Сын лучшей подруги: Под крышей соблазна

Пролог

Тишина в просторной гостиной была настолько густой, что я почти слышала, как оседает пыль на полках с книгами Сары. Её безупречный, выдержанный в бежевых и серых тонах интерьер, обычно такой умиротворяющий, сегодня давил на меня своей стерильной завершенностью. Именно таким и должен быть идеальный дом дружной семьи. Именно таким когда-то должен был стать и наш с Брендоном... до того дня, как я открыла бардачок его машины и нашла там чужую помаду. Я сразу заметила, что марка не та, оттенок не тот.

Три месяца. Целых три месяца я носила этот внутренний хаос с собой, как зашитый в подкладку пальто груз. Я приехала сюда, в Лос-Анджелес, в эту самую квартиру с потрясающим видом на ночные огни города, чтобы спрятаться. Нет, не от Брендона с его извинениями, которые уже ничего не значили, и нет, не от общих друзей с их жалостливыми, колючими взглядами, а от самой себя. От той наивной дуры, которой я когда-то была.

Сара, моя Сара, лучшая подруга с колледжа, мой нерушимый тыл, уезжая в свой очередной блестящий бизнес-тур с мужем по Азии, сказала: “Эмили, дорогая, оставайся тут сколько нужно. Здесь тихо, тебя никто не потревожит. Кроме Джейка, конечно. Но он – призрак. Вечно или в библиотеке медфака, или на дежурстве в госпитале. Ты его вряд ли даже увидишь”.

Кроме Джейка… Сын. Её великолепный, гениальный сын. Парень, которого я помнила вечно голенастым подростком в мешковатых баскетбольных шортах “Лейкерс”, с гитарой, на которой он отчаянно пытался выучить три аккорда, и вечными прыщами на упрямом лбу. Милый мальчик. Почти что племянник.

Резкий визг тормозов под окном, пронзивший ночную тишину, заставил меня вздрогнуть и обжечься чашкой, полной кофе. Сердце, и без того измотанное, заколотилось, как перепуганная птица в клетке. Я закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Господи, я превратилась в нервную развалину.

И в этот самый момент дверь в квартиру щёлкнула ключом. Лёд пробежал по спине. Я замерла, словно на месте преступления, с чашкой в руках, застигнутая врасплох. Я побоялась, что Брэндан решил съехать с катушек и отыграться на мне. Но была не права, к счастью.

В проёме стоял незнакомец. Высокий, на голову выше меня, с плечами, которые намертво заполнили собой всё пространство дверного проема. Он был в тёмной, почти чёрной футболке, насквозь мокрой от дождя, набрякшей и прилипшей к рельефу мышц спины и груди. Джинсы с потертостями, тяжёлые рабочие ботинки. Он скинул их, даже не нагнувшись, каким-то небрежным, отработанным движением стопы, и прошёл на кухню, не заметив меня в полумраке гостиной, освещённой лишь светом ночного города за панорамным окном.

Я могла разглядеть его в полосе холодного белого света от открытого холодильника. Чёткий, резко очерченный профиль с прямым носом и упрямым подбородком. Влажные от дождя тёмно-каштановые волосы падали на лоб. Длинные, удивительно густые ресницы, отбрасывающие тени на щёки. Он залпом выпил полбутылки холодной воды, и я, заворожённая, следила, как двигается его горло, как напрягается шея. Он был… совершенно другим. Взрослым. Диким. По-волчьи опасным. И абсолютно не осознающим своего воздействия.

И тогда он повернулся. Его взгляд, тёмный, как крепкий кофе, скользнул по мне, застряв где-то в области моего старого, слишком тонкого шёлкового халата, который вдруг показался мне неприлично откровенным, и медленно, не спеша, поднялся до моего лица. В уголках его губ, полных и выразительных, заплясали весёлые, озорные чертики.

— Ну привет, — произнёс он. Голос у него был низкий, бархатный, с лёгкой хрипотцой, от которой по моей коже побежали крошечные электрические разряды. — Эмили-из-маминых-рассказов. Я тебя почти не узнал.

