Театр вампиров

Глава 1

"Другу моего сердца

и моей мрачной тайне

мадам Жири.

Здравствуй, милая Мадлен. Понимаю, за свою долгую жизнь ты могла забыть мою ничем не примечательную роль в твоей тягостной судьбе.

Потому прости меня, что напоминаю о тех жестоких временах.

Двадцать пять лет назад. Иерусалим. Стена Плача. Ты молилась, стоя на коленях, умоляя Небесного Отца даровать тебе прощение, вырвать тебя из объятий тьмы. Увы, милосердный Бог внял твоим мольбам. Тебя схватили, ранили, обескровили, сковали серебром и бросили в колодец дожидаться зенитного солнца.

Я был тем, кто освободил, вытащил тебя и помог бежать.

Охваченная ужасом скорой смерти, ты забыла о прежнем отчаянии, ты рыдала у меня на груди, ты захотела продолжать свою опостылевшую нежизнь, ты клялась, что однажды отплатишь добром за добро, спасением за спасение. Тогда я отпустил тебя с миром, ничего не требуя взамен. Тогда я был молод, меня не тяготила ответственность, и я не нуждался в помощи творения тьмы.

Но прошли годы, многое изменилось и моё тело стало подводить меня раньше срока. Каждый день я теряю сознание от мучительной боли, каждый день просыпаюсь от неё же.

И каждый день моя несчастная девочка страдает сильнее меня от моих мук.

Я удочерил малышку. Она была совсем дикой, дралась, ругалась, была сущим кошмаром для всего детского приюта. Я приютил её и приложил все усилия, чтобы исцелить ту рану, которую нанесли ей родители, оставив её в роддоме.

Но увы, мой час близок, и я тоже предам своё несуразное, родное, любящее дитя.

Мадлен, ты, конечно, догадываешься, о чём я хочу попросить. И я прекрасно знаю, что клятва, данная вампиром, жжёт его нутро раскалённым клеймом до тех пор, пока не будет исполнена.

Позаботься об Изабель. Отплати спасением за спасение. Это твой долг перед умирающим стариком.

Я завещаю ей всё, что у меня есть. Я знаю, что тебя не заинтересуют деньги сироты, Мадлен. Для алчности нужно иметь хоть какой-то вкус к жизни. Его ты утратила ещё в прошлом столетии.

Она не беспомощна. С ранних лет всю свою злобу кроха вкладывала в балет и уроки в музыкальной школе. Она стесняется петь на людях, но у неё это прекрасно получается. Я знаю, тебе под силу развить её сдерживаемый талант.

Ей найдётся место в твоём театре "Érèbe". И ты защитишь её от затаившегося там зла.

Это твой священный долг.

В жизни и смерти твой.

Перс".

Мадлен Жири аккуратно сложила письмо, вернула его обратно в конверт. Ни один мускул её бледного, бескровного лица не дрогнул, когда она читала послание, однако чувства женщины, уснувшие за долгие столетия одиночества, зашевелились, словно ядовитые змеи в гнезде.

Человек, проявивший к ней доброту, умер от долгой и продолжительной болезни. И, зная о природе Мадлен, он не попросил для себя спасения, не попросил сделать себя бессмертным.

Восхитительно.

Мадлен могла ему только позавидовать. Сама она бежала от смерти так же сильно, как и тянулась к ней.

Подняв взгляд от конверта, она окинула им стоявшую перед ней девочку. Миловидная, с большими серо-голубыми глазами и лицом в форме сердечка. Невысокая и вряд ли сильно вырастет, худощавая. Перс называл её злым ребёнком, но Мадлен была не склонна с ним согласиться. Девочка казалась испуганной.

Какой любопытный у неё запах...

— Как тебя зовут, девочка?

— Изабель, — буркнула она себе под нос. — Идо.

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— Хорошо, — вздохнув, Мадлен поднесла к губам сигаретный мундштук и затянулась терпким дымом. — Безопасный возраст.

Девочка подняла на неё взгляд. В нём всё ещё были скорбь, боль и глубокая тоска, но в то же время Мадлен разглядела в ней странную решимость взрослого человека.

— О чём вы?

— Начну издалека. Ты принесла мне вскрытое письмо, — Мадлен выдохнула струйку дыма. — Ты уже прочла его, и я хвалю тебя за это. Во-первых, любопытство — признак живого ума, во-вторых, я бы тоже хотела знать, в чьи руки вверяю свою судьбу. Ты знаешь, что я вампир. Ты веришь в это?

— Да.

