Сын ухажёра

Глава 1

— Валентин с меня хватит!

— Вивьен ну прости меня я не специально, ты же знаешь. Когда тебя нет у меня стоит до потолка, а когда ты рядом у меня падает. Это все от нервов.

— Твои доводы мне больше не интересны, я женщина в самом соку и хочу секса, я хочу его понимаешь? Я хочу что бы меня вот на этом столе, или на этом подоконнике или на этом чертовом ковре. Я хочу быть желанной и удовлетворенной.

— Ви ты же не можешь перечеркнуть 6 месяцев общения из-за отсутствия секса? Мы идеально подходим друг другу. Мы с тобой не разу не поругались. Встречаемся, ходим по ресторанам, на выставки и различные концерты. Прошу тебя дай мне еще время.

— Нет я приняла решение и оно окончательное.

Женщина вышла из комнаты и громко хлопнула дверью. Она пригладила взъерошенные волосы и поправила рубашку которая эротично оголило ее плечо.

— А тебе идет моя рубашка.

— Влад? Не знала, что ты дома. И тем более не знала, что она твоя. Думала твоего отца.

— Значит расстаетесь?

— Да

— Ну этого стоило ожидать.

— Почему?

— Ты для него слишком горячая.

Парень подмигнул, откусил яблоко и встал с места. Он подставил руку к уху и сделал жест как будто телефон, а затем проговорил шепотом.

— Позвони мне.

А затем улыбаясь удалился.

Ви вышла на лоджию накинув пальто и глубоко вздохнула свежим воздухом. Ночной ветер ласково коснулся её лица, принёс запах влажной земли и отдаленный гул города. Она обхватила руками холодные перила, глядя на мерцающие вдали огни. В груди было тяжело — не от усталости, а от груза, который она носила уже месяцы.

Внутри всё давно решилось. Осталось только произнести это вслух.

Дверь скрипнула. На лоджию вышел Валентин. Он накинул халат на плечи, подошёл тихо, будто боялся спугнуть её мысли.

— Вивьен… Ну прости. Давай обратимся к врачам. Не нужно делать поспешных решений, — его голос звучал мягко, почти умоляюще. — Может, это просто… кризис. Мы же планировали жить до старости. Вместе.

Она медленно повернулась к нему. В полумраке его лицо казалось чужим — или, что страшнее, слишком хорошо знакомым. Знакомым до боли, до каждой морщинки у глаз, до привычки поправлять волосы, когда он нервничает.

— Нет, Валентин, — она произнесла это тихо, но твёрдо. — Я больше не желаю притворяться. Не хочу делать вид, что секс для меня не важен. Что мне хватает разговоров, прогулок и «духовной близости».

Он вздрогнул. Видимо, ожидал чего‑то другого — слёз, упрёков, долгих объяснений. Но не такой холодной, выверенной честности.

— Ты же знаешь, у меня… проблемы, — он сглотнул, взгляд скользнул в сторону. — Я работаю над этим.

— Я тоже работала. Пыталась понять, убедить себя, что это нормально — засыпать в одиночестве в одной постели. Что можно любить человека и при этом чувствовать, как внутри растёт пустота.

Ветер усилился, зашелестел листьями в горшках. Она запахнула пальто, хотя холод шёл не снаружи, а изнутри.

— Ты ведь и сам знаешь, что это не только твоя проблема, — продолжила она, не глядя на него. — Это наша проблема. И мы её не решаем. Мы просто… терпим. Я терпела. Но больше не могу.

Он шагнул ближе, хотел взять её за руку, но она едва заметно отстранилась.

— Вивьен, пожалуйста. Давай хотя бы попробуем…

— Мы пробовали, — перебила она. — Много раз. И каждый раз я засыпала с мыслью: «А вдруг завтра будет иначе?» Но завтра было таким же, как вчера.

Тишина. Только далёкие звуки города, только ветер, только её дыхание — ровное, несмотря на бурю внутри.

— Я люблю тебя, — сказал он наконец. — По‑настоящему. И хочу быть с тобой.

Она закрыла глаза. Эти слова когда‑то согревали, а теперь лишь напоминали о том, чего не вернуть.

