Талантеры. Пекарь

Глава 1

Во рту стоял вкус крови. Ныли свежие ссадины и синяки. Кажется, меня несколько раз ударил по голове. Иначе, как еще объяснить то, что она так сильно болит. Облизав разбитые губы, я перевернулся на спину. Новый приступ боли вспыхнул в самых неожиданных местах. Стиснув зубы, я попытался сдержать стон.

Под потолком находилось небольшое решетчатое окошко. Из него в камеру проникал свет восходящего солнца. Сейчас это единственное освещение. Те полицейские, что приволокли меня сюда, не оставили мне ни фонаря, ни свечи. Ночь я провел в полной темноте. Еле койку нашел.

С восходом солнца проснется и город. Скоро за мной придут.

Это уже не первый раз.

Словно услышав мои мысли, в конце коридора заскрежетали несмазанные петли. По облицованному камнем полу застучали тяжелы каблуки. Кто-то из заключенных принялся яростно поливать пришедшего отборной бранью. Другие, наоборот, не поскупились на лесть.

Я приподнялся на одном локте. Свежие побои протестующе взвыли, призывая меня лечь обратно. Откинув назад отяжелевшую голову, я закрыл глаза.

В двери моей камеры повернулся ключ. От скрежета замка в голове неприятно запульсировало. Открылась тяжелая дверь.

- На выход, - грубый голос полицейского словно молотом ударил по голове.

Поморщившись от боли, я поднялся с койки. Стоять все еще тяжело. С первым же шагом я оступился и с трудом удержал равновесие. Верзила у входа с презрением усмехнулся. Сжимая отдающий болью бок, я вышел из камеры. Тусклый свет газовых ламп неприятно резал глаза. Прищурившись, я едва ли не подпрыгнул от грохота закрывшейся за спиной двери.

Голоса вокруг нарастали. Потревоженные узники просыпались один за другим. Кто-то особо настойчивы принялся колотить по двери.

Полицейский не обращал ни на кого внимания. Развернувшись на пятках, он направился к выходу. Единственный его приказ – слабый кивок головы. Я побрел следом. Меня – десятилетнего мальчишку – он ни капли не боялся. Да и нападать мне незачем. Я не преступник какой-то.

Выйдя на лестницу, полицейский запер за нами проржавевшую решетку. От режущей боли в голове, я стиснул зубы. Этот бугай вновь усмехнулся, заметив мои страдания.

Он пропустил меня вперед. Боится, что ли, что я лестницу не преодолею?

- Еще не надоело, пацан? – спросил он через несколько ступеней, - какой это уже раз? Шестой?

На самом деле седьмой, но поправлять полицейского я не стал. Эти дурацкие нравоучения уже у меня в печенках. Каждый взрослый считает своим долгом прочитать мне лекцию о том, как правильно жить.

Все говорят одно и то же. Никто в мои планы не верит.

Поднявшись на этаж, я сам повернул к черному ходу. За семь раз эту процедуру я уже выучил. Вздохнув, полицейский схватил меня за локоть и потащил за собой. Выйдя на улицу, я зажмурился от света солнца и прикрыл ладонью глаза. Полицейский подтолкнул меня вперед. Кто-то другой схватился за ворот моей рубашки. Обращаются со мной так, словно я не человек, а щенок какой-то.

Учуяв знакомый запах выпечки, я приоткрыл глаза. Отец на меня не смотрел. Отпустив мою одежду, он со вздохом отсчитал несколько купюр и протянул полицейскому. Глаза того алчно блеснули. Деньги мгновенно исчезли в одном из карманов формы.

- Удачного дня, - с наигранной веселостью сказал полицейский, и, развернувшись, скрылся в здании комиссариата.

Я потер больной бок. Внезапно огромная рука схватила мой подбородок. Задрав мне голову, отец внимательно рассмотрел мое лицо. Увидев в его карих глазах тень разочарования, я вырвался.

- Всыпать бы тебе, - с трудно скрываемой яростью пригрозил он.

Я поджал губы и отступил. Дальше угроз он никогда не заходил. На моей памяти папа ни разу не ударил ни меня ни братьев. Однако, все бывает в первый раз. Особенно тогда, когда отец так злится.

- Эту тысячу отработаешь, - строго сказал отец и схватил меня за локоть.

Мы вышли за территорию комиссариата.

- Ты всегда восемьсот им давал, - пробурчал я, вырывая локоть.

Отец в ярости схватил меня за шкирку. Наши глаза встретились. Я схватился за его руку, в надежде ослабить хватку. Воротник больно впился в горло, затрудняя дыхание.

- Ставки растут, - сквозь зубы проговорил он, - скоро по пять за тебя отдавать буду.

- Пусти! – с трудом прохрипел я.

Он разжал пальцы. Схватившись за горло, я отскочил в сторону и закашлялся. Те немногие прохожие, что уже появились на улице, с интересом поглядывали на нас. Осознав, что наша стычка может стать главной новостью дня, отец схватил меня за локоть и поволок в сторону дома.

Город постепенно оживал. Из открытых окон доносились, будоражащие мой пустой желудок, запахи раннего завтрака. Кто-то уже вышел на работу. Со стороны главной площади слышался звонкий голос мальчишки-газетчика. Я его знаю. Дэвид ранняя пташка. Он еще затемно успевает прибежать в типографию и забрать свежий номер газеты.

Еще пару лет назад, мы с ним дружили.

- Пока все до медяка мне не отработаешь, никуда из пекарни не выйдешь, - пригрозил отец.

На мои слабые попытки вырваться из его могучей руки, он не обратил никакого внимания.

Отец был высок, выше многий мужчин в городе. У него широкие плечи, огромные руки. На лице небольшая щетина, всклоченные непослушные темные волосы. На левом ухе не хватает рваного куска. Это еще в молодости, во время войны, его покалечило.

Если бы весь город не знал, меня бы и не приняли за его сына. В отличие от отца и братьев я слишком щуплый и маленький. Я пошел в мать. У меня ее голубые глаза, ее утонченные черты лица и песчаного цвета волосы. Оба старших брата родились копией отца. Такие же здоровые, широкоплечие брюнеты.

Мы с отцом добрались до нашей семейной пекарни. За выдающуюся службу на войне наш граф наградил отца неплохим состоянием. Благодаря этим деньгам, папа перебрался из деревни в город и открыл здесь пекарню.

Сейчас, спустя почти двадцать лет, наша пекарня считается лучшей в округе. Даже граф, чье поместье находится восточнее города, периодически посылает своих людей к нам.