Тайна рубинового дурмана

Пролог Начало…

г. Ленинград

Унылый осенний вечер.

В тесном кабинете районного отделения милиции за столом сидит наш старый знакомый - капитан Андрей Ларин. Перед ним - стопка папок, в руке - стакан с остывшим чаем. За окном моросит дождь, размывая огни фонарей на разбитом асфальте. Ларин пристально смотрит на валяющийся в углу детский комикс, который отобрал у какого-то малолетнего хулигана. Потом поднимает голову, проникновенно глядит прямо в глаза и говорит:

Знаете, смотрю я на нынешнюю молодёжь… и диву даюсь. Нет, правда. Мстители. Люди Икс. Капитан Америка. Да, смотрел я, смотрел, мне Дукалис на днях пиратский диск занёс. Какой-то парень в синем трико бегает со щитом из вибраниума. Что такое этот вибраниум?! У нас тут на заводе «Красный Выборжец» такой вибраниум выплавляют, что потом весь район вибрирует, когда зарплату выдают.

Или этот, зелёный... Халк, кажется. Разозлится - крушит все подряд. Ха! Нашли чем удивить… У нас Дукалис, когда ему пиво тёплое в ларьке продадут, тоже мигом весь зеленеет и крушит. Только его потом не в команду «Мстителей» зовут, а на ковёр к подполковнику. И заставляют дверь в вытрезвителе чинить. Своими силами. Вот и вся суперсила.

А зачем, спрашивается, выдумывать всю эту чепуху, когда настоящие герои - вот они, рядом? Ходят по нашим улицам. Пьют с нами… кефир в соседнем дворе. У них из суперспособностей - только язва желудка от растворимого кофе и умение допросить так, что матёрый рецидивист не только всё расскажет, но и чистосердечно признается в убийстве Кеннеди…

В глазах Ларина появляется хитрая, всезнающая усмешка.

Вы, конечно, слышали про полковника Андрея Елисеева и его верного друга - майора Веру Гришину? Ну как же. Звезды спецотделов, легенды сыска. Вся страна смотрит сериалы об их приключениях, буквально затаив дыхание. Ну… может и не вся, разумеется, но все равно кто-нибудь своё зрение да портит…. Помните, как они разоблачили коварного доктора Шульца, который под видом дантиста устанавливал членам Политбюро пломбы с радиопередатчиками, работающими на сахарине? Говорят, сигнал был особенно сильным после чая с двумя ложками сахара. Что сказать? Герои!

А как вывели на чистую воду Алекса и Юстаса, которые оказались не нашими резидентами, а засланными казачками из группы «Modern Talking»? Да-да, вы не ослышались, те самые Дитер Болен и Томас Андерс. Думаете, они пели про «вишнёвую леди»? Как бы не так! Это был шифр. «Cherry, cherry lady» на самом деле означало - «Чертежи, чертежи, везите!». Они тогда пытались под видом своих слащавых песенок вывезти в гитарных чехлах чертежи секретного самогонного аппарата, который гнал первач из газеты «Правда». Только… тихо! Государственная тайна… Если, что, я вам ничего не говорил. А Елисеев с Гришиной их - раз! И накрыли. Как семечки пощёлкали. То-то!.. И что получили за это? Шиш с маслом! Вот потому Родина и не знает своих героев…

Капитан наклоняется вперёд, его голос становится тише, доверительнее.

Так вот. Забудьте. Все, что вам показывали по «голубому экрану» - ложь, звиздеж и хорошо оплаченный госзаказ, чтобы скрыть то, как все было на самом деле. По телеку что показали? Всё по-голливудски, сплошной экшон, спецэффекты и титры. Елисеев там из окна прыгает - три этажа, без переломов! Да он с утра не всегда со стула встаёт, не приведи Господь давление подскочит. А Гришина? Её показывают, как будто она с утра до вечера злодеев ловит. А на деле - половина времени на педикюр, половина - с бумажками. Да и вообще, кто это сказал, что следователь - не человек? Вот я, например, и следователь, и человек, и гитару настроить могу!

