Тайная жизнь Гилфордов

Пролог I. Все начинается с любви...

Род де Шанталей, берущий начало от Генриха I из династии Каролингов, в одна тысяча семьсот пятом году переживал свой упадок и затухание. Разорительные эскапады прежних наследников рода опустошили финансовые запасы, а новых вливаний в связи с продажей земель становилось все меньше и меньше. Арман де Шанталь, граф Амьенский, подсчитывал каждый су, скрупулезно и нудно ведя книгу учета, которая не особенно поражала разнообразием записей. И неизменно ярился на старшего сына, будто нарочно делавшего долги за игрой в малёрё...

– По миру нас пустить хочешь, ослиная твоя морда?! – орал старый граф, оглашая обветшалые стены старого замка отнюдь не куртуазными оборотами речи. – Где твоя совесть? Нам едва хватает на жизнь. Слуги уже смеются над нами, того и гляди последние разбегутся. А ты опять за свое...

Сын виновато кривился, каялся (бес попутал, отец!), обещал измениться, а вскоре опять возвращался с очередною распиской – и все повторялось по кругу.

В других обстоятельствах младшему де Шанталю никогда не позволили бы исполнить мечту, ибо то не по рангу представителю дворянского рода резать людей да лечить их болезни. Но, совершенно отчаявшись как-то поправить дела и вернуть роду былые блеск и величие, граф позволил младшему сыну идти выбранным им путем. И уехать учиться в Париж медицинскому делу...

Через пять лет сын вернулся хирургом и, как сказывали, знатоком своего дела. Его повсеместно зазывали в дома, привечали повсюду... И лишь родная семья сторонилась его как чумного. Казалось, непутевые братья стыдились родства с человеком, о котором с теплом и дружеским расположением отзывались его пациенты...

Сам Анри де Шанталь свое общество братьям с отцом не навязывал, вел простую, честную жизнь, находя радость в помощи людям. И казалось, был полностью счастлив...

Но тут, как водится, приключилась любовь.

Да такая, что впору было лишиться всего, нежели отказаться от той, что завладела сердцем и разумом.

Так, по сути, и вышло...

Анри де Шанталю на тот момент было около тридцати, и он ни разу до тех самых пор не влюблялся. Те краткие увлечения, что случались в Париже во время учебы он не считал за настоящие чувства, но первый же взгляд на Аньес де Нёвиль перевернул ему душу.

А случилось то ранней осенью, в пору цветения хризантем: его пригласили осмотреть дочь барона де Нёвиля. Бедняжка два года назад упала с лошади во время охоты, сломала ногу и с тех пор охромела... Будучи настоящей красавицей, все в округе сходились в том мнении однозначно, она могла бы блистать при дворе, но, сделавшись колченогой калекой, все дни проводила затворницей в доме отца.

И барон, полагая нового доктора последней надеждой, зазвал его в дом для консультации...

– Надежда есть, – сказал тогда врач устами Анри де Шанталя, чем сам себе подписал приговор, – но должен сразу предупредить: мне придется повторно сломать вашей дочери кость, а после срастить правильным образом. Я читал о таком в трактатах Авиценны, но сам ни разу не практиковал... А посему, если вы доверитесь мне, барон, я сделаю все, чтобы вернуть мадемуазель де Нёвиль прежние легкость и красоту шага!

Барон, как ни странно, доверился...

Должно быть, молодой доктор, пораженный красотой пациентки, говорил чересчур убедительно, с искренней верой в успех непростого своего предприятия.

И не будь он так убедителен, возможно, со временем сделался бы не только возлюбленным, но и мужем прекрасной провансальки, ибо в ее нынешнем состоянии немного находилось желающих на ее руку и сердце, но... Стоило только забрезжить надежде на выздоровление дочери, как барон де Нёвиль принялся строить планы по ее возвышению, а значит, и последующих привилегиях для их рода. Едва девице провели тяжелую операцию по перелому неправильно сросшейся кости, как он написал знакомым в Париж, разведывая обстановку при дворе Людовика XIV: несмотря на немолодой уже возраст, король все еще заглядывался на женщин, и сделаться его фавориткой было бы крайне полезно как для Аньес, так и для ее тщеславного отца.

И пока барон строил планы на будущее красавицы-дочери, сама девушка, находившаяся под постоянной опекой предупредительного и заботливого доктора, отдала ему сердце. Их взаимное чувство, укрепляясь день ото дня, вскоре сделалось таким сильным, что скрывать его оказалось невозможно: оно плескалось в глазах двух влюбленных как плещется море о берега Французской Ривьеры. И в конце концов барону о нем донесли...

– Сир, мне неприятно о том говорить, но вы должны знать...

Прозревший в отношении де Шанталя барон понимания к чувствам влюбленных не проявил: нищий доктор, пусть и знатного рода, не входил в его планы. Для Аньес уже приготовили место в свите маркизы де Монтеспан, а значит, следовало как можно быстрее покончить с неуместным романом – и де Шанталя прогнали, как шелудивого пса, покусившегося на кусок жирной индейки с пиршественного стола де Нёвилей.

Ни слезы дочери, ни уговоры влюбленного доктора, обещавшего положить к ногам мадемуазель де Нёвиль целый мир не возымели успеха. К Аньес пригласили портниху и начали обшивать для отъезда в Париж...

Только тогда, уверившись, что по-доброму ничего не добиться, влюбленные сговорились бежать. Сколько душевных метаний и мук им стоило это решение, не стоит и говорить... Аньес в слезах упрекала любимого за исцеление от хромоты, он пытался ее успокоить, уверяя, что не мог поступить по-другому в сложившихся обстоятельствах. В конце концов, с помощью верной служанки однажды ночью, уже накануне отъезда Аньес, влюбленные сели на дилижанс до Кампороссо.

Они надеялись, что, покинув Францию и Прованс, собьют барона со следа и, обоснуясь, как можно дальше от родины, заживут собственной тихой жизнью. Благо, навыки де Шанталя везде обеспечили бы их необходимыми средствами... Тем более что университетский приятель Анри давно зазывал его в Луино на Лаго-Маджоре потчевать тамошних аристократов, приезжавших на отдых. Никогда прежде молодой человек не согласился бы на подобную перспективу, но теперь выбирать не приходилось, и влюбленные прибыли в Луино.

Глава 1. Новая встреча со старыми знакомыми

Блюмфонтейн медленно просыпался. С вельда тянуло предрассветной прохладой... Где-то там, пролетая над морем высокой травы, прокричал, направляясь в гнездо, козодой. Его крик, протяжный и громкий, отзывался в душе невольной тревогой...

Дениз поежилась: ей не нравился крик этих птиц, пусть он, казалось, как нельзя лучше соответствовал хаосу, что творился сейчас в Оранжевой Республике. И особенно здесь, в полувоенном госпитале, разбитом наспех и наполненном сотней страдальцев, большая часть которых мучилась не от полученных в сражениях ран, а от вспышки брюшного тифа, косившего всех без разбора.

Дениз устала считать умерших за последние дни... Адам сказал, вчера умерло пятьдесят человек, а сегодня, возможно, и больше: ее руки и спину ломило от безуспешных попыток облегчить страдания страждущих.

Их знобило, трясло и выворачивало от страшной головной боли, с которой ни она, ни прочие медсестры не могли им помочь. Хотя и делали все, что в их силах! Но этого было, увы, недостаточно...

– Как ты?

Рука Адама опустилась ей на плечо, и на миг дышать стало легче.

– Представь себе, я совершенно без сил, – призналась она со слабой улыбкой. – Мы безумцы, раз думали, что, приехав сюда, сможем помочь не только себе, но и людям! Это ад на земле...

– Сложно с этим поспорить. – Адам устало опустился на стул. – Пациент с пятой койки скончался минуту назад. Его место уже занял другой...

– Брюшной тиф?

– Других сейчас не бывает.

– А что доктор Мартин?

– Доктор Мартин... опять велит делать кровопускания. Все как обычно! – Они понимающе переглянулись.

– Ты говорил об этом с доктором Боренже? – спросила Дениз. – Он, похоже, единственный, кто способен противостоять самодурствам доктора Мартина.

Адам покачал головой.

– Не выпало случая: Боренже с утра в операционной. С фронта ко всему прочему привезли раненых...

За окном снова прокричал козодой. Они помолчали, вслушиваясь в несмолкающий шум военного госпиталя: крики, стоны, горячечный бред и шепот молитв.

Дениз спросила:

– Ты ел?

– Да, не волнуйся. Где-где, а в еде недостатка вампиру здесь нет.

– Но тебе нужна моя кровь, чтобы выдерживать день. Не знаешь, когда нас отпустят домой?

– А нас отпустят? – вскинулась черная бровь. – Я не особенно бы рассчитывал.

Адам был прав: медперсонал работал на пределе своих сил и возможностей. Буквально валился без сил, когда либо болезнь, либо нервное и физическое истощение доводили организм до обморока. В таких обстоятельствах два вампира, не подверженных ни болезням, ни слабостям, становились настоящим благословением. Но и они нуждались хотя бы во временной передышке...

– Сегодня мамина годовщина, – заметила тихо Дениз. – Нехорошо оставить отца одного в такой день.

– Он не будет один, – пообещал Адам, приобняв супругу за плечи. – Я отпрошусь у доктора Мартина хотя бы на пару часов. Мы на ногах третьи сутки – он просто обязан нас отпустить.

– Спасибо, – шепнула Дениз, одарив Адама полным обожания взглядом.

В такие моменты, как этот, когда они наконец оставались одни, нежность, нисколько не уменьшавшаяся с годами, затопляла ее с головой. Адам сделался сосредоточением ее жизни, ее спасательным кругом, надеждой и целью борьбы.

