Соня сказала, что плохо себя чувствует, и ей нужно на свежий воздух. Остальных людей в кабинете это не слишком интересовало. Когда она попыталась перебить следователя, чтобы донести эту информацию, он не заметил ее попытки и все говорил. А Вера, юристка, с которой она пришла, лишь кивнула и продолжила неотрывно смотреть на собеседника. Это было неприятно, и ее начало подташнивать. Ведь разговор касался именно ее. Но Соня все равно не знала, что говорить. Вера с этой задачей могла бы справиться куда лучше, как профессионал.
Соне это все напомнило тот момент, классе в седьмом, когда одна из завучей вызвала ее старшую сестру в школу. «На беседу». Они обе тогда совсем не понимали, из-за чего это могло быть. Соня была тихоней, ни с кем не ссорилась (но и ни с кем не дружила), исправно училась, как могла, и не так уж часто пропускала занятия. Она хотела объяснить это сестре, которая сразу помрачнела, когда увидела запись в дневнике, но побоялась. А потом и вовсе подумала, что оправдываться смысла не было — сестра и сама все это знала.
Оказалось, что ее и позвали из-за того, какой тихоней была Соня. По мнению завуча, она так и не социализировалась после перевода в эту школу. Это Соня подслушала, пока стояла снаружи кабинета, после того, как ее попросили выйти. Завуч и сестра разговаривали еще несколько минут, а потом пригласили Соню зайти. Явно думая, что она не слышала этого предисловия, завуч с приторным дружелюбием начала рассказывать ей обо всех школьных активностях, в которых она могла бы принять участие. Они все ей были одинаково безразличны, и когда она спустя пять минут вышла из кабинета, то уже совершенно не могла вспомнить или понять, как так получилось, что ее записали в театральный кружок.
Вот и сейчас два других человека, один из которых был ей совершенно посторонним, решали ее судьбу.
Как будто в насмешку над ее «выйду на свежий воздух», как только она оказалась на улице, мимо пронеслась машина, обдав ее выхлопными газами. Соня зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела мужчину лет сорока, который двигался прямо к ней. Соня видела свою искаженную фигуру в отражении его солнцезащитных очков. Они казались чем-то неуместным, ведь в этот сентябрьский день было пасмурно и прохладно.
— Девушка! — гаркнул он. — А где тут ближайший бар?
Она пожала плечами. Вряд ли здесь вообще где-то был настоящий бар, в небольшом спальном районе. Школы и детские сады — да, почти что стенами соприкасались. Бары — вряд ли.
Он кивнул и пошел в том же направлении, откуда пришел, несколько раз оглядываясь на нее. Соня понадеялась, что сама надумала себе это, и достала из кармана куртки телефон. Разблокировала его, открыла мессенджер. Тут же спрятала телефон обратно, потому что в глаза бросились те самые сообщения. Удалить их и заблокировать отправителей она не могла, из-за них они и пришли писать заявление. Тот следователь глянул на сообщения без особого интереса и сразу вернул Соне телефон. А потом перевел все свое внимание на Веру, словно понял, что она тут в роли взрослого. Но она все равно не спешила их удалять. Вдруг сейчас Вера выйдет, ругаясь, возьмет ее за руку и отведет в другое место, где ее проблему точно решат?
Вера и правда появилась спустя несколько минут. За руку не брала, глянула и покачала головой, а потом сразу пошла к своей машине через дорогу. Соня поплелась за ней. Отстала, пропуская другую машину. Когда она села на пассажирское сидение, Вера уже успела пристегнуться. Как только и Соня щелкнула ремнем безопасности, они сразу поехали.
— Так что? — спросила Соня.
— Черте что.
— Это юридический термин?
Вера пропустила эту фразу, как и последовавший за ней нервный смешок, звучавший скорее, как последний вздох. Вырулила на главную дорогу и пояснила:
— Дело они возбуждать не будут. Якобы этих сообщений недостаточно, да и угрозы звучат не слишком реальными.
— Я тоже подумала, что со мной вряд ли сделают все то, что писали в тех сообщениях, — Соня помнила их наизусть, — но подстраховаться бы…
— А вот твои шутки — другое дело.
— Чего?
— То, что все эти чудилы посчитали оскорблением… Он намекнул мне, что вот этого для дела может и хватить. Если ты продолжишь светиться.
— Выступать, то есть?
— Да.
— Вот это тоже звучит, как угроза.
— Угроза не угроза, но согласись… Возможно, не самым плохим вариантом будет пока залечь на дно. Учитывая, что устроили на твоем последнем выступлении.
Соня с жаром подалась вперед, ремень безопасности надавил на грудь.
— Мне не нужны такие советы! Это мне угрожают! Это меня поджидали у сцены!
Вера продолжала смотреть на дорогу, что вроде и было разумно, но Соню начало раздражать, что она недостаточно включена в их разговор.
— Я понимаю, — без эмоций ответила подруга. — Но я прямо тебе говорю — ситуация дрянь. Да, мы можем дальше попытаться добиться возбуждения дела, но ты все еще будешь в опасности, а к тебе внимательнее начнет присматриваться полиция. Мы можем бороться, но это обойдется тебе дороже. Я говорю честно. Можешь обратиться к другому юристу, который с радостью будет брать с тебя деньги, но с тем же результатом.
