Танцовщица для земного царя-2

Глава 1

- Следуйте по этой тропинке, госпожа Шакрани, - сказал гандхарв-провожатый, указав Анджали на тропку, убегавшую с поляны, где приземлилась летающая колесница, в самую чащу леса. – Идти придётся довольно долго, но я посчитал, что лучше остановиться подальше от ашрама. В целях безопасности.

- Всё правильно, - кивнула Анджали.

- Я буду ждать вас здесь через три дня, - продолжал гандхарв. – Пока я должен улететь и оставить вас. Это приказ богини.

- Повинуюсь её приказу, - Анджали сложила ладони в жесте покорности и смирения, а потом пошла по указанной тропинке, не оглядываясь.

В этот момент она ожидала всего – что ей выстрелят в спину отравленной стрелой, что набросят на шею шёлковую удавку, или что посредством чёрного колдовства богиня Шакти превратит её в обезьяну или змею… Но вот она шагнула в густые заросли, ветки и листья сомкнулись за её спиной, и ничего не произошло.

Позади загудели крылья виманы, и только тогда Анджали остановилась, посмотрев в небо.

Крылатая колесница взмыла над деревьями и улетела на юг. Её гул вскоре затих, и стали слышны лишь голоса леса – пение птиц, шелест листвы.

Теперь Анджали осталась совершенно одна – на земле, куда столько времени так стремилась, чтобы найти Ревати. Сейчас она сама стала такой же песчинкой, затерянной во враждебном и незнакомом мире. Но страха не было. Не было даже тогда, когда Анджали ждала, что вот-вот её жизнь закончится. Как можно быть настолько равнодушной? Может, она уже умерла? И поэтому ничего не чувствует?..

Голубь вспорхнул с куста совсем рядом, и женщина испуганно вздрогнула.

Нет, она жива. Мёртвые совсем ничего не боятся. И сердце у них не бьётся, а её колотится, как безумное. Значит, сердце живое. Даже если иногда кажется, что оно умерло. Или окаменело.

Положив ладонь на грудь, Анджали отдышалась, подумала и пошла дальше.

Впереди раздавался шум воды, вимана должна прилететь через три дня, так что от жажды здесь точно не умрёшь. И от голода за такой короткий срок – тоже. Если её случайно «забудут», наставница Сахаджанья поднимет тревогу, попросит кого-то из гандхарвов слетать на землю… И все планы богини Шакти пойдут прахом. Неужели она настолько глупа, что решила, будто Шакра откажется от любовницы, если та соблазнит кого-то там? Или что любовница слишком расстроится, если Шакра поменяет её на другую…

Тропинка была узкой, но хорошо протоптанной. Она вела вверх, была крутой и неровной. Солнце светило с полудня, и Анджали с непривычки запыхалась, пока поднялась по ней к устью реки.

Здесь бил родник, и женщина жадно напилась, потом умылась и долго плескала водой в лицо и на грудь, чтобы освежиться, и лишь потом огляделась, чтобы понять, куда её занесло.

Река вытекала из озера, заросшего лотосами, а на той стороне в озеро обрушивался водопад. Брызги воды казались туманом, и скалы, с которых сбегала река, виделись словно в синеватой дымке. Из-за водопада озеро набегало на берег волнами, как море, и лотосы покачивались, трепеща лепестками. Всё было тихо и спокойно, залито лучами солнца, щебетом птиц и ароматом цветов. И всё это снова, в который раз, властно напомнило Анджали прошлое.

Почти у такого же озера много лет назад отдыхали они с Танду. Тогда они плавали среди лотосов, любовались луной, занимались любовью… Правда, не днём, а ночью, при свете луны. Наги не любят солнечного света. Но даже это не мешало счастью. Потому что тогда было настоящее счастье. Как глупо – столько времени быть счастливой и не осознавать, что счастлива. И как до боли несправедливо, что Танду так и не смог полюбоваться лотосовым озером при свете солнца.

Воспоминания были сладкими и мучительными одновременно, и чтобы прогнать их Анджали снова склонилась к роднику, зачерпнув холодной воды и плеснув себе в лицо.