Он сделал шаг вперёд, выходя из полосы света, и теперь от него пахло не просто ночным городом и свежим дождём. Пахло кожей, мужским парфюмом с нотками сандала и чего-то ещё — пряного, дикого, первобытного, от чего слегка закружилась голова.

— А я тебя, — мой собственный голос предательски дрогнул, сорвался на полуслове, — наоборот, совсем не узнала.

Он тихо усмехнулся, и это было не по-мальчишески дерзко, а по-взрослому — спокойно, уверенно и откровенно оценивающе.

— Да, я уже не тот пацан, что пытался стащить твои сигареты из сумки. Прости за внешний вид, только что с двенадцатичасового дежурства в скорой. Мечтал только о горячем душе.

Его взгляд снова медленно, не скрывая интереса, почти осязаемо проплыл по мне — от моих растрёпанных, некрашеных уже три месяца волос, по лицу, по шее, скользнул по вырезу халата, дальше — по моим босым ногам. И в тот самый момент, под этим взглядом, я с ужасной, обжигающей ясностью поняла страшную вещь. Вся моя броня, вся та стена, которую я так тщательно выстраивала все эти месяцы, чтобы снова не пораниться, чтобы меня больше никогда не могли достать, — она треснула. Не просто дала трещину, а рассыпалась в прах с первого же его взгляда. И под ней не оказалось старой, заживающей раны. Под ней оказалась абсолютно голая, живая, забывшая о прикосновениях и потому жадная до них кожа. Вся моя кожа загорелась и заныла от внезапно нахлынувшего желания.

А он стоял в двух шагах. Сын моей лучшей подруги. Плоть от плоти Сары. И смотрел на меня так, словно уже всё это читал на моём лице, будто бы уже заметил мою предательскую дрожь в конечностях и чувствовал, как бешено стучит моё сердце.

И где-то в самой глубине души, в самом тёмном и потаённом её уголке, куда я боялась заглядывать, прорезался крошечный, испуганный, но неумолимо-упрямый голосок: “Эмили, ты в самой настоящей, самой страшной опасности в твоей жизни”.

1 Алая метка

Запах жареного трюфеля и дорогого красного дерева должен был успокаивать. Именно за это Эмили и любила “Ла Вердаду” — за его непоколебимую, выверенную до мелочей элегантность. Здесь всё было предсказуемо: от складок на скатертях до выражения лиц официантов. После десяти лет брака с Брендоном она научилась ценить предсказуемость. Это казалось синонимом стабильности.

— Вино отличное, дорогая. Ты как всегда выбрала лучшее, — Брендон протянул через стол свою руку и покрыл её пальцы своими. Его прикосновение было тёплым, привычным. Рука успешного адвоката: ухоженная, сильная, с дорогими часами на запястье, отсчитывающими время, которое они проводят вместе.

Эмили улыбнулась. Она наблюдала, как свет от хрустальной люстры играет в его бокале с бордо. Таким она его любила: собранным, уверенным, её личной крепостью. Но сегодня что-то было не так. Какой-то отголосок, едва уловимая фальшь.

— Спасибо. Просто захотелось чего-то… особенного, — она отпила глоток воды, чувствуя, как ледяная влага разливается по горлу. Особенного. А что в их жизни было особенным последние два года? Ипотека, которую они наконец-то выплатили. Карьерный рост Брендона. Её дизайн-проект, получивший премию. Вехи. Отметки на карте их совместного пути. Но не искры.

— Знаешь, о чём я размышлял сегодня, что вспоминал? — Брендон отложил вилку. — Наш медовый месяц в Тоскане. Помнишь, тот самый ресторан в старом замке, где мы ели паппарделле с кабаном?

— И где ты чуть не подавился, смеясь над тем, как я пытаюсь объяснить официанту про соус песто, — Эмили рассмеялась, и на секунду всё стало по-настояшему: старым, добрым, тёплым.

— Именно. Мы должны повторить. Сорвёмся с тобой в Италию следующим летом. Обещаю.

Он смотрел на неё так искренне, что его глаза, цвета тёмного шоколада, лучились нежностью. И она хотела верить! О, как она хотела верить каждому слову! Но где-то на периферии сознания сидел холодный червь сомнения. Он шептал: твой муженек слишком старается, слишком многое обещает.

