Таверна "Пушистый шмель"

Пролог

— Ольга Петровна, — сказала медсестра, — я вас покину на минутку, но, обещаю, быстро вернусь. Ладненько?

Ольга Петровна лишь слегка прикрыла глаза в знак согласия или даже одобрения, но моложавая Танюша уже упорхнула. Умеет всё-таки молодёжь быстро исчезать, когда теряет интерес. Оно и понятно. Что за дело молодой медсестричке до старой одинокой бабки?

Хотя, на самом деле, лежащей в больничной палате Ольге Петровне вовсе не было одиноко. Ну и что с того, что инсульт? Не она первая, не она последняя. Хорошо уже, что в палате других больных нет. Не хотелось быть на виду у чужих людей в последние мгновения. А на виду у своих — тем более.

А как хорошо начиналась неделя! Её единственная отрада, дочка Леночка, отмечала покупку третьей квартиры в Москве. Причём купленной на свои, на заработанные, а не полученные от родителей, как первые две. Молодец девочка, хваткая, вся в маму!

Ольга Петровна немного не понимала такого подхода к жизни, но и не вмешивалась. Самой ей и четырёх стен хватило бы, лишь бы своё, родное. Не была она жадной, никогда в жизни. Впрочем, и у Леночки это не жадность, а, скорее — практичность.

А у самой Ольги Петровны вон как оно сложилось — лежит в четырёх больничных стенах, одна, отправив дочь домой. И, что чудо, почти комфортно ей. Только вот подушка под головой нагрелась и словно жарила. Хотелось перевернуть её на другую сторону, почувствовать приятный холодок. Ольга Петровна сделать этого сама никак не могла: половина тела уже практически не слушалась. Кнопка вызова медсестры была, к счастью, на другой руке, которой двигать ещё получалось — но Ольга Петровна понимала, что никого звать не станет. Не нужно это всё...

Молодая Ленка ещё, глупая. Пока поймёт, что молодость проскакивает как песок сквозь пальцы — эта самая молодость и закончится. Впрочем, есть ещё у неё время одуматься.

* * *

— За вас, Ольга Петровна! — провозгласила тогда Рита прямо-таки с киношной торжественностью, поднимая бокал и попутно селфясь на айфон. — Ленусик, и тебе самого крепкого счастья!

— И здоровья! — борясь с отдышкой, вставила дородная Тамара Игоревна, едва не перевешивая свой край пурпурного дивана. — Самого главного вам, дорогие мои — здоровья!

Так отмечали они покупку третьей квартиры, вместе с немногочисленными подругами мамы и дочки, как всё перед глазами у Ольги Петровны закружилось. Фужеры, продолговатые бутылки розового вина, хрустальные салатницы с винегретом — Ольга Петровна всегда готовила сама, — всё внезапно слилось в мешанину красок. Словно пьяный художник, что рисовал картину её жизни полные шестьдесят три года, внезапно сам опьянел, свалился, и в падении мазанул от души кисточкой прямо по своему творению…

Очнулась Ольга Петровна уже в больнице, и все последующие дни постаралась поскорее забыть. Ну что тут можно было помнить? Бормотание врачей, рыдания Леночки, суровые и жалостливые взгляды подруг, которые не сегодня-завтра сами окажутся на этой койке и сами же прекрасно это понимали?

Нет, Ольга Петровна только радовалась, что раннюю жизнь помнит куда лучше поздней.

Тяжёлые бабушкины ходики застряли в голове наглухо — солидные, внушительные, под красный мрамор, с белыми прожилками, с запахом пыли, скопившейся где-то внутри за десятки лет. А ведь самой Ольге Петровне было тогда — сколько? Во второй класс пошла? Или уже в третий? Детство, счастливая пора, где каждый день приносил что-то новое.

Деревенское солнце, падающее в окно с треснувшим уголком, у которого вечно копошился паучок. Бибиканье автобуса, что на счастье проезжал мимо их старенького дома. Портфель с протёртым дном, больше напоминавший саквояж. Мама, худощавая, подвижная — не в пример пухленькой Олечке, — что подгоняла не опаздывать, но притом и кушать не торопясь, и не видевшая в этом никаких противоречий.

Звонкий стук вилки, падающей на пол с одного и того же края — неловкая Олечка всегда выскакивала из-за стола прежде, чем успевала отложить вилку, и за её пухлыми щёчками оставалась ещё еда, которую она поспешно, почти не жуя, проглатывала, стремясь поспеть в школу. Без мяса, конечно, если только праздник не стоял. Но кто же ходит на праздники в школу?

Куда важнее было перед убеганием к автобусу посмотреть на мраморные часы. Хотя, конечно, то вовсе и не мрамор был, а так — пластмасса, и весьма дешёвая. Но до чего же не хотелось переосмысливать то волшебное время! Вот уже, смотри, и инсульт разбил, но детские воспоминания остались отлиты в камне, а взрослая жизнь сейчас как раз и кажется чем-то мгновенно промелькнувшим, как короткометражка на древней целлулоидной ленте.

Да, Ольга Петровна определённо радовалась своей жизни. Что вовремя расставила приоритеты. Что рожать решила не от первого мужа-алкоголика, а от второго — технолога. Смешно даже, что второй муж занимался пивоварением, а сам капли в рот не брал. Наверное, это и подкупило тогдашнюю, уже почти тридцатилетнюю Ольгу. Самоконтроль она ценила едва ли не превыше всего в людях.

Потому она после свадьбы не мешала ему заниматься своим делом. И не пилила, когда в стране начался раздрай, а завод закрыли. Тяжело, конечно, было. Страшно и непривычно. Непонятно, куда двигаться.

Но всё оказалось только к лучшему: спокойно пережили, не спеша наладили бизнес.

Наступило время шатких стандартов, рыночной конкуренции, отделов качества. Сотни конторок по контрафакту пива вскоре оказались задавлены крупными концернами, и в новом мире Ольге нашлось место. Пока муж занимался всякими договорами и патентами, Ольга взвалила на себя, помимо бремени материнства, еще и бухгалтерию мужа.

Глава 01.

Первое, что удалось увидеть, открыв глаза — очертания незнакомого потолка. Деревянного, кривого, пыльного.

Сказать, что Ольге Петровне стало страшно — значит не сказать ничего. Она и смирилась уже, что из больничной палаты только ногами вперед. Отгоняла эту мысль, как могла. А это что ещё такое? Неужто в морге очнулась, или, боже упаси, в гробу?

Она пошевелилась, и голова сразу заболела. Поморщилась, потёрла лоб — и уставилась на свои руки.

Морщин на них явно поубавилось. Даже не верилось, что это её руки. За подобный крем Тамара Игоревна отдала бы всю пенсию, да ещё бы и на диету села. А вот собственные ногти пробудили ото сна сразу. Слегка облупившиеся, со следами грязи и домашних работ. Сроду у неё таких ногтей не было.

— Я жива, — только и хотела сказать Ольга, но рот не слушался. Горло словно передавило, и наружу вырвался еле слышный писк. Ей удалось сжать руки в кулаки, чтобы не видеть собственных ногтей… или всё же чужих?

Она с трудом втянула воздух в лёгкие, и её почти пришибло запахами. Тут был полный комплект: деревенская вонь, пищевые отходы, и ещё какая-то ещё чертовщина. В этом сборном комплекте были и более приятные ноты: свежей моркови, лука, капусты. Прямо вот свежайшие овощи, с типичной земляной нотой, коих в столичных маркетах уже давно не встретить. Ещё где-то рядом, похоже, висели колбасы неизведанных сортов, которые наверняка никто из её знакомых не пробовал — нотки копченостей были сильны.

Ольга попробовала подняться, и спину прострелило. Только не как обычно, когда тело начинает ныть от всего подряд, иногда — от самого простого движения. Не было этого противного ощущения, пришедшего с годами, что надо встать, когда долго лежишь, и лечь, когда стоишь. Когда и так плохо, и эдак.

