Танец с Дьяволом

Пролог.

Я бегу. Лес вокруг меня — черная бездна, ветви хлещут по лицу, оставляя жгучие царапины на коже. Дыхание рвется из груди, сердце колотится так, что, кажется, вот-вот разорвется. Я спотыкаюсь о корни, проваливаюсь в мягкую землю, но не останавливаюсь. Пот заливает глаза, смешивается с грязью, а моя старая кожаная куртка трещит, когда я продираюсь сквозь заросли. Мне нужно уйти. Уйти от него.

Его голос догоняет меня, низкий, с насмешливой нежностью, от которой по спине бегут мурашки.
— Ну куда ты бежишь, красавица? От меня не убежать.

Я бросаю взгляд через плечо, и в слабом лунном свете мелькает его силуэт — высокий, в черном костюме, сливающемся с тьмой. Виктор. Его шаги уверенные, почти ленивые, как будто он играет со мной, как кошка с мышью. Его глаза блестят, и в них — смесь угрозы и чего-то темного, пугающего. Желания.

Я ускоряюсь, ноги дрожат, но страх гонит меня вперед. В голове бьется мысль, резкая и ясная: Дьявол. Он дьявол, воплощение всего, что может меня сломать. Его голос снова звучит, мягкий, но с металлическим оттенком:
— Ты только зря тратишь силы, милая. Я найду тебя.

Спотыкаюсь, падаю на колени, холодная земля впивается в ладони. Ветер доносит его смех — низкий, горький, полный обещаний. Сжимаю зубы, вскакиваю и бегу снова, зная, что лес — мой единственный шанс. Но где-то внутри, под слоем страха, шепчет что-то другое. Что-то, что заставляет меня сомневаться, хочу ли я действительно убежать.

Глава первая.

Просыпаюсь от глухого стука в дверь, и мое тело мгновенно напрягается. Сердце сжимается в груди, и я знаю, что это он. Отчим. Его голос пробивается сквозь тонкую, потемневшую от сырости фанеру — хриплый, пропитанный дешевой водкой, полный злобы:
— Открой, стерва!

Я лежу на своем матрасе, таком изношенном, что пружины давно проткнули ткань, оставляя вмятины на моей спине. Комната крошечная, не больше четырех шагов в ширину, с обшарпанными стенами, где обои отслаиваются, словно старая кожа. В углу тускло мигает лампочка, которую я чинила скотчем уже три раза, и ее слабый свет едва пробивается сквозь пыль на стекле. Запах сырости и плесени въелся в каждую щель, смешиваясь с горечью старого дерева.

Это моя крепость — жалкий барьер между мной и адом за дверью. Самодельный замок, выковырянный из ржавой рухляди на свалке, висит на гвозде, который я вбила сама. Он скрипит при каждом толчке, но пока держит. Пока.

Мать где-то там, за стеной, бормочет что-то невнятное, ее голос тонет в бульканье очередной бутылки. Она давно не человек — просто тень, которая иногда напоминает мне о прошлом, что когда у нас была семья.

Теперь это просто шум, который я научилась игнорировать. А он… он всегда возвращается. Слышу, как его шаги шаркают по полу, тяжелые и неуверенные, потом стихают. Похоже, пошел к ней или за новой порцией спиртного.

Я выдыхаю, но воздух остается горьким, как будто страх впитался в легкие. Лежу еще минуту, прислушиваясь, сжимая в руке нож — старый складной клинок с потертой рукояткой. Холод металла успокаивает, напоминая, что я больше не та девочка, которой было семнадцать и которая боялась даже взглянуть ему в глаза. Теперь мне двадцать, и я научилась бить. Научилась выживать.

Встаю медленно, чтобы не скрипнул пол, и подхожу к двери. Прижимаю ухо к холодной поверхности, чувствуя, как дрожь пробегает по телу. Тишина — это ложное облегчение, но я цепляюсь за него. Одеваю потрепанную кожаную куртку, которую нашла на базаре за копейки, и проверяю карманы. Нож уходит в потайной карман на внутренней стороне, где его не найдут. Мои ботинки — старые, с протертыми подошвами, — шуршат по полу, когда я надеваю их. В зеркале, треснувшем еще при переезде сюда, вижу себя: темные волосы в беспорядке, под глазами тени от бессонных ночей, а взгляд — острый, как лезвие. Я не красива, но сильна. Это моя броня.

