Там, где нет любви

Первый выход в свет

Оглядев себя в зеркале, Леночка улыбнулась: хороша! Ей как нельзя лучше шло новое платье, подаренное родителями ко дню ангела. Бирюзовое, из легкого муслина, с многослойной, но лёгкой юбкой, платье отлично сочеталось с серьгами, выпрошенными у maman: розовато-сиреневые аметисты перекликались с вышитыми на юбке нежными ирисами. Живые копии этих цветов прятались в волосах, уложенных в высокую причёску.

— Чудесно! Чудесно! — девушка подпрыгивала и хлопала в ладоши, забыв, что в шестнадцать лет это уже, должно быть, неприлично.

Ее отец, генерал Петр Акимович Красавин залюбовался дочерью: красота Елены была для него не внове, но лишь сегодня он отметил, что из прелестной девочки она превратилась в восхитительную невесту. Генерал гордился тем, что именно его дочери предоставлялась честь открыть благотворительный бал, на котором, по слухам, обещались быть и Их Величества.

Леночка должна будет разрезать серебряными ножницами ленточку на входе в зал, где уже три дня идут приготовления к празднеству.

Понимая, какая честь выпала ей, девушка волновалась. И хотя изо всех сил пыталась скрыть своё беспокойство — разлившийся по щекам румянец и речь, чуть более громкая и быстрая, чем следовало бы, выдавали её.

Вероника Платоновна дала дочери последние наставления и поцеловав на прощанье, усадила в карету, где уже сидел в парадном мундире генерал. Лошади бодро застучали копытами по серым проплешинам на заснеженной брусчатке. Маменька перекрестила карету и смотрела ей вслед, пока та не скрылась из виду. Постояв ещё немного, Вероника Платоновна пошла в дом и села рукодельничать. Она всегда старалась занять руки, когда на душе было неспокойно, вот и на сей раз — открыла большой сундук светлого дерева и достала незаконченную вышивку, изображавшую полуобнаженную Данаю.

Женщина поправила в пяльцах ткань, вдела нитку в иголку, и пальцы её заскользили по вышивке, завершая линию округлого бедра античной красавицы. Попутно вспомнилось то далекое время, когда она сама кружилась перед зеркалом в новом платье, перед своим первым и, увы! — последним балом. Именно там, почти двадцать лет назад, Вероника была представлена одному молодому человеку. Иголка вошла под кожу, и, вздрогнув, женщина отдёрнула руку от вышивки. На левой груди Данаи осталось маленькое, но яркое пятнышко крови.

Вероника Маслова на том далеком балу была в центре внимания, несмотря на то, что в тот день несколько знатных семейств впервые представляли обществу своих дочерей-невест.

Каждый из поклонников Вероники старался обратить на себя внимание, но она никому не отдавала предпочтения. К вечеру её ноги гудели от танцев, мазурка сменялась полькой, полька — входившим тогда в моду немецким вальсом в три "па".

Девушка много смеялась, глаза её, жадные до всего нового, в который раз пробегали по пёстрой, изысканной публике. Воздух был насыщен испарениями разгоряченных танцем тел, пудры и духов. Лакеи, сбиваясь с ног, сновали между гостями, предлагая вина и крюшоны, разлитые в высокие бокалы, сверкавшие на серебряных подносах.

Впервые в жизни Вероника попробовала шампанское: весёлые, коварные пузырьки тотчас ударили ей в голову — и она, забыв о приличиях, смеялась слишком громко и задорно.

Один из гостей, видный молодой человек, то и дело кидал на неё быстрые взгляды. Она заметила это и также стала бросать в его сторону взгляды слишком часто — настолько, что это стало заметно окружающим. Заинтересовавший Веронику господин сам был окружён женщинами, точно улей пчёлами.

Один из новых поклонников Вероники, чиновник по фамилии Величко, едко заметил:

— Положительно ему везёт: господин Чернов сегодня пользуется таким повышенным спросом у дам! Интересно, куда смотрит княгиня Вельяминова?

— Княгиня Вельяминова? Кто это? — ревниво переспросила Ника, ставя полупустой бокал на услужливо подставленный лакеем поднос.