Она ответила слишком быстро, ни на секунду не задумавшись. Хорошо.

— А ты знаешь, чем я питаюсь?

— Кровью.

— Хорошо, — Мадлен нахмурилась. Спокойствие этого ребёнка внушало ей смутное беспокойство. — Тебе двенадцать. По нашим меркам ты ещё слишком маленькая, чтобы твою кровь можно было пить. Это и есть безопасный возраст.

Мадлен не стала углубляться в детали. Запрет охоты на детей объяснялся устройством вампирского общества. Пить кровь ребёнка считалось одним из самых омерзительных преступлений.

Изабель ни к чему об этом знать. По крайней мере, сейчас.

Перс выбрал удачное время, чтобы умереть. Если бы он отошёл в мир иной позже, когда красота Изабель расцвела бы в полную силу, Мадлен пришлось бы очень нелегко.

В театре слишком много похотливых напыщенных театралов, жаждущих молодой крови.

— Тем не менее, — женщина поднялась из-за стола, оправив своё строгое чёрное платье. Изабель сжалась, стала ещё меньше, с опаской глядя на неё. — Наверное, ты ждёшь, девочка, что я постараюсь заменить тебе мать, что стану опекуном и близким другом. Этого не будет. Хочешь крышу над головой, тёплую постель и безопасность — заработай это. Пока не подрастёшь, будешь учиться, будешь выполнять мои поручения, будешь изображать обычную девочку. Проявишь послушание — будешь сыта, одета, обута, в тёплом доме. Не проявишь — вышвырну на улицу хоть в мороз, хоть в бурю.

Глава 2

Ей снились глаза.

Горящие пламенем в ночи, адские, порочные, лишённые человечности они обжигали, ранили, манили. И звали. Изабель смотрела в них, как заворожённая, и сильнее всего в этом странном, тяжёлом забытьи ей хотелось, чтобы эти глаза всегда смотрели только на неё. Она бы обезумела, если бы это было не так.

В своём неспокойном сне Изабель металась, рычала, стонала, выгибалась. Это девушка поняла по пробуждению — её одеяло и простыль сбились у ног, связки болели от перенапряжения, тело охватил незнакомый до этого дня жар. Очнувшись, она окинула взглядом свою комнату, свою кровать, книжный шкаф, пианино, гардероб, косметику на туалетном столике, окно, сквозь которое в комнату проникали золотые лучи солнца.

Уже день.

И от этого факта воспоминания вернулись выстрелом ей в голову.

Девушка подскочила, подбежала к зеркалу, осмотрела шею, нащупала две аккуратные ранки на коже. Глубокие. Красновато-бордовые, обрамлённые синеватым пятном, которое обычно остаётся на коже при страстных поцелуях. Изабель закусила нижнюю губу, хмурясь, и рефлекторно поспешила замаскировать укус пышными каштановыми кудрями.

Она не сразу осознала своё положение.

Её всё-таки укусили.

Укусили.

Укусили больно, насильственно, против воли.

От этого не помогут уколы, не помогут лекарства, не спасёт святая вода.

Но от этого нужно избавиться! Нужно!

Сжав зубы, она взяла серебряный крестик со стола и тут же отняла ладонь, шипя и ругаясь от боли. Теперь её, как и вампира, обжигал святой металл. Но Изабель была не из тех, кто сразу опускал руки. Сделав над собой усилие, девушка зажмурилась и снова взяла металлический предмет и резко прижала крест к раненой коже.

И вскоре рухнула на колени от невыносимой боли.

Нет. Так не избавиться от укуса. Но как же ей теперь защищаться от других вампиров в театре? Крестик почти всю жизнь был её крохотным, но таким эффективным щитом от кровососов.

А теперь его нельзя надеть.

Закусив губу, Изабель вновь посмотрела на себя в зеркало, потирая укус. Кожа в этом месте горела, пульсировала, и игнорировать это ощущение было тяжело.

Её укусил мужчина, которого другие вампиры звали повелителем. Сам Призрак Оперы.

Изабель скользнула взглядом по книжной полке, но не нашла любимых партитур, написанных древним вампиром. Должно быть, их убрала мама.

Мама...

Изабель поднялась и прошла в комнату Мадлен. В роскошные покои вампирской леди не проникал солнечный свет, здесь всегда было тихо и спокойно, слышалось лишь мерное тиканье часов и редкое, медленное дыхание женщины.

Пройдя, Изабель включила свет. Она не боялась разбудить приёмную мать — днём вампира невозможно заставить пробудиться обычным способом.