— Как будто бы они у меня есть… — прошептала Соня. — С заказами в последнее время не очень. То есть подушка у меня есть, на квартиру и все такое…
Соня проснулась от стука в дверь. Первым вопросом, который мелькнул в ее голове, был не что-то вроде «Кто там стучит?», а «Когда я вообще заснула?». Она пришла домой и первым делом присела на кровать, просто передохнуть. Двери лифта закрылись прямо перед ее носом, и она не стала ждать, а решила подниматься по лестнице. Это давалось не так просто. Соня хотела перевести дыхание, а заодно подумать, чем же заняться потом. Почитать что-то, может. Она снимала эту квартиру. В шкафу в гостиной хозяева оставили какую-то библиотеку, хотя у Сони не было повода в нее заглядывать. Обычно она читала с телефона. Но сейчас не хотела. Да, можно было просто скачать книгу и включить режим «в полете», чтобы до нее не могли добраться ни звонки, ни сообщения, не только от ненавистников, но и от сочувствующих, которые вовсе не делали лучше. Но она не могла.
Но до книжной полки Соня так и не добралась. Видимо, сказалось все это напряжение последних дней. А еще сегодня ей пришлось встать куда раньше, чем она привыкла, чтобы успеть в обед пересечься с Верой.
Стук не повторялся, пока она пыталась прийти в себя и встать с кровати. Потому она решила, что ей почудилось. Возможно, стук был частью ее сна, который она уже не помнила. Такой реалистичной, что заставила ее проснуться.
Что было реальным, так это сообщение, пришедшее ей на телефон. Это Соня увидела, когда решила снова проверить время. Даже не читая его, она уже было привычно потянулась рукой к кнопке блокировки, но вовремя проснулась окончательно и разглядела, что писал ей ее друг, Степа. Он предлагал выступить на сегодняшнем открытом микрофоне.
Микрофон тогда вылетел у нее из рук и упал куда-то перед столиком. А она замерла, держа руки перед собой. Открыть глаза она не могла то ли от страха, то ли потому что пиво щипало. Тот мужчина, который швырнул в нее кружку, выкрикнул что-то, но она не разобрала это тогда из-за гудения толпы и не могла вспомнить сейчас. Что-то вроде «Увижу снова — убью» или «Пивом снова оболью». Видимо, стоило напирать на первую версию, может, тогда они бы посчитали эту угрозу серьезной. Хотя какая разница, найти того человека скорее всего было нереально. Он ушел до того, как появился охранник. Тот не слишком торопился, хотя стоило бы. Вряд ли у него на работе каждый день происходит что-то настолько оживленное. Оживленное, интересным точно не назвать. Вот ты стоишь на сцене и говоришь свои шутки под звуки вилок, ездящих по тарелкам, и прихлебывания напитков, а спустя секунду все откладывают еду и напитки, а с твоих волос капает самое дешевое и вонючее пиво. Не то чтобы это делало ситуацию еще обиднее. Но и не более интересной точно.
Степа был там в тот вечер. Это он увел ее со сцены и проводил до туалета. Она умылась холодной водой и сразу же наклонилась и намочила волосы под краном. Они и так были мокрыми, так что хуже бы она себе не сделала. Вечером было слишком прохладно для того, чтобы расхаживать с мокрой головой. Стоя там, она наблюдала, как желтоватая вода стекала с ее волос в слив. Соня выключила воду, скрутила волосы в крысиный хвостик и выжала из них столько воды, сколько смогла. Выпрямилась. Волосы с противным хлюпающим звуком приземлились на шею. Мокрое пятно на кофте стало разрастаться. На спине под ворот затекло еще воды, которая струйкой потекла вниз, к джинсам. Когда она вышла, друг вывел ее через черный ход и вызвал ей такси. Он не задавал дурацких вопросов, вроде «Как ты?». В тот момент Соня не обращала на это внимания, как не обратила бы, и если бы он делал это. Позже она осознала, что была благодарна ему за это спокойствие. Особенно когда в чатах и соцсетях другие комики начали обсуждать произошедшее. Раскручивать эту историю. Они были в региональном городе, но история дошла до столичных комиков, которые не знали ее лично, но выражали ей поддержку. В течение дня. Сейчас это все уже утихло. Для них это перестало быть событием.
Но неужели Степа думал, что она и уже обо всем забыла? Она не говорила никому о своих планах обратиться в полицию. Не знала, как они к этому отнесутся. И не хотела дать понять, что это ее так уж беспокоило. Но почему они не догадались сами? Неужели она была так убедительна в своей роли?
Если верным было второе, то она решила продолжать придерживаться этой роли. Но не быть идиоткой и не рисковать. Она сказала, что у нее на сегодня дела, но она постарается заскочить в бар просто встретиться со всеми. Если она не выйдет на сцену, ничего страшного случиться не должно. Просочись через черный ход, словно настоящая знаменитость, и все будет хорошо, думала она.
До начала было три часа, а ей стоило прийти на час позже, чтобы не разрушить иллюзию того, что она опоздала. Холодильник был пуст и чист, хоть сейчас выставляй на продажу. Соня решила сходить в магазин. Кофта, в которой она заснула, была безнадежно измята. Соня переоделась и вышла из квартиры в подъезд. Когда она открыла дверь, то увидела, что у лифта стоял сосед из квартиры напротив. Соня снимала эту квартиру уже почти год и с соседями не общалась. Но у этого соседа была собака, и Соня не могла сдерживать умиленного взгляда, когда видела ее, так что с этим соседом они начали кивать в знак приветствия.