Я, к слову, сам был на том деле, когда злыдня того… Шульца брали. Не в первых рядах, конечно… больше с фланга. Да, правда, за соседним ларьком стоял, кофе пил… так тоже роль важная! Без меня бы все эти операции накрылись медным тазом, а так - закон и порядок! Черкасов, ну, тот, что из «МосГаза» прямо сказал: «Ларин, без тебя - никуда». А Дукалис только ухмыляется, мол, ты, Андрей, - ходячая байка уголовного розыска! Ходячая, не спорю. Но зато честная! Хоть бы раз спасибо сказали…

И сейчас, мою юные друзья, отравленные с пелёнок всякой там забугорной супергероевщиной, я расскажу вам правду. Всю правду и ничего кроме правды. Как в суде. О том, как началась эта история. Самая безумная поездка в солнечную Грузию, которая перевернула все с ног на голову. Впрочем, оно и так все было перевёрнуто… Но это, в принципе, неважно. Главное в нашем деле иметь две вещи - ноги в тепле и красный нос… Тьфу! Все в голове кувырком! Холодные носки и тёплые трусы…

Ларин хмурится, смотрит куда-то в сторону.

Толя! Че ты ржёшь, как кастрированный мерин? Ну, оговорился пару раз… С кем не бывает? Да знаю, знаю, холодная голова и горячая жопа… Нет, Дукалис, ты какой-то сегодня реально стремный. Все ржёшь и ржёшь! Вчера небось канабис у сопливой молодёжи трусил. Во! Смотрите! Опять ржёт! Смотри, чтоб морда не треснула. Из-за таких как ты, Толя, нас дети уважать перестали и вместо дяди Степы-милиционера смотрят какую-то порнуху иностранную! Так, о чем это я? А, вспомнил! Холодная голова и горячее сердце! Точно. Вот заповедь чекиста. Каюсь, стал забывать прописные истины, вехи, так сказать. Старость не радость, правда, и молодость - гадость! Но, это я опять отвлёкся че-то. Короче, слухайте, мою историю, можете за мной записывать, стенографировать через точку-тире, разрешаю. Все равно потом ничего не вспомню. Одним словом, товарищи, все было совсем не так, как в кино.

1. Наша служба и опасна, и трудна…

Итак, узнав от Насти, что его бренное тело и бессмертную душу желает немедленно видеть сам полковник Соловец, Андрей Елисеев не огорчился. Напротив, он расправил широкие плечи, поправил узел галстука, который до этого лежал на плече, как сытый питон-недоросток, и теперь угрюмо болтался на груди, и одарил окружающих обворожительной улыбкой. Это была не просто дежурная улыбка, а настоящий оскал Джеймса Бонда, правда из соцлагеря - немного наглый, немного усталый и обещающий неприятности всем, кроме его обладателя.

Практически безупречный деловой костюм Елисеева, хоть и помятый в ходе утренней «работы», все ещё сидел на нем как влитой. Андрей был во всеоружии! Он двинулся к кабинету начальства. Не пошёл, а именно двинулся - плавной, уверенной походкой хищника, идущего по своей территории.

За ним, как верные оруженосцы, тут же пристроились Ларин и Дукалис. На их лицах читалось плохо скрываемое предвкушение. Визит Елисеева к Соловцу - это был не просто вызов на ковёр. Это был отдельный вид искусства, бесплатный цирк, театр одного актёра и, возможно, гладиаторский бой. Такое нельзя было пропускать.

Елисеев вальяжно шествовал мимо столов, за которыми страдали от безделья и похмелья другие сотрудники отдела, и его поход напоминал визит партийного лидера на завод. Он кивал, подмигивал, бросал короткие фразы. Неожиданно его внимание привлёк стол судмедэксперта Сени Блюмкина.

Сеня - молоденький, долговязый и страшно рыжеволосый юноша, был полностью поглощён своим микроскопом. Он так увлёкся, что от усердия высунул кончик языка.