Мама спала. Как обычно, в строгой и плотной ночной рубашке. И увидев, что она рядом, девушка выдохнула и покинула её комнату, выключив свет. С мамой всё хорошо, Призрак Оперы не наказал её из-за недочеловека в театре.

Он всего лишь сорвал первое выступление Изабель и лишил её крови.

Красноречивая оценка её талантов, ничего не скажешь. Призрак Оперы, конечно, требователен к сопрано, но чтобы убивать вокалистку сразу после арии... тем более, укусом — самым безболезненным, самым страстным и самым неэффективным способом.

Неважно. Двери в Érèbe отныне закрыты для Изабель. Мама не станет подвергать её опасности, да и сама Изабель теперь не сможет туда вернуться.

Следующая встреча с Призраком Оперы точно убьёт её.

Изабель от досады закусила губу, опустив голову. Она так восхищалась его творчеством, а он... за что он так с ней?

С хмурым видом Изабель приняла ванну, особенно тщательно оттирая место укуса. Когда длинные волосы высохли, она оделась, выбрав строгие брюки и свитер с высоким воротником. Мама терпеть не могла брюки и пыталась приучить дочь к элегантным платьям. Почти успешно.

Нужно искать новую работу.

Взяв сумку, Изабель вышла из квартиры, без конца потирая злополучный укус.

И столкнулась в дверях с Жилем.

Молодой вампир был страшно недовольным, уставшим и на вид жутко голодным. От удивления Изабель выронила сумку. Она никогда не видела вампира днём вне стен убежища.

Жиль был одет в плотную одежду, скрывавшую каждый сантиметр тела: свитер, плотную куртку с капюшоном, брюки, высокие ботинки, перчатки. Лицо он замотал шарфом, на глаза надел солнцезащитные очки.

— Наконец-то, — проворчал он, окинув девушку пристальным взглядом. — Мадемуазель, мне больше сотни, и за всю свою жизнь я не видел, чтобы люди столько дрыхли.

— Что ты здесь делаешь? — произнесла она. — Еще и днём. Заходи, у нас окна открыты только в моей комнате.

Жиль едва заметно нахмурился и отрицательно покачал головой. Должно быть, он принял это за нарушение правил этикета. В конце концов, он выходец из ушедшей эпохи, его можно было бы назвать джентльменом, если бы он не позволял себе ругаться, как моряк.

— Повелитель решил устроить бал-маскарад в честь своего пробуждения, — произнёс он, достав из внутреннего кармана куртки письмо. — Ты приглашена.

Изабель взяла конверт, осмотрела его и вспыхнула, увидев такой знакомый каллиграфический почерк Призрака Оперы.

Сжав губы в линию, она вернула приглашение Жилю.

— Не хочу, чтобы меня разорвали...

— ...а? — он приподнял бровь.

— Призрак Оперы убивал бездарных артистов, — она пожала плечами. — Да и моя гибель сделает бал более эффектным. Шведский стол для сотни вампиров.

Жиль расхохотался.

— Кто бы мог подумать, что ты такая извращенка? Повелителю понравится.

Изабель вспыхнула, повернувшись к входной двери, запирая квартиру на ключ.

— Выметайся. Я не хочу иметь ничего общего с вашим театром!

— Ну-ну, — он хмыкнул, надменно глядя на девушку. — Слушай, Из, не возьмёшь конверт сейчас, повелитель оторвёт мне голову. А потом вручит тебе его лично.

Сжав губы в линию, Изабель потёрла место укуса, ощутив приливший к лицу жар. Если он вновь посмотрит на неё своим свирепым взглядом, она точно потеряет сознание! Если раскритикует её пение, она перестанет с кем-либо разговаривать, лишь бы ни одна живая душа больше не услышала её голоса.

Глава 3

В этот раз Призрак Оперы не стал затягивать с новой встречей. Как и предполагала мама, он прислал Изабель письмо, в которой приглашал её на приём у ангелов, но перед этим предложил зайти в свой театр.

В этот раз посыльный не стал дожидаться ответа.

И от строк в письме больше не веяло страстью.

Читая их, перечитывая, Изабель хмурилась, беспокойно мяла бумагу, ходила кругами по комнате, дожидаясь часа назначенного свидания.

Она беспокоилась? Нисколько. Девушке следовало радоваться, что этот наглый, самовлюблённый и эгоцентричный тип охладел к ней.

И всё же...

И всё же.

Кусая губу, Изабель глубоко вздохнула, сжала кулаки, веля себе успокоиться. Нельзя о таком беспокоиться. Нужно радоваться, нужно быть холодной и сдержанной, как мама, нужно быть равнодушной, отречённой, молчаливой...

