Графство Норт-Йоркшир славилось своей суровой, меланхоличной красотой. Бескрайние вересковые пустоши, окрашенные осенью в багрянец и охру, упирались в свинцовую линию Северного моря. Дороги здесь были узкими, петляющими между древних низких стен из темного камня, а погода всегда была изменчивой и капризной. Туман мог налететь с моря за считанные минуты, превращая знакомый пейзаж в размытое, беззвучное полотно.
Именно здесь, в самой глуши, в месте, которое на старых картах обозначалось как «Вейлхарт-Сог» (Болото Вейлхарт), и стояло поместье. Это место было окружено чащей векового леса, куда даже дневной свет пробивался с трудом. Его черные остроконечные шпили пронзали низкое хмурое небо, а фасад, некогда ослепительно-белый, почернел от времени, влаги и людских грехов. История этого поместья очень богата, что о нём уже много лет ходят легенды. Местные обходили это место за версту, шепчась, что даже птицы не поют в радиусе мили от его каменной ограды.
Изначальный род Вейлхарт пресекся столетие назад при трагических и загадочных обстоятельствах.
Последним владельцем был сэр Элайджа Вейлхарт (1820-1861), проживающий там со своей юной супругой леди Изабель (1842-1861). Местные рассказывали, что не смотря на такую большую разницу в характерах, жили они весьма дружно, что очень сильно удивляло окружающих. Элайджа делал все, чтобы Изабель чувствовала себя любимой и значимой. Покупал ей дорогие подарки, подготавливал самые роскошные вещи, просил слуг выращивать яркие цветы вокруг поместья, чтобы радовать её глаз. Только с ней Элайджа был мягок и нежен.
В 1861 году стены поместья Вейлхарт в одночасье содрогнулись. Ночью со стороны поместья доносились звуки, от которых стыла кровь в венах: душераздирающие крики, звон разбивающегося стекла и безумно-красивая мелодия вальса, которую наигрывала шарманка в бальном зале.
Наутро слуги, осмелившиеся войти внутрь, нашли леди Изабель на парадной лестнице. Она была мертва, ее шею с изящного изгиба перил обвивала бархатная петля. На ее лице застыл не крик ужаса, а безмерная печаль. Сэра Элайджу нашли в его рабочем кабинете, сидящем в собственном кресле. Его глаза были широко открыты, а рот застыл в беззвучном вопле. Врачи констатировали разрыв сердца, но старый дворецкий, первый нашедший тело, клялся, что на мгновение увидел в зрачках хозяина отражавшееся нечто, не имевшее формы.
Поместье заколотили, но покой оно не обрело. С тех пор вот уже более ста лет по графству Норт-Йоркшир ходит легенда, что недалеко от болота Вейлхарт стоит поместье, в коридорах и залах которого бродит дух Плачущей Изабель.
Ее полупрозрачная фигура в белом ночном одеянии медленно скользит по коридорам, а ее тихие, душераздирающие рыдания разносятся по всему дому. Иногда ее видят в окнах бального зала, где она танцует одна под тихие, давно умершие звуки оркестра, а на ее шее всегда лежит тень той бархатной петли.
Существует еще одна легенда. Говорят, что в годовщину той роковой ночи в кабинете, где было найдено тело хозяина дома, можно увидеть силуэт Элайджи, сидящего в том самом кресле. А рядом с ним клубится неразличимая тень. И кажется, что они ведут немой, вечный диалог.
Поместье Вейлхарт идеально передаёт настроение поместья, где копились поколениями несчастья, холодность, разбитые сердца и невысказанные страдания семьи. Те, кто знает его историю, понимают его истинную, мрачную суть. Оно не просто населено неупокоенными душами. Оно живое и голодное. Оно ждет новых жильцов, которые осмелятся нарушить его мрачный покой. Двери его всегда приоткрыты, будто в немом приглашении: «Войди, если осмелишься, войди же в пристанище скорби».
Ранним утром на тихой улочке раздался оглушительный грохот, за которым последовал треск разбитого стекла. Прохожие, спешащие на работу, лишь вздохнули и покачали головами, бросая понимающие взгляды на аккуратный дом семьи Вандерли. Они уже привыкли. Для них это был просто ещё один день, а для Эмили Вандерли очередной виток её бурной, непредсказуемой жизни.
