Я проснулась от удушливого запаха дыма и тянущего ощущения надвигающейся беды. Первые мгновения не могла поверить, что это происходит снова, а потом соскользнула с постели и бросилась к сундуку, на котором, вычищенная и отглаженная, лежала одежда для утренних занятий. Свободные брючки из плотной ткани, нательная рубашка, жилетка из грубой кожи с металлическими вставками. На бедра привычной уже тяжестью легла перевязь с ножнами для парных мечей, изготовленных под мою руку.
Ночную темноту за окном разгоняли яркие языки пламени, выбивающиеся из дальнего крыла здания. Огонь бушевал в караулке и жилом крыле для воинов отцовской дружины. Я метнулась к двери, тихонько ее приоткрыла и выглянула в коридор. Пусто! Но снизу доносились глухие удары, хрипы, звон металла — сбывались самые худшие предположения. На имение напали, и там, в коридорах, погибали ближники, своими жизнями выгадывая для нас драгоценные минуты.
Несмотря на панику, проникающую под кожу липкими щупальцами, я думала и действовала так, как учил отец, как подсказывали инстинкты выживания. Для начала накидала подушек на середину кровати и накрыла их одеялом, создавая видимость спящего ребенка. Да, мне всего девять в этом мире, из которых три последних года я прожила в семье Забелиных. Но, когда-то, в прошлом, меня звали Ингой Симакиной и прежде, чем несчастный случай разрушил мою жизнь, успела выйти замуж и родить двух детей. На глаза навернулись слезы, как обычно бывает, когда накрывают воспоминания о потерях. Усилием воли загнала память о них в дальние уголки сознания. Сейчас угроза нависла над ставшими родными отцом и матерью, и гостями родового поместья.
Неслышной тенью подобралась к окошку и бесшумно его приоткрыла. Иногда я пользовалась таким способом, чтобы незаметно покинуть комнату, поэтому заранее смазывала петли, и они ни разу еще не подвели. Перед тем, как уйти, окинула взглядом детскую, запоминая малейшие детали. Неприятное предчувствие, что сюда больше не вернусь, задержало еще на полминутки. Из тайника за шкафом забрала дневник с личными записями и подхватила со стола шкатулку с детскими сокровищами. Ну, как сокровищами? В основном, я хранила там подарки, что дарили на день рождения: красивые заколки, парочку браслетов, подвески с драгоценными камешками, три пары сережек. Попутно распотрошила копилку, куда собирала медные монетки. В повседневной жизни деньги мне не требовались, потому что родители обеспечивали всем необходимым. Но кто знает, чем закончится эта ночь? Возможно, придется бежать и провести несколько дней, прячась в лесу, пока тут все не уляжется.
Рассовав богатства по карманам, я привычным маршрутом выбралась наружу. На уровне третьего этажа чуть пониже окон имелся декоративный карниз, опоясывающий здание по периметру. Осторожными приставными шажочками, цепляясь за выступы и неровности кладки, я легко перебиралась в любое помещение на этом уровне. Взрослый человек таким способом уже не смог бы воспользоваться, карниз слишком узкий, чтобы зацепиться. А у ребенка, которого три года муштровали, гоняли по всевозможным полосам препятствий и учили бою на мечах, это действие не вызывало затруднений.
К сожалению, расположение комнат соответствовало давним традициям, когда женское крыло отделялась от мужского и обустраивалось в глубине здания. Это самая укрепленная часть дома, в которую враги попадут лишь через трупы защитников. Комнаты опутаны магическими щитами и ловушками. У каждой женщины обязательно есть оружие, и тех минут, что понадобятся врагам на преодоление последнего рубежа, слабой половине хватит, чтобы принять непростое решение. Иногда смерть — единственный выход для бедняжек, участь которых в случае захвата незавидна.
Накануне в имение Забелиных съехались все близкие родственники. Младшему брату Данияру исполнилось три года, и это тот возраст, когда одаренный ребенок проходил первую инициацию. Знаковое событие, которое определяло будущее малыша, его потенциал как мага и положение в семье. Как правило, инициация — это таинство, куда не пускали посторонних. Она проводилась в святилище — родовом источнике силы, где ребенок представал перед духами предков и обретал с ними крепкую связь через особую магическую печать. У каждого древнего рода, образовавшегося еще в Смутные времена, имелся отличительный знак, который проступал в виде метки на левой височной части лица. Обычным людям такие знаки не видны, но одаренные всегда распознают друг друга. Данияр еще не получил такую печать из-за огненного дара, доставшегося ему по материнской линии. Моя новая мама из высших дворян, князей Шумских, славящихся сильной огненной стихией. Вот только княжеских привилегий Светлана Агнияровна лишилась, когда без родительского согласия вышла замуж за отца и разорвала отношения с родом.