Шампанское, недопитое юной прелестницей, тотчас перехватил высокий франт, повеса Мадиров, которого в полку прозвали Задировым, считая, что эта фамилия наиболее чётко отражает его вспыльчивый, кавказский характер.

— Княгиня Вельяминова — глава попечительского совета. Весьма недурна собой, хотя привычки у неё… — он вовремя опомнился и пробормотал: — Весьма необычные для женщины, я хотел сказать.

— А господин Чернов? Кто он? — спросила Ника более осмысленно.

— А я почём знаю?! — обиделся Мадиров. — Вижу, что наше общество вы бы охотно предпочли этому…

Он нарочно повысил голос:

— …этому дамскому угоднику! Чем он занимается? Делает дамам шпильки? Вот уж, по-видимому, достойное занятие для настоящего мужчины!

Между тем от молодого человека не ускользнула эта маленькая сценка. Он понял, что разговор касается его, и, извинившись перед дамами, улыбки на лицах которых тотчас увяли, направился прямо к Веронике. Заметив это, её поклонники сгрудились возле неё плотным кольцом.

Но Чернов был весьма дерзок. Он сумел прорвать оборону, задев при этом некоторых весьма уважаемых гостей. Не извинившись перед ними, словно не замечая никого вокруг, он взял руку девушки, которую она ему протянула, и поднёс к губам, не сводя с неё пристального взгляда.

После, точно опомнившись, он коснулся подбородком идеально белой манишки и произнёс:

— Владимир Чернов к вашим услугам!

Это был стройный молодой человек среднего роста, с хорошей осанкой. Фрак сидел на нём идеально, а кипенно-белая манишка выгодно подчеркивала правильные черты лица, и отражала свойственную северянам бледность кожи. Тёмные длинные волосы, убранные сзади в небольшой хвост и скреплённые тёмной ленточкой, делали своего хозяина похожим на героя старинного романа, что, безусловно, очень нравилось дамам. Взгляд серых глаз был слишком смел, как будто Владимир бросал вызов всем окружающим.

Кто вы, господин Шварц?

На следующий день она решила навести справки через своего давнего знакомого, занимавшего высокий пост в полиции, о человеке по имени Владимир Шварц. С этой целью она отправила служанку в департамент полиции с письмом, наказав дожидаться ответа, сколько потребуется. Но Наташа вернулась ни с чем.

— Их сиятельство сказали, что сами будут к обеду! — прокричала она с порога.

Вероника Платоновна поморщилась, так как хотела всё сделать «in secret», чтобы не тревожить никого понапрасну.

— Кто это прибудет к нам к обеду? — удивлённо спросил Пётр Акимович, выглянув из-за утренней газеты, которую обычно имел обыкновение читать перед завтраком.

— Да, Рязанцев. Встретила его на улице второго дня. Слово за слово… ну и… пригласила на обед, — соврала Вероника Платоновна, показывая Наташе кулак. — ты же знаешь, Капитон в восторге от нашего повара.

Служанка фыркнула и стала собирать стол к завтраку.

Хорошо, что Лена этого не слышала: она ещё не вставала. Решив этим воспользоваться, Вероника Платоновна стала расспрашивать мужа о вчерашнем бале, но Пётр Акимович всё больше рассказывал об официальной части торжества. Романтические грёзы дочери он считал недостойными внимания.

— Вообразите себе, Вероника Платонна, сам князь Голицын был сражён выходом нашей красавицы! Сказал, что наша Елена – подлинное сокровище, — самодовольно сказал Красавин, намазывая себе масло на хлеб. — Душечка, налейте чаю, пожалуйста. Да-да — и сахару. Спасибо, душечка.

Он хотел было хлопнуть Наташу по крепкому заду, но вовремя опомнившись, опустил занесённую было руку.

— А с кем она танцевала свою первую кадриль? — делая вид, что не заметила намерения мужа, пыталась направить разговор в нужное ей русло Вероника Платоновна.

— Ну, матушка и задачки Вы мне задаёте! Наша дочь пользовалась бешеным успехом у кавалеров. Это была её победа! Триумф!

Глаза Петра Акимовича вылезли из орбит, указательный палец взлетел вверх.

