Танец смерти

0. Дневник

Мы зарождаемся в пробирках.

У нас нет родителей. И никогда не будет детей.

Мы не знаем, что такое любовь.

Виола написала три строчки в своей тетради и густо зачеркнула их. Прямые линии. Рваные росчерки. Спиральные круги. Не годится. Буквы всё равно проглядывают. Тетрадь теперь нужно уничтожить.

Опасные мысли нельзя излагать на бумаге. Один неверный шаг, и тебя заподозрят в отклонении. Детей с отклонениями утилизируют. Даже если после инкубатора они прошли первую медкомиссию и их признали «нормальными».

Виола знала, что она ненормальная, не такая как остальные. Об этом нельзя говорить, об этом нельзя писать. Но странные сны продолжают ей сниться, и от них не спрятаться, их не забыть.

Сначала они врывались к ней размытыми картинками, обрывками, мутными силуэтами. Но чем старше Виола становилась, тем отчётливее приходили видения.

Тогда Виола начала рисовать. Изображения в альбоме давались ей легко и снимали часть гнетущего груза. И карандашные наброски ни у кого не вызывали вопросов.

«Эта девочка хорошо рисует», – говорили про неё педагоги.

«Ей нужно налегать на творческие дисциплины», – вторили им врачи, изучающие мозговые процессы.

Чего хочет сама Виола, никто не спрашивал. В Обществе никто не интересуется желаниями детей. А Виола мечтала стать нейробиологом. Мечтала исследовать мозг и нервную систему, разбираться в том, что у людей в головах. Понять, что в голове у неё самой. И изобрести чип, отключающий чужие воспоминания.

После ужасной пандемии двести лет назад люди ослабли, но выжили. Всеобщая вакцинация спасла часть населения Земли, но сделала её бесплодной. Когда учёные изобрели первый ДНК-инкубатор для массового использования, наука и медицина скакнули вперёд. Следом появилась сыворотка молодости, на которую мог заработать золотых коинов любой трудящийся гражданин Общества. И применяя сыворотку, трудиться ещё дольше. Зарабатывать большее количество коинов на большее количество сывороток.

Людей стали клонировать. Но выращивать сразу больших и взрослых особей оказалось экономически невыгодно. Из инкубатора доставали девятилетних детей. Как если бы они рождались и росли естественным путём. Инкубатор выращивал такие образцы всего за десять месяцев. Популяция людей быстро восстанавливалась.

Дети, появляясь на свет, уже могли говорить, ходить, самостоятельно есть и одеваться. Ещё за девять лет они успевали научиться всему остальному, проявить себя, сдать профильные экзамены и получить профессию.

Генная инженерия развивалась. Клонологи вносили небольшие отличия в каждый экземпляр. Клонированные люди никогда не повторяли с точностью свою предыдущую версию. Новым поколениям присваивали другие имена и фамилии, а информация о коде ДНК хранилась в секрете.

Дети из инкубаторов не помнили прошлые жизни своих оригиналов. Не должны были помнить.

Виоле оставалось учиться полгода. Ей уже семнадцать лет, она в выпускном классе школы-интерната, которая на седьмом уровне.

«Это престижно», – не уставали напоминать учителя.

«Это перспективно», – соглашались ученики.

Виола грезила, что удачно сдаст необходимые экзамены и получит приглашение на работу в крупнейшую фармацевтическую компанию Конгломерата.

– Ви, ты слышала, Джои и Лу отправили на утилизацию? – раздалось над ухом замечтавшейся Виолы.

Ксана подошла неожиданно.

Ксана – не друг, но она всё время рядом и всё время что-то рассказывает.

В этом сезоне у неё ярко-жёлтые волосы, подстриженные до плеч. И когда Ксана делится очередными новостями, её сочные пряди словно загораются, возвещая всех вокруг: «Внимание, внимание, тут свежие сплетни!»

– Как это? За что? – удивилась Виола.

Джои и Лу – тоже в выпускном классе. Им оставалось совсем чуть-чуть до окончания школы. Виола их часто видела на совместных уроках. Джои отличалась высокой эрудицией и любознательностью, Виола могла бы с ней подружиться, но Джои слишком любила общаться и гулять, а Виола предпочитала тишину и укромный угол библиотеки. Лу выглядел спокойным мальчиком, и он добился лучших спортивных результатов. Тренер хотел даже отправить его на соревнования сборной, проходящие на восьмом уровне.

– Их застукали в подсобке за столовой. Представляешь, говорят, они там тискались. – Ксана хихикнула. – Прямо вот кожа к коже соприкасались. Руками и даже лицами! Фу!

Ксана скривилась как от съеденного лимона, а Виола почувствовала, как краской наливаются её щеки. Виола не очень любила свою белую кожу, ведь на ней в каждой неудобной ситуации тут же выступал предательский румянец. А ещё мелкие веснушки расползались от переносицы.

История Джои и Лу казалась невероятной. С виду нормальные ребята и вдруг попались на таком серьёзном нарушении. Любые телесные контакты запрещены среди детей.

– И что? – переспросила Виола. – Их, правда, утилизируют?

Ксана пожала плечами.

– Их сейчас допрашивают по отдельности, а потом заберут в ДэПэДэДэ.

1. Новенький в классе

Виола дописала последнюю фразу и заархивировала файл. Он автоматически улетел на серверную папку с закодированным названием. Уроки информатики не прошли даром.