— Это я, — отвлеклась от тягостных мыслей, когда достигла соседнего помещения и поскреблась в окошко няньки Марьяны Никитичны. В комнате царила темнота, но при моем появлении тут же вспыхнул магический светильник, и серая тень бросилась открывать ставни.
— Нина! — меня втащили внутрь и крепко прижали к себе, — живая! — всхлипнула женщина с облегчением и расцеловала меня в обе щеки, — а я уже за тобой собралась идти.
— Что происходит? Кто на нас напал? — я никак не могла унять волнение. Одной было уже не так страшно, уверенности придавало присутствие рядом взрослого человека. Будь я действительно Ниной Забелиной, то на этом бы и успокоилась. Но в детском теле обитала душа взрослого человека, и она буквально кричала, что ничего еще не закончилось. Самое плохое еще впереди.
— Не знаю, родная, — отдать должное, Марьяна Никитична сумела взять себя в руки. Видно, прежде переживала, что до меня уже добрались убийцы, сейчас же няня готовилась дать отпор любому, кто посмеет навредить кровиночке. — Костенька, — это она так папу звала, которого вырастила с пеленок, — распорядился в нашем крыле Захара и его ребят поставить на охранение. Как чувствовал, что беда грянет! Уходить нужно!
Падение вышибло воздух из легких, который вырвался из горла вместе со сдавленным стоном. Рана на плече горит, причиняя невыносимые страдания. Но они меркнут на фоне адского пламени, что пожирает сердце, вырубцовывая на нем имена дорогих людей. Новая семья, самые лучшие в мире мама и папа — единственное, что мирило с другой потерей. В прежней жизни остались муж и двое ребятишек. Дня не прошло, чтобы не вспоминала о них. А теперь, что меня ждет? Еще одна смерть? Или жалкое существование под крылом убийцы? Не хочу! Почему они медлят? Почему не избавят от мучений? Ведь князь Шумский отдал ясный приказ разделаться с нами побыстрее.
Время шло, отмеряя секунды барабанной дробью в висках, а долгожданного облегчения не наступало. Более того, я вдруг осознала, что лежу на подстилке из прелых листьев и мха, а в бок упираются колючие ветки. Вдобавок, закоченела от холода. Или это озноб колотит, ведь в конце лета ночи еще теплые? С трудом разлепила глаза и ничего не увидела в темноте.
Нет, я точно не в подземелье, где расположено святилище! — в работу включилось обоняние, которое безошибочно угадало пряные ароматы леса и приторно-сладкий, отдающий металлическим привкусом, запах крови. Царящую вокруг тишину разбавляло еле различимое стрекотание сверчков. Воздух звенел будто натянутая струна, и каждый шорох, шелест крыльев или вой ночных охотников рождал неосознанное чувство тревоги. — Как я сюда попала? — чуть приподнялась и тут же рухнула, не в силах сдержать брызнувшие из глаз слезы. Малейшее движение требовало титанических усилий. Это последствия отката после магического зелья давали о себе знать. Прибавить к этому само ранение, возможное заражение крови, и картина вырисовывалась печальная. — Может, оно и к лучшему? Что я за щит такой, если не уберегла самых дорогих людей? Слабая, никчемная и никому не нужная, — подтянула колени к подбородку и тихонечко заскулила.
Осторожные шаги, под которыми поскрипывала листва и сухие веточки, я расслышала слишком поздно. Затихла, гадая, кто это пожаловал, человек или хищник? В обоих случаях ничем хорошим ночная встреча не обернется. Вопрос только в том, кто из них подарит легкую смерть? Дед Агнияр приказал от меня избавиться, считая пустышкой, как и мать. Но мое исчезновение доказало, что способности все-таки есть. Они и были, только никто в здравом уме не афиширует этого перед посторонними. Это наша с отцом тайна, которую мы скрывали даже от мамы. И это та причина, по которой меня станут искать.
— Кто здесь? — мужской голос похоронил последнюю надежду на скорое избавление от мук. Я сжалась, проклиная слабость и горькую судьбу, что накликала на мою долю еще испытаний. — Эй, малец, ты живой? — меня резко развернули, хватаясь за пострадавшее плечо. Я пронзительно вскрикнула и обмякла, проваливаясь в беспамятство.