- Сеня, дорогой, - бархатным голосом произнёс Елисеев, склонившись над ним. - Что вы там такое интересное рассматриваете? Новые технологии ЦРУ? Микрочипы в водопроводной воде?

Сеня, не отрываясь от окуляра, ответил с сочным одесским акцентом, который он безуспешно пытался скрыть:

- Шо вы, Андрей Николаевич, какое ЦРУ! Я изучаю половую жизнь спирохет. Таки ви будете смеяться, но они зажигательно трахаются! - глупо хихикнул Сеня.

- Да?! - вмиг оживился Елисеев. Интерес к государственной безопасности мгновенно уступил место интересу к естествознанию. Он бесцеремонно оттолкнул возмущённого Блюмкина в сторону и сам припал к микроскопу.

Секунду он молча смотрел, потом на его лице появилась задумчивая улыбка. Он выпрямился, одёрнул пиджак, поправил галстук и обвёл притихший отдел тяжёлым, назидательным взглядом.

- Вот у кого нужно учиться, товарищи! - громко провозгласил он. - Учитесь самоотдаче! Энтузиазму! Полному погружению в рабочий процесс!

Отдел взорвался приглушенным хохотом. Елисеев, довольный произведённым эффектом, продолжил своё триумфальное шествие. Но теперь за ним двигалась уже порядочная толпа. Все бросили свои дела - написание отчётов, игру в морской бой и крести-нолики, чистку табельного оружия. Многие хихикали в кулак и потирали руки.

(Закадровый голос Ларина)

И кого там только не было в этой толпе, смею я сказать! Кроме нас с Дукалисом, там, конечно, была и Настя Абдулова. Она делала вид, что идёт по делу, но мы-то знали - она не могла позволить себе пропустить такое незабываемое зрелище. А рядом я заметил самого Серёгу Глухарёва, который сговаривался со своим корефаном - Дэном Антошиным на распитие кефира, рядом маячила их грозная начальница - Ирка Зимина, кстати, старая подруга Верки Гришиной. А у окна, скрестив руки на груди, с холодным любопытством наблюдала за процессией сама зампрокурора Мария Сергеевна Швецова. Как они все тут оказались, в одном ленинградском отделе? Не спрашивайте. Гостайна! Наверное, какой-то сверхсекретный эксперимент по созданию идеального отдела милиции. Эксперимент, как вы понимаете, с треском провалился.

XXX

Возбуждённая процессия остановилась у заветной, обитой дерматином двери кабинета полковника Соловца. Но Андрей не спешил стучать. Он сделал небольшой крюк, направившись к заветному столу. Это был командный пункт и одновременно последняя линия обороны перед кабинетом грозного начальства. За столом, как и всегда, сидела молоденькая лейтенант - Евгения Анатольевна Винокурова - неизменный секретарь Соловца.

(Закадровый голос Ларина)

Если у Джеймса Бонда была его мисс Манипенни, с которой он обменивался колкостями перед встречей с «М», то у нашего Елисеева была лейтенант Винокурова. И флиртовал он с ней с тем же задором. Говорили, кстати, что она была подозрительно похожа на его жену, Машу. Тот же разрез глаз, та же ямочка на щеке, когда улыбается. Даже волосы и ты - огненно-рыжие! Может, Андрюха тренировался на ней, оттачивая, так сказать, своё обаяние, чтобы дома лишний раз не получать сковородкой по голове? А может, просто любил смотреть на знакомое лицо, которое не кричало на него по утрам. Кто ж его разберёт, этого Елисеева...

Елисеев плавно присел на краешек ее стола, заставив всю толпу позади замереть в ожидании. Евгения Анатольевна, не поднимая головы от пишущей машинки, продолжала увлечённо стучать по клавишам.

- Евгения Анатольевна, вы сегодня ослепительны, как Полярная звезда в безоблачную ночь, - промурлыкал Андрей, извлекая из внутреннего кармана пиджака плитку шоколада «Алёнка». Он положил ее прямо на стопку бумаг. - Это вам. Для поддержания уровня глюкозы в крови в условиях повышенной нервозности.