«Надеюсь, тебя никогда не найдут», – мысленно сказала Виола улетевшему архиву. Она очистила историю своих действий за последний час, завершила сеанс и покинула библиотеку. Нужно спешить на математику.

Виола шла по длинному коридору, постоянно отдергивая вниз короткую юбку платья. Но от быстрой ходьбы, она снова задиралась. Узкие рукава и облегающий плотный лиф так же сковывали движения и доставляли неудобства. Можно было надеть что-то другое, но такие тесные платья сейчас в моде у девочек выпускных классов, а Виола не хотела выделяться из толпы.

«Не выделяться» – такое кредо у Виолы. Именно поэтому она носила красные волосы. Она уже не помнила свой настоящий цвет, но с тех пор, как в школу просочилась мода на пёстрые прически, она так и осталась с красным цветом. Иногда он приобретал морковно-алый тон, иногда, наоборот, более винный. Но в любом случае все оттенки красного удачно гармонировали с её голубыми глазами и тонкой белой кожей.

Виола успела заскочить в класс за пару минут до звонка.

Мисс Чен, учительница математики, зашла как всегда под ритмичный стук собственных каблуков. Сегодня она оделась в костюм пурпурного цвета с глубоким декольте.

Учительница окинула учеников оценивающим взглядом, дотронувшись до своих больших очков в тонкой оправе, которые носила для стиля, а не из-за плохого зрения. Следом за учительницей в класс вошёл неизвестный кудрявый парень.

– Дети, здравствуйте. Познакомьтесь, новый ученик нашей школы – Винсент Джонс. Он только вчера вечером прибыл в наш кампус, сегодня у него первые уроки.

Новенький стоял неподвижно, аккуратно оглядывая класс своими огромными серыми глазами. А все в классе в ответ рассматривали новенького. Его каштановую копну волос, мягкими витками обрамляющую миловидное лицо, его чистую светлую кожу, которой обзавидуется любая девушка, его блеклую футболку, болотного цвета толстовку и тёмные свободные штаны, похожие на старомодные джинсы.

– И да, мистер Джонс, – снисходительным тоном продолжила мисс Чен. – Наша школа даёт своим воспитанникам свободу. Порой слишком большую. В том числе и в выборе одежды… Но попрошу вас в будущем придерживаться общих тенденций. Мешковатость и серость у нас не в почете, мы же не на каком-нибудь третьем уровне. Мы на седьмом! – гордо отметила она. – Наша школа растит граждан с большим потенциалом, а не пищу для варксов.

По классу пробежали смешки:

– Пища для варксов!

– Вот болван!

– Кто так одевается?!

Несмотря на такое скверное приветствие на лице у новенького отображалось полное безразличие. Он внимательно выслушал учительницу и, ничего не ответив, занял свободное место за партой. Винсент Джонс казался слишком спокойным и даже немного уставшим для подростка.

«Я бы сгорела со стыда на его месте», – подумала Виола, уткнувшись в учебный планшет.

Она сидела в среднем ряду и весь урок украдкой наблюдала за новеньким, который занял место у окна чуть впереди. Джонс почти не прикасался к планшету и ничего не записывал в рабочую тетрадь. Даже на учительницу он не поднимал взгляда и не слушал её. Весь урок кудрявый парень задумчиво рассматривал собственные руки, сжимая и разжимая кулаки.

Урок закончился, и ученики вылетели из кабинета. Виола чуть задержалась в коридоре, пытаясь проследить, куда пойдёт молчаливый новичок. Но когда толпа учеников рассеялась, Джонса нигде не было.

Виола немного огорчилась и поспешила на свою любимую биологию. Мистер Хаджессон обещал интересную лабораторную работу, нельзя было опаздывать.

На биологию новенький не пришёл.

Зато там проводилась диссекция пустынного хорька.

Каждый из учеников под контролем учителя смог сделать вскрытие, вытащить и разобрать основные внутренние органы мелкого грызуна. Виола восхищалась анатомией и сразу записалась на все дополнительные занятия. Но её восторг разделили не все одноклассники.

– Фу, потрошеная крыса, – взвизгнула Трейси, девочка со смуглой кожей, янтарно-карими глазами и лиловыми прядями.

– Не крыса, а пустынный хорёк!

– Да какая разница, меня сейчас вырвет…

Трейси скорчилась так, что никто не стал задерживать её на уроке.

– Мистер Хаджессон, а это пустынный хорек из настоящей пустыни? – раздался голос ученика с последней парты. Глен-выскочка, узкоглазый мальчик с пепельно-белыми волосами.

– Нет, этого зверька вырастили в нашей лаборатории, как и всех его предшественников, – не отрываясь от проводимой диссекции, ответил учитель.

– А чудовищ мы препарировать будем? – не унимался мальчишеский голос.

– Нет, мистер Ли. Этим вы займётесь самостоятельно, если после экзаменов успешно попадёте в фармацевтическую лабораторию, – устало ответил учитель.

До конца дня Виола больше не встречалась с новеньким, как и на следующий день.

Неужели у них по расписанию больше не совпал ни один урок, или загадочный Джонс просто сбежал? В первый же день.

2. Между этажами

Винсент выбежал из учебного корпуса и быстрым шагом направился на отдаленную аллею кампуса. Подальше от людей.

