
Золотистые солнечные лучи падали через отмытые до блеска оконца и переплетались на дощатом полу в замысловатый узор из света и полутеней. Нагретый за день пол щедро отдавал тепло, и маленькое мохнатое существо с удовольствием вытянулось посреди избы, грея пузико на теплом дереве.
В опасной близости от лежащего на полу домового торопливо суетилась юная девушка, высокая и стройная, словно молодая березка, с толстой золотисто-русой косой ниже пояса, перевитой гибкими стеблями озерных трав, и с огромными зелеными глазами в цвет украшавшим волосы листьям.
Любомира очень торопилась, впопыхах прилаживая на голову заранее сплетенный венок из ярко-желтых кубышек и оправляя складки длинной праздничной рубахи, расшитой все теми же желтыми кубышками. Все ее подружки уже давно собрались на берегу и ждали ее, но юная травница, опаздывала. Она сама готовила свои наряды для праздника, и очень волновалась, все ли вышло впору. Не глядя под ноги, она все-таки споткнулась о домовенка:
– Шуршаня, опять ты на дороге разлегся! – голос у девушки был под стать внешности, нежный и мелодичный, словно переливы весенних ручейков.
Мохнатик обиженно засопел, вставая на короткие кривые ножки. Размером домовой был с крупную кошку, такой же шерстяной и ушастый, разве что ходил на двух ногах, и лицо у него было человеческое. Словно у старого дедушки, но только сплошь заросшее короткой темной шерсткой.
– А ты под ноги гляди, торопуля, – он проворчал, насупившись и потирая ушибленный бок.
– Не могу, Шуршаня, миленький, я спешу, – Любомира в последний раз бросила на себя взгляд в зеркальце, – Сам знаешь, какой сегодня день.
И выскочила на улицу.
– Знаю-знаю, – домовой проворчал, глядя вслед убежавшей девушке. – Может, хоть в этом году суженого себе выберешь, привереда…
***
… Любомира танцевала вместе со всеми. Рядом с ней были Весняна и Стожара, румяные, запыхавшиеся, разлохмаченные, счастливые. Веселая свирель вела их в танце, все быстрее и быстрее. Уже совсем скоро они смогут надеть венок на голову избраннику и увести его за собой в ночную тишь. И пусть купальская ночь коротка, но так ли много времени нужно для любви?
Когда угаснут костры, затихнут свирели и обрядовые песни, серые утренние сумерки огласятся другими песнями, потаенными и бесстыдными, песнями самой жизни. А наутро счастливые парочки разойдутся по домам. И вскоре в поселке будут играть свадьбы. Много свадеб. Нет, не все, кто прыгал через купальский костер, останутся вместе, но таких будет большинство. Так уж сложилось.
Любомира искала глазами Маруна. Не мог же он просто так уйти после того, как зажег купальское пламя? Но нет, охотник был рядом, среди молодцев, задорно отбивая ритм сапогами, а сам все время бросал по сторонам ищущие взгляды. И каждый раз, увидев Любомиру, улыбался.
– Смотри, Любаша, охотник-то глаз с тебя не спускает, – Весняна зашептала на ухо подруге. – Не сглупи, выбирай его. Не прогадаешь.
Любомира судорожно вздохнула и задержала дыхание. Марун и впрямь смотрел только на нее, он свой выбор явно уже сделал. Сердечко Любомиры колотилось, словно птичка в силках. Всего-то и стоит, что прыгнуть навстречу охотнику через костер, и на эту ночь он станет ее парой. И случиться то, чего Любомира так ждала и боялась. А потом… Потом она станет ученицей ведьмы и не сможет хранить верность суженому. Не такова ведьмовская доля. Сумеет ли Марун принять такое?
И Любомира засомневалась. Судорожно выдохнула, чувствуя, как кружится голова. От быстрых танцев, волнения и запаха тлеющих трав. В глазах мутилось совсем как тогда, когда Василина учила ее разговаривать с духами. Тогда старая ведьма тоже поджигала особые травки. Вот и сейчас знакомый сладкий запах струился от купальского костра, путая мысли.
– Любаша, Марун прыгать собрался, – Весняна одернула подругу за рукав, выводя из транса. – Иди, скорее!
Впрочем, торопиться резона не было. Желающих прыгнуть вместе с угрюмым охотником больше не нашлось. Любомира на ватных ногах шагнула ближе к костру. Еще шаг. И еще. И замерла перед пламенем. И таким оно ей показалось высоким, что она даже испугалась. Как же такое перепрыгнуть? И губы сами собой начали шептать наговор об усмирении огня. Чтоб горел потише да грел поласковее. Только вот от волнения Любомира нашептала что-то не то…
Сквозь языки пламени она видела силуэт мужчины – ладный и статный. Не юнец, но зрелый охотник с широким разворотом плеч, крепкими руками. Видела, как блестят его глаза, и сама таким же блестящим взглядом смотрела на суженого.
