Сыночек в подарок, или Станьте моим мужем, босс!

Глава 1

Марк

— Марк Алексеевич, станьте моим мужем! Пожалуйста.

Рубит с порога Аня, мой администратор, и нервно теребит воротник белоснежной рубашки.

У меня же от ее нелепой просьбы челюсть едва не пикирует на пол, и кофе чуть не идет носом.

Я обжигаюсь горячим американо, который девушка только что принесла. И пялюсь в треугольный вырез ее блузки вместо того, чтобы поднять глаза чуть выше и отчитать сотрудницу за фамильярность.

— Что-о-о?

Переспрашиваю жестко, возвращая себе дар речи, и силюсь понять, что в наших деловых отношениях пошло не так.

— Ничего. Забудьте!

Анечка отмирает от моего громкого окрика и круто разворачивается на своих десятисантиметровых шпильках. Сбегает, как будто в кресле вместо меня сидит огнедышащий дракон, и хлопает дверью.

Оставляя меня наедине с хаосом мыслей.

— Славина, стой!

Рычу я запоздало и тру двумя пальцами переносицу.

Аня, в отличие от трех предыдущих администраторов, которых я без сожаления уволил, ни разу не была замечена в охоте за моим сердцем и состоянием.

Так что не помешало бы выяснить, что заставило ее так резко сменить курс.

Думаю о возможных причинах, поднимаясь из-за стола, и иду искать удивившую меня помощницу.

— А это еще что за филиал детского сада?

Обращаюсь к затылку Славиной, натыкаясь на сидящего на диванчике в приемной парнишку и стоящий рядом чемодан на колесиках, и окончательно перестаю что-либо понимать.

— Мне вообще-то скоро восемь. Я в школе учусь.

Обиженно уточняет мальчишка с огромными серо-голубыми глазами и крепко прижимает к себе щенка золотистого ретривера, как будто я могу его отобрать.

— Твой пацан? — спрашиваю у переминающейся с ноги на ногу Ани и втайне радуюсь, что еще достаточно рано для посетителей.

— Мой.

Славина отмирает, осторожно поворачиваясь ко мне, и по-детски закусывает нижнюю губу так, что запал как следует ее отругать исчезает.

Остается лишь странное желание погладить девушку по голове и сказать, что все обязательно будет хорошо.

— И что он здесь делает?

— В городе гуляет эпидемия гриппа. Школу на карантин закрыли.

— И идти вам некуда. Понял.

Складываю два и два, напоследок мазнув взглядом по внушительному чемодану, и планирую решать проблемы постепенно.

— Марш ко мне в кабинет. Живо.

Командую, распахивая дверь перед растерянной Анечкой, и не могу взять в толк, откуда берется жалость, поднимающаяся из глубины души.

Девушка кажется такой уязвимой и дезориентированной, что я аккуратно усаживаю ее в кресло, несильно надавливая ей на плечи, и топаю к кофемашине.

Делаю капучино, хоть это определенно не относится к кругу моих обязанностей, и вручаю Славиной плитку Риттерспорта с фундуком.

— Шоколад портит фигуру, — откликается невесело девушка, а я, махнув на нее рукой, парирую.

— Зато улучшает настроение. Ешь.

Залипаю ненадолго на трепещущих угольно-черных ресницах и тонких пальчиках, обхватывающих горячую кружку, и только потом возвращаюсь на свое место.

Переворачиваю трезвонящий телефон экраном вниз и подаюсь вперед, упирая локти в столешницу.

— Ну рассказывай.

— Что рассказывать?

— То, например, почему ты хочешь, чтобы я стал твоим супругом.

— Притворились. Ненадолго. Всего на пару дней, — робко уточняет Анечка и отпивает дымящийся капучино, блаженно жмурясь.

Несмотря на то, что ей тридцать лет, на вид девчонке нельзя дать больше двадцати пяти. А сейчас она и вовсе походит на студентку, ерзающую на стуле перед суровым преподом.

Окрашивающий ее щеки неровный румянец выдает волнение, которое она не пытается скрыть.

— Зачем?

— На следующих выходных у моей одноклассницы свадьба. И я не могу пойти туда одна.

— Так у тебя вроде есть муж.

Я красноречиво указываю подбородком на полоску белого золота на ее безымянном пальце, а Славина шумно выдыхает и припечатывает меня глухим.

— Мы разводимся.

— Хреново.

Соглашаюсь я, прослеживая, как бьется жилка на Аниной шее, и постепенно начинаю въезжать в ее мотивы.

Встречи с одноклассниками практически всегда превращаются в парад лицемерия. Так что признаться перед троллившими тебя одиннадцать лет однокашниками, что жизнь покатилась в тартарары, так себе перспектива.

— Забудьте, Марк Алексеевич. Глупости это все.

Неверно трактуя повисшую между нами паузу, произносит Аня и снова собирается сбежать. Но я останавливаю ее коротким жестом, тарабаню пальцами по столу и говорю то, что она меньше всего ожидает от меня услышать.

Глава 2

Аня

Утро начинается паршиво.

— Аня, ты собрала вещи?

Кричит из другой комнаты муж, а я прирастаю пятками к полу и глупо пялюсь расфокусированным взглядом в точку на стене.

Кофе с шипением вытекает из турки на плиту. И я не знаю, что больше расстраивает меня в эту секунду.

То ли то, что у мужа есть любовница, и она ждет от него ребенка. То ли то, что вместо крепкого ароматного американо я получила невзрачную коричневую лужицу на керамической поверхности.

— Собрала.

Бурчу я неразборчиво и двигаюсь к раковине, чтобы намочить губку.

Я узнала о том, что Олег мне изменяет, две недели назад, и успела пройти три стадии принятия неизбежного.

Сначала я отрицала очевидное. Отчаянно мотала головой. И затыкала уши, лишь бы не слышать подробности их интрижки.

После упала в котел лютого гнева. Расколотила половину сервиза, подаренного свекровью. И испортила недавно купленную в рассрочку плазму.

Потом торговалась с совестью до жжения в легких. Пыталась убедить себя в том, что еще можно сохранить семью.

Глупая.

— Мамочка, не грусти, пожалуйста! Скоро я вырасту и заработаю нам много-много денег. Мы купим с тобой большой дом и никогда не будем ни в чем нуждаться.

Из омута безрадостных мыслей меня вытаскивает сидевший молчком сын. Косится на меня из-под пушистых ресниц. А я захлебываюсь щемящей нежностью от его непосредственности.

Пересекаю рваным шагом кухню. Опускаюсь рядом с ним и растрепываю его каштановую шевелюру.

— Обязательно купим, сынок. Ты у меня самый лучший мужчина на свете.

Говорю ему со всей искренностью, на которую я только способна, и поражаюсь тому, как быстро взрослеют современные дети.

И мне бы ругать глобализацию и чертовы гаджеты, в которых залипают подростки. Но в глубине души я понимаю — в первую очередь виноваты мы с Олегом.

Это мы лишили собственного ребенка нормального детства.

— Аня, что с кашей?

— Сгорела.

Я отвлекаюсь на переступающего через порог супруга и небрежно пожимаю плечами.

Я вряд ли бы сильно огорчилась, если бы этот дом обуглился дотла. А тут какая-то овсянка.

— Хочешь, возьми бутерброд.

— Аня! Ты же знаешь, я терпеть не могу питаться всухомятку.

— А мне что прикажешь делать? Катеньке своей позвони. Пусть готовит тебе первое, второе и компот.

От упреков, на которые Олег больше не имеет права, во мне просыпается злобная стерва. Это она выразительно выгибает бровь, иронично хмыкает и язвит.

Пытается спрятать за показной броней уязвимость и боль, которая плещется глубоко внутри.

— И ты еще удивляешься, почему я попросил развод?

Муж стоит посередине комнаты, сцепив руки в замок, и смотрит на меня так, как будто мы с ним давно чужие люди. Как будто мы не делили с ним постель, не давали клятвы верности и не обещали любить друг друга до гробовой доски.

И это задевает.

И я уже готовлюсь вылить на него поток обвинений, когда меня перебивает звонок.

— Здравствуйте, Анна Николаевна. У нас очень много заболевших. Школу закрывают на карантин.

Извиняющимся тоном сообщает Ванина классная руководительница, отчего я испускаю разочарованный вздох.

А спустя пятнадцать минут качу чемодан по рыхлому снегу и гадаю, как буду объяснять своему начальнику, что делают в боксерском клубе семилетний ребенок и его игривый щенок Марли.