Солнечные лучи рассеяно пробивались сквозь облачную дымку. Закрыв глаза, Винсент подставил лицо под приятно обжигающее тепло. Внутри него уже нарастал лёд, а вместе с ним крепчал и голод.

Сколько времени ему осталось? День или час?

Винсент почувствовал, как сердце пытается ускориться, разогнать загустевшую кровь. Но если кровь разогреется, тогда станет только хуже.

Когда холод порабощает, наступает обманчивый миг – ему на смену приходит огонь. Внутри как огромная дыра зияет ледяная пустота, а кожа пылает, обжигает внутренности. Потушить их может только жизнь. Чужая жизнь.

Винсент попытался сосредоточиться на ровном дыхании. Вдох. Медленный выдох.

Вдох.

Из головы не выходила эта красноволосая девочка.

Медленный выдох.

Она серьезно напугала Винсента, попав под его очарование.

Вдох.

Но он этого не хотел. Он, наоборот, специально держал дистанцию.

Медленный выдох.

Но чем борнали голоднее, тем больше сила влияния.

Дыхание не помогало. Голод нарастал, пульсировал уже в висках.

Вдруг смартфон в кармане издал звук. Сообщение. Винсент долго не решался посмотреть, что там. Но сердце снова ускорило ритм.

«Между этажами. 23:00. М.»

Живот скрутило спазмом. Винсент согнулся пополам, оседая на колени.

– Эй, парень, тебе плохо? – спросил кто-то из прохожих.

Винсент отмахнулся. Всё в порядке.

Но всё было не в порядке. Голод одолевал его так сильно, что ещё немного, и Винсент не сможет себя контролировать. Если в таком виде он явится на встречу, это конец.

Днём преодолевать переходы между уровнями не составляет труда. Можно смело проходить через главные ворота и КПП, если у тебя есть пропуск. Ну и если ты не варкс и не вирсуи.

Но когда ты монстр, и тебя скрючивает от чудовищного голода, а температура твоего тела скачет от экстремально низкой до экстремально высокой, и твоя кожа вот-вот вспыхнет настоящим огнём, то лучше воспользоваться запасным путем.

Когда стемнело, Винсент спокойно покинул территорию школы. Кампус практически не охранялся, а в декоративной двухметровой ограде всегда оставалась незапертой калитка для обслуживающего персонала. Винсент собрал остатки своих сил и как тень прошмыгнул на улицу.

В отличие от кампуса на городских улицах Мегаполиса жизнь после заката солнца бурлила, как и днём. Винсент втянул голову в плечи и накинул капюшон. Прохожие спешили по своим делам и не замечали одинокую ссутулившуюся тень. Небольшая группа людей толпилась на остановке из плексигласа в ожидании аэробаса. Здания светились неоновыми вывесками и широкими экранами с красочной рекламой. В дорожном потоке пролетали легковые кары и разноцветные мерцающие такси.

Слишком шумно. Слишком ярко. Слишком голодно.

Винсент нырнул в переулок перед вывеской с фиолетовой змеёй. На заднем дворе гриль-бара стояли мусорные контейнеры. Винсент откатил один из них. Под ним в асфальте показалась крышка люка ливневой канализации. Недолго думая, Винсент потянул за чугунную выемку и люк сдвинулся.

Внутри царила тьма, но борнали не требуется дополнительное освещение, чтобы видеть в темноте. При недостатке света глаза борнали вспыхивают огненными кольцами вокруг зрачка.

«Ангельские глазки» – так ласково их называла тётя Дженнет из-за сходства с нимбами.

Узкий колодец уходил на большую глубину. Но поджарый Винсент, спускаясь по ржавым прутьям лестницы, чувствовал себя там всё равно лучше, чем на улице. Звуки города тут приглушались толстыми стенами, не превращаясь в раздирающую какофонию.

Колодец закончился, как и лестница, в полуметре от горизонтальной поверхности. Винсент спрыгнул. Раздался всплеск. Ботинки тут же промокли.

– Ерунда, – бросил Винсент им в ответ и пошёл вперед по туннелю. Отовсюду слышался тонкий писк. Крысы. Но писк крыс не так раздражал, как сотни голосов, разрывающих голову.

Затылок наливался свинцом, а в висках продолжало стучать. В горле пересохло. Оставалось ещё два поворота. Потом снова люк, снова колодец. Винсент знал эти туннели наизусть.

Пятый уровень звучал потише и за час до полуночи оказался уже не таким многолюдным. Неоновые вывески всё так же мерцали. Но вот в тёмном тупике одна табличка в форме лестницы и с надписью «Бар Между этажами» горела лишь наполовину. Под ней стоял высокий темноволосый мужчина. Его белая кожа практически светилась в темноте. Чёрная кожаная куртка как всегда распахнута, а руки спрятаны в карманах. Маркус вскинул голову и его глаза сверкнули оранжевыми кольцами.

– Привет, папа, – выдавил из себя Винсент.

Он едва держался на ногах, но из последних сил делал вид, что всё в порядке.

– Винс, ты опять голодаешь?

Ответа не требовалось. Вся боль от острого голода выражалась наглядно. Её не скрыть.

3. Катакомбы

Земля превращалась в пыль, в красно-серую безжизненную пыль. А под пылью твердыня, не пробиваемая как скала. И в огромных трещинах. И всегда сухая. Даже после туманов.

