Съешь мое сердце

Пролог: Поле боя

До чего же холодно. Холод просачивается сквозь шкуру, цепляется за раны, заставляет тело подергиваться. Или это предсмертные судороги? Я открываю глаза. Ледяной дождь стекает по лицу, смывая с него кровь. Туман клубится над поляной, обволакивая мертвые тела, пряча контуры черного леса.

Почему я очнулся? Я ведь уже попрощался с жизнью, отдав ее за победу над врагом. И тогда я чувствую зубы. Они глубоко вонзаются в горло, горячие по сравнению с грызущим тело холодом, ненасытные. Я слышу глотки — звук настолько дикий и инородный, что вязнущее в полузабытьи сознание мгновенно возвращается ко мне.

Меня едят.

Я все же не погиб, не стал падалью для кружащего над лесом воронья. Не ушел в Вульфхаллу, не почуял благословения Двуликого Владыки. А меня, победителя, позорно жрут!

Я вспыхиваю яростью, расцвечивающей этот черно-серый мир в разные оттенки алого. Гнев придает мне сил и, сделав молниеносный рывок, я хватаю тварь. Можно считать, она уже мертва, просто не знает об этом. Отдираю от своей шеи — пусть с мясом, плевать. Швыряю на мокрую землю и нависаю сверху. Из моего горла вырывается рык — не человеческий. Так я и не человек.

Существо оказывается хрупкой, очень бледной девушкой, ее лицо в сумерках почти светится на фоне черных волос. Зато губы красные от моей крови, и моя же кровь блестит на ее клыках, когда она улыбается мне — страшно, безнадежно. Какая к Хэлль разница, что она женского пола? Цена нападения на арвинга — смерть!

Проклятая сопротивляется: извивается подо мной, изогнувшись, пинает по раненому колену, и я на мгновение теряю хватку. Тут же чувствует слабину, потому что ей удается спихнуть меня с себя, и снова метнуться к горлу. Ну нет!

Я уже выжил! Неужели сдамся какой-то кровососке? Отшвыриваю ее в грязь, но она тут же вскакивает на ноги, ловко, как дикий зверь. Черные когти свистят на расстоянии в толщину иглы от моей кожи, длинные черные волосы взметнулись вихрем, с них веером разлетается подкрашенная кровью вода. Тварь быстра. Эта скорость — преимущество ее вида, но я тоже не дворняга из подворотни. К тому же меня ведет ярость: сегодня я уже одолел гораздо более сильного противника. Она выбрала неудачный момент.

Снова бросается на меня, и в этом отчаянном рывке мне мерещится что-то неправильное. Но я не успеваю додумать, вынужденный реагировать. Скручиваю ее, но внезапная подсечка все портит: мы оба падаем и катимся по мокрой грязи. Кажется, дождь усиливается, но это никого из нас двоих не остановит. Я снова оказываюсь сверху. Наверняка я ранен очень серьезно, и тело не может само остановить кровопотерю, потому что сознание плывет, выхватывая из реальности отдельные яркие пятна. Алые пятна.

– Ты ошиблась, – рычу я ей в лицо, но выражение глаз — этих двух темных омутов не меняется. В них нет ни страха, ни гнева, только голод. Наверное, мы с ней очень похожи сейчас: кровь, ощеренные клыки, бледная кожа, темные волосы, повисшие грязными сосульками, безумный взгляд.

Она скалится в ответ, царапается, пытается укусить, но я сильнее. Прижимаю ее к земле, чувствую, как бьется ее сердце. Надо же, я думал, что кровососы — нежить.

Она шипит, обнажая зубы, изо рта вырывается облачко пара. Ее запах просачивается внутрь меня. Наверняка уже давно просочился, но в пылу битвы мне было не до того. Тонкий, как дымок благовония. Не только кровь, не только смерть, что-то другое, очень знакомое. И одновременно непостижимое. Так пахнет не тварь, так пахнет молодая девушка.

Я наклоняюсь, вдыхаю этот запах, и мир сужается до мгновения между двумя ударами сердца. До ее губ, полуоткрытых в злом оскале. До капель дождя на ее ресницах.

– Ты… – я силюсь что-то сказать, но слова теряются.

А проклятая внезапно притягивает мою голову к себе и целует. Я чувствую вкус своей крови, и меня снова опаляет гневом… Но не только им. Она двигается подо мной, как и положено женщине двигаться под мужчиной. И мое тело, празднуя победу жизни над смертью, реагирует на эти движения как должно.

Я перестаю понимать, чего она хочет. Убить меня? Убежать? Сожрать? Обмануть?

Или..?

Мой рот оказывается на ее шее, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы тоже проткнуть клыками тонкую белую кожу. Руки рвут одежду. Ее? Мою?

Холод, дождь, грязь — ничего не имеет значения. Только она, ее стоны, ее безумие. В последний момент перед тем, как соединиться с ней, меня осеняет. Вот оно! То, что смутило с самого начала. Улавливаю в ее запахе ту странную нотку и замираю, продолжая недоверчиво принюхиваться. Только не это! Зачем ей..?

Пытаюсь скатиться с нее, но девушка оказывается проворнее. Обняв за шею с нечеловеческой силой, зажмурившись и закусив губу, буквально насаживается на меня.

Кровь к крови, боль к боли… Призрачно-черный мир содрогается в алой вспышке, и я понимаю, что мы оба теперь прокляты. Это конец.

****

Дорогие читатели!

Это очень-очень внезапная книга в новом для меня жанре. Трудно сказать, что из этого получится ))

Пожелайте удачи мне, что ли ))

Рада приветствовать вас в мире Арсгард!

Атмосфера

Глава 1

Я пришла сюда, чтобы умереть.

Я должна была умереть.

Но эта тварь все испортила… Точнее, испортил, причем дважды. Благодаря ему вокруг только мертвые тела. Но что ж ты сам не сдох, а? Хоть так была бы польза.

Я замерла посреди поляны в оцепенении — нужен был новый план, но не было сил думать. И вдруг услышала его: сердце стучало очень медленно, но стучало! Нет, пожалуйста, только не это!

Но мое тело уже предало меня, разворачиваясь всем корпусом в его сторону. Вон он лежит лицом вверх с закрытыми глазами, будто просто решил отдохнуть после боя. А может, и правда решил? В ноздри тут же ударяет запах его крови — она единственная здесь живая. Не задумываясь, я делаю шаг, и потом еще один. Ну зачем ты выжил? Оставшееся расстояние преодолеваю мгновенно и падаю рядом с ним на колени. У меня не осталось сил противостоять жажде, этот момент я не учла, когда шла сюда.

Сонная артерия на шее двуликого сияет живительным теплом в сгустившихся сумерках. Едва заметная пульсация — и я дрожу ей в такт. Оттягиваю мгновение, когда уже не смогу противиться зову. Наклоняюсь и снова вдыхаю его запах. Красивый для двуликого, кстати. Был.

Жажда накрывает меня, смывая остальные ощущения, и я едва успеваю мотнуть головой, чтобы клыки не задели артерию. Зачем я это сделала? Продлить его агонию? Или свою?

Вкус мужчины наполняет мой рот, и я ненавижу себя за это. Если уж решила умереть, то могла бы держать жажду в узде? И все же, как прекрасно! В этот момент я почти люблю его. А потом он приходит в сознание.

Что-то бормочет, кажется, называет меня тварью и отшвыривает в сторону. О, так даже веселее! Один на один наши шансы равны, ведь он сильно ранен. Мне вдруг становится все равно, чем закончится схватка: я выиграю так или иначе. Отчаяние, бывшее моим спутником последние дни, отступает, и я практически танцую с оборотнем, наслаждаясь собственной скоростью. Красивый, вкусный, сильный мужик — последний подарок мне от судьбы. Ну спасибо, что ли?

Неудачный бросок, и мы катимся по мокрой земле.

– Ты ошиблась! – рычит он мне в лицо.

Ох, нет, милый, это ты ошибся. Надо было убивать меня быстрее!

Улыбаюсь ему, царапаюсь, вырываюсь. Ну и что ты будешь делать дальше? Кажется, у кого-то принципы, не дающие бить женщин. Запах двуликого обволакивает меня, все сильнее сжимая тиски как снаружи, так и внутри. Его кровь, бегущая по моим венам, и мощное тело сверху — идеальное сочетание, от которого огонь опаляет низ живота. А что, это идея! Терять-то мне уже нечего... Ну почти.

Я впиваюсь в него поцелуем и подаюсь бедрами навстречу. Как тебе такое, волк? Ему нравится. Я чувствую его замешательство, которое быстро проходит. Настраиваюсь на него ментально: гнев, боль, злая радость — невообразимый вихрь. Позволяю этому вихрю захватить себя, и вот мы уже рвем друг на друге одежду, празднуя жизнь.

Вдруг оборотень замирает, и я слышу его смятение. Что-то заподозрил? Почуял? Но что именно? Пытается оттолкнуть меня, несмотря на собственную полную готовность. Ну уж нет! Развожу бедра шире, в последний момент позорно зажмурившись со страху, и соединяюсь с ним резким движением.

Вспышка боли плещет алым за сомкнутыми веками, но ее тут же смывает ураганом эмоций двуликого. Меня оглушает звенящий восторг, вознося выше облаков. Это что, неужели оно…? Я неверяще распахиваю глаза и в его лице читаю подтверждение — мне не показалось. А еще во взгляде снова разгорается ярость.

Кажется, я все же умру сегодня… Хоть и не совсем так, как я хотела.

Любовь с оборотнем

Дорогие читатели.