Проскальзываю во владения Северского, как мелкий воришка, и вешаю в шкаф свое пальто.

И если я рассчитываю, что это утро не может стать хуже, то катастрофически ошибаюсь.

— Анька, привет! — вопреки желанию отключить телефон, я все-таки принимаю вызов от Митиной и морщусь от ее бодрого до безобразия голоса. — Звоню напомнить, что в субботу я жду тебя на свадьбу.

— Тань, я…

— Будешь зажигать круче всех?

— У Ваньки школу закрыли на карантин. Эпидемия. Боюсь, что мы тоже могли заразиться.

— Никакие отговорки не принимаются. А то я решу, что твой хваленый муж и сын — выдумки, и ты на самом деле живешь одна с тридцатью кошками. Дресс-код синий. Чао, Славина.

Звонко смеясь, отключается одноклассница. Я же принимаюсь рассеянно растирать грудь и сдавливаю виски.

Признаваться успешной во всех отношениях Митиной в том, что меня выставили из дома и теперь я мать-одиночка, не хочется. Хочется сбежать в Антарктиду к пингвинам и дрейфовать на льдине с морскими котиками.

Лишь бы не предаваться жалостью к никчемной себе.

— Доброе утро, Ань. Сделай мне кофе.

Мой босс, Северский Марк Алексеевич, внезапно материализуется у меня за спиной и заставляет подпрыгнуть на месте. Подмигивает мне лукаво, прежде, чем скрыться в кабинете, и усиливает и без того неконтролируемую панику.

Глава 3

Марк

— Я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне услугу.

Говорю я твердо и замолкаю, внимательно изучая Анино хорошенькое личико.

В это же мгновение ее щеки окрашивает неровный лихорадочный румянец. Дыхание учащается. Тонкая венка пульсирует на шее.

Интересно, что она там успела себе нафантазировать? Что я запру ее в красной комнате и прикую наручниками к кровати? Я же не Кристиан Грей, в конце концов.

Я фыркаю иронично и продолжаю буравить подчиненную заинтересованным взглядом. Азарт разносится по телу и плещется в крови.

— Смотря какую.

Осторожно уточняет Аня и сильнее вжимается лопатками в кресло.

Такая застенчивая и невинная, что хочется спросить. А были ли у нее вообще мужчины. И по фиг, что у нее кольцо болтается на пальце.

Правда, мне приходится усмирять свой внезапный порыв и бросать с притворным равнодушием.

— Пустяковую. Она тебя сильно не обременит.

— Марк Алексеевич, если вы…

— Так, Славина. Давай тормознем до того, как ты успеешь надумать что-то совсем уж неприличное, — рассмотрев в Аниных глазах подозрение, смешанное с испугом, я негромко смеюсь и сталкиваюсь с волной укоризны, летящей в мою сторону от подчиненной. — Мне нужно, чтобы ты сыграла мою невесту. На какое-то время.

— И все?

Моргнув, Анечка выдыхает с облегчением. А я не удерживаюсь и все-таки разражаюсь звонким хохотом. Стираю тыльной стороной ладони выступившие слезы и поясняю до того, как мой ценный сотрудник грохнется в обморок.

— Надоело. Мама одержима идеей-фикс меня женить. Постоянно подсовывает мне дочек ее подруг. Нахваливает, какие Маша-Лена-Женя замечательные. А я задолбался сочинять всякие тупые предлоги, почему я не могу с ними встретиться.

— Богатые тоже плачут?

Фыркает Славина и робко тянет уголки губ вверх. А я вдруг ловлю себя на мысли, что мне нравится ее улыбка. Мягкая. Искренняя.

— Плачут. А еще любят кофе и шоколад. Как простые смертные. Ну что, Ань, согласна на мою сделку, — спрашиваю я у Анюты и получаю достаточно твердое.

— Согласна.

Разрядив обстановку, я протягиваю уставившейся на меня во все глаза девушке руку и наблюдаю за тем, как она осторожно вкладывает свои маленькие пальчики в мою громадную лапищу.

А дальше рабочий день течет абсолютно спокойно. Постоянные клиенты заполняют клуб, оккупируют ринг и с энтузиазмом лупят по боксерским грушам.

Инструкторы придирчиво контролируют процесс. Исправляют технику, делают замечания взрослым мужикам, в зале превращающимся в бесшабашных мальчишек, и напоминают, что я не зря плачу им зарплату и периодически поощряю премией.

Рассудив, что Аня сегодня растеряна из-за свалившихся на нее неурядиц, я сам заказываю обед на троих, и сталкиваюсь с ней на выходе из туалета.

Славина норовит проскочить мимо, но я ловлю ее и аккуратно пригвождаю к стене. Приподнимаю ее лицо за подбородок и замечаю и чуть опухший раскрасневшийся нос, и крупинки туши, осыпавшиеся с ресниц.

— Ревела? — я задаю дурацкий очевидный вопрос и хмурюсь.

Волна недовольства от того, что девчонка льет слезы из-за какого-то козла, невольно затапливает меня от макушки до пяток и подкармливает дикого зверя внутри.

— Марк Алексеевич, я…

— Теперь для тебя просто Марк. Вживайся в роль. И больше не плачь из-за дебилов, не способных оценить сокровище. Они того не стоят.

Заявляю я убежденно и наталкиваюсь на удивление на дне Аниных омутов.

Но я ведь на самом деле не лукавлю. Я искренне верю в то, что говорю.

Я откровенно не понимаю мудаков, изменяющих женам.

И пусть я сам не могу похвастаться слепой верностью, но на моем пальце нет обручального кольца. И я никогда не обещаю своим пассиям ничего лишнего. Чтобы потом не сливаться, блокируя номера, и не извиваться ужом при расставании.

— Ты красивая, Аня. Очень красивая. И не глупая. Тебе обязательно встретится достойный человек. Веришь?

— Не знаю.

Всхлипывает Славина тоненько, и я сгребаю ее в объятья. Не знаю, как еще унять приближающуюся истерику, и на мою удачу угадываю.

Аня постепенно расслабляется, пока мои ладони невесомо скользят по ее лопаткам, и медленно восстанавливает сбившееся дыхание.

— Спасибо, Марк Алексеевич.

— Марк.

— Спасибо тебе, Марк.

Она произносит неуверенно по слогам и убегает на ресепшн. Я же запираюсь в кабинете и просматриваю смету на открытие еще одного филиала, чтобы спустя полчаса услышать ровный Анин голос в селекторе.

— Марк Алексеевич… Марк. К вам… К тебе Карина, в общем.

— Пусть проходит.

«Капучино на кокосовом молоке мне свари» доносится на заднем плане, и я кривлюсь. Нужно сказать Резниковой, чтобы переставала командовать моими людьми. А еще преподнести новость, от которой она будет в полном «восторге».

Глава 4

Аня

Пульс частит с бешеной скоростью. Кровь прилипла к щекам и не желает отливать. А я безуспешно пытаюсь привести себя в порядок и стереть румянец с кожи.

Льющаяся из крана ледяная вода не справляется с поставленной задачей. Из отражения в зеркале на меня по-прежнему смотрит взъерошенная растрепанная девчонка, не знающая, что ей делать дальше со своей жизнью.

А не взрослая самодостаточная женщина тридцати лет.

Я молчала, пока любовница босса желала гореть мне в аду. Я ничего не возразила Олегу, когда он велел мне собрать вещи. Да и что я могла возразить, если квартира, за которую мы выплачиваем ипотеку, записана на его маму?

Осознание собственной никчемности колет под ребрами и заставляет часто дышать.

Но это все временно. Я обязательно стану сильнее и научусь давать людям отпор.

С этими мыслями я закалываю волосы на затылке, оттираю черные точки от туши с век и возвращаюсь на ресепшн, где Марк уже о чем-то договаривается с моим сыном.

— Правда, можно?

— Если мама не будет против.

— Мамочка, можно я позанимаюсь? Мне Марк разрешил.

— Дядя Марк, — поправляю я на автомате и ловлю сынишку в свои объятья.

Я с настороженностью отношусь ко всяким единоборствам, наслышана о травмах, которые сопровождают профессиональных боксеров, но в Ванькиных глазах плещется столько надежды и волнительного предвкушения, что отказать ему адски сложно.

К тому же, Марк подливает масла в огонь и пытается склонить чашу весов в свою сторону.

— Форму выдадим. У нас есть несколько детских комплектов. Приставим инструктора. Тоха — лучший в своем деле. Ничего страшного не случится.