Ураганы приносили всё больше песка. А на песке исчезали следы и последние остатки надежды. Теперь это место, действительно, напоминало пустыню.

Ветер усиливался, с запада надвигалась буря. Смоляные тучи скрывали звёзды на небе, а линия горизонта размылась клубящимися оранжево-серыми вихрями.

Халлдор обмотал ветхую ткань вокруг головы. Прямые серебристые волосы всё равно беспокойно дергались под порывами ветра.

Нужно идти в катакомбы, рассвет через несколько часов, а буря будет тут ещё раньше.

Где сейчас Хель?

Халлдор двигался размеренно, но внутри снова негодовал. Хель с каждым разом уходит всё дальше. Всё выше. Это опасно. Она считает себя неуязвимой. Это ошибочно. Неуязвимых не бывает. А люди очень коварны, они всегда находят способ, как убить тех, кто отличается от них.

Наконец, впереди показался вход в катакомбы, а перед ним маячил кусок алой ткани. Платок Хель дёргался под порывами ветра вместе с длинными белокурыми волосами. Красные глаза на почти детском лице радостно вспыхнули.

– Где ты была? – хмуро спросил Халлдор, поравнявшись с Хель.

– На разведке.

– Это опасно. Буря идёт.

– Я была в другой стороне. Наверху нам не будут страшны ни бури, ни засухи.

Халлдор устало вздохнул и зашел внутрь каменного свода. Хель шла следом. Они молчали, но Халлдор чувствовал, как Хель раздирает рассказать о том, что она видела.

В общем зале их встретила Ингрид. Она сидела на каменных полуразрушенных ступенях и накручивала свои каштановые кудри на выточенный из широкой кости кинжал. В центре тускло догорал костёр. Халлдор не понимал маниакальную тягу Ингрид к огню. Наверное, это прорывались отголоски её человеческой жизни. Люди все века подогревали свою мёртвую еду. Вирсуи же предпочитали пищу живую.

– Там ужин остался, если хотите, – сказала Ингрид, не поднимая головы на пришедших.

– Я поел!

– Я поела!

Халлдор и Хель ответили хором. Хоть их уже и воротило от пустынных хорьков и ящериц, но голод они утоляли.

Ингрид усмехнулась, покачала головой и принялась чистить ногти остриём костяного кинжала. Она хорошая охотница и долгие годы оставалась верной их общине, никогда не жаловалась, не спорила. И в ней ощущалась сила. Невидимый стержень, на котором всё держалось. Халлдор чувствовал это и уважал. За семнадцать лет он ни разу не пожалел, что обратил её.

Халлдор и Хель прошли в свою крипту. Они называли это криптой, потому что оба любили вспоминать античность. Но суровая реальность каждый рассвет возвращала их обратно в этот обветшалый подвал. Арки в стенах и ложи под ними напоминали древние аркосолии. Хель накидала на них пёстрых тряпок, повсюду развешала украшения из кожи, перьев и мелких костей. От залетавшего сюда сквозняка, всё начинало дребезжать и крутиться.

Халлдор вспомнил, как впервые увидел это преображение каменной гробницы.

– Что это? – спросил он тогда у Хель.

– Украшаю интерьер. Не нравится?

– Делай, что хочешь, – сухо ответил он. – Ты здесь королева.

Он уже стал забывать, как они были счастливы. Он сбился со счёта, сколько времени прошло, сколько лет, сколько десятилетий. Еды становится всё меньше, бури всё чаще, а солнце всё жарче. Люди выжгли всё вокруг, превратили леса в безжизненные пустоши.

– Нам нужно возвращаться в город, – как-то сказала Ингрид. И остальные её тогда поддержали. Все, кроме Халлдора. А его голос был решающим. Ингрид не спорила, она была верна Халлдору, она любила Хель, как свою дочь. Хотя Хель гораздо старше её.

– Мне надоело быть пустынной крысой, – зарычал тогда Мадс. – Днём прятаться в норе, а короткую ночь тратить на поиск еды, едва успевая вернуться до палящих лучей.

В тот вечер Хель впервые призналась перед всей общиной, что часто бегает в Цоколь.

– Тут есть туннели, – объясняла она. – Недалеко от наших катакомб вход. Несколько веков назад там было метро, в котором ездили поезда. На поверхности всё разрушено, но сами туннели целы, они глубоко под землёй. Они очень большие, ветвистые, я нашла карту. Их отростки и кольца под всем Мегаполисом. В Цоколе сейчас только варксы, других вирсуи нет.

– Нет, – отрезал тогда Халлдор. – Это опасно. Западня.

Все сначала подчинились его воле. Но голод всегда берёт верх. И когда в районе катакомб пищи на всех стало не хватать, многие вирсуи покинули общину, по одному, по двое, целыми группами. И вот их осталось только трое. Халлдор, Хель и Ингрид.

Халлдор, не раздеваясь, лёг на алтарь в нише, на гору цветных тряпок, и задумчиво уставился в потолок. Хель молча залезла к нему. По сравнению с ним, высоким, жилистым и широкоплечим, она выглядела хрупкой и маленькой даже в ворохе своего дряхлого тряпья. Если бы не красные глаза, горящие в темноте, она сошла бы за обычного человека.

Хель забралась верхом, её вес, почти не чувствовался. Пристальный взгляд красных глаз чего-то требовал. Халлдор нежно провел пальцем по её щеке, докоснулся до алых губ. Она их раскрыла, обнажив небольшие острые клыки. Халлдор коснулся кончиков зубов, и Хель слегка прикусила его палец.