Эмили была местной достопримечательностью. Чудаковатая, но бесконечно обаятельная девушка, чей ум постоянно генерировал идеи. Идеи, о которых не задумается ни один «нормальный» человек. Соседи давно перестали удивляться её выходкам, приписав их эксцентричности богатой наследницы. Сама же Эмили никогда не тратила время на оправдания. Как можно объяснить то, что и сама не всегда могла понять и объяснить? Ею двигал жгучий, всепоглощающий интерес, требующий немедленного воплощения.
Эмили Вандерли была рождена в состоятельной семье. Её отец, Крис, владел крупнейшим торговым центром города, а мать, Кайла, управляла популярнейшим салоном красоты. Родители лелеяли надежду, что дочь, как и они, сможет продолжить династию и погрузиться в сферу бизнеса, но всем их ожиданиям не суждено было сбыться. С самого детства Эмили развивалась не по годам и шла наперекор ожиданиям родителей. Пока другие девочки играли в куклы, она с упоением смотрела «Скуби-Ду», зачитывала до дыр Агату Кристи, ставила сомнительные эксперименты и опыты, а также все время лезла не в свое дело в поисках приключений на пятую точку. Её главным героем был Шерлок Холмс — эталон логики и безупречного ума, к которому она стремилась всей душой.
Именно поэтому, когда Эмили повзрослела, у её родителей не осталось никаких сомнений насчёт её будущего. Мечты о корпоративных династиях тихо угасли, уступив место гордой резигнации. Было ясно как день: их дочь, с её острым умом и неукротимой жаждой справедливости, не могла пойти иным путём. Эмили решила стать частным детективом.
К своим двадцати четырём годам Эмили успела раскрыть десятки дел — от банальных соседских склок до дел о кражах. Но настоящим испытанием для неё стало дело о похищении ребёнка, которое она блестяще раскрыла, найдя мальчика похищенного отцом-иностранцем всего за трое суток. Этот успех принёс ей не только известность, но и уверенность в своём призвании.
Несмотря на свою репутацию «белой вороны», девушка была частой и желанной гостьей на светских мероприятиях. И не только из-за имени семьи. Она притягивала взгляды своей яркой, запоминающейся внешностью: длинные волнистые пепельно-каштановые волосы, большие выразительные карие глаза, окружённые густыми ресницами, и пухлые губы нежного пыльно-розового оттенка, которые растягивались в ослепительной улыбке, открывая очаровательные ямочки на щеках. Она мастерски подчёркивала свою природную красоту лёгким, почти невесомым макияжем.
Её фигура сочетает в себе идеальный баланс утончённой женственности и спортивной подтянутости: изящные плечи, тонкая талия, округлые бёдра и длинные ноги.
Стиль Эмили в одежде был таким же изменчивым, как и её настроение: когда она была весела, на ней появлялась яркая одежда или очаровательные платья. Когда её распирало от злости, её образ состоял из джинс или кожаных штанов, потрёпанных футболок и тяжёлых ботинок. В моменты грусти она куталась в оверсайз свитера или толсовки. Но была одна неизменная деталь, её личный талисман: чёрная кожаная сумка через плечо, в которой всегда находился стратегический запас на все случаи жизни — баллончик с перцем, складной нож, записная книжка, планшет и телефон.
Пока Эмили, затаив дыхание, вглядывалась в дрожащую глубину зеркала, пытаясь поймать едва уловимое искажение на грани реальности, дверь в комнату бесшумно приоткрылась.
— Мисс Эмили? — голос горничной прозвучал как выстрел в гробовой тишине.
От неожиданности Эмили подскочила, задев рукой стоявшее перед ней большое зеркало и оно с грохотом упало на пол. Стекло, секунду назад бывшее порталом в иное измерение, теперь лежало на полу осколками.
Горничная замерла на пороге, медленно осматривая комнату, её взгляд скользнул по блэкаут-шторам, наглухо отсекшим солнечный мир, благодаря которым спальня утонула в густой, бархатной тьме, нарушаемой лишь мягким свечением солевой лампы. Его призрачный свет дробился в гранях кристаллов и, видимо, должен был ложиться бликами на только что разбившееся огромное зеркало. Затем удивлённый взгляд упёрся в одинокую фигуру Эмили.
— Мисс... — её голос дрогнул от изумления, а брови медленно поползли вверх, к идеальной линии пробора. — Что вы придумали на этот раз?
Эмили, отходя от испуга, старалась перевести дыхание. Она была похожа на учёного, застигнутого на месте преступления против здравого смысла. Всклокоченные волосы торчали в разные стороны, под глазами залегали фиолетовые тени бессонной ночи, а пижама была измята так, будто до этого её носил бездомный бродяга.