Наоборот, она себя чувствовала молодой синицей, случайно задевшей ветку в полете. Прилив сил охватил её, и Ольга поднялась — с трудом осознавая, что она не в своём теле.

Шагнула и едва снова не упала, запутавшись в собственных необъятных юбках. Кто же её разодел так? Неужто сама? Она поспешно отряхнулась и почувствовала себя кочерыжкой внутри листьев капусты. Ладони прошлись по ткани — явно простой, даже примитивной выделки. Всё лучше, чем ничего. Обе пятерни остановились на складках одёжек, плотно сжимая три слоя льна.

Странное было ощущение. Словно она в тёмной комнате трогает чужое молодое тело, теплое и упругое, но при этом — своё собственное. Движения рукам были явно привычны, а вот голова не понимала, что происходит, мир слегка двоился…

Тело просило довериться ему, и Ольга послушалась — прошлась ладонями по животу, обнаружив, что завязки юбок перехватывали рубашку из хлопка. Ну да, не дистрофичка, в теле девушка. Но сил столько, что при желании прокрутиться на носке сможет, изобразив фуэте. Хотя неуклюжие юбки явно при этом не взметнутся птичьим крылом — слишком тяжёлые ткани.

Своей шеи Ольга коснулась уже кончиками пальцев, стараясь не царапать её и помня о жутких ногтях. И от прикосновения к коже перехватило дух. Никакой знакомой, морщинистой и обвисшей вялой плоти, с которой прежде уже не справлялся никакой крем. Лишь шелковистая речная гладь.

Дрожащими руками Ольга потрогала лицо и посмотрела на ладони, словно ожидала увидеть на них отражение своего же облика. Зеркало! Ей срочно нужно зеркало!

На указательный палец между тем намотался локон — то ли рыжий, то ли каштановый. В полумраке и не разберёшь. Ольга потрогала голову и наткнулась на съехавший чепчик, совершенно машинально поправила его и замерла в замешательстве, хлопая глазами.

Почему-то именно чепчик и убедил её, что сейчас всё по-настоящему. Словно и не было никакой Ольги Петровны и ей просто долго снился очень странный сон длиной в шестьдесят три года. Только… Только вот память о прошлой жизни утверждала обратное. При новом теле прекрасно сохранились и воспоминания и опыт прошлых лет.

Зажмурилась, потерла глаза руками, потянула себя за уши… Похоже, не проколоты. Так и застыла в позе Чебурашки, глазея по сторонам.

Увиденный вокруг мир был до того отчётливым и ярким, что яростно вытеснял все мысли прошлом. Именно этот новый мир и стал теперь реальностью, затмевая память о больничной палате. И в новом мире, казалось, нет места никакой Ольге Петровне.

Значит, здесь у неё будет другое имя? Раз уж очнулась она молодой и в скромной деревенской лачуге, словно прямиком срисованной с картинки из старых сказок.

Из любопытства прошла немного по узкому коридорчику, оглядываясь и пытаясь понять, где находится. Места в доме было мало, но он казался уютным и интересным. Деревянный потолок над головой местами ощутимо просел, и в паре особо опасных мест кто-то наспех выставил подпорки — длинные, не слишком толстые стволы с обрубленными сучьями.

Всё вокруг заставлено банками, склянками, бутылками с тёмными жидкостями. В своей столичной квартире Ольга никогда бы не загромоздила жилище всяким барахлом. Особенно, когда человечество уже изобрело шкафы и тумбочки.

Здесь же все проходы частично преграждали развешанные тут и там верёвки, на которых болтались сушеные стручки гороха, связки перцев, пучки сухих трав и каких-то корнеплодов, которые, похоже, даже не вымыли, прежде чем повесить. Из-за этого было непонятно, где свекла, а где репа.

Дальняя каморка оказалась здешней кухней. Солидная печка занимала много места, стол достаточно широкий, чтобы можно было готовить, и на столе, горкой — куча мисок, сваленных без разбора на большие и маленькие. Казалось, тронь любую из них — и рассыплется вся конструкция.

Глава 02.

Гретка ушла, и Марта вздохнула с облегчением. Нечего шастать тут посторонним, в самом-то деле. Хотя это как посмотреть ещё. Марта подумала, что и сама тут в каком-то смысле тоже посторонняя. Еще совсем недавно при смерти лежала, а теперь вон — молодухой скачет.

На всякий случай Марта, подобрав юбки, засеменила к двери и аккуратно закрыла её на щеколду. Ей захотелось приникнуть к дверной щели и посмотреть сквозь неё, чтобы убедиться, что Гретка в самом деле ушла. Заодно и посмотреть, как выглядит мир снаружи.

Но Марта опасалась, что любопытная торговка яблоками запросто может наблюдать за ней с другой стороны. И не хотелось почувствовать себя героиней того анекдота, в котором две любопытные Варвары одновременно смотрят друг на друга сквозь замочную скважину. Поэтому она решила продолжить осмотр дома.

И, на первый взгляд, осматривать здесь было особо нечего. Обычный средневековый дом, как она себе их и представляла из дамских романов. Все их читали, да и она в прошлой жизни частенько баловала себя новой книжечкой в бумажной обложке. Всякие там попаданки, принцы, драконы и средневековые замки. А так же — крестьянские хижины с туалетом под кустом. Здесь, по крайней мере, туалетом не воняло. А так — дом как дом. Ни за что глаз вроде не цепляется. Непонятно, что именно тут считать необычным.

Марта чуть сморщила нос — к странным запахам будто привыкала уже, но нет-нет, да и ворвется новая необычная нота в этот букет. Конечно, дом наполнен естественными ароматами простой жизни, которые останутся, если из быта старательно удалить всю химию, искусственные красители и прочие атрибуты современности. А после поселить в этом месте небольшую семью — скажем, из мамы, дочки и, конечно же, отца.

Марта снова прошла на кухню. В замешательстве посмотрела на сваленные миски, раздумывая, не стоит ли их как следует перемыть. Водопроводом здесь, конечно же, не пахло. На это красноречиво намекали и два деревянных ведра, обитые ржавыми обручами, а ещё — небрежно прислоненное к стене коромысло. На тряпки же было попросту жалко глядеть. Таким была одна дорога — в мусорку. Ею, похоже, тут служила старая бадья, полная нечистот до середины, и, благо, закрытая крышкой.

Марта почесала нос в задумчивости. Нечего быть ханжой, с её-то солидным опытом прошлой жизни. Этот дом совсем не грязный, на самом-то деле, у него просто на виду находится всё то, что в мире 21 века старательно сокрыто за водопроводной системой, кафельной плиткой и ламинатом. Куда бы Марта ни попала — здешний мир, похоже, был просто более честен и открыт взору.

И она, новая Марта, обязательно сможет найти тут себе место, если окажется достаточно смелой для этого.

В углу, противоположном от кухни, нашлась солидная толстая дверь с ручкой посередине. Как-то совсем чужеродно она смотрелась. Будто её притащили из другого места, где эта дверь была входной. Потянув за деревянную круглую блямбу, служившую ручкой, Марта открыла дверь и поморщилась — ой, как противно-то петли скрипят! Похоже, это жилище раньше чинили, а потом у хозяев кончились монеты, и в ход пошло всякое барахло, натасканное извне. Вот, даже дверь приспособили, умельцы какие.

Но Марта поняла, что, скорее всего, сейчас она так думает о своих новых родителях, и немного устыдилась. Нечего было и надеяться, чтобы в этом мире существовали фотографии, так что маменьку и папеньку придётся ждать, дабы увидеть воочию. И нужно смириться с тем, что отныне она — их дочь.