4. Ночь в библиотеке

В учебный корпус Виола пришла с синяками под глазами, а Винсент – пышущий здоровьем. Они встретились в коридоре. Винсент приветливо улыбнулся, а Виола смущенно кивнула. Их снова ждала общая математика.

Мисс Чен поцокала каблуками, пока шла к учительскому столу, скинула на него кипу рабочих тетрадей и оценивающе просканировала глазами класс. Задержала взгляд на Винсенте, одобрительно кивнула на его ярко-синий блейзер, надетый поверх белоснежной футболки.

– Здравствуйте, дети! Сегодня мы будем изучать теорему умножения вероятностей. Теоремы умножения вероятностей позволяют вычислять вероятность одновременного возникновения нескольких событий. Они имеют две формы: для двух событий и для нескольких событий. Для зависимых событий теорема утверждает …

Половина учеников в классе невольно зевала, другая половина усиленно конспектировала за учительницей, переписывая формулы с экранов своих планшетов.

Винсент откровенно скучал. Он не спал этой ночью. Но после выпитых жизней ему это и не требовалось. Когда голод утолён, наступает эйфория. Она может длиться несколько часов и даже дней.

У Винсента остались смешанные чувства от событий прошедшей ночи. Как впрочем, и всегда. Отец считал его слабаком, недостойным сыном.

Даже убив тех маргиналов, сын лишь незначительно приподнялся с колен во взгляде своего отца. И параллельно с этим Винсент чувствовал себя чудовищем. Зверем, который вынужден убивать. Не каждую ночь, но гораздо чаще, чем будь бы он обычным подростком.

«Именно так и должны поступать ангелы смерти», – эхом звучал голос Маркуса в его голове.

– Мистер Джонс, может, вернётесь с облаков и расскажете нам всем, как звучит теорема?

Винсент даже не сразу понял, что этот стальной голос мисс Чен обращается к нему.

– Простите? – непонимающе переспросил он, возвращаясь в реальность.

– Теорема умножения вероятностей.

Винсент поднялся и проговорил без запинок:

– Вероятность произведения двух событий равна произведению вероятностей одного из них на условную вероятность другого, вычисленную при условии, что первое имело место.

В классе зазвенела тишина. От звучания его голоса онемела даже мисс Чен. А все взгляды устремились на Винсента. Очарование имеет сильный эффект не только во время голода, но и во время эйфории. Ведь голод борнали никогда не уходит. Он только затихает на короткое время.

Именно так и должны поступать ангелы смерти.

Винсент сел на место и попытался сделать вид, что ничего не произошло. Он даже сгорбился, пытаясь сделаться маленьким и незаметным. Но чьи-то пальцы коснулись его ладони, и он отдернул руку. Красноволосая Виола сидела совсем рядом, её кожа побледнела, на лбу выступила испарина.

– Извините, – обронил Винсент и выскользнул из-за парты и, вообще, из кабинета.

***

После занятий Виола пошла в библиотеку. Требовалось сделать новую запись в дневнике. Одно дело, когда её лихорадило ночью во сне. Но сегодня это случилось прям на уроке. Её безумие прогрессирует. Скоро будет тяжело это скрывать. Тогда наступит конец. Конец всему: её учебе, карьере, будущему.

– Флауэрс, Виола Флауэрс, – произнесла она, протягивая свою ученическую карту на ресепшн.

– Компьютер пятнадцать А, – сухо ответила администратор, возвращая билет.

Не успела Виола отойти от стойки, как на неё налетела одноклассница:

– Ви, идёшь с нами к Блэку? Он закатывает вечеринку сегодня после семи…

– Извини, Ксана, не могу. Я хотела позаниматься сегодня.

– Ну как хочешь, не каждый день ведь удается проникнуть в общежитие мальчиков…

– Конечно, – укорительным шепотом сказала Виола. – Ведь это запрещено уставом школы.

– Однако Виктор обещает всем обеспечить доступ, – не унималась Ксана.

Виола шикнула на подружку и приложила палец ко рту. Тут уже не выдержала женщина-библиотекарь и грозно сказала обеим:

– Девочки, может, поболтаете в другом месте?

– Простите, – покраснела Виола и пошла к пятнадцатому компьютеру. Ксана молча пожала плечами и вышла в коридор.

***

Винсент услышал её сразу. Ещё до того, как она назвала администратору своё имя. Он не задавался вопросом, почему она его преследует. Он знал ответ на этот вопрос.

А вот, что ему теперь делать, он не знал. Его миссия в этой школе несложная, но ответственная, и лишние помехи в виде очарованной им одноклассницы, неотрывно шастающей за ним как хвост, ему были ни к чему.

Может, она его не заметит?

В полупустом компьютерном классе библиотеки. Конечно, не заметит.

– Привет, – раздалось у него над ухом.

Винсент поджал губы и кивнул. Ей выдали пятнадцатый компьютер на линии А. Это оказалось почти напротив него за невысокой перегородкой. Винсент немного сполз на кресле, чтобы его кудрявая шевелюра не выглядывала из-за большого монитора.

5. Цоколь

Если бы у Хель было живое сердце, то оно бы сейчас выпрыгнуло из груди.

За ней уже никто не гнался. Но сама мысль об этом приводила её в ярость. Гонится обычно она – за добычей.

