его знатно покоробило, пусть он сам не сын английской королевы.
Одно мгновение спустя она, сражённая догнавшей её подушкой, оказалась вне комнаты брата и, чуть ли не давясь со смеху, прогромыхала вниз по лестнице.
— Я ещё припомню тебе, чудище!.. Понахваталась всякого от этих своих подружек с их блогерами… — недовольно пропыхтел мальчик вслед, но затем невольно улыбнулся.
— Что бы ты там ни сказал, я сделаю тебе ещё хуже, Святик, — раздался невнятный голос с кухни. — Спускайся, а-то я съем всё сама.
— Не удивлюсь! — фыркнул мальчишка, представив вместо маленькой девчонки жуткого прожорливого монстра с капающей слюной — впрочем, образ в голове не отличался от того, что являлся ему в жизни каждое божье, если он вообще есть, утро.
— Ну и что ты там сказал?! — грозно пробубнила она с набитым ртом.
— Говорю, иду, Гель, отстань! — громко буркнул мальчик, пытаясь откопать из одёжной свалки любимую — и единственную более-менее прилично выглядящую (в его, конечно же, представлении) — кофту.
С верхней полки на мальчишечью голову свалилось всё его замученное подростковой жизнью шмотьё, и он, разом произнеся все известные ему ругательства, чудом запихнул его обратно в шкаф. С шеи мальчика, расшатавшись в замочке, спал серебряный медальон. На нём были выгравированы две буквы: «М», следом — «И»; третьей зачем-то была нацарапана ещё кривая «Р». Его носил отец Свята, но теперь он служил лишь памятью о родителях, ведь с этих двух букв начинались их имена и их история. Мальчику давно следовало починить застёжку, так как, глядишь, медальон соскользнёт в самую неподходящую минуту, западёт в укромный уголок и исчезнет навеки. Святослав поднял его с пола и, не зная зачем, раскрыл уже раз в тысячный — из-под крышечки взглянули на него счастливые лица родителей, «увековеченные в тенях», как часто говорила его давно почившая бабушка. Однако же он нисколько не помнил их, да и не должен был, ведь детство ему посчастливилось провести под попечительством родной тётушки по отцовской линии.
Опомнившись, мальчишка поймал себя на том, что в очередной раз засмотрелся на их фотографию, немного резковато, со вздохом захлопнул крышку, после чего вернул медальон на шею и, скоро натянув на себя уличное, ворвался в кухню к семье.
Первым делом его привлёк запах свежей выпечки и «самого лучшего из тех, что есть во всей Вселенной», по словам тёти, вишнёвого варенья, готовившегося по рецепту бабушки, который они свято хранили в памяти, но также в серванте, чтобы не забыть. Тётя Тая, как обычно, постаралась и испекла в его день вишнёвый пирог, главное блюдо их семейных праздников.
«Как мы отпразднуем этот мой день рождения? — задался вопросом парень. — Ах да, очевидно, по давно сложившемуся сценарию». Как и в прошлые годы, они пойдут на закрытые аттракционы, а потом — в кафе «Вечная зима», меню которого мальчик мог уже рассказывать по памяти, закажут три молочных коктейля, и ему вручат подарки. Геля подарит картину — рисовала она не шибко хорошо, скажем, отвратно, поскольку все ее работы получались страшно расплывчатыми, точно из них мог брызнуть живой ключ, но мама и Свят не хотели её расстраивать, потому его комната (да и не только) была настолько забита её художествами, что не было видно клочка голой стены. Тётушка Свята всегда дарила ему энциклопедии, учебники и различные пособия. Денег у семьи часто не хватало, так что он старался находить повод для радости даже в полезных подарках. Также некто анонимно отсылал ему по почте забавные картинки — каждый год, точно в его день рождения, — без обратного адреса.
Что энциклопедии, что акварели сестры, что необычные картинки — всё это немало помогало ему в одном деле, о котором не следует знать взрослым. И вы пообещаете, что никому и никогда об этом не расскажете.
Святослав был донельзя смышлёным мальчуганом, но совершенно не хотел так бездарно тратить свои умения на исключительно школьную жизнь, ведь вокруг был весь мир — и вне Земли ещё больше миров. За свои уже полные тринадцать лет он побывал во многих городах России. В учебные дни мальчик помогал в школьной лаборатории, а с началом каникул часто пропадал из дому и отправлялся в небольшие путешествия, стараясь крайне редко прогуливать занятия. Тётя Тая, конечно же, не знала о его поездках. Кроме того, она сама часто уезжала в командировки, оставляя детей под присмотром соседки, не очень-то беспокоившейся об их благополучии. Родителей, должных оберегать своего дитятку, у мальчика, что уж и так было вам сказано, не было: они исчезли давно, едва только он месяц прожил на свете, — отдали тётке и испарились. Таисия говорила, что они, говоря попросту, бросили его, но он не мог и не хотел ей верить. Святослав верил, а если говорить точнее, надеялся, что у них, скорее всего, были на то веские причины. Как можно уйти в никуда и не забрать с собой свои вещи, не говоря уж о родном сыне? У мальчишки накопилось много вопросов, но ни на один из них ему не дали ясного правдивого ответа. «Ты, мальчик мой, ещё не дорос и вряд ли поймёшь меня сейчас. Когда-нибудь, Святушка, ты сам всё узнаешь, а пока возьми фрукты, иди наверх и не мешай мне, пожалуйста, со своими несуразицами!» — Так всякий раз отвечала ему с каждой минутой становившаяся всё более раздражённой Таисия, когда он расспрашивал её о родителях, но только лишь меняя предлог, под которым его можно было спровадить: в её представлении фрукты вполне равноценно заменялись уборкой в комнате, хотя она прекрасно знала, что «храм беспорядка не позволено разрушать чистоплотными помыслами». Теперь он уже ничего не спрашивал, ведь и саху понятно, что он услышит в ответ, — без понятия, кто такой этот сах и с чем его едят, но не все тётины выражения стоит разбирать по составу: и без того смысл уяснён.
Говоря по правде, Таисия была довольно милой женщиной, если в их разговоре не фигурировали родительские фигуры. Единственное, что Свят узнал из её рассказов, — это то, что, во-первых, внешне он был копией отца, во-вторых, у матери был чудесный голос, который он, к сожалению, не унаследовал, зато мальчик научился играть на гитаре, точно как и отец в его годы — это «в-третьих». В кладовке их квартиры хранились кассеты с записями песен её сочинения, аккомпанементом которым, верно, служило сопровождение гитарных струн его отца. И не могло ни у кого возникнуть сомнений, что мальчик вызубрил каждую струнную вибрацию… Но вернёмся же к празднику!
Перво-наперво паренёк заглянул в почтовый ящик, где вновь нашёл крохотную картинку — на ней была изображена странная метка: звезда с лишним лучом. Святослав принял это за шутку и тут же забыл о ней. Он вошёл в кухню и встретил улыбающихся тётю и кузину. Ангелина запихнула в себя оладушек целиком и была похожа на хомяка. Естественно, Свят не мог не подразнить её и сильно надул щёки, отчего стал выглядеть глупее обычно, как могла бы сказать о нём сама Ангелина, но в этот день она выбрала другую, гораздо более коварную тактику.
— Будешь издеваться — останешься без подарка! — насупившись, прочавкала она снова набитым всем подряд ртом.
— Ведёте себя, как дети малые, ей богу, — добродушно проворчала тётя Тая, отойдя от плиты и только сейчас заметив, что именинник наконец почтил их своим присутствием.
— Так мы же и есть дети, так что… — ответил Свят с хитрецой в глазах и ироничной ухмылкой на губах, — …радуйся, что мы не подрались. Хотя это только «пока что» и никто ничего не обещает, — Паренёк многообещающе подмигнул Ангелине, которая успела слопать четвёртый оладушек и настороженно замерла, чтобы ненароком не навлечь на себя беду в виде гораздого на всякие фокусы братца.
— Сах с вами, бестолочи… Но оставим глупости, — устало вздохнула тётушка, закачав головой вместо взрослого и оттого совершенно бесполезного в воспитании подростков ответа на реплику Свята. — Давайте лучше пить чай с пирогом. Твоим любимым («И единственным, какой я пробовал», — подумал Свят.), между прочим, именинник. Потом мы пойдём на Крытую Карусель, как ты любишь.

Праздник начинался весьма славно: всей семьёй они побывали на колесе обозрения, сойдя с которого, покачивающаяся Таисия отправилась под тень декоративных пальм и попросила ни на какие карусели в жизнь её больше не затаскивать. Брат с сестрой же ещё прокатились на подобии американских горок, на центрифуге и погонялись друг за другом на управляемых машинках. Раскрасневшиеся и довольные, они отправились на поиски измученной женщины с тошнотно-зеленоватым лицом, а она тем временем отдыхала на лавочке, попивая сладкую газировку, и легонько покачивалась под музыку.
Брат решил подшутить над их «нянькой» и заодно посмешить сестру, для чего прикрепил на тётину спину листик с надписью: «Фото с живой змеёй. Бесплатно!» Всю дорогу до кафе к тёте часто подходили, чтобы сделать фотографии, и постоянно искали, обегая взглядом всю её фигуру с небольшим ридикюлем в руках, на самом деле живую змею, как будто бы здоровенного питона возможно засунуть в карман! Детки тем временем тихо похрюкивали за её спиной и семенили следом. Когда тётя Таисия наконец-таки обнаружила записку, то наградила обоих лёгкими подзатыльниками.
В кафе они уселись за любимый столик в самом углу заведения, заказали вкусностей и стали ждать. Святослав рассматривал деньрожденческие подарки, которые аккурат соотносились с его ожиданиям: от тёти Таисии — книга «Умей управлять эмоциями окружающих. Дар убеждения» без указания авторства (любопытное сочинение для внеклассного чтения в седьмом классе), а от Гели — целый альбом с рисунками, изображавшими его, тётю Таю, её саму и несколько школьных друзей; также, когда её мама ненадолго отошла и они остались вдвоём, девочка по секрету, заметив вскользь, что ей другой подарок вручило крылатое чучело, за что заслужила братский укол рапирой остроумия, вручила ему небольшой, но тяжёлый сундук, весь в потёртостях и несколько скособоченный, чем довольно сильно озадачила старшего брата.
Только он собрался откинуть крышку сундука, к ним подошёл темноволосый, небольшого роста юноша примерно того же возраста, что и Свят. Его наглая, самодовольная улыбка ни капельки не удивила мальчика: он давно привык к вечным и бесконечным придиркам этого придурковатого сноба Черноземца.
Чтобы не затягивать, придётся рассказать вкратце: Денис Черноземец перевёлся в класс Святослава в самом начале прошлого учебного года и своей самолюбивой персоной успел надоесть всем без исключения. В первый же день у них со Святом завязалась драка, из-за которой оба были наказаны приборкой в школьной библиотеке. Предполагалось (школьным психологом, завучем и специалистом по воспитательной части), что благодаря спокойному времяпрепровождению в компании друг друга и лучших умов человечества ребята поостынут — за несколько-то часов перекладывания книжек бок о бок уж точно должны, — но не тут-то было, как говорится, держи карман шире: вместо ожидаемого между ними зародилась самая настоящая вражда, и никто не соизволил бы даже пальцем дёрнуть, чтобы закопать топор войны. Вот и сейчас, выбрав, как ему показалось, самый удачный момент, Денис опёрся руками о столик и, что сильно полюбил в последние месяцы, принялся докучать Святу.
— Опять отмечаешь своё рождение в этой забегаловке? — высокомерно поинтересовался он, слегка растягивая гласные.
— А ты-то что здесь забыл, тупоголовый? — проговорил сквозь зубы Свят.
— Я заметил, что ты и твоя придурковатая семейка зашли в это… заведение, если его так можно назвать. Вот я и решил поздравить тебя с очередным днём твоего никчёмного существования, высказать, так сказать, всё хорошее, что я о тебе думаю, пожелать счастья, здоровья, ещё чего, — Черноземец самодовольно осклабился.
К сожалению, тётушки не было рядом, так что отстоять их честь и достоинство было некому. Если бы она осталась дожидаться заказ за столиком, а не отошла в уборную ополоснуть руки, то обязательно отогнала бы этого наглого типа. Зато Ангелина открыто выражала своё негодование, громко пыхтя, точно паровоз на широком пару.
— И что ты можешь мне пожелать со своими-то петушиными мозгами? — Святослав наконец-то совладал со своими эмоциями и с издёвкой воззрился на мальчика, пусть нехотя, но приняв правила игры. — Да неужто ты способен на что-то хорошее?! Или твои родители наконец образумились и научили тебя хоть каким-то манерам?
— У меня, вообще-то, хотя бы отец есть, а вот от тебя сбежали оба предка. Отвечаю, такой свихнутый, как ты, им был не нужен, вот они и сбросили тебя на голову этой толстой ведьме!.. Где она, кстати?! — забрызжел ядом всё больше наглевший Черноземец.
Настолько отвратительный выворот стал для Святослава вырванной гранатной чекой. Парень выскочил из-за стола и тараном врезался в Дениса — оба покатились по полу, побивая всё, до чего могли дотянуться. В душе мальчика всё клокотало от обиды и одномоментно вспыхнувшего гнева…
Но ему пришлось отвлечься от собственных переживаний, пусть его и задели за живое, — вокруг него происходило нечто странное: взбеленившись все разом, люди принялись переворачивать вверх дном и крушить всё на своём пути, кричать друг на друга; некоторые плакали навзрыд, как в мультике, потоками из глаз и с завываниями, другие же безудержно смеялись, как пациенты психбольниц, а его противник метался по полу, весь неестественно выворачиваясь. Это во всём походило на дикий, мистический и абсолютно не реальный кошмар.
Святослав был в панике. Он не знал, что ему теперь делать, что же такое предпринять, чтобы всё вернуть в норму — а люди вокруг словно сошли с ума! Он попытался вывести из кафе тётю и сестру, но в ответ на предложенную помощь они обратили на него весь свой гнев и боль, из-за чего он вынужден был убраться на улицу совсем один. Там, вдохнув морозного воздуха поздней зимы, Свят постарался успокоиться. Так мальчик простоял ещё неизвестно сколько времени — по крайней мере, до тех пор, пока не понял, что рядом совсем стихло.
При входе в кафе могло показаться, что здесь прошёлся ураган! Бывший когда-то уютным за счёт своей венецианской обстановки зал приобрёл катастрофически кошмарный вид: столы и стулья перевёрнуты, занавески на окнах подраны или полностью сорваны, черепки от горшков с цветами и землёй раскиданы по полу. Люди, находившиеся в тот злополучный момент в кафе, понемногу приходили в себя, но, смотря на них, можно было догадаться вполне, что они пребывали в жуткой прострации и из-за этого не могли понять и объяснить себе и окружающим, столь же озадаченным, что за чертовщина приключилась в их кафе парой минут назад. Среди них были и тётя Таисия с Ангелиной. От длинной юбки тёти не осталось живого места: она висела клочьями и зияла дырами по всей длине. Причёска женщины превратилась в воронье гнездо: в ней застряли комочки земли и листья каких-то комнатных растений. Но девочка почти не пострадала, правда же, глаза у неё опухли и раскраснелись от слёз.
Мальчик, не долго думая, быстро похватал с собой их вещи, сцапал сестру за руку и вывел её на улицу; тётя Тая поковыляла следом…
Весь путь до дома они провели в полном, ни единым писком не нарушенном молчании: никто из них не готов был начать этот разговор. Потому что в кафе явно произошло нечто необъяснимое, что породило множество спутанных мыслей и предположений, которые едва ли получилось бы так сразу и легко облечь в слова.
«Кто же виноват во всём произошедшем? — Мальчик точно не мог найти ответ на свой вопрос. — Неужели я мог устроить нечто подобное? В жизни не поверю такой ерунде! Я же совсем обычный, да и магии, насколько я знаю, не существует. Но я точно помню свои чувства: я был полон злости и ненависти! Это я во всём виноват?!.. Когда же наконец на мои вопросы будут находиться хоть какие-то ответы?!»
Эти и подобные им мысли одолевали мальчика до конца дня, и на следующее утро, и позже. Тем не менее, с семьёй он договорился не поднимать эту тему, пока... пока ничего стало не ясно, пока не выяснились подробности… Но никто ничто не сообщил ни на следующий день, ни через день, ни даже целый месяц спустя. И мальчик уж было решил забыть обо всём. Но не тут-то было!