Только теперь она подняла на него глаза.

2. Соловец

Кабинет полковника Олега Георгиевича Соловца или просто «Георгича» был полной противоположностью кабинету Елисеева. Здесь не пахло перегаром и таранкой. Здесь пахло властью, казёнщиной и крепко заваренным чаем. Стены были обшиты дубовыми панелями, на которых висели два портрета - суровый Дзержинский и ещё более суровый Андропов. Огромный письменный стол был девственно чист, если не считать идеальной стопки папок и телефона правительственной связи. Единственным живым существом, нарушавшим эту стерильность, был чахлый фикус в углу, который, казалось, давно пытался покончить с собой от тоски.

Сам полковник Соловец, одетый в форму соответствующего ведомства, сидел за столом и мрачно смотрел в окно, пытаясь пронзить грозным взором ленинградский туман. Его лицо, похожее на карту не самых удачных военных кампаний, выражало вселенскую скорбь и глухое недовольство. Казалось, он нёс на своих плечах не только ответственность за госбезопасность целого города, но и личную вину за плохую погоду и неудачный урожай картошки в стране.

В дверь робко постучали.

ТУК. ТУ-ТУ-ТУК. ТУК-ТУК.

Затем пауза и ещё один, настойчивый: ТУК.

Соловец поморщился, как от зубной боли. Эту шифровку он знал. Это был личный позывной его самой большой головной боли.

«Господи, опять Елисеев накирялся с утра пораньше, - с тоской подумал полковник. – Изобретатель хренов. Вместо того чтобы трезвым на работу приходить, он азбуку Морзе по ночам изучает. Штирлиц доморощенный».

- Войдите, - устало, как будто это слово весило тонну, произнёс Соловец, поворачиваясь к двери.

Дверь яростно распахнулась, явив миру картину, достойную кисти фламандских мастеров. На пороге стояли подполковник Елисеев и майор Гришина.

Елисеев был прекрасен. Лицо раскрасневшееся, в темных глазах горит озорной огонь, почти немятый костюм сидит как влитой, галстук бодро топорщится. Он излучал столько энергии и жизнелюбия, что чахлый фикус в углу, кажется, выпустил новый листок. Рядом с ним, на контрасте, стояла Вера. Бледная, с темными кругами под глазами, она смотрела в одну точку с выражением лица Анны Карениной за пять минут до прибытия поезда.

А за их спинами, словно группа поддержки на футбольном матче, виднелись радостно улыбающиеся физиономии Ларина, Дукалиса, Глухарёва, Швецовой и всей остальной братии отдела, которая пришла полюбоваться финалом роскошной драмы.

При виде этого табора лицо Соловца из мрачного мгновенно превратилось в свирепое.

- Ах вы сволочи! - прорычал он так, что портрет Дзержинского, кажется, качнулся на стене. - Свора бездельников! Негодяи! Я вам сейчас такой сеанс хорового пения в камере предварительного заключения организую, что вы у меня «Интернационал» на латыни хором петь будете! Испарились! Все! Живо! Дверь закрыть за собой!

Толпа поддержки испарилась, как утренний туман. Ларин и Дукалис, прежде чем исчезнуть, успели ободряюще подмигнуть Елисееву.

- А вы двое, - Соловец перевёл свой взгляд, не сулящий ничего хорошего, на главных героев. - Ромео и Джульетта районного масштаба. Чего на пороге маячите? Шаг вперёд! Руки по швам, подбородок вперёд, жопу - назад!

Дверь с грохотом закрылась, отрезая их от остального мира.

XXX

В кабинете повисла тяжёлая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов и тихим стоном фикуса в углу. Полковник Соловец не спешил. Скрестив руки на груди, он устремил на Елисеева тяжёлый, буравящий взгляд. Этот взгляд мог бы заставить расколоться даже сейф швейцарского банка.