Может, не следовало быть с ним такой недотрогой?

В ярости Изабель ударила ладонью по туалетному столику, заставив подпрыгнуть стеклянные флаконы, пузырьки, склянки, баночки, карандаши.

Нельзя так думать. Нельзя вообще сомневаться в своих поступках. Первое свидание прошло отвратительно, ужасно — и это хорошо. Пускай Призрак Оперы увлечётся кем-нибудь ещё! Пускай не обращает на неё внимания! Пускай..!

Изабель сжала переносицу, закрыв глаза.

Он ведь каждую ночь ей снился. И одежды на нём было меньше, чем приятных черт — в характере.

Чёрт.

Злясь на себя, ругаясь, Изабель села за столик, нанесла макияж. Приходить к этому типу в растрёпанном виде ей не хотелось. А вот сразить его наповал, обаять, свести с ума она была не против. В конце концов, он достоин небольшого потрясения за своё отвратительное поведение.

Изабель вновь скосила взгляд на письмо и прошептала ругательство.

Раз он к ней охладел, то нет смысла выглядеть экстравагантно.

Закатив глаза, Изабель повернулась к зеркалу, продолжая маскировать румянец на щеках.

Мнение, чувства и поступки этого мужчины не должны её волновать.

Шёл бы он к чёртовой матери.

Помня о его домогательствах, Изабель надела брюки, свитер с высоким воротником, высокие сапоги — всё, что было сложно снять. Только после этого она отправилась в Érèbe. Мадлен была уже три часа как на работе — осенью темнело рано — и, должно быть, репетировала новую постановку с пополнившимся вампирским составом.

Изабель не видела старых вампиров с того дня, когда Призрак Оперы укусил её. И запомнились они ей безумными, бездушными, истощёнными тварями. Интересно, преобразились ли они за прошедшие недели?

Девушка зашла в театр с чёрного входа — всегда открытого в этот час. Изабель вампиры не вредили, но если в театр попытался бы проникнуть обычный человек, то живым он уже не вернулся бы. Что тут скажешь? Вампиры — твари жестокие.

Особенно их повелитель.

Изабель потёрла укус, вновь вспомнив о мужчине.

Выяснилось, что Призрак Оперы был в главном зале театра и репетировал с артистами. Вампир, сказавший это, предупредил Изабель, что лишний раз беспокоить повелителя не стоило. Он всякий раз становился страшно вспыльчивым и агрессивным, когда увлекался работой.

Изабель это не волновало.

Ей было интересно понаблюдать за этой сволочью во время работы, послушать его вокал, услышать фальшивую ноту, скрип пережатых связок, хрипы в горле. Поэтому девушка не вошла в зал через основные ходы.

Она неслышно пробралась в пятую ложу — самое затемнённое, самое безопасное и неприметное место во всём театре.

Не дыша, она осторожно выглянула из-за перил.

Мама сидела за фортепиано, сложив руки на коленях. Артисты — один мертвее другого — восседали на стульях спиной к занавесу, держа в руках тексты. Из этой толпы Изабель узнавала только Жиля по золотистым волосам, напряжённой позе и лишённой мыслей физиономии.

— Повелитель, — произнесла мама, глядя на Призрака Оперы, который с хмурым видом прохаживался вдоль сцены. Он был в белой рубашке, чёрном жилете, строгих брюках. И своей пресловутой маске на половину лица. И, судя по его хмурому виду и напряжению среди артистов, Призрак Оперы только что устроил им гневную тираду. — В этот раз фальши не прозвучало. Но что вас не устроило?

— Не то, — ответил он, подойдя к фортепиано, прислонившись к нему поясницей. — Не хватает эмоций, страсти. И, возможно... сопрано.

Изабель сжала губы в линию, когда Призрак Оперы окинул взором зрительный зал. Она готова была поклясться, что мужчина задержал взгляд на пятой ложе.

— Вы отвергли всех вокалисток, в том числе и меня.

— Всех? — он лукаво улыбнулся.

Мадлен сжала губы в линию, встретившись с ним взглядом. Изабель похолодела от его вопроса.

Из всего театра только она не пришла на прослушивание.

— Сыграй завершающую часть, — наконец, прервал молчание Призрак Оперы. — Матей, подхватишь.

— Да, господарь.

Изабель злорадно улыбнулась, вцепившись в перила пальцами. Сейчас! Вот сейчас! Прямо сейчас его вокал прозвучит отвратительно, нелепо, смешно! Прямо сейчас этот надменный идиот провалится на самое дно в её глазах.