Меня снова обманом заманили Я на свою голову вписалась в литмоб "Любовь с оборотнем" ))

Я-то ладно, зато со мной куча прекрасных авторов! Несколько книг уже стартовали)) Если вам в жизни не хватало волчар (а также котяр и... секрет!), то добро пожаловать!

https://litnet.com/shrt/Pxtv

Глава 2

Отлученным не место среди семьи, и чем быстрее я закончу существовать, тем будет лучше для всех. Звуки и запахи смертельного сражения вели меня вперед, туда, где ненависть кровных врагов могла бы подарить забвение. Лязг стали, хруст костей, предсмертные хрипы. И запах... Боги, этот запах! Кровь, пот, ярость. Все, что нужно для идеального самоубийства. Я не задумывалась ни на мгновение, иначе решимость могла бы покинуть меня…

Смерть, там впереди. Это должно было быть быстро.

Два клана двуликих сошлись в бою. Я знала потому, что я знаю многое. Моя сила и мое проклятие — то, что в итоге привело меня сюда. Какая ирония: поставить на первое место служение княжеству, и после всего еще оказаться виноватой. Но уже было не время пережевывать обиды. Достаточно просто выйти к ним, и бешеные твари просто разорвут меня на месте. Их много, а я совсем одна. Чудесно! Что могло пойти не так?

Лес встретил меня холодным дыханием. Деревья стояли голые, черные, как кости великана. Ледяной дождь только готовился превратиться в снег, и это пограничное состояние сводило с ума.

К тому же я слишком хорошо слышала и чувствовала лес. Едва различимый скрежет — паук, закончив плетение, свернулся в комок и заснул. Шорох перьев — ворон спрятал клюв под крыло, устав от затянувшейся осени. Капля сорвалась с ветки и разбилась о камень на берегу ручья. Природа готовилась к зимнему сну. А я — к вечному. Шаг вперед, и еще один.

Так же я шла несколько месяцев назад в покои Князя. Вся моя суть противилась этому решению, но разум не находил другого выхода. То, что он потребовал от меня, было отвратительно, но альтернатива в разы хуже.

Точно так же я заставляла себя двигаться вперед по роскошному коридору, задрапированному шелком винного цвета. Мягкий ковер с длинным ворсом скрадывал звук моих шагов, и от этого было еще противнее. Будто сам замок становился соучастником творящейся мерзости. Мне казалось, что предки Князя следят за мной с огромных портретов в тяжелых рамах. Что они обо мне думают? Что я слабачка, испугавшаяся за свою жизнь? Или наоборот смеются над попавшей в ловушку дурочкой?

А ведь его предки частично и мои тоже...

Огромная дверь, обитая железом ждала меня в конце пути. Кажется, у двуликих есть поверье, что железо отпугивает вампиров… Ха, вот бы это было правдой! Тогда Князь бы не выходил из своих покоев, а я не смогла бы в них зайти. Я фыркнула, отгоняя малодушные мысли. Къенне не пристало чего-либо бояться. Мы, самые верные служительницы Дающего и всего вампирского рода. Если не нам быть отважными, то кому?

Тогда я смогла не сбежать и сделала то, чего хотел от меня Князь. Это было действительно так мерзко, как я себе представляла. Больно, страшно, противно. Возможно, будь он моложе, то не вызывал бы во мне такие эмоции. Но Хрангрин разменял восьмое столетие, и был стар даже по меркам нашей расы.

Я надеялась, что одного раза будет достаточно. Что, получив желаемое, он оставит меня в покое. Но это было только начало. Через некоторое время Князь захотел повторить, а потом снова и снова. В какой-то момент я даже привыкла. Ну или точнее, запретила себе испытывать эмоции.

Но потом он захотел большего. И выбор, перед которым поставил меня, был поистине чудовищным. Надо было сбежать еще тогда, но я надеялась, что для меня еще есть шанс возвращения к моей обычной тихой жизни жрицы. Потрясающая наивность.

Погруженная в свою боль, я не сразу заметила, что дождь усилился, а звуки битвы стихли. На поляне меня ждали только хлюпающая под босыми ногами грязь и трупы. Десятки тел, разорванных, искалеченных. Тупые псы! Не могли подождать немного и не сдыхать до моего прихода!

Я облизнула замерзшие губы. Так не должно было быть.

Битва уже закончилась. Все мертвы. Все, кроме...

***

Я выныриваю из забытья, в котором меня преследовали воспоминания. Вокруг темно, пахнет сыростью и мокрой шерстью, но почему-то мне больше не холодно. Поворачиваюсь, ощущая, как ужасно болит все тело: ноги, израненные об острые камни и ветки — я шла по лесу, не разбирая дороги. Голова гудит, но это последствия клеймения. На моей шее сзади, прямо там, где выпирает позвонок, чернеет метка, поставленная Князем. Я невольно поднимаю руку, чтобы потрогать ее, но пальцы задевают чью-то густую шерсть. Та-ак…

Рядом лежит огромный оборотень в обличье волка, свернувшись вокруг меня кольцом.

А вот и причина того, что у меня болят ребра, ноет ушибленное о землю плечо и саднит между ног.

В памяти всплывает злой ошарашенный взгляд надо мной. Я как можно шире раздвигаю губы в улыбке, показывая клыки и, превозмогая боль, снова подаюсь бедрами вперед. И знаю, что он не может мне противиться. Было бы жалко тебя, волк, но сил на такие вещи, как жалость, не осталось. Сквозь боль пробивается тонкий ручеек удовольствия. Это мое тело на грани смерти желает насладиться первой и последней близостью? Или я ловлю эмоции двуликого, от которых меня едва не уносит? А какая, в общем-то, разница?

Его яростные толчки сильнее моих слабых шевелений, но я, не желая уступать, снова тянусь к нему с поцелуем, который он покорно принимает. Видимо, убивать меня двуликий будет после…

Внутри меня становится слишком туго и горячо. Это одновременно усиливает боль и, парадоксальным образом, наслаждение. Мужчина рычит и ускоряется, и меня буквально оглушает экстазом, то моим, то ли его. Проваливаюсь в забытье, глядя в серые глаза.

Глава 3

– Зачем ты это сделала? – Голос звучит глухо и хрипло.

Меховая подушка за моей спиной исчезает, а взамен пышет жаром обнаженная кожа. Оборотень отодвигается от меня и возится в темноте. Кошусь не него через плечо — одевается.

Сажусь и пожимаю плечами в ответ. Сейчас сознание очень ясное, судя по всему, я хорошо выспалась. Если бы не боль, разлитая по телу, то я бы сказала, что чувствую себя очень хорошо, впервые за почти месяц. Неудивительно: еда, здоровый сон… Злая усмешка появляется на моих губах сама собой.

– Захотелось. – Не стану же я вываливать двуликому подробности своей жизни.

– Как тебя зовут? – Судя по его тону, оборотню тяжело дается спокойный разговор. Но он действительно старается.

Кажется, вывести его из себя будет непросто. Очередной провал! Ну что я за неудачница, а еще къенна? Чтобы сдохнуть от его клыков, придется приложить много сил. Которых у меня нет.

– Какое тебе дело? – грубо отвечаю я. Понятно, что дело есть, и еще какое! Но не воспользоваться шансом спровоцировать его не могу. – Разве двуликие пишут имена убитых ими кровососов на могилах?

– Двуликие делают множество вещей, о которых тебе невдомек, – цедит он сквозь зубы. – Пока невдомек.

Холодок пробегает по спине от намека, прячущегося в его словах. В них обещание — но я не могу понять, чего. Явно не смерти, а чего-то похуже.

Снова пожимаю плечами. Поддерживать вежливый разговор бессмысленно.

Оборотень обходит меня и садится напротив. Все еще красивый. Ну надо же, я думала, что мне показалось — в том состоянии, в котором я была вчера. Очень темные волосы взлохмачены и кончиками касаются плеч, серые глаза укоризненно смотрят из-под насупленных бровей. Кожа гладкая, на подбородке темная щетина — похоже, он достаточно молод. На нем нижняя рубашка, испачканная засохшей кровью, и штаны. Логично, зачем ему напяливать на себя полный доспех в пещере — мы же в какой-то пещере? — ведь драться со мной он явно не собирается.

– Я Ольгерд, – произносит он вдруг миролюбиво, и мои брови сами собой ползут вверх от удивления. – А ты?

Ярость и обида вдруг заволакивают пеленой мой разум. Я вскакиваю на ноги и сжимаю кулаки в бессильной злобе. После всего, что со мной произошло, после того как я решилась умереть, преодолела столько трудностей и все же не добилась цели, он просто сидит тут и интересуется моим именем? Дающий, за что?! Может, наброситься на него и надеяться на лучшее? Иначе каждое мгновение все расширяет пропасть между мной и моей решимостью очистить репутацию семьи. Умирать страшно, вообще-то! А этот шерстяной кусок идиота никак не помогает!

– Что я такого сказал? – обиженно бурчит он и тоже поднимается на ноги.

Из моих глаз без предупреждения начинают катиться слезы. Да пропади оно все пропадом!

– Погоди, ты чего? – его лицо забавно вытягивается, и я бы рассмеялась, но тогда это уже будет полноценная истерика. – Не плачь!

В его глазах отражается паника, и он делает ко мне шаг, явно не задумываясь о последствиях. Хватает в охапку, и я, наконец, получаю повод сделать ему больно. Подходящий способ справиться с душевными терзаниями — просто ударить кого-то… Я молча пинаю его колену, надеясь, что оно еще не восстановилось. Не помогает, Ольгерд — тьфу, имя-то какое дурацкое! – сжимает меня еще крепче и предусмотрительно блокирует руки. А у меня еще зубы есть!

Целюсь в шею, но оборотень — явно опытный воин. Он ловко разворачивает меня к себе спиной и прижимает к стене пещеры. Чувствую щекой холодный шершавый камень, в грудь упирается небольшой выступ — не больно, но вырываться очень некомфортно. Ну и ладно! Обмякаю в его руках и даю волю слезам. Почему бы не пожалеть себя от души в надежных мужских объятиях? Всю свою загубленную жизнь, свои великолепные способности, которые стали разменной монетой для безумного старика...