Сама же комната, похоже, принадлежала именно матушке. Марта убедилась в этом, когда сунула голову внутрь. Огромная куча аккуратно сложенных тряпок, отрезов ткани, рулонов, узлов. Небрежно сколоченный стол, на котором располагались ткацкие принадлежности. Шкаф, да массивная кровать, с заботливо отделанным изголовьем.

Здесь было холодно. Наверняка эту комнату можно протопить, только если дверь открыть нараспашку, чтобы жар от кухонной печки сюда доходил. Марта прикрыла дверь и обнаружила, что это не так-то просто сделать. Ей пришлось навалиться всем телом, чтобы дверь поддалась. При этом ей всё же довелось поставить себе занозу на руку. Бормоча ругательства, Марта впилась зубами, кое-как вытащила занозу, выплюнула и продолжила осмотр в противоположном конце дома, то есть — всего лишь в паре шагов от лестницы.

Тут нашлась ещё одна дверь, поменьше. Она открывалась уже без проблем. Заглянув сюда, Марта сразу поняла, что это её собственная комната.

Здесь обнаружились старые игрушки — простые, даже примитивные, но явно дорогие сердцу той, бывшей хозяйки. Тряпичная кукла, потрепанная донельзя, сверкала цветными глазёнками-пуговицами, сидя на полочке в углу. Похоже, со своей хозяйкой она проспала не одну сотню ночей, оберегая её сон.

Марта взяла куклу бережно, осмотрела внимательно. Странное это было ощущение, держать чужую игрушку. Вроде совершенно незнакомая вещь, но в сердце что-то отзывается. Именно в этом, необычайно сильном, юном, смелом сердце, не тронутом инфарктом и переживаниями длинной и нелегкой жизни.

Девушка осторожно положила руку себе на грудь, послушала биение — ровное, размеренное. Прижала куклу к себе, закрыла глаза, словно надеялась всколыхнуть чужие воспоминания. Не получилось, ну и ладно. По крайней мере, их будет хранить кукла.

— Ты знаешь, кто я такая, — задумчиво сказала ей Марта. — Знаешь, но не говоришь. Вредина!

Кукла не отвечала, лишь продолжала молча смотреть. Марта почувствовала, как по щеке что-то катится, и смахнула слезу: всё же тяжело осознавать, что по воле каких-то неведомых сил ты заняла чужое место в этой жизни. Место молодой девушки, у которой были свои планы и желания…

Глава 03.

Поначалу у Марты заколотилось сердце. Она даже посмотрела снова на окошко, гадая, не стоит ли попробовать оттуда сбежать. Но понимала, что это так себе идея. Скорее, она просто свалится с крыши на руки этому самому Конраду. И тогда вопросов только прибавится.

Да что ж такое, раздосадовалась Марта. Не побыть тут даже пяти минут наедине! Ей так нужно время во всём разобраться!

Неизвестный Конрад за дверью терпеливо ждал. Не молотил, подобно Гретке, кулаками по двери. Видать, воспитанный. И за Марту явно переживает. В смысле, за прежнюю Марту. И куда это они бежать хотели?

От этой мысли Марта хлопнула себя по лбу. Ну конечно! Прежняя обладательница этого тела в спешке собирала мензурки из папиной комнаты, потому что собиралась с ними куда-то бежать. Потому и навернулась с лестницы. Спешка и непривычный багаж. Что ж, одной тайной меньше.

Только от этого озарения, понятное дело, гость не растворился в воздухе. Нужно спускаться и открывать дверь. Вдруг он что-то интересное скажет.

Выйдя из комнаты, Марта осторожно спустилась по лестнице. Дошла до входной двери и открыла ее.

И так и застыла на месте, глядя на не известного ей Конрада.

Это был юноша лет двадцати, высокий и весьма симпатичный. Правда, чересчур худой. Волосы примерно до плеч. Карие глаза блестят на лице, без малейших признаков бороды или хотя бы щетины. Нарядился Конрад, видимо, по здешней моде: слегка потёртый сюртук, болтающиеся штаны и острые туфли. Наверняка это был его костюм на каждый день. Похоже, монеты в его кошельке если и водились, то точно не весело звенели.

Словом типичный мальчик, который выжал всё из своих скудных запасов, чтобы пристойно выглядеть.

Так, стоп, подумала Марта. Какой еще мальчик? Понятно, что он истинной Ольге во внуки годится. Но он пришел к Марте, которая ему не безразлична. И это мягко сказано. Судя по нервным жестам и дыханию, юношу давно поразила стрела Амура.

— Я не опоздал? — спросил Конрад с лёгким испугом.

— Э-э-э... — только и протянула Марта, не зная, что сказать.

— Ты собралась? — повторил Конрад. — Готова бежать?

— Подожди! — произнесла Марта. И обернулась на лестницу, все ещё хранившую следы падения. — Зайди!

У неё была пара мгновений, чтобы решить, что же сказать внезапному гостю. А потом решила сказать правду. Не всю, конечно, а ту, которую юноша сможет воспринять. Он же влюблён. И, стало быть, всему готов поверить. Главное — не злоупотреблять этой возможностью. И вытянуть из него побольше про былую владелицу этого тела.

— Я упала, — призналась Марта. — Вот здесь, видишь? — Она показала на разбитое стекло, и Конрад судорожно вздохнул.

— Ты не поранилась? — спросил он испуганно. Марта растерялась. Ну что на такое ответить можно? Не разбивать же мальчику сердце.

— Ничего не помню! — сказала Марта, положив ладонь себе на чепчик. Она надеялась, что жест выглядит достаточно жалобным, чтобы Конрад не стал спрашивать подробностей. Было жутко неприятно вот так вот вести разговор. И Марта утешала себя, что просто старается смягчить краски.

— Изобретения герра Иоганна, — произнес Конрад, глядя на разбитые мензурки, и Марта даже удивилась. Похоже, в этом доме Конрад имел весьма тёплый прием. Раз уж даже такое ему известно…

— Разбились, значит, такова судьба, — продолжал Конрад. — Марта, побежали без них! Доберемся до егерей, а там я украду лошадь, и мы сбежим от пекаря...

— Сбежим! — пробормотала Марта, — от пекаря... Что?

Конрад схватил её за плечи, и Марта позволила себя встряхнуть.

— Ты ничего не помнишь? — спросил он. — В самом деле?

Марта лишь покачала головой. Затем закивала, чтоб для верности.

— Даже то, что ты сегодня работала в пекарне? — сказал Конрад, глядя с тревогой.

— А что я там наделать успела? — спросила Марта испуганно.

— Так я и сам только с твоих слов знаю, — недоуменно сказал Конрад. — Якобы ты там все булки испортила. А в пекарню герра Швайцера же вся улица ходит. В ратуше могут обвинить тебя в саботаже. Марта, ты в самом деле не помнишь? Ты же сама сказала, что бежать надо.

— Из-за того что испортила какие-то булки? — оторопела Марта. Конрад отпустил ее плечи. Похоже, паренёк сам начал подозревать, что у их грандиозного побега нарисовалась причина, мягко говоря, сомнительная.

— Надо срочно покинуть родной дом, ты так сказала, — произнес он, пожав плечами. — Чтобы гнев властей не перепал на матушку. Марта, здесь же всё ясно. Я понимаю, почему ты испугалась. Сама же знаешь — в городе грядёт голод. Хлеб сейчас дорого стоит. А новых долгов твоя семья не переживет — твоя матушка и ты. И, раз герра Иоганна уже схоронили...

— Схоронили? — пролепетала Марта. — Папочка умер?

Конрад заморгал и с жаром протер лицо руками. Его голова затряслась, и длинные волосы от этого стали выглядеть ещё нелепее.

— Да, похоже, ты и прям всё забыла, — сказал Конрад. — Но, ты хотя бы помнишь про меня? Про мою любовь…

Марта посмотрела в его глаза и почувствовала, как в сердце что-то колет. Что это — память тела? Любила ли прошлая Марта этого приятного юношу? Наверняка же он хороший человек.