***

В двери парадной с воем и плевками ввалился первый день апреля. На улицы никто без острой необходимости нос не казал. Погода, воплощая в жизнь один ей известный прогноз, совсем посерела, смешав для острастки землю со снежной блевотиной и не оставив и лучика надежды на то, что в скором времени ещё как-то да распогодится. И вся эта тошнотная масса покрывала сантиметр за сантиметром неровной дороги, а там, где виднелся асфальт, все колдобины просто-напросто залило мутной жижей — проще говоря, пришло самое подходящее время для простуды и гриппа. По дорогам бежали ручейки, спеша в стоки, чтобы впоследствии слиться с далеко не прозрачными отходами второй столицы, и портя настроение и без того несчастных утренних работяг-антифрилансеров.
Святослав добирался до школы, честно обходя или нечестно перепрыгивая противные лужи. Пытаясь перескочить самую большую из них, он поскользнулся и шлёпнулся в самую её середину, распластавшись на дне её морской звездой, вроде Патрика из «Спанч Боба Квадратные Штаны». Настроение резко переменилось: из счастливого и радужного (перевод: вполне сносного) стало раздосадованным и мерзким. Мальчика можно было понять: мутная водица ледяными струйками стекала с самой его головы и попадала за шиворот. Не желая страдать так весь день, по приходе в школу он, не задумываясь, отправился в душ с пропахшими хлоркой душевыми — не зря же в прошлом году отгрохали школьный бассейн, которым, тем не менее, ученики не пользовались.
Прошмыгнув мимо брюзгливой уборщицы с её коронной фразкой «шлындают тут всякие» в душевую, он заметил кое-что странное: храпящее на шкафчике для одежды небольшое существо, похожее то ли на свинью с шёрсткой, то ли на долгопята-переростка. И вид у него был, действительно, своеобразный: мышиного цвета шёрстка, в нескольких местах узоры из разноцветных крапинок, два небольших крыла, полностью покрытых шёрсткой, так что это точно была не летучая мышь (хотя мало ли — может, и арктические какие-нибудь есть). Снедаемый любопытством, юноша подобрался к зверьку поближе — как раз в этот момент он перевернулся и крякнул, чем самую малость напугал на самом деле не сильно пугливого Свята. Всё же тот решил списать этот гадкий взвизг бешеной чайки на обыкновенный зевок, а не какой-нибудь там клич, зазывающий стаю перед нападением. Между тем существо открыло необычайно большие глаза цвета переспелого редиса и изучающе уставилось на мальчика.
Когда ему наконец наскучило играть в гляделки, существо неожиданно заговорило:
— Спешу напомнить юному любопытцу: пялиться на тех, кого ты едва знаешь, невежливо… Варежку закрой, разиня, и перестань вот этими твоими глазами хлопать! В первый раз, что ли, саха видишь?!
— Кого-кого? — переспросил Свят, решивший, что у него опять помутился рассудок, но тут же вспомнил: «Что-то подобное я от кое-кого уже слышал…» — ведь родная тётушка постоянно заменяла слова в знакомых всем пословицах этим непонятным междометием «сах».
— Сах, или сахаяк, — по-вашему «помощник», — объяснило оно озадаченному человеческому несмышлёнышу. — Мы бываем, значится, не у каждого чародея и обычно переходим по наследству: от отца — к сыну, от матери — к дочери и т. д., и т. п. Наше предназначение — помогать чародею, которому принадлежим. А зовут меня так заковыристо для твоих простяцких ушей потому, что наш брат родом из Индии. Ты можешь всё проверить в этих ваших тыркающих коробочках, которые вы, людишки, всегда с собой таскаете. Эти вот... Как их там? А, точно, интернеты!
— В нашем мире существуют чародеи? — удивился парень.
— Вот мне работёнка-то попалась... Конечно же, существуют — и не только в нашем. А ты, к саху, один из них, — сказал сах, подмигнул и испарился на месте.
— Да постой! Ты куда?! — выкрикнул мальчик, напрасно вглядываясь в пустоту. — Вот же сах! — в расстроенных чувствах бросил он вслед пропавшему.
— А я же говорил, что ты чокнутый, Светлый, — раздался голос со стороны двери. — Говорить с самим собой — это диагноз, шизофренией называется.
— О, снова ты, Дениска, — недружелюбно, с угрожающим оскалом обратился мальчик к однокласснику, найдя совсем кстати, на ком спустить пар после неудачного начала дня. — Решил опять задеть меня? Не боишься, что я отлуплю тебя, как и в прошлые разы? Ты ведь намного слабее меня. Даже в нашей школьной команде ты запасной, — выговорил Свят на одном дыхании, хотя изначально убеждал себя не ссориться с кем-либо, тем более в таком виде, но что-то бунтовское, начавшее постепенно нарастать в нём после того раза, толкнуло его к ссоре.
— Да пошёл ты! — разозлился Черноземец, выбросил из сжатой руки что-то маленькое, что со звоном приземлилось на пол, и пулей вылетел из душевой, со всей дури хлопнув дверью.
Вновь повеселевший после столь удачно выпавшей возможности позлить давнего неприятеля Святослав отправился в душ.
Когда мальчик вернулся из душевой и направился к своим сваленным на лавке вещам, ему в глаза бросился его же медальон, который он так неудачно потерял в драке в той самой кафешке, призывно сверкнув на полу. По всей видимости, заносчивый одноклассник нечаянно сдёрнул цепочку со Свята, но теперь без особой на то причины решил поступить по-человечески. Это было совершенно не похоже на него, тем более что на медальоне прежде была сломана застёжка, которая теперь с чего-то вдруг оказалась в исправном состоянии. Чудеса… Парень бы поблагодарил Черноземца, если бы не испытывал к нему столь сильную неприязнь.

По возвращении после невыносимо долгих шести уроков домой мальчик услыхал раздававшееся наверху весьма различимое грохотание ящиков, вероятно, исходившее из его комнатёнки, что он определил почти тут же, едва стянув с пят свои хлюпающие конверсы. Скоро вбежал по лестнице наверх, одним порывом настежь распахнул дверь в свою комнату и остолбенел, подражая, наверное, уличному фонарю, — на его письменном столе, повидавшем виды, заставшем, судя по всему, ещё сталинских служащих и даже не развалившемся, в отличие от самого Союза в тот злополучный 91-й, сидел уже знакомый сахаяк и жевал канцелярию, разбросанную по всей столешнице. Святослав уже решил, что в школе это существо ему только померещилось: расшалившиеся нервы, например, или нехватка кислорода в мозге могли стать тому причиной. Да что угодно! Но тут снова из воздуха появившееся монструозное нечто расселось себе фривольно и разжёвывало не бесплатные, между прочим, ручки-закорючки.
— Чего тебе надо опять? — спросил юноша, из-под недоумённо сведённых бровей и с неприкрытым скепсисом проследив за тем, как несчастный, и без того пожёванный красно-синий карандаш пропал в зубастой пасти мелкого чудища.
— Ку-ку, мой мальчик! Собирайся, нам пора в путь-дорогу, — ответил сах, отплевавшись грифелем, не пришедшимся, к удовольствию Свята, ему по вкусу.
Мальчик проследил за падением кусочка карандаша и его благополучным побегом куда-то далеко под кровать — ибо больше не имел тот удовольствия оставаться в неблагонадежной компании (и пусть останется грифель там навечно), — после чего перевёл взгляд на саха.
— В какие ещё пути и дороги? Никуда я с тобой не пойду! И что тебе, в конце концов, от меня нужно?! — тут же стал упираться парнишка.
— Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной в академию чародейства — и, кстати, по большей части не «пошёл», а скорее, «полетел», — скучающе ответили ему.
Свят испуганно заглянул в зеркало на шкафу, но фигура его осталась прежняя — на спине не было и намёка на отростки.
— Крыльев тебе не положено: ты далеко не ангел.
— Но у тебя же есть крылья!
— Так я сах, а ты человек… И не заставляй меня объяснять очевидные вещи. Я древний и уставший от жизни — пожалей мои старческие силёнки.
Сах всё ещё сидел на столе и рассматривал коготки на задней лапке, смешно вздёрнув её вверх, как кошка, которая вылизывает себя между подушечек на стопе.
— Ладно. И на чём же мы полетим, мартышка?
Отвлёкшись от собственного отражения, Свят выглянул в окно, надеясь увидеть на улице пегаса или что угодно в том же ключе, но там, на скучном сером дворе, к сожалению, никого и ничего, кроме разве что простых обывателей, занимавшихся своими делами и с большой вероятностью мало думавших о чём-то сверхъестественном, не наблюдалось.
— Сам ты мартышка! — разозлился сах. — Я, чтоб ты знал, помогаю тебе, а ты ещё и обзываешься!
Закатив глаза, Свят вдруг спохватился и постарался снизить тон, отказавшись от издёвки, пусть и совсем детской, над странной животинкой:
— Проехали уж, не дуйся. Можешь рассказать, где эта ваша академия, так скажем, дислоцируется.
— От всей души благодарю за дозволение… — пробурчал сах. — Дислола… «Эта ваша академия» — во льдах, — передразнил он мальчика. — Все чародеи об этом знают, а ты какой-то с чудиной. Неужто Таисия ничего тебе об этом не сказала?
— Тётя Тая знала о вашей академии? — Брови мальчишки вскочили на самый лоб, и он весь оборотился к саху с нетерпением, отразившемся во всей его поражённо замершей фигуре.
— Конечно же знала! Она и сама в ней училась. Когда твои родители исчезли, ей поручили твоё воспитание до тех пор, пока в тебе не проявится внутренняя сила и ты не отправишься в нашу академию. А я последую за тобой и буду твоим сахаяком до конца твоих дней, как бы сильно я о том не жалел.
— М-да… Вот так подарочек... — протянул Свят, взъерошив волосы на затылке.
— То-то я свечусь от счастья, что достался мне именно ты. Тебе ж нисколько неведомо о чародействе, а мне это расхлёбывать, ума ни приложу как! — запричитал сах, обидевшись на высказывание мальчика.
— Да я-то не о тебе говорил, чудик мелкий, а о ситуации в целом, — заверил его Свят, в примирительном жесте разведя руки в стороны. — Да и к тому же ты прав: я ничего не знаю о чародействе. И ничего как чародей не умею... Но знаешь, так или иначе, тебе не отвертеться от меня, — закончил юноша больше с грустью, забыв прежний раздражённый тон, и отвернулся от стола, вперив взгляд в разрисованную стену.
Поначалу сахаяк оставался холоден, но растерянный вид мальчика задевал его нежные звериные чувства, и он не мог не поддаться им и заговорил несколько даже ласково со страдальцем из страны незнания:
— Кое-что ты всё-таки умеешь, — шепнул сах. — Неужто ты забыл, что произошло в твой день?.. Но не буду забегать вперёд, но твой будущий наставник обо всём тебе расскажет. А пока что стоит хорошенько рассмотреть подарок, который ты не удосужился даже распаковать.
— Мой наставник… Но подожди, я же вроде бы всё просмотрел, хотя — стоп камерам! Сундук! — вскричал неожиданно Свят.
Мальчик рыбкой нырнул под кровать и, покопавшись в груде мусора, выудил из-под неё старый сундучок, который, большем чем месяц спустя, успел покрыться заметным слоем пыли и грязи. Святославу пришлось слегка привести его в порядок, и он, прежде чем протереть крышку рукавом водолазки, смахнул пылинки на саха, отчего тот, оказавшись в эпицентре пыльного облака, вдруг чихнул и укоризненно глянул на мальчишку.
Настал торжественный момент: парень поднёс руку к крышке и надавил на неё — та не поддалась. Такого подвоха он не ожидал, ведь на сундуке не висело замка и ни с одного его бока не было проделано скважины для ключа. Иными словами, сундук априори не мог быть закрыт. Свят поднатужился, но у него снова ничего не вышло. Да и от кухонного ножа тоже было мало проку.
Всё это время сах с уморой наблюдал за всеми бесплодными чаяния мальчика, пожёвывая мягкий ластик. Спустя долгие минуты нескольких тщетных попыток открыть злосчастный сундук так и не удалось. Свят обессиленно рухнул в подушки на тахте, решив, что в нём ошиблись и он далеко не чародей (если они, конечно реальны и его не пытаются в действительности заманить в культ), взглянул на сахаяка и наконец приметил хитрый смеющийся взгляд.
— Ты знаешь, как его открыть?! — завопил Свят и тут же сел, зло зыркнув на чудика.
— Конечно же знаю, но ты такой забавный, да и нужно было позволить тебе попытаться самому разгадать загадку, — стал оправдываться малыш, хотя это у него едва ли выходило.
— Вот же макака… — пробурчал мальчик, а уже громче произнёс — в нескрываемом саркастическом тоне: — О умнейший сах, помоги же мне открыть этот хитро выделанный механизм!
Мальчик в молящем жесте сложил руки лодочкой и принялся увещевать саха в необходимости помочь ему, да к тому же таким издевательским тоном, на который вообще был способен, так что маленький помощник вскоре не выдержал и сдался, угрюмо сжевав скрепку.
— Нечего мне тут паясничать! — так же угрюмо крякнул он. — Ладно уж, давай сюда свою коробчёнку!
Сундук завертелся в его лапках, как в прялке веретено, под еле слышное пришёптывание на диковинном, неведомом мальчику языке. После долгих кропотливых перекручиваний и переворачиваний сундук начал принимать кардинально новые очертания: он вытянулся в длину и ширину, но уменьшился в высоту; по всей его поверхности поползли заковыристые письмена, непереводимые для мальчика. Но сахаяк, видимо, понимал все нюансы их значений и с лёгкостью переводил для себя, продолжая проделывать очередной набор разных махинаций.

Глава 2. Академия чародейств

Говоря по правде, Свят не мог и представить себе, как обстояли дела в той чародейской академии и что же он должен был взять с собой. Лишённый какого-либо понимания, что его ждёт, мальчик наскоро покидал в чемодан первую под руку попавшуюся одежду, без особого понимания, для чего он ему, прихватил подарок сестры на его недавний день, а поверх всего взгромоздил сундучок.
После этих недолгих приготовлений к отъезду он написал записку для Таисии, надеясь, что благодаря ей тётя не станет сильно волноваться о нём. У записки с жуткими ошибками (исключительно по доброте душевной вычеркнутыми в ходе пересказа) было приблизительно следующее содержание:

«Еду в академию чародейств. И теперь я знаю, что ты там когда-то училась. Могла бы и рассказать. Но проехали — не до того мне сейчас.
Я должен найти своих родителей, потому что знаю наверняка, что они не бросили меня. Кажется, им грозила серьёзная опасность и они подались в бега. Надеюсь, в этой академии я смогу отыскать их или для начала хотя бы напасть на их след.
Не обижайся, пожалуйста, что я уезжаю без твоего дозволения — и прости, что это не впервые.
И ещё передай Геле, чтобы она постаралась не сильно скучать по мне. Обещаю привезти ей какого-нибудь гнома, или фею, или кто там вообще у них водится.
Пожелайте мне ни пуха ни пера. И до скорого (наверное)!»