Андрей, однако, выдерживал его с невозмутимостью олимпийского чемпиона. Он стоял расслабленно, чуть улыбаясь, словно зашёл на чашку чая к старому другу. Вера, наоборот, застыла, вытянувшись в струнку, и, казалось, даже дышать перестала.

Наконец Соловец заговорил. Его голос был тихим, ровным и от этого ещё более угрожающим.

- Елисеев. Ты пил?

Это был не вопрос. Это был приговор.

Андрей отреагировал мгновенно. Его лицо изобразило такое искреннее, такое глубокое оскорбление, будто его обвинили по меньшей мере в измене Родине. Он даже прижал руку к сердцу.

- Товарищ полковник! Как вы могли такое подумать?

Он сделал шаг вперёд, понизил голос до заговорщического шёпота и, доверительно глядя в глаза начальнику, добавил:

- Я только нюхал.

Соловец молча смотрел на него. Вена на его виске начала едва заметно пульсировать.

- Проводил, так сказать, ольфакторный анализ, - с энтузиазмом продолжал развивать свою мысль Елисеев. - В рамках оперативной работы. Вдруг враг пытается отравить наших лучших сотрудников метиловым спиртом? Я, можно сказать, рисковал собственным обонянием ради государственной безопасности!

В этот момент Вера Гришина не выдержала. Она издала тихий, страдальческий стон, который был похож на скрип несмазанной двери, и закрыла глаза. Ей хотелось провалиться сквозь землю, уехать в Урюпинск, пойти работать в библиотеку. Куда угодно, лишь бы не находиться здесь и не слушать этот едучий бред.

XXX

Соловец глубоко вздохнул, мечтая не просто проветрить, а провести полную дегазацию и экзорцизм своего кабинета от елисеевской харизмы и остаточного перегара. Он даже открыл форточку, впустив сырой ленинградский воздух, но тот лишь бессильно отступил перед мощной аурой веселья и лёгкого морального разложения, которую принёс с собой Андрей.

3. При попытке к бегству…

Майор Гришина, как и следовало ожидать, рапорт о переводе в Магадан так и не написала. Нет, для значимости она, конечно, потопталась у двери кабинета Соловца; постояла минут эдак пять, пыхтя, как паровой котёл на последнем издыхании. Даже пару раз демонстративно кашлянула, привлекая всеобщее внимание. Но в итоге здравый смысл, пусть и с неохотой, взял верх. Да, поездка в солнечную Грузию с невменяемым Елисеевым - это почти наверняка жизненная катастрофа. Но далёкий Магадан - это катастрофа гарантированная, с занесением в личное дело и пропиской в один конец. А туда, как известно, всегда успеется. К тому же, соваться сейчас к шефу, было себе дороже. Даже через дверь было слышно, как гневно скрипят его зубы…

XXX

(Закадровый голос Ларина)

Любой нормальный следователь, получив такое серьёзное задание, что сделал бы? Правильно. Пошёл бы в архив. Поднимать дела, изучать связи, искать зацепки. Часами бы сидел, вчитываясь в пожелтевшие страницы, попивая холодный чай и зарабатывая геморрой. Но мы говорим не о нормальных следователях. Мы говорим о Елисееве и Гришиной. Их план был проще, надёжнее и гораздо приятнее. Он назывался: «Как можно быстрее свалить из УВД, пока Соловец не передумал и не расстрелял их на месте».

Оказавшись на шумных, залитых полуденным солнцем улицах Ленинграда, Андрей глубоко вдохнул, видимо готовясь к новым свершениям.

- Так, Вера, тактический манёвр номер один: отступаем на заранее не подготовленные позиции. То есть, в ближайшую рюмочную. Обсудить детали предстоящей операции.

Но Вера его уже не слушала. Она решила действовать.