Шаг, небольшой разбег… Любомира задержала дыхание и прыгнула первой. Марун бросился ей навстречу… В голове юной ведьмы вдруг стало так звонко и ясно… пелена с глаз упала, и она увидела… что вместо статного молодца через костер перемахнул огромный мохнатый медведь.
******************
Дорогие читатели!
Рада приветствовать Вас в моей новой истории, надеюсь, что она Вам понравится. Как всегда, мы с Музом будем очень благодарны за Ваши лайки и комментарии.
Накануне перед праздником…
Сминая босыми пятками шелковистую траву, Любомира мчалась к берегу озера. У мостков ее уже ждала звонкая стайка девушек, красивых и нарядных. Они без умолку щебетали, возбужденные предстоящим празднеством.
– Любомира! Давай скорее, тебя только ждем! – статная пышногрудая девица в рубахе из белоснежного льна, расшитой ярко-алыми маками, помахала рукой травнице. Губки у девушки были под стать украшавшим одежду лепесткам цветов, красные и сочные, на щеках играл румянец. Про таких старшие говорили «кровь с молоком» – невеста-загляденье.
Сама Любомира тоже была хороша, но скорее как нежная весенняя березка. Такая же стройная и с невероятными зелеными глазами в цвет молодой листве. Добежав до подружек, она застыла, едва переводя дыхание:
– Весняна! – она кивнула подруге. – Куда идем купаться? – девушка оглядела мостки, украшенные свежими цветами и зелеными ветками.
– Да, прямо здесь и будем! – Весняна заговорщически подмигнула.
– Здесь? – Любомира растерянно оглядела берег. – Так увидит же кто…
– А, и пусть смотрит. Для того же и купаемся! Мне прятать нечего! – с этими словами яркая красавица скинула через голову свою нарядную рубаху и с довольным визгом кинулась в озеро.
Хоть на дворе и стояла середина лета, вода в Белояре была холодной. Бьющие со дна ключи приносили ледяные струи из-под земли, делая воду в озере невероятно вкусной и наделяя целебными свойствами. Каждый год в канун купальской ночи юные девицы купались в студеных волнах Белояра. Умывались его колдовской водой, чтобы стать краше да силу женскую в себе пробудить. Ну, и знамо дело покрасоваться перед молодцами, которые, несмотря на показное ворчание старших, ходили подглядывать за юными купальщицами. А потом, в чародейскую ночь, среди тех молодцев, кто подглядывал за девичьим обрядом омовения, девчата ворожили своего суженого. И не мог уже парень отказать той девице, которая выберет его в эту ночь своим нареченным.
Уже третий год Любомира, как и все ее подружайки, окуналась в Белояр. Как все они, нарядная, водила хороводы на холме после заката солнца. Но ни в прошлый, ни в позапрошлый раз ей так и не довелось прыгнуть через обрядовый костер. В первый раз девчат оказалось на одну больше, чем молодцев, и скромная Любомира осталась в стороне. А в прошлом году не к месту разразившаяся гроза разогнала всех празднующих, потушив купальские костры. Кому-то, впрочем, это не помешало шуршать по кустам до самого рассвета, но Любомира так и осталась без пары.
И в эту ночь у нее был последний шанс найти суженого.
Не пристало ученице деревенской ведьмы ходить в девках, ей женскую силу растить надобно. А как ее растить, коли молодца еще ни разу не касалась?
Остальные девушки, чуть помявшись, тоже поскидывали наряды и веселой гурьбой побежали купаться голышом. Любомира сомневалась дольше других. Зорким глазом окинула окрестности – нет ли подглядывающих. На холме, среди молодых сосенок, ей почудилась мужская фигура.
– Любомира! Ныряй к нам! Водица – огонь! – позвала вторая подруга, Стожара. С синими глазами, с ярко-рыжими волосами, которые она тщательно выпрямляла, сплетая в косу. Но непокорные локоны все равно выбивались озорными колечками из прически, делая ее круглое личико веселым и лукавым.
И Любомира решилась. Стянула через голову рубаху, покосилась на сосенки… и, все-таки увидев там мужчину, с веселым визгом плюхнулась в воду.
– Подглядывают за нами, Весняна, – Любомира, отфыркиваясь, подплыла к подружке.
– Да, и пусть. Не запрещается ведь, – та игриво повела круглым плечом. – Это Марун, поселковый охотник.
– Марун? – Любомира пригляделась. – Точно, знаю его. Он мне частенько травки интересные с болота носит. Самой-то мне туда не дойти, а он, видать, хорошо лес знает.
– Травки? – Весняна звонко рассмеялась. – Да, он с тебя глаз не сводит. Куда только смотришь, Любаша?
Любомира присела глубже в воду, по самый подбородок, и покосилась на рощицу. Мужчина, не скрываясь, следил за купающимися девушками. Он был высок и статен, с темно-русыми отливавшими золотом волосами и такого же цвета бородкой. Не в пример многим поселковым мужикам, отращивавшим бороду лопатой, Марун следил за растительностью на лице. Его борода, всегда подстриженная, имела аккуратный и ухоженный вид. Когда охотник приносил ей травы, Любомира не раз ловила себя на желании коснуться кудрявой бороды Маруна, но по понятным причинам сдерживалась.