— Решила проверить одну гипотезу. Я подумала, что длительное созерцание собственного отражения в большом зеркале при особых условиях может вызвать измененное состояние сознания и открыть доступ к глубинным слоям психики — «Зеркальному сознанию». Хотела зафиксировать момент «отщепления» образа себя от собственного «Я», — махнув рукой, указала на место, где должно было стоять зеркало. — Но, видимо, не суждено.
Горничная, миссис Дейзи, лишь безнадежно покачала головой. Объяснение Эмили пролетело мимо её ушей, оставив после себя лишь лёгкий звон и полную неразбериху. Сделав вид, что всё поняла (давняя привычка выживания в этом доме), она молча протянула конверт.
— В почтовом ящике лежало. Адресовано вам, мисс Эмили.
Машина Эмили, старая, но надежная «Toyota Corolla», с трудом пробивалась через утренний туман Лондона. Она уже мысленно была не здесь. Постепенно бетонные джунгли сменились аккуратными пригородными домиками, а те, в свою очередь, уступили место бескрайним, продуваемым всеми ветрами вересковым пустошам Йоркшира. Асфальт сменился щебенкой, а затем и обычной грунтовой дорогой, на которой то и дело попадались глубокие ямы, заставляющие подвеску скрипеть от натуги.
Дорога нырнула в чащу древнего, угрюмого леса. Ветви вековых дубов и сосен сплелись так плотно, что образовали над дорогой подобие туннеля, поглотившего дневной свет. Воздух стал влажным и холодным, заставив Эмили включить печку. В стеклах автомобиля отражалось лишь мрачное буйство зелени, и ей начало казаться, что она движется не вперед, а все глубже проваливается в прошлое.
Лес неожиданно расступился, открыв вид на бескрайние, покрытые рыжей осокой болота — Вейлхарт-Сог. Туман, белый и плотный, как молоко, стлался по земле, скрывая края дороги. Казалось, будто мир обрывался прямо за обочиной. Машина двигалась теперь почти на ощупь. Временами из тумана возникали одинокие, скрюченные деревья.
Раздался настойчивый звонок, разорвав гнетущую тишину в салоне. Эмили вздрогнула и посмотрела на телефон. На экране светилось имя «Фреди».
Фред был её другом со школьной скамьи. Высокий, утончённый брюнет с глазами цвета тёмного шоколада и насмешливым, чуть надменным изгибом бровей. Его природное обаяние было таким же ярким и контрастным, как и он сам. Он мог отпустить дурашливую шутку, а в следующую секунду, не меняя выражения лица, вставить точное и глубокое замечание о квантовой физике. Эта способность мгновенно переключаться с лёгкой шутки на ледяную серьёзность часто ставила людей в тупик, заставляя недоумённо моргать.
При первом знакомстве он казался несерьёзным повесой, этаким баловнем судьбы, но стоило ему заговорить по делу, как первое впечатление разбивалось вдребезги, обнажая острый, как бритва, ум и невероятную творческую жилку. Именно этот интеллектуальный вызов, эта игра, в которой нельзя было предугадать его следующего хода, всегда необъяснимо притягивала к нему Эмили.
Их странная дружба, наполненная совместными расследованиями и бесконечными спорами, со стороны всегда выглядела как нечто большее. Многие считали их идеальной, хотя и странной, парой. Из-за этой незримой, но прочной связи, которую все видели, Эмили всегда было сложно заводить новые знакомства. Все остальные мужчины казались на его фоне пресными и неинтересными. Об этом она, конечно же, никогда ему не говорила.
Уголок её рта непроизвольно дрогнул в тёплой, почти невольной улыбке, стоило ей увидеть его имя на экране. Она провела пальцем по стеклу, принимая вызов, прижав трубку к уху.
— Алло?
— Эм, я тут забегал к тебе, — раздался голос. — Но твоя миссис Дейзи встретила меня такой мрачной миной, будто я принес ей дурные вести. Сказала, ты собрала вещи и куда-то умчалась, оставив после себя, цитата: «поле битвы с осколками зеркала». Только не говори мне, что ты наконец-то собрала ракету в гараже и улетела на ней в космос.
Эмили фыркнула, глядя на уходящую в туман дорогу.
— Что? Нет, конечно. Не поверишь, но у меня появилось новое дело. Срочное. Я получила письмо от одной семьи. Они умоляют о помощи.
— Ого! — в голосе Фреди появился интерес. — И куда, интересно, тебя занесло на этот раз?