Свят не стал тратить ни минуты больше из выделенных на побег, и, даже не проверив написанную им в прощальной записке колбасню, кинул огрызок листа на письменный стол, зря понадеявшись, что его почерк, точно из шифровальной машины, можно было разобрать без криптографа.
Теперь оставалось всего только собраться духом и шагнуть в пока что пугающее, но, несмотря ни на что, интригующее будущее. Обнаруженное сегодня чародейское начало его нового мира представлялось выдумкой, и мальчику всё ещё казалось, что он окончательно сбрендил. Но на этот раз ему захотелось отойди на пару шажков от нормальности: уж лучше прослыть чудаком и отправиться учиться, даже если только в своих фантазиях, в чародейской академии, чем до самый смерти застрять в серых днях обывательской сутолоки. Пусть прежде у него все было разложено по полочкам — учёба, лаборатории и «вылазки в свет», — но он не питал надежд на грандиозные путешествия в магические пространства и наконец сознался себе, что не сможет упустить свой шанс.
— Ну что, Маф, я готов, — сказал паренёк, похлопав зверька по серой макушке, отчего тот, выдернутый из дрёмы, вмялся в столешницу, на которой просидел последние полчаса. — Отправляемся в путь?
— Всё-таки передумал… С чего бы вдруг? — полюбопытствовал, светясь довольством, сах.
— Да вот понял, что родители сами собой не отыщутся, — задумчиво ответил мальчик.
— А… То бишь дело в желании погеройствовать? — поинтересовался Мафлиус, пряча в маленький мешочек из тонкой кожи скрепки и цветные карандаши с обязательной проверкой их на зубок.
— Не неси пурги! — вмиг раздражился мальчик. — Я просто надеюсь, что родители живы, и хочу вернуть их домой! Только и всего! — горячо произнёс он, окончательно и бесповоротно решив во что бы то ни стало отыскать их.
— Ну, так вперёд! Нас уже с час как ждут во дворе. — И сахаях стал резво погонять его к выходу из комнаты.
— Ты был уверен, что я пойду с тобой? — удивился Свят.
— Мне сказали, что стоит тебе взглянуть на содержимое сундучка, и ты тут же загоришься идеей отправиться в нашу академию, — пояснил маленький мошенник.
— Кто сказал? — сразу ухватился мальчик за нужную ниточку.
— Кто надобно, — снова схитрил сах и весь завернулся в свой пушистый хвост.
В нерешимости с минуту потоптавшись на месте, мальчик наконец взялся за ручку чемодана и, беспокойно покачав головой, в очередной раз обратился к своему помощнику:
— Ладно уж, пойдём, мартышка.
— Сам ты такой! — пробубнил малыш в ответ и первым шмыгнул в дверной проём.
Следом за сахаяком, волоча неподъёмный, ветхий, чуть ли не разваливающийся на каждом шагу чемодан, мальчик спустился по лестнице, накинул на плечи ветровку и высунул нос на улицу.
Во дворе их и впрямь уже ждали. Пухленький старичок семенил им навстречу. Выглядел он весьма комично: низенький, с карими бегающими глазками и седыми усищами, торчащими во все стороны, чем немало напоминал атлантического моржа. Тут он залепетал, широко размахивая руками:
— Что ж вы там так долго?! Ужо второй час пошёл, как я вас здесь жду! Скорее же в машину! Нам надо быть на месте не позже чем через час, иначе мне кирдык!
Святослав тем временем мало обращал на него внимание, а вместо того разглядывал перед собой лакированную машину старого образца, чем-то походившую на жёлтое такси из фильмов про лондонские нулевые. Когда мальчик забрался в салон, то обнаружил, что хоть снаружи машина представлялась большего размера, но внутри места для них оказалось катастрофически мало. Мальчик вопросительно уставился на старичка.
— О да, конечно! — воскликнул тот, правильно расценив недоумение Свята, и, заведя автомобиль, выехал со двора, после чего поспешил объясниться: — Мой внучек — начинающий архитектор — упражнялся с заклинанием расширения пространства и немного напортачил. А я всё никак не могу попросить его вернуть машину в изначальный вид. Надеюсь, вам не приносит это значительные неудобства?
— Да нет, что вы! Всё в абсолютном порядке, — поспешил уверить его юноша, вжимая голову в плечи и всё ещё подпирая макушкой потолок. — А кто ваш внук? Он учится в академии?
— О! он чародейный архитектор. Пока что Вит только старается приноровиться к своей силе, но с годами научится создавать дворцы одним лишь пассом руки. Ох, если бы только Верховный отмерил ему века, то мой мальчик мог бы возводить города, — гордо ответил дедушка, полностью поглощенный мыслями о талантливом внуке, но, опомнившись, неожиданно переключил внимание на пассажира: — А зовут вас, молодой человек, случайно не Святославом?.. — Не успел мальчик вставить и слова, а усатый водитель продолжил: — Хорошо помню ваших родителей. Чудесные ребята. На чай приглашали, не забывали старого друга... Ужасно то, что с ними приключилось. Очень жаль...
— Но что произошло? — испугался мальчик.
— Вы разве не знаете?!.. Ах, ну да! Вы и не можете знать, запретили ведь рассказывать... Могу только по секрету сказать, что они ушли шестнадцать лет назад и по сей день ничто о них не известно. Вы же спустя три года после их исчезновения свалились, как гром среди ясного неба, — чудеса просто! А мы уж тогда карандашом записали их в без вести пропавшие. Хотя немногим позже они всё ж таки по-настоящему оказались в этом списке… Предполагают, они перешли в другой мир, но мы не можем быть уверены в этом до конца, — протараторил старичок.
— Хотите сказать, что они могут быть совсем мертвы?! — ужаснулся парень, успевший уже пожалеть о том, что согласился на саховскую авантюру.
— Ни в коем случае! — поспешили переубедить его. — Если бы ваши родители были мертвы, то мы бы об этом знали наверняка. Слушайте внимательно, юноша. Когда умирает чародей, в мир высвобождается большая часть его нерастраченной энергии. Если это неестественная смерть, то на магическом поле нашей планеты появляются вспышки, и туда сразу же отправляется отряд боевых магов. Правда, мы не можем проследить другие миры, так что, возможно, ваши родители находятся сейчас в одном из них, — старался как можно более толково разъяснить ему старичок, пока они мчали по питерским улочкам, петляя то вправо, то влево. — Ладно уж, оставим это и не будем о грустном. Давайте лучше хорошенько познакомимся друг с другом. Зовут меня, кстати, Геннадий, но зовите по-простому — дядей Геной. Хотите конфетку? Обожаю конфеты — у меня есть немного шоколадных леденцов…
Святослав неловко молчал, доброжелательно улыбаясь уголками губ. Он не знал ничего о чародейском мире и уж тем более о том, что люди могут так просто переходить из одного мира в другой, как кролики через их, кроличьи, норы. Да и вообразить, что представляют из себя эти миры, он тоже не мог. В том, что они магические, мальчик не сомневался. Но что ему могла дать эта уверенность? Вряд ли он смог бы так скоро начать путешествовать по мирам. Скорее всего, это опасно, и его просто-напросто никуда не пустят. Но начать поиски можно хотя бы с этой академии. В ней учились его родители, и, может быть, там он смог бы разузнать о них получше, да и научиться какому-нибудь волшебству было бы не хухры-мухры. Не нашлось ещё такого человека, который не хотел бы обладать магической силой, и Свят вряд ли смог бы назваться исключением. Единственное, что пугало парня, — это основополагающая конкретно той силы, которой обладал он сам. Свят до сих пор с ужасом вспоминал тот день — что если он представляет опасность? Вдруг он способен нанести ещё больший вред?!
— Очнись! Мы уже приехали! — махнув перед мальчиком крошечными лапками, прикрикнул Маф, всю дорогу, привалившись к нему бочком, продрыхший на соседнем сиденье.
Живо выскочив из машины опять же в ожидании чего-нибудь выходящего из ряда вон, парень увидел перед собой всего только лесную поляну — ничего необычного: трава, деревья и худенький ручеёк. В общем, это был обычный лес и ничего более. Никаких единорогов!
— Хочешь сказать, что где-то здесь находится твоя академия чародейств? — изумился парень.
— Ты что, совсем меня не слушал?! Я же тебе не просто так сказал, что мы полетим, — возмутился сах, но тут же взял себя в руки и, напомнив себе, что перед ним ещё совсем не опытный человеческий детёныш, а не тысячелетний сородич, разъяснил, как маленькому: — Но прежде нам нужно прийти в определённое место, и уже оттуда мы отправимся в Антарктиду, — заворчал малыш, добавив ещё что-то наподобие «меня никто не понимает и бла-бла-бла».
— А на чём (ком) мы полетим? Пегас? Летающая машина? Дракон? — Вопросы Свята сыпались один за другим.
— Увидишь, — в раздражении ответил сах и полетел в глубь леса, тихо ворча что-то себе под нос.
Дедушка Гена же, когда мальчик обернулся к нему, ища поддержи, сказал, что в его обязанности входило лишь довезти мальчика до назначенного места, и на этом его работа считалась выполненной. Потому Свят скоро попрощался с добродушным старичком, крепко сжав протянутую руку, получил от него целый пакетик каких-то чародейских конфет и поспешил за сахаяком. Следовал он за ним не очень долго, каких-то минут десять-пятнадцать, по крайней мере, не дольше двадцати, — и тут, стоило ему в очередной раз поднять взгляд, перед его глазами открылась близкая к чуду картина: поляна, куда они вышли, вся сияла золотистым светом звёздной пыли, что не показалось бы необычным, если бы не тот факт, что в этот райский уголок не проникал ни один солнечный луч, — кроны деревьев куполом накрывали полянку.
— Бог ты мой Коперник! — не удержался парень от восхищённого возгласа. — Вот это всё сверкает!
— Вот ещё одно доказательство того, что ты одарённый. Если место как бы пропитано магией, то чародей это увидит, а обычный пройдёт мимо, ничего не почувствовав... А теперь глянь вверх!
Послушно задрав голову, мальчик тут же пожалел об этом. На них со скоростью света неслись два огромных крылатых монстра. Их приближение выглядело, как страшное нашествие лохматых тварей: исполинские крылья мерно вздымались, стремительно сокращая расстояние до земли, а длинная шёрстка трепалась на ветру, ударяемая сильным воздушным потоком.
Однако, когда они приземлились на поляну, Святослав убедился, что его привели сюда не для того, чтобы зверски с ним расправиться, ведь прилетевших существ точно нельзя было назвать ни тварями, ни тем более монстрами. Это были большие, лошадиного размера, маламуты. Их мышцы были полны силы и тягучи настолько, что точно могли бы выдержать долгий путь, толкая поезд, загруженный сверх меры группами морских черепах, стадами слонов и гигантскими синими китами поверх их всех. Именно поэтому здоровенные псы и служили магам верховыми животными, как позже Свят выяснил у сахаяка.
Маленький помощник чародея проследовал к одному из них и жестом указал Святославу на другого, как бы говоря «Садись! Чего встал?». Мальчик осторожно подошёл ко псу и потрепал его по плюшевой макушке. На ощупь мех был как тётин меховой пояс. Пёс повернул к парню морду с насмешливыми прищуром глаз, но не издал ни звука против мальчишеской ласки. Свят взобрался на него и тут же утоп всем телом в тёплом пухе подшёрстка. И в тот же момент псы, как по команде, взмыли в небеса — у парня захватило дух.
Ветер свистел в ушах, и Святослав, впервые оказавшийся в небе, сильнее вжимался в жестковатый, но тёплый мех холки, укрывавший от холодного воздуха, точно жаркий зимний пуховик. Псы ловко меняли направление, следуя какому-то особому маршруту: они то стремительно падали вниз, складывая крылья клином, то молниеносно вздымали вверх, расправляя их широко-широко, и неслись к облакам. Пейзаж сменялся, как быстро перещёлкиваемые телевизионные каналы «Моя Планета», «Глазами туриста», Russian Travel Guide HD, «Телепутешествия», Travel+Adventure и иже с ними, что практически невозможно было отследить этот переход от городских многоэтажек к обширным полям, местами ещё покрытым кашей из снега и грязи. Скачки эти были ни что иное как перемещения в пространстве. Сопровождались они таким странным звуком, будто умелые женские руки шинковали капусту: новый скачок — удар кухонным топориком по разделочной доске, и мелко нарезанные листики летят в салатницу.
В один миг они пролетали мимо заснеженных гор. Ещё никогда Святослав не видел их с такой умопомрачительной высоты. Сейчас они казались настолько маленькими, что от страха спирало горло и кружило голову. Именно в этот момент мальчик осознал, что стать чародеем — всё равно что получить невероятный подарок судьбы, который едва ли он заслужил, ведь они могут вот так просто летать и перемещаться, куда только захотят! Обычные люди могут лишь мечтать о подобном. Впервые он испытывал настолько ошеломляющее чувство свободы — его недолгие поездки автостопом или в грузовых поездах рядом не стояли, — и ему хотелось, чтобы этот полёт не прекращался. А уже спустя четверть часа перед его глазами предстал во всей красе океан, и Свят напрочь забыл о горах, ведь перед ним открылась гладь водного пространства, пленявшая взгляд глубокой синевой. Ей не было ни конца ни края, словно никаких материков не существовало, а вся планета состояла из одной только воды — вечный и бесконечный океан. Но и ему предстоял конец, точно как будоражащим чувствам азарта и собственной бесконечности — наши путешественники приближались к материку, закованному во льдах…
Началось снижение, столь стремительное, что Святославу, обдуваемому жгучим от холода ветром, пришлось зажмурить глаза и посильнее прижаться к шее животного, лишь бы не окоченеть и более того — не свалиться.
Он осмелился открыть глаза, лишь убедившись, что крылатые псы твёрдо стоят на земле.
Перед ними легло белоснежное поле со множеством ледяных скал под толстым слоем снега. Но только теперь юноша думал не о красоте — было не до того: холод пробрал до костей, так что зуб на зуб не попадал. При выходе из дома Свят даже и не задумался о том, каково ему будет в том месте, куда они направлялись, потому накинул сверху одну лёгкую ветровку, которая, увы, могла согреть его лишь в питерскую слякоть, так что теперь он не мог думать ни о чём другом, кроме как о том, чтобы поскорее добраться до академии, только бы за её дверями было тепло и не дул страшный ветер, пронизывающий до самой сердцевины слабого человеческого сердца.
Тем временем собаки, хоть сколько-то согревавшие его теплом своего тела, мерно ступали по снегу, практически не оставляя за собой следы. К удивлению мальчика, они ни на сантиметр не проваливались в толщу снега, словно весили не пару сотен килограмм, а не более пары фунтов с лихом. Свят, думая расспросить об этом, перевёл взгляд на сахаяка — тот снова дрых, развалившись на широкой спине пса. Мальчику стало жаль бедное животное, ведь Маф, ко всем прочим его недостаткам, громко храпел и иногда похрюкивал, напоминая жирного мопса, жившего когда-то у их соседей. Окоченевшими пальцами Святослав собрал немного снега с меха собаки и кинул им в саха. Тот сейчас же проснулся и чуть не свалился с собаки, но не ударил в грязь мордой и за мгновение собрался, приняв вид бдительного и ответственного сопровождающего, будто не он спал на протяжении почти всего их пути.
— Скоро будем на месте! — сказал он, повернув к юноше радостную мордочку. — Тебе, я думаю, уже не терпится оказаться в здании академии, так ведь?
— Д-даже не п-представляешь насколько, — проклацал мальчик зубами, зло глядя на саха. — Просто не т-терпится п-пристукнуть тебя з-за то, что ты не с-сказал одеться п-потеплее.
— Ах да, приношу свои извинения. Я просто забыл, что у людей нет меха... но ты, пожалуйста, сильно не злись: мы уже через минуту будем на месте. Видишь ту щель в леднике? — Сах примирительно сложил лапки, а потом махнул правой вперёд. — Это портал, который ведёт прямо в академию.
— Знаешь, я бы с радостью обманулся, но не могу не заметить, что это просто ледник, — со скепсисом ответил Свят.
— Эх ты, невежда! Держись крепче!
Псы один за другим нырнули в щель меж ледниками. Не успел мальчик испугаться, что он разобьётся о лёд, как в ту же секунду в глаза его ударил яркий свет. Там, куда они попали, было светло, как в брюшке светлячка. Парень думал, что академия окажется старинным строением вроде средневекового замка, но она была обставлена, как говорится, по последнему слову техники. Она не была похожа ни на одну из тех школ, в которые он когда-либо захаживал у себя на родине — эта была по-настоящему современной. Академия напоминала офис какой-нибудь столичной крупной компаний: новейшая техника, аккуратные рабочие пространства и светлые классы. Всё это Свят заметил в те несколько минут, когда прогуливался по коридору нулевого этажа здания. Самым странным показалось ему, что, кроме него самого, здесь больше никого не было, хотя время занятий давно подошло к концу. Но, вероятно, ученики занимались по совершенно отличному расписанию — не как в обычных школах. И пусть так, бог бы с ним, вот только он не понимал, куда ему в эту минуту следовало податься — неужели его никто не должен был встретить? К тому же и сах бросил его, сообщив о вдруг возникших важных делах, и псов с собой увёл. Единственное, перед уходом он просил чуть-чуть пождать, но чего — не сказал, и мальчик послушно ждал, наворачивая круги по этажу.
Святослав так бы и гулял по бесчисленным коридорам нулевого этажа с тупиками и сквозными аудиториями — эдакому лабиринту Минотавра («Как они вообще понимают, где и куда сворачивать?» — возмущался и дивился Свят.), — но наконец появился его спаситель.
— Святослав! Вот ты где! — навстречу мальчику бойкой походкой шагал чрезвычайно высокий, под два с кепкой (или цилиндром) метра ростом, мужчина, за которым шлейфом летели длинные волосы цвета пепла, а глаза его, обращённые к Святу, светились добротой и даже каким-то озорством, что ли. — Здравствуй, мальчик, давно не виделись. С возвращением в самую лучшую академию чародейства в этой ветке вероятности! Чувствуй себя, как дома, и не переживай ни о чём — Дармикатма тебя точно не разочарует!
— А кто это? — поинтересовался юноша.
Этот старый чудаковатый мужчина ему уже нравился, и Свят был уверен, что с ним он точно смог бы найти общий язык.
— Ах да! Дармикатма — это, конечно же, наша академия, — чуть наклонившись, чтобы получше разглядеть лицо мальчика, мужчина весело подмигнул ему, — А я её главный помощник и, помимо того, Верховный чародей России… — лучезарно улыбнулся он, отчего лицо его стало казаться ещё добрее и ласковее, чем было прежде, и пошёл дальше по коридору, так что Святу пришлось резко развернуться и поспешить следом. — Знаешь что, мы с тобой ещё потолкуем, но позже — сейчас нам нужно поскорее оказаться на церемонии начала нового учебного года, и, уж прости меня за это, не явиться на неё я не могу: как ни как я директор.
— Директор?! — не сразу поверил Свят, но больше его занял другой вопрос: — Но почему церемония начала года проходит в День дурака, а не как в обычных академиях и школах?
— Но мы же стоим в стенах уж точно не совсем обычной академии… — опять улыбнулся мужчина. — Ох, я, как всегда, забыл представиться! Меня зовут Андрий Сдвиг. Обращайся ко мне только по имени. Я считаю, что в этих «вы» и «вас», в отчествах и матчествах нет души, а есть только горечь социального дистанцирования и сублимация неотрефлексированного недовольства устаревшими устоями и жизнью в целом.
— ... — в первую секунду опешил Свят, но, собравшись с мыслями и решив, что раз его встречает сам директор, нужно не ударить в грязь лицом, с умным видом спросил, не сумев всё же обойтись без «дистанцирования»: — Вы думаете, «тыканье» упростит общение?
— Оно поможет воспринимать друг друга как равных. Годы и статусы — ничто по сравнению с тем, что нас объединяет, и это наш чародейский мир, — ответил верховный чародей, снисходительно похлопав мальчика по плечу.
Директор академии в сотый уже, наверное, раз продемонстрировал лучезарную улыбку и, ещё чуть ускорив шаг, пошёл впереди, напевая какую-то весёленькую песенку, а Свят доверчиво поспешил следом, даже не пытаясь идти в шаг с этим добрым великаном.
По пути им встречались удивительные люди, фланировавшие по коридорам в костюмах прошедших эпох. Казалось, они вернулись с маскарада, и, что странно, никто не поднимал взгляда ни на директора, ни на мальчика. Таким образом, думал Свят, они точно не могли быть призраками, потому что всем известно, что последние очень даже заинтересованы миром живых.
…Вдруг из-за угла с шумом выкатила повозка и понеслась прямо на мальчишку. Он ошарашенно отскочил в сторону и с глухим хлопком вмазался в стену. Директор Сдвиг же и усом не повёл: ему дела не было до того, что в академии были нарушены законы времени и по пути в главный зал их запросто могла разрубить французская гильотина 70-го года XX века… Наконец директор снова обернулся к Святу и неожиданно громко расхохотался, отчего всё в нём, добродушном и могучем заходило ходуном, зазвенели талисманы, обереги, подвески и чётки.
— Всё это — воспоминания, мальчик мой, — объяснил он, поуспокоив своё веселье, и, разглядев недоумение в лице нового ученика, начал свой рассказ: — Очень давно, когда люди ещё не ходили на кораблях в такие дали, на этом самом месте стоял прекрасный дворец, который впоследствии отдали под академию для одарённых. Но, как это всегда и бывает с древними замками, прежде, задолго до появления первых учеников, в нём произошло кое-что непоправимое: чародеи не смогли договориться с духами, когда-то населявшими нашу планету, и разразилась война. История умалчивает, что же не поделили наши предки с великими и ужасными, но точно известно, что та война унесла с собой многие жизни, оставив только сгоревший дотла дворец. Мы одержали победу только благодаря тому, что чародеи всего мира смогли объединиться. Нам удалось загнать духов на одну из очень далёких планет и запечатать их там… И, хоть всё здесь было сожжено и разрушено, память осталась — она в тенях, что иногда возникают из ниоткуда в старой части академии и перед теми, кто умеет видеть прошлое. Но только не путай их с духами, или, как зовут их у вас, привидениями, так как духи — это расставшиеся с жизнью разумные существа, которые не смогли покинуть наш мир по какой-то из причин, а воспоминания, называемые «тенями», являются неким кусочком из памяти, который разгуливает по месту, где случилась беда.
Парень никак не мог отойти от потрясения, потому спросил:
— Но что здесь, в здании, делает карета?!
Тень кареты казалась такой реальной, и не было сомнений в том, что она вполне может раздавить любого, кто окажется на её пути.
— Как знать… Известно, что тени бывают блуждающими и прикреплёнными. Наша карета, как ты понимаешь, — это первый случай. Она может колесить по всей территории нынешней академии, так как раньше это был именно дворец. Прикреплёнными же называются те воспоминания, которые закрепляются в какой-либо вещи и не перемещаются в пространстве, оставаясь всегда на месте.
— То есть вы хотите сказать, что эти «тени» — это всё то, что когда-то происходило в том старом сгоревшем дворце? — уточнил мальчик.
— Не всегда. Тенями становятся лишь те воспоминания, которые оказались наиболее яркими и важными.
— Но чем воспоминание о повозке может быть так важно? — скептически протянул Свят. — Это же всего лишь обычная повозка, которая просто перевозила людей когда-то давным-давно.
— Как знать, как знать… Наша жизнь — одна большая загадка, которую никому не разгадать.
Директор выразительно взглянул на мальчика, оборотился к нему спиной и снова направился вперёд, а юноша, конечно же, последовал за ним, искренне надеясь на продолжение его рассказа. Но вскоре Свят понял, что ждать было нечего, и, погрузившись в собственные мысли, тем не менее не отставал.
Вначале они шли по обыкновенному коридору, стены которого были сделаны из прочного матового стекла, спустились на ярко светящемся телепорте на первый этаж, или же на минус первый, так как этажи уходили вниз, а не вверх, как обычно. (Телепорт по его функционалу подразумевался почти как простецкий лифт: он представлял собой глубокую нишу в стене и освещался при помощи флуоресцентных камней, которые директор назвал «ночными цветками», — они сверху донизу покрывали стены «лифта», излучая голубовато-зелёное свечение. В первую очередь телепорт был средством перемещения с одного этажа на другой, также им могли пользоваться несколько людей одновременно с возможностью оказаться на разных этажах, если то было необходимо. Гулял в народе слух и о курьёзных случаях вроде того, как, например, однажды ученик хотел переместиться на свой этаж, а вместо того пару часов гулял по тропикам, пока его не нашла команда спасателей. Обо всём том рассказывал директор Дармикатмы, когда они только подходили к телепорту. Святослава, конечно же, немало заинтриговала перспектива прогулки по джунглям, потому в нишу телепорта он шагнул первым, опередив директора, но дальше следующего этажа, к сожалению, не переместился.) Коридоры сменяли спуски на второй, третий, четвёртый и так далее этажи. На каждом из них словно менялся облик здания. Стены были сделаны из совершенно разных материалов: одни — из дерева, другие — из огня, вырывавшегося сверху и снизу из потолка и пола и нисколько не обжигавшего, третьи — из кирпича, какие-то и вовсе состояли из мутной, грязной, с каким-то сором воды, непонятно как зависшей в воздухе.
— Стены на каждом из этажей отражают специализации наших юных чародеев. В Дармикатме учатся дети с разными магическими способностями. Было бы весьма непредусмотрительно селить мага Огня в комнату со стенами из дерева, ты так не думаешь? — продолжил разговор мужчина. — А вот для мага другой специальности этот материал самый подходящий. Я не просто так провёл тебя по всей академии — было важно, чтобы ты убедился в моих словах... Итак, пришло время для правил общежития! Нулевой этаж считается общим для всех, на нём размещены Центральный зал, залы для практических занятий, общие классы одарённых, личные комнаты наставников, специальные классы, оранжереи и загоны для палту и других животных. На остальных этажах находятся жилые комнаты одарённых. Для каждого вида силы отведено по этажу — за некоторыми исключениями. И ещё одна придумка от меня: ни один ученик не сможет попасть на этаж другого братства, если у него нет ни одного друга, состоящего в нём… А теперь поспешим наконец в Центральный зал.