Глава 04.

Грейзер… Марта даже улыбнулась от удовольствия. Однако, красивая у нее фамилия теперь, оказывается. Марта Грейзер… А что, звучит!

Пекарь тем временем все сильнее пучил глаза, трясся и багровел с каждой секундой. Видимо, он много чего хотел высказать Марте, только слов подобрать не мог. Марта даже заподозрила, что это вовсе не пекарь никакой, а хозяин лавки. А хлеб пекла наверняка она сама. Возможно, даже в одиночку.

Марта даже посмотрела на свои руки. Ну да, такими только тесто и месить. Уж точно не красила ногти местным матронам.

Герр Швайцер тем временем повернулся — хотя на крыльце это ему давалось с трудом, — и крикнул куда-то вглубь лавки:

— Эрих, а ну живо сюда! И метлу прихвати!

Марта с Конрадом переглянулись. Чего это он хочет? Заставить её крыльцо подметать? Ладно, подметёт, если накосячила. Никаких же проблем нет.

Из пекарни на крыльцо пулей выскочил паренёк, которого, в самом деле, можно было даже принять за мальчишку. Он был замызган донельзя. И выглядел лет на тринадцать, не больше. С собой он тащил метлу — длиннее, чем собственный рост.

Пекарь с раздражением вырвал метлу из рук Эриха — и замахнулся ею на Марту.

От испуга Марта отступила, но Конрад шагнул вперёд и перехватил метлу хозяина в воздухе. Затем, почти без труда, вырвал её из толстых рук пекаря.

— Пожалуйста, герр Швайцер, полегче, — сказал он, бледнея. — Этим вы не поможете. Только хуже будет.

Утратив орудие убеждения, пекарь, казалось, немного остыл. Он посмотрел на Марту, скривившись в лице, не зная, что с ней теперь делать.

— Выплачивать будешь теперь! — пригрозил он, помахав для убедительности кулаком в воздухе. — Долго будешь! Жить будешь здесь, чтобы успела расплатиться, пока мор не нагрянет! Потому что если не выплатишь всё до последнего медика — мне придётся пожаловаться на тебя в ратушу.

— Герр Швайцер, — пролепетала Марта, — да что я такое сделала?

— Что сделала?! — проревел пекарь. — Ты издеваешься надо мной, девчонка?

— Герр Швайцер, прошу, — обратился Конрад, опираясь на метлу. — Давайте всё решим по правде. Если Марта провинилась, то мы с ней вместе придумаем, как это исправить. Но позвольте нам оценить весь размер ущерба, что вам причинили. Пожалуйста.

И он вернул метлу, с которой мальчишка сразу же юркнул обратно в пекарню.

Герр Швайцер вздохнул, сунул большие пальцы толстых рук себе за пояс.

— Да дело не только в булках, — пробурчал он. — Фру Катарина должна сегодня прийти. Если она почувствует этот запах — пойдут расспросы.

Марта потёрла лоб. Новой информации уже было слишком много, чтобы она могла понять, что вообще происходит. Следовало перехватывать инициативу.

— Герр Швайцер, — сказала она как можно вежливее. — Позвольте, мы с Конрадом всё сами проверим. Да, я сглупила, признаю. Но мой друг умён и находчив, как вы сами в этом убедились. Может быть, он что-то придумает.

Ещё раз вздохнув — уже скорее печально, чем злобно, — хозяин молча показал рукой на вход.

Подобрав юбки, Марта осторожно направилась по крыльцу в пекарню.

Странное было ощущение, подобное тому, что она испытывала в доме. Механическая память подсказывала, какой высот ступеньки, сколько их… Как будто телу эти движения привычны. Хотя она сама, конечно же, в упор не помнила, что была здесь раньше.

Оказавшись внутри, Марта практически сразу поняла, что тут случилось.

Пекарня, действительно, оказалась роскошной. Не будучи сильно просторной внутри, она была заставлена полками, на которых разместились самые разные хлебобулочные изделия. Пирожки, с кислой капустой, непонятным мясом или вовсе без ничего. Перемазанные застывшим маслом рулеты. Больше всего здесь было, конечно, простых булок. Сдобных и постных, ровных и треснутых, и даже лопнувших. Твёрдая корочка на них расходилась, выпуская наружу нежную, словно вата, светлую мякушку. Так и хотелось отщипнуть от неё и почувствовать вкус хлеба во рту.

Только вряд ли бы это получилось, потому что большая часть хлеба здесь явно была остатками нераспроданного со вчерашнего дня. Вот свежих, именно что сегодняшних булок — было крайне мало. Именно они Марте и понравились — и как раз их трогать было нельзя.

И ещё в помещении стоял неприятный горький запах. Он был не то что противным, а скорее раздражающим, будто где-то рядом, на кухне, где пеклись пирожки, кто-то изрядно набедокурил.

Похоже ли, что Конрад был прав? Она в самом деле испортила тесто, и из-за этого весь сыр-бор?

Марта поискала на полу следы разгрома, но ничего подобного не было. Если прежняя хозяйка этого тела в самом деле накосячила с выпечкой, то случилось это именно в процессе приготовления. Значит, надо пройти на кухню и там всё узнать.

Конрад смотрел на неё с любопытством. Его глаза так и сверкали немыми вопросами. Ничего не отвечая, Марта вернула ему тот же взгляд, ещё и плечами слегка пожала — мол, сама не понимаю.

Прошла мимо него на кухню, ожидая увидеть бардак. Но здесь вкусняшек оказалось ещё больше. На полках в несколько рядов без разбора валялись куличи, кренделя, всякие плоские, неровные лепешки, которые здесь наверняка служили тарелками. Видимо, в её отсутствие Швайцер и Эрих спешно пытались напечь новых булок — и не везде у них это получилось хорошо.

Глава 05.

Марта продолжала стоять как вкопанная, держа в руке бутылочку. И смотрела на мальчишку, хлопая глазами. Ещё раз поднесла к носу горлышко, вдохнула. На второй раз запах пивных дрожжей был уже более различим. Часть их оставалась на дне. Забавная пузырящаяся масса, подобно осевшему облачку, весело переливающемуся на свету. Наверняка дрожжи были чем-то разведены.

Марта закрыла крышку, словно боялась выпустить джинна очередных воспоминаний.

— Так вот что было в тесте, — вымолвила она.

— У тебя было только это, — снова пожал плечами Эрих.

Марта оглянулась на улицу, словно ожидала ответов у славного города Бунна. Деревья склонялись над мощёной дорогой. По дороге перекатывались листья, разгоняемые ветром. На обочине сидел кот, и он методично почёсывал лапой за ухом.

Похоже, пекарня находилась в богатом районе. Наверняка сюда захаживали состоятельные люди. Или хотя бы присылали слуг за свежими булками. Да, работать в этой пекарне для прежней Марты было большей честью. Но испортить тесто нарочно, да ещё и таким странным способом?

Рядом послышалось тихое кашляние Конрада. Парень снова оказался рядом. И Марта могла только гадать, как долго он здесь стоит за спиной, не подавая виду.

— Теперь все поняла? — спросила Конрад.

— Почти, — ответила Марта, пряча бутылочку с остатками дрожжей в карман на юбке. И совсем некстати задумалась, откуда вообще у неё карманы. Да ещё и боковые. Нет чтобы пришить спереди — широкий, по типу фартука. Нет, непременно боковые надо.

Присмотревшись к своей одежде, Марта поняла, что и здесь её ожидали сюрпризы. Карманов на её юбке мало того, что нашлось целых три, так еще они все были совершенно незаметны снаружи. Можно сказать, скрытные. Не исключено, что прежняя хозяйка тела нарочно так сделала. Но зачем? Неужто она была воровкой?

Вряд ли. Зато легко верилось, что ранней Марте очень было нужно расхаживать по городу со всякими вещами, о которых никому знать не полагалось. Вот, и бутылочку в пекарню пронесла…

Да уж, таинственная была барышня.