Но когда он запел, сердце Изабель пропустило удар.

Девушка содрогнулась, изменившись в лице, осела на пол, смотрела в пустоту, забыв как дышать. Пальцами Изабель вцепилась в ковровое покрытие ложи, закусила губу, давя в себе эмоции.

Он пел не просто хорошо.

Он был невероятен, великолепен, идеален.

Его глубокий, сильный голос наполнял зал, разливался по нему мягкими волнами, пробирался под кожу и вызывал мириады мурашек. С первых нот Призраку Оперы удалось обнажить чувства девушки, превратить всё её существо в один оголённый нерв.

Изабель не была к такому готова. Он был гениальным композитором, автором... но чтобы так петь.

Это не могло быть талантом. Должно быть, это его сверхъестественные способности.

Когда к Призраку присоединился Матей, сменил его, Изабель мысленно трижды прокляла вампира. Скрипнув зубами, она вновь обернулась к сцене, приподнялась из-за перил. Быть может, Призрак ещё споёт один? Изабель бы отдала всё на свете, лишь бы снова это услышать.

Глава 4

Большую часть жизни Изабель провела в обществе вампиров и, несмотря на дружеские отношения с ними, симпатию, всегда считала, что ангелы гораздо лучше устроились среди людей.

Что такое ангел? Бессмертное существо, не стареющее, могущественное, сильное, время от времени пьющее кровь. По сути, ангелы — это дневные вампиры, во всём противоположные ночным собратьям. Если вампиры слабели от серебра, то ангелы — от золота, кожа вампиров холодела от голода, кожа ангелов же от жажды становилась всё горячее, вампиров обжигал свет Солнца, ангелов — Луны.

Поэтому встретиться на официальном приёме вампиры и ангелы могли только в безлунную ночь. В такое время ни тот, ни другой вид нежити не опасался ослабеть от враждебного небесного светила.

Изабель думала об этом, держа под руку раздражённого и хмурого Призрака Оперы. После его вспышки гнева ей было страшно сказать хоть слово: его настроение менялось так быстро и непредсказуемо, что девушка не хотела рисковать.

Рисковать и навлекать на кого-то ещё гибель.

Смерть...

На мгновение девушка замерла, закрыла глаза, крепче стиснув ледяную, твёрдую руку мужчины.

Перед её мысленным взором вновь оказались трупы с застывшими в ужасе лицами.

Изабель тряхнула головой, потёрла переносицу, давя в себе страх и подступившие к глазам слёзы. Нет. Нельзя показывать ангелам свою истинную суть.

Призрак Оперы окинул её ничего не выражающим взглядом, стуча тростью по мраморному полу собора. Изабель выдавила из себя улыбку. На публике она должна быть бодра, весела и обожать своего вампира. Неважно, что рядом с ним ей было настолько страшно, что в мыслях образовывалась звенящая пустота.

— Мой господин, — шепнула она, ангелы сейчас не сводили с них взглядов. — Вы обещали, что здесь будут прекрасные ангелы. Но единственный ангел сейчас сжимает мою руку, и его крылья чернее тьмы.

Для закрепления успеха она коснулась пальцами его лица — левой половины, которую он не прятал под маской. Мужчина на мгновение сощурился, потом ласково улыбнулся ей, поцеловав костяшки пальцев.

— Тише, счастье моё, — шепнул он — достаточно громко, чтобы выстроившиеся в шеренгу ангелы услышали его. — Потерпи. Совсем скоро мы уединимся.

Изабель сжала губы в линию, прерывисто вздохнув. В светском обществе вампиры должны были вести себя строго, сдержанно, в то время как донорам было запрещено проявлять холодность. Если донор вёл себя скромно, это считалось постыдным для вампира, своеобразным аналогом импотенции.

В конце концов, эти отношения строились на откровенном, жгучем эротизме.

Изабель провела пальцами по нижней губе Призрака Оперы, вспоминая его поцелуй.

Этот мужчина не просто вызывал в ней страсть. Она с ума сходила от этого чувства.

И сейчас ей не следовало себя сдерживать. Это не по этикету. Сейчас можно было дать себе волю, отринуть стыдливость, а после списать всё на актёрскую игру.

К тому же, если Изабель хорошо проявит себя, появится крохотный шанс, что он забудет о своём обещании сжечь театр, откажется от него.

Когда Призрак Оперы вновь предложил ей взять его под руку, Изабель коснулась пальцем своей нижней губы, рассуждая, а не поцеловать ли его прямо сейчас.