Приходила в себя постепенно, медленно выныривала из вязкого кошмара, цепляющегося за сознание липкими щупальцами. Открывать глаза и проверять, где нахожусь, не хотела. Тупое нытье в плече уже не оттягивало внимание на себя, физически чувствовала себя сносно, но в остальном… перед глазами так и стояла сцена кровавой расправы в родовом святилище.
Зачем меня спасли? — одинокая слеза скатилась по щеке.
— О, ну раз уже сырость разводишь, значит, очнулась, — кто-то тяжелый присел на кровать, приминая ее немаленьким весом, — давай уже, спящая красавица, просыпайся! Знакомиться будем.
Как-то повлиять на ситуацию, в которую попала, я не могла. Противостоять взрослому мужчине, а судя по голосу, со мной не подросток общался, нечего и думать. Но никто не заставит общаться с этим… этим, не знаю, с кем. Поэтому отвернулась и стиснула покрепче зубы.
— Пфф — живо отреагировал незнакомец, — что за капризы? Слушай, я и так время потратил, задержался тут дольше, чем панировал. И это благодарность за спасение? Совсем Забелины обмельчали. Чему тебя только отец учил?
Упоминание о родном человеке вызвало такую ярость, что я тут же захотела высказать этому гаду все, что думаю! Никто не смеет отзываться о папе в таком тоне! Вот только я недавно решила, что не произнесу ни слова, поэтому до крови закусила губу. Но глаза распахнула и уставилась на мужчину, чтобы запомнить еще одного вра…
— Ты кто такой? — сам собой сорвался с губ вопрос. Я даже приподнялась от удивления, не обратив внимания на прострелившее болью плечо.
Незнакомец явно имел отношение к Забелиным. Это и светловолосая шевелюра с пробивающейся сединой, и разрез глаз, и высокий лоб, и скулы. Вот только вязь рун на виске разительно отличалась от той, что носили представители рода. Неправильная какая-то! Вместо того, чтобы усиливать способности, связывая родича со святилищем и духами предков, она будто тисками сдавливала энергетические каналы, перекрывая свободный ток силы. А это, между прочим, вело к серьезным проблемам. В одних местах энергия скапливалась и разбухала в узловых точках, как переполненный водой шар. В других из-за недостатка энергии каналы усыхали и постепенно отмирали.
Взгляд прикипел к правой руке мужчины, затянутой в кожаную перчатку. Внешне — ничего особенного, но это, если не видеть разорванных каналов главного рабочего узла. Не каждый одаренный обладает видением магических потоков, чтобы это понять. Я всего пару месяцев назад узнала, что в этом сильно отличаюсь от других магов. Но сейчас речь не об этом. Меня магнитом притягивала перчатка и то, что за ней скрывалось. Осторожно коснулась мужской ладони и развернула ее к себе. Незнакомец не сопротивлялся, с некоторой снисходительностью наблюдая за моими действиями. Я же, сообразив, что возражений не предвидится, потянула заклепки на ремешках, что крепко прижимали изделие к телу. Освободив часть ладони, судорожно сглотнула. Кость и часть мышечной ткани отсутствовали. Их заменял искусственный протез — продукт этого мира, сплав магии, металла и механизмов.
Игнат Александрович Забелин, — значилось в паспорте, — тридцати двух лет. Родители Дарья Дмитриевна Забелина, в девичестве Агнищева, и Александр Олегович Забелин — вычеркнут из медной книги дворянских родов. Ага, — припомнила, что знала об истории рода, — если не ошибаюсь, дед этого отступника, Олег Александрович, приходился родным братом моему дедушке по отцовой линии Даниилу Александровичу и служил защитником великого князя Владимирского. В семье Забелиных не любили вспоминать о старшей ветви из-за позора, который несмываемым пятном лег на репутацию рода.
Из того, что я уже знала об этом мире, Российская империя делилась на отдельные княжества, которыми управляли великие князья. Во главе стоял неодаренный император из династии Романовых, Федор Алексеевич. Его власть опиралась на Великокняжеский совет, куда входили сильнейшие маги высшего сословия из золотой книги родов. Следующей ступенькой власти был Большой княжеский совет, состоящий из князей первого сословия, входящих в серебряную книгу. В Большом совете шло деление на Приказы, контролирующие различные направления государственной деятельности. Приказы подразделялись на Ведомства и так далее.