Сейчас Соня кивнула ему, а вот он смотрел ей за спину. Лифт подъехал на этаж и пискнул. Двери открылись, сосед зашел туда и поехал вниз. Мог бы и подождать, подумала Соня. Она развернулась, взялась за ручку двери и потянула ее на себя. Отпустила ручку, но дверь уже было не остановить. Она захлопнулась так громко, что на пару мгновений оглушила Соню. Или это был шок от увиденного.
Не сами слова, написанные на ее двери (красной краской ведь? Слишком светлое для крови. Да и для какой крови? Не стали бы ей это писать человеческой. Может, свиной?), вырвали воздух из ее легких и заставили стоять, чуть согнувшись с приоткрытым ртом и выпученными глазами. Выглядело так, словно ее ударили. Это был удар, пусть и метафорический. Не самими словами. А тем, что они там были. На ее двери. В ее подъезде. Это не была «какая-то ошибка». Послание было ясным и четким.
Соня расхаживала из одного конца коридора в другой. Она пыталась разрешить противоречие. Перед этим она подкралась на носочках к двери и через глазок выглянула в подъезд. Конечно, никто не поджидал ее прямо на площадке. Мусоропровод, который она почему-то упорно продолжала считать лучшим укрытием, через глазок видно не было. Раз она не смогла себя окончательно убедить в том, что за дверью нет опасности, она на всякий случай так же бесшумно, на цыпочках, расхаживала по коридору. Чтобы те, кто все же могли затаиться там и ждать, не догадались, что она у самой двери.
Противоречие заключалось в том, что ей нужно было отмыть надпись на двери. Но для этого нужно открыть дверь. И лишить свое укрытие безопасности. Дверь открывалась внутрь, так что она, и сама Соня, были бы в квартире, пока она ее оттирала. Но если бы она услышала шаги или лифт, ей пришлось бы очень быстро отскочить назад и захлопнуть дверь. Но люди все время передвигались по подъезду, и не все из них желали ей зла. Каждый раз прыгать и хлопать дверью, чтобы в какой-то момент потерять бдительность… Это было не лучшей идеей.
Она расхаживала туда-сюда, раздумывая над своей дилеммой, уже около пяти минут, когда телефон завибрировал. Она оставила его на полу, прежде чем встать, потому что посыпался град новых сообщений. Кто-то нашел ее электронную почту, которой она давно не пользовалась, и начал написывать туда. От доверия к телефону остался призрак. Соня подошла к нему, наклонилась и подняла. Сообщение от Степы. «Не приходи». Не то что бы она собиралась, но все же Соня решила уточнить и спросила его, почему. Он ответил меньше чем через минуту. Там была толпа мужчин, которые заняли столик у сцены. И они явно пришли за ней.
План созрел быстрее, чем она сама это поняла. Она попросила объявить ее в числе сегодняшних выступающих. Нет, я не приеду, сразу дописала она. Просто нужно их отвлечь. Да, отвлечь, потом объясню. Я отпишусь, когда можно будет сказать, что я не приду, если они начнут буянить.
Ей хотелось надеяться, что это все не зря, и все те, кто представлял реальную угрозу, собрались именно там, и не поджидают ее у дома. Уже темнело, если уж на то пошло. И чтобы ее узнать, им нужно было стоять прямо у подъезда. Она прокралась к окну кухни, не включая свет, и посмотрела вниз. В свете фонарей не было видно ни людей, ни машин у ее подъезда и у соседних. Как будто это что-то гарантировало.
Я объясню позже, пришлось повторить ей еще дважды, в одном и том же сообщении, прежде чем это сработало, и друг ответил «ок». Которое и в лучшие времена казалось слишком эмоциональным, и его было можно интерпретировать как угодно. От «ок, все сделаю» до «ок, иди-ка ты к черту». Вроде бы у него не было оснований говорить ей второе, и она понадеялась на первое.
Не включая свет нигде, кроме коридора (его в окнах с улицы видно не было), подсвечивая себе фонариком телефона и стараясь держаться подальше от окон, она взяла рюкзак и побросала в него несколько предметов одежды, ноутбук, зарядку, наушники и другие мелочи. Упаковку влажных салфеток она держала в руках, когда вышла в коридор. Обулась, надела куртку и рюкзак на спину. Открыла дверь и выглянула в подъезд. Там была лампочка, которая должна включаться от звука, но этого не случилось. Хотя благодаря небольшому количеству света фонарей с улицы в подъезде было не абсолютно темно, и она смогла разглядеть, что он пустовал. Только не смотреть на мусоропровод.
Соня медленно открыла упаковку с салфетками и с силой начала тереть первую букву. Какую бы краску они не использовали, к счастью, она была паршивой, и оттиралась легко. Контуры букв быстро размазывались, оставались красноватые разводы. Постепенно букв не осталось, одна большая дымка. Выглядело так, словно перед дверью парило розоватое облако. Чтобы избавиться от него, потребовалось больше влажных салфеток, но она все равно управилась довольно быстро. Проблема была в куче салфеток в руках, из-за которых казалось, что она убирала место преступления. В общем-то, так оно и было. Соне пришлось запереть дверь и снова на носочках, но теперь просто чтобы не разуваться, пройти в кухню, где она выбросила все салфетки в ведро под раковиной. Она все раздумывала, куда выбросить мешок. Обычно бы конечно в мусоропровод. Да уж, у преследователя, засевшего там, наверное уже затекли ноги.