— Любовь — это не только слова, Валентин. Это ещё и действия. И желание слышать друг друга. А мы… мы давно говорим на разных языках.

Он опустил голову. В свете уличного фонаря его силуэт казался хрупким, почти беззащитным. Но она знала: это иллюзия. Как и отношения. Как и её надежда, что всё наладится.

— Прости, — повторила она, на этот раз тише. — Но я уже приняла решение.

Он не ответил. Только стоял, глядя куда‑то вдаль, туда, где огни города сливались с тёмным небом.

А она развернулась и ушла в дом, оставив его одного — с ветром, с тишиной и с правдой, которую они оба слишком долго избегали.

Она закрыла дверь лоджии и в последний раз посмотрела на мужчину. В тот же миг он схватился за грудь, тихо охнул, облокатился о стену — и медленно, словно не веря в происходящее, опустился на пол.

— Валентин?! — её голос сорвался на крик. Она метнулась к нему, упала на колени рядом, трясущимися руками пытаясь нащупать пульс на холодной коже. — Что с тобой? Что делать?! Скажи что‑нибудь!

Он приоткрыл глаза, попытался что‑то произнести, но губы лишь беззвучно шевельнулись. Лицо посерело, на лбу выступили капли пота.

Не теряя больше ни секунды, она схватила телефон из кармана. Пальцы скользили по экрану, сердце колотилось так, что, казалось, вот‑вот выпрыгнет из груди.

— Скорая! Приезжайте скорее! Мужчина, лет шестидесяти пяти, боль в груди, потерял сознание… Да, квартира 47, седьмой этаж…

Бросив трубку, она снова склонилась над Валентином. Прислушалась к его дыханию — редкое, поверхностное. Осторожно приподняла его голову, подложила под неё подушку, которую успела схватить с дивана.

— Держись, пожалуйста… — шептала она, гладя его по щеке. — Скорая уже едет. Всё будет хорошо.

Время растянулось в бесконечность. Каждая секунда казалась часом. Она то прислушивалась к его дыханию, то смотрела на дверь, ожидая звуков сирены. В голове крутились одни и те же мысли: «Это из‑за меня… Я слишком резко… Я не должна была…»

Глава 2

Самолёт плавно оторвался от взлётной полосы, унося Вивьен и Влада прочь от хмурого города, от больничной палаты, от тяжёлых мыслей.

— Вивьен прижалась лбом к прохладному стеклу, наблюдая, как земля уменьшается, превращаясь в лоскутное одеяло полей и дорог. Влад сел рядом, молча глядя вперёд.

Первые часы полёта прошли в почти полном молчании. Оба были погружены в свои переживания: Вивьен мысленно возвращалась к Валентину — к его бледному лицу, к словам о сюрпризе, к этой нелепой, трогательной попытке подарить ей отдых даже в такой момент.

Влад, судя по всему, тоже не мог отвлечься от мыслей об отце — его пальцы то и дело сжимались в кулаки, а взгляд становился отстраненным.

Но постепенно атмосфера смягчилась. Возможно, виной тому был мягкий свет закатного солнца, пробивавшийся сквозь облака, или монотонный гул двигателей, убаюкивающий нервы.

Влад первым нарушил молчание — с лёгкой, чуть натянутой улыбкой он заметил:

— Если бы отец увидел, как мы тут сидим, как два памятника, он бы точно сказал: «Ну хоть кто‑то должен улыбаться в этом самолёте».

Вивьен слабо улыбнулась в ответ.

— Он всегда умел найти слова, чтобы разрядить обстановку.

— Ага, — кивнул Влад. — Даже когда не надо. Но знаешь… — он чуть наклонился к ней, — давай хотя бы попробуем не думать обо всём этом. Хотя бы на пару часов.

И он начал осторожно утить — не напористо, а с той деликатной иронией, которая делала его привлекательным в глазах окружающих. Шутки были негромкими, иногда даже нелепыми, но они работали: Вивьен постепенно расслабилась, даже рассмеялась пару раз, прикрывая рот ладонью, будто стесняясь, что кто‑то услышит.

Они говорили обо всём подряд: о детстве Влада, о её любимых книгах, о том, куда бы отправились, если бы могли выбрать любое место на земле. На какое‑то время даже показалось, что это просто путешествие двух людей, которым приятно быть рядом.