— В Норт-Йоркшир. Глухомань редкостная. Еду к какому-то поместью около болот. Название у болот мрачное — Вейлхарт-Сог. Я почти на месте.
Как будто в подтверждение её слов, из тумана появилась полустертая временем и непогодой деревянная табличка. Надпись «Поместье Вейлхарт» едва читалась, будто кто-то пытался стереть саму память об этом месте.
— Поместье Вейлхарт? — голос Фреди внезапно стал серьезным, почти настороженным.
— Оно самое, Фред, — подтвердила Эмили, стараясь сохранять беззаботность.
В трубке тут же послышались быстрые, яростные удары по клавиатуре. Эмили знала эту привычку. Фреди уже вцепился в свой ноутбук, его пальцы летали по клавишам, выуживая из глубин сети любую зацепку. Он был её личным хакером и исследователем, незаменимым помощником во всех странных делах.
— Хм... — его голос прозвучал снова, и в нем явственно читалась тревога. — А ты вообще в курсе, что это за место?
— Не совсем. Если честно, единственное, что я успела сделать, это вбить координаты в навигатор. А что такое? Нашел что-то?
— Да тут не то что «что-то»! — почти выкрикнул Фреди. — Интернет просто кишит историями об этом дурдоме! Эм, там в 1861 году нашли двух мертвецов! Женщину, которая повесилась на лестнице, и какого-то лорда с остановкой сердца в его же кабинете. Местные шепчутся, что их души до сих пор болтаются в тех стенах и совсем не собираются уходить.
— Да, в письме, которое написала Сара Хоуп, дочь семейства, было что-то о неупокоенных душах. О какой-то Плачущей Изабель и Тёмном джентльмене.
— И ты вот так просто собрала вещи и поехала? Эм, я не думаю, что это хорошая идея! — голос Фреди сорвался на высокие ноты. — Это же не обычное дело с подозрительным соседом.
— Фред, прекрати, — Эмили закатила глаза, хотя он этого видеть не мог. — Неужели ты, технарь до кончиков пальцев, веришь в сказки о привидениях?
Эмили окинула взглядом мрачный фасад поместья и уверенно направилась к массивным, покрытым ржавчиной воротам. Её рука уже тянулась к щеколде, когда из-за ствола векового дуба вышел мужчина внушительного телосложения в поношенной форме частного охранника.
— Стойте! Частная собственность. Убирайтесь отсюда, пока целы, — возник низкий, хриплый голос.
— Здравствуйте, — вежливо, но твёрдо начала Эмили, не отступая ни на шаг. — Я Эмили Вандерли. Мне написала письмо и лично пригласила в поместье Сара Хоуп.
— Сара? — охранник фыркнул, и его лицо исказилось гримасой раздражения. — Опять эти её потусторонние бредни? Её здесь нет. И вам тут не место.
— Я не уйду, пока не увижу Сару и не поговорю с ней лично, — парировала Эмили, в её голосе зазвучали стальные нотки. — Поймите, я здесь, чтобы помочь.
— Лучший способ помочь — это развернуться и убраться отсюда подальше, — он сделал угрожающий шаг вперёд. — Я охраняю поместье Вейлхарт по прямому приказу миссис Вивьен Хоуп. Никого не впускать. Особенно любопытных девиц, которым дела нет до собственной шкуры. Вам проблемы на свою голову нужны? Проваливайте.
Эмили уже собралась с достойным ответом, но внезапно позади громилы-охранника, на ступенях парадного входа, возникла лёгкая, почти воздушная фигура.
— Колтон, что ты делаешь? Что это за недостойный спектакль? — раздался мягкий, но твёрдый женский голос.
За ним стояла молодая девушка, лет двадцати пяти. Её ослепительно-белые волосы, цвета первого зимнего снега, были небрежно собраны в пучок, из которого выбивались тонкие пряди бледное, утончённое лицо. На ней было простое сиреневое платье из лёгкой ткани ниже колен, и казалось, она явилась не из мрачного поместья, а со страниц старой романтической гравюры.
— Это же мисс Эмили Вандерли! Я сама пригласила её к нам в дом как дорогую гостью, — её слова висели в воздухе, чёткие и ясные. Она грациозно спустилась по ступеням, подошла к Эмили и осторожно, но решительно взяла её под руку, словно ограждая от грубой реальности в лице охранника. — Пойдёмте, прошу вас, не обращайте на него внимания.
И уже через плечо, бросив ледяной взгляд на смущённого Колтона, она добавила:
—А вы, пожалуйста, поучитесь наконец манерам. И доложите моей матери, что её гостья прибыла.