Нет, по дороге на остановку были мусорные контейнеры, можно будет закинуть мешок туда. А если что, до этого использовать его для самообороны. Самой нелепой на свете. Соня завязала мешок и снова вышла в подъезд, на этот раз перед уходом выключив свет в коридоре и заперев дверь.
Ехать на лифте и спускаться по лестнице ей казалось одинаково жутким, но она все же выбрала второе. Перед тем, как выйти из подъезда, приоткрыла дверь и осмотрелась, насколько позволял угол обзора. Запоздало вспомнила накинуть капюшон на голову, вышла и зашагала в сторону остановки.
Когда она уже подходила к контейнерам, то хотела свернуть с тропинки, подойти к ним и аккуратно забросить мешок. Но тут за спиной раздался отчетливый мужской смех. Идти одной в темноте и услышать на пустынной улице за спиной гогот — многие девушки из-за этого пугаются. Но сейчас Соне было еще страшнее. Она закинула мешок со своего места и пошла дальше, при этом глядя на него. Если бы он вдруг порвался в полете, и салфетки посыпались, получилась бы жуткая картина, которую она не могла выбросить из головы до тех пор, пока мешок с мягким звуком не приземлился в контейнер.
Смех больше не повторялся, но оборачиваться и проверять, шел ли за ней кто-то, Соня не стала. Испортила бы свою идеальную маскировку в виде капюшона, засветив лицо. Чем ближе к остановке она подходила, тем больше людей встречала по пути. Кто-то шел домой, а кто-то из других домов направлялся к той же остановке. Соня не видела самих людей, потому что смотрела исключительно вниз, натянув капюшон вперед. Она видела лишь их ноги. Рюкзак болтался на спине. Она поняла, как быстро идет, когда расслышала ритм, который рюкзак отбивал по ее спине.
— Тетя! — первой выкрикнула девочка.
Эту дурацкую привычку называть ее не по имени, а тетей, она приобрела примерно пять лет назад. Тогда Соня уже редко наведывалась в гости к сестре, и пропускала все небольшие изменения в их жизни, поэтому они успевали собраться в огромный снежный ком, который сталкивали на нее с горы, когда она все же объявлялась. Сестра, Кристина, как-то скомкано объяснила, что они читали какую-то книгу про девочку, у которой была тетя, и она рассказывала девочке разные сказки. И девочка в книге называла ее «тетушкой». Так она и назвала сначала Соню, когда та пришла. С трудом она смогла сторговаться с пятилеткой до «тети», потому что в двадцать лет становиться «тетушкой» ей совсем не хотелось. В двадцать пять быть «тетей» ей тоже не слишком нравилось, да она большую часть времени ей и не была.
Девочка, Олеся, росла, но эта ее привычка никуда не уходила с каждым редким визитом. В какой-то момент Соня начала подозревать, что она просто не помнила ее имя, и это же было вроде как доказательство того, что Кристина о ней никогда не говорила. А что она могла сказать.
— Мама не говорила, что ты придешь.
— Потому что мама сама об этом не знала, — тихо проговорила Соня. — Позовешь ее? — добавила она уже громче.
— Ее нет дома. Они с папой пошли в кино.
— О. И оставили тебя одну?
Даже без взгляда, который бросила на нее племянница, Соня бы догадалась, что сказала не самую умную вещь. В десять лет вполне нормально было оставаться дома одной. Но видимо в ней накопилась «тетина» энергия, о которой она не подозревала, и та вырвалась в еще более дурацкую фразу:
— Ты бы не открывала дверь всем подряд, когда одна дома.
— Но я же тебя узнала!
О, так она все же помнила ее имя. От этого Соне стало немного стыдно.
— Ты непротив, если я зайду? — нашлась она. — Подожду твою маму. Мне нужно ее кое о чем попросить.
Это была ложь. И она не привыкла произносить выдумки таким ровным голосом, без отыгрышей и безумноватых взглядов, но справилась весьма неплохо. Олеся закивала и отошла назад, Соня последовала за ней.
Она разулась, снялась куртку, а рюкзак прижала к себе спереди и так с ним собралась пойти в гостиную. Если оставить у входа, Кристина сразу заметит его, когда придет. Может, подметит, насколько он заполнен, и догадается о чем-то.
Зайти в гостиную она не успела, потому что Олеся подхватила ее под локоть и потащила в другом направлении. В свою комнату. Она подвела Соню к кровати, а сама отошла к полке, висевшей над столом на противоположной стене. Соня присела на кровать, продолжая прижимать к себе рюкзак.
— Вот, смотри, — Олеся вернулась к ней с ворохом медалей и грамот с полки.
Они были за какие-то олимпиады и соревнования. Далеко не сразу Соня поняла, что ее племянница делала успехи в фехтовании. Конечно, она и не знала, что та занималась этим. Или не помнила? Сколько времени прошло с последнего визита? Вспоминать необходимости не было, ведь наверняка именно это первым делом проговорит Кристина, когда придет и увидит ее.