– Мужик-то видный, – поддакнула Стожара, и Любомира неожиданно для самой себя зарделась, как наливное яблочко, опустившись в воду еще глубже, по самые уши:
– Только живет бобылем в лесу и угрюм, что еловый пень, – проворчала с показным недовольством. – Да, и старый он.
– Не старый, а оперившийся, – Весняна наставляла подругу, словно она была старшей в их паре, хотя на самом деле была на два года моложе Любомиры. – Ты вон, тоже почти что перезрела. На кой тебе юнец желторотый? У тебя бати-то нет, дом кому-то надо держать. Одна, поди, умаялась братца на горбу тащить?
Любомира только вздохнула, смерив подругу сердитым взглядом. Но Весняна была права. После смерти родителей Любомире нелегко было одной. Она потому и подалась в ученицы к деревенской травнице. Та всегда могла прикормить в голодный год, да и мудрости житейской ее учила.
Костер быстро занялся, широкий, но невысокий. Аккурат такой, чтоб прыгать через него сподручно было. Веселые языки пламени быстро разогнали хмарь, высушили воглую одежду. Народ заулыбался, разрумянился подле костра. Заиграли свирели, кто-то запел, и многие подхватили задорный мотив. И хоть дождик продолжал моросить, мелко и по-осеннему, настроение стало праздничное. Поначалу юноши и девушки встали в два хоровода и принялись кружить подле костра. Девицы – во внутреннем круге лицами к огню, молодцы – в наружном – лицами к окружающей темноте. Они пели хором, по очереди, парни и девчата. Девушки заклинали огонь, чтоб был смирнее в домашнем очаге, юноши отпугивали от подруг злых духов ночи.
И ни один злой дух не смел подойти к купальскому костру!
Хороводы кружились все быстрее. Вот, юноши перемешались с девушками, и теперь они танцевали все вместе, взявшись за руки. Они вертелись и подпрыгивали, взмахивали руками, словно пытаясь взлететь в темное небо. Девушки распускали по ветру длинные косы, изгибали станы, ворожа и колдуя своими телами, призывая особую заветную магию. Юноши тянулись к ним, пытаясь поймать молодых красавиц, но те ловко ускользали из жаждущих мужских рук. Эти дикие пляски, великолепные в своей первобытной свободе, будили томительный трепет в сердце любого смотревшего на них. Трепет древний, как сама природа.
Тени танцующих широким кругом метались по земле. Они нескладно повторяли движения за танцорами, словно им тоже хотелось праздника. Как будто духи передразнивали людей, по-всякому искажая силуэты красивых молодых тел.
Только в эту ночь нечисти не было места подле людей!
Любомира танцевала вместе со всеми. Рядом с ней были Весняна и Стожара, румяные, запыхавшиеся, разлохмаченные, счастливые. Веселая свирель вела их в танце, все быстрее и быстрее. Уже совсем скоро они смогут надеть венок на голову избраннику и увести его за собой в ночную тишь. И пусть купальская ночь коротка, но так ли много времени нужно для любви?
Когда угаснут костры, затихнут свирели и обрядовые песни, серые утренние сумерки огласятся другими песнями, потаенными и бесстыдными, песнями самой жизни. А наутро счастливые парочки разойдутся по домам. И вскоре в поселке будут играть свадьбы. Много свадеб. Нет, не все, кто прыгал через купальский костер, останутся вместе, но таких будет большинство. Так уж сложилось.
Любомира искала глазами Маруна. Не мог же он просто так уйти после того, как зажег купальское пламя? Но нет, охотник был рядом, среди молодцев, задорно отбивая ритм сапогами, а сам все время бросал по сторонам ищущие взгляды. И каждый раз, увидев Любомиру, улыбался.
Но вот, словно по команде, толпа танцующих разделилась на две части, отхлынув по разные стороны костра. Настало время прыжков через огонь. Юноши и девушки должны были прыгать навстречу друг другу, навстречу своему избраннику. И ежели прыжок выходил удачным, то в следующий раз пара прыгала, уже взявшись за руки.
– Смотри, Любаша, охотник-то глаз с тебя не спускает, – Весняна зашептала на ухо подруге. – Не сглупи, выбирай его. Не прогадаешь.
Любомира судорожно вздохнула и задержала дыхание. Марун и впрямь смотрел только на нее, он свой выбор явно уже сделал. Сердечко Любомиры колотилось, словно птичка в силках. Всего-то и стоит, что прыгнуть навстречу охотнику через костер, и на эту ночь он станет ее парой. И случиться то, чего Любомира так ждала и боялась. А потом… Потом она станет ученицей ведьмы и не сможет хранить верность суженому. Не такова ведьмовская доля. Сумеет ли Марун принять такое?