Мягко, но настойчиво убеждает меня шеф, и я ведусь на магию его низкого с хрипотцой голоса. Взъерошиваю Ванькину шевелюру, коротко киваю и кричу уже в его отдаляющуюся спину.

— Только осторожно. Пожалуйста!

— Все будет в полном порядке, Ань. Я ручаюсь, — твердо заверяет Марк и уводит наш разговор в то русло, которое я бы предпочла обогнуть. — Славина, вот скажи. Ванька твоему мужу не родной, что ли?

— Родной. С чего ты взял? — я разворачиваюсь к Северскому всем корпусом и сталкиваюсь с искренним недоумением на дне его карих глаз.

— Да у меня тогда вообще ничего в башке не укладывается. Как можно вышвырнуть своего ребенка на улицу? Словно кутенка.

— Как показывает практика — просто. Очень просто. Ваньке стоило лишь сказать, что он хочет жить со мной и ни за что меня не бросит, и Олег с легкостью вычеркнул его из списка своих приоритетов.

Роняю я горько, ощущая привкус полыни на языке, и чувствую, как слезы снова накатывают на ресницы. Недавно утихомирившаяся буря снова грозит разломать в щепки установленные мной наспех щиты.

— Давай не будем об этом, ладно?

Прошу я сипло и всхлипываю, чем, судя по всему, снова ввергаю Марка в ступор.

По-моему, он, как и все мужчины, плохо переносит женские истерики. По крайней мере, он во второй раз за утро стремится сгрести меня в объятья и впечатать в свою каменную грудь.

Отчего я теряю равновесие и утыкаюсь носом в его черный джемпер. От Северского еле уловимо пахнет лимоном и розмарином, и я позволяю себе сосредоточиться на щекочущем ноздри аромате и на несколько мгновений забыться.

Нарочито медленно скользить ладонями по рельефным предплечьям, насквозь пропитываться чужим парфюмом и воображать, что меня обнимает влюбленный мужчина, а не ловелас-шеф, который не пропустит ни одной юбки в радиусе километра.

— Спасибо.

Взяв себя в руки, я, в конце концов, отлепляюсь от Марка и убегаю за стойку. Заливаю в соцсети видео с Кубка, который взяли наши воспитанники. Срочно ищу замену заболевшему инструктору. И глотаю вздох изумления, когда передо мной, как по волшебству, опускается пакет из доставки.

От обалденных запахов, туманящих разум, рот наполняется слюной. А вместе с аппетитом приходит и запоздалое осознание того, что я нагло игнорирую свои непосредственные обязанности. Стыд накрывает меня мощной волной и заставляет виновато понурить голову.

— Марк Алексеевич, простите, пожалуйста, — лепечу я застенчиво и мысленно себя ругаю.

Никогда еще я не допускала столько косяков, сколько сегодня.

И если я охотно себя линчую, то Северский из строгого руководителя, способного напугать здоровых мужиков одним только взглядом, превращается в плюшевого медведя.

Мажет пальцами по моей щеке и напоминает о нашей договоренности.

— Марк, Анюта. Для тебя просто Марк. И хватит извиняться. Я же не зверь какой-то. Понимаю, насколько тебе тяжело.

С этими фразами Северский испаряется, а я еще долго хлопаю ресницами и только потом достаю запечатанные контейнеры.

Салат с хрустящими баклажанами. Яичная лапша с овощами и морепродуктами. И на десерт — чизкейк с манго.

Желудок при виде этих деликатесов громко утробно урчит, и я накидываюсь на еду, словно голодала целый месяц. А позже, когда Ванька возвращается румяный, с капельками пота, блестящими на виске, смотрю, как он уплетает свою порцию за обе щеки, и ничего не могу поделать с трепыхающимся сердцем.

Глава 5

Марк

— Ну же! Давай. Давай. Черт!

Ванька смешно ерзает в кресле-мешке, пытаясь уклониться от удара вместо своего игрового персонажа, и, когда я выношу его Кунг Лао, разочарованно тянет.

— Это нечестно-о-о.

— Смотри и учись.

Потрепав пацаненка по макушке, я показываю ему комбинации на джойстике и терпеливо объясняю, как лучше ставить блоки, и что будет, если нажать вниз, вперед и ВР.

Иван впитывает информацию, как губка, и уже в следующем раунде кладет на лопатки моего Джонни Кейджа.

— Вот так! Е-е-е!

Восклицает Ванька, высоко подпрыгивая, и победно вскидывает обе руки вверх.

Я немного ему поддался, но это того стоило. При виде счастливой детской мордашки я вспоминаю самого себя в девять и радостно улыбаюсь.

Правда, сыграть еще одну катку и выяснить, кто здесь абсолютный чемпион, не удается. В комнату к нам заглядывает Аня и морщит свой хорошенький носик, фиксируя кишки Джонни Кейджа на экране.

— Так. Все, мальчики. Брейк.

— Мам, ну можно еще одну?

Ваня пытается выклянчить у нее продолжение игры, и Славина на секунду мешкается. Обреченно качает головой и идет на компромисс.

— Сначала умываться. Потом разбирать вещи. А потом можно еще одну.

Тяжело вздохнув, Ванька поднимается на ноги, а я исподволь изучаю Аню и хочу ей сказать, что не произойдет ничего страшного, если чемодан полежит не распакованным.

Но осекаюсь, вовремя прикусывая язык. В конце концов, это ее сын, и ей лучше знать, как его воспитывать.

— Если его не ограничивать, он намертво прилипнет к приставке. И не оторвешь. Проходили.

Делится со мной Славина, и я подчиняюсь ей, словно большой ребенок. Покладисто вырубаю плейстейшн и думаю о том, что надо будет чем-то кормить гостей.

— Ань, у меня в холодильнике шаром покати. Что закажем? Итальянская кухня? Японская?

— Давай лучше продуктов. Приготовлю что-нибудь домашнее.

Неожиданно предлагает она, отказываясь от ресторанной еды, а я стопорюсь и внимательно прислушиваюсь к себе.

Любовницы не остаются у меня на ночь, не разбрасывают везде свою одежду, косметику, расчески и, уж тем более, не кулинарят.

Вопреки ожиданиям, мысль о том, что Славина будет орудовать на моей кухне сковородками и кастрюлями, не вызывает отторжения. Так что я согласно киваю и открываю приложение, чтобы с Аниной помощью закинуть в корзину картофель, мясо, зелень, хлеб, творог и кучу всего еще.

Спустя полчаса курьер в желтой кепке и в желтой же униформе доставляет нам пакет до двери, и мы с Аней перемещаемся на кухню.

— Помочь?

— Лучше не мешать, — смеется Славина, и я усаживаюсь на стул, бросая шутливое.

— Так точно, товарищ генерал.

Может, это заложено у женщин в крови, раз Аня без особых трудностей находит нужную посуду, впервые попав на мою кухню, и принимается деловито раскладывать продукты.

Чистит картошку. Лепит аккуратные овальные котлеты. Мелко режет укроп и зеленый лук.

Все у нее в руках горит и спорится. Так что я залипаю на тоненьких пальчиках, порхающих над разделочной доской, словно загипнотизированный.

Я знаю точно, я не про семейный очаг, домашний уют и прочую дребедень. Я не возвожу готовку в ранг священнодействия и не испытываю возбуждения при виде девушек, колдующих над плитой.

Но эта рутина дарит Ане спокойствие и позволяет ненадолго забыть о драме с мужем. Поэтому я молча наблюдаю за ней и убеждаю себя в том, что не случится ничего плохого, если Славина немного побудет здесь хозяйкой.

— Попробуешь?

Пока я варюсь в собственных противоречивых мыслях, Аня перемещается ко мне и дует на ложку, где плещется бульон.

А я превращаюсь в того, кем привык быть. Завоевателя. Охотника. И просто мужика с обыкновенными инстинктами.

Внимательно рассматриваю белую майку-алкоголичку, обтягивающую упругую грудь. Пристально изучаю соблазнительную ложбинку. Без контакта ощупываю гибкое тело.

Признаться честно, в домашней одежде Славина выглядит гораздо лучше, чем в строгих костюмах, скрывающих ее достоинства.

— Соли достаточно.

С трудом оторвавшись от впечатляющего зрелища, я делаю то, о чем Аня просила. Слежу за тем, как она переворачивает лопаточкой подрумянившиеся с одного бока котлеты. И сглатываю, когда Славина снова ко мне приближается.

Опускается на стул на безопасном от меня расстоянии и задумчиво кусает нижнюю губу.