Ужин продолжился под лёгкий стук ножей и негромкий гул чужих разговоров. Брендон рассказывал о новом деле, жестикулируя. Эмили кивала, поддакивала, но её взгляд то и дело цеплялся за мелочи. За то, как он провёл рукой по телефону, когда пришло сообщение, и отложил его экраном вниз. За лёгкую тень на его лице, когда она спросила, не заедет ли он завтра в химчистку.

— Я, наверное, перебрала с вином, — сказала она, когда они вышли на прохладный ночной воздух. Ложь. Она была абсолютно трезва. Трезва и до жути осознанна.

— Ничего, я повезу, ты знаешь, что на меня алкоголь особо не влияет, дорогая, — Брендон похлопал по карману в поисках ключей от его новенького “БМВ”. Ещё один символ их успеха.

Он завёл двигатель, и в салоне зажегся мягкий свет. Эмили улыбнулась, наслаждаясь приятными нотками его парфюма. Всё было так знакомо, так нормально, но что-то было все-таки не так.

— Скоро помчимся, — улыбнулся мужчина, включая музыку. Зазвучал плавный джаз.

Эмили откинулась на подголовник, закрыв глаза, пытаясь заглушить внутреннюю тревогу. Может, она всё выдумывает? Может, это её вина, что между ними пропасть? Она так погрузилась в работу, что забыла, как быть просто женщиной.

— Чёрт, — внезапно выругался Брендон, сбавляя ход у светофора. — Проверь, милая, в бардачке ли тот контракт, который нужно подписать завтра с утра. Там должна быть синяя папка.

Сердце Эмили на секунду замерло. Бардачок. То самое место, куда он складывал всякий хлам. Она потянулась к рукоятке, движение было механическим, отрешённым.

Щелчок. Пластиковая дверца отъехала вперёд. Внутри царил привычный творческий хаос: пачки салфеток, солнечные очки в чехле, папка с бумагами. И её рука сама потянулась к синей обложке. Но вдруг взгляд зацепился за что-то маленькое, яркое, чужеродное. Лежавшее под папкой, будто его специально спрятали.

Она медленно, будто в замедленной съёмке, вытащила этот предмет.

Тюбик губной помады, ярко-алой, почти огненной. Не её цвета. Не её марки. Она никогда в жизни не пользовалась таким кричащим оттенком. Её помады были сдержанными, телесными, розово-коричневыми.

Мир сузился до этой маленькой помады в её руке. Звук джаза превратился в отдалённый гул. Она почувствовала, как вся кровь отливает от лица, стучит в висках.

— Нашла? — голос Брендона прозвучал как из другого измерения.

Эмили ничего не ответила, она все еще смотрела на помаду. Она представила, как чужие, накрашенные губы прикасаются к его губам. Как он, её Брендон, её крепость, смеётся с кем-то другим, обещает какой-нибудь девушке свернуть горы.

Она медленно, очень медленно повернула тюбик, чтобы прочитать название оттенка, вытесненное на золотистом корпусе.

— Dragon's Kiss, — прочитала она про себя. Поцелуй Дракона.

Ирония была настолько чудовищной, что у неё даже не возникло желания плакать. Только пустота. Ледяная, всепоглощающая пустота.

— Эмили? Ты чего? — Брендон посмотрел на неё, и его лицо изменилось. Улыбка исчезла, сменившись настороженностью. Он увидел тюбик в её руке. Увидел её лицо.

В его глазах мелькнуло мгновенное, животное понимание. И страх.

Супруга молча положила помаду обратно в бардачок. Аккуратно, будто это была бомба. Закрыла его. Тот самый щелчок прозвучал громче выстрела.

2 Двойное дно

Дверь их дома захлопнулась с таким звуком, будто отсекала целую жизнь. Да, тот семейный отрезок, что длился уже десять лет. Воздух в прихожей пах стерильным чистотой, которую Эмили теперь ненавидела. Это был запах обмана, тщательно прибранного под ковёр.

— Эмили, прошу, давай поговорим! Это можно объяснить! — Брендон бросил ключи на обувницу, купленную в “Икеа”, и они звякнули, словно кандалы.