Соня поймала на себе взгляд Олеси. Такой, с каким смотрит кошка, когда выпрашивает еды. Только тут, догадалась Соня, выпрашивали одобрение. Она заулыбалась, стараясь делать это не слишком натужно, и пробормотала что-то, умудрившись объединить все хвалебные слова в одно.
К счастью, племянница не стала спрашивать, как дела были у нее. То ли это была бестактность, то ли наоборот, тактичность, и даже ребенок смог понять: что-то было не так, раз она объявилась. В любом случае ее поведение принесло облегчение. Хотя ей бы стоило порепетировать, что она скажет сестре, потому что та не станет болтать лишь о себе. У нее был примерный план лжи в голове, но лучше его сначала проверить и обкатать. Если бы и ребенок ей не поверил, дела вышли бы совсем плохи.
Но Олеся все продолжала говорить, в обратном порядке рассказывая разные истории о том, что происходило в школе и на всех этих кружках и олимпиадах. Лента времени раскручивалась, давая Соне подсказки о том, как давно ее не было. Дни складывались в месяцы и наверное, теперь, когда придет Кристина и самым громким в мире шепотом заявит «Тебя не было уже…», Соня сможет ее перебить и сама назвать конкретный срок. Нет уж, этот маленький приз в виде замешательства в глазах сестры того не стоил. Не стоило ссориться с ней. Нужно быть покорной и виноватой, но не слишком сильно, чтобы это не казалось подозрительным и не вызывало больше вопросов. Самых глупых, вроде «У тебя все нормально?». Как будто есть способ ответить на него так, чтобы на тебя не смотрели с недоверием. Если у тебя спрашивают, все ли нормально, то у тебя явно не все нормально.
Она продолжала кивать и улыбаться, умудряясь вставлять какие-то вопросы. На самом деле просто повторяла последние слова предложений с вопросительной интонацией. Навык, благодаря которому новые знакомые всегда считают ее отличной собеседницей, прежде чем понимают, что к чему. Речь племянницы в какой-то момент начала сливаться в неразборчивую кашу, через которую Соня с трудом смогла различить сигнал домофона. Он был коротким, и она догадалась, что дверь открыли ключами. Она заулыбалась чуть шире и указала пальцем в сторону коридора.
— А, да, это мама с папой! — вскликнула Олеся и первой побежала туда. — Вот они удивятся!
Прекрасный ребенок, еще не знает, что удивление не всегда бывает чем-то хорошим. Все реже и реже оно связано с позитивными эмоциями по мере взросления. Соня встала и положила свой рюкзак сбоку от кровати нарочито небрежно, чтобы он не бросался в глаза и выглядел так, словно всегда лежал там.
Рисковать и пытаться стащить ключи в тот же вечер, когда вся семья дома, было бы глупо, так Соня решила сразу. Она планировала остаться на ночь и забрать их прямо перед уходом. Даже если они еще будут дома, то в утренней суете не обратят внимания. Сестра была просто препятствием, нужно лишь говорить с ней правильно, не отвечать подробно, самой задавать побольше вопросов, но не слишком. Чтобы не выглядело подозрительно. И чтобы ее потом не упрекали в том, что она не запомнила всю эту информацию, которую просто не слушала.
Я подготовилась, думала она. Но сидя за столом напротив сестры, ковыряя вилкой котлету, она все жалела о том, что сразу не увидела возможностей, когда они были прямо у нее под носом. Нужно было, едва она зашла, поискать ключи и утянуть их, пока дома была одна племянница. Конечно, та бы рассказала родителям о странном визите. Сестра бы начала названивать и обвинять ее в том, какую травму она нанесла ребенку, расспрашивать, зачем это все было. Но сейчас она и так проходила через эти разговоры, только лицом к лицу. Хотя, если бы ее визит оказался настолько странным, возможно, сестра бы быстрее догадалась, что произошло, и поняла, где ее искать.
Изменить все равно ничего нельзя было, оставалось сидеть за столом, ковырять вилкой котлету и выглядеть максимально виноватой.
— Так как там твои выступления? — вопрос сестры, от которого нельзя было отделаться виноватым видом, вывел из транса.
— А?
— Ты еще выступаешь со стендапом? Или бросила и это?
Что это? Ловушка? Она обо всем знает и пытается заполучить признание? Догадалась, что ее появление связано с проблемами?
Соня попыталась пожать плечами, но вместо этого дернула ими, выдавая нервозность.
— Нормально. Выступаю.
— И что, даже на жизнь хватает?
— А? — сначала Соня напряглась. Еще вопрос с подвохом? Проверяет, как все случившееся повлияло на ее жизнь?
Но потом она расслабилась. Сестра спрашивала с искренним интересом, и Соне понравилась формулировка. Все лучше слов о том, что ей бы лучше найти «нормальную работу». В прошлые (или в прошлую?) их встречи такие намеки проскальзывали. Соня понятия не имела, что изменилось во взглядах сестры за это время. А может ничего, просто она уже отвела душу, отчитывав ее за внезапный приезд, и теперь хотела поговорить нормально. Насколько это было возможно. То ли этот добрый жест подкупил Соню, то ли она и сама хотела провести оставшиеся часы в этом доме мирно, она продолжила говорить на эту вроде бы безопасную тему.