Двуликий снова озадаченно замирает. А вот будешь знать, как не убивать кровососов вовремя! Слезы стекают по щекам, капают на камень. Оборотень разжимает руки и мягко разворачивает к себе лицом. Медленно прислоняет к груди и гладит по волосам, отчего я начинаю рыдать еще отчаяннее, выплескивая всю свою боль.

– Ш-ш, ну не плачь… Прости меня... – Ольгерд стирает влагу с моего лица, но остановить этот потоп невозможно.

Тогда он наклоняется и целует меня — сначала в лоб, потом брови, скулы, глаза… Губы. Я выдыхаю, впуская его в свой рот. Дикость какая-то! Меня неотвратимо затопляет нежностью, и я успеваю удивиться, а потом понимаю — это не мои эмоции, а его. Но я же не подключалась, наоборот, блокировала ментальный контакт… Тогда почему?

Пытаюсь закрыться, но ничего не выходит.

И я сдаюсь. И этой его идиотской нежности, и его ласковым рукам, и упертости, с которой он противостоит моим провокациям. Всхлипываю и прикусываю его губу, снова ощущая сладость его крови на языке. Его и это не смущает — а то и вовсе подстегивает. Словно получив разрешение, осторожно опускает на расстеленный на песчаном полу плащ — видимо, на нем я и спала до этого. Покрывает поцелуями шею и ключицы, пока я зарываюсь руками в его лохматую гриву. Обхватываю его ногами, насколько позволяет длинное платье, и пытаюсь поднять мешающий подол.

– Подожди, – хрипит он. – Не надо, тебе же больно…

Еще немного атмосферы

Глава 4

Позорище.

Старший отпрыск гертинга Мшистого Леса уже почти сутки трясется над кровосоской. Когда клан узнает — а скрыть такое вряд ли получится — отец лично перегрызет ему горло. Лучше бы это сделала сама вампирша еще вчера. До того, как…

Кровь застучала в висках, будто пытаясь прорвать кожу и выплеснуться наружу. Я сижу у потухшего костра и смотрю, как она, Ннэль, ковыряет когтем засохшую грязь на своём платье. Назвала имя так, будто бросила кость бездомному псу. «Кстати, меня зовут Ннэль». Это даже выговорить сложно. Но мне хочется.

– Н-нэль, – шепчу я чуть слышно, и этот звук отзывается внутри меня лопнувшей струной никльхарпа.

Хэллева длань, что со мной происходит?! Я должен был убить ее на месте. А вместо этого валялся с ней на мокрой земле, забыв о поверженных товарищах. Целовал, как невесту, и позволял делать все, что она делала. И потом снова здесь, в пещере. Стоит прикоснуться к ней, как я забываю обо всем. Если это и есть обретение пары, то пусть лучше меня похоронят вместе с теми, кто пал во славу гертинга.

Но она просто не может быть моей кер льеса! Только чистая наследница другого великого рода оборотней, и больше никто...

Ннэль поднимает на меня черные глаза, в которых даже выражения никакого нет.

– Хочешь есть? – спрашиваю, чтобы разрядить тяжелое молчание.

Она смотрит на меня, и в глубине темных омутов появляется намек на какое-то чувство. Что-то среднее между брезгливостью и недоумением. Будто я предложил ей угоститься собственными сапогами.

– Ты серьёзно?

Досадливо морщусь. Это было глупо. Вампиры питаются нашей кровью, а не походными сухарями. Не успеваю ничего сказать, как она снова размыкает губы.

– Спасибо, я поела. – В голосе слышится ехидство. О, моя истинная все же решила со мной поговорить! Но после этих слов она резко отворачивается.

Ярость вспыхивает и тут же сгорает дотла, ее сменяет неизъяснимая нежность. Стиснув зубы, пережидаю волну эмоций. Контролировать свою злость, и не только злость — первое, чему учат арвингов.

– Зачем ты это сделала? – снова задаю мучающий меня вопрос. – Зачем отдалась мне, если…

– Если что? – она снова поворачивается лицом и оскаливается. – Если ты воняешь псиной? Если ты — всего лишь обед?

Делаю медленный вдох, это всегда помогает. А еще у меня есть дополнительное преимущество, о котором она, судя по всему, не подозревает. Ее запах успокаивает. Если вампирша желает вызвать гнев, то у меня для нее плохие новости.

– Ты отдала мне свою девственность, – я смотрю на нее в упор. – Почему? Это очень ценный дар.

– Может, для нас, кровососов, он не такой уж ценный, – злая улыбка кривит ее губы.

Лжет. Откуда-то я знаю, вот прямо сейчас, глядя на нее. Лжет, но не всерьез. Как будто ей все равно, что я о ней думаю.

– Н-нэль, – тихо выдыхаю и снова прислушиваюсь к звуку лопнувшей струны в груди.

Она красивая — даже сейчас. В измятом черном платье, со спутанными волосами, тенями, залегшими в уголках глаз со странным кошачьим разрезом. Острые скулы, тонкие губы, уже не такие бледные, как во сне, болезненно хрупкая фигура. Дети тьмы отличаются от двуликих, хоть и не очень сильно. Но подобные женщины мне никогда не нравились. Какая же насмешка судьбы — проклятая пара. Чем я это заслужил?

Ворошу погасшие угли, проверяя, не осталось ли искорки. Пожар мокрому лесу не грозит, но привычка есть привычка: воин не должен оставлять за собой беспорядок. Хватает того, что он оставляет за собой смерть.

– Нам надо идти, – говорю я, не дождавшись ее реакции.

– Нам? – ее голос полон яда. Того самого, что циркулирует в моей крови сейчас. – Я никуда с тобой не пойду.

Что ж, это было ожидаемо.

– Послушай, я не горю желанием вести тебя в клан, но у меня нет выб…

– В клан?! – она начинает хихикать, и от этого звука холодок бежит по позвоночнику. – В клан!

Вампирша хохочет и вскакивает на ноги. В ее глазах мелькает что-то дикое. Отряхивает платье, расправляя длинные темные складки, отбрасывает назад волосы. И вдруг приседает в подобии реверанса, делая рукой вычурное круговое движение.

– К вашим услугам, – нарочито манерным тоном произносит она и добавляет, мстительно сощурившись, – Ольгерд.

Собственное имя из ее уст ударяет наотмашь. Я прикрываю глаза на мгновение, чтобы она не заметила, какой эффект оно на меня произвело: голова гудит как колокол, боль простреливает все тело от темени до пяток и резко стихает. Зато все волоски встают дыбом, как перед грозой. Странное ощущение накатывает волной — будто множество голосов разом загомонили вокруг. И тут же отступает.

Двуликий Владыка, надеюсь, так будет не каждый раз! Иначе придется попросить ее называть меня как-то по-другому. «Любимый» вполне меня устроит. Кошусь на вампиршу — та смотрит с презрением. Пожалуй, до «любимого» еще далеко.

– Мы идем? – нетерпеливо уточняет моя истинная пара, беря меня под руку. Холодные пальцы задевают ладонь, и я чувствую ее невольную дрожь. Кажется, она что-то задумала, раз уж прикоснулась ко мне добровольно. – Нехорошо заставлять клан ждать.

Глава 5

Ннэль

Я стою на краю обрыва и смотрю вниз. Скальный выступ из пористого камня покрыт разноцветным мхом: в основном серо-зеленым, но попадаются островки бурого, желтоватого, винного оттенка. В неверном свете пасмурного осеннего полудня кажется, что кто-то пролил кровь, щедро брызнув размашистым движением, прежде чем сделать шаг в пропасть.

Отпросившись у оборотня по нужде – иначе он порывался пойти следом – я просто брела по лесу куда глаза глядят, и внезапно передо мной открылся обрывистый склон. Ущелье или что-то подобное. Я осторожно подошла к краю, и вот уже какое-то время зачарованно пялюсь в клубящийся на дне туман. Снизу тянет промозглой сыростью.

Достаточно просто немного сдвинуться вперед… Как будто случайно. И все закончится очень быстро. Не надо будет терпеть рядом волка, ждать встречи с кланом, мучительно умирать от клыков и когтей, ведь не факт, что меня удостоят острого железа. Быстро и просто.

Потому что моя решимость тает с каждым часом, а новых идей насчет того, как жить дальше не появляется.

Позорище, конечно.

Вместо легкой и чистой смерти я куда-то иду с мужчиной. Грязная, вся в земле, засохшей крови и его семени. К тому же оборванная, как нищенка. Мне пришлось отодрать несколько кусков ткани с подола и замотать ступни, потому что идти босиком больше не было сил. Ольгерд порывался меня нести, но я, естественно, не разрешила. Наверняка выгляжу потрясающе: полюбуйтесь на къенну семьи Дрогвир. А впрочем, какое мне дело?

Из раздумий меня выдергивают руки, внезапно прижимающие к большому сильному телу и оттаскивающие от края скалы.

– Хэллева дочь, ты что задумала? – рычит мне на ухо знакомый голос. Ну да, куда уж без тебя?

– Искала приличный туалет, но поиски не задались, – ехидно хмыкаю в ответ.

– Ты смотрела прямо вниз! – его голос полон едва сдерживаемой ярости, и я понимаю, что его трясет, когда он крепче прижимает меня к себе.

– А это запрещено? – из чистого упрямства продолжаю пререкаться я. – Только мне или вообще всем женщинам?

– Плевать я хотел на всех женщин, – угрюмо бросает Ольгерд и, наконец, разжимает руки. – Но ты…

Он не успевает договорить, потому что в его плечо с хрустом вонзается стрела.