Она не стала снимать пальто. Прошла в гостиную, ощущая его горячий взгляд на спине. Её руки тряслись, но внутри царила та самая ледяная пустота, что возникла в машине. Она была ей нужна, как щит.

— Ты думал, что просто так можно изменять своей супруге? — её голос прозвучал глухо. Она повернулась к нему. — “Поцелуй Дракона”. Это поэтично. Она дракон или ты?

Он побледнел. Вид у него был растерянный и по-детски беспомощный, что лишь злило её сильнее.

— Это была ошибка, случайность! Один раз! Она ничего не значит для меня! Я даже не помню, ее фамилию.

— Один раз? — Эмили горько рассмеялась. — И ты хранишь сувенир? На память? В бардачке нашей машины? Это не ошибка, Брендон. Это — идиотизм и цинизм, сплетенные вместе.

— Я даже не знал, что эта помада в бардачке лежит, — он сделал шаг вперёд, но она отступила, как от прокажённого. — Должно быть, она его оставила, чтобы подставить меня! Сколько же зла в вас, в женщинах…

— Не подходи. Не смей ко мне прикасаться, — Эми глубоко вдохнула. — Я съезжаю. Сегодня же ночью.

— Куда? К Саре? Ты не можешь просто так всё бросить! Наш дом… Наша жизнь…— в его глазах вспыхнула настоящая паника.

— Ты перечеркнул наш брак, нашу любовь, когда разрешил той… особе оказаться подле тебя! — выкрикнула она, и лёд внутри треснул, выпуская наружу всю боль. — А этот дом… он пахнет ложью. Я не могу здесь дышать.

Она резко развернулась и направилась в спальню, к шкафу. Она не собиралась забирать всё. Только сумку с самым необходимым: одежду, ноутбук, документы.

Брендон стоял в дверном проёме, наблюдая, как она судорожно складывает вещи в дорожную сумку.

— И что дальше? Развод? — спросил он тихо.

Эмили остановилась, сжимая в руках свитер.

— Дальше я буду пытаться прийти в себя. А потом — да. Развод».

Она не смотрела на него, но слышала, как он тяжело дышит. Не плачет. Нет. Он просто осознавал масштаб катастрофы, которую устроил своими руками.

Сумка стояла у двери. Брендон уехал, хлопнув дверью, после очередной попытки оправдаться, которая разбилась о каменное молчание Эмили. Она осталась одна в звенящей тишине. Было уже за полночь. Она сидела на краю кровати, уставившись в стену, и пыталась заставить себя вызвать такси. Но ноги не слушались. Она была полностью опустошена.

В этот момент на экране её телефона вспыхнуло уведомление. Не от Брендона. Сообщение было от её начальника, Майкла Скипа.

Майкл: “Эмили, привет. Прости за поздний час. Срочное дело. Завтра к 7:00 в офисе. Касается реструктуризации компании. Будем обсуждать твою позицию. Настроения непростые, готовься”.

Лёд в жилах сменился свинцом. “Реструктуризация”. “Непростые настроения”. Она прочла сообщение ещё раз. И ещё. Она не была глупа. Она видела, как клиенты уходили, проекты замораживались. Но её должность ведущего дизайнера казалась неуязвимой... по крайней мере до сегодняшнего вечера, когда муж оказался уличен в смертном грехе.

“Обсуждать твою позицию” — это звучало как приговор.

Эмили резко встала, и комната поплыла перед глазами. Её стошнило. Прямо на идеальный паркет в ванной. Истерические рыки смешивались с рвотными спазмами. За один вечер рухнуло всё: брак, доверие, а теперь, возможно, и карьера. Опора, на которой держалась её жизнь, рассыпалась в прах на глазах.

— Нет, — прошептала она, ополаскивая лицо ледяной водой и глядя на своё бледное, искажённое отражение в зеркале. — Нет. Я не сдамся. Я не позволю им добить меня.

На следующее утро в офисе всё прошло быстро и безэмоционально. Майкл, избегая её взгляда, говорил что-то о сложной экономической ситуации, необходимости оптимизации и благодарностях за многолетнюю работу. Ему вторил сотрудник отдела кадров с гладким, как у робота, лицом. Эмили молча слушала, держа спину прямо. Она не плакала. Она подписала бумаги. Её похоронили за пятнадцать минут.