— Нет, на этом я не очень много зарабатываю, — выдала она устаревшую-снова-ставшую-актуальной информацию. — В основном я зарабатываю фрилансом. Пишу сценарии для мероприятий. Пару раз выступала на корпоративах, вообще-то. Да, хватает, — добавила она, вспомнив вопрос.
Кристина закивала, но без следов былого интереса. Соня все же решила проявить ответную вежливость и задать ей какой-то вопрос о работе. Но совершенно не помнила, кем же сестра работала (и все равно за десять месяцев она могла уйти на новое место или вообще сменить сферу), так что решила не задавать даже общего вопроса, который в итоге все равно выдал бы ее незнание.
— Так Олеся делает успехи… Во всем?
Интересный выбор темы. Он одновременно и опасный: сейчас сестра может вновь заговорить о том, как ужасно она обошлась с племянницей. Но и не так плох, ведь она насобирала какой-то информации о девочке. Что уж там, та вывалила ее на нее всю разом. Главное, информация эта была в целом позитивной. Разве не рада будет мать обсудить успехи своего ребенка и послушать, как его хвалят?
— Да. Я не заставляю ее, — зачем-то начала оправдываться Кристина. — Она сама всем интересуется. И справляется без моей помощи, никаких проблем в школе нет.
Намек на то, как ее тогда вызывали в школу из-за «необщительности» сестры? Но в чем смысл. Не было у нее никакого желания соревноваться с племянницей. Даже когда они жили вместе, то мало пересекались, так что это никак не могло сгладить разницу в возрасте и превратить их в подобие сестер.
Она предпочла пропустить этот укол, если он вообще был, изобразить улыбку и сказать:
— Я за вас рада.
— Да, — тут же ответила Кристина. — Да, я за тебя тоже. В смысле, здорово, что ты делаешь успехи… Может?..
Она не закончила вопрос, хотя Соня и догадывалась, каким он мог быть. Кристина остановилась и покачала головой, отказывая сама себе. Неужели по ее меркам встреча прошла так гладко, что она дерзнула попросить разрешения вторгнуться в ее жизнь?
Соня могла бы прямо сейчас вскочить со своего места, бросить тарелку на пол, чтобы та разлетелась на осколки. Когда ей было семнадцать лет, этот пол повидал немало осколков разной посуды. Рассмеяться сестре в лицо и вылететь из квартиры. Да как она посмела даже думать о таком. Но Соня остановилась на том, что нарисовала эту картину в своей голове, и улыбнулась, поджав губы, как будто не заметила этой последней оборвавшейся, так и не начавшись, фразы.
Как раз когда она доела, в кухню забежала Олеся. Она сказала Кристине, что началось какое-то их любимое кулинарное шоу. Потом она повернулась к Соне и принялась ей рассказывать, чем это шоу так хорошо, и вот она уже тащила ее за руку по коридору в гостиную, где на диване перед телевизором сидел муж Кристины, копаясь в телефоне и поглядывая на экран. Соню он все так же мастерски игнорировал. Олеся села рядом с ним на диван и усадила рядом с собой Соню. Когда Кристина зашла в комнату, места для нее там не оказалось. Это ее муж заметил, потрепал дочь по голове (когда-то он и с Соней пытался такое проделывать, но после первой же попытки они оба, даже она, будучи совсем ребенком, ощутили какую-то неестественность этого жеста, так что больше он его не повторял) и ушел.
Она не трогала телефон всю дорогу до автовокзала. Не хотела отвлекаться и тормозить. Опасалась, что увидит там что-то такое, что заставит ее передумать и остаться. Может, кто-то напишет, что тех мужчин вчера задержали полицейские, когда они выходили из бара. Вряд ли. Но если бы такое случилось, это бы дало ей ложное чувство безопасности. Она бы убедила себя, что именно они отвечали за надпись на ее двери, и теперь ей ничего не грозило.
Или Вера бы написала ей и заявила, что надпись на двери все же может стать достаточным основанием для дела против них. Конечно, вчера она так не считала и посоветовала ей убраться из квартиры и где-то переждать. Но вдруг в ней загорелся какой-то огонек, та жажда справедливости, которую навязали сериалы про детективов, заставившие ее пойти на юридический. Все эти добрые намерения умерли еще на первом курсе, но вдруг бы они внезапно решили вернуться.
Но нет. Надежды не было. Соня помнила то вчерашнее чувство страха. Как она боялась подходить к окнам, словно на крыше дома напротив поджидал снайпер. Как ее разум крутился вокруг мусоропровода, за которым мог затаиться убийца с ножом.
Могло все сложиться иначе. В телефоне ее могли ждать десятки новых угроз, еще более красочных. Кто-то мог опубликовать ее адрес. Это могли бы увидеть ее знакомые, которые писали бы ей «Какой ужас, ты как вообще?». И вряд ли кто-то бы предложил переждать у них. Хотя если бы и предложил, она не согласилась бы. Вот еще, подвергать кого-то такой опасности. Но и проверять, есть ли вокруг люди, готовые так рисковать ради нее, ей не хотелось.