Так вот, отца Игната, Александра Олеговича, служившего в охранении великого князя Владимирского Ивана Ярославовича и его семьи, обвинили в измене и казнили еще за пару лет до рождения Нины Забелиной. Ее дед Даниил Александрович официально отрекся от предателя и убийцы, и повелел уничтожить все сведения об отступнике. Сам он ненадолго пережил племянника, слишком сильным потрясением стало предательство Александра. По его вине погиб великий князь вместе с женами и детьми. Чудом уцелела младшая супруга, носившая под сердцем последнего прямого наследника, который и родился раньше срока из-за этого трагического события. Во главе княжества Владимирского поставили малолетнего Ярослава Ивановича Бельского под регентством матери Ксении Святозаровны, в девичестве Стрешневой. Но на деле власть захапали князья Юсуповы и их союзники, среди которых князь Агнияр Шумский.
Стало быть, Игнат сильно рисковал, когда откликнулся на приглашение отца? Попадись он на глаза ближникам Бельских или тех же Шумских, расправились бы на месте и еще благодарность от высшего начальства получили за расправу над сыном убийцы. А, может, ему и терять уже нечего? Исковерканная печать медленно убивала Игната на протяжении… эмм, одиннадцати лет? Это какую силу воли надо иметь, чтобы день за днем терпеть мучения, не прекращающиеся ни на секунду? Магия, которой отступник наделен по праву рождения, искала выход и сжигала его изнутри. Припомнив, во что превратилась кисть под перчаткой, невольно поежилась. Может, поэтому он и пил, чтобы забыться и заглушить боль? А ведь сам Игнат не причастен к тому, что сделал его отец, однако наказание постигло всех ближников Александра Забелина. Удивительно, как еще весь род не вырезали? Хотя, теперь это неважно. Наверное, у деда Даниила Александровича не было иного выхода, как отречься от племянника и его семьи. Ради сохранения рода он собственными руками обрек на смерть наследника, который тогда только вошел в силу.
Я уже другими глазами посмотрела на троюродного брата по отцовской линии. Каково это в двадцать один год лишиться всего, что составляло смысл жизни? Не сомневаюсь, молодого защитника ждало блестящее будущее, и он с малых лет готовился к тому, чтобы стать щитом рода. Но его вышвырнули на помойку, принесли в жертву ради спасения остальных, а он не сдался и выжил всем назло. Примчался сюда, стоило отцу позвать, спас меня и оставался тут, выхаживал, пока я металась в лихорадке и болталась между жизнью и смертью. С момента трагедии минуло несколько дней, если я правильно поняла рассказ Егорки, когда Игнат посреди ночи всполошил постоялый двор.
Сразу так стыдно стало за свое поведение. А ведь я даже не поблагодарила за спасение. Но он должен понять! Я только что потеряла близких и не понимала, зачем, вообще, выжила. И сейчас не понимаю, зачем? А зачем, например, столько лет мучился Игнат? Ответов у меня не было. Разве что, ради мести и восстановления справедливости? Я лишь недавно осознала, каково это, быть щитом рода. Для меня в тот момент собственная жизнь не имела значения. Память предков, заключенная в крови и дающая силу магии, текущей внутри, призывала любой ценой защитить главу, сберечь семью, сохранить наследие. Невозможно противиться этому зову. Он основа, из которой когда-то появился род защитников. Предать его, значило, отринуть силу, которую давал источник. А он выбирал самых достойных, не каждый Забелин носил звание щита. Вот почему, предательство Александра стало для семьи таким ударом. Он просто не мог так поступить! Но упрямые факты доказывали обратное.
Письма просматривать не стала. Судя по изящному почерку и вензелям с двойным «Д» на конверте, они принадлежали матери Игната. Это личное, куда не стоило совать нос. Помимо паспорта, в пакете лежала подорожная на имя Игната Черного — символично, если учесть, что в родовых цветах Забелиных преобладал белый, — накладные на приобретение товара и договора на доставку. На отдельном листочке имелся список покупок, где большинство позиций уже было вычеркнуто. Ну вот, а то я уже поверила, что родственничек примчался в Суздаль только из-за приглашения отца.
Документы, кроме дневника, разумеется, я сложила обратно в пакет и вернула на место. Пришлось повозиться, потому что Игнат перевернулся на бок и принял позу эмбриона. Невольно отметила, каким горячим сделался братец, и что запах перегара уже выветрился, а сон стал беспокойным. В полумраке вечерних сумерек взгляд зацепился за полыхающий алый сгусток в груди мужчины. Под одеждой не заметить, а на обнаженном участке тела он сразу бросался в глаза.
