Тайна дважды убитой. Следак Её Величества 1

Глава 1. Тайна следствия

— Разночинец! — кричал властный голос. — Разночинец, ко мне!

У двери кабинета стоял высокий и статный мужчина. Идеально белый костюм, трость с серебряным набалдашником. Выглаженная рубашка. Запонки с драгоценными камнями. Невзирая на запрет, он курил тонкую сигарету, аккуратно стряхивая пепел на пол.

Центральное отделение не знало такой наглости! Дубовый пол ежедневно полировали щётками: начальник был помешан на чистоте.

— Честь имею, — ответил Иванов, не вставая со своего кресла. — Чем обязан?

— Подойдите ближе, разночинец, да возьмите мою шляпу! — потребовал визитёр и притопнул ножкой в дорогой кожаной обуви.

Иванов отодвинулся. Встал. Поправил свой шёлковый галстук, проверил геральдику на кителе. Всё на месте. Личной приёмной у него не было, однако же, визитёры не могли прийти сюда иначе, как по его вызову. Охрана сообщала ему обо всех посетителях и не допускала нежелательных персон. Звонка от дежурного не поступало. Почему?

— Прошу прощения, — произнёс Иванов, глядя на холёного аристократа. — Однако же, произошла ошибка. На допрос я вас не вызывал. Личного приема не веду-с.

— Да как вы смеете! — вскричал мужчина. — Допрос, ещё чего?! Подойдите ко мне, немедленно! Обязан ли я вот так распинаться, а? Шляпа, шляпа. Шля-па. Бери шляпу, псина.

Фёдор с трудом подавил гнев, который закипал в его душе. Он уже видел, как вырывает трость и разбивает аристократический нос на холеной морде холуя. Водит наглеца лицом по полу, собирая пепел, будто пылесосом. Но! Иванов был профессионалом.

К его службе предъявлялись чрезвычайные требования! Вежливость. Выдержка. Сдержанность. Царица не уставала повторять с голубого экрана о том, что государственные служащие — лицо Империи. А потому полицейские должны быть предупредительными и спокойными.

«Последую Её завету», — подумал Иванов. Следователь подошёл ближе, чтобы рассмотреть наглеца. Ничем не примечательный, самый обыкновенный потомственный лентяй. С каким-нибудь высоким званием и должностью. Сладострастные губы. Холёные ручки. На пальцах — модный нынче среди мужчин бесцветный маникюр. Аккуратная татуировка на внешней стороне левой кисти. Потомственный аристократ, уверенный в своей исключительности.

— Ну, берите же шляпу, псина! — не унимался мужчина. — Почто я сам должен себя обслуживать? Я пришёл по важному делу!

Иванов картинно поклонился, принял головной убор и медленно вернулся к своему столу. Тот был расположен прямо у окна. Открыл пластиковый стеклопакет — большая роскошь по тем временам. И швырнул на улицу шляпу, как олимпийский атлет — метательный диск. Головной убор улетел далеко, к оживлённой магистрали, что прошла сквозь сердце Центрального округа.

— Готово, — улыбнулся он и показал на кресло для допрашиваемого. — Ну, присаживайтесь. Чем обязан?

— Да как вы смеете! — вскричал визитёр и принялся топтать ногами, будто ребёнок. — Я — посланник её Величества! У меня чрезвычайные полномочия!

— Чудно, — кивнул Фёдор, встал и приложил руку к сердцу, обратившись к портрету Екатерины Третьей. — Передайте Императрице мои пожелания доброго здравия. Многие лета.

— Неслыханно! — не унимался визитёр. — Какая грубость! Какая бестактность!

Дорогой мужчина в роскошной одежде никак не мог успокоиться. Топал ножками. Орал, что его шляпа стоит дороже, нежели следователь по особо важным делам и поручениям. Что за такой проступок его надлежит разжаловать и сослать на каторгу. Что превосходство аристократии — основа стабильности общества. Иванов молчал.

На крики в кабинет прибежал начальник — полковник Цискаридзе. Некогда подтянутый и поджарый, к своим сорока пяти годам он изрядно набрал вес. Полицейский руководил крупнейшим участком в самом сердце Москвы. И, по слухам, имел доход, никак не соответствующий его заработной плате.

Однако же, императорская семья благоволила Цискаридзе. Учтивый, вежливый, но что ещё важнее — исполнительный. Начальник, способный претворить в жизнь любое поручение. А ещё он неведомым образом мог определить, что где-то страдает аристократ, и тут же примчаться.