Поэтому она решила подольше оставаться в неведении. Переодеться в туалете не успела. Купила билет всего за несколько минут до отправления автобуса. Залетела в него под неодобрительный взгляд водителя. Дорога должна была занять пару часов. Между этим городом и городком, куда она направлялась, не было остановок, но автобус следовал и дальше. Ее вовсе не удивило, что в этот соседний городок ехало мало народу, но даже несмотря на более привлекательные пункты назначения на маршруте, автобус пустовал. Кроме нее там было человек десять. Большинство пожилые женщины.
Но не стоило дальше глазеть на незнакомцев, ей ведь вряд ли бы такое понравилось. Хоть она и села на самый дальний ряд, у окна, они могли бы почувствовать ее взгляд и повернуться. Среди них были двое мужчин. Не вместе, сидели в разных частях. Оставалось надеяться, что они не из числа тех, кого она задела своей шуткой. Было бы странно бежать от угроз в глушь, но за компанию с теми, от кого угрозы исходили.
Соня подключила наушники и наконец посмотрела на экран телефона. Он ее ничем не удивил. Да, была парочка сообщений с угрозами, не больше обычного. Пропущенные звонки, но не факт, что это названивали эти преследователи, могли быть и спамеры или мошенники. Степа написал ей посреди ночи, чтобы уточнить, точно ли у нее все в порядке. Хотелось надеяться, что он не слишком переживал. Она написала ему, что все хорошо, но она планирует по крайней мере несколько дней не выступать, чтобы не создавать проблем остальным. Потом она полистала новости, а когда автобус тронулся, включила подкаст и попыталась вздремнуть, но не слишком крепко. Не хватало еще провалиться в сон и уехать совсем далеко. Может, там ей было бы безопаснее, но вот жить негде.
Вдруг она осознала, что прокручивает эту мысль в голове уже не в первый раз и резко открыла глаза. Только бы не заснуть под мысль о том, как плохо будет, если она заснет. Соня посмотрела на телефон — прошло полчаса. Посмотрела в окно — они даже не выехали из города. Но рисковать больше было нельзя, поэтому она сменила подкаст на другой, менее познавательный, и где голос одного из ведущих ее немного раздражал. Заснуть под него было бы невозможно.
Все высотные дома сменились частными, потом и они появлялись реже и дальше от дороги. Они покидали город. Смотреть в окно оказалось сомнительным удовольствием. Плотные стены деревьев и столбов, на слишком многих из которых висели венки, сменялись открытыми полями. Выглядело так, словно десятисекундную съемку из окна прокручивали снова и снова. Деревья были одинаковыми. Венки тоже. Только бы не заснуть и от этого. Соня взяла за правило проверять время каждый раз, когда, как ей казалось, проходило пятнадцать минут. Ей ни разу не удалось угадать, и на самом деле проходило то двадцать минут, то пять. За этой игрой с самой собой и телефоном и без того короткая дорога пролетела незаметно. Соня осознала, что почти добралась до нужного места, когда скорость автобуса заметно снизилась. После этого она увидела домишки, замелькавшие перед окном.
Когда они подъехали к небольшому зданию автовокзала, она уже стояла у дверей, цепляясь за поручень, потому что автобус трясся, перебираясь из одной ямы в другую. Она выскочила, едва двери открылись, и пронеслась мимо нескольких человек, которые так рванулись к автобусу, что вполне могли бы затолкать ее обратно. Соня отошла от автобуса на несколько шагов и опомнилась. Натянула капюшон.
Она перешла на другую сторону улицы, по пути куда ее чуть не сбил тот самый автобус, на котором она и приехала. Водитель замахал на нее руками, но она не стала тратить время на то, чтобы отвечать ему другими жестами или словами. И не только для того, чтобы не привлекать внимание. Просто тут был прав тот, кто первым проявил агрессию. Пока они ехали к вокзалу, она успела обратить внимание на то, что со светофорами и знаками в городе было не густо. Люди по пути перебегали дорогу на удачу, машины ехали так же. Едва ли это можно было назвать дорогой. Она выглядела скорее так, как будто образовалась тут естественным путем на месте поля, потому что по этому участку постоянно ездили машины, уничтожающие траву. Едва ли это можно было назвать городом. За то время, что они ехали к вокзалу, она увидела лишь один трехэтажный многоквартирный дом. Парочку двухэтажных. В основном это были одноэтажные домики. Некоторые из них не отличимы от сараев.
Соня остановилась между двумя совершенно одинаковыми домами. Их отделяло друг от друга какое-то подобие двора, общего для обоих домов. Там была подъездная дорога к дому, стоявшему справа, а у дома слева газон с невысокими, но почти доходящими до крыши деревьями, два турника и покрышки, которые притворялись чем угодно другим. Несколько штук стали основой для клумб, только росла в них обычная трава, та же, что вокруг просто на земле. Несколько были врыты в землю змейкой. Они огораживали дом. Хотя перебраться через них мог и ребенок. Соня помнила, как в детстве ей нравилось ходить по такой же конструкции (не здесь, а во дворе их нового дома, в городе), стараясь сохранить равновесие. Еще две шины были основой лавочки: на них положили доску. Все это когда-то было окрашено в яркие цвета, но сейчас покрылось грязью, и особенно блекло смотрелось на фоне ярких домов.