Постоянно видеть магические потоки утомительно, они слепят, накладываются друг на друга, дезориентируют и искажают восприятие действительности. Я научилась притуплять это видение и вызывать его по мере необходимости, тогда даже стены не преграда для обнаружения линий силы. Вот и сейчас, я перешла на магическое зрение и ужаснулась тому, что творилось с Игнатом. Огонь давно выжег алкоголь из крови. Внутренний источник работал на износ, переполненный энергией, которую он выделял, чтобы исцелить хозяина. Прежде Игнат Забелин тяготел к огню, но в организме истинного «щита рода» обязательно присутствовали и другие стихии. Собственно, фиолетовый цвет щита как раз и получался, если маг задействовал сразу несколько стихий для создания защиты. Если проще, Забелины — это маги-универсалы, сумевшие объединить и совместить несовместимое. Печать рода служила тем механизмом, что не давала силам конфликтовать и тем самым разрушать носителя. Понимание этой простой истины поразило до глубины души. Прежде я общалась только с клановцами и не подозревала, какое значение такой знак оказывал на магический потенциал и способности каждого представителя. Отец не вдавался в подробности, а мне даже в голову не приходило поинтересоваться.
Вещи моими стараниями уже были собраны. Правда, я прошляпила тайник, где хранилось оружие и деньги. Если бы Игнат не пришел в себя, а я увезла его на тот причал, пришлось бы возвращаться. Или он не рассчитывал, что выкарабкается на этот раз? Я видела, как брат страдал и как магия закипала в крови, но и подумать не могла, что в любой момент он может погибнуть. Не верю, чтобы прежде никто не додумался «охладить» мага огня. Так, почему заранее не озаботился этим вопросом?
На побитую посуду и сломанный стол в номере Игнат никак не отреагировал. Подхватил чугунок с остывшей картошкой, плюхнулся на кровать и с жадностью набросился на еду. Как раз этот момент выбрал Егорка, чтобы притащить корзинку со снедью и сообщить, что договорился с Тувром.
— Видишь ли, тут такое дело, — мальчишку я встретила на пороге, не пустила внутрь, — помощь носильщика больше не требуется. И с извозчиком барин сам договорится. Сколько с меня за ущерб и… — заглянула в плетеный короб, — вчерашние пирожки?
— Ну, как же? — пацаненок хлюпнул носом, — договорился ужо! Тувру плевать. Сдерет плату, раз подвязался помочь, и шкуру спустит за обман. Я работать не смогу, а тетка Степановна от харчей откажет. С голоду помру.
В этот момент в коридоре раздался пронзительный женский визг. Похоже, обнаружили тела стражника с дамочкой. Ойкнуть не успела, как за спиной вырос Игнат, втащил меня в комнату вместе со служкой и захлопнул дверь.
— Не серчайте, барин! — Егорка съежился, заскулил, закрывая голову руками, — только не калечьте, Христом богом прошу!
— Успокоился! — прикрикнул брат, — никто тебя бить не собирается. Кто такой Тувр, и о чем вы договорились?
— Ну, дык, эта… — жадно сглотнув, мальчишка затараторил, — с этой вот сговорились, — ткнул в меня пальцем, — что Тувр, значит, споможет вас вниз спустить и на извозчика подсадить. Серебрушку обещала, если все устрою. А теперь в отказ идет, гангрена белобрысая! Сказалась дворянкой, печать показывала, а на деле — беднота босоногая! Ножик ваш еще слямзила. Если в самом деле блаародная, чего ж стражник не признал?
— Что? — задохнулась от возмущения, — ты кого гангреной обозвал?
— Цыц! Оба! — пресек разгорающийся конфликт Игнат, — молчать! — это дополнительно мне, потому что не собиралась терпеть оскорбления. Зла не хватало, чтобы высказать, что думаю. Да и не собиралась выяснять отношения при посторонних, но на меня никто не обращал внимания. Отступник уже отдавал приказы пацаненку, — мухой ищешь Тувра и отправляешь сюда. Затем ловишь извозчика, и чтобы через пять минут ждал у черного входа. Получишь две серебрушки, если быстро обернешься.
— Так, я побежал? — Егорка приосанился, бросая взгляды победителя, — сделаю в лучшем виде.
— Беги, — отпустил Игнат, — и постарайся, чтобы тебя никто не видел. Ох, главное забыл, — лапища легла на плечо служки, отчего у бедолаги подогнулись коленки, — как только Тувр спустится во двор, выведешь ее незаметно из дома.
— Да сдалась вам эта гангрена, барин? — скривился осмелевший Егорка, — возьмите меня к себе! Я все-все умею и ем чуть-чуть, и места много не занимаю. Не пожалеете!
— Ах, ты, поганец мелкий! Я ж тебя покалечу! — едва не накинулась на гаденыша с кулаками, так возмутила вопиющая наглость. А этот нахаленок еще язык показал и рожицу скорчил.
— Ты слова-то выбирай, холоп! — давясь от смеха, осадил мальчишку Игнат, — эта гангрена мне родственницей приходится.