Директор и Свят вернулись на нулевой этаж и подошли к широким створчатым дверям под потолок, которые распахнулись при их появлении настолько неожиданно и мгновенно, что едва ли не задели мальчика, благо что заботливый глава Дармикатмы увёл его в сторону и мягко подтолкнул вперёд — к новым временам.
В колоссальных размеров Центральном зале, куда их привёл директор, стояло семь больших, закруглённых на краях каменных столов, а ещё гораздо большие пространства меж ними по случаю возвращения учеников из тёплых стран были засыпаны белоснежным песком — в некоторых местах из песка торчали пальмы и бурые кустарники с острыми иглами. Мальчик ахнул — перед ним раскрылось самое волшебное место, которое он когда-либо видел. Однако не только он был сражён чародейским миром — рядом со столом, где сидели, по предположению Свята, очевидно учители, толпилась группка подростков, растерянно озиравшихся по сторонам. Они явно оказались здесь впервые… Директор поторопил Свята присоединиться к ним, а сам встал за кафедру, чуть выступавшую перед учительским столом, и его голос заполнил зал от стены до стены, от потолка до пола, заглушив гомон детских разговоров и обсуждений:
«Дорогие дети! Сегодня, 1 апреля, в нашей старушке Дармикатме начинается новый учебный год. Вы хорошенько отдохнули на каникулах, а теперь пора бы и поучиться.
Некоторые из вас только начинают своё обучение в Академии Стихий, Целительства и Духа. Прошу тепло поприветствовать наших новых учеников! — В зале раздались громкие аплодисменты. — Надеюсь, остальные... — Насмешливым и в то же время немного строгим взглядом директор обвёл столы с притихшими учениками. — …будут усердствовать не меньше, чем в прошлые годы, и покажут нашу академию только с лучшей стороны.
Теперь же разговоры в сторону — и приступим к распределению!»
К тому времени к кафедре подошла молодая преподавательница с волосами цвета каштана и начала оглашать имена новичков, читая их со стеклянного планшета, бывшем, кажется, немного необычным чародейским гаджетом.
«Василиса Сильницкая — Огонь», — Тоненькая, как тростинка, рыжая девчонка с глазами-васильками, стоявшая точно за спиной Свята, бойко выскочила из толпы новичков и вмиг оказалась у стола, над которым развевалось алое знамя с эмблемой пылающего костра. Ученики, сидевшие за этим столом, радостно захлопали в ладоши, приглашая новенькую за стол.
— Евген Кристалл — Вода.
Из толпы просочился перепуганный мальчишка и поспешил под защиту своего стола, над которым развивалось знамя цвета грозы с падающей каплей дождя. Ребята этого братства встретили его не менее радостно.
— Вероника Легченко — Воздух, — продолжила оглашать имена девушка.
За столом магов Воздуха оживились все. Девочки и мальчики подскочили, кто-то громко присвистнул, один парень подбежал к новенькой, подхватил её на руки и бегом донёс к своему столу под одобрительные возгласы воздушных чародеев. На их сиреневом знамени вилась золотая спираль.
— Владлен Скрытных — Земля.
За столом магов Земли не прозвучало ни звука. Когда новенький землец, ожидавший не менее радостный приём, как у других братств, немного неуверенно подошёл к ребятам, над столом которых развивалось чёрное знамя с изображением рубина, почти каждый из них поднялся со своего места и подошёл к нему, чтобы со всей серьёзностью пожать ему руку. На этом их тёплое приветствие было завершено.
— Артём Холодов — Целительство.
Целители встретили мальчика с большой теплотой. Многие обняли паренька, пожелав ему хорошей учёбы. После все снова уселись за стол, над которым висело изумрудное знамя с колдовским котелком.
— Каролина Клинкова — Ментальная магия.
Высокая костлявая девочка поспешила к столу с пустым знаменем. И встретила её лишь тишина — только место освободилось под новенькую, хотя у некоторых ребят всё же приподнялись уголки губ; они поприветствовали её, как умели, но Каролина, казалось, ничуть не была сбита столку. Себе на уме, как говорится.
Отталкиваясь исключительно от оглашённого списка новых учеников, Свят заметил для себя (или больше предположил), что обладатели магических сил носили весьма говорящие фамилии. Каждая, произнесённая в этом Зале, как будто раскрывала главную черту рода чародея. Да только вот его фамилия выбивалась из общего ряда. Мальчик сомневался, что мог быть своего рода светом поцелованным, и ставил больше на то, что вселенная решила для ясности уточнить цвет его волос — но это уж совсем глупости. Думать об этом слишком много он не хотел, кроме того, вернувшись к дела сути, взял себе за правило не судить книгу по обложке. Да и почему-то ему вспомнился старый неприятель Денис: несмотря на то, что тот не был магически одарённым (ведь его рожи мальчик так и не разглядел среди лиц новичков), его фамилия идеально подходила братству Земли, хотя Свят был на сто процентов уверен, что тому больше подошла бы фамилия Гадкий или нечто похожее.
— Святослав Светлый, — прозвучало где-то рядом, оторвав юношу от лишних раздумываний. — Ваше братство — Огонь.
За столом огневиков снова пронеслись звуки ликования. Мальчика встретили с небывалым энтузиазмом. Двое ребят зажгли магические огоньки и начали ими жонглировать. Другие аплодировали стоя, задорно посмеивались, кто-то пожимал ему руку. Святославу понравились эти ребята: они казались одновременно по-детски весёлыми и в то же время совсем по-настоящему бесшабашными, отчего он хотя бы на время забыл о своих сомнениях обо всём на свете и позволил себе просто радоваться тому, что хотя бы в этот день мог быть частью нечто большего.
Вместе с тем, следом за его объявлением было названо ещё несколько имён. В это время Свят был занят разглядыванием других столов, благодаря чему пришёл к выводу, что насчитывалось всего шесть основных направлений в магии: Огонь, Земля, Вода, Воздух, Целительство и магия Духа, или Ментальная магия. Мальчик подметил, что магия в основном зависела от темперамента чародея, или наоборот, темперамент от магии. Ученики, обладавшие одним видом магии, совершенно не походили на тех, кто обладал другим видом. И как после этого он должен был верить словам директора, что все мы так похожи? Да это просто невозможно!..
Пока мальчик решал новую загадку, на сцену вышел певческий хор Академии Стихий, Целительства и Духа», состоявший из ребят разных возрастов, от тринадцати до восемнадцати лет, — они запели традиционную песню Дармикатмы:

Пусть духи были очень злы, но победили мы —
В тартарары послали их и вход забыли вниз.
Создали школу чар, уча и стар и млад,
Постигли чудеса — в них каждый здесь мастак.

Припев:
Различны поколения,
Ждёт судьбы раскол.
Так вышло, юным впредь
Браздить миров простор.
Давайте же поверим
В наших чар успех,
Ведь так мы воспарим
За горы. Ну же — вверх!

Прошли года, и мир наш изменился,
Но мы мудрее стали и в братства собрались.
Возникла академия на радость молодцов,
Но не было различия, откуда ты и кто таков.