— Не то, что те скучающие девицы — дочки Рыкова Ильи Андреича, — уже спокойнее добавил он.

— Вы хоть заметили — может, она отдавала особое предпочтение кому-нибудь?

— А как же… Был там один. Так и вился вокруг Леночки. Чернявый такой. В карету нас усадил и к ручке Леночкиной без конца прикладывался. Не то художник, не то чего похуже…

— Он ювелир! Папенька, я же Вам говорила! — в дверях стояла Елена.

Петр Акимович немного смутился, но тут же нашёлся:

— Одним словом, ремесленник!

Он шумно стал пить из своей чашки, но, почувствовав укоризненный взгляд супруги, затих.

Отпросившись у родителей, Лена ушла навестить приболевшую подругу, жившую неподалеку. Мать хотела послать Наташу приглядеть за ней, но передумала. Дав указания по поводу обеда и надев капор мышиного цвета, а также неброский плащ, она отправилась на прогулку — а именно — по известному ей адресу, где жила приболевшая подруга дочери.

К своему стыду, она увидела Леночку, входящую в парадное. Женщина уже хотела повернуть назад, как вдруг заметила знакомую до боли фигуру. Молодой человек выпрыгнул из пролетки и, дав денег извозчику, вбежал вслед за Леночкой в парадное.

«Мой Бог! Это он! Но возможно ли? Скорее всего, сын. И судя по фамилии отца — внебрачный».

Вероника Платоновна сломала лорнет, который от волнения крутила в руках. Воображение рисовало ей самые нежелательные картины развития событий.

«Вероятно, он настиг её на лестнице. Они сговорились…» — сердце бешено колотилось.

Женщина мучилась. Наконец, убедив саму себя, что действует только в интересах дочери, она решительно направилась к дому купца Подлещева, где только что скрылась Лена, а затем и её ухажер, который напомнил ей первую и единственную любовь.

В том доме было три этажа, и войдя внутрь, женщина оказалась в холле перед широкой лестницей. Она успела услышать, как на втором этаже, где жила Леночкина подруга, хлопнула дверь. Юноши нигде не было. Неужели он вхож туда?

Снедаемая подозрениями, женщина пошла в сквер напротив и села на одну из скамеечек, точно шпик. Она знала о такой специальности от того же полицмейстера Капитон Капитоныча, который не упускал случая подкинуть за покером историю-другую из своей полицейской жизни.

Ждала она долго. Наконец, послышались шаги, и Вероника Платоновна едва успела шагнуть за колонну. Дочь вышла и направилась в сторону отчего дома.

Но где же её ухажёр? Вероника Платоновна терпеливо сидела ещё четверть часа, но никто так не появился. Тогда она побрела домой, придумывая по дороге разнообразные способы вызвать дочь на откровенность.

***

К обеду пришел Рязанцев. Вопреки расхожему мнению, что высшие чины департамента полиции непременно красномордые, с торчащими в разные стороны усами, Рязанцев был худ, жёлт и лыс. Было сложно поручиться, что взяток он не брал, но и сказать, что он относится к разряду продажных чиновников, было никоим образом нельзя. Капитон Капитонович имел награды за заслуги перед Отечеством и множественные ссадины и шрамы, нажитые им в то время, когда он только карабкался вверх по карьерной лестнице.

Тайный советник поднес к губам ручку Вероники Платоновны, затем Леночки, пожал руку с Петру Акимовичу и, потирая замерзшие руки, уселся к камину.

— Ну-с? — весело прищурясь, спросил он. — Какие новости у благородного семейства?

— Нет уж, Капитон Капитонович, прошу к столу. К чему соловья баснями-то кормить! Прошу-прошу, — захлопотала Вероника Платоновна.

В центре стола в большой супнице томилась стерляжья уха. В семью Красавиных ежедневно, за исключением двух дней в месяц, приходил повар. Голландец по происхождению, он тем не менее, великолепно умел приготовить всё то, что близко русскому человеку, и особенно удавались ему первые блюда: грибные супы, рассольники, щи из свежей и кислой капусты, борщи, разнообразные окрошки. Но стерляжья уха на тройном бульоне по-царски — готовилась им по просьбе хозяйки в особых случаях.