— Сочувствую, барин, — на полном серьезе произнес охломон, за что схлопотал затрещину.
— Поговори еще! Бегом исполнять, что велено! И не болтай никому, что тут видел.
Заверив, что «ни в жисть» не проболтается, Егорка убежал, а я, скрестив руки на груди, ждала от родственничка объяснений. Но тот даже бровью не повел, прихватил с собой меч, расправил на кровати смятое одеяло и завернулся в него с головой. Почти сразу дверь прогнулась внутрь от удара и распахнулась. Засов вырвало с мясом, а в номер ввалился здоровенный детина. Кулаки с мою голову, плечи широченные и рост такой, что до потолка достает. Он будто уже знал, что делать, подошел к кровати, где лежал Игнат, подхватил его и играючи закинул на плечо.
Караул, грабят! — хотелось крикнуть вслед. Этот Тувр меня даже не заметил. И, вообще… все настолько быстро произошло, что я только глазами хлопала и удивлялась.
— Эй, чего застыла? — через минуту вернулся Егорка. Кажется, мелькала в дверях вихрастая макушка, когда Тувр выносил Игната, — кончай ворон ловить.
Спохватившись, я цапнула саквояж с вещами и вопросительно посмотрела на пацаненка. Тот пожал плечами и осторожно выглянул в коридор. Выждав, пока там не будет посторонних, поманил за собой пальцем. Ну, я и пошла, а куда деваться? Спустились мы по узкой лесенке для слуг, прошмыгнули через кухню, где вовсю кипела работа, и выскочили во двор. Темно. Я застыла, дожидаясь, пока глаза привыкнут, но меня схватили за рукав и поволокли за собой. Едва не пропахала носом землю, когда споткнулась и налетела на Егорку.
— Смотри, куда прешь, бестолочь! — огрызнулся он, потирая ушибленный бок.
— Так, темно же!
— И что?
— То! Долго еще? — ох и бесил этот чертенок. Одно радовало, больше его не увижу. И этот постоялый двор за километр обходить буду!
В ту ночь я проснулась, когда пожар уже вовсю бушевал на кухне и перекинулся в прихожую. Мужа рядом не было, он сегодня работал в ночную смену, но в доме находилось достаточно живых, чтобы морозный холод пробрал до костей, несмотря на жар от занявшихся ставен. Удивительно, каким простым становится выбор, когда, казалось бы, выбора и нет. Ты без сомнений кидаешься к тому, кто дороже всех.
Выскочив в узкий коридор, я задрала подол ночной рубашки и закрыла им лицо. Детская находилась рядом, и я без раздумий бросилась туда. Наверное, я что-то кричала, пытаясь предупредить об опасности. Не знаю, услышал ли кто-нибудь, просто на это надеялась. Схватила сонного Олежика в охапку, растолкала Иришку и волоком потащила ее к выходу.
— Прыгаем! — сиганула через тлеющие половики и рамку полыхающих занавесок, увлекая за собой дочь. Меня опалило жаром. Я почувствовала, как оплывают ресницы и обгорают волоски на открытых участках кожи, но это мелочи по сравнению с нагрянувшей бедой.
В прихожей я сдернула с вешалки зимние куртки, закутала ребятню в одежду и выбросила их на улицу. Вслед полетели теплые шапки, шарфы, которые смела с полки, обувь. Было очень страшно, причем за тех, кто так и не откликнулся на зов. Мои ребятишки уже были квелыми, виной тому едкий дым, расползающийся по потолку.
Накануне засиделись за столом, пригубили спиртного, поэтому добудиться теперь родственников целая проблема. Замерев посередине коридора, я боролась с желанием спасти близких и пониманием того, что уже не выберусь из ревущей стены пламени, отделяющей первый этаж от второго. Но там, в гостевых спальнях, не подозревала о нависшей опасности беременная подруга, а еще родители мужа и его брат с женой. Они все — моя семья, и не мне решать, кому жить, а кому уснуть и не проснуться. Притоптала искры на тлеющем половичке, затем обернулась им на манер щита и прыгнула сквозь жуткую стену пламени.
Казалось, легкие выжгло огнем. Я упала на колени и закашлялась, глаза заслезились от едкого дыма, проникающего в уши, нос, рот. Из-за жаркого марева ничего не было видно. Я бросилась в спальню Соньки, которую любила как родную сестру. По пути нарочно барабанила по закрытым дверям в надежде, что кто-то проснется. Комнату уже заволокло дымом. Огонь с первого этажа быстро распространился по всему дому через технические пустоты внутри стен. Я схватила попавшийся под руку стул и с силой запульнула его в окно. Вместе со звоном битого стекла в помещение ворвался морозный воздух. Он сбил слабое пламя с окон и выдул скопившийся дым.