Нет. Для начала шоу это слишком. Да и ему не понравится подобная поспешная вульгарность.

Вздохнув, Изабель взяла его под руку и огляделась. Величественный белоснежный собор отличался от театра строгостью, сдержанностью, излишней чистотой, даже стерильностью. Здесь не было красивых статуй, не было цветных витражей, не было мебели. Лишь на стенах и колоннах были высечены из мрамора барельефы с мифологическими сюжетами. Персей, укравший огонь, Парис, похитивший Елену.

И Аид с Персефоной.

Изабель часто заморгала, увидев эти фигуры. Аид и Персефона были связаны со смертью, тьмой, царством мёртвых, а значит, вероятнее всего, были вампирами. Что они забыли в храме ангелов?

Лишь после этого она окинула скучающим взглядом строй ангелов.

Если вампиры были аристократами до мозга костей, то ангелы были выходцами из военного сословия. И, подобно воякам, они были вспыльчивыми, грубыми, неприличными, всегда готовыми броситься в бой. Они подчинялись генералу — древнейшему из ангелов — который сегодня приказал своим солдатам прийти без оружия, не хамить Призраку Оперы, быть с ним почтительными.

Их длинные парадные мундиры сияли белизной, в их строгости и выдержке было своеобразное величие.

Призрак Оперы остановился посреди зала. К нему навстречу, приветливо улыбаясь и держа руки за спиной вышел серафим, расправив три пары белоснежных крыльев. Светлые волосы он гладко зачесал назад, полы его серебряного камзола развевались при каждом шаге, подошвы сапог легко касались пола.

Это не генерал. У генералов двенадцать крыльев. Тем не менее, этот ангел достаточно силён и влиятелен, чтобы поприветствовать повелителя вампиров.

— Рад тебя видеть, мой заклятый друг, — серафим улыбнулся, сверкнув острыми клыками и поклонившись. — Как обычно, не один?

— Я не изменяю привычкам, — Призрак Оперы стукнул тростью по полу. — Alakjo! Anasuins!

Его приказ отразился громом от белоснежных стен собора. Слова на древнем, мёртвом языке звучали чуждо, незнакомо и до того странно, что Изабель пробрало до мурашек. В ту же секунду густой воздух словно рассеялся, стал прозрачным, и в зале собора стало раз в десять больше немёртвых.

Изабель огляделась, крепче стиснув руку мужчины. Из пустоты появились вампиры — древние, незнакомые, от времени и голода больше похожие на восставших из могил мертвецов. Девушка часто видела носферату, привыкла к их откровенно отталкивающей внешности, но от этих кровососов ей стало по-настоящему жутко.

В их взглядах не было ни намёка на мысль. Их тела были изуродованы шрамами, солнечными ожогами, серебром, рваными ранами и разложением. Они были до того уродливы, что Изабель едва сдержала крик. Тем не менее, в этих изувеченных телах бушевала дикая, бешеная мощь.

Глава 5

Изогнувшись, Изабель закусила губу, невольно подавшись низом живота навстречу ласке вампира.

Если бы спустился чуть ниже...

Зажмурившись, сгорая от стыда, девушка коснулась его ладони, настойчиво направляя руку вниз. Мужчина брезгливо ударил её по пальцам, заставив охнуть.

— Господин, — пролепетала она. — Умоляю... прошу вас... пожалуйста... ниже.

Она провела ладонью по лицу, отвернувшись, пряча смущение и не желая видеть его реакции на своё бесстыдство. Мысль, что мужчина, отравляющий ей жизнь, видит её голой, видит её похотливое желание, была для неё совершенно невыносимой.

Но ещё невыносимее были его прикосновения. Кончиками пальцев он водил по линии трусиков, иногда ненавязчиво проскальзывая под них, задевая чувствительную кожу. Изабель вздрагивала от мурашек, сходила с ума от напряжения, ей становилось всё теснее в остатках одежды.

Она приподнялась на локтях, тяжело дыша, встретилась взглядом с мужчиной. Призрак Оперы лукаво ухмылялся, на уголке его губ осталась струйка крови Изабель.

Возбуждение переросло в злобу.

Сукин сын...

Мерзкий, старый, похотливый сукин сын!

Как он посмел оставаться в одежде, когда она была практически голой?!

Стиснув зубы, Изабель бросилась вперёд, вцепилась в рубашку у него на груди, с силой рванула на себя. Пуговицы отлетели в стороны, обнажая крепкую мужскую грудь. Вампир не отстранил её, когда она приблизилась, когда, поддавшись импульсу, неумело поцеловала его в шею, укусила кожу.

