Холодный октябрьский вечер опустился на посёлок «Ягодное», словно тяжёлое, влажное одеяло. Туман здесь был особенным — не таким, как в обычных осенних вечерах. Он жил своей странной, почти разумной жизнью, расправлял липкие щупальца белой пелены, просачивался сквозь малейшие щели, забирался под одежду, заставляя кожу покрываться противными мурашками.
Белый BMW X5, привыкший к городским улицам, теперь еле-еле полз по разбитой грунтовке. Фары автомобиля беспомощно упирались в молочную стену тумана, которая, казалось, поглотила весь мир без остатка. Машина двигалась словно подводная лодка в безбрежном океане белой мглы, а каждый метр пути давался с трудом.
— Ну и дыра… — прошептала Катя, вжавшись в пассажирское кресло. Её голос дрожал, а глаза испуганно скользили по окнам, за которыми проплывали тёмные силуэты домов-призраков. — Ты уверена, что твой «источник» не пошутил? Мне кажется, мы только что проехали знак «Конец света, налево пешком».
За окнами редких освещённых домов едва заметно колыхались занавески. Они отступали ровно настолько, чтобы можно было успеть бросить быстрый взгляд наружу, и тут же спрятаться обратно. Ирина чувствовала на себе эти взгляды — любопытные, тяжёлые, безразличные, по-звериному враждебные.
— Пошутил? — фыркнула Ирина, стараясь скрыть нарастающий внутри страх за показной бодростью. — Кать, это же настоящая золотая жила! Представляешь заголовок? «Блогер выживает в проклятой деревне семь дней!» Подписчики будут в восторге! Тем более тебе тут дом от тётки достался! Сама судьба велела сюда приехать! — Она нервно взглянула на телефон. Ещё недавно уверенная полоска связи бесследно исчезла. Весь мир сузился до этого кокона из тумана, хмурого неба и редко освещённых окон. Навязчивое шипение радиоприёмника, ловящего лишь пустоту, вместо волны радио, только усиливало ощущение полной изоляции.
Наконец, машина остановилась у покосившегося забора, который напоминал скрюченный старческий палец, готовый схватить непрошеных гостей. Катя сверилась с картой в своём офлайн-навигаторе.
— Вроде здесь… Дом покойной тёти стал нашим по завещанию. Звучит как начало какого-то ужастика, правда?
Обе вышли из машины. Холодный, густой воздух ударил в лицо. Он пах прелой листвой, влажной древесиной и чем-то ещё — сладковатым, приторным, гнилым. Ирина судорожно вдохнула, пытаясь определить этот тревожный запах, который проникал в самые глубины лёгких.
— Смотри! — Катя с силой сжала её локоть, указывая бледным пальцем на крыльцо небольшого почерневшего от времени и сырости деревянного дома. Его стены казались покрытыми многовековой патиной, а окна смотрели на гостей пустыми глазницами, словно предупреждая о чём-то недобром.
В этот момент туман словно сгустился ещё больше, а где-то вдалеке послышался странный, протяжный вой, от которого по спине пробежал холодок.
На крыльце дома лежала большая чёрная ворона. Её шея была неестественно выгнута. Перья взъерошены, будто птица только что она вылетела из страшной бури, а крошечные чёрные глаза затянуты белесой пеленой. Она смотрела прямо на них безжизненным взглядом, в котором застыло последнее мгновение жизни.
Внезапно в памяти Ирины вспыхнули воспоминания недельной давности.
Бар, приглушённый свет, голос приятеля-криптозоолога, доносившийся сквозь шум музыки:
— Ир, есть тут одно местечко… «Ягодное». Грибники там как сквозь землю проваливаются. Местные — мрачные типы, молчат как рыбы. Говорят, там болото… проклятое. Тебе бы понравилось, с твоей-то любовью к страшилкам.
Тогда она только рассмеялась, отмахнувшись от пьяных россказней. Теперь же, глядя на мёртвую птицу и непроглядную белую пелену, её смех казался глупой ошибкой, горьким напоминанием о беспечности.