Двор поместья Вейлхарт не просто требовал ремонта. Он выглядел как место, где время остановилось, сдавленное тисками какого-то невыразимого горя. Когда Сара повела Эмили по гравийной дорожке, та утопала в грязи и зарастала сорной травой.
Воздух был влажным и тяжёлым, пахнущим прелой листвой и влажной землёй. Их окружал заброшенный парк. Когда-то ухоженные клумбы превратились в дикие заросли, где розы, одичав, сплелись с колючим репейником и крапивой в единую, неприступную стену. Мраморные статуи, то ли нимф, то ли ангелов, стояли среди буйной растительности, их лица были обезображены лишайником и чёрными подтёками, а отсутствующие конечности придавали им вид изувеченных стражников.
А за их спинами, почти полностью скрытая колючими ветвями разросшейся живой изгороди, угадывалась низкая каменная ограда. Присмотревшись, Эмили с неприятным замиранием сердца разглядела заросшие плющом и мхом прямоугольные плиты. Они стояли неровными рядами, будто зубы гигантского искривлённого черепа, проглядывающего сквозь землю. Это были надгробия. Старые, потрескавшиеся, с почти стёршимися надписями. Семейное кладбище прямо здесь, в самом сердце двора.
По её спине пробежали ледяные мурашки, оставляя за собой колючие, цепкие следы. Это было не просто покалывание, это было чувство леденящего вторжения, словно чьи-то невидимые пальцы провели по её позвоночнику.
Прямо перед особняком, в центре заросшего газона, стоял засохший фонтан. На его вершине замерла в вечном, безрадостном танце каменная фигура женщины с кувшином, из которого уже много лет не лилась вода. Чаша фонтана была заполнена мутной дождевой водой и бурыми листьями, а по краям зеленела скользкая плесень.
И над всем этим царил дом. Вблизи он казался ещё грандиознее и подавляюще. Его готические окна смотрели на двор слепыми, тёмными глазами. По стенам карабкался плющ, который здесь выглядел не декоративным элементом, а живым захватчиком, медленно и неуклонно душащим каменного гиганта.
Пока они шли, Эмили не покидало ощущение, что за каждым окном, из-за каждой статуи за ними пристально наблюдают. Двор поместья Вейлхарт не был просто территорией. Он был ловушкой, красивой и смертельной, что заманила в свои сети не одно поколение его обитателей. И теперь щёлкнула затвором, захлопнувшись за ней.
Оказавшись внутри, Эмили стало ясно, что дом давно пребывает в запустении. Воздух был спёртым и густым, пропахшим пылью, старой древесиной и слабым, едва уловимым запахом тления. Стены местами прорезали глубокие трещины, словно морщины на лице старика. В некоторых местах обои отошли от стен и свисали призрачными лоскутами, обнажая слои штукатурки и памяти.
Мебель, расставленная с намёком на былое величие, была старая, тяжёлая и покрытая плотным слоем пыли. Прямо у входа уходила вверх массивная лестница. Видимо, та самая лестница из леденящей душу легенды об Изабель, которая и привела Эмили сюда. От неё вглубь дома тянулся длинный, тонущий в полумраке коридор, упиравшийся в высокий зеркальный шкаф, где одно из зеркал было разбито, и его осколки, словно слепые глаза, тускло отражали мрак, а подальше от него стояли настольные старинные часы, покрытые паутиной. Над всем этим нависала огромная, некогда роскошная люстра, теперь затянутая паутиной и уныло поблёскивающая потускневшими подвесками.
Справа от входа массивная двустворчатая дверь привлекала внимание. Сара молча приоткрыла её и жестом пригласила Эмили войти.
Бальный зал встретил их гробовой тишиной. Здесь время, казалось, застыло окончательно. Воздух был ещё неподвижнее и холоднее. Потрескавшиеся стены, когда-то окрашенные в благородные тона, теперь были блеклыми и покрытыми пятнами сырости. Под ногами скрипели и прогибались массивные дубовые доски пола, и каждый звук отдавался гулким эхом под высокими потолками.
Слева, у стены, стоял огромный буфет из тёмного дерева с витринами, за мутными стёклами которого угадывались очертания забытого фарфора. Рядом с ним на небольшом столике был выставлен чайный сервиз тонкой работы и несколько тарелок с поблёкшими сладостями. Жалкая попытка создать видимость гостеприимства. Чуть поодаль, встроенный в стену, стоял массивный камин из серого мрамора. Его топка была пуста, холодна и заполнена старой золой, выдававшей, что его не разжигали много лет. Над каминной полкой в золочёных, потемневших от времени рамах висело несколько портретов. Суровые лица предков, чьи глаза, казалось, с неодобрением следили за гостьей.