Ради него она готова была претерпеть все что угодно: одинокую жизнь в горах, выживание в дебрях Южной Америки и ад военного времени здесь, в Трансваале. За прошедшие десять лет они многое пережили, делали все, чтобы «новорожденный» Адам научился себя контролировать...

Десять лет для вампира – не срок, они промелькнули как миг, и лишь Этьен де Бланкар, словно неизменный барометр, предупреждал, что время уходит быстрее, чем им бы хотелось. За время, минувшее со смерти жены, он состарился вдвое... И хотя обладал отменным здоровьем, выглядел древним как Стоунхендж, и это пугало Дениз.

Потерять и отца было страшно...

Вроде как перечеркнуть свое прошлое.

Перевернуть последнюю страницу зачитанной до дыр, но любимой истории...

И если бы не наличие Адама в ее жизни... она бы не выдержала разлуки...

Так ей, по крайней мере, казалось.

И ощущение приближающегося конца тяготило Дениз все сильнее в последнее время. Возможно, виной всему смерть, которой во время войны смердит само время и воздух...

Дениз устала от крови, смертей и ожидания бедствий.

– Давай уедем, – вдруг сказала она. – Куда угодно, лишь бы подальше от этой войны. Я боюсь за отца... И хочу мирной жизни.

Помолчав, Адам признался:

– Мама звала меня в Лондон.

– Так она простила тебя? – встрепенулась Дениз.

– Не уверен, простила ли, но управляющий требует, чтобы я хотя бы время от времени появлялся в нашем поместье.

Дениз молча кивнула. На самом деле это ее не могла простить леди Гилфорд...

В тот вечер после раута у Лестервиллей Дениз вернулась домой очень счастливой: Адам сделал ей предложение, и она его приняла. Теперь, в свете новых событий, у нее больше не было ни единой причины ему отказать... На самом деле ей было даже необходимо, находиться с ним рядом: помогать ему приспособиться к новой реальности.

А это было непросто...

Она видела, как мучился Адам, перебарывая жестокую жажду, от которой, Дениз еще помнила это, ломило все тело, а в голове растекался туман. Ты, казалось, терял в нем себя, отдаваясь на волю инстинктов – не разума...

Утрачивал человечность.

В тот день, когда она, обращенная, пришла к доктору Вайгелю и услышала как приговор: «Вы живы, но и... будто мертвы одновременно», она убежала в слезах. Долго шла, не разбирая дороги, пока прежде неизведанный голод не заставил ее остановиться...

Принюхаться.

Пахло чем-то удивительно вкусным; сладостный аромат растекался волнами, будто приманивая ее. И источала его показавшаяся из леса молоденькая крестьянка...

Глава 2. Новорожденный в Блюмфонтейне

Они шли по главной улице в сторону ратуши, флаг над которой медленно колыхался от легкого ветерка. Полупустынный, засушливый климат Высокого Велда имел как достоинства, так и свои недостатки: к недостаткам Адам относил изматывающую жару и назойливых насекомых, к достоинствам – изобилие местной фауны, восхищавшей его.

И все-таки главной проблемой этого места являлась война, а лучшим достоинством – эта женщина, что шагала с ним рядом.

Где бы Адам не находился, он находил утешение в ее близости...

В нежности маленькой ручки, что тонула в его так доверчиво и покорно.

Он бы не выдержал эту пытку один...

Сделался монстром, которых ловил прежде сам.

Но Дениз удержала его на краю и позволила оставаться собой.

Хотя и корила себя, как сама же и говорила, за эгоистичный порыв присвоить себе любимого человека, а не позволить ему счастливую, тихую смерть.

Без всего этого...

В такие моменты она обнажала клыки, изображая настоящего монстра.

Но правда в том, что Адам был ей благодарен за жизнь. Пусть и такую мучительную, как эта... Хотя в последние пару лет ему стало значительно лучше: он научился отчасти контролировать жажду и скрывать свою суть за в целом приемлемым в людском обществе поведением.

А ведь после своего обращения едва не выдал себя в день празднования помолвки с Дениз... Люди тогда пахли так соблазнительно, а он был голоден до безумия... Так и хотелось вцепиться кому-нибудь в горло. К счастью, Дениз удержала его от беды, хотя его мать, леди Гилфорд, с этим решительно не согласилась.

Адам до сих пор помнил, как она выговаривала Дениз:

– Это все ты виновата... Ты сделала его монстром, проклятая девчонка! – И впервые на памяти Адама у нее по щекам текли слезы. – Ты не только лишила мать ее сына, ты лишила род Гилфордов будущего, мерзавка. Кто теперь родит нам наследника, ты, чье чрево давно омертвело? Никогда тебя не прощу. И тебя тоже... – кинула она в сторону Адама. – С глаз моих! Оба. Не смейте позорить род Гилфордов... чем-то мерзким...

После тех ее слов Адам с Дениз сыграли тихую свадьбу и покинули Лондон... Это было разумно, держать его временно вдалеке от людей, и они поселились в небольшом шале в горах. Этьен де Бланкар наезжал к ним время от времени, он и вовсе покинул бы Лондон следом за ними, но супруга никак не желала расставаться с дорогим ее сердцу, насиженным местом. И все же вынуждена была покинуть столицу, когда люди в провинции стали косо поглядывать на молодую чету, никогда не запасавшуюся продуктами, но каждую ночь неизвестно где пропадавшую, и тем пришлось снова переезжать, теперь уже на континент, и де Бланкары поехали с дочерью, как обычно и поступали.

Переезд и тоска по любимому Кенсигтону подкосили здоровье мадам де Бланкар и после непродолжительной болезни она упокоилась в Окситании, в маленьком склепе на кладбище Нарбонны.

Дениз опасалась, что смерть матери сильно ударит по отцу, но каким бы убитым горем не был старик де Бланкар, ради дочери он продолжал держаться за жизнь. И все эти прошедшие десять лет стойко переносил вместе с ними тяготы их кочевой жизни...

Но теперь пришло время остановиться.

Адам чувствовал, что готов осесть в одном месте, не привлекая внимания со стороны.

И потому слова Дениз об отъезде воспринял серьезно...

Пока жива его мать, он хотел с ней увидеться. Наконец объясниться...

И вообще.

Чей-то настойчивый то ли плач, то ли кошачий придушенный писк заставил Адама, оторвавшись от мыслей, прислушаться.

Дениз тоже насторожилась...

Звук доносился из ближайшего переулка, и они оба одновременно шагнули в том направлении: мужчина в форме, притянув к себе за ворот худой рубашонки мальца с копной русых волос, то ли шептал ему что-то в лицо, то ли...

Сорвавшись с места, Адам толкнул его в спину в тот самый момент, когда острые зубы почти впились в детскую шею. Прерванный в самый неподходящий момент, вампир ощерился, припав низко к земле... Глаза его полыхали кровавым огнем.

Новорожденный!

Здесь?

– Убирайтесь! – прошипел он угрожающе. – Эта жертва моя.

Проигнорировав его заявление, Адам спросил:

– Откуда ты? Кто твой хозяин?

Мужчина прищурился, как бы оценивая его и Дениз, которая, к слову, помогла подняться ребенку и теперь, прильнув к ее боку, тот из-под челки глядел на обидчика вместе с ней.

– У меня нет хозяина, – отозвался с насмешливым видом вампир. – Я сам по себе.

– Это вряд ли...

– И все-таки это так. – Говоривший был в форме регулярной английской армии, еще новой, по всему, новобранец, не нюхавший пороха. – Вы, похоже, одичали в этой глуши, раз не знаете, что для нас, для вампиров, наступила новая эра: эра свободы и независимости. Мы теперь ни от кого не зависим: ни от света дня, ни от сотворившего нас господина.

И ведь правда, этот упырь совершенно свободно передвигался в свете жаркого африканского солнца. Как такое возможно? Они с Дениз невольно переглянулись, верно, подумав об одном и том же.

– Что за бред ты несешь? – Адам шагнул в его сторону. – От голода у тебя помутился рассудок?

Вампир издевательски рассмеялся и отступил.

– Мой рассудок трезвее, чем когда-либо прежде, – откликнулся он, продолжая демонстрировать острые, словно бритва, клыки. – И никто не посмеет мне диктовать, кого и как убивать.

С такими словами он подобрался и ловким рывком, так, словно был совсем невесомым, перемахнул через стену, преграждавшую переулок. Топот военных ботинок раздался с другой стороны – вампир убегал, – но Адам за ним не последовал. Был, пожалуй, чересчур поражен случившейся только что сценой... Дениз, судя по виду, пребывала в таком же смятении. Но, памятуя о том, что рядом с ними ребенок, в первую очередь обратилась к нему:

– Ты как, все в порядке? – спросила, заботливо отводя от лица копну светлых волос.

Малец, наконец, от нее отлепился и кивнул, глядя под ноги. Кожа у него была смуглой, загоревшей, должно быть, а глаза голубые, как небо над головой.

Глава 3. Новомодный гуру и маленькая дикарка

– Капитан этот рассказывает, что в Лондоне объявился некий то ли ученый, то ли гуру из новомодных, проповедующий вечную жизнь не как следствие божественного вмешательства, а как результат научного изыскания. Он собирает вокруг себя толпы народа, но в адепты принимает лишь избранных... Чаще всего это представители так называемой «золотой молодежи», богатые выскочки и негоцианты. Они повсюду сопровождают его, перенимая мудрость учителя и делясь ей с другими... По слухам, сама королева Виктория, заинтересовавшись новым учением, приглашала Люциуса Геваля в Букингемский дворец, где он произвел на нее самое благоприятное впечатление. Теперь этот новоявленный гуру частый гость на светских приемах, многие в Лондоне почитают за честь принимать его в своем доме... А между тем в городе участились исчезновения людей, и полиция совершенно бессильна что-либо сделать.