— Марк, давай поговорим об условиях нашей сделки.

Решительно произносит она и приподнимает руку, зарываясь пальцами в волосы. От этого машинального движения ее грудь немного приподнимается и не позволяет мне как следует сосредоточиться.

— Давай.

Глава 6

Аня

— Ну и чего мы снова ревем?

Низкий голос с бархатной хрипотцой врезается мне в затылок, и я вздрагиваю.

Торопливо пытаюсь вытереть катящиеся по щекам градом слезы, но они начинают течь еще сильнее. Спускаются по шее к ключицам и ниже и пропитывают топ ночной сорочки.

— Ань, ну чего ты опять развела Ниагару?

Упорствует Марк, не желая оставлять меня наедине с горем. Ну а я подтягиваю колени к груди, упираюсь в них подбородком и упрямо молчу.

Не потому что не хочу с ним разговаривать, а потому что язык прилип к нёбу, а во рту полным-полно хрустящего крошева из стекла.

— Анют…

Тихо зовет меня Северский и садится на кровать. Его сильные пальцы массируют мои плечи, разгоняя застывшую в жилах кровь, и я снова дергаюсь. Как будто меня одновременно прошивает высоковольтным разрядом, и молния бьет в самую макушку.

— Олег прислал мне иск о разводе на электронку.

Шепчу я полузадушено и ищу потерявшийся в простынях телефон, чтобы показать послание Марку. Только вот он вряд ли понимает весь масштаб испытываемой мной трагедии.

— И? Он изменял тебе. Обрюхатил какую-то девку. Выставил вас с сыном на улицу. Только не говори, что ты была готова его простить и дальше жить с ним под одной крышей после всего, если бы он вдруг одумался?

Мой босс звучит жестко, я бы даже сказала жестоко. И я удивляюсь этой его грани, открывающейся для меня впервые. При всей его неразборчивости в связях подобное отношение к измене в браке ошарашивает и подкупает.

— Нет. Просто вплоть до сегодняшнего дня я находилась в стадии отрицания и только сейчас осознала, что это жирная точка. Все. Поезд дальше не идет. Конечная. Знаешь, принять тот факт, что наш брак распался, это как отрезать руку или ногу. Так же больно и мучительно.

Выпаливаю я лихорадочно. Марк же убирает ладони, разрывая физический контакт, даривший тепло, и поднимается на ноги. А уже в следующую секунду отрывает меня от кровати и перекидывает мою несопротивляющуюся тушку через плечо.

Делает это так легко и стремительно, как будто таскает штанги вдвое больше моего веса в спортзале каждое утро, и я невольно им восхищаюсь.

— Знаешь, Славина. Вот есть много обстоятельств непреодолимой силы. Стихийные бедствия, торнадо, там, или тайфуны. Войны. Забастовки. Но женская истерика — худшее из них.

Приговаривает Северский, пока тащит меня в кухню, а я утыкаюсь взглядом в ямочки на его пояснице, и, кажется, краснею.

— Будем лечить твою депрессию сладким. Шоколадное или клубничное?

— Мороженое? На ночь? Марк, да ты с ума сошел!

— Не спорь, Славина! Шоколадное или клубничное? — гаркает босс, опуская меня на теплый пол с подогревом, и тянется к холодильнику.

— Клубничное.

Я быстро сдаюсь под его неудержимым напором и спустя мгновение становлюсь счастливой, почти, обладательницей ведерка с любимым лакомством детства.

Забираюсь с ногами на подоконник и ненадолго отворачиваюсь к окну, чтобы привести в порядок разбушевавшиеся чувства. Обычно я переношу трудности гораздо спокойнее, но эта история с изменой превратила меня в неуравновешенную психичку.

— Знаешь, что самое смешное? Я прекрасно понимаю, с какого момента все полетело к чертям.

Роняю я в пустоту и спиной ощущаю приближение Марка. Волоски на коже становятся дыбом, пульс резко подскакивает, хоть шеф и не сделал ничего предосудительного, а в горле пересыхает.

Словно мы находимся не на двадцатом этаже в роскошной квартире, а посреди раскаленной пустыни Сахары.

— С какого?

— С того, когда я отказалась родить Олегу второго ребенка.

Произношу я твердо и прикрываю веки, мысленно отправляясь в события трехлетней давности.

* * * * *

Мы с мужем сидим в пафосном ресторане, куда нас пригласил его начальник Томин Глеб Борисович. Упакованные в белоснежные рубашки, классические черные брюки и жилетки официанты снуют вдоль столиков. Блюда поражают разнообразием.

А я не испытываю приступа эйфории по этому поводу. Исподтишка кошусь на округлый животик жены Глеба Борисовича и гулко сглатываю, догадываясь, что неминуемо последует.

Одна. Вторая. Третья. После четвертой стопки коньяка Томин смачно целует свою Ирочку и обращается к нам.

— Мы с Иришкой четвертого ждем. А вы когда за вторым пойдете? Неужели не хочешь лапочку-дочку, а, Славин?

— Хочу, конечно, Глеб Борисович. Скоро пойдем.

Широко улыбается муж и кладет руку на спинку моего стула. Я же закусываю нижнюю губу и впиваюсь ногтями в ладонь, борясь с приступом всепоглощающей паники.

Остаток вечера я практически никого не слушаю. Ковыряюсь вилкой в тарелке, не в состоянии оценить по достоинству салат от шеф-повара, и с облегчением выдыхаю, когда мы, наконец, прощаемся с семьей Томиных, засыпая беременную Ирочку комплиментами.

Глава 7

Марк

Я вскакиваю рано. Задолго до будильника.

Часы показывают шесть утра. Город укутывает предрассветная дымка.

А я гипнотизирую взглядом потолок и думаю, как сильно моя жизнь изменилась за двадцать четыре часа.

У меня дома спит девушка, ее восьмилетний сын, и где-то, я уверен, носится щенок золотистого ретривера.

Ухмыльнувшись, я перекидываю полотенце через плечо и выхожу в коридор, натыкаясь на небольшую лужу. Неподалеку от нее сидит Марли, поджав уши, и виновато на меня косится.

— И кто это сделал?

Спрашиваю я у песеля, как будто он может ответить, и с тихим смешком топаю в ванную.

Странно, но раздражения не испытываю.

Животное привыкает к новому месту. Это нормально.

Я быстро устраняю последствия маленькой шалости, умываюсь и планирую выгулять Марли до того, как Аня с Ваней проснутся.

Защелкнув карабин на поводке, я спускаюсь в пустынный заснеженный двор и хватаю свежий морозный воздух. Умиротворение растекается по венам.

В пятом классе я очень хотел щенка, но мама не разрешила его завести. Не верила, что моего запала хватит на то, чтобы ухаживать за собакой. Тем более, что тогда мои желания менялись с завидной частотой.

Я просил то рыбок, то хомячка, то лысого сфинкса.

— Ну что, бандит! Развлекайся.

Я отпускаю Марли и наблюдаю за тем, как он резвится. С разбега врезается в сугроб, роет мокрым холодным носом снег и счастливо заливисто лает.

Спустя полчаса мы возвращаемся домой. Я обтираю песелю лапы до того, как он умчится вглубь квартиры и оставит на полу влажные следы.

В общем, восполняю то, что не дополучил в детстве. После чего отправляюсь в свою импровизированную тренажерку, пока вокруг стоит оглушающая тишина.

Вставив наушники в уши, я с упоением таскаю гантели и перерабатываю скопившийся за сутки адреналин. Ощущаю приятную усталость в мышцах и вваливаюсь в ванную, намереваясь смыть с себя липкий пот.

Только не учитываю одной маленький детали. Я больше не один в своей холостяцкой берлоге.

— Ой!

Тоненько вскрикивает Аня, а я прилипаю взглядом к ее фигурке и бессовестно изучаю точеные изгибы.

Ее сорочка аккуратно сложена на тумбочке у входа. На ней самой нет ничего, кроме черных ажурных трусиков и полотенца, которым она успевает прикрыть грудь.

— Прости.

Выдавливаю я из себя подхриповато, потому что голос резко садится на несколько октав, и выметаюсь в коридор. Напряжение, которое я выплеснул чуть раньше на тренировке, снова накатывает и скручивает внутренности жгутом.

Я стараюсь не думать, но все равно думаю. О худых острых лопатках. О гибкой осиной талии. И о маленькой аккуратной родинке слева на ребрах.

Справившись с наваждением, я все-таки завариваю себе кофе и выпиваю пол кружки, когда Славина осторожно вплывает на кухню.