Припев.

Делились на команды по силе волшебства:
Для жгучих душ есть место в братстве Огня.
Но если весел ты, как майский ветерок,
Удел свой, братец, найдёшь у воздухов.

Холодно-неприступных, точно мёрзлый дёрн,
Сокроет в земных недрах команда землецов.
Целители обучат, как близким помогать.
Но а с ментальной магией лжецам несдобровать.

Припев.

Мой брат, сестра, послушай, открой в себе секрет
И спой назло планетам всем о процветании припев.

Припев.

За столами стали подпевать, кто в шутку, кто всерьёз, но всем это было в удовольствие, никого сильно не заботило, насколько, возможно, противно и глупо мог звучать их пискляво-, шепеляво-, картаво-, грубо-, громкоголосый хор со стороны. Ученики всего лишь хотели повеселиться на праздновании начала нового учебного года, вместо того чтобы оплакивать ленивое время прошедших каникул.
По окончании песни Святославу было наплевать, насколько люди различны или схожи. Перед ним возникли блюда, полные всевозможных кушаний, от которых ломился стол. На нём высились горы жареных куриных крылышек, пирожков с любой начинкой, мясные рулеты, запечённые в разных соусах овощи и много всего другого. Подле себя паренёк приметил блюдо с вишнёвым пирогом. Только он потянулся к нему, как чья-то ручонка его опередила. Юноша обернулся к воришке и столкнулся взглядом с рыжей девчонкой, уже вонзившей зубы в его кусок пирога. Та ухмыльнулась, заметив его немой укор, и, прожевав, немного ребячливо показала ему язык.
— Быстрее нужно быть, — заметила она. — И даже не смотри на меня так, я права.
— Ну и как так я на тебя смотрю, воровка? — оскалился парень, пытаясь выжать из себя последние капельки дружелюбия, хотя был голоден, как волк, и упрям, как осёл.
— Ну всё, теперь мы враги до скончания веков, — заулыбалась девчонка, закатив глаза. — Так уж и быть, держи. — Разломив надкусанный кусок пополам, она протянула нетронутую половину мальчику, а тот не стал отказываться: приличие приличием, а кушать хочется всегда. — Меня, если что, Василисой зовут, ну хотя ты слышал, — представилась девочка и без лишних предисловий задала давно, кажется, интересовавший её вопрос: — А ты знаешь конкретную причину, почему директор отправил тебя именно к Огню? Я ж знаю, что ты не огневик… Ну то есть это очевидно — гадать не надо.
— Если б я только знал… Я и правда не спец в магии Огня.
— А какая у тебя способность?
— Без понятия.
— До сих пор? Как это?
— Вот так просто: не знаю.
— А мне казалось з… Знаешь, ни о чём не беспокойся, скоро все загадки разгадаются, можно сказать, сами собой.
— Надеюсь, обойдёмся без загадок…

Глава 3. До планеты больших птиц

Святослав мирно спал в своей новой комнате, как вдруг к нему ворвалась Василиса, первым делом бегло, на двойной скорости, пробарабанив по двери какой-то известный одной ей мотив, — та чуть ли не зашаталась от девчачьего напора.
— С добрым утром, соня! Пора вставать, а то опоздаешь на первый урок! — слишком бодро для утра прокричала девчонка.
Мешком свалившись с кровати, Свят промычал что-то нечленораздельное, потом, осознав, кто заявился в его комнату, мигом вскочил на ноги, и уже только после этого, столкнувшись с весёлым взглядом девчоночьих глаз, снова плюхнулся на кровать, и заворчал, уткнувшись лицом в подушку и руками примяв её по бокам:
— Что за жизнь такая?! Вечно малышня всякая сваливается мне на бошку ни свет ни заря!
— Ой, да ладно тебе! — хихикнула девочка, удивлённо взметнув бровями, и выскользнула за дверь.
Юноша фыркнул: даже здесь ему на голову свалилась очередная несносная девчонка, которая, невзирая на правила приличия, взяла и ввалилась в комнату к мальчику. «Нельзя её с сестрой знакомить, — подумал он, поднимаясь с кровати, чтобы пойти в ванную комнату. — Да и лучше бы замок на дверь повесить от греха подальше, а то ведь брошу в следующий раз чем-нибудь тяжёлым… и кирдык нашей дружбе».
Умываясь, Святослав вспоминал вчерашний вечер, пытаясь убедить себя в том, что всё было взаправду: как только завершился ужин, новичков развели по их комнатам. Как и все огневики, он поселился на шестом этаже. Весь огненный этаж был в бордовых тонах, полыхал живыми огненными фонтанами и представлял собой закрученную спираль, в самой середине которой оказалась общая гостиная.
Мальчика поселили в комнату у поворота прямо в гостиную. Так что когда он собрался и вышел, то тут же увидел Василису, сидевшую в кресле и что-то нервозно, дёргано рисовавшую в видавшем виды потрёпанном блокноте. Здесь же, в креслах, на диванах и коврах, расположились и другие ребята, девочки и мальчики, ещё сонные и недовольные из-за всей утренней суматохи: они сторонились рыжеволосой девчонки, но Свят пока что не понимал почему.
Тихо, на цыпочках подойдя к ней, чтобы напугать, он осторожно, но резко положил обе руки на её плечи, но она словно бы даже не почувствовала прикосновения и не перестала выводить какой-то рисунок на пожелтевшей бумаге — паренёк легонько встряхнул её, и только тогда Василиса пришла в себя и испуганно распахнула глаза.
— Ты странная, — заметил Святослав, косясь на страничку альбома.
На листке был изображён статный мужчина с пожаром красных волос на голове, в широкой грязновато-белой рубахе с серебряными запонками и чёрных штанах, заправленных в высокие, грубой выделки сапоги.
Парень тут же отметил, что в альбоме рисунок был цветной, тогда как в руках у девчонки была зажата всего одна ручка, не отличавшаяся от остальных себе подобных канцелярских принадлежностей да и как будто бы заправленная обыкновенными синими чернилами, — не волшебная, одним словом. Всё же зацикливаться на том Свят не стал, предпочтя заняться насущными делами: например, ему хотелось бы узнать, что не так было с его новой знакомой и отчего все на неё косились с недоверием.
— Не страннее тебя, глупенький эмпат, — ответила улыбаясь девочка. — И да, я немножечко предсказываю будущее и рисую, что вижу.
— Здорово!.. Ты только не обращай внимания на косые взгляды... Уверен, они завидуют, — как смог, поддержал он девочку и к тому же сказал то, что действительно думал: предугадывать то, что произойдёт завтра или ещё позже, — это так невероятно… да и полезно!
— Ты это о чём, Святик? — непонимающе проговорила девочка, слегка нахмурившись.
Мальчик незаметно указал ей за спину. Василиса оглянулась и наконец заметила, с каким напряжённым вниманием на неё глядело несколько пар глаз, фыркнула и подскочила с кресла. Она молча почти что побежала по коридору, Свят же поспешил за ней. Так они, один убегая, другой догоняя, спустились на нулевой этаж и вошли в столовую.
За ночь это место преобразилось. Весь пол был залит кристально чистой немного прохладной водой, которая не мочила ботинок, когда дети ступали по ней. Под ногами их сновали косяки крошечных разноцветных рыбок, которые живо расплывались в стороны, почувствовав над собой обувную подошву; над головой простиралось чистое, без единого облачка, небо. Ну удивительный зал!..
На завтраке девушка, которая распределяла их по братствам, подозвала новичков к себе, и они, сонные и толком не перекусившие, отправились за ней, точно гусята за мамой-гусыней. Девушка привела их в просторный класс, приветливо улыбнулась всем собравшимся и начала свою речь: «Ещё раз всем доброе утро, дорогие. Меня зовут Света Ярок. С этого дня вы начинаете свой путь к знаниям в великой академии чародейств под названием Дармикатма. Сейчас я вам раздам чаробуки, которые станут вашими помощниками до конца учёбы в нашей академии и после неё. Их практически невозможно сломать, так что если вы это сделаете, то придётся задуматься о своих антитворческих способностях, — Девушка развела руками, словно бы говорила этим, что если устройство ни с того ни с сего выйдет из строя, то человека можно без угрызения совести назвать руки-крюким. — В них вы сможете проверять расписание на каждый день, делать заданную на дом работу, также при необходимости брать его на занятия».
С вялыми благодарностями разобрав личные чародейские ноутбуки, ученики разбрелись по классам. Святославу первым делом захотелось изучить это диковинное устройство: мало того, что он пользовался ноутбуком только на кружке юных робототехников, так ещё этот оказался с магическими прибамбасами, кроме того, работал на бесконечной зарядке, — но не успел он хорошенько разглядеть технику, как Василиса схватила его за руку и потащила в кабинет, где проводился их первый урок. Девочка явно из-за чего-то тревожилась. Но, когда Свят попытался успокоить её, она шикнула на него и уставилась на женщину преклонных лет, мирно ожидавшую тишины в классе у письменного стола.
Когда сильный шум улягся, она начала свой первый монолог:
— Приветствую вас, дражайшие ученики. Меня зовут Валентина Сдвиг. На моих занятиях первым делом запомните одну фразу: «Слышим, видим, понимаем и правильно реагируем», — такового отношения я жду от каждого из вас на всех наших совместных уроках, поскольку с этой минуты я становлюсь вашим наставником на следующие шесть лет. Вместе со мной вы изучите множество вариаций использования огненной стихии, а также... — Она была бестактно прервана только что ворвавшимся директором.
— Привет, молодёжь! Здравствуй, мама! — обратился он к находившимся в классе и тут же обратил всё внимание на Святослава: — Так и знал, что тебя, мальчик-потеряшка, увели не туда! Пойдём со мной. Нам нужно поговорить.
Святослав шустро собрался и, проскользнув меж парт, вышел вслед за мужчиной. Они молча покинули класс и скоро оказались в кабинете директора, мало отличавшемся от остальной академии: в стиле хай-тек, но с нюансами. В нём стояло множество стеллажей с книгами, по всей видимости, возрастом с тот дворец, который существовал здесь раньше. Скорее всего, это были очень драгоценные рукописи, чудом уцелевшие и сохранившиеся до нашего времени. Также в кабинете было полным-полно чародейской техники, о предназначении которой мальчик знать не знал и даже не догадывался.
Между тем директор Дармикатмы сел в кресло у письменного стола и жестом пригласил Святослава присесть напротив. Снедаемый любопытством, мальчик выполнил молчаливую просьбу и весь извертелся в ожидании начала разговора.
Прошло пару минут обоюдного молчания, и наконец Андрий заговорил:
— Полагаю, ты уже догадался, что сила у тебя, так сказать, крайне необычная… или даже опасная. Ты — эмпат… — Директор прочитал недоумение в глазах мальчика и тут же пояснил сказанное: — Эмпат — это тот чародей, который может управлять эмоциями людей, подчинять их рассудок. Таких людей на нашей планете не больше шести, и ты входишь в их число. Также один из них прибудет сегодня вечером, и он станет твоим наставником, так что уже завтра у вас начнутся индивидуальные занятия. Советую быть собранным и внимательным, не лениться: Михаил не любит тратить время понапрасну.
— Да я и не собирался бездельничать, — пробурчал мальчишка, немного расстроившись из-за слов директора: как ни как он хотел найти родителей, и для этого ему нужно было старательно освоиться в новом для него чародейском мире.
— Не серчай на меня, юный Святослав: в моих делах можно углядеть лишь намерение помочь тебе, как я когда-то помогал твоему отцу. — Напрочь забыв про обиду, парень с интересом уставился на директора, и тот, поняв, что сболтнул лишнее, явно занервничал, но всё-таки не утаил ту малость, которой мог поделиться с этим ребёнком: — Михаил также обучал твоего отца. Поверь мне, этот человек — превосходный преподаватель. Ирга был перспективным учеником, пока не сбежал вместе с твоей матерью неизвестно куда.
— Вы точно не знаете, где они могут сейчас находиться… хотя бы примерно? — недоверчиво уточнил юноша.
Свят явно не ошибся в том, что не поверил словам директора. Ведь тот занервничал пуще прежнего, однако почти сразу успокоил дух и преспокойно произнёс:
— Пока что я не стану рассказывать тебе всю правду, мальчик, ведь ты ещё слишком юн, чтобы суметь понять её не превратно. Не всегда она так пользительна, как о ней говорят. Нет, такая правда до поры до времени не должна попасть в твою светлую головушку. И прошу тебя, не мучай себя самостоятельными поисками ответов: ты лишь заплутаешь в реках слухов и домыслов и сделаешь ложные выводы.
— Раз других вариантов у меня нет, то, так и быть, я сделаю так, как вы говорите, — послушно согласился Святослав.
Прозвучали его слова весьма убедительно, но и он, и директор понимали вполне одну простую истину: невозможно сидеть сложа руки, когда так хочется сказать себе: «Сделай хоть что-нибудь! Действуй!», — и отправиться в собственный путь.
На этом их разговор был окончен. В класс Святослав вернулся со странным, выражавшим слишком много лицом и на вопросительный взгляд Василисы ответил кислой улыбкой поджатых губ.
Через пару минут прозвенел звонок, и ребята отправились на краткий перерыв между уроками. Мальчик без обиняков пересказал первой своей чародейской подруге разговор с директором, и его содержание её весьма впечатлило. Как выяснилось, в Дармикатме обучалось не так много детей, которым посчастливилось родиться с необычным даром, и Свят значился в этом списке без всяких сомнений. Во время перешёптываний с Василисой ему вспомнился водитель, который недавно подвозил его на своём немаленьком, но невместительном, а ещё харкающем драндулете: внук дяди Гены владел даром магического проектирования и в нынешнем году поступил на первый курс. Он весьма неплохо владел магией, по словам его дедушки. Но с ним Свят пока что ни разу не пересёкся ни на церемонии, ни в коридорах, ни где-либо ещё на территории Дармикатмы, хотя поводы для этого были колоссальные: например, один из них — поступление в одну и ту же академию в одном и том же году. Интересно, говорил ли с ним директор так же, как с ним, со Святом, ведь неизвестный мальчик тоже наверняка нуждался в объяснениях — или нет?
Во время его размышлений Василиса эмоционально начала рассказывать об уроке, им неслучайно пропущенном: на нём они вызывали огонёк на любом из пальцев руки — какой больше нравится, — и у девочки получилось «поджечь» аж все пальцы за раз! Поэтому она так и светилась невыносимым довольством собой. Мальчик легонько потрепал девчонку по голове и одобряюще улыбнулся — всё-таки она была копией его сестры: та также часто прибегала к нему, чтобы похвастаться новыми успехами.
— ...мне за этот фокус ещё и семь песчинок дали! — уловил парень последние слова, произнесённые девочкой с крайним восторгом.
— Что ещё за песчинки? — оторопел Свят.
— А, ты ещё не знаешь? — удивилась Василиска. — Песчинки — это баллы, которые ученики зарабатывают для своих братств.
В Центральном зале академии, за преподавательским столом, как объяснила девочка, во всю стену висела квадратная дубовая доска с шестью толстыми трубочками из мерцающего стекла. В начале учебного года все шесть пустовали, а потом, когда кто-нибудь правильно отвечал на уроке, они наполнялись крохотными песчинками. Цвет их, как все, кроме Свята, прекрасно знали, зависел от принадлежности к определённому братству: у целителей был изумрудный, у огневиков — бордовый, у землевиков — чёрный, у менталов — белый, у водников — насыщенно-синий, а у воздушников — сиреневый. У какого братства в конце года оказывалось больше всего песчинок, то и выигрывало в ежегодном состязании. О подобной системе Святослав слышал кое-откуда, так что вопросов она не вызывала. А о выигрыше он даже и не думал: лишь бы чьё бы то ни было поражение обошлось без обид и слёз.
Под вечер Святослав, усевшись на кровати, положил на ноги свой новенький чаробук. Это был поистине необыкновенный гаджет: со стороны он выглядел как обычный ноутбук неодарённых, но вот внутри таилось множество необходимых для чародея вещиц. Например, он заряжался от энергии хозяина, что, тем не менее, не приносило последнему никакого вреда; также, что немаловажно, имелся доступ в информационное чародейское хранилище всего мира. Святослав зашёл на сайт академии и обнаружил свою карточку в базе данных учеников, которых оказалось не так уж много, как ему показалось в день посвящения в чародеи, — от силы около шестисот на все шесть братств. На сайте можно было посмотреть и свои оценки, и расписание на всю неделю, и многое другое — как в современных школах не у чародеев. Вообще, в этой академии преподавали множество предметов: помимо занятий с наставниками, в Дармикатме обучали основам приготовления уникальных снадобий, растениеводству, магическому животноводству, боевому искусству, чародейскому языку, мифологии, дипломатии, истории магических миров, а также самому опасному предмету — исследованию запредельных миров.
Помимо этого, пошлявшись до самого вечера по академии и поперезнакомившись с разными её обитателями, мальчик многое узнал от других учеников. Паренёк по имени Кирилл из братства Огня, заметивший его потуги разобраться во всём с бухты-барахты, подсел к Святославу за обедом, и, слово за словом, у них началась беседа. Выяснилось, что не все братства ладили друг с другом, а некоторые даже соперничали при любой возможности (вот поэтому не все, к кому Свят подходил знакомиться, были настроены столь же дружелюбно). Даже неудивительно, что главными соперниками были братства Огня и Земли. Землецы видели в огневиках наигранно безбашенных негодяев без комплексов, а вот огневиков доводило до белого каления то, как надменно вели себя выскочки-землевики. Это, что с одной стороны, что с другой, отчасти было правдой. Целители же практически не принимали участия в этих бездумных соревнованиях, большую часть времени проводя за книгами в компании с тонизирующим чаем. Менталы, или по-другому духовники, вообще не обращали внимания на то, что происходило вокруг, предпочитая медитировать, просматривать варианты грядущего будущего и всё в подобном духе, а вот маги Воздуха и Воды охотно подключались к любому спору или пари. Так длилось, можно сказать, с самого зарождения Академии Стихий, Целительства и Духа. Кстати — на случай особой заинтересованности! — каждое братство носило школьную форму того же цвета, что и их знамёна. И она была не такой убогой, как во многих школах неодарённых. Девочки при желании носили платьица с рукавами три четверти, но в основном все надевали чёрные то ли джинсы, то ли брюки с пиджаком цвета братства. Утром и Святослав накинул на плечи широкий бордовый пиджак с огоньком-брошкой на груди.
После обеда мальчик вместе с Василисой снова прошёлся по всей академии. На этот раз он побывал в оранжерее, где росли такие растения, которые нигде не встретить: у одних отовсюду торчали щупальца, у других — чрезмерно больших размеров шипы, а одно вообще вспыхнуло, когда парень коснулся его листьев. И таких «цветочков» там выращивали с вагон и маленькую тележку.
В оранжерее во время их прогулки находились не только они, но и девушка, распределившая их по братствам. В дальнем уголке, среди папоротников и мхов, она ухаживала за одним из растений и, приметив случайно забредших к ней детей, предупредила их, добродушно ухмыляясь, что им придётся быть поосторожнее на уроках, так как они будут проводить со всеми её «милашками» немало часов. Такая новость ребят не шибко порадовала, и они надеялись, что после занятий у них, по крайней мере, останется целой хотя бы большая часть пальцев. Покинув неприветливую оранжерею, мальчик с девочкой заглянули в «зооуголок», но их оттуда спровадили с теми обещаниями, что они ещё насмотрятся на всех этих животных в последующие годы их жизни и обучения в академии.
Невзирая на все заковырки, Дармикатма начинала нравиться маленьким взрослым всё шире, глубже, больше и дольше; и Святослав начал понемногу привыкать к этому месту.