– Об этом тоже рассказал капитан? – уточнила Дениз, нервно стиснувшая беспокойные руки.

– Не он, но даже сюда иногда добираются лондонские газеты; читая их, кое-что узнаешь... – отозвался старик. – Я лишь сделал соответствующие выводы.

– То есть вы полагаете, Отто в Лондоне под именем Люциуса Геваля? – спросил в свою очередь Адам. – И, будучи там, дарует бессмертие, превращая людей в кровожадных вампиров?

Де Бланкар по-старчески крякнул, ударяя рукой по коленке:

– Не к этому ли он всегда и стремился, желая сделать вампиров невосприимчивыми к дневному светилу и обращать без потребности выпивать вампирскую кровь? Как по мне, это вписывается в концепт его планов: обогатится за счет мечты человека жить вечно, а последствия – дело другое.

Дениз ощутила, как горечь наполнила рот, заставляя сглотнуть и поморщиться.

Как говорил тогда брат: «За вампирами будущее, сестра». Она тогда не понимала его, но вдруг как раз о чем-то подобном и говорил Ален: наполнить города монстрами, вытесняя людей? Вдруг это и было тем планом, который долгие годы вынашивал Отто в своей тайной лаборатории?

А теперь претворял его в жизнь...

Если бы только знать точно, что рассказы бравого капитана не байки подвыпившего вояки... И вдруг Дениз осенило:

– Мы можем телеграфировать в Лондон, отец, и выяснить, верно ли то, что рассказал вам тот капитан, – посмотрела она на отца, обрадовавшись такому простому решению.

– И кому же ты собираешься телеграфировать? – спросил тот.

Стараясь не выдать внутреннего волнения, ибо знала об отношениях Адама с тем человеком, Дениз ответила:

– Инспектору Макнейтену, полагаю. Он лучше прочих людей посвящен в нашу тайну и сможет дать адекватную оценку происходящего. Его словам мы можем полностью доверять!

На миг в комнате стало тихо, как в склепе. Только Адам, кажется, скрипнул зубами, но Дениз предпочла сделать вид, что не услышала этого...

По правде сказать, после отъезда из Лондона, а времени с той поры прошло предостаточно, они с инспектором не поддерживали контакт. Дениз частенько вспоминала о нем, желая бы знать, как сложилась его дальнейшая жизнь, но ради Адама не решалась напоминать об инспекторе.

К тому же тайна дарителя белых роз так и осталась неразгаданной...

И подчас не давала покоя, возвращая снова и снова к событиям прошлого.

– Вполне разумное предложение, – поддержал Дениз де Бланкар. – Если телеграфировать в Лондон сегодня – завтра получим ответ еще до прибытия поезда на Кейптаун. Весь вопрос в том, отпустят ли вас из госпиталя в нынешней непростой ситуации...

Вскоре в комнату возвратилась миссис Линч, экономка, с умытым и причесанным мальчуганом.

– А, вот и наш гость! – поприветствовал его де Бланкар задорной улыбкой. – Проходите, молодой человек, проходите.

Экономка же, подступив к нему боком, шепнула, сконфуженно сморщив лицо:

– Гостья, если быть точной, сэр.

– Гостья?

– Да, сэр, это создание – девочка.

Дениз, услышав эти слова, удивленно воззрилась на несуразного паренька... то есть на девочку. Тощая, загоревшая, с копной выгоревших на солнце волос, она казалась скорее диким тигренком с просторов африканского велда, нежели человеческим отпрыском. А уж на девочку в своих коротких штанах и рубахе и вовсе не походила...

– Так ты девочка? – спросила она, обращаясь к глядевшей настороженно гостье. – Знать бы, как твое имя...

– Она по-нашему ни бум-бум, мэм, – произнесла миссис Линч. – Все лопочет на каком-то своем, я ни словечка не понимаю.

– Разберемся с этим после обеда, – предложил месье де Бланкар. – Миссис Линч, велите подавать на стол.

– Да, сэр, сию же минуту.

Обед, как отметила молча Дениз, состоял из любимых блюд матери. Отец расстарался, несмотря на военное положение, отметить ее годовщину если не с помпой, то с максимальным старанием. Для того, верно, и хаживал в таверну на Бэлхер-роуд, якшаясь с военными и заводя нужные связи, хотя Дениз настоятельно наставляла его лишний раз не пересекаться с другими людьми. Брюшной тиф косил всех без разбора...

Правда, виной тому чаще всего выступала вода Паардеберга, она несла свои грязные воды, отравляя людей, что беспечно употребляли ее без какой-либо мысли о профилактике.

– Отец, вы опять ходили в таверну, а я ведь просила вас поберечься, – попеняла Дениз собственному отцу, накалывая на вилку кусочек сочного мяса.

Тот возразил:

– Ты просила не пить не кипяченой воды, так я пил только виски.

– В вашем-то возрасте злоупотреблять алкоголем?

– Мне всего лишь восемьдесят четыре. Имею право пить что хочу! При этом ничуть не злоупотребляя...

Дружески перебраниваясь, они доели обед, сговорившись в процессе сразу после него посетить почтовое отделение, а по пути заглянуть в полицейскую часть. Дениз никак не давала покоя спасенная от вампира девчушка: отпустить ее просто так совесть не позволяла. Следовало узнать, кто заботится о ней в этом городе...

Вот только уполномоченный комиссар охолонул их в тот же момент, как услышал о просьбе найти семью их юной спутницы:

Пролог II. Сделка с дьяволом

Позволив любимой уйти и, что хуже всего, пожертвовать собой ради спасения его жизни, Анри де Шанталь, сжав в бессилии кулаки, так отчаянно лупил ими по холодному камню, что разбил в кровь, впрочем, даже не замечая того. Боль душевная была много сильнее боли физической, затмевала все прочие чувства...

Он не помнил, как долго стоял там, в пещере, опустошенный, полностью уничтоженный, но запомнил так четко, будто это было вчера, как из самого мрака беспросветного того места прозвучал хриплый голос:

– Ты проиграл эту схватку, но битва еще не проиграна. Нет! Есть способ поквитаться с обидчиками и снова воссоединиться с любимой. Что ты готов ради этого сделать?

Де Шанталь обернулся, пытаясь разглядеть говорившего, но видел лишь мрак, клубившийся за спиной, и ощущал жгучий холод, бегущий по коже мурашками.

– Кто вы такой? И о чем говорите? – глухо откликнулся он, надорвав голос и истратив все силы в бурных проявлениях собственного отчаяния.

– Кто я такой, сейчас не суть важно, молодой человек, а вот слова мои... коли ты примешь их к сердцу, могут в корень изменить твою жизнь. Или ты всем доволен? – прозвучало с насмешкой, почти издевательски. – И ничуть не желаешь отплатить тем нахалам, что оскорбляли тебя и увела твою женщину?

– Я желал бы убить каждого собственными руками, – процедил молодой человек, вскипая от ненависти к наемникам де Нёвиля.

Голос из темноты, по всему, довольный ответом, сказал:

– В таком случае, будь мне по силам даровать тебе такой шанс, примешь ли ты его?

– Приму и буду вечно вам благодарен! – с горячностью отозвался Анри де Шанталь, еще не ведая, что ему предлагает невидимый Змей-искуситель.

А тот, наконец, выступил из скрывающей его тени, и собеседник увидел седого, как лунь, старика с пронзительным взглядом черных, как сама преисподняя, глаз. На нем были ниспадающие одежды, как у жителей древнего Вавилона, а в руках он держал острый нож...

При виде оружия и провалов бездонных, казалось, не ведающих ни сострадания, ни участия глаз, молодой человек испугался и против воли попятился.

Не с самим ли приспешником сатаны заключил он в запальчивости поспешную сделку?

Не должен ли он убежать, пока еще есть возможность?

Но ноги не двигались с места.

– Боишься? Не стоит, – произнес пугающий старец, обнажая от одеяния кисть левой руки. – Я дам тебе то, что желали бы получить сотни, тысячи до тебя, но отчаялись, так и не получив... Подойди ближе, молодой человек!

Анри задрожал, будто холод пробрал его до нутра, хотя вряд ли причина была именно в этом.

– О чем именно вы говорите? – спросил он, сам не ведая почему, делая шаг в сторону незнакомца.

– Я говорю о неведомых тебе прежде могуществе, силе и знаниях. И как образованный человек, наделенный умом, ты не сможешь от них отказаться! – С такими словами под испуганный вскрик молодого Анри старик рассек себе ножом руку. Кровь хлынула, темная и густая... – Пей, – приказал он, протягивая кровоточащую руку Анри. – Пей и сделайся тем, с кем не смогут более не считаться! Тем, кто способен осуществить все свои планы, ибо время не властно над ним...

Будто загипнотизированная факиром змея, Анри де Шанталь приблизился к старику и взял его руку. Он понимал, что сейчас происходит что-то донельзя важное, нечто, способное изменить всю его жизнь и, возможно, не в лучшую сторону, но противиться зову заманчивых обещаний не мог. Так, верно, Ева, обманутая в Эдемском саду, не смога противиться голосу сладкоречивого Змея...

Анри де Шанталь припал к порезу губами, вбирая в себя поток неожиданно сладкой, как патока, крови.

Она вливалась в него – и становилось легче дышать.