— Граф Галунов! — воскликнул Цискаридзе и всплеснул руками. — Какая огромная честь! Отчего же не зашли ко мне, а бросились сюда? Я ожидал вас.

— Только что ваш подчинённый… — произнёс граф, поджав губки. — Швырнул мою шляпу в окно. Можете себе представить?

— От лица всего Её Величества полицейского отделения Центрального округа приношу извинения за бестактность, — отчеканил полковник.

— Двадцать плетей! — потребовал граф и надул губки ещё сильнее. Ещё чуть-чуть и взлетел был, подобно дирижаблю. Внешне аристократ успокоился, но душа его теперь требовала сатисфакции.

Следователь посмотрел на гостя с недоумением и даже с презрением. Мало того, что врывается в его кабинет. Ведёт себя так, будто вся полицейская служба Её Величества должна исполнять его прихоти.

Обзывает псом. Так ещё и требует всыпать плетей! Отдаёт приказы полковнику, что руководит столь крупным участком. Куда только катится Империя?

— Увы и ах, — всплеснул руками высокопоставленный полицейский, — Фёдор Иванов — потомственный аристократ из рода Ивановых.

— Того самого?! — удивился визитер.

— Того самого, — кивнул Генрих. — Таковым, как известно, телесные наказания запрещены.

— Ах вот как? — улыбнулся Галунов. Его гнев внезапно сменился милостью. — Дворянин? Иванов? Неужели тот самый! Тогда инцидент исчерпан. Надеюсь, мы втроём увидим в случившемся лишь забавную шутку, анекдот. Я сам виноват в этом досадном казусе. Представляете, обозвал господина Иванова разночинцем!

И тут же захохотал. Так же подобострастно засмеялся Цискаридзе. Он даже хлопнул себя по тучному боку. Вот мол, какая шутка получилась! Умора. Фёдор оставался серьёзным. Его разум последние недели занимало только одно дело. И эта парочка отвлекала от расследования, которое никак не могло сдвинуться с мёртвой точки.

— Прошу и у вас прощения за свою грубость, — произнёс следователь после паузы. — Мне не стоило отправлять Ваш головной убор в полёт по всей Центральной улице.

Глава 2. Хорошеет Москва

Иванов тем временем вернулся к работе. Да уж, смерть в результате аварии наступала нередко. Так устроен человек! Создание хрупкое, довольно хилое, если разобраться. Особенно — девушка. Юная девушка. Вместе с заключением судебного хирурга ему прислали фотоснимки погибшей. Жить и жить ещё, что тут скажешь? На вид — ребёнок, лишь год назад получила свой первый паспорт. Требовалось перекурить.

Фёдор достал перламутровую пепельницу, поставил её на дубовый подоконник. Открыл своё дорогостоящее окно из ПВХ. В кабинет тут же влетели звуки Центральной улицы. Москва, конечно, не столица, однако — город безразмерный. Никогда не дремлет. Никогда не останавливается. За это Иванов и любил её.

— Миллениум! — звонким голоском кричал мальчик, продавец газет. — Императорские учёные были шокированы, когда…

— Чем же они были шокированы? — любопытно спросил мужчина в красивом костюме. — Ну, не томи!

Мальчик его внимательно оглядел. Благородный. Аристократ. Такой — точно не огреет.

— Своим открытием, господин, — тоненьким голоском произнёс мальчик. — Двугривенник за новый номер — и всё сами узнаете. Заодно и способ восстановления суставов за счёт соды.

— Соды? — удивился горожанин.

— Так учёные говорят, — пожал плечами мальчишка. — Говорят и пишут.

— Интересно. Держи, без сдачи, — ответил мужчина, подавая газетчику пятьдесят копеек.

Наблюдая за этой сценой из окна своего, Иванов лишь улыбался. Да уж, эти продавцы жёлтой прессы с каждым годом всё изворотливее. Детей нанимают. Тут срабатывает стереотип: ребёнок не может врать. Нужно будет взять на вооружение. Быть может, пригодится во время какого-нибудь допроса.

— Ну-ка, сюда подойди, — крикнул Фёдор. — Бодрее.

Кабинет Иванова располагался на первом этаже. Однако же, это был высокий первый этаж. В таком расположении было очевидное удобство. При желании, Фёдор мог в любой момент выйти в окно. Безопасно для своего здоровья. Раньше его донимал шум улицы, но благодаря новым стеклопакетам это досадное недоразумение осталось в прошлом.