Кот на дороге перестал чесаться и, потянувшись, побрёл прочь в кусты, спасаясь от летящей над камнями пыли. Приближалась повозка. Или даже скорее целая карета.

— О, едут, — возбуждённо сказал Эрих. — Прячься!

Он потёр ладони друг от друга и скрылся за углом пекарни.

А из здания выскочил герр Швайцер, который выпученными глазами уставился на приближающуюся карету.

— Я пропал, — только и простонал он. — Фру Катарина... Раньше времени приехать изволили!

— Это она? — повернулась Марта. Её сердце начало стучать. Ну всё, сейчас понадобится дать объяснения. Если бы только они у неё были!

Карета остановилась возле пекарни. Она была небольшой, но очень милой. Если она и не была сделана из тыквы, то, как минимум, из очень милого кабачка.

Тройка вороных лошадей остановилась у крыльца. Сверху спрыгнул возница. Он был одет по всей форме: сверкающие коричневой ваксой сапоги, узкие штаны, заправленные в них. Камзол с блестящими пуговицами и высокая шапка — почти цилиндр, если бы не слишком широкие поля, очевидно, защищавшие глаза от солнца. Он даже не посмотрел ни на Марту, ни на булочника. Вместо этого щелкнул каблуком и распахнул дверь кареты.

Наружу самостоятельно вышла красивая женщина в очень элегантном платье. Да ещё и каком необычном платье, как для поездок по городу! Свободное блио, бирюзовыми волнами стелящееся вдоль тела и целиком скрывавшее туфли. И, похоже, местная знать не особо приветствовала тугие корсеты. Либо не считала нужным таскать их при поездке в булочную.

При виде такого платья Марта поняла, что она всё ещё ничего не знает о новом мире, в котором оказалась. Пусть он в целом и был ей знаком по старым книгам, фильмам и картинам. Но нужно было держать ухо востро и постоянно помнить: тут может оказаться в новинку вообще всё.

— Фру Катарина, — склонился в поклоне булочник.

— Герр Швайцер, у меня мало времени, — прошелестела гостья приятным голосом, тем не менее не терпящем возражений. — Вы приготовили, что я велела?

Булочник стиснул зубы в мучительной попытке дать подходящий ответ, как Марта решила вмешаться, сама не понимая, что ею движет:

— Фру Катарина, — пронесла она, пытаясь неуклюже сделать книксен. — Простите меня, я должна была испечь ваши булочки, но они оказались неудачными. Такое бывает. Они вышли настолько неудачными, что я приняла решение отказаться от выпечки. Нельзя же подать вашей светлости плохой товар.

Булочник выпученными глазами уставился на Марту, явно не ожидая от нее таких слов. Конрад словно окаменел, но и по нему чувствовалось, что он готов вмешаться в разговор, как только почувствует шанс разрядить обстановку.

А фру Катарина не произнесла ни слова, лишь пристально смотрела на Марту. Нельзя было даже понять, видит ли она её впервые.

— Все мы знаем репутацию пекарни герра Швайцера, — продолжала Марта, нисколько не краснея. — Такие знатные фру, как вы, Катарина, и другие господа, заслуживают тоже самого лучшего. Ведь лучше не делать ничего, чем делать плохо, разве не так?

— Прошу прощения, герр Швайцер, — вымолвила фру Катарина, поворачиваясь к булочнику. — Это же ваша новая работница, так? Я помню её. Но вот имя...

Глава 06.

Когда карета скрылась из виду, никто не произносил ни слова, пока не улеглась последняя пыль. И только когда кот вернулся на место у дороги и начал лениво кататься по мостовой, — Марта нарушила молчание.

— Мне пора, — сказала она.

— Ты куда опять собралась? — спросил Швайцер, снова сжимая кулаки. В отсутствие местного бомонда, похоже, он ничего и никого не боялся. Но Марта понимала, что здесь и сейчас ей находиться совершенно не хочется. Булочник будет ей скорее мешать, чем помогать.

— Я поищу недостающие специи, — сказала Марта.

— Как ты собралась найти их до заката? И ты же не думаешь, что я буду тебя ждать тебя тут всю ночь?

— А вы оставьте Эриху ключи, — как ни в чём не бывало предложил Конрад.

Эрих, который до этого стоял рядом и грыз лакомство на палочке, хитро подмигнул Конраду.

Марта взяла Конрада за локоть и потянула к дороге.

— Пошли, проводи меня домой, — сказала она и не договорила. Сейчас признается, что боится заблудиться, как всё ещё плохо знает город. Это добавит Конраду лишних вопросов.

Лишь бы Конрад не вообразил себе не весь чего. Например, что Марте приятно с ним ходить. При этой мысли Марта почувствовала легкий укол вины. Странно, но ей в самом деле было приятно гулять с этим милым парнем. Но это была та правда, о которой лучше помалкивать. У неё и так проблем хватало выше крыши, чтобы еще выяснять отношения с друзьями.

— Конрад, — обратилась она, обходя кота, который вовсе не собирался уступать им дорогу. — Скажи, пожалуйста...

— Да, Марта?

— В нашем городе пиво делают?

— Что делают? — Конрад чуть повернул голову.

— Пиво, — повторила Марта отчётливо.

Судя по вытянутому лицу Конрада, про пиво он слышал впервые.

— Это такой тип булок? — спросил он.

— Не совсем, — сказала Марта и осеклась. Как передать, что пиво — это не просто хмельной напиток, а иногда вовсе не хмельной, а иногда и вообще не напиток, а вполне себе замена хлеба, хотя бы потому что неплохо консервируется… Главное, на солнце не держать. Ну и там влажность, освещение...

Пожалуй, непросто будет объяснить Конраду, что такое пиво.

— А это ты видел когда-нибудь? — Марта вытащила из кармана пузырек дрожжей. — На, понюхай, крышку можно не открывать.

Конрад взял бутылочку, поднес к носу, принюхался, в замешательстве покачал головой.

— Ясно, — Марта забрала у него бутылку и снова спрятала. — Совсем запах не знаком?

— Я не знаю, что это, — признался Конрад, и по нему было видно, что он говорил честно. — Откуда это у тебя?

— Из комнаты папы, — ответила Марта.

Она не знала, что к этому добавить, вот и не стала ничего добавлять.

Возле дома Марта отпустила локоть Конрада. Снова посмотрела на сгоревшие руины на заднем дворе. Как же много тайн хранит это место! История ее семьи. Её история. И так хочется во всём разобраться. И, как всегда, в этой жизни ни на что не хватает времени.

— Спасибо, что проводил, — сказала Марта. — Думаю, теперь я запомню дорогу.

— Я тревожусь за тебя, — вымолвил Конрад. — Что, если ты опять все забудешь?

Марте хотелось рассмеяться, но она сдержалась. Смех мог стать слишком уж невесёлым.

И она заверила:

— Всё со мной будет в порядке, Конрад. Спасибо тебе. Мне, наверное, стоит прилечь. Я подумаю, как быть.

— Хорошо, — сказал Конрад. — Мне сегодня еще надо зайти в академию… Увидимся, Марта.

— Да, Конрад, конечно, увидимся.

Парень ушел, а Марта зашла домой и прикрыла за собой дверь. Интересно, здесь дома вообще снаружи не закрываются? Ничего похожего на ключ Марта при себе не нашла.

Конечно, стоит основательно перетряхнуть собственную одежду. Мало ли какие ещё карманы найдутся, и что там в них положено. Да и в принципе бы не помешало весь дом вверх дном перевернуть.

Марта и в самом деле хотела спать. Но азарт исследователя был выше. Она посмотрела через свет на бутылочку.

— Пивные дрожжи, — задумчиво пронесла она. — В городе, в котором никто про пиво даже не слышал.