Боль, что скрутила, перекорежила все его тело отступала...

В глазах сделалось ясно, как днем.

– Хватит! – Старик решительно отнял свою руку. – Довольно с тебя. – И скомандовал, развернувшись: – А теперь следуй за мной.

Анри не спросил его ни куда они направляются, ни отчего внутри его тела будто вспыхнуло пламя и устремилось по венам, сжигая его изнутри. Одна мысль занимала его: он совершенно уверился в том, что Аньес теперь будет его...

И пусть толком не понимал, что значит это «теперь», все-таки преисполнился непоколебимой уверенности в успехе.

– Теперь ложись, тебе нужно поспать, – велел ему старец, когда они долгими лабиринтами добрались до темной пещеры, по ощущениям, в самом сердце горы. – Когда проснешься, поговорим.

Анри действительно ощущал, что нуждается в отдыхе, а потому послушно прилег на холодный, предложенный в качестве ложа камень, и мгновенно уснул.

Проснулся в той же пещере, но она отчасти изменилась: в ней стало светлее. И сырость больше не пробирала до самых костей. Само его тело ощущалось иначе: в нем, казалось, бурлила энергия, сила, но наравне с ней что-то мощное, неподвластное пониманию манило куда-то.

– Проснулся? – послышался голос, живо напомнивший молодому мужчине, что случилось время назад.

– Долго я спал? – спросил он первое, что пришло ему в голову.

– В этом месте непросто ориентироваться во времени, но, полагаю, не меньше трех суток.

– Три дня?! – ужаснулся Анри. – Вам следовало разбудить меня раньше. Я должен...

– … Отправиться за возлюбленной, – перебил, заключив его мысль, беловолосый старик. – Знаю, знаю, но ты пока не готов покинуть пещеру: на улице день, к тому же ты голоден и не можешь себя контролировать. Нужно время, чтобы освоиться в новом теле...

– В новом теле? – Анри торопливо себя осмотрел, он выглядел так же, как прежде. Неужели старик не в себе?

А тот продолжал:

– Оно прежнее только внешне, внутри же... Ты разве не чувствуешь перемен?

Анри, будучи доктором, и довольно хорошим, первым делом прощупал свой пульс... И замер: под тонкою кожей запястья не ощущалось ни единого трепыхания.

– Мое сердце...

– Больше не бьется.

– То есть я мертв? Это преисподняя, а ты – дьявол?

Глава 4. В темном переулке...

– Позвольте узнать, господа, что у вас происходит? – спросил инспектор Макнейтен, появившись перед компанией развязного вида людей. Те были молоды, веселы и, по всему, всерьез его не воспринимали...

– А разве вы сами не видите: помогаем приятелю облегчить взбунтовавшийся от чрезмерного алкоголя желудок, – отозвался из них самый смелый, хлопнув скукоженного парнишку по подрагивающему плечу.

Очки на носу у так называемого приятеля сидели косо, пиджак лишился двух пуговиц, а взъерошенные русые волосы стояли торчком. И от него на целую милю разило паническим ужасом...

– В самом деле? А мне показалось, вы замышляете что-то дурное.

– Это что же? – осклабился тот же ответчик.

– Это вы мне скажите.

– А с какой это стати, даже желая мы оправдаться, нам перед вами отчитываться, любезный? – прозвучало с неприкрытым сарказмом. Даже угрозой...

Но Макнейтен, отзеркалив его кривую улыбку, продемонстрировал всем троим медную бляху.

– Старший инспектор Макнейтен к вашим услугам, господа, – коснулся он шляпы. И тут же скомандовал пареньку: – Уходи.

– Эй, – возмутился один из приятелей, ухватив шевельнувшегося было очкарика за пиджак, – он наш приятель – не твой.

– Вы уверены, что приятель? – осведомился инспектор. И доверительно подался к уху первого собеседника: – Скорее жертва, не так ли?

В глазах того на мгновенье вспыхнуло удивление, но он быстро взял себя в руки.

– Не понимаю, о чем вы инспектор. Да и с каких это пор инспектора выполняют работу констеблей?

– С тех самых, как город наполнили твари, подобные вам, – почти шепотом отозвался Макнейтен, и все равно был услышан.

– Я бы на вашем месте поостерегся, инспектор...

– Угрожаете мне?

– Скорее предупреждаю.

Они сцепились холодными взглядами, ни один не желал уступать, и даже подступившие ближе приятели его дерзкого собеседника не устрашили Макнейтена.

– Пусть он идет, – повторил он не терпящим возражения тоном. – Нам есть о чем поговорить наедине.

Тот, что бодался с ним взглядом, кивнул вдруг:

– Пустите его. – И перепуганного парнишку выпустили из хватки. Тот тут же сорвался на бег, и вскоре исчез в темноте. – Так о чем вы хотели поговорить? – прошипел собеседник Макнейтена угрожающим тоном. – Говорите, теперь мы одни.

Не требовалось большого ума, чтобы понять: его избрали новою жертвой. Вот только Макнейтен не боялся этих кичливых болванов, уверенных в своей вседозволенности...

Макнейтен достал из кармана черно-белую фотографию.

– Узнаете ее? – сунул снимок под нос всем троим.

В переулке было довольно темно, но ни один не пожаловался на это: всмотревшись в лицо на фотографии, все трое переглянулись.

– И что, если так? – отозвался один из троих.

– Где она? Это все, что я хочу знать.

Собеседник Макнейтена хмыкнул насмешливо:

– Догадаться не сложно: там же, где и французик.

– «Французиком» ты зовешь де Бланкара? – уточнил Мелвилл Макнейтен, чем снова удивил молодого вампира.

– Вижу, ты много знаешь о нас.

– Даже больше, чем ты, – уверил инспектор. И повторил: – Где эта девушка и Ален де Бланкар?

– Нам почем знать, эти двое из окружения самого Люциуса Геваля, мы же не вхожи в него.

– Но вы видели ее в Лондоне?

Макнейтен почувствовал, что закипает от нетерпения, его затрясло от желания вытрясти правду из этих троих, чего бы ему это ни стоило.

– Было на днях... – начал было один из парней, но другой заставил его замолчать, ткнув локтем под ребра.

И сказал:

– Бобби, мы не обязаны перед тобою отчитываться. Просто давай по-хорошему разойдемся!

– Так и сделаем, но сначала еще сюда посмотрите, – не отступился Макнейтен. И показал им новое фото. – Знаете, кто похищает людей? Кто-то из ваших?

Утопленница с веревкой на шее, кажется, не на шутку перепугала трех смельчаков.

– Вы обвиняете нас, инспектор? С какой стати, позвольте узнать? Эта девчонка всего лишь сиганула с моста, вот и все.

– С веревкой на шее?

– Даже если ей кто-то помог, причем здесь... такие, как мы?

Макнейтен поднес снимок ближе к их лицам и зашипел:

– А вы присмотритесь получше: под грубой пенькой, обвитой вокруг шеи несчастной, вы рассмотрите два глубоких прокуса. На что, по-вашему, это похоже? – Один из парней скрипнул зубами. – Вот именно, – не осталось то незамеченным инспектором, – на острые зубы вампира. А значит...

– Мы ничего об этом не знаем, – охолонул его самый бойкий из трех. – А питаясь, не доводим до крайностей... Нам ни к чему, чтобы люди озлобились на вампиров.

– Так ли?

– Мы не убийцы, инспектор.

Макнейтен позволил себе скептически ухмыльнуться, но спорить не стал.

– Хорошо, поверю вам на слово. И еще, – он ловким движением пальцев спрятал снимки в карман, – если желаете... поразвлечься, идите на Тэккерей-стрит в заведение Тары Уивер. Там будет сподручней!

И, пока он демонстративно отвлекся, оправляя пиджак, все трое растворились как тени, не оставив по себе даже дуновения ветерка.

Только тогда Макнейтен и произнес:

– Выходите уже. Должно быть, ноги совсем онемели...

– Есть немного, – призналась темная тень, поднимаясь из-за прогнившего ящика. Зашатавшись, она ухватила инспектора за рукав, чтобы сохранить равновесие... Тот невольно скривился.

– И что вы там делали, мисс? – осведомился презрительно.

– Подслушивала, конечно, – бесстрашно отозвалась миниатюрная незнакомка.

– Об этом я как бы уже догадался, но с какой целью, позвольте узнать...

– Полагаю, с той самой, что и у вас: желаю разоблачить похитителя и убийцу ни в чем неповинных жителей Лондона.

Брови Макнейтена вскинулись, взгляд оценивающе прошелся по собеседнице сверху вниз. Ничего романтического, всего лишь трезвый анализ ее способностей в самом деле добраться до правды... И, кажется, ни копна светлых волос, ни юбка, из-под которой виднелись носки маленьких туфелек, не впечатлили его в этом плане.

Глава 5. Откровение Эммери Рютте

Паровоз, мерно постукивая по рельсам, вез Гилфордов к Кейптауну, где месье де Бланкар телеграммой забронировал им места на теплоходе «Нормандия». Тот отходил завтра утром с приливом – ждать дольше Дениз бы не вынесла... После полученного ответа из Лондона («В городе неспокойно. Причина известна...») она совершенно потеряла покой. Металась по дому, не находя себе места... Желала бы, верно, в ту же минуту оказаться за тысячу миль от Блюмфонтейна на лондонских улицах, но даже вампиру это было, увы, не под силу.

К тому же следовало решить, что делать с ребенком, прогнать которого у Дениз не поднялась б рука, а забрать ее уезжая, как не впервые посещала ее крамольная мысль, она не посмела бы из-за отсутствия информации о семье девочки.