Теперь у неё не было не только мужа и дома, но и работы. Оставался последний, отчаянный шаг. То, на что она никогда не решилась бы, не окажись она на самом дне. К Брендону возвращаться ей совсем не хотелось.

Квартира её матери, Кэрол, находилась в престижном районе. Трёхкомнатная, с дизайнерским ремонтом. Эмили позвонила в домофон, чувствуя себя шестнадцатилетней подростком, приехавшей просить денег на новое платье.

Дверь открыла женщина пятидесяти пяти лет. Она выглядела, как всегда, безупречно: идеальный макияж, накачанные до неестественного объема губы, натянутая, как барабан, кожа на лбу после недавнего укола ботокса. От неё пахло дорогими духами.

— Эмили, сюрприз! — её голос был сладким, но в глазах не читалось ни капли искренней радости. — Что случилось? Ты же не просто так средь бела дня наведалась ко мне.

3 Чужой дом

Такси остановилось у знакомого подъезда, но Эмили потребовалось несколько долгих секунд, чтобы заставить себя открыть дверь. Этот дом, который она когда-то выбирала вместе с избранником с такой любовью, теперь казался чуждым, враждебной крепостью. Каждый кирпич в его стене напоминал о лжи, каждый оконный проём смотрел на неё осуждающе: “Ты вернулась. Не смогла уйти. Ха-ха-ха, неудачница!”

Ключ всё так же легко вошёл в замочную скважину. Тихий щелчок прозвучал громко, как выстрел, возвещая о её капитуляции.

Она медленно прошла через холл, где все ещё висела их с Брендоном совместная фотография с отпуска в Испании — два счастливых лица, прищуренных от солнца. Теперь эти улыбки казались ей гримасой.

В доме пахло кофе и дорогим мужским парфюмом. Брендон стоял в дверном проёме гостиной, облокотившись о косяк. На его лице играла улыбка — не радостная, не облегчённая, а медленная, довольная, с лёгкой, но отчётливой ноткой издевки.

— Ну вот и здравствуй, домой вернулась, — произнёс он, и его голос был сладким, как яд. — Я уж думал, ты где-то надолго обосновалась после череды обвинений и оскорблений. Что случилось? Не сложилось? Или… некуда больше пойти?

Эмили почувствовала, как по спине пробежал холодок унижения. Он наслаждался этим. Наслаждался её беспомощностью.

— Этот дом наполовину мой, Брендон, — её собственный голос прозвучал хрипло, но твёрдо. Она не стала снимать пальто, словно подчёркивая временность своего пребывания. — И я сама решу, когда мне его покинуть. Не раньше, чем будет подписан договор о разделе имущества.

Улыбка на его лице стала шире. Он сделал несколько шагов в её сторону, и Эмили невольно отступила к стене.

— О, о разделе имущества! — он засмеялся, но смех был безрадостным. — Серьёзно? Ты думаешь, у тебя есть на это силы? Или деньги? Насколько я понимаю, у тебя проблемы с работой, раз номер в отеле даже не удосужилась снять… а на такси зря, конечно, раскошелилась, автобусы тоже неплохо ездят... Так что, милая, давай без высоких слов. Ты вернулась, потому что тебе деваться некуда. Признайся хотя бы себе.

Каждый его удар попадал в цель. Она сжала кулаки, чувствуя, как гнев смешивается с отчаянием.

— Я вернулась, потому что устала, — сквозь зубы проговорила она. — Устала от твоего вранья, от твоего цинизма. И да, возможно, у меня сейчас нет лишних денег. Но это временно. А твоя подлость — это навсегда.

— Моя подлость? — он фальшиво удивился, приподняв брови. — А твоя гордыня? Которая не позволяет тебе просто сесть и поговорить? Одна ошибка, Эмили! Одна! Любая нормальная женщина закрыла бы глаза на такое.

— Не смей называть это ошибкой! — выкрикнула она, и её голос сорвался. — Ошибка — это не туда положить ключи! А изменить жене с какой-то… с шлюхой и хранить её помаду в машине — это не ошибка! Это диагноз!