Катя побледнела ещё сильнее, сжимая руку Ирины так, что кости неприятно хрустнули. Её пальцы дрожали, а дыхание стало прерывистым.
— Ира, мне страшно. Мне кажется, лес смотрит на нас из-за дома. И он… недобрый. Где этот Пётр Ильич, который должен смотреть за жильем?
В этот момент к скрипучей калитке приблизилась высокая угрюмая тень. Она словно выросла из самого тумана, поглотившего посёлок «Ягодное», материализовалась из молочной пелены, будто сама земля породила это существо.
Тень, отбрасываемая высокой, сухопарой фигурой старика, казалась в обманчивом тумане бесконечно длинной. Она будто тянулась через всю улицу, поглощая мёртвую птицу, затем девушек и терялась где-то в молочной пелене. Катя инстинктивно отшатнулась, натыкаясь на холодный бок машины. Ирина же, напротив, выпрямила спину, бросая вызов немому давлению этого взгляда.
Лицо старика было изрезано морщинами — глубокими, как овраги на карте долгой и трудной жизни. Седые густые брови нависали над глазами, скрывая их выражение. Но даже сквозь эту колючую завесу Ирина почувствовала не злобу, а нечто куда более сложное — тяжёлую, выстраданную усталость и тот самый немой укор, будто они своим появлением нарушили древний покой.
Он был одет в поношенную, пропахшую дымом телогрейку и ватные штаны, но выглядел при этом не нищим, а монументальным. Вечным. Частью этого пейзажа, этого тумана и этой гнетущей тишины. Его руки, узловатые, как корни древних деревьев, казались способными выдержать тяжесть всего мира.
— Вам чего? — его голос проскрипел, низкий и хриплый, будто поросший мхом изнутри. Это звучало не как вопрос, а как обвинение — констатация факта нарушения невидимой, но строгой границы.
— Мы… мы наследники. Вернее, я наследница, — выдавила Катя, робко указывая на почерневший дом. Её голос дрожал, словно осенний лист на ветру. — Это мой дом. Вот, приехали отдохнуть от городской суеты.
Старик — Пётр Ильич — медленно, с тихим хрустом, будто двигая заржавевшими механизмами, повернул голову к дому, потом обратно к ним. Его взгляд скользнул по мёртвой вороне, и на мгновение в глубине глаз мелькнула тень — не удивление, а скорее мрачное признание.
— Так, — бросил он односложно, слово, отсекшее все дальнейшие вопросы. И, не говоря больше ни слова, прошёл мимо них к багажнику. Он взял два самых тяжёлых чемодана Кати с такой лёгкостью, что у Ирины отвисла челюсть. Мускулы на его худых руках напряглись, как канаты, натянутые до предела.
Остаток дня они посвятили уборке дома, словно пытаясь очистить не только пространство, но и себя от неприятных впечатлений. Пыль лежала толстым слоем на всех поверхностях, а грязь въелась в половицы, будто пытаясь удержать дом в своём плену.
Ирина вооружилась ведром, тряпками и старым, найденным в чулане, веником. Катя, менее активная, взялась за вытирание пыли с мебели. Они работали молча, погружённые каждая в свои мысли.
Ирина методично отмывала каждый сантиметр пола, оттирая въевшуюся грязь. Вода в ведре быстро становилась чёрной, а её руки покрылись красными пятнами от холодной колодезной воды. Несколько раз она ходила к колодцу, и, набирая воду, каждый раз вздрагивала от скрипа старой цепи и плеска ведра в глубине.
Катя тем временем сражалась с перинами и подушками. Она вынесла их на крыльцо, наблюдая, как облака пыли поднимаются в воздух. Старые перья разлетались в разные стороны, создавая вокруг неё настоящий вихрь.
К вечеру дом преобразился. Полы заблестели, мебель приобрела более приветливый вид, а воздух наполнился запахом чистоты и свежести. Ужин был простым: отварная картошка, рыбные консервы и соленые огурцы, найденные в погребе. После перекуса подруги, уставшие, но довольные, легли спать.