Подруга пришла в ужас, когда я приказала ей прыгать со второго этажа. Спросонок Сонька плохо соображала, но стоило напомнить, что под угрозой жизнь малыша, как она мигом собралась. Под окном как раз располагался козырек, а сбоку скопилась приличная гора снега, так что подруга ничем не рисковала. Похватав первые попавшие под руку вещи, она спешно оделась и выбралась наружу. Я же бросилась к остальным, перед этим обернувшись в простыни, на которые вылила воду из-под цветов. Даниил с женой услышали шум, оделись и жались к распахнутому окну. Им не повезло в том плане, что окна выходили на палисадник, и они рисковали упасть на заостренные колья забора или штыри, вкопанные для поддержки цветов. Зимой острые клинья в снегу выглядели угрожающе, и я понимала, почему Штормины замешкались и не желали рисковать.
— Идите к Софье, там можно безопасно спуститься! — крикнула им. Но Лера категорически отказывалась прыгать через огненную преграду. Какое-то время ушло, чтобы убедить ее, что гораздо опаснее оставаться на месте. Благо, Миша нормально соображал и молча перекинул жену через пламя.
— Кто еще остался? — спросил он, прижимая к себе супругу.
— Родители, — беспомощно оглянулась на бушующую стихию, поглотившую лестницу и отрезавшую путь на первый этаж. Прогоревшие ступени с грохотом обрушились, подтверждая худшие опасения.
— Лера, иди! — попытался спровадить супругу через единственный безопасный путь, но та клещом вцепилась в мужа и завыла раненой белугой.
— Идите оба! Позаботьтесь об Иришке и Олежке, скажите Коле, что люблю! — подтолкнула Михаила к комнате сестры.
— Ты что задумала? — Миша вцепился в мою руку, — у них нет шансов. Сама погибнешь, и их не спасешь!
— Я должна попытаться!
— Сдурела? Уже крыша занялась, скоро все обрушится.
Я видела, что Михаил был готов идти со мной, не взирая на опасность. Но Лера будто предчувствовала беду и цеплялась за мужа с дикой силой. Я бы тоже цеплялась за своего Колю, переложив ответственность за жизни родителей на него. Но в этот момент не могла соображать нормально. Я знала, случись что со мной, муж достойно воспитает наших детей. Но, если развернусь и сбегу сейчас, до самой смерти между нами будет стоять немой вопрос, почему не спасла его родителей. Коля родился поздним ребенком. Анна Михайловна и Роберт Васильевич в нем души не чаяли. Для него они были центром жизни, и меня приняли как родную. Для сироты это многое значит, а потому я недолго раздумывала. Вздохнула поглубже, задержала дыхание и сиганула сквозь пелену огня. Что случилось дальше, я уже и не вспомню. Кажется, попала в огненный ад. Куда бы ни кинулась, отовсюду встречали языки пламени. Я сбивала его одеялом, попавшими под руку вещами, задыхалась, кашляла, но упорно пробиралась вперед. Кажется, добралась до окна и выбила стекла. Остальное происходило как в бреду, было очень жарко и больно. Каждая клетка пропиталась огнем. Горелыми шрамами в памяти запечатлелись родные лица, а следом пришла всепоглощающая боль.
Каменная падь — живописный край, окруженный лесами, озерами и месторождениями белого камня. Если посмотреть на имение с высоты птичьего полета, оно вольготно разместилось на плоской вершине горной пирамиды, пологими ступенями разбегающейся в стороны. Белый камень, что использовали для постройки дома, идеально вписывался в ландшафт, и вся территория казалась одним жилым комплексом, сооруженным гениальным архитектором.
Дорога, по которой пролетка мчала к поместью, постепенно забирала в гору, огибая естественные возвышенности. Растущие по обеим сторонам зеленые исполины затрудняли видимость, но я знала, скоро будет поворот, за которым откроется знакомый вид на приземистое здание с зубчатыми круглыми башенками, опоясанное забором из белого камня. Я помнила, какой была Каменная падь прежде, и боялась увидеть, во что она превратилась после нападения. И все же сердце облилось кровью при виде пожарища на месте родного дома. Черная копоть на стенах, провалы окон, выгоревший сад и ни единой живой души вокруг. Только воронье, с громким карканьем срывающееся с деревьев при нашем появлении.