Время будто замедляется. Я завороженно гляжу, как по когда-то белой ткани рукава начинает стекать алая дорожка, пропитывая плотную материю. Стрелок попал в край кожаной брони, которую оборотень носит поверх рубашки, но, видимо, сумел ее пробить. Поворачиваю голову в ту сторону, откуда, предположительно целились… и ударяюсь больным плечом о землю, безжалостно вжатая в мокрый побуревший опад массивным оборотнем. Ну да, а то было недостаточно грязно и больно!

Ольгерд соображает быстро. Не успеваю я даже пошевелиться, как он оттаскивает меня за крупный валун, с шипением выдергивает из себя стрелу и начинает раздеваться.

– У меня нет лука с собой, – виновато поясняет он, стягивая окровавленную рубашку и роняя мне в руки. Мимо камня, за которым мы укрылись, со свистом пролетает следующая стрела. – А в волчьем облике мне будет проще его взять.

– А если он не один? – я скептически смотрю на полуголого волка. Сплошные литые мышцы, темные волосы на груди и от пупка вниз к… А впрочем, мне можно смотреть, не так ли? А то эта штука была внутри меня и не раз, а оценить вид так и не удалось.

Двуликий замечает мой взгляд и закатывает глаза.

– Сиди здесь и не высовывайся, – отдает он команду, прежде чем опуститься на четвереньки.

М-да, а вот на это смотреть может и не стоило. Все его тело будто выворачивается наизнанку, и мне даже мерещится хруст суставов. Челюсть вытягивается вперед, уши заостряются, темные волосы превращаются в густую шерсть. Огромный черный волк напоследок проходится влажным розовым языком по моей руке и бесшумно исчезает в лесу.

Задумчиво смотрю на мокрую ладонь и медленно вытираю о юбку. Какая интересная у меня жизнь наступила!

Некоторое время я прислушиваюсь. Кажется, что ничего не происходит, только обычные звуки леса. Вообще-то, я могла бы и сама посоревноваться в скорости и силе с нападавшим, но зачем? Если это человек, то я бы убила его быстро. С оборотнем сложнее… Приходит запоздалое разочарование: если их несколько, то, возможно, кто-то из них мог бы оборвать мое жалкое существование, пока мой защитник занят. Невольно тянусь к двуликому ментально – вероятно, еще есть шанс?

Меня внезапно накрывает полным погружением в чужие ощущения. Разум Ольгерда отзывается как-то уж слишком охотно и легко. Я вижу лес волчьими глазами, он вспыхивает тысячей оттенков серого. Сотни запахов, в них выделяются железо, пот, костровая гарь.

Трое чужаков, обвешанных оружием с ног до головы. Но им это не поможет! Среди них всего один оборотень, и тот в человеческом облике. Тело напрягается, когти впиваются в сырую землю перед прыжком. Рывок, хруст костей! Самый опасный противник повержен! Остальные двое кричат в панике и пытаются махать мечами. Глупцы! Как вообще додумались нападать на него? Или, наоборот, не знают, кто он такой? Оставить одного в живых, чтобы допросить? Но они посмели покуситься на его женщину! Смерть!

Я мотаю головой, сбрасывая наваждение, и замечаю, что вцепилась в рубашку Ольгерда, так и лежащую у меня на коленях. С усилием разгибаю пальцы. Давно я ни с кем не сливалась ментально, а тут еще и неконтролируемо провалилась в его эмоции! Снова осторожно тянусь к оборотню, стараясь не терять ощущения собственного тела. И вижу картину со стороны. Волк прикончил последнего и обнюхивает кусты, в которых прятались нападавшие. Что-то кажется ему подозрительным, но что?

Глава 6

Ольгерд

Снова смерть. Я стою над поверженными врагами, ощущая, как ярость покидает мое тело. Они были слабы, все, кроме оборотня, а я убил их, и был рад их мучениям. Впрочем, не таким уж долгим.

Тот второй лучник вполне мог бы ранить меня серьезно, но что-то произошло. Я будто увидел его чужими глазами, и рефлексы прирожденного воина не подвели. И теперь он, а не я, валяется в холодной грязи. Но я так и не понял, что произошло. Есть ли вероятность, что это связано с обретением пары?

Сзади раздается шорох, из кустов появляется вампирша с моей одеждой в руках. Ступает осторожно, но взгляд равнодушный.

– Окровавленные останки тебя не смущают? – вслух интересуюсь я, натягивая штаны. Ннэль отворачивается, и я чувствую разочарование. Мне больше нравилось, как она жадно смотрела на мое разоблачение.

Вместо этого смотрит на трупы и пожимает плечами. Рассеянно срывает с оголенной ветки случайно задержавшийся пожухлый лист и рвет пополам.

– Я и не такое видела, – нехотя произносит она. – Зачем они напали?

Сажусь на корточки рядом с трупом оборотня и обыскиваю его. В кармане медальон с гербом Скального Клыка. Вполне ожидаемо.

– Разведчик из клана Гармссона, – протягиваю ей гладкий костяной кружок размером с пол-ладони. Ннэль брезгливо косится, но все же берет, чтобы рассмотреть поближе. – Мы положили весь их передовой отряд там…

Взмахом руки указываю туда, откуда мы пришли. Туда, где остались все мои соратники, теперь уже пирующие в Вульфхалле с Двуликим Владыкой. У них-то все хорошо. И только я почему-то топчу землю. Командир, пожертвовавший ими всеми.

Ннэль морщится, словно у нее разболелся зуб. Кажется, воспоминания о месте нашей встречи не доставляют ей удовольствия.

– Что? – не выдерживаю я.

– Варварство какое-то, – бормочет она. – Уничтожаете друг друга, будто жизнь ничего не стоит.

– Тебе ли об этом судить? – мое удивление ее наглостью не знает границ. – Разве не вы убиваете разумных существ ради пропитания?

– Убиваем? – фыркает она. – Разумных? После того, что я видела на той поляне, разумность ваша оказалась под большим вопросом.

Мы стоим над трупом, сверля друг друга взглядами.

– Вы пьете нашу кровь, сея погибель! – чеканю я. Вампирша не отворачивается.

– Ах, вот оно как, – ее лицо приобретает задумчивое выражение. – Понятно. Ну да.

Девушка как будто приходит к какому-то выводу и ехидно щурится.

– Ну так, может, прикончишь меня уже за это?

– Н-нэль, – вздыхаю я и склоняюсь над вторым трупом. Да что за имя такое? Невозможно выговорить! – Ты ищешь смерти?

– Да! – в ее голосе вызов.

– От меня ты ее не дождешься. Более того, я буду тебе всячески препятствовать в исполнении этого желания. Все, вопрос закрыт.

Вампирша молчит.

– Дальше, – переворачиваю убитого и обнаруживаю татуировку наемника на запястье. С чего бы двуликому брать в помощники подобный сброд? – Я толком ничего не знаю о…

– Кровососах? – подсказывает она с легкой улыбкой.

– О детях ночи, – упрямо поправляю ее. Смутное ощущение вырисовывается в конкретную мысль. Если я хочу, чтобы клан воспринял Ннэль по крайней мере нейтрально, я сам должен уважительно относиться к ней. – И если ты мне расскажешь, это очень сильно поможет.

Ничего интересного у убитых не находится. Я укладываю их рядом, прикрыв лица – больше ничего для них я сделать не могу и не хочу. Когда мы встретим посланных навстречу воинов отца, попрошу позаботиться и об этих.

Ннэль все еще молчит, то ли решая, что может мне сказать, то ли вообще не желает разговаривать.

– Перед сражением я отправил гонца в клан, – решаю первым начать делиться информацией. – Мы были в разведке и наткнулись на отряд убийц, по-другому не могу их назвать. Следили за ними какое-то время. Они пересекли границу наших земель и планировали вырезать ближайшее поселение. Просто чтобы дискредитировать гертинга. Гертинг, который не может защитить отдаленную деревню – слаб. Нас было слишком мало, но нам пришлось их остановить.

Оглядываюсь на девушку. Она сидит на большом сером валуне, обхватив руками колени, и смотрит на меня выжидающе. Неужели слушает?

– По моим расчетам, мы скоро встретим хирд Мшистого Леса. Они отправятся на ту поляну, похоронят павших и выставят охрану границ, – продолжаю я, подходя к Ннэль. Опускаюсь рядом на корточки – хочу взглянуть на ее ноги. – Можно?

Смотрит на меня скептически, но не возражает. Я осторожно сдвигаю вверх подол широкого черного платья. Странно бояться ее коснуться после всего, что между нами произошло, но я чувствую себя неловко. Все, как я опасался: в этих обмотках она не сможет идти дальше. Что ж, кое для чего убитые наемники все же сгодятся.

Спустя полчаса мы продолжаем путь, осторожно пробираясь через лес. Ннэль все так же молчит, и это начинает беспокоить. Идет, не жалуясь, погруженная в свои думы. И чем глубже ее молчание, тем тяжелее на сердце.

– Можешь хотя бы объяснить, как оказалась на той поляне? Одна, босиком… Я не очень разбираюсь в вашем образе жизни, но подозреваю, что обычно ты так не делаешь.

Глава 7

Ннэль.

Посмотрим, что ты скажешь на это, двуликий!

Я злорадно любуюсь тем, как вытягивается лицо Ольгерда. Наверное, он не виноват в том, что я испытываю постоянную потребность задевать его. Наверное, он не заслужил такого обращения. Но в странном холодном сером мире это то, что делает меня на несколько мгновений снова живой.

Ну давай же! Я хочу увидеть отвращение на твоем лице! Это похоже на игру в хафл, и я жду следующего хода с замиранием сердца. Вот, правда, не пойму, кто из нас, согласно правилам первоначальной расстановки, в более уязвимом положении?