Марта собиралась метнуться на второй этаж и снова перелопатить сверху донизу отцовскую комнату. Но на этот раз одумалась. И предпочла сначала прибрать, наконец, злосчастную лестницу, а то по ней ходить невозможно.

В кухне нашлись метла и деревянный совок. Как только Марта основательно подмелась на лестнице, то долго не понимала, что делать с осколками стекла. Здесь оно наверняка в переработку уходить должно. Может, отнести стеклодувам? Вдруг отсыпят за эти осколки пару монет?

Ладно, ещё успеется. Марта ссыпала мусор с осколками в отдельную корзину, подняв облачко пыли. Вытерла руки краями полотенца, предварительно сполоснув их в бадье.

Как много всего тут в новинку! Надо найти, где воду брать. Бесплатно ли это? Есть ли очередь? А ведь скоро с рынка должна вернуться встревоженная матушка, которую Марта никогда не видела. И снова пойдут расспросы.

Глава 07.

Мама.

У Марты затряслись руки, когда она поняла, кого сейчас увидит. Пусть это и будет совершенно неизвестная ей женщина. Для неё встреча с Мартой станет встречей с родной дочерью.

В момент все заботы улетели на задний план, где и потерялись. Марта еще раз бросила взгляд в зеркало, лежавшее на столе, словно напоминая себе, кто она теперь.

— Я здесь! — воскликнула Марта, выбегая из комнаты. Она буквально заставила себя выкрикнуть, потому что из груди наружу рвались слова, которые нельзя было сдержать.

У порога стояла уставшая за день женщина, ростом чуть повыше Марты, и старше лет на двадцать. В остальном — почти точная копия! Разве что одежда гораздо проще и грязнее. Но то была скопившаяся уличная пыль.

А эти глаза, смотрящие с материнской любовью! Марта поняла, что женщина перед ней настолько же старше самой Марты, насколько моложе Ольги Петровны.

Господи, как же так, пронеслось в голове у Марты, ей же лет совсем немного, как моей Леночке… Да и хорошо если в самом деле есть. Руки рабочие — всё здоровье в детях да в труде оставила...

Истинная хозяйка дома смотрела на Марту с волнением. Затем глянула на лестницу и снова на Марту.

— Не будь я Бертилда Грейзер, — произнесла она. — Ты прекрасно выглядишь, дочка. Иди ко мне.

Всхлипывая, Марта побежала к ней в объятия, чуть не падая в обморок от гаммы чувств — от слез до смеха. Женщина, которой в прошлой жизни сама годилась бы ей в дочки, сейчас обнимала ее по-матерински.

* * *

Ужин приготовили быстро.

На кухне весело кипел чайник, поставленный прямо на угли внутри плиты. Собственно, плита представляла собой широкую жаровню. С углем в городе Бунне, похоже, всё было хорошо, и позволить себе его могли все.

Одна из многочисленных связок колбас нашла место на сковородке. В ход пошли и морковка с луком, вкус и запах которых ничуть не уступали знакомому аромату. Рядом с чайником на углях поместилась средних размеров сковородка, с высокими стенками и без ручки. На ней шкворчала каша.

На стол легли две миски для еды с металлическими ложками. Как и везде, посуда красноречиво говорила о том, что на постоянной основе в этом доме кушают два человека. Две женщины. Марта бы поняла, что именно две женщины, даже если бы это был во всех смыслах чужой дом.

— Гретка меня напугала, — говорила Бертилда, вовсю загребая ложкой кашу. — Что ты упала и головой ударилась.

— Всё хорошо, мама, — заверила Марта. Она надеялась, что перемены в её поведении и речи спишут на падение. Тем более что в какой-то степени это была истинная правда.

— Точно ничего не болит? — спрашивало Бертилда. — Может, позвать лекаря?

— Всё хорошо, матушка, — произносила в ответ Марта, каждый раз изумляясь, с какой лёгкостью она произносит это прекраснейшее из слов. Очень необычное было ощущение. Она ведь в самом деле нашла настоящую, живую женщину, которая отныне станет ей матерью. И даже не придётся для этого притворяться. В свою очередь, о Бертилде можно будет в глубине души заботиться, как о родной дочке.

Весь этот сумасшедший день Марта провела, занимаясь семейными секретами, и при этом упустила из виду единственного живого члена в своей новой семье. Самого дорогого. Она даже не знала имени мамы. Всю дорогу та была для неё кем-то вроде пустого места, а сейчас они вместе едят кашу, и кажется, что кроме этой тесной кухоньки никакого другого мира и не существует.

— Как прошёл твой день? — спросила Марта, снова думая о том, что хлеба из пекарни всё же надо было утащить домой.

— Как всегда, — пожала плечами Бертилда. — Нашу колбаску хорошо покупают. Если вместо монет предлагают соль — я беру. Надо же на зиму засолить будет всякого разного. Зато вот Гретка совсем ничего не продала.

— Почему это? — удивилась Марта. — Никто уже не покупает яблоки?

— Герр Райнер поднял цены на яблоки, что растут на королевских землях за городом, — говорила Бертилда. — Но ты знаешь этих королевских лесничих… Никогда не понять, исполняют ли они волю короля, или сами придумывают, что яблоки вырастают в цене.

— Всё равно странно, — думала вслух Марта. — Ведь если дикие яблоки стоит дороже, то те, которые внутри города, получается, становятся дешевле. И тогда их захотят купить поскорее.

— Да кто же позволит продавать дешевле королевских? — усмехнулась Бертилда, добавляя в кашу какого-то варенья, отдававшего терпким сливовым запахом. — Пока Гретка задёшево продавала — у неё, конечно, яблоки разлетались быстро. А продавать дешевле, чем это делает королевский лесничий — нельзя. Вот Гретка и была вынуждена тоже цены поднять. Сбыла три несчастных яблока за весь день. Совсем жалко девчонку, а помочь нечем.

«Два яблока», — подумала про себя Марта. Гретка одно подарила ей, получается, а она его затоптала, как обычное, привычное яблоко. А ведь здесь это всё гораздо дороже. Марта совсем не знала, что здесь доступно, а что нет. Наверное, в этом мире вообще нет дешёвой еды. И это еще мор не наступил. Про который, кстати, пора бы хоть что-то узнать конкретное.

— Думаешь, мор скоро придёт? — спросила Марта как бы невзначай. Она продолжала ковырять ложкой в миске, ловя остатки каши.

Глава 08.

Утро следующего дня было одним из тех, которые герр Швайцер запомнил надолго. Ему пришлось испытать сильнейшее потрясение, когда, не спеша притопав к своей родной пекарне, он уже приготовился достать ключи, которые обычно таскал на поясе. Посвистывая, толстый булочник, который в талии мог бы посоперничать с самым сдобным пончиком, привычно хлопнул рукой по поясу — и поймал лишь собственные необъятные жировые складки.

Мгновением позже герр Швайцер осознал, что ключей нет. В недоумении обернулся в сторону квартала, где был его дом, полагая, что забыл ключи там, и сейчас они где-то лежат на столе, заваленные костями от завтрака. Затем он озадаченно уставился на дверь пекарни и увидел, что замок открыт. Осознав, что к нему, скорее всего, ночью забрались воры, герр Швайцер почувствовал, как у него дрожат коленки.

Следующее потрясение было даже сильнее первого, потому что из-под открытой двери изнутри пекарни доносился прямо-таки сносящий с ног аромат свежей выпечки. До того сочной, что сравнить такую можно было разве что с самой первой булкой в его жизни, которую он съел еще в более молодые годы и понял, что, во-первых, это очень вкусно, а во-вторых, на этом можно делать хорошие деньги. Ведь никто не станет спорить, что ничто на свете не сравнится с самым первым в жизни по-настоящему вкусным пирожком.