Вдруг ее где-то ждали?

Этим она и поделилась с отцом, когда он спросил ее о девочке...

– Ты привязалась к ней, я понимаю, – сказал де Бланкар. – Ты всегда была чересчур сердобольна и любила детей. Помню, как ты возилась с Аленом... – И замолчал, осознав, что затронул больную для дочери тему. – В общем, нам нужно что-то решать: либо препоручить ребенка властям, либо... Ты в самом деле готова взять на себя эту ношу, заботу о ней? – спросил с беспокойством.

Дениз невесело улыбнулась.

– У меня никогда не будет собственного ребенка, ты знаешь, отец, но хотя бы об этой малышке я могу позаботиться...

– Не такая она и малышка, – усмехнулся отец. – Еще чуть-чуть и она превратится в красивую девушку. Ты обсуждала этот вопрос со своим мужем?

Дениз кивнула.

– Адам боится, что при ребенке нам будет труднее скрывать свои сущности. Что в конце концов она все узнает и испугается нас, и это разобьет мое сердце...

– И в этом он прав. Тебе стоит хорошенько подумать, прежде чем принимать такое ответственное решение!

Вот только времени на раздумье у них было немного: выправив все бумаги, они собирались отправиться в путь уже к вечеру нового дня. Но Дениз совершенно не представляла, как прогонит ребенка...

Вечером, сидя с Адамом на веранде и наблюдая закат, Дениз обернулась, заметив, как скрипнула дверь. Переминаясь с ноги на ногу, на пороге стояла их юная подопечная...

– Мэм, пожалуйста, не бросайте меня! – попросила она на чистом английском, чем крайне удивила обоих.

– Ты говоришь по-английски? – удивилась Дениз. – Отчего же молчала?

– В самом деле, юная мисс, с вашей стороны было весьма невоспитанно скрывать от нас данный факт, – поддержал ее Адам. И нахмурился, пристально глядя на девочку.

Кинувшись на колени, та зачастила, сложив молитвенно руки:

– Сэр, я вовсе не собиралась обманывать вас, просто боялась, что вы начнете расспрашивать, а я не смогу вам ответить. По крайней мере, не смогу сказать правду! Что в сущности то же самое. А потому предпочла притвориться, что ни словечка не понимаю...

– Тебе есть что скрывать? – спросил Адам.

– Расскажи нам, не бойся, – попросила Дениз, стараясь смягчить тон его слов. И помогла ребенку подняться.

– А вы возьмете меня с собой в Лондон?

– Зависит от ваших слов, юная мисс, – так же строго отозвался мужчина. – Расскажи, кто ты такая и где твой дом.

Девочка шмыгнула носом, ее непокорные волосы, кое-как причесанные расческой, казалось, выражали те же смятение, хаос и страх, что читались сейчас в ее взгляде.

– Меня зовут Эммери Рютте, сэр. Мой отец африкаанс из Капской колонии, мать англичанка. Я родилась и выросла во Фри-Стейт...

– Так ты из буров? – Адам переглянулся с Дениз.

Эммери опустила глаза.

– Мы сами не зовем себя так, – чуть слышно признала она, – но да, я из буров...

– И как же ты оказалась здесь, в Блюмфонтейне?

– Я пришла с бурским отрядом корнета Жубера. Он должен был военными вылазками против ваших людей поднять боевой дух местных бюргеров, опечаленных взятием нашей столицы...

– Но ты еще совсем кроха, чтобы сражаться наравне с прочими! И к тому же ты девочка, – не сдержалась Дениз.

Глаза Эммери вспыхнули мрачным огнем.

– Мне десять, мэм, и стрелять из ружья я научилась почти в то же время, что и ходить, – прозвучало с гордостью в голосе.

Дениз казалось, ее невозможно ничем удивить, слишком долго она прожила и слишком многое видела, чтобы мир продолжал делать сюрпризы, но сейчас, глядя на Эммери Рютте, осознала себя ошеломленной.

И удивленной одновременно...

– Твои родители, где они? – спросил Адам.

– Я сирота, сэр. Мать умерла родами в прошлом году, а отца убило шрапнелью в сражении у Колензо. С тех пор я в отряде под присмотром команданте Мааса... Это он приказал мне отправиться в Блюмфонтейн и присмотреться к обстановке внутри. На ребенка, знаете ли, никто не обращает внимания!

– И ты просто пришла сюда, в тыл врага?! – поразилась Дениз. – А если бы кто-то тебя распознал...

Девочка улыбнулась смущенно.

– Да кто бы заподозрил ребенка? Нет, мэм, англичане слишком беспечны, и мы этим пользуемся. – Она пригладила волосы пятерней. – Хотя, когда тот мужчина напал на меня, я подумала, что раскрыта... но он вел себя странно...

Адам хмыкнул в кулак, Дениз выдохнула весь воздух, который, казалось, с начала их разговора так и держала в груди.

– Возможно, он просто... – попыталась придумать хоть какую-то отговорку Дениз, надеясь, что девочка не запомнила слов новорожденного вампира.

В крайнем случае, не поняла их...

– … был пьян. Я так и подумала, – пришла Эммери ей на помощь. – Англичане чересчур много пьют, я заметила это, гуляя по улицам города.

Дениз с Адамом снова переглянулись. Казалось, не знали, как теперь относиться к малолетней шпионке, попавшей в их дом...

– И чего же ты хочешь от нас? – спросил Адам.

– Уехать из этого места, сэр, – сглотнула Эммери. – Из этой страны. Не хочу больше никого убивать! Хочу увидеть родину мамы...

– Ты уверена, что действительно этого хочешь? – Дениз взяла девочку за руку, глядя ей прямо в глаза. – Мы ведь чужие для тебя люди... Ты нас почти что не знаешь.

Пролог III. Страдающий и благородный

Пять лет – большой срок для человека, для вампира они пролетели без каких-либо видимых изменений во внешности и мировоззрении. Разве что тот, кого превратили в кровососущую тварь, научился себя контролировать...

Голод больше не затмевал разум, как прежде...

И одним ясным днем, который он больше не мог лицезреть, Анри де Шанталь решился покинуть пещеру уже навсегда.

– Значит, уходишь? – как будто прочитал его мысли старик.

– Ухожу.

– Что ж, я и не думал, что ты останешься так надолго... В добрый путь, сынок.

Вел он себя подозрительно дружелюбно, казалось, действительно сожалел о предстоящей разлуке, вот только Анри не верилось в это. За пять лет их вынужденного сожительства он так и не выяснил имени беловолосого... И вовсе не потому, что старик не желал отвечать – он просто не спрашивал. То, что сделал с ним этот упырь, разрушило Анри жизнь...

Он потерял дорогую сердцу Аньес, и ненавидел вампира в себе больше всего в этом мире.

Вампира в себе и рядом с собой...

Этот второй, слишком дряхлый, чтобы охотиться самому, просто-напросто воспользовался возможностью и превратил его в монстра из своих эгоистичных мотивов.

Нашел слугу и товарища по несчастью одним взмахом руки с острым клинком...

– Я не сын тебе, монстр, – возразил де Шанталь с брезгливым ожесточением. – Вряд ли ты вообще помнишь, что значит, быть чьим-то отцом. Если вовсе был им когда-то.

– У меня были дети... – донеслось глухим тоном. – И ты тоже мне сын.

– Скорее слуга, что заботился о твоем пропитании.

– Я не поэтому обратил тебя...

– Ложь.

Этим последним Анри де Шанталь будто рассек пуповину, что связывала их с мастером. И пока отзвук яростного протеста еще вибрировал в стенах темной пещеры, выскочил вон, гонимый одним-единственным иступленным желанием: оказаться как можно дальше от этого места и ненавистного старика.

Дорога в Париж оказалась мучительной и тяжелой.

Он шел ночами, не ведая ни усталости, ни сомнений, днем забивался в самые темные щели, которые только мог отыскать. Когда голод делался таким сильным, что едва удавалось дышать, он находил себе жертву... Чаще всего одинокого путника. Каждый раз обещал себе, что сумеет остановиться, не иссушая беднягу до капли, но вновь и вновь убеждался, насколько он все еще слаб.

И таким слабым он собирался встретиться с той, что любил?

Собирался открыться ей, рассказать, что сделался монстром, выживающим за счет своих жертв?!

Неужели он, в самом деле, считает, что Аньес, его чистая, непорочная девочка, примет убийцу?

Много раз, терзаясь подобными мыслями по дороге в Париж, он готов был поворотить, отказавшись от той единственной цели, что поддерживала его в последние годы, и если бы было куда возвращаться, он бы вернулся, поворотил...

Но Анри де Шанталь не имел больше дома.

И возвращаться ему было некуда.

А Париж встретил его колыханием флагов и радостным оживлением ранней весны. Казалось, мир пробудился от спячки, и де Шанталь вместе с ним. В суете парижского муравейника он ощутил себя неожиданно вдохновленным, будто энергия сотен, тысяч людей влилась в его вены вместе с запахами навоза и цветущих вишневых деревьев.

Свою Аньес де Нёвиль, ныне мадам де Аркур, он нашел в аккуратном особняке в квартале Маре. Она была замужем и растила ребенка трех лет... Мальчика с голубыми глазами, который мог бы быть их с этой женщиной сыном, не обернись все именно тем, чем оно обернулось.

Анри целый год рвал себе сердце, подглядывая из сада в освещенные окна особняка. Слуги даже заговорили о призраке, что появился в саду де Аркуров... Вот-вот пригласили бы экзорциста, к (не)счастью, Анри де Шанталь осознал, что любимая больше в нем не нуждается и собрался уйти...