Однако их сон оказался беспокойным, рваным. Порывы ветра, словно невидимые пальцы, касались стен и старый дом скрипел от нежелательных прикосновений, а девушки вздрагивали от каждого звука. Шуршание листвы за окном они принимали за чьи-то шаги и вслушивались в то что происходит за стенами, боясь, что к ним нагрянут местные жители.
Утром Ирина проснулась совершенно разбитой. Мышцы ломило, словно она всю ночь разгружала мешки с углём. Глаза щипало, будто в них насыпали песок. Но несмотря на физическое состояние, её боевой настрой только укрепился.
Воспоминания о вчерашней встрече с Марьей Фёдоровной, которые сначала вызывали страх, теперь разжигали в ней любопытство. Эта старуха, с её безумными обвинениями и агрессивным поведением, стала для Ирины своеобразным вызовом. Она не могла позволить какой-то деревенской склочнице заставить её отступить от задуманного.
«Нет, — думала Ирина, — я не сдамся. Что бы здесь ни происходило, я узнаю правду». И эта решимость придавала ей сил, несмотря на усталость и тревогу.
Катя, заметив перемену в настроении подруги, лишь грустно вздохнула. В глубине души она гордилась упрямством подруги, хотя и боялась последствий от её необдуманных решений.
— Кать, собирайся, мы идём гулять, — объявила Ирина, заваривая чай. Её руки чуть заметно дрожали, выдавая внутреннее напряжение, хотя голос звучал твёрдо и решительно.
Катя не отрываясь смотрела в окно на хмурый, низко нависший день. Серые облака окутывали небо, а лес казался тёмной, угрожающей стеной, готовой поглотить любого, кто осмелится приблизиться.
— Ира, давай не пойдём никуда, — голос Кати дрогнул. — Умоляю. После вчерашнего… Я не хочу ни с кем встречаться. Я не хочу никуда выходить. Поехали домой…
— Мы ни с кем встречаться не будем, — перебила её Ирина, её глаза горели азартом, — мы пойдём туда, — она резко кивнула в сторону окна, где раскинулся лес, — просто посмотрим. С самого краешка. Я же не могу вести блог о проклятом месте, так ни разу и не побывав в его эпицентре! Это непрофессионально!
— Эпицентр — это болото, а не лес, — мрачно и безнадёжно поправила Катя. —Тебе что Марина сказала? А Пётр Ильич запрещал идти в лес. Он же не просто так это сказал.
— Пётр Ильич мне не указ! А Марина пусть и дальше нас запугивает, — вспылила Ирина. Её нервозность, словно пружина, распрямилась в агрессивную решимость. — Я не для того сюда приехала, чтобы сидеть в четырёх стенах и трястись от каждого шороха! Ты же сама говорила, что нужно отдохнуть от города. Вот и отдохнём — на природе.
Полчаса уговоров превратились в напряжённое противостояние характеров. Ирина, закалённая годами борьбы за подписчиков и просмотры, была непреклонна. Её настойчивость, отточенная в бесконечных спорах с рекламодателями и коллегами по цеху, сейчас работала против Кати.
Катя наконец сдалась. Её плечи поникли, в глазах читалась усталость и обречённость. Тихий вздох капитуляции прозвучал как приговор.
Ирина, довольная победой, начала собираться. Она натянула куртку, проверила, на месте ли камера, заряжен ли телефон. Катя, покорно следуя за подругой, накинула свою куртку, чувствуя, как страх сжимает сердце ледяными пальцами.
Дорога до кромки леса оказалась удивительно короткой, будто невидимая сила сократила расстояние, подталкивая их к цели. Подруги радовались, что сегодня дождь обошёл поселок стороной, а туман не показывался на глаза. Но после нескольких минут ходьбы они начали думать о том, что лучше — противный дождь, который шёл вчера весь день, или пронизывающий ледяной ветер, пришедший ему на смену.