Пока Елисеев с видом знатока оглядывал вывески, ища подходящее заведение, Гришина, наконец-то, увидела свой шанс. Шанс на спасение! Рядом как раз образовалась плотная толпа у киоска «Союзпечать». Не откладывая задуманное в долгий ящик, она, как заправский шпион, нырнула в эту толпу, ловко лавируя между пенсионерами, спорящими о политике, и студентами, пытающимися купить последнюю «Комсомолку». Ещё немного, ещё чуть-чуть, и она затеряется, растворится, исчезнет! Возможно, навсегда…

Вера уже почти вынырнула с другой стороны толпы, предвкушая долгожданную свободу, как вдруг наткнулась на непреодолимое препятствие. Перед ней, с безмятежной улыбкой, стоял Елисеев. В руках он держал два эскимо в шоколаде.

- Верочка, ты куда-то торопишься? - ласково спросил он, протягивая ей мороженое. - Я понимаю, задание ответственное, но не до такой же степени. Возьми, охладись. А то ты вся горишь. От служебного рвения, полагаю.

Гришина с ненавистью взяла мороженое.

- Я... я просто... за газетой хотела сбегать. Свежий выпуск «Ленинградки», - пролепетала она.

- Конечно-конечно, - кивнул Андрей, по-отечески похлопав ее по плечу. - Я так и подумал.

После этого загадочного инцидента, напарники продолжили свой променад по Невскому. Вера с яростью кусала мороженое, Андрей что-то весело насвистывал. Неожиданно лучик надежды вновь сверкнул перед отчаявшейся женщиной. Она увидела ЕГО. Спасительный, манящий вход в метро с большой, красной буквой «М». Это был ее второй, и, возможно, последний шанс уцелеть.

- Ой! - картинно вскрикнула Гришина, «случайно» уронив своё эскимо прямо под ноги какому-то солидному гражданину в шляпе. - Какая досада!

Пока Андрей извинялся перед гражданином и пытался спасти его ботинки от шоколадной глазури, Вера рванула вперёд. Она неслась так, как не бегала даже на зачётах по физподготовке. Гришина вихрем промчалась по эскалатору, перепрыгивая через ступеньки, проигнорировала грозный окрик дежурной по станции и вылетела на платформу.

- Пропускать надо! Я - будущая мать! - огрызнулась она и рыбкой нырнула в вагон уходящего поезда.

Победа! Прислонившись к двери, Вера тяжело дышала, но на ее лице сияла торжествующая улыбка. Свобода! Наконец-то! Эти мысли согревали ей душу, как солнце в Сочи. Отлепившись от двери, Вера поправила свой безупречный костюм и огляделась в поисках свободного места.

Вот оно! Рядом с мужчиной, полностью ушедшим в чтение газеты. Вера с облегчением плюхнулась на сиденье. Поезд тронулся. Немного придя в себя, Гришина скосила глаза на соседа. Что-то здесь определённо было не так… Подозрительно знакомый фасон… брюки… пиджак…. Вера нервно сглотнула. Мужчина держал газету «Правда»... вверх ногами! Заголовок «Решения XXV съезда - в жизнь!» находился внизу, а портреты членов Политбюро укоризненно смотрели в пол.

Холодок пробежал по ее спине. Чувствуя подступавший Армагеддон, она протянула руку и резким движением откинула газету в сторону.

На неё с ласковой, нежной, почти ангельской улыбкой смотрел Андрей Елисеев. Он даже не запыхался.

- Интересная статья про сбор урожая, не находишь? - спросил он, как ни в чем не бывало. - Хотя, когда читаешь вверх ногами, в ней появляется некая... многослойность.

Вера смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Ее луч надежды только что был безжалостно и нагло потушен.

XXX

В этот момент в ней что-то сломалось. Окончательно и бесповоротно.

Гришина издала тихий, странный, булькающий звук. Затем… последовал ещё один. И вдруг она рассмеялась. Это был истерический, отчаянный хохот человека, который осознал всю тщетность своего бытия. Она смеялась над собой, над своей глупой попыткой побега, над бобрами, над Соловцом, над всем этим театром абсурда, в котором ей была отведена одна из главных ролей.