И Любомира засомневалась. Судорожно выдохнула, чувствуя, как кружится голова. От быстрых танцев, от волнения и запаха тлеющих трав. В глазах мутилось совсем как тогда, когда Василина учила ее разговаривать с духами. Тогда старая ведьма тоже поджигала особые травки. Вот и сейчас знакомый сладкий запах струился от купальского костра, путая мысли.
– Любаша, Марун прыгать собрался, – Весняна одернула подругу за рукав, выводя ее из транса. – Иди, скорее!
Впрочем, торопиться резона не было. Желающих прыгнуть вместе с угрюмым охотником больше не нашлось. Любомира на ватных ногах шагнула ближе к костру. Еще шаг. И еще. И замерла перед пламенем. И таким оно ей показалось высоким, что она даже испугалась. Как же такое перепрыгнуть? И губы сами собой начали шептать наговор об усмирении огня. Чтоб горел потише да грел поласковее. Только вот от волнения Любомира шептала что-то не совсем то…
Сквозь языки пламени она видела силуэт мужчины – высокий и ладный. Не юнец, но зрелый охотник с широким разворотом плеч, крепкими руками. Видела, как блестят его глаза, и сама таким же блестящим взглядом смотрела на суженого.
Шаг, небольшой разбег… Любомира задержала дыхание и прыгнула первой. Марун бросился ей навстречу… В голове юной ведьмы вдруг стало так звонко и ясно… пелена с ее глаз упала, и она увидела… что вместо статного молодца через костер перемахнул огромный мохнатый медведь.
Любомира приземлилась очень неудачно, на коленки, и кубарем покатилась по земле. Ребята бросились поднимать ее. Девушка затравлено обернулась на костер, но страшного зверя, словно и не бывало. Марун шагнул к ней, протягивая руку, но Любомира, вырвавшись от державших ее парней, испуганно попятилась.
– Люба моя, куда же ты? – у Маруна был низкий глубокий голос. Он ласково улыбнулся Любомире, но ей вновь померещился лишь медвежий оскал.
Она отступала от него, в страхе закрыв лицо руками. Затем сорвала с головы купальский венок и в сердцах швырнула его в пламя. Развернулась и опрометью бросилась домой.
Насилу дотерпела Любомира до утра. Светает летом рано, петухи с ранья вовсю горланят. Как ни пытался Шуршаня заставить ее хоть немного поспать, девушка так и не сомкнула глаз.
И как только поселок начал просыпаться, она оделась в дорогу, подхватила набитую припасами котомку и выскочила на улицу. Несмотря на отшумевший ночью праздник, утро в деревне начиналось, как обычно, рано и деловито. Пастухи выгоняли скот на луга, женщины суетливо сновали во дворах с бадьями и корытами, кузнец растапливал горн. И над всем этим стлался теплый запах свежего хлеба.
К кузнецу Любомира и направилась в первую очередь. Божан казался ей самым могучим мужиком в деревне, похожим на самого Батюшко, повелителя грозы. По крайней мере, Любомира именно так представляла себе суровое божество: с длинной черной бородой, с жилистыми руками и чудесным молотом, от ударов которого грохотал гром на всю округу.
– Божан, миленький, будь ласков, проводи меня в лес, – без предисловий Любомира бросилась к нему со своей просьбой.
Кузнец, занесший, было, для удара тяжелый молот, так и замер с воздетым орудием, как никогда похожий на грозового бога. Коротко крякнув, опустил молот наземь и оперся на его длинную рукоять:
– Куда тебя проводить? – посмотрел на девушку из-под кустистых бровей.
– В лес, на болота… – просьба звучала странно, и потому Любомира чувствовала себя очень неловко.
– На болота? – кузнец опешил. – Да, в уме ли ты, девка? Вчерашний праздник в голову ударил? Выбрось дурь из головы да иди, работай. У меня, вон, малой сегодня захворал, наворожи ему какой отвар целебный.
– У меня братец пропал, – Любомира пискнула едва слышно, но по сердитому взгляду Божана уже поняла, что помогать он ей не станет.
Кузнец вернулся к работе, а Любомира бросилась дальше искать проводника. Следующим на глаза ей попался Катай, молодой поселковый пастух. Он замешкался и последним выгонял свою часть стада на выгул. Как и все деревенские ребята, Катай был крепким: одной рукой мог своротить рог норовистому молодому бычку. В прошлом году на празднике костра Любомира всерьез на него заглядывалась, да не ко времени расшумевшаяся гроза помешала ее планам. Планам Катая она, однако, не помешала, и он благополучно обручился с Радой, которая недавно родила ему сына.
– Эй, Катай! – Любомира приветственно помахала рукой, на сей раз решив действовать осторожнее, чем с кузнецом. – Куда путь держишь?
Девушка подбежала к нему, оправила косу, заглянула в глаза. И сняла с его ворота зацепившуюся там соломинку. Не ожидавший подобного радушного приветствия Катай, оробел:
– Так… знамо дело, куда. На верхний луг коровушек поведу. Там после вчерашней грозы трава по пояс вымахала. Пущай кормятся.