Ветер гудел басом в ветвях деревьев, срывая последние пожухшие листья, и швыряя их в лицо девушкам. Сам лес, необъятный и величественный, встретил их мрачной тишиной. Его тёмные стены, созданные из стволов деревьев, казались неприступной крепостью.
Ирина и Катя остановились на опушке, где свет ещё боролся с тенью. Бродяга-ветер, поющий у макушек деревьев, ближе к земле стихал, едва проникая в чащу, будто боясь потревожить что-то внутри неё.
— Ира, давай назад, — запищала Катя, останавливаясь у первой же кривой сосны, словно это был последний рубеж обороны. — Мне не нравится здесь. Смотри, как темно. Как будто туда никогда не проникает свет.
Ирина сделала шаг вперёд, потом ещё один, чувствуя, как мягкая, влажная подстилка из хвои и гниющих листьев бесшумно продавливается под ногами. Прелый запах наполнял лёгкие, вызывая странное чувство дежавю. Она достала телефон и начала записывать видео, пытаясь натянуть на себя привычную маску уверенности.
— Привет всем! Ваша бесстрашная Ириска на краю пугающего леса в посёлке «Ягодное», — её голос прозвучал неестественно громко и фальшиво, но тут же был поглощён тишиной леса. — Местные жители утверждают, что тут… э-э-э… водятся грибы-мутанты и призраки пропавших грибников. Сейчас про…
Утро не принесло облегчения, лишь сменило декорации мрачного спектакля. Живой, цепкий туман растворился в воздухе, уступив место назойливому дождику, который затянул небо грязновато-серой, безысходной пеленой. Капли монотонно барабанили по крыше, создавая тревожную осеннюю симфонию.
В доме, однако, стало чуть уютнее после того, как девушки справились с капризной печью-буржуйкой. Рыжие языки пламени оживили помещение своим танцем, наполнили его теплом и уютом. Запах сырости отступил, словно напуганный жаром, уступив место скудному, но приятному аромату свежезаваренного чая и жжёной пыли.
Катя сидела за столом, обхватив чашку руками, и с тоской смотрела на последнюю пачку сухого печенья. Её взгляд был полон тревоги и неуверенности.
— Нам надо найти еду, — произнесла она, и в её голосе слышалась нескрываемая озабоченность. — И желательно, чтобы это было что-то, не пойманное в том самом лесу. И не выращенное на местной… почве.
Ирина, напротив, чувствовала прилив энергии. Она уже представляла, как будет исследовать этот загадочный посёлок, собирать информацию, находить новые зацепки. Новостные заметки, которые она нашла перед поездкой, обещали ей мистику во всей красе!
— Значит, идём в магазин, — решительно заявила она, пританцовывая и натягивая куртку, будто отправлялась на прогулку по центральному проспекту города. — Одновременно и разведка боем. Посмотрим, кто тут живёт. И главное — как.
Она окинула взглядом комнату, проверяя, всё ли готово к выходу. Старые половицы поскрипывали под её ногами, словно жалуясь на непрошеных гостей. Дождь за окном усиливался, превращая мир за стеклом в размытое серое полотно.
Катя, хоть и боялась, но понимала — сидеть в четырёх стенах бессмысленно. Она медленно поднялась и тоже принялась одеваться.
— Только давай без глупостей, — попросила она, стараясь придать своему голосу твёрдость. — И близко не подходим к лесу.
Ирина лишь загадочно улыбнулась, пряча в кармане куртки маленький диктофон.
Дорога до магазина заняла десять минут, показавшихся вечностью. Они шли по размокшей, раскисшей улице, в лужах отражалось серое небо, ветра не было, что не могло не радовать. Сырая земля чавкала под ногами, оставляя на ботинках грязные следы. Чувство, что за ними наблюдают из каждого дома, забралось в головы и не покидало их ни на секунду.
Покосившиеся заборы, казалось, наклонялись в их сторону, словно пытаясь рассмотреть лица, скрытые под капюшонами. Окна домов были зашторены так плотно, будто их обитатели прятались от всего мира. В воздухе витало ощущение заброшенности и забытости.