Он мог бы уйти уже очень давно, еще в первые дни пребывания в городе, когда с болью вдруг понял, что Аньес счастлива в браке, что маркиз де Аркур любит и ценит супругу, что, в отличие от него, сердце любимой отнюдь не разбито. И он бы не смог, ворвавшись, как дымный смог прошлого, омрачить ее тихое счастье... И продолжал приходить снова и снова лишь потому, что, как себе говорил, должен был убедиться в правоте своих выводов...

Если бы только он заметил намек на несчастье Аньес...

Если бы хоть на миг усомнился…

Но каждый раз снова и снова убеждался в обратном.

И тогда он покинул Париж.

Хотя Анри нравился город, в нем было легко затеряться вампиру, он не мог оставаться в нем из-за любимой им женщины. Каждую ночь он продолжил бы приходить к ее дому и изводить себя видом счастливой семьи, которой у него, Анри де Шанталя, никогда уже не случится...

После Парижа он жил во многих местах, но нигде его сердце не было дома.

Нигде не нашел он покоя измученной сожалениями душе.

И лишь чаще и чаще вспоминал о пещере близ Лаго-Маджоре...

Туда и отправился годы спустя, совершенно отчаявшись обрести новый смысл своего бесконечного существования.

– Эй, старик, – позвал он, оказавшись на месте, – ты все еще здесь?

В груди жгло непонятным теплом, ноги сами несли в сырой грот, ставший приютом для них с беловолосым.

Вот только никто не откликнулся: «Сын, это ты?», как бывало, когда де Шанталь возвращался с охоты. Никто его не встречал...

Внутри было пусто.

Не понимая причин собственного отчаяния, он рухнул, будто подкошенный, и зарыдал, не в силах остановиться. Даже навсегда прощаясь с Аньес, он не плакал так горько, как в тот самый миг, когда осознал, что остался один в целом мире...

И, кажется, только тогда его сердце, действительно, остановилось.

Он улегся на камень и приготовился умереть от физического истощения, ибо зарекся еще когда-либо убивать ради пищи...

И было ли то провидение или простое стечение обстоятельств, но вскоре пещеру наполнили люди. Они кричали, называя его убийцей и проклятой тварью, обвиняли в убийстве дочери старосты и грозили вечными муками... Он к моменту их появления сильно ослаб, да и не собирался что-либо делать, чтобы спастись. Должно быть, ему предстояло ответить за действия старика... Что ж, он был готов и даже радовался концу. Сам не зная о том, беловолосый давал ему то, что Анри де Шанталь желал больше всего в этой жизни: забвение смерти.

Глава 6. Беседа с Шерлоком Холмсом

Направляясь к дверям своего дома, инспектор Макнейтен знал точно: внутри кто-то есть. Не приходящая горничная, не кухарка, а кто-то пропахший табачным духом до пуговиц на манжетах.

И он смутно догадывался, кто это мог быть...

Открыв дверь, Макнейтен, ведомый отсветами огня в разведенном камине, направился сразу в гостиную. Там в мягком кресле близко к огню сидел мужчина в клетчатом пиджаке и курил трубку... Клубы едкого дыма заполняли гостиную, вызывая першение в горле и слезы из глаз.

Инспектор, в напрасной попытке разогнать их рукой, прошел напрямую к окну и распахнул его в ночь...

– Явились. Не очень-то вы торопились домой! – упрекнули ворчливо из кресла. – Кажется, в собственном доме вы редкостный гость... У вас здесь ни слуг, ни семьи, даже камин, судя по виду, не топился несколько месяцев.

– Вы только об этом пришли поговорить? – спросил Макнейтен, прислонившись к столу и сложив на груди руки. Всем видом выражал скуку и нежелание говорить с поздним гостем...

Того, впрочем, нисколько таким поведением не смутил, лишь раззадорил, судя по виду.

– Вы, похоже, нисколько не удивились моему появлению? – отозвался мужчина ответным вопросом. И снова выпустил облачко дыма...

– Было бы удивительней, не ввяжись вы в столь громкое дело, как дело о нынешних исчезновения похищениях.

– Почему вы решили, что я здесь из-за него? – вскинул бровь незнакомец.

– Потому что в противном случае вас бы здесь не было, Холмс.

Собеседники помолчали, оценивая друг друга сквозь разделявшее их пространство гостиной, – гость улыбнулся.

– Вы всегда казались мне нечитаемым типом, к тому же с чудинкой, теперь же в вас вовсе появилось что-то пугающее, Макнейтен. Что случилось, где ваша сестра? – спросил Холмс, казалось бы, неожиданное.

Оттолкнувшись от крепкой столешницы, инспектор встал в центре комнаты. Будто воин, что приготовился к битве...

– Какого черта вам надо? – осведомился в сердцах. – Моя сестра умерла, а вам пора бы на выход... Уходите, я очень устал.

Холмс ожидаемо не двинулся с места, лишь выпустил новое облачко дыма.

– Друг мой, вы одичали в вашей полиции до полнейшего неандертальца, – пожурил совершенно беззлобно. – Даже путешествуя по Тибету я не встречал таких нелюдимых мерзавцев, как вы.

– Тогда зачем вы пробрались в мой дом, словно вор? Найдите «мерзавца», что будет с восторгом внимать каждому вашему слову... Меня же увольте, я не в том настроении.

Макнейтен посмотрел в сторону двери, по всему, намереваясь уйти, но прежде, чем он сделал хоть шаг, гость поднялся из кресла. И тем самым заступил ему путь...

– Инспектор, – уже другим тоном произнес он, – вы знаете, я человек скрупулезный и крайне дотошный, одними грубостью и сарказмом вам не сбить меня с толку. Если я беру след, меня не сбить с него... Потому предлагаю сотрудничать. Объединим наши силы и изловим подонка, что орудует в Лондоне!

– Помнится, то же самое вы говорили, преследуя Потрошителя... – усмехнулся инспектор.

– А вы отказались сотрудничать. И каков результат? Маньяк так и не пойман.

Знал бы этот проныра об истинном положении дел, вот удивился бы... Захотелось сказать ему правду, увидеть растерянность и испуг на холеном, обычно невозмутимом лице известного сыщика.

– Почему вы уверены, что сейчас будет иначе? Так же, как и тогда, я не желаю с вами сотрудничать. Как вы уже и сказали, по натуре я одиночка и в друзьях не нуждаюсь...

– Друзья нужны всем, но я в ваши приятели не набиваюсь, инспектор. Можете быть спокойны. Всего лишь предлагаю сотрудничество... Обмен информацией для нашего общего блага.

– Сомневаюсь, что вы можете быть мне полезны, – отозвался со скепсисом собеседник. – Вы вряд ли имеете хоть какое-то представление об истинном положении дел в нашем городе...

– Полагаете, я такой уж простак? – самую малость, но оскорбился Холмс.

– Полагаю, что вы чересчур рациональны и прагматичны, чтобы мыслить свободно... А мы живем в такие странные времена, когда, отринув закоснелые взгляды, как пережиток былого, должны устремляться вперед, к другим горизонтам.

Холмс, посасывая мундштук своей трубки, очень внимательно посмотрел на него.

– Кажется, я понимаю, о чем вы хотите сказать...

– В самом деле? – усмехнулся инспектор. – Боюсь, подобное вам не под силу.

– И все-таки выслушайте меня, упрямый вы человек. – Шерлок Холмс взял его под руку и подвел к тому самому креслу, в котором недавно сидел. – Сядьте и дайте покой уставшим ногам, а я пока изложу свои мысли. Не возражайте! – оборвал протест собеседника на стадии приоткрытого рта. – Итак... Начну я, пожалуй, издалека, поэтому потерпите, инспектор. Как вы помните, девять лет назад все считали, что я погиб в схватке у Райхенбахского водопада...

– Такое сложно забыть: целых три года никто не врывался в мой дом с предложениями сотрудничать, – саркастически вставил Макнейтен. – Это было воистину лучшее время.

Он, конечно, лукавил – Шерлок Холмс помог Скотленд-Ярду распутать немало запутанных дел, и тогда все скорбели о гибели гениального сыщика, – но самомнению Холмса не повредит небольшая пощечина.

– Сделаю вид, что ничего не услышал, – миролюбиво ответствовал сыщик. – Давно догадался, что представляться бесчувственным чурбаном – ваше хобби, инспектор. Итак, продолжаю... Пока все считали, что я лежу мертвым на дне Рейхенбахского водопада, я пересек Альпийские горы и через Лаго-Маджоре дошел до Флоренции, где и связался с Майкрофтом... Но это не важно для нашей истории, речь сейчас о другом...

Инспектор невольно насторожился: он знал, как много сыграли в судьбе Дениз с Адамом те места, о которых упомянул Шерлок Холмс.

– О чем же тогда? – осведомился как можно невозмутимей, хотя, кажется, перестал на мгновенье дышать.

– О том, что я слышал, прожив какое-то время на берегу прекрасного альпийского озера, – сказал Холмс с особым подтекстом. Будто ждал, что Макнейтен вот-вот выдаст себя, сказав что-то вроде: «Вы, наверное, слышали о вампирах, не так ли?»

Глава 7. Трудоустройство мисс Томпсон

Эшли Томпсон, одетая в черное платье а-ля «скорбная плакальщица», кралась вдоль забора на Корделия-стрит в поисках плохо прибитой доски, позволявшей пробраться в сад старого дома никем не замеченной.

Янг сказал, будет ждать у покореженной яблони возле беседки, и она собиралась эту беседку найти, чего бы ей это ни стоило.