За родником явно ухаживали – он был обложен камнями, рядом лежал деревянный ковшик, чтобы любой путник мог утолить жажду, как человек, а не лакая, как животное. Чуть выше на ту сторону реки вёл мост. Люди здесь есть, несомненно. Впрочем, люди живут везде. Даже там, где кажется, что жить невозможно. Они как сорная трава – прорастут всюду. И это, скорее, полезное качество…

Тропинка уводила от моста влево, и Анджали, снова поразмыслив, пошла именно туда, вдоль берега озера.

Если мудрец живёт именно здесь, хорошо бы сначала присмотреться – что за человек. То, что из-за него забеспокоились боги – уже знак, что льстивыми улыбками и откровенным соблазнением его вряд ли возьмёшь. А вдруг от него можно побольше разузнать о земном мире? И вдруг он такой мудрец, что без труда скажет, где искать сгинувшую Ревати?

На берегу показалась бамбуковая хижина. Вернее, что-то вроде навеса, под которым на высоких столбиках были настланы доски, засыпанные сухими листьями. Постель. На таких постелях спят дикие звери.

Анджали замедлила шаг. Она увидела стоящий под навесом котёл, в котором пирамидой были сложены сухие ветки. Рядом – грубая глиняная посуда, потрепанная корзина, кувшин, на распялках вялится рыба, но того, кто жил здесь, не было видно.

Осмелев, апсара подошла к самой воде.

Берег здесь был пологий, но каменистый, и у самой воды лежал плоский камень, сточенный волнами до шелковистой гладкости. Анджали встала на него и снова огляделась.

2

Конечно, были и различия. Наг никогда не появлялся в человеческом облике при свете дня. Говорил, что солнце может сжечь любого нага быстрее, чем пламя костра. Наг был смуглым, но его кожа, не знавшая загара, всё равно была бледной, а мужчина, выходящий из воды, загорел так, что казался статуей из чёрной меди. Волосы у нага были гладко расчёсаны и их подстригали на уровне лопаток каждый месяц, а у этого волосы спутались и свились в жесткие, непокорные пряди, и отросли неровно почти до поясницы.

И всё же, сходство невероятное…

Анджали смотрела и боялась отвести взгляд или моргнуть – вдруг наваждение рассеется? И вдруг окажется, что всё – лишь игра её воображения?

Но пришлось моргнуть, ещё и ещё раз, а мужчина не менялся и не исчезал. Сначала вода была ему по пояс, потом до середины бёдер, потом по колено, и вот уже он стоит на берегу, собрав в горсть и выжимая волосы.

На мужчине не было ничего, кроме грубого ожерелья из сухих семян, с подвесками. Такие ожерелья носят те, кто практикует молитвенное подвижничество – в знак, отрицания земных богатств.

Отшельник? Подвижник? Тот самый мудрец Вамадева?

Всё в мире перестало существовать кроме того, что Танду – здесь… что он – жив… что они снова вместе…

Анджали хотела уже броситься к нему – чтобы обнять, поцеловать, ощутить его совсем рядом, совсем близко…

Но тут вспомнились слова Майи Данава: «Никому не известно – кто, когда и в каком облике родится. В любом случае, это уже будет новое существо. Совсем не тот Танду, которого я знал. Он не вспомнит прежнюю жизнь, не вспомнит меня. Но это к лучшему. Он не вспомнит и тебя».

Никто не может сохранить память прошлых рождений. Только боги могут позволить вспомнить о том, что было в прошлой жизни, и в прошлой, и ещё в прошлой…

Танду не вспомнит её… А если это не Танду?.. Если он заговорит, и станет ясно, что это – не тот, кто был в прошлой жизни нагом?.. А если это он, то посмотрит на неё холодно… Ещё одна блудница с небес, которая пришла соблазнять…

Всё в голове Анджали перепуталось, дышать стало трудно, колени подкашивались, и она вынуждена была опереться о ствол дерева. Ветки качнулись, листья зашелестели, и мужчина на берегу резко оглянулся, посмотрев в её сторону.

Даже поворот головы был таким же, как у Танду – со змеиной гибкостью, в которой чувствовалась сила.

Анджали почувствовала, как радость и восторг переполняют сердце. Кажется, ещё немного – и оно лопнет, потому что не сможет вместить столько. Развернувшись, она бросилась бежать по тропинке в сторону реки, и казалось, что если сейчас раскинуть руки, как крылья, то легко можно взлететь.

Руки она раскинула, но взлететь, конечно же, не смогла, и когда добежала до моста, то закружилась на месте, чтобы хоть как-то дать выход тому восторгу, той радости, той энергии, что разрывала её изнутри.