Семь часов спустя

Самолёт летел ровно, пассажиры дремали, стюардессы разносили напитки. Вивьен только что закрыла книгу, которую едва начала читать, и повернулась к Владу, чтобы что‑то сказать…

И в этот момент раздался резкий, пронзительный сигнал. Свет моргнул. Салон наполнился непривычным гулом, будто где‑то внутри машины что‑то надломилось.

Люди вокруг встрепенулись. Кто‑то испуганно вскрикнул, кто‑то схватился за подлокотник. Вивьен почувствовала, как её сердце ухнуло вниз — не от падения самолёта, а от внезапного, ледяного осознания: что‑то пошло не так.

— Что это? — прошептала она, поворачиваясь к Владу.

Он уже смотрел вперёд, в проход, где стюардессы торопливо переговаривались, а командир экипажа что‑то передавал по внутренней связи. Лицо Влада стало каменным.

— Не знаю, — ответил он тихо. — Но лучше пристегнуться.

Она дрожащими руками потянулась к ремню. В этот момент самолёт резко накренился. Свет погас, оставив только аварийную подсветку — тусклые полосы по проходу. Гул усилился, переходя в скрежет. Кто‑то закричал.

— Мы падаем? — голос Вивьен прозвучал неестественно высоко.

Влад не ответил. Он крепко сжал её руку.

— Слушай меня. Если что — делай, как я. Не паникуй.

Самолёт проваливался вниз, будто проваливаясь в невидимую яму. Люди вокруг вскакивали, хватались за кресла, кто‑то молился вслух. Вивьен закрыла глаза, чувствуя, как всё внутри сжимается в комок. Она вспомнила Валентина — его слова о билетах, его улыбку, его руку, которую она держала в больнице. Вспомнила, как злилась, как обвиняла себя. А теперь…

— Влад… — она сжала его пальцы так сильно, что почувствовала боль в костяшках.

— Всё будет хорошо, — сказал он, но в голосе не было уверенности.

Самолёт трясло, он то проваливался, то резко взмывал вверх, будто пытался удержаться в воздухе. Где‑то впереди раздались крики, звук рвущейся ткани, металлический скрежет.

Вивьен не знала, сколько это длилось — секунды или вечность. Она только чувствовала, как рука Влада остаётся с ней, как его дыхание смешивается с её, как их пальцы сплетаются в один узел — единственный островок реальности в этом хаосе.

А потом — удар. Резкий, оглушающий. И тишина.

В голове — сплошной гул, будто внутри черепа включили мощный трансформатор.

Звуки размыты, словно пробиваются сквозь толщу воды. В глазах — плотный туман, в котором плавают разноцветные пятна: то вспыхнут оранжевые круги, то промелькнут чёрные зигзаги.

Она пытается сфокусироваться, но мир не желает обретать чёткие очертания. Тело будто не её — тяжёлое, неповоротливое, каждое движение даётся с невероятным усилием. Где‑то на грани слуха — голос. Сначала неразличимый, потом всё яснее:

— Вивьен! Ты в порядке? Ты слышишь меня?

Это Влад. Его голос прорывается сквозь шумовую завесу, становится реальным, ощутимым. Она пытается ответить, но губы не слушаются. Лишь слабый стон вырывается из горла.

— Нам нужно срочно выбираться, — его слова звучат резко. — Самолёт горит.

Только теперь она замечает запах. Сначала он казался просто едким, но теперь становится явным — запах гари, жжёного пластика, чего‑то металлического. Где‑то рядом шипит, потрескивает, будто кто‑то невидимый разжигает костёр совсем вблизи.

— Вивьен, отстегни ремень. Сейчас же!

Его рука находит её пальцы, сжимает — твёрдо, настойчиво. Она смотрит вниз: ремень безопасности врезается в тело, кажется, что он стал железным, не поддаётся.

Пальцы дрожат, не могут ухватить замок.

— Давай, — он наклоняется ближе, его лицо в пятнах света и тени. — Вот так. Вот кнопка. Нажми.

Она наконец ощущает под пальцами холодную пластмассу, надавливает — и ремень с щелчком ослабевает. Тело тут же проваливается, но Влад подхватывает её за плечи.