Из под калитки высунулась худая, костлявая морда злющей дворовой собаки. Шерсть животного свалялась, бока впали, а рёбра отчётливо проступали под кожей. Она даже не залаяла — лишь проводила их безразличным, пустым взглядом, и скрылась в недрах двора.
Улицы посёлка казались вымершими. Ни души, ни звука, кроме монотонного стука дождя и их собственных шагов. Время здесь, казалось, остановилось, застыло в вековой тоске.
Наконец, впереди показался магазин с вывеской «Продукты», на которой осталась одна одинокая, облезлая буква «П». Здание встретило их в том же состоянии, что и всё вокруг: облупившаяся краска, подоконники, заставленные пустыми бутылками, как трофеями забытых времён, и тяжёлая, засаленная дверь, которая с протяжным скрипом поддалась им после нескольких безрезультатных попыток.
Звякнул колокольчик, звук прозвучал неестественно громко в гнетущей тишине, нарушая покой этого места. Внутри пахло кислой капустой, сырым картоном и чем-то глубинно-затхлым.
Полки были полупусты, словно после нашествия саранчи: несколько банок с непонятными соленьями без этикеток, пачки соли, спички, дешёвое печенье «Юбилейное» и пыльные бутылки с мутной жидкостью, похожей на самогон.
За прилавком, словно паук в центре своей паутины, сидела женщина. Её ярко-рыжие волосы, собранные в неестественно тугой пучок, казались искусственными, будто парик, надетый наспех. Кислотно-розовая кофта резко контрастировала с окружающей серостью, а густой слой пудры на лице, призванный скрыть глубокие морщины, наоборот подчёркивал их. Её улыбка была широкой, но она резко контрастировало с глазами, которые оставались холодными, буравящими и оценивающими. В них читалось что-то хищное, настороженное.
— Ой, девочки, а вы кто же такие будете? — её голос прозвучал нарочито бодро, слащаво-приторно, будто мёд. — Новые дачницы? Так сезон-то уже кончился, ягодки все давно собрали. Грибочки тоже.
Ирина почувствовала, как Катя невольно прижалась к ней поближе, ища защиты. Её тело дрожало, словно натянутая струна. Катя с детства была трусихой, Ира до сих пор не понимала, как они, два абсолютно разных человека, дружат почти с рождения.
— Мы… я тут живу, — подала голос Катя. Её голос дрожал, выдавая внутреннее напряжение. — В доме на Приозерной.
Лицо продавца дрогнуло. Мгновенная, стремительная тень пробежала по её натянутой, как струна, улыбке, но тут же была сметена новым, ещё более широким оскалом.
— А-а-а, так это вы! Слышала я, слышала, пустовал домик-то. Ну как, устраиваетесь? Старичок Пётр Ильич не пугает? Он у нас тут… особенный, — она многозначительно понизила голос, делая вид, что делится страшной, заветной тайной. Её глаза блеснули недобрым светом, — а меня Марина зовут, если помощь нужна какая, обращайтесь.
Пока Катя робко и без всякого энтузиазма выбирала с полуголых полок немного съедобного, Ирина решила взять инициативу в свои руки.
— У вас тут тихо очень. И народ какой-то неразговорчивый. Ни с кем поздороваться нельзя, все шарахаются.
— Да кто ж тут остался-то? — взмахнула рукой Марина, и её дешёвые браслеты звякнули о прилавок, как кандалы. — Одни старики, да и те на своих огородах копаются. Не до разговоров. Работать надо. Выживать. Пусть и октябрь, а землю к зиме готовить надо.
В этот момент дверь снова звякнула, впустив порцию холодного, влажного воздуха, пахнущего дождём и прелой листвой. Вошёл пожилой мужчина в замасленной куртке, его лицо было частично скрыто тенью от низко надвинутого капюшона. Увидев девушек, он замер на пороге, его лицо стало каменным, абсолютно непроницаемым, словно высеченным из гранита. Секунду он стоял неподвижно, затем молча развернулся и вышел, хлопнув дверью так сильно, что колокольчик над входом противно задребезжал.