Затем в маленькую голову огромного хозяина пришла, наконец, запоздалая мысль, что это очень странные воры. Ведь кто будет в здравом уме вместо того, чтобы стащить дрожжи со специями и сбежать поскорее, вместо этого останется внутри, разожжёт огонь, замесит тесто и начнет выпекать булки.

Поэтому герр Швайцер громко кашлянул и решительно толкнул дверь, заходя внутрь.

Путь ему сразу же преградил мальчишка, Эрих.

— Здравствуйте, герр Швайцер! — сказал он, улыбаясь во весь рот и показывая отсутствующие зубы. — А мы тут без вас начали работать! Пожалуйста, сударь, вспомните это, когда придет время заплатить нам за работу.

— Нам? Кому это нам? — проревел Швайцер.

Из кухни показался знакомый чепец, в следом — и роскошная шевелюра Марты Грейзер.

— Пожалуйста, герр Швайцер, прикройте дверь, раз уж вошли! — крикнула она. — Аромат уходит, а он мне нужен, чтобы понять, сколько надо пудры. Заходите, попробуйте. У меня здесь много теста на пробу выделено.

Ничего не понимая, булочник прошёл на кухню. Дверь он, впрочем, закрыть забыл, но Эрих сообразил сделать это за него. Наклонившись, чтобы не удариться лбом о верхнюю перегородку, Швайцер зашел на кухню и остолбенел, пораженный прямо-таки божественными ароматами, казалось, атаковавшими его со всех сторон. Он уже понял, что Марта печет булки для фру Катарины, а судя по запахам, она таки раздобыла хорошие специи и добавки.

Профессиональный интерес побудил Швайцера напрячь ноздри, чтобы понять, за счет чего негодная девчонка собирается исправлять вчера страшную ошибку. Но понял, что проще признать поражение, чем понять хотя бы половину ингредиентов.

Корица — это просто, конечно же, как и гвоздика. Но что ещё за запах здесь витал — он понять не мог. И ведь не спросишь! Чувство гордости мешало ему признать перед подчиненной свое тугоумие.

Зато глаза всё еще были при нём, и Швайцер, обойдя Марту, уставился на аппетитно выглядевшие, разложенные на деревянных досочках изделия. Какие-то были уже готовы какие-то — нет. Швайцер очень не приветствовал, когда сырое тесто лежит рядом с уже горячими, пышущими с пылу жару готовыми пирожками. Но, очевидно, в одиночку Марта предпочла просто не тратить время. А вспомогательных рук Эриха не хватало.

Сейчас как раз Марта месила тесто, бодро, энергично взбивая его десятью пальцами. Знакомый запах пекарских дрожжей из потайного холодильника в стене наводил на мысль, что хотя бы сейчас ситуация под контролем.

Конечно, наглая девчонка взяла мешочек без спроса. Но, с другой стороны, речь идёт и о его, Швайцера, репутации. Так что на это булочник решил закрыть глаза.

А вот что мальчишка украл у него ключ, чтобы начать рабочий день пораньше — совсем уж недопустимо! Но за это всегда можно будет побить его метлой позже. Хотя, с другой стороны, если это сделать, то ни Эрих, ни Марта больше никогда по доброй воле не выйдут на работу пораньше. Так что всегда можно будет подождать и благоразумно подумать, стоит ли кого-то здесь доказывать.

А между тем лежащие перед Швайцером булочки представляли собой какие-то совсем уж вычурные и диковинные изделия. В них он мог только отчасти опознать знакомые кренделя, рулеты. Например, ему никогда не удавалось настолько уплотнить творожную начинку, чтобы она оставалась мягкой и сочной внутри, но при этом держала форму. А девчонка Грейзер каким-то чудом умудрилась это сделать.

И если бы это был всего лишь один пример! Здесь были пироги, похожие на цветы — распустившиеся тюльпаны, или нежные розы, которые казалось рассыпятся, стоит их коснуться. Герр Швайцер всё же решил рискнуть — и оторвал лепесток одной из розочек, с одобрением обнаружив, что она сочна и преломляется у основания. Принюхался к лепестку из теста. Положил на язык. Это было бы неописуемо вкусно. Именно что неописуемо, потому что раньше Швайцер совершенно точно таких пирожных не ел.

— Марта, что это? — спросил он.

— Это ваниль, — бодро ответила Марта. Она сбила тесто в задорный шарик и перевернула его, шмякнув о столешницу. Поднялось облачко пыли. — Вам нравится, герр Швайцер?

Глава 09.

Ровно к четырем часам дня Марта стояла у окованных ворот, выкрашенных синей краской, с тремя пиками наверху. Ворота преграждали вход во двор каменного дома. Марта ожидала увидеть здесь замок, но это был просто большой каменный дом, покрытый зеленью, взбиравшейся по серым стенам до самой крыши из красной черепицы.

Ворота были заперты. Ждали Марту или нет, но ей здесь никто не открыл. Марта надула щеки и выдохнула в легкой обиде. Не перелезать же через забор, в самом-то деле. И уколоться можно, и юбки свои жалко. К тому же Марта обеими руками держала широкий деревянный поднос, наполненный горячими булками. Сверху они были накрыты полотенцами, чтобы сохранить тепло, а герр Швайцер даже снабдил поднос хитроумной подставкой. Две металлические пластины с горячими углями, обшитые тканью. Собственное изобретение, чтобы держать поднос подогретым, а вместе с ним и выпечку, но при том не обжигаться самому.

— Что нам теперь делать, фройляйн Марта? — испуганно спросила Гретка, стоящая рядом со своей корзинкой, полной яблок. — Зря вы меня сюда взяли!

— Ну, ты показала мне дорогу, — напомнила Марта, следя за окнами дома — вдруг там покажется движение… Но там лишь изящно колыхались пресловутые занавески Катарины.

— Как же мы попадем сюда, — не унималась Гретка. — Да и кто нас с вами вообще сюда пустит, фройляйн Марта? Вас, может быть и да, а меня...

— Слушай, Гретка, — обратилась к ней Марта. — Сделай одолжение, не называй меня больше фройляйн. Теперь я просто Марта.

Торговка яблоками даже покраснела. И Марта заметила, до чего классно на ней смотрится шапочка, изображающая колокольчик.

— Хорошо, Марта, — произнесла Гретка. — Из уважения к вам и к фру Бертилде, я сделаю, как вы хотите...

— Тихо, — цыкнула Марта, завидев знакомое лицо по ту сторону забора. — Эй, эй! Мы здесь. Вы нас видите?

Это был уже знакомый Марте возница, который управлял каретой Катарины. Завидев Марту и Гретку, он в замешательстве поправил камзол, но всё же решительно направился к воротам.

— Пустите нас, — попросила Марта. — Вы нас помните? Вы помните меня? Вчера фру Катарина распорядилась, чтобы я пришла в четыре часа.

Возница еле заметно кивнул и, громыхая замком, сказал:

— Вы не там стоите. Главные ворота с другой стороны.

— Так чего нам через главные-то проходить? — как ни в чём не бывало выпуталась Марта, первая заходя через раскрытые перед ней двери. — Там же знатные господа проходят. А мы лишь еду доставляем.

Возница в замешательстве посмотрел на Гретку, видимо, осознавая, что торговку яблоками никто не приглашал.

— Просили только вас, — сказал он Марте, и его губы непроизвольно содрогнулись. Видимо, он ощутил-таки запах ароматной выпечки, струящийся из-под полотенец.

— Думаете, на пиру помешают яблоки? — спросила Марта. — Или, может быть, вам не нужны две лишние служанки? Нам ведь не нужно платить за это. А мы с вами знаем, что на приёме дополнительная прислуга всегда пригодится.

Расчёт Марты оправдался. Вряд ли Катарина была какой-то уж прям герцогиней. И она не могла держать большего штата, кроме тех её слуг, которые у неё всё же были. На пиру маленькому двору всегда приходится несладко.