Тело само подсказало, что делать, и Анджали начала танцевать – в лесной глуши, где не было ни единого зрителя, где ритм отсчитывал лишь мерный шум водопада и плеск озёрных волн. Пристукивая браслетами друг о друга, Анджали начала танец, движения которого придумывала на ходу.

Это не было гимном, прославляющих кого-то из богов. И не было танцем-призывом, когда женщина зовёт возлюбленного. Это был танец-радость, танец-благодарность за чудо, хотя Анджали не понимала, кого она благодарит. Но ей надо было выпустить на свободу переполнявшие душу чувства. Невозможно было удержать это всё в себе. Теперь Анджали казалось странным, что всего час назад ей было безразлично – убьёт её богиня Шакти или проклянёт ужасным проклятием. В одно мгновение всё изменилось. Захотелось жить, наслаждаться этой жизнью, радоваться ей.

Она танцевала и танцевала – на берегу реки, кружилась вокруг бивших из-под земли родников, пробежала по мосту, балансируя на досках, как в танце бахаи, и, наконец, остановилась. Села на землю, потом легла на спину, раскинув руки и глядя в бездонно-голубое небо, где проплывали белоснежные облака.

В первые годы жизни Анджали почти не замечала красоты небес. Потом, когда жила в Патале, тосковала по нему до боли в сердце. А когда вернулась, то небо стало для неё красивым и… равнодушным. Сейчас небо было прекрасным и радостным. Сейчас весь мир радовался вместе с танцовщицей – заливался, как смехом, журчанием ручейка, пел голосами птиц, счастливо вздыхал ветром, колыхавшим кроны деревьев.

Постепенно восторг и возбуждение поутихли, и Анджали задумалась. Хотелось броситься обратно, к Танду, но в то же время встреча с ним страшила.

Один раз она уже потеряла его. Но тогда она не осознавала, насколько велика потеря. Сможет ли она пережить потерю во второй раз? Если окажется, что мужчина на берегу озера лишь похож на Танду, но совсем не он?..

До вечера Анджали бродила вокруг ашрама, не осмеливаясь подойти и не находя сил, чтобы уйти. Ночь она провела в лесу, устроившись на куче сухих листьев, но так и не смогла уснуть, не зная, на что решиться и как поступить дальше.

Лишь забрезжил рассвет, апсара была уже на ногах. Она умылась в роднике, заплела волосы в косу и прокралась к обители мудреца. Успокаивая неровно бьющееся сердце, Анджали снова спряталась в кустах и выглянула.

Она встала рано, но мудрец из ашрама проснулся ещё раньше. А может, и не ложился. Похоже, он уже совершил утреннее омовение и теперь в позе сосредоточения сидел на плоском камне, на берегу озера, повернувшись на восток.

3

Вскоре Анджали почувствовала запах дыма и услышала ленивый перезвон колокольчиков. После поездок с царём богов ей уже были знакомы подобные запахи и звуки – это означало, что поблизости находится человеческое поселенье. Она ускорила шаг и через некоторое время увидела внизу по течению реки деревню.

Бедные хижины из бамбука, с соломенными крышами, стояли на берегу. От некоторых тянулись струйки дыма, и теперь запахло ещё и топлёным молоком. Чёрные буйволицы щипали траву под присмотром худенького загорелого мальчишки-пастушонка. Он испуганно вскочил, заметив женщину, спускавшуюся по тропке. Анджали улыбнулась ему и помахала рукой. Браслеты на запястье зазвенели, и пастушонок замер, открыв рот и вытаращив глаза.

Анджали подошла к самому крайнему дому и увидела старую сморщенную женщину, которая набирала воду в колодце.

- Матушка, - позвала Анджали как можно ласковее, - удачи во всех твоих делах! Можно ли купить у тебя немного муки и молока?

Старуха оглянулась и уронила в колодец ведро, которое уже подняла до самого края. Некоторое время она оторопело смотрела, открыв рот и лишь поводя глазами вверх-вниз.

- Не бойся, матушка, - Анджали улыбнулась ей и поклонилась, сложив ладони. – Я живой человек, а не дух. Мне нужно лишь немного еды, я щедро за неё заплачу.