Оборотень действует. Вот только совсем не так, как я от него жду.

– Запястье устроит или нужно именно горло? – вздыхает мужчина.

Мои ноздри непроизвольно раздуваются. Что я сейчас услышала? Мне показалось или…

Мне не показалось. Ольгерд закатывает рукав и выставляет вперед раскрытую ладонь.

– Сколько требуется? – деловито интересуется он. – Я еще не до конца восстановился, поэтому мне нужно рассчитать…

– Совсем больной, да? – ласково уточняю я.

– А что не так? – двуликий опускает руку едва ли не обиженно. – Ну горло так горло. Я могу потерпеть.

Преодолеваю расстояние между нами за долю мгновения и обхватываю когтями мускулистую шею. Ольгерд даже не дергается. Я могла бы просто вспороть сонную артерию. Но он только с усилием вдыхает.

– Ты предлагаешь мне свою кровь? – хриплым шепотом уточняю я, уткнувшись носом в ямку ключицы. Жилка бьется под моими губами, и это ощущается как извращенная ласка. Впрочем, в ласках я не искушена...

– А ты разве не этого хочешь? – его голос звучит прямо внутри меня.

– А какая тебе разница, чего я хочу?

Лукавлю. Я знаю, что ему есть разница, и это знание наполняет меня мстительным удовольствием. Встаю на цыпочки, чтобы дотянуться чуть выше. Я не собираюсь кусать, но как не коснуться клыками горячей венки? Не пощекотать языком соленую кожу?

Оборотень медленно выдыхает и вдруг осторожно обнимает меня одной рукой, подтягивая вверх. Чтобы мне было удобнее его есть, серьезно? Точно ненормальный…

Мы так и стоим вплотную друг к другу. Он ждет боли, я жду… Чего я жду?

– Сколько тебе нужно? – тихо повторяет он.

Я смеюсь, коротко, невесело.

– А если я скажу, что до последней капли, герой?

Это должна была быть шутка. Хреновые у меня шутки последнее время. Но чем дольше Ольгерд молчит, тем чаще бьется моё сердце.

– Тогда начинай, – говорит он.

Если это все еще партия в хафл, то я, определенно, в осаде. Кладу второю руку ему на плечо, как в танце, и размыкаю губы. Кончики клыков скользят по незащищенному горлу, запах мужчины проникает внутрь: железо, дождь, пепел. Это не съедобно! Мои ощущения раздваиваются. Я знаю, что должна хотеть его съесть, и вроде бы даже хочу. Но и что-то другое, голод, но неправильный, зудит внутри. Ольгерд тоже склоняет ко мне голову, касаясь губами шеи и одновременно подставляя свою. Обхватывает меня уже двумя руками и прижимает к себе.

Между ног, где все еще чувствуется саднящая боль, вспыхивает неверный, как пламя свечи в ветреный день, огонек: дунь чуть сильнее, и погаснет. Но оборотень, видимо, знает, как правильно разводить костер в неподходящих условиях. Руки, которые гладят меня по спине, движутся ровно так, как нужно, зубы прихватывают нежную кожу под ухом. Будто провоцируя. Может, и правда выпить его досуха? Чтобы неповадно было.

Но мне уже хочется другого. Лизнув мочку и вызвав новый отклик в теле, я нахожу его губы, по пути поцарапавшись о щетину. Какая гадость эти оборотни! У наших мужчин нет шерсти на лице! Какая гадость, дайте еще!

Он целует меня жадно, словно припадая к колодцу с ледяной водой в пустыне. Притискивает к дереву, заставляя обхватить себя ногами за талию. Мой огонек разгорается лесным пожаром, и я снова удивляюсь скорости и силе, с которыми тело отзывается на его прикосновения. Ужасно неудобная поза, твердое шершавое дерево за спиной, холод, боль – все лишние ощущения меркнут перед первым толчком. Как будто я родилась ради этого момента. Чтобы меня взял тот, кого я должна была убить. Мне хочется кричать от невыносимого совершенства этого момента, но оборотень затыкает мне рот очередным поцелуем и продолжает двигаться.

Кажется, как минимум половина моих ощущений — не мои, а его, но какая разница, если между нами нет привычного ментального барьера? Да и вообще никаких барьеров. Он заполняет меня без остатка, и я царапаю язык о его удлинившиеся клыки. Вот тебе моя кровь, двуликий! Содрогаюсь в оглушительном экстазе, ощущая пульсацию внутри.

Отлично пообедала, ничего не скажешь!

– Ты как? – Ольгерд переносит вес, чтобы дерево перестало впиваться мне в спину, и я чувствую невольную благодарность за заботу. Этого еще не хватало.

– Я, вообще-то, другое имела в виду, – бормочу я ему в плечо, когда он опускается на камень, не размыкая рук. Не выходя из меня…

– Поясни? – я чувствую, что он касается моих волос, заправляя прядь за ухо.

– Я пыталась сказать, что мне нужна еда, – хмыкаю я и смотрю на него – не хочу пропустить это представление.

Глава 8

Ольгерд

Деревня, за которую полегли все мои воины, находится в часе ходьбы. Я мог бы просто поохотиться, но вдруг осознал очевидное: Ннэль действительно была на грани истощения. Иначе бы я так легко не справился с ней в первый день. Осунувшаяся, бледная, холодная. Последнее, впрочем, не всегда…

А я потащил ее сразу домой, несколько дней пешком в лучшем случае. Привычка к походам с дружиной сыграла злую шутку – я мало думал об отдыхе и еде. Ннэль же не жаловалась, молча преодолевая лигу за лигой.

Поэтому я без возражений сворачиваю с пути. Вероятно, придется даже попроситься на ночлег, если Ннэль будет вести себя покладисто.

Кошусь на свою спутницу. Губы крепко сжаты, под глазами четче обозначились темные круги, и я чувствую укол вины. Отлично позаботился о кер льеса, ничего не скажешь! Впрочем, как заботиться о детях ночи, я не имею ни малейшего понятия.

– Не показывай клыки, ладно? – неловко прошу я ее, когда в просвете между деревьями маячит не очередная опушка, а серые камни внешней стены деревеньки. – Здесь живут оборотни, и я не знаю, как они…

– Ладно, – коротко бросает она, перебивая меня. Ну хотя бы так.

Вехейм – вспоминаю я название – выглядит так же, как и большинство наших поселений. Каменистые холмы и скалы, дома жителей частично утоплены в них, частично построены из толстых бревен.

На воротах стоит охрана, которая пропускает нас без слов, признав во мне альвинга. Ннэль удивленно косится, но никак не комментирует, стражники смотрят на нее без подозрения. Мали ли кого сыну гертинга вздумалось подобрать в лесах?

Но на этом везение заканчивается. Мы не успеваем пройти и сотню альнов по оживленной улице, как сбоку слышится злобное шипение.

– Кровососка, – тихо произносит старуха с бельмами вместо глаз. – Ты принесла смерть в наши земли!

Вампирша останавливается и смотрит на нее в ожидании. Заинтересованно смотрит, будто надеется, что та повысит голос. Быстро оглядываюсь и, убедившись, что никто из прохожих не услышал хриплое бормотание льеконы, пытаюсь оттеснить ее от Ннэль.

– Да, смерть нашим врагам, – говорю я примирительно. Если именно Ннэль помогла мне убить нескольких, как мне показалось, то я даже не вру. Обмануть местную провидицу вряд ли получится. И как же повезло встретить ее сейчас!

– Тень на тебе, альвинг! – старуха поворачивается ко мне и тычет скрюченным пальцем в грудь. – Две тени. Сердце одной уже не бьётся, а вторая… – она дергает подбородком в сторону вампирши. – Сердце второй тоже скоро перестанет.

Ннэль отпихивает мою руку и встает рядом, глядя прямо в белые глаза. Что она там видит? Между ними будто происходит немой диалог, а потом льекона резко отворачивается. Полы ее неряшливого одеяния, состоящего из нескольких слоев ткани и грязного серого плаща, поднимают облачко пыли с каменистой земли. Старуха уходит, не проронив больше ни слова, а моя истинная фыркает и глядит на меня насмешливо, кривит губы в подобии улыбки.

Вздыхаю и веду ее к дому местного годи. Гаррих встречает нас радушно, хотя я замечаю тень озабоченности на его лице.

– Ольгерд, мальчик! – Старый оборотень у дверей самого большого здания хрипло кашляет и тут же кланяется. – Рад тебя видеть!

Я киваю в ответ как принц Мшистого Леса и обнимаю старика как друг. Годи Вехейма когда-то был одним из моих наставников, а теперь управляет приграничной деревней, из которой сам родом. Он радостно хлопает меня по спине и приглашает внутрь.

– Это Н-нэ… – вампирское имя застревает у меня в горле. – Нинель. Отбил ее у отряда Гармссона, – уточняю на вопросительный взгляд Гарриха.

Лгать наставнику неприятно, но что еще я могу сделать сейчас? Тот мрачно кивает, будто мои слова подтверждают какую-то его мысль, но больше ничего не добавляет.

– Эдна! – зовет он, приоткрыв дверь во внутренние покои. – У нас гости!

Эдна появляется как миниатюрный седовласый смерч и тут же разводит бурную деятельность, причитая над Ннэль, как наседка над цыпленком. Вампирша так озадачена, что беспрекословно дает увести себя в ванную, и я не сдерживаю улыбку, пока Гаррих усаживает меня за огромный дубовый стол.

– Бедная девочка, – годи кивает в сторону двери, за которой скрылась моя истинная. – Наверное, над ней издевались?

– Д-да, – с сомнением выдавливаю я, и тут же понимаю, что он прав. Как я сам не понял? Истощение, затравленный взгляд, желание найти смерть. Босиком в лесу и в одном платье… Но что такое с ней делали, оставив при этом нетронутой? – Да, издевались.