Справа массивные арочные окна, почти в пол, должны были бы наполнять зал светом, но их почти полностью скрывали порванные, пыльные шторы из тяжёлого бархата. Сквозь прорехи в ткани пробивался тусклый серый свет, слабо освещая парящие в воздухе частицы пыли.
Если же смотреть прямо от входа, то в центре дальней стены стояло два красных кресла с высокой спинкой, а перед ними маленький столик. Всю стену за ними занимала галерея картин в рамах, а прямо по центру, доминируя над всем залом, висел огромный портрет сурового мужчины, чей пронзительный и холодный взгляд, казалось, преследовал зрителя из любого уголка комнаты.
Сара жестом пригласила Эмили присесть в одно из потёртых кресел, сама опустившись напротив. Её пальцы нервно теребили складку платья.
— Извини, за сцену с Колтоном, — она приложила ладонь к бледной щеке, и в её голосе звенела искренняя неловкость. — Мне ужасно неловко. Ой, боже мой, что же я! Я даже не предложила тебе чаю…
— Нет-нет, спасибо, не надо, — поспешно остановила её Эмили, всем видом показывая, что церемонии сейчас ни к чему. — Правда, не стоит. Лучше расскажи, что происходит. Лилли так и не нашлась?
Тень пробежала по лицу Сары. Она опустила глаза, будто разглядывая узор на пыльном полу, и тяжело вздохнула.
— Нет, не нашлась, — её голос стал тихим, почти шёпотом. — Я начинаю бояться, что Тёмный джентльмен забрал её с собой. Колтон и Джон не верят в эту чушь, считают, что я несу бред, а мама... — голос Сары дрогнул, — мама в панике. Она не выходит из своей комнаты, целыми днями плачет и винит себя во всем. Ведь именно Лилли заметила её в тот день у лестницы и подняла крик, на который мы и прибежали.
— Погоди, кто такой Джон? В письме ты о нём не упоминала, — уточнила Эмили, мысленно составляя список действующих лиц.
— Джон Вурхем. Мой жених, — с горькой улыбкой ответила Сара. — Через месяц мы планировали пожениться, но кто в здравом уме будет играть свадьбу в такое время? — Она сгорбилась, сжавшись в кресле, и прикрыла лицо руками. — Джону это естественно, не понравилось. Он говорит, что я схожу с ума. Все это так...сложно.
— Он сейчас находится в поместье? Я могу с ним поговорить?
— Да… то есть нет. Сейчас его нет. Он уехал по срочным рабочим делам в Лондон, но обещал вернуться в ближайшие дни. Если, конечно, не сбежал окончательно.
— Почему ты думаешь, что он мог сбежать? — мягко спросила Эмили.
— Потому что с тех пор, как мы переехали сюда, нас будто прокляли, — в голосе Сары прорвалась отчаянная нотка. — Это место проклято, Эмили. Оно высасывает из тебя всё светлое.
— Кто ещё сейчас находится в доме? — Эмили плавно перевела разговор в практическое русло.
— Только наша семья, наша горничная Анастасия, тот самый охранник Колтон и мама Джона, Беатрис Вурхем. Ну, и теперь ты.
— Какие отношения у вас с Беатрис?
При этом вопросе Сара немного оживилась.
— О, самые тёплые! Она чудесная. Увидишь её и сразу поймёшь, что это человек редкой доброты. Она мне почти как вторая мама. Её обычно можно найти в саду, она любит там читать, — Сара внезапно поднялась, её движения снова стали порывистыми. — Эмили, прости, но мне срочно нужно отлучиться. Ты не против, если ты осмотришь дом и познакомишься с остальными без меня? Родители ответят на все твои вопросы.
Проснувшись от стука в дверь, Эмили протёрла заспанные глаза.
— Кто там?
— Мисс Эмили, Сара попросила меня принести вам завтрак. Можно я оставлю его у двери? — послышался нежный голос незнакомки, видимо, горничной.
— Да, конечно, спасибо!
Приведя себя в порядок, она принялась за завтрак. Закончив трапезничать, Эмили с решительностью направилась к двери.
— Ладно, пора приниматься за дело, — сказала себе Эмили, взявшись за дверную ручку, и вышла из комнаты, решив осмотреть поместье Вейлхарт полностью.