Путешествуя на землю с Шакрой, она уже знала, что люди покупают и продают за монеты – серебряные и золотые кусочки, расплющенные чеканным молотом, с оттиском портретов земных царей и небесных богов. Монет у неё не было, зато было золото. Впервые она пожалела, что не носила все подарки Шакры, как делали остальные апсары, увешиваясь украшениями с головы до пят. Но ей всего-то и нужно, что по горстке гороховой и пшеничной муки, молока и сахара…

- Молока у нас нет, госпожа, - ответила старуха, испуганно кланяясь в ответ несколько раз. – Да и мука не слишком хороша… для такой богатой и красивой госпожи.

- Принеси муки и что есть, - попросила Анджали, вынимая из волос золотую заколку в виде лилии и протягивая её старухе.

Морщинистая, как лапка обезьянки, рука старухи сцапала украшение в один миг, а потом она неуклюже, бегом, скрылась в бамбуковой хижине.

Правда, почти сразу старуха вернулась, но не принесла с собой ни муки, ни чего-то другого из еды. Рядом шёл такой же загорелый до черноты сухопарый старик, и старуха что-то шептала ему, тыча пальцем в Анджали и сжимая в руке золотую лилию. Старик смотрел с испугом и жадностью, подходя мелкими, семенящими шажками.

- Приветствую госпожа… Жена сказала, вы хотите купить еды? – спросил он, подобострастно и чуть не шарахнулся, когда Анджали поклонилась ему так же смиренно, как кланялась богам.

- Я вас испугала? – спросила Анджали и даже рассмеялась, настолько это показалось ей невероятным, чтобы она кого-то испугала. Особенно – мужчину. – Не бойтесь, я спустилась с гор, чтобы купить в вашей деревне еду, ничего преступного не замышляю.

- У нас есть мука, госпожа, - ответил старик после недолгого молчания. – Пшеничная. Есть и зерно – пшеничное и рисовое. И есть горох.

- Я куплю муку и горох, а зерна возьму всего горстку, всё равно мне не на чем перемолоть…

- Но этого не хватит для оплаты, – быстро заговорил старик, перебив её. – У нас бедная деревушка, госпожа. И год был неурожайный. Мы сами умираем с голоду. Но для вас найдём немного муки и гороха, только это будет стоить больше, чем… чем вот это, - он указал на золотой цветок.

Старуха тут же уставилась на ожерелье на шее Анджали. Ожерелье было подарком от Шакры – лежавшее широкими пластинами на ключицах, с двадцатью семью подвесками из полосатого агата и нефритовых бусин. Анджали сняла украшение без сожаления и протянула старику.

Тот точно так же, как старуха, сцапал украшение и спрятал его за пояс ветхой набедренной повязки.

- Дай госпоже, что она просит, - сказал старик и скрылся за хижиной.

Старуха отсыпала в широкий пожухлый лист муки, а в плетёную из травы корзиночку – гороха. И того и другого не слишком много, горстей пять. Но этого было достаточно, и Анджали радовалась, что раздобыла хотя бы столько. Пшеничные зёрна старуха насыпала в другой лист и перевязала его гибким стеблем. В соседней хижине за пару браслетов ей налили свеженадоенного буйволиного молока в кособокий глиняный горшок и дали комочек топлёного масла, тоже завёрнутый в лист. Поставив горшок с молоком на голову, Анджали отправилась в обратный путь, прижимая к бедру корзинку с горохом и свёртки с мукой, маслом и пшеничными зёрнами.

Когда она вернулась, солнце уже переместилось от полудня к закату, но Танду всё так же неподвижно сидел возле озера. Судя по всему, он так и не пошевелился, и Анджали от души посочувствовала ему. Она-то знала, что самое трудное – это не изнурительные танцевальные тренировки, а такие вот медитативные упражнения, когда надо сидеть, замерев, словно статуя.

Подоткнув юбку за пояс, чтобы не мешала, апсара умылась, скрутила волосы в пучок, не заботясь о красоте, заколола пучок сухой веточкой и принялась готовить угощение.

В лесу рядом с ашрамом нашлись дикий кардамон и мускатное дерево, плоды которого уже созрели. Ещё Анджали набрела на дерево тейпату, оно росло в лесах возле гор, где они с Танду любили проводить ночи. У этого дерева жёсткие листья, которые очень ароматны, если добавить их в чай или в горячее молоко.