— Я освободила ванную.

Робко сообщает она, и я ухожу остужать взбунтовавшиеся гормоны.

Сначала подставляю голову под ледяные струи, а потом встаю целиком под бодрящий душ.

— Это просто сделка, Северский. Фиктивная невеста. Ничего личного.

Я уговариваю себя не нарушать выстроенных Аней границ, но все равно смотрю на нее, как на женщину. И тогда, когда она готовит омлет и сэндвичи. И тогда, когда она накрывает на стол, водружая передо мной тарелку. И когда заправляет за ушко каштановый локон.

Ваня с Марли снова едут с нами на работу. И мне удается на какое-то время отвлечься от непозволительных мыслей.

Я рассказываю мальчонке, как выиграл свой первый бой, едва удержавшись на ногах. И обещаю ему показать автограф Александра Поветкина, который хранится у меня кабинете.

— Тох, возьмешь Ивана на тренировку?

Я здороваюсь с самым авторитетным из наших инструкторов, получаю утвердительный кивок и замечаю, что от мужиков не укрылся тот факт, что мы прикатили в клуб с Аней вместе.

Кто-то старательно прячет улыбку в густых топорщащихся усах. Кто-то выразительно покашливает. А кто-то изучает Аню так пристально, что мне хочется укутать ее обратно в пальто по самый нос.

Ближе к обеду я собираю парней на планерку. Мы обсуждаем план на следующие несколько недель, подводим итоги этого месяца и утверждаем рекламу, которую для нас подготовили пиарщики.

И, когда наступает время расходиться, Антон на правах лидера озвучивает мучающий всех вопрос.

— Шеф, а вы теперь со Славиной… вместе, что ли?

— Да.

Чеканю я уверенно, потому что наша легенда рано или поздно просочится на свет. И лучше отмести все сомнения здесь и сейчас.

Тоха уважительно присвистывает и негромко бормочет что-то вроде.

— Давно пора остепениться. Аня — замечательная девушка.

Глава 8

Аня

Лифт размеренно катит на двадцатый этаж, а я украдкой смотрю в длинное, во весь рост зеркало.

Марк придерживает Ваньку за плечо, на случай если кто-то еще протиснется внутрь и нас заденет. Иван бережно прижимает к себе виляющего хвостом Марли. И раскрасневшаяся с мороза я топчусь с пакетом с нарядами в руках.

Со стороны мы можем показаться семьей. Той, что печатают на первых страницах глянцевых журналов к Новому году или Рождеству. Для полного сходства нам не хватает только одинаковых свитеров.

— Между прочим, Петр хотел к тебе подкатить, — Марк вырывает меня из фантазий, где я примеряю на нас красные джемперы с белыми оленями, и заинтересованно выгибает бровь, наблюдая за моей реакцией.

Я же давлюсь воздухом, закашливаюсь и не могу отделаться от мыслей, что Северский шутит.

— Наш Петька? Да не может такого быть. Ты, наверное, что-то перепутал.

— Еще как может.

Качает головой Марк и пересказывает то, что происходило у них на планерке.

Честно признаться, я долгое время была зациклена на Олеге. Я думала о нем, когда собиралась на работу, влезая в привычную рубашку с юбкой. Думала о нем, когда бежала с работы и стояла в очереди в гипермаркете, сгружая на ленту продукты. И не замечала никаких знаков мужского внимания.

Я не гнушалась сварить чашечку кофе любому из наших инструкторов или сварганить по-быстрому бутерброд, пока сурового босса где-то носило. Поэтому никогда не воспринимала подброшенные на стойку шоколадки и кексы как что-то серьезное.

Взятка за хорошее отношение. Ничего личного.

— И что ты в итоге сделал с Петром? — спрашиваю я, одновременно радуясь, что мой мир, несмотря ни на что, не рухнул, и кто-то еще проявляет ко мне интерес, и переживая за то, что Северскому могло взбрести в голову уволить неплохого, в общем-то, мальчишку.

— Связал и решил пустить на шашлык. Устроит тебя такой ответ?

— Ну Ма-а-арк! — тяну я и почему-то в мельчайших деталях рисую, как Северский достает с антресолей (хотя откуда они в его новомодном пентхаусе) шампуры и спускается во двор, чтобы разжечь угли.

— Велел, чтобы просто так рядом с тобой не крутился. Только формальное общение. Поняла, Славина?

— Поняла.

От собственнических ноток, проскальзывающих в голосе Марка, мне почему-то становится тепло. И пусть все, что происходит между нами, понарошку, мне хочется воображать, что в моей Вселенной есть человек, которому не все равно на меня.

Не все равно на то, что я выскочила на мороз без шапки. Не все равно на то, что я пропустила обед, отвечая на звонки и выкраивая для клиентов окошки. И, конечно, не все равно на то, что я не могу уснуть ночью и поливаю подушку слезами.

В своих фантазиях я захожу так далеко, приписывая своему начальнику массу несуществующих у него качеств, что упускаю момент, когда дверцы кабинки лифта бесшумно разъезжаются, и Марли соскакивает с Ваниных рук и с заливистым лаем несется вперед.

Туда, где стоит роскошная платиновая блондинка с тортом в руках. Ее голубые глаза холодные, словно лед. Губы тронуты перламутровым блеском. Густые ресницы едва ли не достают до самых бровей.

На ней светло-бежевая шуба с капюшоном. Молочные ботиночки на тонком изящном каблучке. И вся она такая идеальная, что я начинаю сравнивать себя с этой Снежной Королевой и выискать в себе недостатки.

Мой обычный ровный нос вдруг начинает казаться большим. Губы — недостаточно пухлыми. А одежда — простой и невзрачной на фоне этого переливающегося пушистого роскошества.

И, пока я ставлю в графе за графой минусы, Марк первым приближается к гостье и приподнимает ее над землей, стискивая в стальных объятьях.

— Льдинка, привет!

— Отпусти, неугомонный.

Я наблюдаю за этим внезапным приливом нежности отстраненно и вдруг ощущаю себя лишней. Хочу взять Ваньку за ладонь и увести его подальше отсюда. Хотя бы спуститься вниз — к заснеженным аллейкам с обледеневшими горками. Лепить неуклюжего ассиметричного снеговика и играть в снежки, потому что в нашу квартиру вернуться мы тоже не можем.

Там правит бал беременная Катерина.

Наверное, на моем лице слишком много всего написано. Раз ровно за секунду до того, как я круто развернусь на пятках и двинусь к не успевшему уехать лифту, Марк опускает блондинку на пол и торопится исправить оплошность. Читает что-то такое в моих глазах, спешит поймать меня за талию и мазнуть губами по виску.

— Знакомьтесь. Дина — моя сестра. Аня — моя невеста. А это Иван — Анин сын. Ну и, конечно, наш четвероногий друг Марли.

Северский за пару мгновений избавляет меня от иррациональной ревности, сдавившей стальным обручем грудь, и тесно прижимает к своему боку. Судя по всему, демонстрирует сестре серьезность своих намерений.

И если я резко утрачиваю к девушке былой интерес, то Дина, напротив, препарирует меня пристальным взглядом, как будто пытается снять с меня слой за слоем и пробраться под кожу.

От ее липкого интереса становится неуютно, и я льну к Марку сильнее. Забывая о том, что еще несколько минут назад хотела от него сбежать.

Глава 9

Марк

Нам уже давно пора выходить, а Аня все еще крутится у зеркала и кусает губы. Поправляет крупные локоны, рассыпавшиеся по плечам. В третий раз перерисовывает кажущиеся идеальными черные стрелки. И заставляет меня сдвинуться с места и положить ладони на ее плечи.

— Если ты передумала, мы всегда можем позвонить этой твоей Митиной и сказать, что не придем.

— Я не могу, Марк.

— Почему? Хочешь доказать всем, что твоя жизнь не сошла с рельс? Что у тебя все замечательно? Ты цветешь и пахнешь. Дом — полная чаша. Замечательный сын. Красавец-муж.

— Именно так.

Соглашается она, и, справившись, наконец, с макияжем, поворачивается ко мне. Смотрит в мои глаза долго-долго и, найдя там, на дне что-то важное, признается.

— Я не хочу, чтобы меня жалели. Понимаешь? Чтобы за спиной говорили, что Славина — брошенка. Для нас, девочек, это важно.

— Понимаю.

Наплевав на то, что наша задержка грозит превратиться в катастрофическую, я привлекаю Аню к себе, с шумом выпускаю воздух из легких и скольжу пальцами вдоль ее позвоночника.