Борнали. Откуда он здесь? Как? Почему? Слишком много вопросов.

Халлдор пока не должен знать, иначе он её больше никуда не отпустит и отсрочит их наступление. Нужно узнать больше информации, а пока сделать вид, что всё идёт по плану.

Хель шла по Цоколю, раздираемая гневом, одинокие тени шарахались от неё. С тех пор, как они с Халлдором пришли сюда, и он отвоевал себе трон, вирсуи стали стягиваться к Цоколю со всех отдаленных концов пустыни, из других кланов. Все они присягали Халлдору, его армия росла.

Та несчастная кучка отщепенцев во главе с Мадсом, что бросила их в катакомбах, пожалела о своём выборе. Халлдор всех несогласных разорвал собственными руками. Дольше всех пришлось бороться с самим Мадсом. Этот предатель где-то раздобыл серебряный клинок и полоснул им по красивому лицу Халлдора, оставив на щеке незаживающий шрам. Но Хель была с Халлдором не из-за его внешности, а из-за его силы. Он её король, она его королева.

Клинок Мадса после его смерти Хель забрала себе.

– Осторожней с этой игрушкой, – предупредил Халлдор.

Хель всегда осторожна, однако отказываться от такого оружия она не собиралась. Серебро опасно не только для неё, но и для других вирсуи. И борнали.

При сегодняшней вылазке она не взяла с собой клинок и теперь пожалела об этом, иначе подправила бы милое личико этого желтоглазого. Может, даже вырезала бы его глазки.

Хель вспомнила погоню и снова начала злиться.

На платформе собралась целая толпа. Сотни вирсуи шелестели в ожидании. Даже варксы были тут, ютились по бокам. Этим-то что здесь надо?

Трон Халлдора стоял на вершине широкой лестницы. Король сидел, уперев подбородок в тыльную сторону ладони, а локоть – в бедро. Халлдор нахмурил чёрные брови, серебристые пряди упали на глаза. Бело-розовая линия шрама отчетливо выделялась на светлой коже. После стычки с Мадсом Халлдор никогда не пытался скрыть свой шрам. Все должны его видеть. Это не слабость, это предупреждение другим отступникам.

Хель прошла по платформе через расступающуюся толпу, как Моисей через море. Она любила такие старомодные сравнения. И она скучала по морю. Настоящему соленому море, по его бесконечной синеве, по лазурным берегам, по белой пене и высоким волнам. Но сейчас она шла сквозь море красных глаз. Таких же красных и ненасытных, как и у неё.

Халлдор заметно воодушевился, увидев Хель. Она грациозно поднялась по лестнице. Пусть у неё маленький рост и миловидное, почти детское, лицо, она не просто королева для всех, она – самая опасная вирсуи.

Хель улыбнулась, встретившись взглядом с Халлдором. Он вопросительно вскинул тёмную бровь, маленькая королева кивнула и села на подлокотник мраморного трона. Этот трон они собрали с соратниками из кусков обвалившегося вестибюля сразу после убийства Мадса.

Цоколь – не что иное, как заброшенный метрополитен. Помимо тёмных витиеватых туннелей и разбитых вагонов в Цоколе размещались станции, платформы, широкие лестницы, переходы, входы и выходы. Целый город под городом.

Халлдор и Хель находились тут уже давно, а новые вирсуи всё прибывали и прибывали. Следовало двигаться дальше.

– Мы привыкли прятаться, – начал свою речь Халлдор, не вставая. Толпа застыла. Холодный бас короля разнёсся эхом под сводом станции. – Мы привыкли жить в тени и бояться солнца.

Толпа задергалась.

– Но этому пора положить конец!

Вирсуи стали перешептываться, а варксы – клацать зубами.

– Смертные, наша ходячая еда, возомнили себя главными. Они построили высокие дома из бетона и металла и решили, что могут занять вершину этого мира. Но пора им доказать обратное. Они забрались высоко, но забыли, как больно падать с такой высоты. Мы покажем этим хрупким овцам, кто настоящий хищник, кто на верху пищевой цепи.

Толпа уже улюлюкала и радостно шипела.

– Как мы это сделаем? – раздался голос.

– Есть тайные проходы между уровнями, – пояснил Халлдор. – Мы пройдём по ним, заполоним все уровни и нанесем удары в спину, захватим весь город изнутри.

Хель обняла Халлдора за плечи и шепнула ему на ухо:

– Угощение.

Халлдор поднялся на ноги:

– И чтобы отпраздновать начало нашего завоевания, у меня для вас есть угощение. Небольшой подарок для верных друзей.

Халлдор щелкнул пальцами и сбоку от трона четверо вирсуи вывели за верёвки нескольких людей. Троих мужчин и двух женщин. Перепуганных, в порванной одежде, измазанных грязью, слезами и кровью. Ещё утром эти законопослушные граждане Мегаполиса шли по улицам престижного седьмого уровня на свои престижные работы. Но вот после заката всё переменилось.

– Давайте дадим нашей дичи немного разогнаться, – ухмыльнулся Халлдор. – А то стылая кровь – никакого веселья и праздника.

Толпа радостно подхватила эту идею. Халлдор дал команду, и вирсуи разрезали веревки на руках пленников.