— Слушаю, высокоблагородие, — произнёс мальчик.

— Молодец, — ответил следователь, выпуская клубы дыма. — Ты сам чьих будешь?

— Петька я, сирота, — сказал газетчик. — Живу на попечении дядюшки Серафима.

— В школу ходишь? — спросил Иванов и поморщился от того, как быстро его беседа превратилась в допрос.

— Так точно, высокоблагородие, — ответил газетчик. — По вечерам. Днём вот газеты продаю.

— Говоришь ты красиво, мальчик, — похвалил его следователь. — Кто учит?

— Дядя Борис, что из редакции, — сказал Петька. — Он каждый день со мной занимается.

Зубы свело, словно от боли. Иванов закашлялся. Гляди ты, и тут Борис Липов! Его заклятый приятель. Разночинец и несостоявшийся офицер. Человек, который благодаря газетам и телевиденью сколотил состояние. И глядишь ты, не брезгует мальчиком. Занимается им. Вон, как язык подвесил.

— На, лови, — Фёдор бросил двугривенник, и мальчишка его проворно поймал. — Только номер мне не надо. Ты скажи, что о Пропавшей пишут.

Малыш понял его с полуслова:

— О Сбитой и Пропавшей? — уточнил он. — Говорят, пала жертвой ритуала. Так, де, в нашу Империю вызвали демона. Чтобы бросить вызов Её Величеству. Колдуны голову подняли! Мало их жгли, ой, мало!

— А колдунов уже нашли? — повторил вопрос следователь. — Только если между нами.

— Ой, дядя, — понизив голос, произнёс газетчик. — Если правду желаете знать, так никто и не ведает, где тело и колдуны. Дело тёмное и запутанное! Так сам дядя Борис говорит.

— Ясно, — ответил Фёдор. — А про Миллениум что там, в твоей газетке?

— Учёные говорят, что ровно в двухтысячном году электронные хронометры работать перестанут! — голос Петьки был заговорщическим. — Надобно к механическим возвращаться.

— Всё понял, — произнёс Иванов и потушил сигарету. — Ну, будь здоров, Петька.

— И вы хворым не будьте, благородный дяденька.

Закрытое окно тут же отрезало все звуки улицы. Визит графа Галунова не предвещал ничего хорошего. Одно дело, когда ты — благородный муж, для души работаешь следователем. Фёдор всегда тешил себя мыслью, что он может уйти в любой момент. Помахать рукой. Вернуться в родовое имение и заниматься тем, чем, к примеру, развлекает себя его брат. Охота, балы, мемуары. Боулинг, бильярд.

Но теперь — дело другое. Теперь нельзя в грязь лицом ударить. Как ни крути, Императрица. Окружила она себя, конечно, отборными друзьями. Такие удушат — глазом не успеешь моргнуть. И всё же, за два месяца следствия он должен был признать: дело зашло в тупик.

Подозреваемого — нет. Машины — нет. Хуже того! Даже тело умершей пропало… Конечно, напрямую к делу это не относится, но всё же. Следователь Иванов думал о том, как здорово было бы весь город видеокамерами заставить. Чтобы они писали всю обстановку круглосуточно. Как просто было бы дела расследовать!

Увы, видеокамеры были громоздкими, а ещё — требовали кассет для записи. Их надлежало менять каждые три часа. Новейшая разработка японских учёных позволяла использовать вместо кассет с лентой массивные жестяные диски. На них запись велась беспрерывно и десять, и двадцать часов. Но и здесь были недостатки.

Увы, диски сильно грелись. Установить их можно разве что возле городской бани, дабы теплу не пропадать. В России все довольствовались кассетами. Вся знать обзавелась камерами и записывала на них важнейшие события своей жизни. Свадьбы, крещение, юбилеи и похороны. Конечно, грешно не использовать камеры для сыска.

Но где же хранить такой массив данных? Кто будет менять кассеты? Как и покойный батюшка, Фёдор Иванов мечтал переустроить мир. Лишь усилием воли следователь заставил себя вернуться к работе. Итак, что у него есть. Протокол осмотра. Заключение хирурга. А ещё — несколько свидетелей, которые противоречили сами себе.

Ни одной зацепки.

Иванов дал самому себе ровно двенадцать часов на то, чтобы раскрыть это дело традиционным путём. Если нет — пришлось бы опять прибегнуть к услугам потусторонних сил. К её услугам.