На следующее утро парня разбудило шуршание, доносившееся из его чемодана. По приезде мальчик поленился разобрать его, потому это громоздкое изваяние занимало место посредине не такой уж и большой комнаты, преграждая путь во все её закутки. Святослав приоткрыл один глаз — второй был впечатан в подушку — и увидел сахаяка. Мафлиус, ворча по-старушечьи, разбирал его чемодан. «Вот растяпа ленивый мне достался. Даже вещи толком разложить не может, а я тут с ним вожусь, как нянька с дитяткой. Наверняка и спасибо не скажет. Действительно, я же ничего особенного не делаю — всего лишь забочусь!» — бурчал малыш себе под обезьянью носопырку, думая, что его никто не слышит.
— Премного благодарен, о чрезвычайный Маф, — сонно пробубнил мальчик.
Сах как ужаленный шмыгнул в дальний конец комнаты, чем сильно позабавил мальчика.
— Да не за что… пустяковое дело, — попытался улыбнуться зверёк, но выглядело это весьма комично: маленькие острые зубки мало располагали к проявлению дружелюбия, отчего вместо улыбки у саха получился больше зверский оскал, чем добрая улыбка. — До конца завтрака, кстати, осталось двадцать минут — поторопись. И кстати, последним уроком у тебя индивидуальное занятие.
— А ты откуда знаешь? — спросил Свят у саха, который, орудуя хвостиком как пипидастром, смахивал с полок едва различимый пыльный налёт.
— Я обязан знать о тебе от и до, иначе какой из меня помощник? — недовольно пробурчал сах.
— Судя по тому, что вчера тебя рядом со мной не было, никакущий, — хмыкнул Святослав, желая поддеть виноватого до кончика хвоста саха.
— Вот уж жалейки! Великим чародеем клянусь, я каждую минуточку был рядом с тобой… просто слегка невидимый, — замялся зверёк.
— Да ну? — недоверчиво прищурился мальчик, окинув сахаяка шуточно-скептическим взглядом.
— Ладно, хорошо, пусть так — не с тобой, но ты тоже должен меня понять. У твоей подружки очень милая сахая, и мы с ней немножко позабыли о вас…
— Можешь не оправдываться: я всё понимаю, — перебил сахаяка мальчик, пряча улыбку от ушей в подушке, лишь бы не изводить насмешками шерстистого малыша.
Сахаяк всё равно заметно сконфузился. И мальчик решил не мучить его, соскочил с постели и стал спешно приводить себя в порядок. Минут через пять он уже бежал в Зал.
Там, на завтраке, его ждал небольшой сюрприз: за преподавательским столом, через место от директора Сдвига, сидел завуч из его предыдущей школы. Это был тот мужчина, к которому он всегда относился с насторожённостью из-за его серьёзного, участливого взгляда, направленного на него: казалось, он будто бы следил за парнем всю его школьную жизнь. Как видно, не казалось!
Михаил Мудрейш, как звали этого человека, — мальчик хотя бы избежал очередного знакомства с новым взрослым в его жизни, — словно почувствовал появление Святослава в дверях зала и обернулся к нему с будто бы заранее заготовленной виноватой улыбкой. Мальчик сдержанно кивнул в ответ, спешно прошёл к своему столу и занял место рядом с Василисой. Тем временем, пока он переваривал новость о завуче, она с усердием что-то чертила в том самом альбоме, который Свят уже видел в их первый день обучения. Чтобы отвлечься, мальчик заглянул в разрисованные листы, но девочка вовремя заметила его интерес, захлопнула альбом и запихнула его в сумку, привалив учебниками. Мальчик понял, что лучше всего было бы не приставать к ней сейчас — если захочет, сама всё ему покажет. Он бросил себе в тарелку пару жареных сосисок и со вниманием стал изучать учительский стол.
Четверых учителей он уже знал в лицо. Одна из них была низенькой старушонкой, матерью директора. Её волосы были длинные и седые, как и у сына, но она заплетала их в толстую косу; бесцветные её глаза смотрели на детей с материнской ворчливой любовью. Также за столом сидели двое дюжих мужчин, которые вели занятия боевых искусств. Арсений и Евгений Храбрецки с иссиня-чёрными волосами и голубыми, какие бывают у галок, глазами были близнецами: мужчины полностью копировали друг друга, и в одежде, и в характерах. В их речи звучал лёгкий акцент, хотя всю жизнь, по слухам, они прожили в России и лишь год — в Берлине.
На занятии с ними мальчик познакомился с одним забавным, но пренесчастным пареньком, которому доставалось больше всех: он был полноват и явно не привык к тяжёлым физическим нагрузкам, и длинная чёлка немало мешала ему, спадая на глаза. Мальчика звали Филиппом Тёпленко. Он, наверное, лучше всех из знакомых однокурсников знал историю магического мира, а в особенности предания и легенды. Благодаря ему во время пепедышки Святослав узнал о существовании стольких магических планет, скольких он и сосчитать не смог бы! Из перечисленных больше остальных мальчика заинтересовала та планета, на которой пропало слишком много магов, чтобы это можно было назвать совпадением. Никто не мог сказать с полной уверенностью, что точно знал, что же такое там приключалось и чем были вызваны пропажи людей — были озвучены всего только предположения: одни говорили, что там орудует группа очень сильных магов, другие — что на планете прячется кое-что пострашнее и проч., и проч. Планету так и не нашли, но её существование никем не оспаривалось. Учёные-мироискатели прозвали мир Бездной.
Вполне возможно, что родители Свята оказались на подобной планете или даже были поглощены той самой Бездной. Иначе и быть не могло!.. Едва ли преуспевая в сохранении прежнего внимания к ходу историй из пачки новых россказней от Филиппа, Свят также пытался отвязаться от мыслей, преследовавших его сейчас так некстати: «Родители меня не бросили, а оставили в месте, где мне ничто не грозило. Это значит, что они отправлялись туда, где было слишком небезопасно для меня маленького, а эта Бездна признана наиболее опасной из всех магических планет, пусть она и не занесена в какой-то там реестр, так как никому не ведомо, что она скрывает…»
После боевых искусств ребят ждал сдвоенный урок растениеводства вместе с магами Воздуха. Преподававшая его Светлана Ярок уже махнула рукой на то, чтобы угомонить учеников. Маги Воздуха и Огня были схожи по духу — шумные, весёлые и неугомонные, — и создавали один сплошной беспорядок, когда оказывались бок о бок. На уроке они собирали сок Злыдня, но так как днём растение вело себя тише воды, ниже травы, то есть не плевалось кислотой и не пыталось выколоть глаза ученикам, то ребятам было слишком скучно, и не оставалось ничего другого, кроме как болтать обо всём и вся. Из-за этого казалось, что оранжерея как по волшебству превратилась в пчелиный улей: вокруг стоял непереносимый гул несмолкающих детских голосков, помноженный во сто крат.
На этом учебный день подошёл к концу. По окончании уроков огневики собрались в своей гостиной и до самого вечера травили байки, точно как в походе у костра.

***

За столом преподавателей расположились и другие учители, с которыми Святослав ещё не был знаком. Одной из них была красивая женщина с глазами цвета зимнего неба и одуванчиком волос до самых голеней. Она носила кипельно-белый костюм на запах и без сомнений была наставником духовников. Эта женщина беседовала со старичком в сиреневом костюме-тройке с жилетом, расшитым молниями. Лёгкая улыбка не сходила с его лица, и вокруг его глаз образовывалась сеточка морщин. Весь его лик излучал гармонию. По левую руку от старичка сидел статный мужчина в тёмно-коричневом костюме; его волосы были аккуратно зачёсаны с гелем назад и зафиксированы в тугой узел. Весь его вид выражал напряжённое ожидание чего-то непредвиденного, и в лице его не было покоя — только жёсткость.
Бац! За спиной Свята упало что-то тяжёлое, заставив его испуганно подпрыгнуть на скамье. Обернувшись, он увидел сахаяка — зверёк виновато улыбнулся и сию же секунду растворился в воздухе.
На полу перед мальчиком стояла объёмистая коробка, которую он поспешил поднять и поставить рядом с собой на пустовавшее место. Это была посылка от тёти и кузины. «Что в ней?» — спросила Василиса, сидевшая, конечно же, рядом. «А ты альбом достань», — хмыкнул он, не оборачиваясь к девочке, содрал с коробки скотч и заглянул внутрь.
К его удивлению, в ней лежала его старая гитара, которую он в спешке не смог забрать из дома, — да и где ему было играть? — и конвертик с письмом. Юноша взял со стола масленый нож и вскрыл конверт.
Письмо его сильно порадовало, так как он ужасно переживал, что семья могла обидеться на него за побег без предупреждения, без прощаний. Свят развернул его, по объёму совсем небольшое, и быстро прочитал про себя:

Глава 4. Неслучайная встреча

В четверг, как и было обещано, провели отбор в баунсарную команду огневиков. Ребят собрали в так называемом спортивном зале, который трудно было назвать спортивным, а тем более залом: перед учениками открылся стадион не в одно футбольное поле с трибунами, уходившими в самое небо. Интересно, с помощью каких чудесных технологий в обычном помещении создали такое масштабное сооружение? Должно быть, думал Свят, над академией потрудились лучшие чародейские архитекторы и маги, умевшие управлять погодой, которых, благо, в магическом мире было предостаточно — в отличие от магов эмпатии.
Весь зал, растянувшийся на километры, порос травой, не считая самой площадки стадиона из прочной древесины с яркими пометками для игроков в баунсар, а сразу за трибунами начинался хвойный лес, верхушки которого скрывались под снежными шапками, точно как горные пики. На лугу немного вдалеке пасся табун диких лошадей, никого к себе не подпускавших, даже конюхов, которые приносили им корма, — и не было пределов у зачарованных этих мест.
Но, пожалуй, вернёмся к нашим баранам. Важно будет отметить, что единственным, кто остался в команде, был пятикурсник Стас Победонос. В прошлом году он играл за нападающего и принёс команде не меньше сотни очков. Сейчас же парень сильно сожалел, что ему приходилось набирать команду с нуля, так как браться тренировать новый набор кретинов — дело неблагодарное — впрочем, как и старый, но там хотя бы все свои — родные кретины, — и нелёгкое: в дальнейшей, на ближайших тренировках, может выясниться пренеприятное: что ты понабрал к себе в команду невесть кого, в том числе и абсолютного олуха, от которого страдают все члены команды до единого.
И тем не менее отбор не мог не состояться — и он уже начался. Ребята, решившие испытать (или подвергнуть пыткам) удачу, ожидали своей очереди для демонстрации навыков и талантов.
За Свята пришла поболеть Василиса: она села на самый верх трибун, и сейчас махала ему оттуда. Он махнул маленькой фигурке в ответ, и Виткор, стоявший рядом, присоединился к нему и, весело скалясь, в приветственном жесте поднял обе руки с раскрытыми ладонями, но девочка в ответ только нахмурилась (это они знали наверняка и не видя) и демонстративно отвернулась в другую сторону. Святу уже порядком надоело вечное одномоментно вспыхивавшее недовольство подруги, стоило Виту показаться ей на глаза. Поэтому он повернулся к приятелю и спросил:
— Что между вами такое происходит?
— Что, ревнуешь?.. Ладно, ладно, не кипятись. Дело вот в чём…
— Ну!
— Антилопа Гну!.. Если совсем кратко, то когда-то мы дружили, но потом я нечаянно убил её кошку. Иными словами, curiosity killed the cat, и дружба распалась. Как-то так... Мне правда было жаль, так что не думай, что я изверг какой-то… или кошкодав. Но Лиса не поверила в то, что я был ни при чём.
— То есть она злится на тебя из-за кошки?
На секунду Вит замялся, но на вопрос Свята ответил всё равно:
— Ну-у-у на самом деле главная проблема заключается не именно в этом... Как-то раз я попытался поцеловать её, но, как выяснилось, я, можно так сказать, частично — или вообще нисколько — не в её вкусе. И после этого, кстати говоря, она вообще перестала со мной общаться…
— М-да уж, девчонки!
— И не говори…
— Слушай — прости за вопрос, но ты до сих пор её любишь?
— А что, так сильно в глаза не бросается?..
К тому моменту подошла очередь их группы, и вопрос, впрочем, риторически, повис в воздухе. Ребята, не дожидаясь окрика, оседлали палту и по свистку взмыли вверх.
Для начала от них требовалось пролететь несколько кругов по стадиону, благодаря чему капитан сразу мог высмотреть тех, кому животные не желали подчиняться. Так, на первых порах он отсеял с пару десятков ребят, и из пятидесяти с чем-то человек, кто записался на отбор, не больше тридцати прошли на второй этап. Чудом оставшись на плаву, они сделали ещё несколько кругов и опустились на землю.
Здесь их ожидало новое испытание — игра в баскетбол. Но так как Святослав в прошлой школе трудом и потом заслужил звание капитана баскетбольной команды, то это задание показалось ему сущим пустяком и не вызвало особых трудностей, тогда как другим ученикам не было так просто. Зато Вит шёл примерно наравне со Святом, и они неплохо спелись, играя в команде. Как итог, из общего числа отбирающихся в команду осталась лишь горстка из двадцати уже несколько подуставших подростков.
И, тем не менее, это был не конец — начались индивидуальные испытания, предназначенные для того, чтобы выявить их наиболее сильные стороны. Святослав, послушав совет саха, стал на позицию вратаря. К его счастью, он не пропустил ни одного броска своего капитана и вполне мог рассчитывать на место в команде, Вит же удачно справился с ролью нападающего, хотя изначально планировал быть в защите, но Победонос настоял на своём и не прогадал. Следом за ними в команду взяли ещё девятерых — шестерых в запас. Среди них затерялся и Филипп Тёпленко, задохлик с боевых искусств, в воздухе показавший настоящий класс, обойдя всех в управлении палту, отчего Свят ему даже слегка позавидовал, но исключительно белой завистью — вы не подумайте!
Когда ребята закончили тренировку, Василиса, опередившая остальных болельщиков и раньше всех оказавшаяся в самом низу трибун, налетела на Свята с объятиями и с радостным ликованием поздравила его с зачислением в команду. Но лишь от одного её взгляда, брошенного свысока, Вит стушевался и промямлил, что тоже, как бы говоря, был зачислен в команду, на что девочка нехотя снизошла до холодного «поздравляю» и быстро ушла в сторону Центрального зала. Ребята переглянулись — один пожал плечами, а другой сокрушённо выдохнул. Свят хотел бы подсказать другу хоть одну дельную мысль, которая помогла бы ему наладить отношения с их однокурсницей, но он никогда не влюблялся, так что вряд ли его совет пришёлся бы кстати.
Вслед за подругой мальчики устало поплелись в Центральный зал и до отвала наелись жирной пиццей, а затем весь оставшийся день слонялись по академии и рассказывали друг другу, рыгая и икая, о своих простяцких жизнях до зачисления в магическую академию. Оказалось, Виткор, как и Свят, рос без родительского участия, но, в отличие от него, был убеждён в своём сиротстве и не питал никаких тайных надежд на чудесное воскрешение родителей. Его воспитывал дед, но не тот, что в начале учебного года подвозил юного эмпата на своей машине, а другой — который много лет прослужил в Морфлоте и держал внука в ежовых рукавицах. Поэтому мальчик был несказанно рад отправиться в Дармикатму — до сюда вожжи деда не дотягивались, обрываясь сразу у портала, и Виту больше не нужно было грациозно гарцевать под музычку…
Так, после дня, проведённого вместе, Святу стала кристальна ясна причина, почему они так скоро сдружились. К своему сожалению, он вспомнил, как раньше завидовал другим ребятам, у которых были родители — даже если только один: он не мог позволить себе такой роскоши, отец и мать... А ещё ему было стыдно задавать новому другу настолько личный вопрос, и в то же время взговорившему в нём эмпату отчего-то особенно важно было узнать, как именно погибли родители Виткора, поэтому Свят рискнул и всё же спросил об этом, рассчитывая на какой угодно ответ, но точно не на тот, который он услышал спустя очень длинную паузу.
«Вроде как твои родители убили их, — по-детски невинно ответил мальчишка, уставив в стену пустой взгляд, в котором, тем не менее, нельзя было прочесть ни злости, ни обиды на Свята. — Все улики указывали на них… Но знай, я тебя вообще ни в чём не виню: было бы нечестно, если бы тебе пришлось отвечать за поступки родителей, которых ты, считай, и не знал».
Нельзя было не заметить глубокой грусти в тёмных глазах и неловкой улыбке обернувшегося к нему друга. И Святославу пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы не броситься прямо сейчас искать своих родителей, потому как появилось непреодолимое желание устроить им допрос с пристрастиями — только у него появился друг, как оказалось, что вся семейка Свята как-то да причастна ко всем его несчастиям! И теперь юный эмпат никак не мог не связывать между собой молчание тёти обо всём, что касалось его прошлого, с той новостью, которую он прочёл в той самой газете.

***

Из года в год в летнее время Дармикатму перемещали в Новую Зеландию. Связано это было с тем, что, по словам руководства академии, со сменой положения планеты относительно Солнца длины магических потоков, которые шли из центра материка, переставало хватать, чтобы достать до ледяного материка, и он как бы засыпал на всё лето и половину осени, из-за чего магия в Антарктиде работала намного хуже, чем обычно.
И поскольку никому в магическом мире дела не было до Новой Зеландии, бывшей нейтральной территорией, и Совет чародеев в большинстве своём не был против размещения на этих землях — тем более временно — организаций разного пошиба, то академия располагалась там с июня по октябрь, а уже в ноябре её возвращали на Южный полюс, когда вновь просыпалась внутренняя магия материка, служа источником сил его жителям.
И наконец черепашьим шагом приползло лето. В знаменательный для академии день и впервые за всё время их знакомства Святослав проснулся раньше Василисы и, решив отомстить ей за все те минуты, которые она выкрадывала из его снов, отправился будить её. Всегда было наоборот: она будила его и при этом обычно за ноги стаскивала с кровати. Но в этот раз её друг был на коне. Он сразу, только открыл глаза, поднялся с кровати, не повалявшись с лишние полчаса, помучил зубную щётку, напялил на себя первое, что выпало из шкафа, взлохматил волосы — и за дверь. Дойдя до комнаты подруги, он громко отбарабанил по двери ритм песни одной из её любимых групп (Saint Motel, если интересно). В комнате послышалось тихое, но очень недовольное шуршание, после чего дверь скоро распахнулась, явив заспанное лицо девчонки в тёплой пижаме со звёздочками, а в рыжей её косе, которую она заплетала перед сном, торчали петухи. Она раздражённо выпятила нижнюю губу и уставилась на мальчика с нескрываемым осуждением.
— Что ты тут делаешь в шесть утра? — угрюмо, ставя паузы между словами, спросила она у друга, назло ей свежего, как огурчик. — Издеваешься, да?
— Нет, что ты! — притворно удивился мальчик и продолжил играть трубадура: — Сегодня ж наш первый выходной на островах — надо излазить их вдоль и поперёк! Пойдём гулять!
— Да, ты прав. — Девочка захлопнула дверь, оставив Свята гадать, не были ли её слова сарказмом, но через несколько минут она вышла уже готовая. — Во сколько у тебя тренировка? Через неделю же состоится ваш первый матч.
— В двенадцать. Стас обещал шкуру с нас содрать, если мы не разбомбим в следующую субботу, — весело заулыбался мальчик, вернувшись к своему привычному тону (восторженное сюсюканье не было его коньком). — И, кажись, он не шутил… Ничего, прорвёмся!

Дармикатма в это раннее утро сладко спала. Вдвоём они, крадясь на цыпочках (вдруг изловят и вернут в ледяную клетку?), выскользнули из академии через недавно появившуюся в стене-леднике дверь: как только здание вместе с учениками было перемещено в Новую Зеландию в недавний будний день, в стене на нулевом этаже возникла высоченная створчатая махина с засовами и замками, к тому же полностью выкованная из бронзы, что, по поверьям, служило для того, чтобы отваживать ракшов. Эти звери чем-то напоминали невозможную в природе помесь медведя и быка — запоминающихся черт было немало: плотная бурая шерсть как пихтовые иголки, короткие и сильные рога, как у Гну, раскосые жёлтые глаза, светящиеся в темноте, как у кошек, мощные острые когти и выступающие чуть вперёд нижние клыки (сведения были подчерпнуты из детской чародейской сказки). Ракши всегда охотились ночью, и поэтому двери академии плотно запирались вечером на тысячу и один замок, и снимались засовы лишь рано утром, когда уже занималась заря.
На острове рассвело рано, и мальчик с девочкой без боязни отправились к берегу океана всего в нескольких минутах ходьбы от академии. Они спустились к воде, и взобравшись на дерево, уселись на толстой ветке, близко склонившейся к воде, так что под их голыми ступнями шумели разбивавшиеся о берег волны. Не меньше часа прятались друзья в ветвях пьяного леса, наслаждаясь благими дарами мудрствующей праматери-природы: её каменистыми побережьями, лагуной и скалами.
Прерывая их молчание, до ушей Святослава донёсся лёгкий шелест, и он, обернувшись, незаметно, чтобы его самого не приметили, выглянул из-за ветвей в поисках источника звука, и невдалеке, всего в нескольких метрах от них, разглядел мужчину — своего отца. Точно его!
Ничего не сказав, мальчик не раздумывая спрыгнул с ветки прямо в воду и кинулся за Иргой, подняв кучу брызг. Но стоило ему сделать пару шагов, как тот исчез. Свят на мгновение замер, решив, что в действительности столкнулся с миражом и только зря возмутил воду, сломя голову бросившись за человеком, которого ни разу в жизни не видел вживую, но словно бы самим затылком почувствовал и словил на уровне вибраций. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы признать в незнакомце своего отца. Чудеса!.. И всё равно, немного поколебавшись, Святослав добрёл до того места, где испарился призрачный нелюдимый знакомец под звёздочкой (* это мог быть кто угодно).
На земле, в песке, вспархивала под лёгким ветерком едва заметная записка-бабочка. Мальчик, не сомневаясь в чуде сравни явлению творца народу, поднял её и прочёл: «Здесь. Полночь». Только эти два слова. На оборотной стороне — пустота.
Запыхавшаяся Василиса, которой пришлось спешно и без помощи друга сползать с высокого дерева и нестись за ним, ничего ей не объяснившим, спустя секунду остановилась за его спиной, уперев ладони в колени, и обеспокоенно глянула на святов затылок.
— Чего убежал-то? — выдохнула она, когда наконец отдышалась.
— Да так... показалось.
Незаметно для неё спрятав записку в карман форменных брюк, Свят не посчитал нужным раскрывать её содержания, лишь бы не волновать подругу раньше времени и, возможно, понапрасну — вот разберётся во всём и расскажет, что выяснит, причём в мельчайших подробностях. К статью, Василиса не стала задавать ненужных вопросов, по всей вероятности, решив, что друг уже с головой ушёл в сегодняшнюю тренировку, и предложила вернуться в академию, для того чтоб он мог спокойно подготовиться и вздремнуть до обеда.

Сразу по возвращении из Центрального зала Свят отправился на тренировку и не покидал спортивного стадиона до самого позднего вечера. Победонос, под самый конец дня за спиной именуемый командой не иначе как «говновоз», не давал им продыху и всё приговаривал, припоминая прошлые промахи, что они не в полную меру выкладывались на прежних занятиях, что отразилось на конечном результате и из-за чего сегодня они летали «хуже девчонок». За эти слова Стас тут же поплатился: девочки, прошедшие отбор в команду, не спасовали и закидали капитана взрывчатым капаасом, которым в это время года были набиты все карманы дармикатовской шпаны, — это были такие небольшие зёрнышки, похожие на поп-корн, которые нагревались во время полёта и при столкновении начинали искриться, при этом испуская яркий сиреневый дым.
В целом же тренировка прошла по плану и без происшествий — ни растянутых лодыжек, ни ушибленных локтей, — и Свят, вымотанный, но довольный собой и сокомандниками, вернулся в свою комнату, быстро принял контрастный душ, сменил спортивную форму на обычную одёжку и поплёлся отлёживаться до отбоя в гостиную. Уже на подходе к ней он расслышал повышенные голоса Василисы и Виткора, которые почему-то сейчас находились здесь, а не в столовой, где подавали праздничный ужин по поводу возобновления сотрудничества с зарубежной академией магии — и всё благодаря наставнику Свята! — и решил пока что не показываться им на глаза, чтобы осторожно выяснить (или подслушать) причину их ссоры и не отхватить случайных и обязательных претензий с двух сторон. Ведь молнии между ними летали без разбора и, рикошетя от стен, попадали не в цель, а куда-то в кусты, в которых бесконфликтный зайчик Святик, зря надеясь на божественную защиту, общипывал веточки.
— Не подходи к нему, понял?! — крикнула девочка, рассержено сверкнув глазами.
— Я не буду ему мстить, сама знаешь, — устало ответил ей Виткор, скрестив руки на груди.
— Как будто я не знаю, почему ты пытаешься подружиться с ним: ты хочешь отомстить за родителей! — прошипела девчонка, и её волосы стали потрескивать и искриться, как поленья в камине.
И тогда Свят, который был уже вымотан их мелкими стычками, предварявшими большую ссору, и не мог стойко выдерживать накала страстей между обоими его друзьями, наконец посчитал нужным вмешаться и вышел из-за угла:
— Василис, ну не неси ты чушь! — воскликнул он в расстроенных чувствах. — Он мой друг, как и ты, и я ему доверяю.
— Ну как знаешь! — злясь теперь сразу на обоих, бросила девочка и поспешила уйти прочь из гостиной, лишь бы не слышать и не видеть ни одного, ни другого.
Грозовой тучей промчалась она мимо Свята к себе в комнату и со всего размаху хлопнула дверью, отчего та, как нитяной маятник, зашаталась вся из стороны в сторону. Вздрогнув, Виткор в ожидании хоть какой-то реакции со стороны друга — хотя бы слова… вздоха… покачивания головой… — тут же поднял на него виноватый взгляд.
Но в это время Свят был занят немного другим: на журнальном столике у кресла он заприметил альбом, который оставила его подруга, и решил вернуть его. Правда же, только альбом оказался в его руках, как на мальчика нашла тень, и он поддался соблазну, что прошептал ему на ушко: «Глянь — что же она прячет от всех?» Он раскрыл альбом на самом последнем, сверху донизу изрисованном развороте. На рисунке Свят узнал себя с тремя длинными царапинами, проходившими через всю правую скулу. Мальчик отлистал на пару страниц назад — на другом развороте были изображены три мальчика, в одном из которых он узнал себя, второй же, по-видимому, оказывался Виткором, а третий сильно напоминал ему старого неприятеля — Черноземца. На этом рисунке Вит стоял не шевелясь, пока чернобровый с проседью мальчишка держал Свята над пропастью.
— Глянь-ка на это, Вит! — обратился мальчик к вдруг оживившемуся другу, показывая ему рисунок. — Василиса считает тебя виноватым в том, чего даже ещё не произошло!.. Вот только я уверен на все сто, что это не ты виноват, а этот Черноземец. Буду держаться от него подальше: ясное дело, что это он попытается скинуть меня с обрыва, как Шрам Муфасу… хотя мы не братья.
— Она злится потому, что я не помогу тебе.
— Уверен, этот рисунок показывает за секунду до того, как ты кинешься мне на помощь.
— И я так думаю: не могу же я тебя бросить. Ведь мы друзья, так?
— Верю, что не бросишь. Но Василиска думает, что ты предашь меня, и, видимо, её не переубедить.
— Можешь даже не говорить об этом: она и так не оставляет меня со всеми своими предсказаниями, в которых я почти что сын сатаны.
— Я поговорю с ней, чес-слово.
— Не утруждайся — всё равно не передумает, ведь у неё же есть ты…
— В каком это смысле?
— Ты стал для неё настоящим другом, не то что я.
— Всё равно поговорю с ней.
— Удачи… Правда, вряд ли из этого что-то выйдет.
Свят захлопнул альбом и, запихнув его под мышку, пошёл с ним к подруге, оставив Вита предаваться грусти в одиночестве.
Кажется, не остыв ещё вполне, девочка, тем не менее, без злости в лице, спокойно открыла ему дверь, но напрочь отказалась говорить об архитекторе. Тогда же, не откладывая в дальний ящик, мальчик признался, что они заглянули в альбом, и Василиса недовольно поджала губы, но в ответ промолчала.
Не зная, как ещё оправдаться, Свят неловко отвёл взгляд, и он сам собой заскользил по комнате, в которую мальчик был впущен впервые за всё время их учёбы в Дармикатме. Та практически не отличалась от других, какие были в спирали братства Огня — в ней стояли: одиночная кровать возле стены из бордового кирпича, широкий шкаф с резными дверцами и письменный стол возле окна с такими же резными ножками и стулом. Но всё же было в ней то необычное, что выделяло её среди прочих: пророческие рисунки, изображавшие сцены из её жизни, были развешаны повсюду, куда ни глянь; на многих из них мальчик узнал себя разных возрастов — был он и стар, и млад, и выглядело это как-то дико, и мурашки пробирали по коже, — на них встречались и Вит, и другие ребята, учившиеся в Дармикатме, и те, которых Свят даже не знал и не мог знать. И отчего-то он чувствовал беспокойство, смотря на её рисунки, но никак не мог объяснить, откуда оно возникло.
Устав ждать, когда он наглядится на её палату в отделении шизофреников, девочка села на кровать и указала Святу на место рядом с ней. Когда парень сел, она тяжело вздохнула и, несмотря на то, что он не задал ей никакого вопроса, начала свой рассказ:
«С самого детства я умела предсказывать будущее. Возможно, даже с рождения, но настолько хорошо я себя не помню, конечно… Мне было буквально невыносимо держать все эти образы в голове, так что лучшим помощником для меня стал альбом для рисования. Моя мама подарила мне его, как только я рассказала ей о видениях и что они правда сбываются… И я должна признаться тебе — только не злись… Так вышло, что я с самого детства знала, что встречусь с тобой и что Вит навредит тебе, и именно по этой причине перестала общаться с ним. Мне казалось, это поможет! Да и кто бы мог подумать, что вы сдружитесь?! (Этого не было в моих видениях!..) И я понимаю, что во многом могу ошибаться, потому что у меня не всегда получается правильно интерпретировать то, что я вижу, и я не могу быть уверена в том, как всё обернётся. Но, поверь мне, верить ему нельзя. Поэтому, будь добр, держись от него на расстоянии… Я не хочу терять своего друга — я не хочу, чтобы кто-то украл твоё будущее, Свят!»
Стоило ей договорить последнее слово, мальчик, чудом переваривший её многоуровневое признание, не раздумывая пообещал подруге, что будет глядеть в оба, но также не утаил, что считал не вполне вразумительной её идею начать избегать встреч с их общим знакомым хотя бы потому, что у них было слишком много точек соприкосновения и, соответственно, не сталкиваться с ним на занятиях, в Зале и на тренировках по баунсару было потенциально проблематично, если не совсем невозможно. И хотя Василиса в корне не была согласна с ним ни по какому из названных доводов, которых он привёл сверху ещё с несколько штук, она пошла на компромисс. Заключался он в объявлении её временного перемирия с Витом — но до первого тревожного звоночка с его стороны.
Вполне довольный результатом их неожиданного дружеского совещания, Свят с относительно спокойной душой попрощался с подругой и хотел уж было выйти вон, но вдруг она всполошилась ни с того ни с сего и бросила ему в спину:
— Пообещай мне, что будешь аккуратен сегодня, — и заглянула будто в самую глубину его радужек.
— В каком это смысле? — удивился он.
Но магически оснащённая авторучка, которую она нервно крутила меж пальцев, тут же напомнила ему, что сама вселенная могла подсказать чародейке о его скором свидании с пропавши-пропащим отцом. Но показалось странным, что она не воспротивилась его встрече с уголовником, как только что — дружбе с безобидным архитектором, и пустила всё на самотёк.
— Помни, эмпатия — это твои и щит, и меч, — чётко, с расстановкой проговорила девочка, надеясь, что мальчик хотя бы раз прислушается к её словам.
Стоя уже в дверях, Святослав, не способный совладать с предательским хихиканьем, вырывавшимся из него само по себе, ответил ей нисколько не серьёзно, хотя понимал, что у её переживаний были конкретные обоснования:
— Упокойте Вашу душу, Ваше Светлейшество Василёк! — и, совсем не грациозно поклонившись, бросил напоследок, перед тем как, весело подмигнув, покинуть покои принцессы на горошине: — Но пойду же я, о Свет Очей Моих, по своим рыцарским делам: спасать прекрасных драконов и сражаться с зубасто-клыкастыми принцессами!