6. Инцидент

У Винсента как-то не ладилось общение с другими людьми. Всё своё детство он общался лишь с узким кругом близких и почти родных. Они его искренне любили и не потому, что он борнали, а потому что он был единственным ребенком в их лагере. Они не воспринимали его как монстра, хотя прекрасно знали, на что он способен. В их кругу Винсент чувствовал себя комфортно. Он мог беспрепятственно общаться с каждым в лагере, даже шутить и улыбаться.

В школе-интернате всё иначе. Винсент сохранял предельную осторожность. Около четырех сотен детей разных возрастов, два десятка преподавателей, три смены охранников по семь человек в каждой и двадцать три человека обслуживающего персонала. У каждого человека есть глаза и уши, все они знают о чудовищах, порожденных пандемией. И пусть мало кто из них верит, что чудовища до сих пор ещё существуют, ему не следовало выделяться из толпы.

Подделанное личное досье, поддельная история усыновления. Вот только погибшие миссис и мистер Джонс были реальными. С ними случился несчастный случай. Несчастный случай по имени Маркус.

Настоящая фамилия Винсента – Бруно, но никто не должен её узнать. Эта фамилия может привести к Маркусу, и тогда весь их план полетит под откос.

Винсент с трудом научился скрываться, когда на него постоянно кто-то смотрел. Но дядя Бен всегда его учил: если хочешь что-то спрятать, положи это на самое видное место.

Поэтому он решил, что сможет продержаться полгода в интернате, сдать экзамены как обычный подросток и получить пропуск на следующий уровень.

Винсента не интересовало физическое проникновение на верхние уровни. Тайными тропами и канализационными колодцами он мог проникнуть хоть на аэродромную площадку Скай-Сити. Его интересовала именно законность нахождения там. Это важно для его миссии.

В школе Винсент избегал красноволосую Виолу, которая не по своей воли искала с ним тесного контакта. Он перестарался со своим очарованием и теперь боялся, что когда голод настигнет его в очередной раз, а рядом будет она, он просто не сможет сдержаться.

Остальных учеников он тоже старался держать на расстоянии. Девушки взглядами протирали на нём дыры, но близко приближаться не смели. Парни его сторонились, друзей среди них он завести не пытался, да и они не рвались. Очарование работает и в обратную сторону. Люди чувствуют потенциальную опасность и стараются её избегать. Защитный механизм, работающий во все времена. Инстинкт самосохранения.

Но были и те, у кого этот инстинкт барахлил. Например, Виктор Блэк – широкоплечий высокий брюнет с синими прядями волос. Негласный король этой школы со своей свитой. Винсент заметил, что этому Виктору многое сходило с рук. Будь то вечеринки, которые, по сути, запрещены на территории кампуса, или привод девчонок в общежитие мальчиков, что ещё сильнее порицается и наказывается не только школой, но и Обществом в целом.

Прошло уже два месяца, как Винсент впервые оказался в школе. Его раздражали глупые придирки учителей к его внешнему виду. Мало того, что он не красил волосы в вычурные цвета, они у него ещё и завивались каштановыми кольцами по всей длине. Коротко «под ноль» стричься он был не намерен, но и не допускал, чтобы волосы падали на глаза. Однако строгие и модные преподаватели всё равно морщили носы.

«Такие мягкие кудряшки грешно даже подравнивать», – говорила тётя Дженнет, запуская пальцы ему в волосы.

Они, правда, были мягкими, словно шёлк. Генетический подарок его матери.

Проблема Винсента заключалась не только в каштановых кудрях, но и в одежде. Всем воспитанникам интерната полагались ежемесячные пособия, на которые дети могли купить себе новых нарядов, вкусностей или оплатить дополнительное обучение. В уставе школы прописано, что дресс-код свободный, унифицированная форма отсутствует. И претензия мисс Чен по поводу неподходящей одежды Винсента звучала очень предвзято. Но Винсенту нельзя провоцировать конфликты, поэтому к следующему её уроку он разжился ярко-синим блейзером, плотно сидящим на его высокой жилистой фигуре.

Но в остальное время Винсент одевался так, как привык делать это в лагере: свободные серые джинсы, удобные ботинки, футболка и толстовка на молнии с капюшоном. Одежда серо-зеленых оттенков популярна в лесном массиве и под покровом ночи. Но здесь в пёстрой толпе вычурных школьников она бросалась в глаза, поэтому Винсент старался не злоупотреблять.

До первых экзаменов ещё три месяца. Нужно продержаться.

Винсенту казалось, что он влился в коллектив. Ну, как тень вливается в толпу на солнечном берегу, примерно так.

Но с наступлением весны он стал замечать усилившиеся издёвки и подколы со стороны Виктора Блэка и его дружков. Например, в школьной столовой Винсент всегда сидел один, а кто-то из этих хулиганов подсаживался к нему и либо забирал его еду с подноса, либо портил её, заливая всё водой или соком. В принципе, Винсента это несильно расстраивало, а даже наоборот. Каждый день он вынужден прилюдно съедать что-то из человеческой пищи и при этом не морщиться от бумажного безвкусия. А так его спасали от нежеланного ритуала. Но Виктор и его свита не понимали, почему Винсент спокойно ко всему относится, иногда даже с улыбкой. И их это ужасно бесило.

Во время перемен в узких коридорах Винсента то и дело кто-то толкал в плечо. Это было уже хуже, потому что любой физический контакт мог закончиться плачевно. Сквозь одежду, конечно, непросто забрать жизнь, но Винсент не исключал такой вероятности. Поэтому со временем он научился изящно и непринужденно уклоняться от тычков и подножек. Вероятно, что Виктора это стало бесить ещё сильнее.