Выйдя в коридор, она снова окунулась в его гнетущую, холодную атмосферу. Её взгляд сразу упал на соседнюю дверь, на которой висела изящная, но потускневшая табличка с гравировкой: «Комната Вивьен». Решив начать знакомство с семьи, она постучала, прислушиваясь к тишине.
Из-за двери донёсся слабый, почти бесплотный голос, едва различимый:
— Войдите.
Эмили толкнула тяжёлую дверь и замерла на пороге. Комната была ещё мрачнее, чем остальной дом. Воздух здесь был спёртым и пахнет лекарствами, лавандой и пылью. Густые бархатные шторы были плотно задвинуты, не пропуская ни лучика света, и лишь тусклый ночник у кровати отбрасывал дрожащие тени на стены. В центре, на большой кровати с высоким изголовьем, под грудой одеял лежала исхудавшая женщина с бледным, исчерченным морщинами страдания лицом. Это была Вивьен Хоуп.
— Здравствуйте, миссис Хоуп. Я Эмили Вандерли. Ваша дочь Сара пригласила меня помочь найти Лилли и разобраться с происходящим здесь.
Женщина медленно повернула к ней голову. Её глаза были огромными и блестели в полумраке лихорадочным блеском.
— Здравствуй, дитя. Да, я слышала о затее моей дочери... — её голос был тихим и прерывистым. — Но боюсь, ты не сможешь нам помочь. Никто не сможет.
— Почему вы так считаете? — мягко спросила Эмили, делая шаг вглубь комнаты.
— Этот дом...он проклят, а мы все обречены, — она с трудом сглотнула. — Я с самого начала говорила Эдгару, что покупать это поместье за бесценок дурная примета. Всё это было слишком нечисто.
— Что вы имеете в виду под «нечисто»? — Эмили присела на краешек стула у кровати.
— Тот агент... — она закашлялась. — Агент по недвижимости, продавший нам этот дом, не был похож на себя. Был весь бледный, торопливый, пальцы дрожали, когда он протягивал документы мужу на подпись. Разве можно продать такое поместье за сумму, за которую не купишь и хороший автомобиль? — Она горько усмехнулась. — Он всё твердил о «небольшом ремонте» и «местных суевериях, на которые не стоит обращать внимания». Боже правый, «суеверия»... — её голос сорвался на шёпот. — Это не суеверия, детка, это самое настоящее, живое проклятие.
— Агент не уточнил, о каких именно суевериях шла речь?
— Нет. Отмахнулся, будто от назойливой мухи. Сказал, что всё, что говорят о Вейлхарт-холле — выдумки деревенских старух. Что ничего страшного здесь не случалось, но он лгал, — её глаза наполнились ужасом.
— Позже мы узнали, что здесь нашли тела прежних хозяев. И умерли они страшной, безумной смертью.
— Безумной? — уточнила Эмили.
— Сначала всё было хорошо. Ну, как хорошо... — она сделала паузу, собираясь с мыслями. — Первые недели мы обустраивались. Смеялись над скрипучими полами, называли их «характером дома», но осенью, когда дни стали короче, а лес вокруг потонул в туманах, идиллия кончилась.
Она замолчала, уставившись в потолок, словно видя там те самые события.
— Всё началось с мелочей. Появился леденящий холод в бальном зале, который не мог прогнать ни один камин. Потом шёпот. — Она обвила себя руками, будто замерзла. — Первой их услышала Сара, прогуливаясь по коридорам поместья. Шёпот в стенах... тихий, шелестящий, словно кто-то наступает на сухие листья. Он не складывался в слова, но от него кровь стыла в жилах. Потом музыка по ночам... тот самый вальс, — её голос дрогнул. — А потом и Лилли. Моя малышка начала говорить с тем, чего нет! С каким-то «Тёмным джентльменом», что живёт в стенах и рассказывает ей старые, страшные сказки.
— Миссис Хоуп, тот случай на лестнице... — осторожно начала Эмили. — Что заставило вас? Что подтолкнуло вас на этот страшный шаг?
При этих словах Вивьен задрожала, слёзы покатились по её щекам.
— Картина... — выдохнула она. Пиком стал инцидент с картиной. Я, вдохновлённая готической эстетикой дома, начала писать портрет женщины в викторианском платье. Однажды утром я вошла в мастерскую и закричала. На влажном холсте, поверх моего собственного рисунка, проступило второе лицо. Искажённое маской ужаса, с пустыми глазницами, — она закрыла глаза, содрогаясь. — А потом голос. Из динамика колонки, выключенной из сети, послышался тот самый шёпот, на этот раз ясный и злобный: «Выйди. Сделай это, сделай...ты должна». На моей кровати лежал бархатный красный пояс. Откуда он там оказался, я не знаю, но в тот же миг в дверном проёме стояла Она. Силуэт дамы в белом одеянии. Это была Плачущая Изабель.