Призрак Оперы всякий раз кусал её при всяком удобном случае. Другой ласки, другого проявления желания она не знала.

Боже... как же она хотела его.

Вампир зарылся пальцами в её кудри, прижимая Изабель к себе, позволяя ей исследовать своё тело.

Ровно до того момента, пока она не задела ладонью странные твёрдые бугры у него на плечах.

Призрак Оперы сжал её руки, вновь обездвижил девушку. Подавшись вперёд, он поймал губами её возмущённый стон, глубоко, властно, грубо поцеловал Изабель, до боли прикусывая дрожащие губы.

Она едва не плакала от отчаяния. Её желание достигло того предела, когда уже начинало причинять мучения. Почему же он не торопился? Девушка чувствовала, что он желал близости ничуть не меньше, чем она.

— Прошу, — выдохнула она, дрожа от возбуждения. — Я так хочу вас.

Какое-то мгновение он молчал.

— Повтори, — прошептал вампир.

Изабель закрыла глаза, прерывисто дыша, собираясь с мыслями. В нормальной ситуации она бы с ним огрызнулась.

Но сейчас сдерживаться девушка физически не могла.

Желание сделало её слишком честной.

— Я обожаю вас, — выдохнула она, сопровождая каждую фразу поцелуем. — Вы — мой жестокий гений. Я млею от вашей власти. Я каждую ночь думаю о вас. Я... я...

Он выпустил её руки из захвата, стиснув Изабель в объятиях, вновь роняя её на жёсткое сидение автомобиля. Закусив губу, не желая продолжать пытку, она обхватила ногами торс мужчины, крепко прижимая его к себе.

Он ведь припомнит ей это! Он точно будет над ней издеваться!

Но сейчас это было неважно, незначительно. Их взаимная неприязнь друг к другу, презрение, обиды отошли на второй план.

Он шевельнулся, повинуясь инстинкту, тазом подавшись вперёд. Изабель вскрикнула, когда он сквозь одежду провёл отвердевшим половым органом по её промежности.

Каким же чувствительным стало её тело...

Нормально ли это?

Машина вновь вильнула от её крика. Призрак Оперы, тяжело дыша, низко склонился над своей жертвой.

— Крикливая, — прошептал он, вглядываясь в глаза. — Придётся тебя не только держать, но и заткнуть.

— Ммм..!

Мужчина не позволил ей возразить, впившись поцелуем в губы. Впрочем, как только он это сделал, все аргументы Изабель улетучились, испарились. Одной рукой он крепко стиснул её запястья над головой, не позволяя ни пошевелиться, ни прикоснуться к себе, ни сбросить в порыве страсти чёртову маску.

Второй рукой Призрак Оперы сорвал с неё полупрозрачные трусики, на мгновение сдавив тканью пылающую жаром плоть. Изабель вновь простонала, но этот звук заглушил глубокий, требовательный поцелуй.

А ведь она не сказала ему...

Не предупредила.

Но послушал бы он? Решил бы быть осторожнее, нежнее с девственницей?

Он так на неё разозлился...

Изабель попыталась оборвать поцелуй, когда вновь ощутила прикосновение к чувствительной, влажной промежности. Такое бесстыдное, такое неторопливое и пробирающее до мурашек. Девушка вновь почувствовала, что её исследовали, тщательно изучали, оценивали каждую реакцию.

Изабель застыла, когда он медленно, неторопливо вошёл в неё.

Девушка зажмурилась, невольно поджав ноги. Было ли дело в малокровии или невыносимом желании, но боли не последовало. И, неготовая к подобному, Изабель вскрикнула и содрогнулась, стоило ему задеть особо чувствительную точку внутри.

Какого чёрта?

Почему ей это так сильно нравилось?

Чувствовать вес его тела, его прикосновения, поцелуи, его близость. Он же такая сволочь! Властная, непокорная, надменная сволочь!

Но сейчас он был только её сволочью.

Сейчас он принадлежал только ей.

Сколько бы он ни пытался быть аккуратным с ней, не торопиться, сколько бы ни хотел помучить её неспешной страстью, в конце концов желание одолело его самого. Его хриплое дыхание вырывалось из груди рыком, смешиваясь с её приглушёнными стонами, своим телом он вдавливал её в сидение автомобиля. Призрак Оперы до боли стискивал её запястья, свободной рукой держа её за бедро, не позволяя ни сбежать, ни вырваться, ни успокоиться и выдохнуть.