– А-а-а… можно мне с тобой? Прогуляться, – Любомира потупилась, испугавшись, что в ее глазах слишком ясно читалось вранье. Впрочем, Катай не отличался особой проницательностью.
– Ну, пойдем, – парень пожал плечами. – За травами собралась, что ль?
– Ага, за травами, – Любомира кивнула и отвернулась в сторону. – А одной боязно.
– Чего там бояться-то, дорога чистая. – Пастух широко улыбнулся, но тут же недоуменно покосился на ее дорожную суму, – А чего котомка уже такая полная?
– Не верь ей, Катай! Вертит она, – откуда ни возьмись рядом нарисовался Могута, и Катай перевел на него вопросительный взгляд.
– Тебе-то что? – ученица травницы надула губы, глядя в красивое самодовольное лицо деревенского любимчика.
– А то, что ты на болота собралась. Сам слышал, как ты Божана с собой звала. Кузнец отказал, так ты теперь к Катаю подластиться решила? – Могута вскинул брови, с наглым видом поглаживая свои полные губы.
Любомира только рот открыла, но не сообразила, что возразить.
– Не, Любаш, на болота не пойду, – Катай виновато покачал головой. – Меня Рада убьет, ежели я к вечеру домой не вернусь.
– Женушкин подклобучник, – Любомира чуть слышно процедила сквозь зубы, но Могута услышал:
– А ты локти-то не кусай, что не тебе мужик достался. Иди, вон, своего суженого проси тебя в болото проводить.
– Это кого же интересно? – Любомира уперла руки в бока.
– Да, Маруна-охотника, – Могута усмехнулся. – Он те места наверняка хорошо знает, да только шибко зол он на тебя за вчерашнее. Не уверен, что уболтаешь. Идем, Катай, – он уже повернулся к пастуху, – ну ее к лешему, грушу перезрелую.
Любомира только рот открыла от возмущения, не успев придумать, как ответить на дерзость, но Могута уже увел Катая прочь. Тот только виновато покосился на девушку через плечо и отвернулся.
Еще трижды Любомира испытывала судьбу и просила знакомых мужчин проводить ее до болот, но у каждого находилась очень весомая причина, чтобы туда не идти: базарный день, детки малые, тесто в кадке у жены. Последний довод особенно удивил Любомиру, но она прекрасно понимала, что спорить было бесполезно.
Ученица травницы стояла одна посреди многолюдной поселковой площади с полной котомкой через плечо и только зубами скрипела от обиды и отчаяния. Никто, совсем никто не хотел ей помогать, никому не охота было соваться в трясину ради чужой девицы.
Любомира тоже засуетилась. Ей было неловко и стыдно. Оттого, что невольно показала охотнику свой интерес, а еще пуще оттого, что собиралась-то она выручать братца, а сама теперь глазки мужику строила. Девушка досадливо тряхнула русой косой, прибрала гребешок и зеркальце. На миг замешкалась, погладив пальцами зеркальную поверхность. Не показал Василинин подарок истинной сути Маруна. Верно, обхитрила ее старая ведунья, насочиняла сказок, чтоб дальний путь не таким страшным девице казался. А на самом деле, это было самое что ни на есть обыкновенное зеркальце. Наверно, и гребешок с клубочком тоже были просто безделицами, не зря ведь травница так ратовала, чтоб Любомира искала себе проводника.
Девушка вздохнула, покосилась на охотника.
Или же не было вовсе никакого медведя? Все ей примерещилось, и зря она тогда обидела Маруна отказом? И впрямь теперь ночь ему должна?
От таких мыслей сердечко Любомиры колотилось все быстрее, она вздыхала, кусала губы.
– Ты вроде торопилась, – Марун уже ждал ее на тропе, полностью собранный. – Чего теперь-то мнешься?
– Так, – Любомира ответила неопределенно и, стараясь не глядеть на охотника, направилась следом за ним по едва приметной стежке.
– Легкая дорога кончилась, имей в виду, – Марун принялся наставлять спутницу. – Тропа через десяток шагов совсем сойдет, придется идти по бурелому. Выдюжишь?
– Справлюсь, – ведьмочка буркнула негромко.
Спокойная забота Маруна почему-то вызывала у нее досаду, словно с каждым шагом она все больше становилась ему должна. Особенно после того некрасивого прыжка через костер и их несостоявшейся купальской ночи. Словно, охотник ждал от нее извинений, желательно в виде ее девичьей невинности, преподнесенной ему в ближайших кустах.
Впрочем, сам Марун после их последнего разговора больше никак не намекал на это. Но Любомира морочилась все сильнее. Ей уже даже стало казаться, что мужчина только и ждет удобного момента, чтобы завалить ее в заросли, подмять под себя, и потому потихоньку отставала от него, чтобы в случае чего, успеть убежать.