Ее лицо было прикрыто вуалью. Я не видела ее глаз, но я чувствовала, что она смотрит прямо на меня, рукой указав в сторону лестницы. Шепот продолжился: «Сделай это, идти. Останови это, иначе твоя семья умрет». И я не могла ослушаться. Взяла пояс и направилась к лестнице. Хотела сделать то, что требовал голос. Я боялась, что с моими детьми и мужем, что-то случится. Уж лучше погибну я, чем они, — она разрыдалась. — Но Лилли увидела меня и закричала... А теперь... теперь её нет! Это я виновата! Если бы я послушалась, если бы сделала то, что требовалось, её бы не забрали! Её бы не забрали!
Эмили вышла из комнаты Вивьен, и дверь с тихим щелчком закрылась за ней, словно перерезая последнюю ниточку, связывающую с тем миром страха и безысходности. Она на мгновение замерла в коридоре, прислонившись лбом к прохладной поверхности стены. Воздух, пахнущий пылью и тлением, казался густым и тяжёлым.
Мысли вихрем проносились в голове: «Манипуляция... Иллюзия... Кому это выгодно? — она закрыла глаза, пытаясь отсечь эмоции и выстроить факты в логическую цепь. — Вивьен была сломлена, но её рассказ был чёток. Кто-то умело играл на страхах семьи, подстраивая «знамения». Но кто? И главное зачем? Цель явно была не просто выжить их из дома, иначе они бы уже сбежали или куда ещё страшнее».
Эмили выпрямилась, решительно оттолкнувшись от стены. Её глаза загорелись знакомым огнём охотницы, нашедшей свежий след.
1. Немедленно: осмотреть кабинет графа и поговорить с Эдгаром. Он последний, кто сохранял хоть какую-то связь с реальностью и привёл семью сюда.
2. Параллельно: Осмотреть стены поместья. Наверняка где-то есть потайной ход. Нужно найти источник «галлюцинаций». Не верю, что в поместье действительно обитают привидения.
3. Познакомиться с Беатрис Вурхем, а затем и с её сыном.
4. Вечером: обсудить всё с Фредом. Передать все имена, пусть копает вглубь их прошлого, финансов, любых связей. Что угодно, главное докопаться до правды.
Она двинулась по коридору, её шаги отдавались гулким эхом в звенящей тишине. Взгляд скользил по потрескавшимся обоям, запылённым портретам предков, которые теперь казались не свидетелями прошлого, а молчаливыми сообщниками безумия. Она спустилась по широкой лестнице, держась за массивную, облупившуюся перилу, и свернула в восточный коридор.
Он был уже и темнее остальных, в конце, как и описывала Вивьен, утопая в тени, стояла массивная дубовая дверь. Она была приоткрыта ровно настолько, чтобы из щели мог пробиться тонкий луч света и едва слышный звук. Мерное, монотонное поскрипывание, словно кто-то медленно раскачивался в кресле.
Эмили сделала глубокий вдох, собираясь с духом. Её рука потянулась к двери, чтобы отодвинуть её, но вдруг из-за её спины, из глубины тёмного коридора, донёсся лёгкий, едва уловимый вой или стон.
Эмили резко обернулась, сердце на мгновение замерло. Коридор был пуст, но в воздухе повис сладковатый, едва уловимый аромат лаванды и старой пыли, тот самый, что она почувствовала в комнате Вивьен, когда та говорила о «даме в белом». Кто-то только что был здесь, возможно, наблюдал за ней, а теперь скрылся.
Не показывая вида, что что-то заметила, Эмили снова повернулась к двери. Страх сменился холодной яростью.
«Хорошо, — подумала она. — Значит, игра началась и играть я собираюсь до конца, что бы не ожидало меня впереди».
Она с силой толкнула дверь, и та со скрипом распахнулась, открывая вид на мрачный кабинет и силуэт человека, сидящего в кресле у потухшего камина, в топке все ещё слегка тлели дрова.
— Мистер Хоуп? — громко, чётко и без тени страха произнесла она, переступая порог. — Мне нужно с вами поговорить насчёт того, кто на самом деле терроризирует вашу семью. Не могли бы вы ответить на несколько вопросов?