Утро встречает меня серым светом, просачивающимся сквозь мутное окно на лестничной клетке. Воздух снаружи холодный, с привкусом выхлопных газов и влажной земли. Выскальзываю из дома, пока мать и отчим спят в своем алкогольном забытьи, их храп доносится даже через закрытую дверь. Улицы уже оживают: гудки машин, крики торговцев, шарканье ног по тротуару. Я растворяюсь в толпе, моя тень сливается с тенями других — бомжей, рабочих, случайных прохожих. Здесь я не жертва. Здесь я охотник.

Иду на рынок, который раскинулся в центре района — хаотичное море лотков, запахов и звуков. Запах жареной картошки смешивается с вонью рыбы и дешевых духов. Торговцы орут, расхваливая свой товар: «Свежая зелень!», «Тут настоящие часы, не китайщина!». Я пробираюсь сквозь толпу, держась чуть в стороне, где меньше шума. Мои пальцы привычно напрягаются — это мой инструмент, моя магия. Я выбираю только тех, кто выглядит слишком уверенно: мужчин в дорогих костюмах, женщин с сумками из дизайнерских брендов. Это мой кодекс. Моя маленькая месть миру, который отнял у меня детство.

Сегодня мой взгляд падает на него. Мужчина лет сорока, высокий, в черном костюме, который сидит на нем, как вторая кожа. На запястье поблескивают часы — не дешевка, а настоящие, за тысячи, судя по блеску. Он стоит у лотка с кофе, небрежно роется в кармане, пока продавец наливает ему эспрессо. Толпа сгущается, кто-то толкает его плечом, и я вижу момент. Мое сердце бьется ровно, как всегда перед ударом. Подхожу ближе, растворяясь в движении, и мои пальцы скользят в его внутренний карман. Кошелек мягкий, кожаный, тяжелый. Я выуживаю его одним движением, прячу в рукав и отхожу, не оборачиваясь. Он даже не вздрагивает.

Иду дальше, сердце успокаивается, но что-то внутри меня настораживает. Останавливаюсь в узком переулке, где запах мусора смешивается с сыростью стен, и осматриваю добычу. Достаю пачку купюр — сотни, может, больше. Хороший улов. Остальное — карты, какие-то ключи, мелочь — выбрасываю в ржавый мусорный бак рядом. Не трогаю ничего лишнего. Это мой принцип. Деньги в карман, и я уже представляю, как куплю еды на пару дней, может, даже новую пару носков — мои совсем дырявые.

Но его взгляд… Я вспомнила его мельком, когда крала. Холодный, цепкий, как будто он знал, что я рядом. Может, это просто паранойя? Или он заметил? Сердце снова сжимается, и я ускоряю шаг, выходя на главную улицу. Машины гудят, люди спешат, и я растворяюсь в этом хаосе.

Но тревога не отпускает, и я решаю зайти в забегаловку — маленькое место с облупившейся вывеской "У тети Маши", где всегда пахнет домашней едой. Она недалеко от дома, всего в двух кварталах, и для меня это почти убежище.

Внутри тепло, пахнет щами и свежим хлебом. Стены обшиты потемневшими панелями, столы потрепаны, но чистые. За стойкой стоит тетя Маша — женщина лет шестидесяти с добрыми глазами и седыми прядями, выбивающимися из-под платка. Она знает меня с детства, еще с тех пор, когда я прибегала сюда с матерью, пока та не спилась. Женщина тогда кормила меня горячим борщом и иногда давала пирожки с собой, когда видела, что дома пусто. Теперь я захожу сюда почти каждый день — поесть, расслабиться, забыть хоть на час про свои страхи.

— Леночка, опять ты как тень! — женщина улыбается, вытирая руки о фартук. Ее голос теплый, как одеяло в холодную ночь. — Садись, сейчас супчик налью, только с печи.

Сажусь за стол у окна, где виден кусочек улицы и редкие прохожие. Маша приносит миску борща, густого, с кусочками мяса, сметаной, и ломоть хлеба. Смотрю на еду и чувствую, как голод просыпается. Начинаю есть, и тепло разливается по телу. Тетя Маша садится напротив, ее руки покоятся на столе, и она смотрит на меня с мягкой улыбкой.