– Не отставай, – опытный охотник сразу заметил, что девушка замедлилась. – Здесь места нехоженые, зверья дикого много. И не все такие милые, как твои друзья-бельчата, – он обернулся к Любомире, попытался улыбнуться, но увидев ее напряженное лицо, нахмурился и ускорил шаг.
А Любомира шла позади, разглядывая его крепкую спину, словно высматривая клочья бурой медвежьей шерсти, растущие из-за ворота, но видела только ладную куртку на широких плечах да переливающиеся от ходьбы упругие ягодки чуть пониже куртки. И, несмотря на все свои страхи и обиды, то и дело опускала взгляд именно на них.
И тут Любомира ненароком глянула на пояс охотника… У его левого бедра висела лунница – оберег, украшенный желтыми клыками крупного хищного зверя, резными деревянными бусинами, а в центре оберега… красовалась вырезанная из дерева медвежья голова размером почти с кулак Любомиры.
Девушка застыла на месте, как вкопанная.
– Нет, так мы далеко не уйдем, – Марун тоже остановился и полностью обернулся к Любомире. – Что у тебя стряслось? Сапогами ноги стерла? Предупреждал ведь, что они новые…
– Это что у тебя? – не слушая его, девушка ткнула пальчиком в лунницу на его поясе. Палец предательски подрагивал.
– Ты ученица ведьмы и не знаешь? – Марун удивленно вскинул брови. – Оберег от нечистой силы это.
– Почему с медвежьей головой? – девушка с подозрением щурила зеленые глаза. – Признавайся, Марун-оборОтник.
– В чем я должен тебе признаться? – мужчина развел руками.
– Ты оборотень! Колдун-берендей [*], вот в чем! – ведьмочка сжала кулачки, с вызовом уставившись в золотистые глаза мужчины, но тот только тяжело вздохнул, отвернулся и, как ни в чем не бывало, зашагал дальше.
– Чего молчишь? Отвечай?!! – Любомира даже ножкой топнула от негодования.
Марун остановился, проговорил, не оборачиваясь:
– Не задавай вопросы, ответы на которые не твоего ума дело. Или мы идем на болота за твоим братом, или я сворачиваю на охотничье урочище прямо сейчас. Выбирай. Но учти. Еще один подобный вопрос, и я уйду без предупреждения, сама из чащобы выбираться будешь.
Сердце Любомиры трепыхалось в груди, раз за разом пропуская удары. В древесных кронах как ни в чем не бывало щебетали птицы. Охотник молча ждал ее ответа.
– Мы идем на болота, – наконец ведьмочка выдавила из себя.
Марун кивнул, все также не оборачиваясь, и продолжил путь. И Любомира последовала за ним.
Уйти далеко они не успели. Через пару десятков шагов ведьминское чутье подсказало Любомире, что где-то совсем рядом стряслась беда. Она слышала боль и страх. И смерть. Марун снова остановился, втянул ноздрями воздух, принюхиваясь. И озвучил опасения Любомиры:
– Смертью пахнет.
И взял наизготовку свое короткое копьецо.
Теперь он двигался короткими упругими шагами, чуть пригнувшись к земле, и Любомира непроизвольно повторяла его движения. И жалась ближе к спине охотника, справедливо считая, что подле его сильной руки ей будет безопаснее всего.
– Замри, – Марун проговорил это так тихо, что Любомира поняла его лишь каким-то полузвериным чутьем. Мысль, жест, поза – охотник застыл на месте, и ведьмочка застыла рядом с ним, едва успев перенести вес тела на обе ноги.
– Медведь! – отчаянно завизжал щуплый бандит, отброшенный Маруном в сторону. – Тикай, братцы! – и тут же юркнул в ближайшие кусты, только пятки в рваных сапогах сверкнули.
Его примеру тут же последовала остальные разбойники, побросав оружие. Одного из них, пробегающего мимо, Беруня умудрился тяпнуть за ногу, но тот даже не замедлился, с ругательствами и проклятиями ввалившись в заросли. В мгновение ока на поляне не осталось ни одного головореза, и только лишь лохматый главарь замешкался. Он не выпускал из рук Любомиры, пытаясь прикрываться ею от страшного зверя, словно бы из-под земли вдруг выросшего перед ним.
– Нечистый… берендей… окаянный… – лопотал лохматый, но от страха ноги его будто вросли в землю, и он не мог сделать ни шагу прочь.
А Марун приближался к нему. Марун ли? Любомира замерла в руках у разбойника, словно перепуганный зайчик, и с ужасом смотрела на огромное лохматое чудовище, грузно топающее в их сторону.
Медведь неторопливо переваливался с лапы на лапу, ему некуда было спешить. Он приоткрыл пасть, наклонил морду к земле, не отрывая от жертвы кровожадного взгляда.
– Прочь, пшел прочь! – разбойник, наконец, смог шевельнуться, вытащил из-за пояса нож и приставил его к горлу Любомиры, нечаянно полоснув ведьмочку острием по коже. Потекла кровь, девушка с трудом сглотнула от страха и боли – нежное девичье горлышко беззащитно дернулось под лезвием. – Пшел прочь, или я за себя не ручаюсь! – нож дрожал в руке обезумевшего от страха бандита, еще сильнее раня Любомиру.