Легко. Невесомо. Плавно. Как будто старательно играю на рояле гаммы или арпеджио, хоть музыканта из меня и не вышло. Классе в третьем мама очень старалась сделать из меня пианиста, только я постоянно сбегал в соседний с лицеем двор и гонял там в мяч вместо того, чтобы сидеть на скучных уроках сольфеджио.

Спустя десять наших глубоких вдохов и выдохов Славина осторожно от меня отстраняется, еще раз критически изучает свое отражение в зеркале и торопливо перемещается в коридор, как будто я нажал какую-то кнопку ускорения.

— Быстрее, Марк, быстрее!

Она упирается ладонями в мою спину, выталкивая меня на лестничную клетку, пока я безуспешно пытаюсь застегнуть пальто. И, если быть честным, нравится мне в этом амплуа немного больше.

Поэтому я принимаю абсурдное, в общем-то, решение, кажущееся очень правильным в это мгновение.

— Хочешь за руль?

Я раскрываю ладонь, в которой зажаты ключи от моего Бамблби, и наблюдаю за тем, как округляются Анины удивленные глаза, подведенные дымчатыми тенями.

— Пустишь? Можно? Правда?

— Правда.

Киваю ей серьезно, глотая рвущийся наружу смешок, и в следующую секунду меня едва не сносит ураганом Аниной эйфории.

В салон она ныряет быстрее, чем я успеваю обогнуть машину и распахнуть перед ней дверь. Благоговейно изучает приборную доску и тихонько попискивает от восторга, когда двигатель начинает мерно урчать.

Вопреки моим ожиданиям, на трассе Славина ведет себя раскованно и спокойно, словно каждый день управляется с агрегатом, у которого под капотом четыреста сорок пять лошадиных сил.

Паркуется перед рестораном она тоже по-пижонски, влетая на последнее оставшееся место между серебристым «Мерсом» и матово-черным «Геликом». И мне хочется спросить, у какого Шумахера она брала курсы езды.

— Это было… вау просто! Спасибо, — Аня цепляется за локоть, который я ей подаю, и приподнимается на цыпочки, чтобы прошептать мне на ухо. — Как думаешь, кто-то заметил, что нас не было в ЗАГСе?

— Я думаю, всем по фиг.

Отвечаю предельно честно и прикидываю, что в день собственной свадьбы я бы предпочел обойтись без этих формальностей. По-тихому бы поставил штамп в паспорт, собрал бы заранее чемодан и улетел бы со своей женщиной на Карибы.

Мы бы плавали там с дельфинами. Учились бы кайтсерфингу. Отправились бы на вулкан Монтсеррат. И, конечно же, наслаждались бы ямайским регги и пили бы белый ром с нотками дуба, карамели и ванили.

А не встречали бы дорогих и не очень гостей и не выслушивали бы десяток одинаковых поздравлений.

Я так сильно погружаюсь в пестрые картинки экзотических пляжей, которые услужливо подкидывает мне мозг, что упускаю момент, когда атмосфера неуловимо меняется.

После того как мы оставляем верхнюю одежду в гардеробе и неспешным шагом пересекаем узкое длинное фойе, Аня стремительно бледнеет и спотыкается о выщерблину в паркете так, что мне приходится ее ловить.

— Ань, что?

— Муж.

Славина произносит непослушными губами чуть громче ультразвука, врезается мне в грудь, сминая ткань выглаженной ею же рубашки, и за пару секунд превращается в грустного расстроенного ребенка.

Ее нижняя губа немного подрагивает. Небесно-голубые океаны затуманивают непролитые слезы. А я вздергиваю подбородок и впиваюсь взглядом в Олега. Так, кажется, его зовут.

Метрах в десяти от нас застывает крепкий мужчина среднего роста лет тридцати пяти. Он не бесцветный, скорее, просто обыкновенный. Русые волосы. Болотного цвета глаза. Серый костюм. Ничего выдающегося.

Впрочем, как и в его спутнице, переминающейся с ноги на ногу. Невзрачную шатенку с букетом банальных кремовых роз в руках не спасает даже яркий наряд. На фоне насыщенного красного платья черты лица девушки блекнут.

И, если я отношу эту парочку в разряд «посредственно», то Аня считает иначе. Сомнения в собственной привлекательности проступают крупными буквами у нее на лбу и опускают вниз уголки манящего пухлого рта.

Глава 10

Аня

Лицо мужа, застывшее восковой маской, накрепко врезается в память и немного поднимает пострадавшую самооценку.

Сейчас мною движет не жажда мести, а скорее желание восстановить собственный статус-кво. Доказать даже не миру — самой себе, что я заслуживаю лучшего.

Имею право веселиться на полную катушку. Зажигать в центре танцпола, привлекая к себе чуть больше внимания, чем обычно. И принимать из рук вышколенного официанта с безупречной осанкой и такой же идеально отутюженной белой рубашкой бокал с шампанским.

Неторопливо цедить благородный напиток. Наслаждаться игривыми пузырьками, покалывающими нёбо. И рассматривать фотографии, которые Дина прислала на телефон Марку пару минут назад.

На самом деле, в его мессенджере целая громада снимков. Ванька вместе со светловолосой девчушкой, как две капли воды похожей на Дину, несутся за Марли по длинному коридору.

Ванька с той же девчушкой сидят на небольшой уютной кухне и пьют чай с оладушками вприкуску с клубничным вареньем. Виснут на Дине, о чем-то ее уговаривая. Строят шалаш из одеял и подушек. И, наконец, сладко сопят на той постели, где еще недавно сооружали импровизированный вигвам.

«Дети набегались и спят. Давай не будем их будить? Пусть Ванечка остается у нас до утра».

Просит Дина в сообщении, и мне чудится, что за простыми фразами кроется что-то еще. Потаенное. Невысказанное.

Но я не успеваю довести мимолетную мысль до логического конца, потому что отвлекаюсь на Марка. Он невесомо мажет пальцами по моему запястью и что-то говорит.

Но я не могу разобрать, что именно, потому что в эту секунду слишком занята разглядыванием его острого упрямого подбородка и точеных скул.

— А? — переспрашиваю я неуклюже и краснею от затапливающего каждую клеточку моего тела смущения.

Мне кажется, что Северский видит меня насквозь. Считывает малейшую мою эмоцию. Поэтому ухмыляется так озорно и многозначительно.

— Что думаешь, Ань? Оставим Ваньку у Дины до утра? Зачем тащить его куда-то среди ночи?

В первые пару мгновений, когда Марк озвучивает свое предложение, «я-же-мать» во мне бунтует и противится, требуя забрать ребенка у посторонней, в общем-то, женщины.

И мне приходится несколько раз глубоко вдохнуть и так же длинно выдохнуть, чтобы прогнать ее и призвать на помощь здравомыслящую личность.

Ведь в том, чтобы поднимать сына с постели посреди ночи, действительно, нет никакой необходимости, если отбросить мой чрезмерный контроль, с которым я отчаянно пытаюсь бороться.

— Славина, отомри. И прекращай так сильно париться. У моей сестры дар, вся семья об этом знает. Дети к ней тянутся. Им там точно не будет скучно.

Произносит Марк, поглаживая тыльную сторону моей ладони, и запускает по коже электрические импульсы. Тревоги улетучиваются, как предрассветный туман. Сомнения испаряются. И я решаю нырнуть с головой в омут.

Расслабиться на полную катушку. Оторваться, как будто я завидная тусовщица-студентка, а не серьезная строгая мать. И забыть о неурядицах, которые на меня свалились.

— Хорошо. Ты прав. Пусть отдыхают.

Соглашаюсь с Северским, утаскивая с его тарелки рулетик из баклажана с ореховой начинкой, и снова возвращаюсь на танцпол. Сливаюсь с мелодией, будоражащей кровь, и вспоминаю занятия по стрип-пластике и дансхоллу, на которые бегала в промежутках между парами и подработкой.

В это мгновение мне снова девятнадцать. У меня глаза горят ведьмовским блеском. Румянец заливает щеки. Ресурсы организма не ограничены. Лимитов нет.

Я могу всю ночь размешивать за барной стойкой коктейли и ни разу не ошибиться с рецептом. Потом несколько часов защищать курсовую у самого нудного, самого вредного препода, по чьему предмету у студентов всегда гора пересдач. А после бежать в танцевальный класс через дорогу от универа и с кипучим азартом разучивать новые связки.

И так по кругу. Семь дней в неделю с один перерывом на отсыпной. Четыре недели в месяц.