***

Был уже поздний вечер, когда мальчик, стараясь быть настолько незаметным, насколько это вообще было возможным, покинул академию. На место встречи он пришёл сильно заранее, так что до появления отца оставалось подождать ещё сколько-то времени.
Он расположился на берегу, на большом и всё ещё тёплом, нагретом жарким солнцем этого дня камне. Взор его устремлялся вдаль. Он прислушивался к шелесту накатывавших на берег волн, лёгким дуновениям ветра и воображал встречу с отцом: сначала Свят накричит на него за то, что тот оставил его на голову тётушки, отец стойко всё выслушает со скорбью об утраченном с сыном времени, которая будет видна в его лице, и затем крепко обнимет, и скажет, что он не убийца и что слухи о нём — чистое враньё, а потом они вдвоём отправятся к маме. И всё будет хорошо. Но в то же время мальчик не верил в эти мечты: мысли его звучали слишком противоречиво, ведь если бы родители хотели его забрать, то сделали бы это, скорее всего, давным-давно. Да вот мечтать, как говорится, не вредно.

Время было к полуночи. И Свят ощутимо озяб, сидя на остывшем камне… Когда ему стало уже казаться, что ждать бессмысленно, послышался громких треск со стороны леса. Мальчик радостно встрепенулся. Но, обернувшись, он увидел не отца — кое-что жуткое и похуже родственничка-убийцы: это был страшный зверь из детских сказок, тот самый ракша, в существовании которых Вит очень долго старался его разубедить, потому что сам никогда их не видел (да и никто другой). Хищный ракша и вправду был таким, каким его описывали: здоровенный и, несомненно, очень опасный.
Паренёк, боясь спровоцировать его на нападение, поднялся крайне осторожно и медленно. Но монстру было глубоко по-сахски, что собирается предпринять в своё спасение его добыча, ведь он превосходил её во всём. Хищно оскалившись, готовый к нападению ракша начал неслышно переступать по мокрым камешкам ужасно тяжёлыми когтистыми лапами, приближаясь медленно, но верно к замершему в нерешительности Святу. Мальчик понятия не имел, что предпринять против этой страшной, косящей под медведку жертвы издевательской чародейской гибридизации, потому что если и знал что-то про хищников, то только про обычных, вроде медведей, рысей и пум. Но про них сведений у него тоже было негусто: если они не видят в тебе угрозы и не голодны, то без резких движений, не теряя их из виду, уходи куда подальше с этих территорий. Только вот ракша определённо хотел его сожрать, а спасение бегством не представлялось возможным…
Не успел мальчишка толком испугаться, как прямо на камне вдруг материализовался его отец и тем самым переключил внимание монстра, уже готового к прыжку, на себя. Ракша, нисколько не озабоченный этой неожиданной рокировкой, бросился на мужчину. Но не успели его клыки вонзиться Ирге в глотку, как Свят, сам того от себя не ожидавший, оседлал его, умудрившись таким образом отвлечь от отца и дать тому, мешком свалившемуся наземь, время прийти в себя и затем как-то да спасти их обоих.
Зверь под ним стал бешено извиваться, стараясь свалить мальчика со спины, чтоб скорее сцапать и погрызть его косточки. И, несмотря на все старания, удержаться Свят не смог и оказался у ракши под самым брюхом… Чудовище уже занесло лапу над его головой, когда… сам не зная, что делать, Свят изо всех оставшихся сил ударил его обеими руками в грудь, высвобождая весь дикий, панический, сковавший его страх, — было ли это случайностью, или каждодневные тренировки возымели эффект, но оно резко отдёрнуло лапу, оставив на лице мальчика три глубокие царапины, и громко скуля убежало в лес…
Кое-как поднявшись с гальки, Свят прислонил руку к лицу — из раны сочилась кровь. И он вспомнил —альбом не соврал… но парню, высвободившему слишком много своей энергии и не оставившему себе и толики, после схватки со зверем не хватило сил даже на то, чтобы удивиться.
Едва переступая ногами, Святослав подошёл к отцу, лежавшему без сознания: видимо, когда животное прыгнуло на него, он ударился головой о камень и отключился. Мальчик, сколько смог, набрал в руки воды и выплеснул её на лицо мужчины. Ирга тяжело разлепил глаза, но взгляд, которым он почти сразу одарил мальчика, был задумчивым и в то же время, несмотря на всю обстановку их встречи, удивительно радостным и заинтересованным. Он, не без опоры на злополучный камень, поднялся во весь рост, с пару мгновений смотрел на сына, ничего не предпринимая, так что тот не знал, куда себя деть, после чего заключил его, растерянного и взволнованного, в крепкие объятия. Святослав был поражён, ведь он действительно не верил, что когда-нибудь сможет ощутить отеческую любовь.
Ирга отпустил сына почти сразу, чтобы вновь хорошенько разглядеть.
— Удивительно, и это мой сын, — пытаясь разглядеть его в неярком лунном свете, сказал мужчина. — Кто б мне раньше о нём сказал?
— Ты не знал обо мне?! — ещё больше удивился мальчик, так же внимательно вглядывавшийся в отца.
— Если б знал, то не оставил бы! — воскликнул мужчина, крепко сжав сына за плечи. — Каким бы я был отцом, если бы так просто… отказался от тебя?
— Просто ужасным. Но стойте-ка — ты и сейчас такой, ведь я вижу тебя впервые! Единственное, что я получил от тебя, — вот это! — Мальчик вынул из-за пазухи медальон, на котором были выгравированы две буквы — «М» и «И» — и нацарапана «Р». — Помнишь его? Если скажешь нет, то я совсем расстроюсь. Это всё, что напоминает мне о вас с мамой.
Ирга бросил быстрый взгляд на медальон, но, тут же забыв о нём, перевёл его на лицо сына.
— Прошу, поверь мне, я не знал о тебе!.. Но недавно кое-что произошло: я встретил тебя на улице в Питере. Ты, конечно же, не заметил меня, но я-то не мог не узнать собственного сына.
— Но ты же должен был знать обо мне! — всё никак не мог понять его Свят.
Вздохнув, Ирга попытался всё ему объяснить:
— Я знал, что твоя мать беременна, но во время родов случился выкидыш... так сказала она... — и с грустью, слышной даже в голосе, чуть тише добавил: — Прости меня, сын, и, пожалуйста, позволь всё исправить.
— И как ты сможешь изменить ситуацию? — Парень скептически хмыкнул. — Не могу же я взять и просто довериться отцу, который после стольких лет пришёл и говорит: «Эй, Люк! Я твой папаша — люби меня, сынок!»
— Твоя правда, — согласился Ирга, — но давай поступим так: мы будем встречаться на этом месте каждое воскресенье, чтобы ты мог получше узнать меня и понять, что я не такой уж и плохой человек, — и, прежде чем Свят смог что-то ответить, сказал: — А теперь, пока у нас есть время, расскажи о себе: чем увлекаешься, какая твоя любимая еда и… музыка, например. Говори, в общем, всё, что взбредёт в голову!
И хотя разумнее было бы послать этого первого встречного, пусть и отца, подобру-поздорову, мальчик решил, что от него не убудет, если он хотя бы попробует довериться ему, тем более что Святу не хотелось спустя годы корить себя за то, что он так просто мог отказаться от возможности заиметь даже такую неполноценную, но семью.
Взобрались они на ту самую ветку, на которой Свят и Василиса сидели ещё утром, когда выходили гулять, и мальчик поведал отцу всё, что мог о себе припомнить: он рассказал о своём детстве, о том, как в пять лет упал с лестницы в дачном домике тёти — прямо на скобу, и теперь у него был шрам на правой стопе в виде двух точек; не забыл упомянуть и о том, как в шесть лет ходил в планетарий, после чего у него засела в голове цель стать космонавтом, но её пришлось оставить и вместо этого отправиться на обучение в Академии Стихий, Целительства и Духа. Тогда Свят был по-настоящему в восторге, хотя и не показал этого. Он, как и многие дети, говорившие о том, что волшебный мир — это сказка для маленьких, мечтал обладать какой-нибудь магической силой. Ведь не каждый же может похвастаться тем, что он способен превратить заварочный чайник, скажем, в летающую тарелку! Святослав немного по-другому представлял себе магический мир, но на деле чудес в нём оказалось намного больше... Так он пересказал всю свою жизнь и не заметил, как стал улыбаться, глядя на отца. Ирга же, напротив, выглядел весьма подавленно.
— Вместо того чтобы наблюдать, как ты растёшь, я посвятил всё время изучению таинственных миров. Каким же дураком я был! — Мужчина обернулся к сыну и только сейчас в блеснувшем лунном свете разглядел глубокие царапины на его скуле. — Что с твоим лицом?! — испуганно воскликнул он.
— О-о-о, — протянул Свят, чуточку возгордившись собой. — А оттуда! Я, вообще-то, спас тебе жизнь. Когда ты появился из ниоткуда, на тебя прыгнул ракша и столкнул с камня, из-за чего ты потерял сознание. Я, вроде как, одолел его, но без потерь не обошлось, — ухмыльнулся мальчик, тыльной стороной кисти проведя по уже застывшей кровяной корочке.
— Из-за меня ты был в опасности… Назначая встречу так поздно, я думал, что защищаю нас от лишних взглядов. И мне казалось, этих тварей уже давно вывели! — раздражённо скривил губы мужчина. — Царапины, между прочим, останутся с тобой на всю оставшуюся жизнь. Можно лишь слегка срастить края раны, но не более того.
— А ты откуда знаешь? — Пока ещё нисколько не переживая о своём лице, Свят вопросительно уставился на отца.
Вместо ответа мужчина стянул с себя рубашку — через всю его грудь шла неровная, некогда глубокая царапина, ещё несколько белело на спине, шее и левой руке. Зрелище было, мягко говоря, не самое приятное. И Святослав расстроился, осознав, что то же самое ждало и его лицо и ничего теперь нельзя было исправить.
— Мне тоже как-то не посчастливилось встретиться с ракшой. После того случая я ни разу не покинул академию ночью. Мне удалось спастись лишь потому, что твоя мать последовала за мной и подпалила шёрстку этого кровопийцы… К слову, она говорила, что появление ракши предвещает беды.
— Пусть так… Но где мама сейчас? Почему пришёл только ты?
— В ночь того дня, когда я узнал о выкидыше, твою мать похитили. Сколько бы я ни искал её, ни пытался ухватиться за мельчайшую зацепку о её похитителе, — всё было тщетно. Так, поиски мои начались в ту самую ночь и продолжаются по сей день.
— А из-за чего её похитили? — тихо, почти шёпотом, хотя никто не мог их слышать, спросил Свят.
— Её пытались забрать и раньше. Уверен, это из-за того, что она стихийница, — твёрдо ответил мужчина.
— А кто это? — спросил Свят, ужасно злясь на себя за то, что всё ещё так мало знал о чародейском мире.
— Стихийники — очень ценный народ. Они управляют всеми четырьмя природными стихиями — водой, огнём, землёй и воздухом — и не поддаются ментальному воздействию в принципе, что делает их идеальными орудиями в каких бы то ни было миссиях.

Так отец с сыном беседовали до самого рассвета, пытаясь наверстать упущенное. Из их разговора мальчик узнал, что Ирга на самом деле отыскал ту самую планету под названием Бездна, вот только не нашёл на ней ничего необычного. Правда, как опытный исследователь он предполагал, что этот мир мог быть из ряда разумных и скрывал истинное обличие, поджидая лучший момент для атаки. После его рассказа Святославу страсть как захотелось побывать там: бескрайние просторы, тёплый песок под ногами, источники свежей ключевой воды — всё это и многое другое можно было обнаружить на планете. Поэтому он попросил отца взять его как-нибудь с собой, но тот ответил отказом, памятуя о том, что мир, несмотря на все его совершенства, оставался во многом опасен для гостивших на нём чародеев. И, желая как-то отвлечь сына, Ирга поведал ему о своих приключениях на всевозможных планетах, о животных, которые на них обитали, и о растениях, что там росли, — и Святослав не заметил, как пролетело ещё несколько часов кряду…
Уже перед уходом отец, распираемый гордостью за сына, попавшего в команду академии по баунсару, пообещал в следующую субботу пробраться на игру и стать его невидимой и неслышимой поддержкой.