Пусть даже рваных чулок и клока верхней юбки...

Она протиснулась через щель, стараясь не слышать треск порванной ткани, а ведь юбка была, между прочим, последней приличной в ее гардеробе. Все остальное мать перештопала так много раз, что появляться на людях в тех платьях казалось неловким...

Но выбора не было.

– Ненавижу заборы! – в сердцах припечатала журналистка, осматриваясь по сторонам.

Сад, дичавший который год кряду, оказался совершенно запущенным.

Дикий шиповник и рододендроны соседствовали с азалией и одуванчиками, а плети глициний почти полностью затянули когда-то красивую вязь белой беседки.

– Вы задержались, мисс, – пожурил девушку низкорослый, плечистый парнишка лет семнадцати. – Я вас заждался. – И покраснел, сминая картуз.

– Прости, я не сразу нашла не прибитый штакетник, а потом еле-еле пробралась сюда.

Она в сердцах дернула длинную юбку, впервые осматривая урон, нанесенный одежде. Как и следовало ожидать, черное кружево отодралось от верхней юбки... Беда! Если она в скором времени не заработает на приличное платье, главный редактор, педант старой школы, и на порог ее больше не пустит. А заработать получится только на эксклюзивной статье об исчезнувших людях! На этом и нужно сосредоточиться.

– Я просила тебя узнать о мадемуазель Прево и Французе, у тебя получилось? – спросила она.

Парнишка замялся, по всему испытывая мучительную неловкость первой влюбленности в присутствии симпатичной мисс Томпсон.

– Кое-что выяснил, но не так чтобы много, – откликнулся он. – Француз осторожен, как ласка, следить за ним жутко, мисс, глазищи так и сверкают. Кажется, если заметит, схватит за горло – и все.

Девушка хмыкнула.

– А говорили, он симпатичный мужчина.

– Не знаю, мисс, это как посмотреть: ночной дурман тоже прекрасен, пока не отравишься его соком.

– Да ты философ, Янг! – мисс Томпсон хлопнула паренька по-приятельски по плечу, чем вызвала у него новый приступ разлития краски по коже. – Ну да ладно, что ты конкретно узнал?

– Мадемуазель Прево и Француз недавно прибыли из Парижа...

– Из Парижа?

– Да, мисс, в наших кругах ходит слух, что после Лондона мастер Геваль собирается перебраться к французам.

– Любопытная информация! А что дальше?

– Ну, дальше... мастер долго с ними беседовал по прибытии, а потом эти двое куда-то пропали на время...

– Знаешь, куда?

– Нет, мисс, полагаю, никому, кроме мастера, то неизвестно.

Мисс Томпсон сморщила носик.

– А где эти двое живут, в резиденции Люциуса Геваля?

– Нет, мисс, они как лист на ветру: то появятся, то исчезнут. Непонятно, где эту парочку носит!

Журналистка задумчиво постучала по губам кончиком пальца, измазанного в чернилах. Информации – ноль. Что же делать? Она обещала спесивому бобби, что выяснит первой, где обитает Прево со своим полюбовником, а выходило вон как... Даже слуга в доме Геваля ничем не мог ей помочь.

– Мисс, – должно быть, почувствовал силу ее разочарования паренек, – я не знаю, где эти двое живут, но знаю, где частенько бывают.

– Это где же? – встрепенулась мисс Томпсон.

– В заведении Тары Уивер на Тэккерей-стрит. – И так как девушка вопросительно вскинула бровь, добавил краснея: – Это бордель, мисс. Не какой-нибудь захудалый для всякого сброда, а самый что ни на есть первоклассный... Девушки там разодеты в шелка и едят серебряными приборами.

– Тара Уивер... – повторила мисс Томпсон, зная точно, что уже слышала это имя. Ну, конечно, именно в заведение к этой мадам отправлял тот спесивый нахал парней из переулка! – Говоришь, де Бланкар частенько там появляется? – спросила она. – А как же его хваленая верность мадемуазель Прево?

– Так они ходят вместе, мисс.

– Что?! – Девушка округлила глаза. – Ты уверен?

– Абсолютно, мисс. Сам видел несколько раз!

И мисс Томпсон, хитренько улыбаясь, ткнула паренька пальчиком в пуговку на жилетке.

– А внутрь входил? – осведомилась с надеждой.

– Внутрь, мисс? Да вы что, кто ж туда пустит такого, как я? Я ведь сказал, там все для богатых.

Девушка сразу же сникла.

– Жаль, что ты не богат... – посетовала задумчиво. – Придется идти другими путями.

– Вы только осторожнее, мисс! – взмолился встревоженный Янг. – Эти двое – опасные люди, они нам не по зубам...

Мисс Томпсон вздернула подбородок, да так, что кудряшки на ее голове взметнулись блондинистым облаком.

– А вон это мы еще посмотрим! – заявила она, не внемля, судя по виду, ни единому предостережению бедного парня.

И уже через час после встречи в саду шагала по Тэккерей-стрит в направлении того самого заведения для мужчин, о котором сказал ей парнишка. Платье с прорехой на юбке как нельзя лучше вписалось в ее новый план и больше не вызывало досады...

Оставалось лишь подключить свой актерский талант – а мама всегда говорила, что Эшли – тот еще лицедей – и втереться в доверие к миссис Уивер, дабы добыть информацию. Ради этого журналистка мисс Томпсон собиралась горы свернуть...

К счастью, ничего столь героического делать ей не пришлось: едва заявив привратнику с бычьей шеей, что ищет работу, она была тут же препровождена в кабинет хозяйки борделя. Бордель, к слову, оказался, действительно, первоклассным: бархатные диваны, ковры на полу и хрустальная люстра под потолком наводили на мысли о том, что недостатка в клиентах, причем клиентах богатых, данное заведение не испытывает.

Сама мадам в платье винного цвета с черным чокером и камеей на шее выглядела величественной императрицей, дающей аудиенцию жалким послам захудалого государства. Мисс Томпсон даже смутилась, представив, какой жалкой, должно быть, сейчас представляется на фоне этой прекрасной мадам. И поняла, что ошиблась: в такие бордели замухрышкам с листьями в волосах входа нет.

Глава 8. Эммери ищет новые развлечения

Когда отец вместе с Эммери подался сражаться за свои земли, он первым делом наказал дочери притвориться мальчишкой, а уже после – не попадаться лишний раз на глаза его сослуживцам-воякам. Справиться с первым не составляло труда: Эммери и без того постоянно щеголяла в штанах, носила с собою винтовку и попадала в глаз летящего ястреба с расстояния в тысячу футов, а вот искусству быть незаметной и в то же время знать обо всем она обучилась в процессе жизни в военно-полевом лагере.

Никто не стремился ставить в известность о готовящихся военных вылазках малолетнего пацана, а значит, Эммери приходилось выведывать все самой. Причем она узнавала многое раньше, чем о том сообщали из штаба старшим по званию.

Именно потому, прознав о ее феноменальных способностях к шпионажу, Эммери и отправили в Блюмфонтейн выведывать обстановку в захваченной врагами столице...

Но кто бы подумал, что вечно нечесаный, пропахший порохом и навозом "пацан" окажется вдруг на борту межатлантического круизного лайнера, на палубе первого класса да еще в белом платье. И степенные леди в перчатках и зонтиками от солнца станут звать его «лапушкой», умиляясь ямочкам на щеках...

В первое время Эммери это донельзя веселило. Она настолько привыкла представляться мальчишкой, что, будучи снова особой женского пола, воспринимала это как шутку... И отчего-то считала, что обманула тем самым всех важных господ на борту.

Правда, на третий день плавания маскарад Эммери поднадоел: неудобные юбки и тесные туфли сыграли в том немаловажную роль. Босиком и в одних панталонах она вышла на палубу, чем повергла в эстетический шок старую леди с моноклем, наблюдавшую чаек... К счастью, Джозеф, обнаруживший, что «мисс Гилфорд» ушла из каюты в исподнем, так скоро утащил ее с палубы прочь, что никто более не узнал об этом конфузе.

Зато Эммери поняла, что развлекаться придется иначе и... принялась шпионить за пассажирами в своей привычной манере. Так она выяснила, что джентльмен из третьей каюты тайно встречается с леди из каюты под номером семь, а старая леди, которой врач строго-настрого запретил употреблять сладкое, тайно поедает десерты, заказанные прямо в каюту.

Но интересней всех оказалась путешествующая с сыном вдова отставного военного, которая с перепуганным видом чуралась каждого пассажира, попадавшегося ей на пути. Ее поведение не осталось незамеченным Эммери и вызвало живой интерес любопытной мисс... Все попытки сблизиться с миссис Денверс не возымели успеха: та в одиночестве съедала еду, а потом торопилась в каюту, чтобы снова заботиться о своем сыне, страдавшем, как она объясняла, сильнейшими приступами морской болезни. На все просьбы доктора осмотреть ее сына она отвечала неизменным: «Не стоит, доктор, я знаю, как о нем позаботиться». При этом сама день ото дня становилась все больше похожей на бледное привидение...

– Она точно что-то скрывает, – шептала девочка Джозефу, которого выбрала отчего-то своим тайным наперсником. – Давайте проберемся в каюту миссис Денверс и выясним что!

– Даже думать не смейте! – строго одергивал ее Джозеф, прибиравший одежду своего господина. – Что за странные мысли у вас в голове? – Он цыкал от возмущения. – Подумать только, пробраться в чужую каюту, чтобы шпионить за несчастной вдовой с больным сыном?

Эммери тяжко вздохнула, осматриваясь вокруг.