Отмотав время назад, я полностью отдаюсь оглушительным бойким битам и, судя по всему, перебарщиваю с энтузиазмом. Напарываюсь на темнеющий взгляд Марка и воспламеняюсь от кончиков пальцев ног до самой макушки, несмотря на разделяющие нас метры.

Во рту резко пересыхает. Волоски на коже встают дыбом. И я торопливо ретируюсь из общего зала до того, как произойдет детонация.

Проскальзываю в туалет. Опускаю ладони под ледяные струи. И изумленно изучаю собственное отражение в зеркале с тяжелой бронзовой рамой.

— Эта чертовка с безумными глазами совсем на меня не похожу.

Подавившись воздухом, я сипло выдавливаю из себя и слышу заливистый хохот за спиной. Это Митина одной рукой придерживает свою огромную юбку, в второй вытирает выступившие от смеха слезы.

— Ну Славина! Ну удивила!

— Что?

— В школе такой серой мышкой была. Скромная. Правильная. Уроки зубрила, пока мы отвертку за гаражами пили и на дискотеках зажимались. А теперь. Ты только посмотри. Такого мужика захомутала.

Глава 11

Марк

На свадебной вечеринке я слишком вживаюсь в роль Аниного жениха.

Слежу за ней чересчур пристально и мысленно матерю парня за соседним столиком, облизывающего Славину похотливым взглядом.

Мне даже хочется подняться, взять его за грудки и разъяснить, что эта женщина занята. Но Аня убегает с танцпола, и внезапный приступ агрессии гаснет так быстро, как будто горячие угли залили холодной водой.

Правда, дзен мне удается поймать ненадолго. Повинуясь внутреннему чутью, которое никогда не подводило меня на ринге, я покидаю зал, где тамада организует очередной тупой конкурс, и натыкаюсь на зрелище, от которого у меня моментально срывает башню.

Олег нависает над Аней и лупит ладонью по стене рядом с ее виском. Девчонка крепко зажмуривается и даже, кажется, задерживает дыхание, а у меня вместо плазмы по венам течет ядовитый раствор.

Вспышка. Детонация. Взрыв.

В два шага преодолев жалкие несколько метров, я отдираю этого хмыря от Славиной и коротко заряжаю ему в нос. Наношу еще несколько ударов, но не анализирую область поражения и сопутствующий ущерб до тех пор, пока урод не бухается на задницу и не начинает заливать кровью свою белоснежную рубашку.

Костяшки покалывает. Ребра облизывает голодное пламя. И я бы обязательно продолжил нашу поучительную беседу о том, что не следует хамить дамам, но лежачих не бьют.

Поэтому я смачно сплевываю в сторону и прячу Аню в своих объятьях.

— Ты в порядке? Он ничего тебе не сделал?

— Все хорошо.

— Точно?

— Все хорошо, Марк. Правда.

Аня трется своим маленьким вздернутым носиком о мою грудину, и я буквально слышу, как довольно урчит мой внутренний дикий зверь.

Я не вступался за девушку курса так со второго и забыл, как это клево, когда в тебе видят защитника. Прижимаются доверчиво, вцепляются тоненькими пальчиками в локоть и засыпают словами благодарности.

— Ань, по-моему, ты все всем доказала. Если тебе здесь некомфортно, давай уедем, — я тяну Славину в сторону выхода, но она упирается каблуками в плитку и активно машет головой.

— Не дождавшись торта? Ну уж нет, Северский.

Несмотря на неприятный инцидент, Аня не торопится сбегать со свадьбы, поджав хвост, и я снова восхищаюсь тем, какой у нее огромный запас прочности.

Кайфую от того, как она сливается с мелодией, звучащей из колонок. От того, как органично меняет стили танца. И от того, как она мило шарахается от букета невесты, который прилетает ей прямо в руки.

Она косится с подозрением на кремовые розы, как будто они способны ее укусить, и не решается отправить цветы в урну, чтобы не обидеть виновницу торжества.

Выиграв все, что только можно и что нельзя, мы покидаем ресторан глубоко за полночь, когда торт уже разрезан и распродан по кускам, а подвязка покоится в нагрудном кармане моего пиджака.

Я внимательно слежу за дорогой, потому что асфальтовое полотно сегодня такое же скользкое, как зеркало. И думаю о том, что, если бы кто-то пару недель назад заявил, что я буду вместе с такими же здоровыми бугаями выпрыгивать за несчастной полоской кружева, я бы покрутил пальцем у его виска и отправил бы этого болезного к психотерапевту.

Но реальность преподнесла мне неожиданный сюрприз. И я не могу сказать, что он мне не нравится.

Сладко сопящая на пассажирском сидении Анечка воспринимается, как нечто само собой разумеющееся. Запах ее духов приятно щекочет ноздри и не вызывает раздражения. Не то что тяжелый парфюм Резниковой, оседавший на коже и пропитывавший весь салон автомобиля так, что его приходилось подолгу проветривать. А наличие бонуса к Славиной в виде ее сына и потешного пса ни капли не парит.

В общем, в этой конкретной точке моего существования все, на удивление, гармонично и размеренно. И даже мама взяла небольшую паузу и не донимает меня набившими оскомину приглашениями на какой-нибудь званый ужин.

— Просыпайся, спящая красавица. Приехали.

Вынырнув из размышлений, я негромко зову Аню, но она лишь переворачивается на другой бок, не размыкая глаз, и подкладывает ладошку под голову.

Так что мне приходится самому отстегивать ремень безопасности, кутать Славину в пальто и бережно нести ее до квартиры. Сосредоточенно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться, и проделывать невероятные манипуляции, чтобы достать ключ из внутреннего кармана.

Справившись с этой нелегкой задачей, я скидываю ботинки в угол и направляюсь в спальню. Бережно опускаю Аню на постель и на какое-то время залипаю на лунном свете, озорно крадущемся по ее щеке. На пухлых приоткрытых губах. На соблазнительной ямочке. И на румянце, появляющемся на сливочной коже оттого, что в комнате жарко.

Гулко сглотнув, я запечатываю эту картину на подкорке и делаю то, за что Славина меня, возможно, убьет. Освобождаю ее от сапожек. Вешаю пальто в шкаф. И медленно стаскиваю с нее платье, чтобы оно не помялось.

Как махровый эгоист и любой нормальный мужик, я наслаждаюсь чувственными изгибами и разглядываю провокационное белье, которое Аня привыкла скрывать за строгими костюмами, и только потом натягиваю одеяло ей до подбородка. После чего переодеваюсь и падаю рядом, вслушиваясь в нестройный шепот.

Глава 12

Аня

Я чувствую, что заигрываюсь.

Чересчур правдоподобно вживаюсь в роль фиктивной невесты и норовлю уплыть далеко за буйки, где меня унесет подводным течением.

Я преступно часто вспоминаю поцелуй, которым меня наградил Марк на Таниной свадьбе, и который до сих пор обжигает губы. Ищу глубинные мотивы в его заботе, которой он меня окружил. И даже примеряю на себя его фамилию.

— Стоп, Аня! Хватит!

Я жестко одергиваю себя, как будто мне мало одного предательства. И отправляю постоянным клиентам рассылку о праздничных скидках на годовой абонемент, невольно воскрешая те события, которые мозг предпочитает забыть.

Вереницу девиц, сменившихся в постели у Северского. Роскошные букеты, с которых он начинал любые ухаживания, не умещавшиеся в руках. Пафосные рестораны, где я лично бронировала столики для него и его пассий. И неизбежные расставания, которые разбивали девичьи сердца в крошево.

Марк отряхивался, словно ни в чем не бывало, и двигался вперед. А несчастные брошенки обрывали наш телефон, умоляя соединить их с боссом.

В отличие от шефа, часто путающего имена, я могу перечислить всех тех, кого я застала за время работы здесь.

Лида. Хорошенькая флористка с озорными ярко-рыжими кудряшками.

Маша. Студентка последнего курса магистратуры, мечтающая о выдающейся карьере адвоката.

Оля. Профессиональная танцовщица, страдающая расстройством пищевого поведения.

Катерина. Владелица модельного агентства с гипнотическими небесно-синими глазами.

И, наконец, Карина, возомнившая себя богиней. Она свято верила, что никто не скинет ее с вершины Олимпа. Мысленно она уже надела обручальное кольцо себе на палец и поставила штамп в их с Северским паспорта.

Каждая из этих историй выжжена каленым железом у меня на подкорке. Они мое спасение и оберег от необдуманных решений.