7. Карантин

Утром началась суматоха. По углам опасливо шептались не только ученики, но и учителя. Виола сразу поняла, что ночью произошло нечто скверное.

Сегодня ей снова снился кошмар, словно она сидит на дне океана, а он вдруг весь высыхает. Под ногами лишь потрескавшаяся земля, солнце нещадно палит сверху. И сильный жар подступает изнутри, выходит из пор на коже мелкими языками пламени.

– Ты слышала? – громким шёпотом спросила подскочившая Ксана.

Виола помотала головой.

– Ночью в одном из корпусов общежития случился пожар. И говорят, что на месте нашли четыре трупа. Следователи приехали ещё до рассвета, там всё оцепили, воспитанников перевели в другие корпусы.

Виола была ошарашена.

– А кто погиб? Кто-то из школьников?

– Ой, нет, – весело отмахнулась Ксана. – Вроде бы кто-то, вообще, не из школы. Говорят, из бандитского клана или секты. Явились с четвертого уровня, хотели устроить то ли теракт, то ли ритуальное самосожжение.

– А почему у нас?

– Да кто ж их поймёт, этих безумных фанатиков.

Вместо уроков всех учеников собрали в актовом зале. Пока зал наполнялся, Виола сидела и крутила головой в поисках одного знакомого лица, но Винсента нигде не было видно.

Когда почти все места в зале заполнились, на сцену с микрофоном вышел директор. Он выглядел мрачным, хоть и оделся в терракотовый костюм с золотыми лацканами.

– Дорогие наши дети, дорогие преподаватели и все, кто помогает нам поддерживать нашу школу, – начал он. – Сегодня ночью в стенах нашего кампуса произошел неприятный инцидент. Группа неизвестных лиц проникла на нашу территорию. Они пытались совершить жестокое правонарушение. Но усилиями нашей отважной службы охраны четверо нарушителей успешно ликвидированы. Однако нам не стоит расслабляться. С сегодняшнего дня в нашей школе усиливаются меры безопасности. Объявляется комендантский час. После восьми вечера все воспитанники должны находиться в своих комнатах. Пребывание в ночное время в других частях кампуса будет строго наказываться…

Виола вспомнила проведенную два месяца назад ночь в библиотеке и обрадовалась, что это случилось тогда, а не сейчас.

Директор ещё долго рассказывал, как именно будет ужесточаться контроль, но Виола уже перестала его слушать. Она заметила в дальнем конце актового зала Виктора Блэка, застывшего как истукан с мертвенно-бледным лицом. Рядом с ним сидел розовощекий Винсент и даже будто бы улыбался.

«Странно, не думала, что они приятели», – мысленно удивилась Виола.

***

– Фух, успел!

Винсент радостно плюхнулся в свободное кресло, рядом с Виктором. Блэк дернулся и выпучил глаза, словно увидел призрака. Привычной свиты с ним не было.

– Дружище, ты чего такой дёрганный? Плохо спал? – бодро спросил Винсент.

Виктор ничего не ответил, он медленно повернулся к вещающему со сцены директору и старался не шевелиться.

– Послушай, – не унимался Винсент. Он склонился над ухом Виктора и прошептал так тихо, чтобы никто больше не слышал: – Нам нужно побеседовать. В аллее сразу после этого собрания. Не придешь, тебе же хуже.

Директор рассказывал про комендантский час и усиление пропускной системы. Наверняка, и новые камеры повесят. Работы в библиотеке Винсент почти закончил, поэтому не переживал на этот счет.

На открытых территориях кампуса теперь немноголюдно, люди до сих пор чего-то опасались и старались держаться внутри каменных стен. Винсент сидел на скамейке в самом конце аллеи, откинувшись на спинку и разостлав по ней руки.

Борнали переполняла энергия, и окутывали блаженство и безмятежность. Это не безумное чувство голода, но тоже тяжело контролируемые чувства. Винсент запрокинул голову и прикрыл глаза. Солнечный свет падал на лицо и приятно покалывал кожу.

Виктор подошёл молча. Пришел один. Хорошо. Винсент слышал его беспорядочное дыхание и учащенный пульс.

– Садись, – сказал он Виктору и открыл глаза.

Тот послушался, сел на край скамьи и замер в ожидании удара или другого подвоха.

– Не надо бояться, – мягко сказал Винсент. – Ведь ты ничего не делал. И ничего не видел. Ты не знал никого из погибших. Ты был далеко от этого места сегодня ночью. Кстати, где ты был сегодня ночью?

– Далеко от этого места, – зачарованно произнес Виктор.

– А ты видел, что произошло?

– Я ничего не видел. Я был далеко от этого места.

Винсент вдруг нахмурился.

С одной стороны, Виктор говорил то, что Винсент хотел слышать, но с другой стороны подсознание подсказывало, что-то здесь не так.

– Ты знаешь, кто я? – спросил борнали и развернулся к Виктору.

– Ты Винсент Джонс, пришел к нам в этом году, мы учимся на одной параллели, иногда у нас совпадают уроки. Раньше у тебя были родители, но они погибли, и тебя определили в наш интернат.

– Хорошо. А какие между нами отношения, мы друзья, враги?