От запаха свежей крови, текущей по шее Любомиры, Марун-медведь пришел в неистовство. Он огласил ночной лес громоподобным ревом, распугав из крон деревьев сонных птах. И поднялся на задние лапы, выпрямившись во весь рост, сровнявшись головой с верхушками молодых деревцев.
И снова заревел, да так громко, что от силы этого звука с ближайших кустов сорвало охапку сухих листьев.
– А-а-а! Окаянный! – в ужасе лохматый отшвырнул Любомиру в сторону и с отчаянием обреченного кинулся на медведя с ножом в руке. Кривое лезвие вошло в шкуру на животе животного по самую рукоять, но косолапый, казалось, вовсе не заметил этого. Он небрежно махнул когтистой лапой, и разбойник отлетел далеко в сторону. Неловко поднялся на четвереньки, зажимая одной рукой разодранный бок, попытался отползти от зверя прочь, но медведь в один прыжок оказался рядом, навис над ним… Еще мгновение, и Марун откусил бы разбойнику голову.
Едва опомнившись, Любомира бросилась к медведю, вцепилась тонкими пальчиками в грубую мохнатую шубу:
– Остановись, Марун! Не надо! Не бери греха!
Чудовищный зверь досадливо тряхнул шкурой, едва не сбросив с себя ведьмочку, но Любомира держалась крепко. Она принялась отчаянно гладить медведя, приговаривая:
– Не тронь его, Марун, не надо. Ты же не такой. Ты хороший, добрый. Мне сапожки подарил, Беруню пожалел.
И медведь ревел все тише, мотая тяжелой головой, словно пытаясь сбросить наваждение. И Любомира, чувствуя, что ее слова его за душу трогают, продолжала говорить:
– Не тронь его. Пусть катится колобком. – Понимая, что этого мало, Любомира использовала последнее средство, – Что бы твоя Марьяна тебе сказала, а?
Услыхав эти слова, Марун коротко рыкнул и отпрянул от разбойника. Тот, не будь дурак, тут же подхватился и понесся прочь в чащу леса, только его и видели.
А медведь, недовольно ворча, повернул влажную морду к Любомире и двинулся на нее, едва не уронив наземь. От ведьмочки пахло свежей кровью…
Девушка непроизвольно попятилась, выставив перед собой руки для защиты:
– Марун, ты чего это? Это же я, Любомира…
В ноги девушки прикатился пушистый комочек. С отчаянной смелостью Беруня бросился защищать свою подругу даже от взрослого медведя. Совсем такого же, как тот, который убил его мать и брата… Медвежонок заревел, но Марун легким движением лапы просто отшвырнул его в кусты, где тот принялся беспомощно барахтаться.
И снова Марун шагнул к Любомире, аж земля под его лапищами дрогнула. Ведьмочка судорожно всхлипнула, замерла, не смея дышать от страха. Теплый мокрый медвежий нос уткнулся ей в живот. Зверь принялся с шумом принюхиваться, мусоля девичье платье, того и гляди вцепится клыками в нежную плоть. Но медведь медлил, и Любомира, едва живая от ужаса, осмелилась и положила ладошки на широкий лоб чудища. Осторожно погладила жесткую шерсть. Закрыла глаза, каждый миг ожидая рвущей боли от медвежьих клыков, и представила, что под ее пальцами был не грубый звериный мех, а шелковистые русые волосы охотника. Ей же ведь всегда так хотелось коснуться его бородки. Вот, желание почти исполнилось. Почти…
И девушка запела – тихую песенку, которую напевала Василёчку, когда маленький братец не мог заснуть. О мягкой травушке, да ласковой реченьке, о румяных караваях, да парном молочке.
И медведь не тронул Любомиру.
Недовольно фыркнул, окончательно намочив ее платье, и отвернулся. И в тот же миг начался обратный оборот. Бурая медвежья шерсть клоками отваливалась с тела охотника, слышался его тихий болезненный стон. Ведьмочка не выдержала и закрыла глаза руками, чтобы не видеть этого.
А потом все стихло, и чуть погодя теплая рука охотника коснулась ладошек Любомиры, которыми она закрывала глаза. И она услышала его низкий глубокий голос:
В путь тронулись, едва рассвело. Зябко ежась от утреннего тумана, ведьмочка еще раз оглядела полянку в поисках волшебного гребешка, но, так и не найдя его в высокой траве, со вздохом причесалась пятерней. Марун только смерил ее тяжелым взглядом и ничего на это не сказал.
Шли еще медленнее, чем накануне. Под ногами чавкала влажная грязь, в траве то и дело попадались лужицы. Новые кожаные сапожки Любомиры быстро промокли, и теперь хлюпали при каждом шаге. Невыспавшаяся, с мокрыми ногами, сердитая ведьмочка неуютно сутулилась и только мысли о младшем братце заставляли ее идти следом за охотником все дальше и дальше на лесное болото. Она настороженно глядела ему в спину: а ну как ему снова вздумается перекинуться медведем? Что тогда? Опять песенку ему спеть?