— Но я неуполномочен... — только произнес возница, как Марта, тут же безошибочно распознав, что перед ней не простой кучер, а как минимум личный ассистент фру Катарины, тут же добавила:

— Я исполняю поручение короля. И об этом фру Катарина тоже вчера упомянула в вашем присутствии. Уважаемый сударь, я продолжаю дело своего отца, раз уж его не стало. С уважением к его памяти, позвольте нам пройти.

Возница махнул рукой, и Марта с Греткой, придерживая драгоценные булки с яблоками, оказались на территории двора.

— Марта, — шепнула Гретка испуганно, — что мне с этими яблоками делать?

— Таскаться, — ответила Марта, уверенным шагом двигаясь со своими булками к черному ходу в дом. — Вот сегодня и продашь сразу все. Да и к тому же… За повышение цен на фрукты отвечает господин королевский лесничий. Он будет здесь, на приёме. Твой шанс поговорить с ним об этом.

Гретка больше не стала спорить, хотя от перспективы поговорить с лесничим Райнером явно пришла в ужас.

Народу в доме всё же оказалось больше, чем думала Марта. Если она уже правильно понимала, кто как одевается в этом городе, то, получается, мимо них пробежали минимум четыре кухарки. Также здесь были две служанки в серых сорочках, ниспадающих до пят, и пожилой дворецкий, за которым следовал молодой помощник, тоже в камзоле. Судя по волосам до плеч и неуловимому уму в глазах, молодой человек, подобно Конраду, наверняка тоже ходил в академию.

Запах говорил Марте больше, чем глаза. Пир, похоже, уже давно начался. Потому что с верхних этажей на кухню сносили подносы, полные объедков, и, наоборот, доставляли наверх горячее мясо. Зато глаза сразу подсказали Марте, что какого-то важного атрибута здесь определенно не хватало.

— Скажи-ка Гретка, — спросила Марта, — а из твоих яблок кто-нибудь сидр делает?

— Что? — с недоумением переспросила Гретка.

— Настойка на перебродивших яблоках, — терпеливо объяснила Марта. — Здесь у вас вообще есть спирт? Или самогон?

Глава 10.

Здесь было человек десять. Все как на подбор — явно отборнейшая знать города. Богатых и влиятельных людей Марта могла бы определить безошибочно — в любой цивилизации и в любое время. Сама имела с ними дело полжизни, в бытность Ольгой.

Зал оказался роскошно уставлен. Здесь были две высокие статуи, изображающие непонятно кого. На стенах висели гобелены. И один из них, не меньше трех метров в ширину, изображал город Бунн сверху. Возможно, рисовали с одной из возвышающихся рядом улиц.

Марта не боялась, что на неё все тут же уставятся. Никто никогда не обращает внимания на прислугу, пока она не откроет рот. Однако стоило ей поставить на стол поднос и убрать полотенце, как разговоры прекратились. Комнату заполнил аромат ванили, мускатного ореха, мёда и цукатов с изюмом.

— Судари, — поклонилась Марта. — Лучшие пироги от пекарни герра Швайцера.

— Швайцер, — пробормотал один из гостей, хватая с подноса кекс. — Старый хрыч… Он что, ещё не разорился?

— Процветает, — ответила Марта.

Двое других гостей тут же уставились на нее. Марта могла их понять. Не каждый день прислуга разговаривает. Тем более отвечает, когда её не спрашивали. А если спрашивали, то риторически.

Следом вошла фру Катарина, едва ли не пихая перед собой сопротивляющуюся Гретку. Видимо, хозяйка дома тоже решила, что яблоки лишними не бывают. Особенно когда цены скачут на них непредсказуемо.

Половина гостей между тем, крайне впечатлённые ароматом булок, в упор разглядывали вошедших девушек. Жирный Леммель, успевший пройти на место, поднялся со своего кресла и громогласно произнес:

— Марта Грейзер? Неужто глаза меня не обманывают? И это дочка моего покойного друга Иоганна?

Марта выдержала этот взгляд, полный любопытства. Пусть она впервые видела Леммеля, но понимала: этот человек точно не мог быть другом её отца.

— Точно, Иоганн Грейзер, — живо произнес мужчина лет тридцати пяти. Он несколько отличался от гостей. Хотя бы потому, что выглядел более живым и каким-то приближенным к земле, что ли. Пусть и одет был явно не проще других. Расшитый серебром кафтан, переливающийся изумрудными листьями. Из-за пазухи наполовину торчала снятая шапка-колпак. — Да, верно, Иоганн. Герр Леммель! А это случайно не ваш конкурент? Как-никак, в городе не так много было аптекарей.

Заметив, что Гретка отошла к стене по привычке, Марта решила к ней присоединиться. Вот как, значит. Леммель — аптекарь, как и отец?

— Герр Райнер, вы, как всегда, отличаетесь превосходной памятью, — недовольно буркнул Леммель. Он потянулся за булками и схватил самое крупное пирожное.

Марте было неприятно смотреть, как этот человек ест её выпечку. И особенно пытается без причины скрывать похвалу. Хотя ему, конечно, еда явно понравилась.

— Хм, неплохое лакомство, — наконец сказал он. Затем вытащил кармана смокинга что-то похожее на смесь очков с ножницами. Водрузил приспособление на переносицу и осмотрел пирожное.

— Да, похоже, что Швайцер может удивить, — сказал он, и Марта ощутила укол несправедливости. — Чувствую здесь мускатный орех... И ещё мак… Герр Райнер, разве маковые поля не под охраной Короны?

— Совершенно верно, — кивнул королевский лесничий. — Я лично подписываю разрешение на ввоз мака в Бунн. Если не ошибаюсь, имя Йоганна Грейзера было в списках. Он имел право получить мак. Только я не понимаю, как он мог оказаться в булках Швайцера.

— Позвольте мне ответить на этот вопрос, сударь, — подала голос Марта, чуть подпрыгнув, чтобы её заметили. — Я работаю у герра Швайцера в пекарне. Это я пекла эти булки.

Теперь на неё уставились все, кто был в комнате. Гости даже перестали жевать.

— Дитя, ты сама сделала эти прекрасные лакомства? — произнес пожилой человек, одетый явно как священник.

— Это не имеет значения, пастор Бусс, — снова произнес Леммель, продолжая разглядывать надкусанные пирожные. — Забудьте про мак. Здесь есть куча всего, что я не разберу. Думаю, не смысла спрашивать, как называются эти добавки. И я не думаю, что Марта сама могла их сделать.

— Фройляйн Марта, — испуганно поправила Гретка.

Леммель посмотрел на неё, как на пустое место, и его пальцы подозрительно задрожали, отчего пирожное в них задергалось.

— Какая разница, куда уходят ингредиенты, выданные Иоганну Грейзеру? — подал голос градоправитель Клаус. — Его с нами больше нет, а реагенты для опытов он получал законно. Даже если его талантливая дочка решила использовать оставшиеся от любимого отца припасы, чтобы не продать их, а приготовить нам эти лакомства — то это, без сомнения, поступок достойной гражданки славного города Бунна. Вы согласны, друзья?

Послышалось одобрительное урчание. Гости кушали пирожные. Уж больно всем понравились лакомства.

Фру Катарина, уже сидя на месте главы дома, попеременно ела и пирожок Марты, и Греткино яблоко. Почему-то именно ведь яблоко залило сердце Марты радостным теплом. В этом мире, похоже, пробиваться в бизнес нужно теми же способами, что и в любом другом — и Гретке тоже выпал шанс.

— Непонятно, на что вы можете жаловаться, герр Леммель, — продолжал Райнер, королевский лесничий, по всей видимости, управлявший вообще всеми окрестностями Бунна. — Если у герра Грейзера и были успехи на пути к открытию эликсира жизни, то они, в эти сомнения, похоронены вместе с ним. Пользуясь случаем, приношу вам свои соболезнования, фройляйн.