– Эти твари, на всякое способны, – горько произносит старик. – Последнее время от них спасенья нет.

Я хочу сказать, что спасение есть, но слова – это просто слова. Моего отряда больше нет, дружина еще только в пути, если гонец добрался живым, а сколько разведчиков еще рыскает по ближайшим лесам, никто не знает.

Дверь распахивается, и в зале появляется Эдна, подгоняющая двух служанок, которые тащат огромные подносы со снедью. Холодное копченое мясо, хлеб, крупно нарезанные овощи.

– Уж прости, мастер, поросенка запечь не успели! – она всплескивает руками и наливает мне в кружку горячего темного эля. Тот пахнет орехами, дымом и безопасностью. Добрый эль, такой же, как хозяева дома. – Пока перекусите немного, а там и похлебка подоспеет.

Глава 9

Н(и)нэль

Я так отвыкла от тепла. Сомлеть прямо на глазах пожилой оборотницы было невероятно стыдно. Но она восприняла это как должное. Ворковала надо мной, бормоча что-то успокаивающее, потом отмыла до скрипа в большой чугунной ванне. Я едва не уснула в горячей воде, над которой поднимался аромат горьких трав. Заплела мне косы и помогла одеться.

Теперь я выгляжу прямо как одна из них, думаю я мрачно, пока изучаю себя в большом зеркале. Одежда яркая, но довольно грубая, лен рубашки с непривычки трет нежную кожу на ключицах, где проходят лямки фартука странного кроя. Полотнище спереди, полотнище сзади, в районе ребер по бокам сшиты вместе, а сверху узкие полосы через плечи, закрепленные бронзовыми фибулами. Примитивно, я бы сказала. Но в моем положении выбирать особо не из чего. От черного платья остались грязные лохмотья, и одной стиркой дело не спасти.

Вздыхаю, проводя пальцем по вышивке на груди – шелковые крестики складываются в стилизованную фигурку волка. И что дальше?

За столом в большом, жарко натопленном помещении, Ольгерд беседует с хозяином дома, видимо, здешним старостой. Я сажусь на свободное место и стараюсь не наброситься на еду. В темнице, из которой мне удалось сбежать, совсем не кормили – не положено. Лишь пару раз брат смог передать немного хлеба. Поэтому сейчас важно есть осторожно. Сыр тает на языке, острый и нежный одновременно, и я прикрываю глаза от удовольствия. Сосредотачиваюсь на насыщении и поэтому не сразу улавливаю суть беседы. Пропадают дети? Старик мнется, и слегка касаюсь его разума – там плавает темный ужас, густо замешанный на отвращении. Протягиваю руку в жесте поддержки, одновременно мысленно подталкивая говорить.

Кусок сыра застревает в горле. Я медленно сглатываю и смотрю на Ольгерда. Тот мрачно трет подбородок, что-то прикидывая в уме.

– Жертвоприношения детей? – не выдерживаю я, когда страшное предположение озвучено. – Кто вообще мог посметь?

– Знамо, все те же лиходеи, что тебя похитили, деточка, – Гаррих смотрит сочувственно. – Но зачем им такое чинить, не ведаю.

– Меня… – я едва не давлюсь глотком горячего вина, но быстро вспоминаю: по версии Ольгерда я жертва все того же злополучного клана. – Да, поняла...

Опускаю глаза и молча рассматриваю кусочки мяса на тарелке. Не привлекать внимания! Для начала – поменьше встревать в разговор.

– Отцы детей и несколько воинов рыскали по лесу день и ночь, да безуспешно. Вернулись сегодня под утро, – хмурясь, продолжает седовласый оборотень. – Как раз немного передохнули, скоро снова пойдут.

– Уже вечер почти, – Ольгерд косится в сторону окна, за которым спускаются ранние осенние сумерки, и делает глоток из своей кружки. – Они волками, что ли, бегали?

– По-всякому искали, – кивает староста понуро. – Судя по всему, уже и не найдут, раз так.

– Пусть останутся и охраняют свои семьи, – вздыхает Ольгерд. – Я займусь этим. Пару часов только мне надо собраться. Выделишь нам комнаты?

– Великий с тобой, парень! – возмущенно восклицает собеседник. – Не в одиночку ли ты собрался?

– Хэлль со мной последнее время, а не Великий, – угрюмо отвечает тот. – Так что, глядишь, и справлюсь. Не ты ли сам меня учил?

– И уже жалею! И что учил плохо, и что рассказал тебе! Прося о помощи, я надеялся не на это!

– А на что? – Ольгерд устало улыбается и встает из-за стола. – Подумай сам, и поймешь, что нет других вариантов. Ннэ.. Нинель пусть отдохнет до моего возвращения.

На этих словах в зал врывается неугомонная оборотница и с ходу обрушивается на меня.

– Милая, ты поела? – Ежусь под неуютным вниманием сразу трех двуликих. – Ах, ну совсем мало! Ну куда же это годится!

Выручает Ольгерд, объясняя, что я давно не ела, поэтому много и нельзя. Подает мне руку и ведет вслед за хозяйкой дома к широкой деревянной лестнице. Наверху обнаруживаются небольшие помещения, чем-то схожие с пещерами. Не зря же часть дома располагается внутри холма. Каменные стены в комнатке, куда Эдна определила меня, завешены шерстяными коврами, и это неожиданно уютно. Небольшое окошко затянуто слюдой и дает совсем мало света, но мне и не нужно. Кровать огромная, с резными столбиками в виде волчьих голов, и занимает почти все пространство. Горы подушек и пуховых одеял на ней так и манят прилечь…

Кроватей я не видала еще дольше, чем еду.

Когда меня оставляют в одиночестве, я разрешаю себе немного отдохнуть. Видит Дающий, я действительно устала. Вытягиваюсь поверх покрывала прямо в одежде и смотрю в каменный потолок, украшенный друзами природных камней. Вымыться и поесть оказалось величайшим наслаждением, и кровати я бы с удовольствием уделила гораздо больше внимания. Но, увы, не судьба.

Спустя полтора часа из двух отведенных Ольгердом на сборы, я с неохотой поднимаюсь, натягиваю мягкие сапожки, выданные вместе с одеждой, и стучусь в соседнюю комнату. Не дожидаясь ответа, вхожу и застаю оборотня за вдумчивой полировкой меча.

– Ты с этим собрался охотиться на похитителей? – Презрение в моем голосе слишком уж неприкрытое, и Ольгерд недоуменно поднимает голову.

– Что? – Кажется, я выдернула его из глубокого раздумья. – Нет, просто так проще собраться с мыслями. Почему не спишь?

Глава 10

Ольгерд

Я застываю с тряпкой в руке, ощущая, как брови сами собой ползут вверх.

– Ты – что?

Ннэль стоит в дверях, скрестив руки на груди. В чужой одежде, с мокрыми ещё косами, она смотрится почти беззащитной. Почти, если не считать взгляда – того самого, который запечатлелся в моей душе в нашу первую встречу. Интересно, это очень плохо, если я чувствую возбуждение, когда кер льеса смотрит на меня с пренебрежительным снисхождением?

– Ты глухой, двуликий? Без меня ты ничего и никого не найдёшь.

Роняю тряпку на пол, откладываю меч на кровать и встаю. Гнев медленно поднимается из глубины, мешаясь с азартом. И все же не стоит ей разговаривать так.

– Твое особое положение не дает тебе права грубить мне, – произношу спокойно.

Ннэль будто только и ждет конфликта.

– А то что? – фыркает она и задирает голову, чтобы продолжать смотреть мне в глаза – оказывается, я подошел к ней вплотную. – Я даже еще не начинала.

– Так и не начинай, – рычу я, чувствуя, как в висках пульсирует.

– Так я повторюсь, двуликий, – ее улыбка с клыками пронзает меня стрелой навылет. – Что ты мне сделаешь?

Она произносит это почти сладострастно. Настолько откровенно меня никогда не провоцировали. Даже младший брат, набиваясь в любимчики к отцу не очень честными методами… Я физически ощущаю желание сделать ей больно… Только вот мое ли оно?

Ннэль тем временем не собирается останавливаться. То ли забыла, зачем пришла, то ли это был лишь предлог.

– Что. Ты. Мне. Сделаешь. – Каждое слово, шепотом срывающееся с насмешливо изогнутых губ, плещет раскаленным маслом в пламя моего гнева.

Рука тянется к ее горлу, будто нарочно оголенному и беззащитному. Я представляю, как мои пальцы сжимаются на нем, оставляя синяки на нежной белой коже, и эта картина отрезвляет почище ледяного дождя.

– Обойдешься, – бормочу я и делаю шаг назад.

Вампирша вздыхает почти разочарованно, но вызов уходит с ее лица вместе со сладострастием. Словно она играет со мной. Словно ей все равно.

– Я слушаю, говори. – Отворачиваюсь, поднимаю тряпку и снова полирую меч. Это действительно успокаивает. – Зачем тебе идти со мной?

Ннэль медлит. То ли рассчитывала на другой исход, то ли передумала. С непроницаемым лицом оглядывает комнату, зачем-то приближается к стоящему у кровати сундуку, украшенному бронзовым литьем, гладит потемневшие от времени завитки на крышке. И в итоге заговаривает, но о другом.

– Тебе не кажется странным то, что происходит? – Не найдя, куда еще сесть, моя истинная опускается на кровать – дальний от меня конец.

– Кажется, – соглашаюсь я. – Зачем Гармссону похищать детей? Такое уже за гранью…

– Я не об этом, – в голосе вампирши я слышу застенчивость и удивленно вскидываю голову. – Я о том, что… Вот это все.

Он неопределенно крутит рукой, а потом снова неосознанно теребит вышивку на хангерке. Кажется, я понимаю, о чем она. Дитя ночи в традиционной одежде клана нашла убежище в доме годи – куда уж страннее. Но, оказывается, ее беспокоит другое.