Внезапно Марун остановился:
– Нет, так дальше идти нельзя.
И принялся обшаривать ближайшие заросли лещины. Срезал молодое деревце и в несколько ловких движений обстругал его от веток.
– Ты чего это удумал? – Любомира с подозрением следила за мужчиной.
– Слегу [*] хочу себе справить – и тебе, – оборотник покосился на девушку. – Дорогу перед собою щупать на болоте. А то не ровен час, угодишь в лыву [**] или, того похуже, в трясину.
– Мамочка, – Любомира даже юбку подтянула повыше, до самого колена, словно так могла уберечься от зыбкой топи. – Мне нельзя в трясину, мне Василёчка выручать надобно…
– Вот, потому и держи, – Марун протянул ей крепкую ровную палку, аккурат по ее росту. – Прежде чем ступить, проверяй, тверда ли опора.
– Так… ты ведь все равно впереди идешь, – девушка протянула задумчиво. Спохватилась, – Ой, а как же Беруня?
– Лесной зверь трясину лучше нас с тобой чует. Не пропадет, – Марун срубил себе вторую палку, подлиннее. Добавил, – А если вдруг чего не так… пособлю, чего уж…
Погода начала портиться. В лесу потемнело, занялся мелкий моросящий дождичек, и где-то в небе погромыхивало, пока еще далеко и неуверенно. Пахло свежестью.
– Гроза будет, – Марун проговорил с убеждением, и у Любомиры даже мысли не возникло усомниться в его словах. Хотя радости от его правоты она не испытывала – мокнуть очень не хотелось. И без того от промокших ног по всему телу ползла стылая зябкость. – Укрытие нам с тобой надобно.
– Не поспеем до места к сроку? – девушка потерянно огляделась: ну, где в лесу спрятаться от грозы? Дерево – ненадежный приют, мигом промокнет да еще сильнее тебя же намочит.
Марун молча покачал головой:
– Думал я, до Ягини к полудню доберемся, да мы еле тащимся. Хорошо бы к вечеру успеть.
– Так, чего ж мы тащимся-то? – Любомира сердито подбоченилась. – Идем скорее.
– Да, жалко мне тебя, небось, ноги стерла в мокрых сапогах, – Марун посмотрел на нее с таким участием и почти отеческой нежностью, что Любомира аж задохнулась от избытка чувств – возмущения, волнения, смущения…
– А нечего меня жалеть! – она даже топнула. Ноги Любомира действительно натерла, но ни в жизни бы в этом не призналась. После смерти матушки с батюшкой никто больше ее не жалел. Разве, что Шуршаня мог, да и тот, чаще ворчал, чем ласковые слова говорил, да Василина, но та всегда была строга. Потому теперь от этой простой заботы она себя почувствовала такой слабой и беззащитной, что аж под ложечкой засосало. – Сам, небось, притомился, вот и еле плетешься. Да, я бы без тебя тут быстрее дорогу отыскала. У меня получше тебя провожатый есть!
– Кто же это интересно? – Марун даже остановился и повернулся к ведьмочке. – Этот, что ли, мохнатый? – кивнул на медвежонка, благоразумно косолапившего следом за своей благодетельницей.
– А вот, что у меня есть! – и девушка вытащила из котомки Василинин клубочек, сунув его под нос Маруну. – Вещичка непростая, заговоренная. Враз меня до Бабы Яги доведет.
– Ага, и от разбойников защитит, – Марун усмехнулся в бороду, но не стал спорить с взбалмошной девчонкой. – Не болтай ерунды попусту, и идем побыстрее, коли хочешь до Ягининой избушки затемно добраться.
И уже развернулся, чтобы идти дальше.
– Сам же, сказал, что лихих людей больше не будет.
– Так что же, – Марун снова остановился, – и вправду одна пойдешь?
– А вот, и пойду! – ведьмочка сама себя узнать не могла. Всегда добрая с людьми, тихая и покладистая, она вдруг стала язвить и упрямиться. Но Марун-охотник поднимал в ее душе такой ураган, которого она пугалась и стыдилась. Даром, что она ведьма, а он оборотник, да к тому же такой взрослый…
– Не чуди, девка, – охотник нахмурился и потопал дальше, не обращая более внимания на свою капризную подопечную.
– А ну как ты снова медведем обернешься, что мне тогда делать прикажешь? От медведя в лесу спасения нет.
– Не обернусь, – Марун буркнул себе под нос. – А из клубочка лучше рукавички свяжи братцу, он рад будет красивой обновке.
– Нет, ну а если…
– Если-если, вот заладила, – охотник протянул сварливо. – Не завлекай меня, так и не обернусь.
– Это как понимать? - Любомира споткнулась о свой же шест. – Не собиралась я тебя завлекать. Без надобности ты мне …