Лицо Брендона исказилось от злости. Маска безразличия спала.

— А ты всегда была идеальной, да? Совершенной миссис Кларк! Ничего не прощающей, холодной сукой!

Эмили больше не могла этого выносить. Она резко прошла мимо него, врезавшись плечом в плечо, и направилась в маленькую комнату, которую они когда-то использовали как кабинет. Она захлопнула дверь и повернула ключ. Звук щелчка замка был единственным, что принесло ей слабое ощущение контроля.

Она прислонилась спиной к двери, закрыла глаза и попыталась отдышаться, абстрагироваться от лавины проблем, нахлынувшей на нее. За дверью она слышала его тяжёлые шаги, потом хлопок другой двери — он ушёл в спальню.

Комната была наполнена тенями. Эмили включила свет и села за свой старый письменный стол. Она достала ноутбук. Экран загорелся, освещая её дрожащие пальцы. “Некуда пойти”. Его слова эхом отдавались в голове.

— Есть куда, — прошептала она себе. — Я найду куда, не сомневайся.

Она открыла браузер. Первой вкладкой был сайт с вакансиями для дизайнеров. Она начала лихорадочно листать объявления, отправлять своё портфолио. Каждое письмо с резюме было маленьким актом сопротивления, вызовом, брошенным всему миру, который ополчился против неё.

Потом она открыла почту. Написала короткое, деловое письмо своему знакомому юристу, Генри. “Генри, привет. Прошу тебя подготовить документы для начала бракоразводного процесса. Подробности обсудим позже. Спасибо. Эмили”. Она нажала “Отправить” без тени сомнения. Не было больше страха, не было боли. Была только стальная решимость.

И тогда, в тишине комнаты, на неё накатило. Не истерика, а тяжёлое, давящее осознание. Цепь предательств, выстроившаяся в один бесконечно длинный ряд.

Предательство мужа. Самый страшный, самый личный удар в спину. Человек, который клялся в верности, оказался лжецом.

Предательство матери. Та, что должна была стать опорой, назвала её “гостьей” и выставила за порог ради “личной жизни” с новым хахалем.

Предательство начальника. Десять лет лояльности, сверхурочных, вложенной души — и всё это было перечёркнуто одним холодным сообщением о “реструктуризации”.

Она сидела, уставившись в экран, по которому бежали строчки с требованиями к кандидатам, и не видела их. Она видела своё отражение в тёмном мониторе — одинокую женщину в чужом доме, запертую в комнате, как непослушного ребёнка.

4 Цена места под солнцем

Рассвет застал Эмили всё в той же комнатушке, сидящей за ноутбуком. Она не сомкнула глаз. Короткий, тревожный сон, в котором смешались лицо Брендона, алый след помады и холодные глаза матери, прерывался каждый раз, когда за стеной раздавались шаги. Они жили в одном пространстве, как два враждебных государства, разделённые тонкой стенкой и молчаливым перемирием.

Ей нужно было бежать. Не позже, а прямо сейчас. Мысль провести ещё один день в этих стенах, дыша одним воздухом с предателем, вызывала физическую тошноту.

В семь утра, услышав, как Брендон зашёл в ванную, она быстро собралась. Надела свой самый безупречный деловой костюм — чёрный, строгий, своего рода доспехи. Накрасилась тщательно, маскируя синяки под глазами. В отражении зеркала на неё смотрела не сломленная женщина, а собранный, решительный профессионал. Обман был почти идеальным.

Она выпила кофе и вышла из дома, не попрощавшись. Утренний воздух был свеж и обжигающе чист. Каждый глоток казался освобождением. У неё было назначено собеседование в девять, в небольшую, но амбициозную дизайн-студию “Квартал”. Это был её шанс.

Студия располагалась в модном бизнес-центре. Стекло, хром, открытые пространства. Эмили почувствовала лёгкий укол зависти и боли — всё это так напоминало её бывшее рабочее место.

— Мистер Дэвис ждёт вас, — секретарша, юная девушка с гладким хвостиком, едва ли окончившая университет, проводила её в кабинет директора.