В каком была нужная квартира? Соня подготовилась так тщательно, как смогла, продумала маршрут, но она была абсолютно уверена, что и так найдет дом. Их же таких тут всего два, как можно ошибиться? Оказалось, это было вполне возможно. Точного адреса она не знала, не было необходимости. Главное вспомнить номер квартиры, с чем она справилась еще до отъезда. Но сейчас… Она завертела головой, пытаясь припомнить, как подходила к дому. Она не была здесь с того самого отъезда.
В какой-то момент Соня заметила, что на нее смотрела женщина с балкона второго этажа правого дома. Он был закрыт решеткой. Тени от нее искажали лицо женщины, но было совершенно ясно, что она смотрела на Соню.
Ей нужно было в левый дом. Эта мысль появилась так быстро, что Соня даже решила: она просто побоялась идти в правый. Но нет, ее ноги будто помнили больше, чем голова. Они знали, что когда-то давно, когда она была другим человеком, до того, как совершила непростительное, она ходила дальше, к тому желтому дому. Который, в отличие от нее, не изменился, был все так же чист как тогда. Как и дом справа, на который она засматривалась, каждый раз возвращаясь домой.
Сейчас Соня направилась туда. Выбор из трех подъездов мог стать еще одной заминкой. На дверях не было табличек с номерами квартир, как в том доме, где она жила сейчас. Но зная номер, подсчитать в такой крошечном доме было несложно. Она зашла во второй подъезд. Никакого домофона. Ключи сжимала в кармане. На случай, если встретит кого-то, чтобы не решили, что она собралась тут жить. Скажет, что пришла в гости. Или она курьер, принесла доставку. Обе версии были так себе. Если уж и завяжется разговор, ее спросят, к кому именно в гости она пришла. Тут наверняка все друг друга знают. А курьер… Работали ли в этом городе вообще курьеры?
Но никто ей так и не встретился. Как она и понадеялась сначала, все, кто должен был, уже разошлись на работу и в школу. Остались, наверное, только такие старушки, как та, из дома напротив, что зорко следила через решетку.
Она поднялась по лестнице и подошла к двери, которая должна была оказаться дверью в ее дом детства. Достала ключи, как будто ища поддержки посмотрела в глаза брелоку-зайцу и вставила первый ключ в верхний замок. Два поворота, дальше он не пошел. Вставила второй ключ в нижний замок. Он открывался немного туже, но в итоге все вышло, и дверь сама заскрипела и подалась вперед. Не открывая ее полностью, Соня проскользнула в квартиру и прикрыла дверь за собой медленно, лишь в последний момент дернув посильнее. Хлопок. Соня подергала ее. Этого оказалось достаточно, самой трогать замок не пришлось.
Соня развернулась и уткнулась носом в шкаф, который стоял у стены справа от входа. Еще поворот. Дальше на той же стене висело зеркало, а под ним была тумбочка. Слой пыли, но тонкий. Хорошо. Значит, Кристина была тут не так давно. И не приедет скоро, если не заметит пропажу ключей и не догадается.
Соня уже давно не знала, как часто сестра приезжала сюда проверять, цела ли еще квартира, не разнесли ли ее какие-то люди или бедствия, вроде прорвавшейся трубы или короткого замыкания. Раньше, когда они еще жили вместе, Кристина бывала там где-то раз в три месяца. Такой график выстроился, когда она окончательно перестала надеяться, что сможет продать квартиру. Хотя, может, она и не оставляла попытки. Вряд ли бы она стала делиться этим с Соней, только в последний момент обратилась бы к ней, потому что они обе были собственницами.
Соня постояла пару минут, раздумывая, стоит ли ей разуваться. На полу тоже виднелся слой пыли, но больше всего Соне не хотелось оставлять кеды не из-за этого. Просто стоило сначала осмотреть квартиру, убедиться, что там точно никого нет. Желающих поселиться тут за деньги не нашлось, но вдруг пробрались бы те, кто был не против занять место бесплатно. Почти как она сама.
Соня прошла дальше по коридору и остановилась у первого прохода. Он вел в небольшую комнату. У входа с одной стороны стоял шкаф, впритык к нему, перед окном, кровать. А у противоположной стены — письменный стол. Это была ее комната. Из этой комнаты открывался вид на соседний дом. Там, в квартире точно напротив, была такая же детская комната. Как только Соня посмотрела туда, ей показалось, что там шевельнулась шторка.
Она шагнула назад в коридор и зачем-то прижалась спиной к стене. Соня задержала дыхание. Расстояние между домами, конечно, было небольшим, но не настолько. Но то ли это была какая-то иллюзия, то ли просто ее жалкий глазомер, но еще когда она стояла в проходе, не могла избавиться от ощущения, что на самом деле дом намного ближе. Протяни руку и сможешь постучаться в окошко. Кто-то другой протянет руку, схватит ее и оттащит к тем, кто жаждет расправы над ней.
Даже если там кто-то был, то это не он. Новые жильцы, которым нет до нее дела. Или его родители. Если они и узнают ее, она просто скажет, что в этот раз вместо Кристины приехала осмотреть квартиру. Не будут же они день и ночь следить за ней и отмечать, когда она уедет. И если и заметят, что она задержалась, она придумает какую-нибудь ложь. Звонить Кристине они вряд ли станут. Сестра не поддерживала никаких контактов с бывшими друзьями, факт. Слишком рискованно.