Инстинктивно схватилась за руку Игната, и тот сжал мою ладонь в молчаливой поддержке. Как бы там ни было, но это родовое имение, где жили поколения наших предков. Наших, потому что я тоже Забелина, пусть и пришла из другого мира. Никто не выбирает место, в котором суждено родиться, но прикипает к нему навсегда.
— Слишком тихо здесь, — брат первым нарушил неловкую тишину, — не нравится мне это. Вот что, — обратился к вознице, протягивая серебро, — это плата за труды. Высадишь нас, а сам развернешься и поедешь обратно. У развилки свернешь на заброшенную тропу. Она заросла, но, думаю, налегке проскочишь. Дорога приведет к старым развалинам, жди там. Если не вернемся через два часа, значит, не судьба.
Я проводила пролетку тоскливым взглядом, вздохнула и молча потопала вслед за Игнатом. Он уже миновал обугленный пролом, где прежде стояли ворота, и скрылся во дворе. Страшновато оставаться здесь одной, и тяжело. Но я понимала, почему брат ушел вперед. На случай, если внутри притаились враги, или же остались последствия недавней бойни. Едва я шагнула на территорию имения, как передо мной тенью вырос отступник.
— Здесь никого нет и… прибраться успели, — дрогнувшим голосом подтвердил мои предположения. — Ты как, нормально?
Я сглотнула, чувствуя комок, подступивший к горлу.
«Ничего не нормально», — мотнула головой.
— Куда дальше? Ты сказала, что знаешь… — намекнул на причину, по которой прибыли сюда.
— В святилище. Но я не могу так сразу. Дай немного времени. Это тяжелее, чем я думала, — каждое слово давалось с трудом. Слез я уже столько выплакала за эти дни, что их запас иссяк, в глазах появилась неприятная сухость. — Нет, — остановила Игната, намеревающегося идти за мной, — мне нужно побыть одной. Пожалуйста. Я в порядке, просто…
— Я осмотрюсь тут, — мужчина кивнул, — как будешь готова, зови.
Внутри дом изменился до неузнаваемости. Пожар вспыхнул в дальнем крыле, насколько я помнила, и не затронул хозяйской части. Очевидно, дружинники Шумского подожгли имение уже после того, как основательно его разграбили. Тут и гореть толком нечему, везде камень. Значит, маги постарались и основательно прокоптили стены. Я поднялась на второй этаж и замерла перед дверью в свою комнату. Открыть ее так и не решилась. Пусть останется в памяти невредимой. Затем прошла тем же маршрутом, что двигался отряд Захара Платоновича. Открытый переход, каменные перила, колонны были изрешечены пулями. На полу виднелись темные пятна, думать о происхождении которых не хотелось. Вот и выступ, об который приложилась головой. Здесь же убили Михея. А дальше меня чудом вытащили из-под обстрела и доставили отцу.
В покоях матери царила разруха. Стены, прежде украшенные картинами и зеркалами, белели пустыми просветами. Мебель отсутствовала, а ту, что не удалось вытащить, разломали и сожгли посреди комнаты. Детскую обобрали до нитки, только закоптившийся крюк на потолке напоминал, что когда-то здесь висела колыбелька. В кабинете отца отсутствовала дверь, ее вынесли магией, не желая возиться с замком. Стеллажи с книгами и семейным архивом исчезли, даже неподъемный письменный стол из каменного дуба вынесли. У окна, где прежде стоял секретер, разобрали стену. Сволочи, даже камин раскурочили! Кому он мешал? Или дело не в этом? Что же здесь так упорно искали? Тайники?
Один схрон просмотрели! — обратила внимание на слабые сполохи магического контура на стене. — Порадовалась, что у Шумских нет одаренного с умением видеть магические потоки.
Отец редко пользовался старыми тайниками из-за слишком сложных ловушек, предпочитал держать необходимые документы под рукой, в сейфе. Старые охранные плетения подпитывались из родового источника, с гибелью которого истощились запасы силы. Сейчас тайник вскроется голыми руками, а через пару недель я не обнаружила бы даже намека, что в каменной кладке есть пустоты.
Запас моей магической энергии еще не восстановился после полного истощения. Когда угрожала Егорке спалить постоялый двор, на деле не сумела бы даже спичку поджечь. Меня едва хватило, чтобы заставить проявиться родовую печать. Однако посещение монастыря светочей будто пробудило внутренний источник от спячки. Я чувствовала потоки, разлитые в воздухе, и вытягивала из них силу, наполняя бездонный колодец. Сама не поняла, почему на ум вдруг пришло такое сравнение. Наверное, из-за сосущего чувства голода, от которого бурчал желудок. Или от ощущения, что резерв не восполнился даже на четверть?