– Мы с тобой, – эту фразу она буквально выдавливает из себя. – Тебе не кажется, что это ненормально?

Лично мне куда более странным кажется ее внезапный переход от провокации к рассудительности, но я не озвучиваю эту мысль. Пожимаю плечами, смотрю на нее в упор.

– Что именно кажется ненормальным тебе? – уточняю я, делая ударение на слове «тебе».

Пару мгновений наслаждаюсь озадаченным выражением до тех пор, пока ему на смену не приходит ехидство.

– А тебе нормально, что ли?

– Ннэль, послушай… – вздыхаю и собираюсь с мыслями. – Конечно же, я не рассчитывал, что судьба свяжет меня с… подобным созданием. Я не имею права на такую связь, но… Она уже есть. Скажу тебе честно, я сомневаюсь, что ее можно разорвать. Поэтому мне придется решать много проблем, а тебе придется… привыкнуть.

Ее лицо вытягивается.

– К чему привыкнуть? – насупившись, наконец произносит девушка.

– К моему обществу, – дипломатично формулирую я. – Поэтому для нас обоих будет лучше, если ты не станешь вести себя вызывающе. Просто скажи, что тебя не устраивает.

Иногда она производит впечатление достаточно разумной и способной к диалогу, а в другие моменты – совершенно сумасшедшей. Кажется, сейчас она во второй ипостаси. Ннэль моргает пару раз и начинает хохотать.

– Ну ты сказал… Что меня не устраивает... – бормочет она сквозь смех и снова покатывается.

Жду, когда она отсмеется и вытрет слезы краем хангерка. И упрямо повторяю:

– Зачем ты меня провоцируешь?

– Нравится, – внезапно хмыкает она, и я понимаю, что это правда. Ей нравится.

Что с этим делать, мы будем думать позже, а сейчас другие срочные проблемы ждут решения.

– Ты хотела поговорить, давай поговорим. Или отложим до моего возвращения.

Глава 11

Ннэль.

По крайней мере, это сработало.

Но я уже и сама не рада тому, что крадусь по ночному лесу в компании оборотня. Ну что мне и правда стоило остаться в доме Гарриха? Кровь Ольгерда все еще бежит по моим венам, даря неуместную бодрость, но тело так или иначе нуждается в восстановлении.

Но нет, мне же больше всех нужно. Тошнотворное предчувствие, возникшее при словах «дети» и «жертвоприношение», толкало вперед. Размышлять о причинах не хотелось, только действовать.

В лесу мокро. Светит луна, и каждая голая веточка окружена миниатюрным белесым ореолом из-за висящей в воздухе влаги. А еще очень холодно, спасает только выданный Эдной плащ с меховым капюшоном. Интересно, оборотням не зазорно носить чужой мех? А как же шерстяная солидарность?

Ольгерд соврал приютившим нас двуликим, что после похищения я не могу оставаться одна в чужом доме, иначе хозяйка не выпустила бы меня из своих цепких лап. Мы и так вызвали подозрения, я это чувствовала очень хорошо.

Пришлось стоять, потупившись, пока он пререкался с собратьями. А потом еще и осторожно воздействовать на их разум, усыпляя бдительность.

– И все равно, не дело это, – ворчание Эдны все еще стоит у меня в ушах. – Отдыхала бы лучше… Старшие сыновья наши в дружине гертинга сейчас, младший только через неделю вернется. Да и если б кто из них косо на девочку глянул – сама б ему уши надрала! Зря вы это, ох зря...

Тянусь к разуму пожилой оборотницы и мягко касаюсь своей силой. Все в порядке, Ольгерд меня защитит, мы не будем подвергаться опасности, только разведка…

Взгляд Эдны на несколько мгновений теряет твердость, и она через силу кивает. Стыд коротко и остро обжигает грудь: почему-то мне не хочется обманывать хозяйку, но как иначе?

Я поглубже натягиваю капюшон и ежусь, возвращаясь мыслями к нашей цели. Ольгерд кратко ввел меня в курс дела после того, как я рассказала про себя. Странно, но оборотень то ли до конца не понял, кто я, то ли ему все равно. Задумчиво выслушал, попросил продемонстрировать. И я продемонстрировала... Вот тут он, наконец, впечатлился. Образы нашего тренировочного взаимодействия настойчиво лезут в голову, но я отгоняю их. Нужно сосредоточиться на поиске детей!

– Здесь, – произносит мой спутник.

Мужчина замер на краю поляны и указывает на ее противоположный конец. Вздыхаю и беру его за руку – так проще настроиться. Ольгерд успел побеседовать с родителями пропавших, поэтому у нас неплохие шансы.

– Закрой глаза и дыши ровно, – инструктирую я.

Моя узкая ладонь тонет в его крепкой и широкой, и связь устанавливается моментально. На меня обрушиваются его ощущения: звуки ночного леса, его запахи – даже в человеческом обличье оборотень чувствительнее меня. И его эмоции и мысли, те, что он умело скрывает. Несмотря на озабоченность происходящим, волнение за судьбу детей, скорбь по погибшим товарищам, двуликий лучится тихим светлым довольством.

И это смущает меня до глубины души. Он рад тому, что я рядом. На эту эмоцию невозможно не отозваться, слишком уж она непохожа на все, к чему я привыкла. От нее почти физически больно…

– Сосредоточься на образах отца и матери любого из детей. Я попробую войти в резонанс… – запоздало понимаю, что ему не нужны мои сложные объяснения, вряд ли двуликий что-то поймет.

Но он кивает и выполняет просьбу как может. Я вижу мужчину и женщину, измученных, сломленных. Золотистые волосы женщины словно потускнели, она судорожно прижимает к себе младенца, младшую сестру пропавшего мальчика. Будто если спустит с рук, то больше никогда не увидит… Мужчину рядом мучают бессильная ярость и вина: не смог, не защитил. Я беру из памяти Ольгерда основу их личностей и мысленно соединяю. Аура ребенка обычно есть частичная сумма аур родителей, поэтому я комбинирую варианты, одновременно сканируя местность.

Здесь волчата играли, убежав непозволительно далеко от дома. Прошло слишком много времени, к тому же все истоптано поисковым отрядом. Но и я не кровь овец пью… Кропотливо перебираю вариации, растягиваю сферу внимания за границы поляны, черпая силу из оборотня. А он так охотно отдает, что я едва не пьянею. Кажется, мой дар не складывается с его, а умножается, и я будто взлетаю над лесом.

Обходить чащу вокруг поляны, повторяя перебор, займет непозволительно много времени. Поэтому я напрягаю все свои силы и расширяю сферу еще и еще. По вискам течет пот, но я воспринимаю физическое напряжение отрешенно. Ольгерд служит уже не столько источником информации о детях, сколько энергетическим колодцем. Дающий, сколько же в нем мощи? Через его восприятие чувствую, как он обнимает меня сзади, не давай упасть, потому что колени уже подкашиваются. Но я упрямо делаю свою работу.

Еще немного… И есть! Тонкая ниточка, не толще шерстинки в моем восприятии, серебристой змейкой тянется в лес. Это точно оно! Облегченно выдыхаю и позволяю себе на пару мгновений расслабиться в надежных руках своего спутника.

– Нашла, – шепчу я онемевшими губами и пытаюсь вывернуться из объятий, пока он вообразил себе невесть что. И заодно блокирую нашу связь, почти с сожалением выдираясь из теплого кокона.

Но он не пускает, по крайней мере, не сразу. Касается губами макушки, гладит плечи.

– Молодец, – так же тихо шепчет в ответ.

Глава 12.1

Ольгерд

Густой и спертый воздух, словно его уже кто-то выдохнул и не давал сделать новый вдох. Влажный холод пробирается сквозь плащ, цепляется за кожу. Луна, бледная и равнодушная, тонет в клочьях тумана, выхватывая из мрака лишь уродливые очертания корявых деревьев да чёрную, пузырящуюся жижу под ногами.

Ннэль идет впереди, ее плечи напряжены, шаги легкие и осторожные. Внезапно она замирает, будто наткнувшись на невидимую стену. Бледнеет и сгибается пополам. Едва успеваю подхватить, не давая упасть, и ее беззвучно рвет желчью.

Опирается о колени, мелко дрожит. Пытается оттолкнуть мою руку, но сил явно не хватает.

– Ты в порядке? – не удерживаюсь от глупого вопроса.

– Зато понятно, что мы все-таки пришли куда надо, – невпопад бормочет она и с усилием выпрямляется.

– Что там? – Я поправляю ее волосы, пока она пережидает еще один спазм.

После которого она все же вырывается и заглядывает мне в лицо.

– Барьер, – хрипит она. Глаза лихорадочно блестят в темноте. – Мерзость.

Я смотрю в ту сторону, куда она с таким отвращением указывает. Ничего. Просто болото, кочки, туман. Но я верю ей и гримасе на ее лице.

– Уходим, – твердо говорю я, хватая вампиршу за локоть. – Соберем отряд, вернемся на рассвете.

– К рассвету они будут мертвы! – Она выдергивает руку, в голосе звучит неожиданное отчаянье. – Разве ты не чувствуешь? Они там! И они в ужасе!

В этом вся Ннэль: только что равнодушный гранит, а через мгновение ревущее пламя. Но как бы она себя ни вела, я вдруг четко понимаю, что сделаю, как она скажет. Так вот какова связь… Хочется остаться в этом моменте, прочувствовать боль осознания. Но не место, не время.

Молча смотрю в ответ, и она берет себя в руки.

– Что предлагаешь? – спрашиваю я, смирившись с неизбежным.