Именно поэтому я щипаю себя за запястье, возвращаясь на бренную землю, и принимаюсь искать жилье. Просматриваю несколько десятков сайтов в надежде наткнуться на что-то стоящее, но суровая реальность прикладывает меня кувалдой.

В преддверии Нового года ничего нормального не отрыть. А те редкие варианты, которые попадаются на пятой и седьмой странице браузера вряд ли заслуживают внимания.

— Слишком далеко. Слишком дорого. Слишком неблагонадежно. Да мы же не поместимся здесь с Ванькой и с Марли.

Я выдыхаю тоскливо, изучая крошечную студию со старой мебелью и уродливым трюмо, и вздрагиваю, когда тяжелые ладони ложатся мне на плечи.

Ток прошивает вытянувшееся в струну тело. Мурашки рассыпаются вдоль позвоночника. Внутренности скручивает узлом.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто стоит у меня за спиной. Запах лимона и розмарина, смешанный с морозной свежестью, я узнаю из тысячи.

— А это еще что тут такое?

Вроде бы легкомысленно интересуется Северский, но за этой показной беспечностью скрывается сталь, которую он тут же и демонстрирует.

— Славина, ко мне в кабинет. Живо!

Тихо командует босс, обжигая шею горячим дыханием, но у меня в голове его шепот звучит колокольным набатом.

Я судорожно сглатываю, комкаю ткань юбки и нехотя поднимаюсь с места. Я бреду за Марком на негнущихся ногах, словно загнанная лань, и теряюсь, когда он мягко усаживает меня в кресло и идет варить кофе.

Совсем как в тот день, когда я попросила его притвориться моим мужем.

Флешбеки накатывают на меня волнами. Картинки мелькают, как цветные стеклышки в калейдоскопе. А капучино с воздушной пенкой и вовсе ломают остатки спокойствия.

Так что я вцепляюсь в кружку, как утопающий в спасательный круг, и смотрю на Северского из-под полуопущенных ресниц.

— Тебе плохо со мной?

— Нет. С чего ты взял?

— Зачем бы ты еще стала искать квартиру.

Резонно замечает Марк, а я тяну ноздрями умопомрачительный аромат кофейных зерен и мешкаюсь.

Потому что никак не могу признаться в том, что его присутствие слишком сильно меня будоражит и заставляет строить воздушные замки, которые я совершенно точно не имею права строить. Учитывая измену, развод и пошатнувшуюся веру в мужчин.

Поэтому я осторожно отпиваю горячий напиток и выдаю полуправду.

— Мне кажется, что я тебя обременяю.

— Когда кажется, креститься надо, Славина. У меня огромная хата, в которой можно разместить целую роту солдат. И уж поверь, вы с Ванькой ничуть меня не стесняете. Тем более, Новый год скоро. С кем его надо встречать? Правильно, с семьей. А я тебе кто? Семья. Жених, как-никак.

Ухмыляется Северский уголками рта и подхватывает на руки просочившегося за нами в кабинет и сидевшего все это время тихо Марли. Марк вальяжно почесывает щенка за ухом, проходится подушечками пальцев по мягкой холке и выглядит таким умиротворенно-довольным, что я не нахожусь, что ему возразить.

Глава 13

Марк

Анины слезы выбивают меня из колеи. Я буквально слышу, как замыкает какие-то проводки в башке. Закорачивает. И больше не отдаю отчета своим действиям.

По мере того, как я приближаюсь к Славиной, до меня доносятся обрывки фраз, вроде «сама виновата» и «помирись», и окончательно взрывают самообладание.

Мне хочется выдернуть трубку из хрупких подрагивающих пальчиков и наорать на Анину мать. Сказать ей, что прощать изменника — паскудная затея, а общественное мнение — полная хрень, если ее заботит, что будут говорить о разводе Славиных люди.

Но вместо этого я гашу нездоровые вспышки, призывающие творить всякую дичь, и просто подхватываю Аню на руки. Кажется, что она почти ничего не весит.

Уязвимая, она жмется ко мне и вцепляется пальцами в мою толстовку, а я осторожно усаживаю ее к себе на колени и утешаю, как могу.

Веду мягко ладонями по лопаткам. Шепчу какие-то глупости. И прихожу к шокирующему, но весьма логичному выводу.

То, что происходит между мной и Аней, давно вышло за рамки притворства. И если я буду отрицать это, то буду полным болваном.

Мне хочется оберегать эту девчонку. Хочется защитить ее от всего мира. От матери, от ее недомужа, да от любого, кто посмеет испортить ей настроение. А еще до лютого покалывания под ребрами хочется поцеловать манящие вишневые губы.

И мысль об этом настолько навязчива, что к вечеру я не могу думать ни о чем другом.

Сосредоточенно натираю бокалы на высоких ножках. Разливаю в них золотистое вино с нотками экзотических фруктов. И ощущаю лютое волнение, которое я, наверное, не испытывал с четвертого класса, когда сообщил маме, что больше не буду ходить в музыкальную школу.

Гулко сглотнув, я приземляюсь рядом с Аней на диван и невесомо касаюсь ее запястья. Адреналин шпарит так, как будто я только что скатился с самых высоких американских горок. Пульс долбит в виски.

А язык приклеивается к нёбу так, что мне приходится прокашляться и только потом сипло выдавить из себя.

— Давай пересмотрим наши договоренности, Ань.

— Ты о чем, Марк? — недоуменно спрашивает Славина, чуть наклоняя голову набок, а я с разбегу ныряю в холодную прорубь и надеюсь не расшибиться об лед.

— Ты мне нравишься. Очень, — слова падают отрывисто и оставляют странное послевкусие. Но я упрямо топлю до конца. — Хочу попробовать с тобой по-настоящему.

На пару минут между нами повисает неуклюжее молчание, и я, боясь, что Аня ответит отказом, принимаюсь тарабанить.

— Да, тебе может показаться, что я — не про глубокое, что со мной нельзя построить чего-то фундаментального, прочного. Но я так сильно к тебе прикипел, что не захочу отпускать, когда наше представление закончится. Черт возьми, для меня это уже не представление. Веришь?

Выпаливаю это все лихорадочно и снова не позволяю Ане и рта раскрыть.

Скользнув по ее шее, я запутываюсь пальцами в шелковых волосах и с азартом приговоренного к повешению, прикусываю пухлую девичью губу. Набрасываюсь на Славину так, как будто это мой последний поцелуй, и ни о чем не жалею.

Клеймлю жаркими метками выпирающие ключицы. Выбиваю из Аниной груди хриплый вздох прежде, чем оторваться от ее сливочной кожи и перехватить немного кислорода.

— Это не честно, Марк, — роняет Славина судорожно, только блеск ее глаз не оставляет сомнений.

Ей понравилось.

— Что не честно?

— Ты мной манипулируешь.

— Каюсь. Грешен.

С притворным легкомыслием произношу я и продолжаю свое наступление. Одним коротким движением я валю Аню на лопатки и нависаю сверху, теряясь в штормовом море ее омутов.

Вздрагиваю от высоковольтного разряда, прошивающего туловище, и трясусь, как сопливый пацан, впервые дотронувшийся до девчонки своей мечты.

Правда, туплю недолго. Я снова набрасываюсь на соблазнительные до безобразия Анины губы и отпускаю ее только тогда, когда кислорода начинает не хватать нам двоим.

— Ты собираешься целовать меня, пока не добьешься положительного ответа? — смеется Славина тихо, а у меня от ее голоса расплескивается за грудиной эйфория.

— Да, — признаюсь честно и застываю, пока Аня мешкается.

— Хорошо, Марк. Я согласна попробовать. Только пообещай мне, пожалуйста, одну вещь.

— Какую?

— Ты не сделаешь мне больно.

Продолжая скользить подушечками пальцев по Аниным ключицам, я беру небольшую паузу. У меня есть свои заморочки по поводу ответственности, привязанности и такого громкого обязательства, которое я собираюсь принять.

Но желание присвоить Славину и перевести наши отношения из формальной плоскости в реальную перевешивает. Так что я глубоко вдыхаю и выдыхаю Ане в прямо губы.

— Я постараюсь не делать тебе больно.

Заключив эту сделку, к празднованию Нового года я подхожу основательно. Отменяю все договоренности и традиционную поездку с пацанами на горнолыжный курорт. Обшариваю кучу сайтов в поисках подарков для Ани и Вани. И покупаю огромную елку до самого потолка, которую мы наряжаем с утра тридцать первого.