Кабинет был большим, с панорамным окном. За массивным столом из тёмного дерева сидел мужчина лет сорока пяти. Итан Дэвис. Он был облачён в идеально сидящий дорогой костюм, а его ухоженные руки с маникюром лежали на столе. Когда он поднял голову, Эмили встретила пронзительный, холодный взгляд. Взгляд хищника, привыкшего оценивать и покупать.

— Миссис Кларк, — его голос был бархатным, обволакивающим. — Прошу, садитесь. Я просматривал ваше портфолио. Впечатляет. Очень впечатляет.

— Спасибо. Я рада, что оно вас заинтересовало, — Эмили села, стараясь сохранять спокойствие.

Собеседование началось стандартно. Он задавал вопросы о её опыте, о подходах к работе, о знании программ. Эмили отвечала чётко, уверенно, её умение подавать себя не подвело. Но всё это время она чувствовала его взгляд. Он не просто смотрел на неё. Он её ощупывал. Его голубые глаза скользили по её лицу, останавливались на губах, медленно спускались к линии шеи, открытой воротником блузки, задерживались на её руках. В этом взгляде не было профессиональной оценки. В нём была откровенная, неприкрытая оценка товара. И ей становилось не по себе.

— Вы выглядите… напряжённой, миссис Кларк, — заметил мужчина, откидываясь на спинку кресла. — Недавний уход с предыдущего места работы, как я понимаю, был не совсем добровольным? Наша студия — это семья. Мы ценим не только профессионализм, но и личные качества. Лояльность. Гибкость.

— Я вполне гибкий и лояльный сотрудник, мистер Дэвис, — парировала Эмили, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — При условии, что это ценится и уважается.

Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.

— О, мы точно знаем, как ценить таланты. Но чтобы понять, насколько человек нам подходит, иногда стандартного интервью недостаточно. Нужно увидеть его в… неформальной обстановке. Понять его суть.

Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе.

— Например, сегодня вечером у меня ужин в одном прекрасном месте. “Ля Пергола”. Вы знаете? Очень камерная атмосфера. Идеальна для неторопливой беседы. Я считаю, такая встреча могла бы стать… решающим этапом нашего собеседования, чтобы понять, насколько вы можете быть хороши для нашей… компании.

Он произнёс последнее слово с лёгким, но абсолютно понятным намёком. Его взгляд, тяжёлый и влажный, снова прополз по ней, задерживаясь на груди. Эмили поняла всё с первого же слова. Это была не просьба. Это было предложение. Вернее, условие.

“Ля Пергола” — место, куда она ходила с Брендоном на их годовщины. Некогда приятный ресторан теперь ассоциировался с супругом, с изменой…

Комната поплыла перед глазами. Предательство мужа. Отказ матери. И вот теперь — это. Цена места под солнцем. Цена возможности просто зарабатывать на жизнь. Её профессионализм, её опыт, её портфолио — всё это не имело значения. Имело значение только то, согласится ли она провести с ним вечер.

Она медленно поднялась с кресла. Ноги были ватными, но она выпрямила спину.

— Мистер Дэвис, — её голос прозвучал тихо, но чётко, будто звон хрусталя. — Боюсь, я не совсем правильно поняла специфику вакансии. Я ищу работу дизайнера. А не… дополнительную занятость в сфере услуг. Спасибо за ваше время.

Она видела, как его самодовольная улыбка мгновенно исчезла, сменившись холодной яростью. Его лицо застыло маской. Он не привык к отказам.

— Вы совершаете ошибку, миссис Кларк. На рынке труда сейчас непросто, — бросил мужчина.

— Ошибаюсь я или нет — покажет время, — отрезала Эмили. — А пока что я предпочитаю ошибаться, но оставаться собой. Доброго дня.

Она развернулась и вышла из кабинета, не оглядываясь. Её трясло изнутри, но на лице была каменная маска достоинства. Она прошла через открытое пространство офиса, чувствуя на себе удивлённые взгляды сотрудников, и вышла в лифт.

Только когда двери лифта закрылись, она прислонилась к стене и закрыла глаза, пытаясь перевести дух. Ещё одно предательство. На этот раз — от мира, который она считала честным и справедливым. Мира профессионалов.