План рождается быстро, на грани безнадежности. Она прожигает дыру в этой невидимой стене, я проникаю внутрь, ищу детей. Постараюсь вывести их тихо. Ннэль остается на страже, поддерживая брешь. Если не вернусь через час – она должна будет добраться до Вехейма и поднять тревогу.

Ее лицо становится сосредоточенным. Кер льеса закрывает глаза, вытягивает перед собой руки ладонями вперед, будто упираясь в нечто невидимое. Похоже, из-за того, что я сконцентрирован на ней, ловлю эхо мыслей. Она слышит и видит то, что мне недоступно: неестественный звук, похожий на высокочастотный вой, мерцающие алым нити, сплетающиеся в стену. От ее рук тянутся тонкие, почти невидимые лезвия, медленно и мучительно вспарывающие барьер.

– Давай, – она выдыхает сквозь стиснутые зубы. – Быстро!

Я протискиваюсь мимо нее в дыру, которую вижу ее внутренним взором. На мгновение проваливаюсь в чуждое, безумное, противоестественное. И выныриваю в абсолютную давящую тишину. Звуки болота исчезают.

Внутри барьера местность выглядит по-другому. Туман гуще, земля – тверже. А впереди, меж голых, скрюченных деревьев, угадываются очертания каменного строения. Подкрадываюсь ближе, держа меч наготове. Как-то сразу приходит понимание, что скрытое за барьером сооружение древнее, чем вся цивилизация оборотней. Приземистый полузаброшенный храм, сложенный из почерневших от времени плит, в широкие щели между камнями сочится тусклый желтоватый свет. Со стороны заросшего мхом и скрытого сухими стеблями плюща входа доносятся звуки. Приглушенное монотонное пение и что-то еще.

Мои чувства до сих пор обострены, хотя Ннэль осталась далеко позади. На границе слышимости улавливаю тонкий скрежет неясного происхождения. И тут же следом осознание: это и не звук вовсе. Я «слышу» детский ужас. Он висит в воздухе, липкий и сладковатый, как запах гниющей плоти.

Тенью подбираюсь к просвету между плитами, настолько широкому, что он напоминает окно. Внутри движутся фигуры, мерцает огонь. Пение становится громче, но я все равно не различаю слов, язык незнаком. Люди в потрепанной кожаной амуниции вдоль стен – это наемники, те стоят молча. А вот остальные… Они не нагие, но и одеждой назвать то, чем прикрыты их тела, язык не поворачивается. Куски кожи, возможно, человеческой, сшитые грубой ниткой или сцепленные металлическими кольцами. По крайней мере понятно, почему Ннэль тошнило. Очевидно, что эти мерзкие создания связаны с барьером. Высокие, худощавые, видно каждую мышцу, каждую связку, но что-то в них остро неправильное… И двигаются непривычно, очень плавно, будто змеи, перетекают из одной позы в другую.

Тот, что находится ближе всех, оборачивается. Я вижу бледное, почти сияющее в полумраке лицо, обрамленное прямыми светлыми волосами, и мерцающие в отблесках зажженного на мраморном алтаре огня глаза. Оскал, на мгновение обнаживший длинные, острые клыки. Вампиры?

Меня буквально подбрасывает. А теперь вдвойне понятно, что смутило мою избранную. Это представители ее вида творят здесь непотребства.

Заглядываю в боковой придел и сжимаю зубы. Дети действительно внутри. Вот только их не двое, а пятеро. Наши волчата из Мшистого Леса и трое чужих – из клана Скалистых Утесов, судя по вышивке на одежде. Испуганно жмутся друг к другу, по щекам беззвучно текут слезы. На лице старшего мальчика застыла запекшаяся кровь. Не связаны, но сбежать даже не пытаются, вероятно, обессилели от страха.

Глава 12.2

Тихо обхожу храм. Охраны снаружи нет, похоже, преступники надеются на защиту барьера, а наемники просто привели жертв.

Стены древние, камни кое-где просели, а некоторые щели будто и вовсе оставлены нарочно. Одна из них, в дальнем углу у самого фундамента, кажется достаточно широкой. Подползаю ближе, вглядываюсь внутрь. Да, это бывший дверной проем, частично ушедший в землю, частично заваленный камнями. Дети сидят шагах в десяти от него.

Расширять опасно, могут услышать, оставлять как есть – маловато для быстрого отхода. Придется рискнуть. Пристраиваюсь сбоку, упираюсь плечом в крайний камень. Мышцы наливаются свинцом, сапоги скользят по грязи. Плита с негромким скрежетом подается вбок. Тут же заглядываю внутрь, прислушиваюсь. Монотонное пение не прерывается, а значит, у меня есть шанс.

– Эйнар, – сквозь щель в непосредственной близости от детей шепотом зову старшего мальчика: судя по описанию родителей, это он. – Не поворачивайся. Я Ольгерд, сын гертинга. Слушай внимательно…

Слава Великому, мальчик оказывается сообразительным. Не выдает себя и меня даже жестом, лишь глаза на секунду расширяются, когда он понимает, что помощь пришла. Отважный волчонок растет в деревне Гарриха. Объяснив ему, что делать, возвращаюсь к главному входу и присматриваюсь к наемникам. И новое обостренное восприятие подсказывает: да они и сами в ужасе от своих временных хозяев! Их позы и застывшие выражения лиц говорят о многом. Но уже не важно, даже если они сожалеют о содеянном…

Зато их состояние нам на руку. Взгляды прикованы к вампирам, на детей и не смотрят. Вижу, что Эйнар справился с поручением: дети, двигаясь очень медленно, вжавшись в стену, ползут к расширенной мной дыре. Чем дальше они успеют уйти до того как я вступлю в бой, тем лучше. Вот уже темноволосая малышка скрылась в провале, за ней младший мальчик из наших. Эйнар ползет последним, и ему почти удается. Почти.

Один из вампиров, абсолютно лысый, с багряной татуировкой на черепе, поворачивается в своем странном танце и замечает пленника.

– Al’engato eyr! – кричит он все на том же непонятном языке. Но сразу добавляет: – Жертва уходит!

Между двумя ударами сердца меня посещает ужасная мысль: что если вампиры сейчас кинутся на мальчика? Он просто не успеет, и я тоже не успею…

Нам снова умопомрачительно везет. Видимо, ритуал нельзя прервать так просто, либо преступники решили, что это лишь побег испуганных детей, потому что вампиры пока продолжают свое пение, а за Эйнаром кидается ближайший наемник. Но дальше удача отворачивается. Рванувшись вперед, волчонок ударяется о камень головой и распластывается по полу. Наемник хватает его за шиворот, второй мужчина встает на колени и заглядывает в дыру, где исчезли остальные дети. А вот теперь мой выход.

Проскальзываю внутрь и, пока все отвлечены, перерезаю горло третьему наемнику. Тот падает, хрипя и булькая кровью, но крики остальных и пение заглушают эти звуки. Опускаю его на землю и прыгаю со спины на одного из вампиров. Да, нечестно. Пусть Великий лишит меня за это доступа к девственницам в Вульфхалле, я переживу.

Считается, что вампира убить не так просто, они быстры и сильны. Но этот незадачливый жрец оседает, проткнутый моим мечом, и подняться не пытается. Кровь, густая и алая, капает с клинка, когда я разворачиваюсь к остальным. Осталось трое вампиров и два наемника, но тех можно не брать в расчет.

Кинжал летит в того, который схватил волчонка. Недоумение в глазах человека, ощупывающего рукоять торчащего из горла оружия, и вот уже Эйнар ловко вырывается и снова ползет к выходу. Второй наемник дергается вслед за мальчиком, но вовремя соображает, что главная проблема здесь – я.

Его клинок сталкивается с моим, сталь звенит о сталь. Но он лишь слабый человек, поэтому я просто отшвыриваю его. Тот падает на пыльный пол, и я добавляю пяткой по почкам. Займусь им позже, сейчас у меня задачка посложнее. Потому что монотонное пение все же прерывается, и трое вампиров бросаются на меня в пугающем молчании.

Хорошо, что благодаря стычке с Ннэль я примерно представляю, чего ждать. На пределе своей скорости ухожу в сторону, попутно отмахнувшись клинком. Слышу злобное шипение и ухмыляюсь. Ничего, мне еще есть чем вас удивить, твари! Главное, не дать зажать себя в угол.

Один из вампиров извлекает из своего странного одеяния не менее странный клинок – он изогнут и светится в полутьме храма, как болотная гнилушка. Жутко ухмыляясь тонкогубым ртом, делает им обманный выпад, но старый добрый меч длиннее. Он крутится в воздухе будто бы сам по себе: этот прием у меня отточен до уровня рефлекса. Двое других кровососов начинают окружать меня с боков, и приходится сменить тактику. Кажется, с вампирами что-то не так: зрачки расширены, белки заволокло красным. И движутся, словно марионетки, управляемые кем-то извне. Непонятно, хуже это для меня или лучше, но решаю рискнуть.

Походя роняя им под ноги жаровню с алтаря, разворачиваюсь к тварям спиной, разбегаюсь, и, оттолкнувшись от стены, кувыркаюсь в воздухе, приземляюсь за ними. Лысая голова отделяется от тела вампира изумительно легко, улетает в сторону, словно набитый травой кожаный мяч. Но и цена этого достижения оказывается высокой – тот, с клинком, скользит, ныряет мне под руку, и ребра обжигает боль. Второй кровосос тут же кидается ко мне, скаля клыки, целится в шею. Встречаю ударом в челюсть, но ему нипочем. Следующую атаку изогнутого кинжала отбиваю мечом и контратакую, но промахиваюсь. Тело внезапно становится медленным и непослушным. Это что еще такое? Кошусь на правый бок, но там лишь царапина. Значит – яд? Или ментальное воздействие? Благодаря объяснениям Ннэль могу примерно представить, что это такое.