– Тогда придумайте развлечение поинтересней, – предложила она. – Например, мы могли бы подстрелить парочку альбатросов! – С такими словами она в мгновение ока, Джозеф и среагировать не успел, распахнула крышку ящика с пистолетами и взвела курок «Прайса», который слуга только вчера бережно начищал. – Пффф, и готово! Я бы хотела опробовать эту игрушку. – Эммери целилась в иллюминатор, прищурив глаз.

Джозеф аж задохнулся от возмущения:

– Игрушку? Вы назвали, самое смертоносное оружие в мире игрушкой?! – Он выхватил у нее пистолет, едва удержавшись от подзатыльника. – Вот ведь неистовая девчонка! Взбрело же в голову господам взять под опеку такую...

– … Наглую пигалицу? – подсказала с готовностью Эммери, ибо именно так Джозеф чаще всего ее и называл.

– Такую чертовку, – в сердцах припечатал мужчина. А потом бережно уложил «Прайс» обратно в бархатное нутро пистолетного ящика.

Наблюдавшая за ним Эммери хмыкнула только:

– Вы с ним как с ребеночком обращаетесь. Забавно смотреть!

– Может и как с ребеночком, тебе что с того, несносная ты девчонка?

– Да так. – И снова реакция подвела Джозефа, когда девчонка сграбастала за мгновение до того, как захлопнулась крышка ящика, одну из пуль, в ней лежащих. – Интересная пуля, – повертела она предмет между пальцев. – Из какого металла отлита?

Джозеф сжал кулаки, по всему страстно желая отодрать девчонку за уши. Он кинулся к ней, пытаясь вернуть пулю назад, но Эммери, увернувшись, закружила по комнате, превратив потасовку в игру, и Джозеф к собственному стыду не смог сладить с ребенком. Через время напрасных усилий он лишь упер руки в колени, дыша тяжело и натужно, а вредная пигалица смеялась, рассматривая трофей на ладони...

– Похоже на серебро, – вдруг сказала она. – Но кто в здравом уме отливает пули из дорогого металла? Это же глупо.

– Верни пулю, мерзавка! – не сдержал раздражения Джозеф. – Вот пожалуюсь на тебя лорду Гилфорду, пусть выкинет тебя за борт.

Эммери призадумалась.

– Он никогда так не сделает, – заявила уверенно. – Он благородный, в отличие от некоторых других. – И так стрельнула глазами в распаленного гневом Джозефа, что сомневаться в том, кто эти «другие» не приходилось.

– Ах, ты ж мелкая негодяйка, да я тебя...

Появившиеся вскоре супруги Гилфорд с удивлением наблюдали, как давно немолодой Джозеф тянет за косу десятилетнюю Эммери, и лицо его выражает такую решимость косы ее этой лишить, что наблюдавшие эту сцену со стороны могли бы счесть ее либо пугающей, либо... смешной.

– И что у нас здесь происходит? – улыбнулся, пусть и желал остаться серьезным, лорд Гилфорд.

Глава 9. В каюте миссис Денверс

– Вкууууусная, – раздалось вслед за всхлипами миссис Денверс.

Вот только шипящий, с придыханием голос звучал с другой стороны: как будто из гардеробной, дверь в которую затеняла китайская ширма.

– Кто там?

Эммери ощутила, как у нее по спине табуном пробежались мурашки. Пальцы привычным движением потянулись туда, где обычно висело ружье, но нащупали пустоту...

Вот досада!

Знала ведь, что хотя бы охотничий нож, но стоило бы припрятать в ботинок...

Все этот Джозеф со своими нотациями: «Благородная мисс не носит в туфлях оружие, и за поясом тоже не носит... А тем более в поясной сумке!»

Болван.

Одарив Джозефа этим эпитетом, девочка ровно на дюйм сунула нос дальше в каюту...

– Эй, есть тут кто? – повторила негромко.

И взвизгнула от испуга, когда два красных глаза, глядевших из темноты, кинулись к ней в броске кобры.

Лишь прыткость опытного охотника помогла ей захлопнуть тяжелую дверь за секунду до столкновения с чем-то страшным, почти схватившим ее за край платья.

Миссис Денверс взвыла из-за двери, а существо, вряд ли то был человек, заскреблось, будто просясь на свободу.

Эммери, надо признать, совершенно ошеломленная, даже черная мамба не так в свое время напугала ее, какое-то время бездумно глядела на дверь, пока голову не прострелило решением: пистолет.

Чтобы вызволить миссис Денверс из шкафа, ей нужно оружие, а оно есть у Гилфордов в комнате.

Тот самый Прайс с пулями из серебра!

Она стремглав сорвалась с места и, без стука ворвавшись в каюту своих названых родителей, с разбегу кинулась к ящику с пистолетами. Распахнула его, ухватив один из стволов, и уже на бегу сунула в барабан три патрона...

– Эммери! – понеслись вслед голоса лорда Гифорда и супруги, но она не замедлилась ни на йоту. Взвела курок, стиснув покрепче рукоять револьвера, а потом толкнула ногой дверь каюты миссис Денверс и прицелилась...

– Вкууууусная...

– Эммери, что ты творишь?! – раздалось в унисон с разных сторон, и это второе спасло существу его жизнь: рука девочки дрогнула, пуля прошла по косой, лишь слегка оцарапав его. Но даже тогда, закричав в исступлении, что-то похожее на человека рухнуло на пол, извиваясь от боли всем телом...

– Эммери, опусти пистолет, – потребовала миледи, надавив ей на руку.

Лорд Гилфорд тем временем совершенно бесстрашно осматривал существо. Эммери же, наблюдая за ними, с ужасом поняла, что оно, это красноглазое нечто, имеет такие же ноги, как у людей, и руки, кажется, тоже... И вообще оно выглядит... человеком.

Но как?

Гилфорды между тем торопливо переглянулись, и миледи подтолкнула ее к распахнутой двери в каюту миссис Денверс, туда же лорд Гилфорд внес стенающее от боли человекообразное существо. И даже уложил его на кровать, заботливо прикрыв одеялом...

Дверь каюты захлопнулась.

– Миссис Денверс? – позвала женщину леди Гилфорд. – Выходите, где вы?

Эммери указала пальцем на шкаф.

– Она там. – Но пистолет продолжала держать.

Мало ли что взбредет в голову красноглазому!

Это сейчас он кажется жалким, стенающим от боли, а минуту назад скалился так, что у Эммери сердце в пятки ушло...

– Миссис Денверс, как вы? – заботливо осведомилась миледи, помогая женщине выбраться из шкафа наружу.

– Я... в порядке, – чуть слышно отозвалась она. И осведомилась, с испуганным видом вертя головой: – Где Эдвард? С ним ничего не случилось?

– Он ранен, но жив.

– Слава Богу! – женщина всхлипнула, ткнувшись в плечо леди Гилфорд. – Я боялась, он мертв... Что же нам теперь делать? Что делать?

Миледи погладила ее по спине и спросила:

– Ваш сын... у него не морская болезнь, не так ли?

Сын?!

У Эммери задрожала рука, а миссис Денверс отрицательно дернула головой.

– Мне пришлось так сказать, чтобы нам с Эдвардом позволили взойти на корабль.

– Знаете, что с ним?

Женщина снова дернула головой.

– Наш доктор в Кейптауне предположил, что эта какая-то редкая разновидность желудочных колик, – сказала она. – Он-то и посоветовал нам вернуться в Европу, чтобы как-то разобраться в вопросе. Сказал, медицина шагнула вперед, в Лондоне разберутся, что не так с моим мальчиком...

Гилфорды снова переглянулись. Порой Эммери начинало казаться, они читают мысли друг друга... Но сейчас и она догадалась, что дело здесь вовсе не в желудочных коликах. Вот уж вряд ли! Она покосилась на красноглазого на постели: тот лежал очень тихо, поскуливая от боли.

– Миссис Денверс, когда ваш сын заболел? – спросил Гилфорд.

– Недели три-четыре назад, – шмыгнула женщина носом. – Он вернулся после встречи с друзьями немного в подпитии, понимаете? Вел себя странно, но я списала это на алкоголь... Пожурила его за недостойное поведение и велела хорошенько проспаться. – Здесь она ткнулась носом в платок и тихонько завыла, как раненое животное.

Миледи Гилфорд приобняла ее за подрагивающие от рыданий плечи.

– Давайте присядем, – предложила она. И в сторону Эммери: – Стакан воды, милая.

Девочка встрепенулась, не сразу поняв, где взять просимое, к счастью, графин с водой обнаружился опрокинутым на полу. Все так же не выпуская оружия, Эммери кое-как справилась с делом...

– Вот, выпейте.

– Б-благодарю, – пристукнули по краю стакана зубы миссис Денверс.

– Расскажите, что было потом, – попросила миледи.

Между тем, за дверью каюты раздались голоса, по всему люди пытались понять, что за шум они слышали: выстрел из пистолета или все-таки что-то другое.

Пригубив лишь немного воды, миссис Денверс вцепилась в руку своей собеседницы.

– Умоляю, не рассказывайте о моем Эдварде! – взмолилась она. – Люди решат, он заразный, запрут его где-нибудь в трюме. А я этого просто не вынесу! Он ведь смирный, пока не случается приступ... Я буду лучше присматривать за ним, обещаю!

Эммери ощутила, что лорд Гилфорд посмотрел на нее: непривычно тяжелый, задумчивый взгляд прошелся от ее лица к пистолету и обратно. Она невольно ссутулилась, отчего-то вдруг испугавшись своего названого отца. Этот красивый, обычно спокойный мужчина, в тот момент показался ей незнакомцем. Причем довольно опасным...