С каждым грубым толчком тело Изабель содрогалось, а напряжение внизу живота, жар сводили с ума. Ни о чём другом, кроме их спонтанной, свирепой близости она думать не могла.

Мужчина был так свиреп, что даже его долгий, глубокий поцелуй причинял девушке боль.

И всё же, Изабель трепетала.

Она была желанной, её жаждали, она вызывала страсть.

Глава 6

Повелителя вместе с дочерью Мадлен ожидала у входа в театр. Занимался рассвет, но пока что осеннее Солнце ещё не поднялось над линией горизонта.

Стискивая кулаки, Мадлен беспокойно сновала у входа из стороны в сторону.

Придётся переливать Изабель кровь в театре, полном агрессивных кровопийц. Скверно.

Почему же так долго? Призрак Оперы никогда не засиживался на переговорах — они слишком сильно отвлекали его от работы. Неважно, чья жизнь зависела от встречи, повелитель пропустил бы её только ради театрального искусства.

Но когда его автомобиль подъехал, когда мужчина выбрался из него, держа на руках Изабель, Мадлен мгновенно всё поняла.

Его вечно суровое лицо смягчилось, было каким-то непривычно расслабленным, утомлённым, спокойным. Всегда гладкие волосы растрепались, на шее и губах виднелись следы губной помады. Изабель была без сознания, её кожа была гораздо белее, чем у вампира. Призрак Оперы закутал её в свой камзол, словно ребёнка.

Мадлен протянула руки, чтобы забрать дочь, но Призрак Оперы прошёл мимо.

— Повелитель...

— Как прошла репетиция?

Вампирская леди моргнула, глядя на него. До неё не сразу дошёл смысл его вопроса.

— Вам не о чем беспокоиться, мой повелитель. Артисты выучили сценарий и готовы выслушать ваши замечания.

— Прекрасно.

И даже не проверил? Вот так просто поверил её словам? Не поднял на уши труппу?

Мадлен обомлела.

— Повелитель, позвольте мне забрать дочь. Ей нужно перели...

— Не беспокойся. Я сам это сделаю.

Сам? Мадлен сжала губы в линию, провожая его округлившимися глазами. Это какая-то новая причуда или странный способ поиздеваться над девушкой? Призрак Оперы презирал слабость, он никогда не заботился о раненых и предпочитал добивать ослабших вампиров, а не позволять им исцелиться.

Он же даже не поставит иглу! У Изабель такие нежные руки, он запросто проткнёт их насквозь!

Мадлен поспешила за ним, придерживая юбки платья и, обогнав мужчину, посмотрела ему в глаза.

— Повелитель, у Изабель очень слабый иммунитет, — произнесла она. — Позвольте мне...

— Мадлен, — в голосе мужчины зазвенела сталь. Женщина осеклась, вздрогнув. — Прочь.

Вампирская леди низко опустила голову, до боли стиснув клыки. Ослушаться приказа, не подчиниться ему она не могла.

А даже если смогла бы, сила воли Призрака Оперы стёрла бы Мадлен в порошок.

— Да. Повелитель.

Он прошёл вглубь коридора, громко стуча каблуками туфель по мраморному полу. Держа Изабель на руках, Призрак Оперы приблизился к большому зеркалу, ровная гладь которого тут же пошла волнами.

Вампир сделал шаг внутрь и исчез за застывшей серебристой твердью.

Мадлен замерла, глядя на своё бледное отражение в зеркале, в которое прошел вампир, коснулась его. Гладкая поверхность не подёрнулась рябью, не поддалась, не пустила её дальше.

Зеркала.

Отто.

Мадлен закрыла глаза, давя в себе слёзы. Сначала Изабель, а теперь выяснилось, что с Отто всё в порядке.

А ведь леди так надеялась, что этот проблемный зеркальный ребёнок умер.

* * *

Красота всегда влекла уродов. Совсем неважно, какая красота: интерьера, лица, тела, пейзажа, предмета — урод восхищался ею, влюблялся в неё, похищал, присваивал себе и, наконец, искажал, уничтожал. Так Призрак Оперы поступил с прекрасным замком, в котором открыл театр и время от времени совершал в нём кровопролития. Так Призрак Оперы поступил с людьми, обратив их в немёртвых хищных зверей.

Так Призрак Оперы поступил и с Изабель, овладев ею.

Вампир опустил девушку на шёлковые простыни своей кровати, расстегнул камзол, большим пальцем надавил на голубоватые вены на сгибе локтя. В запасе у него были пакеты с донорской кровью, которые обычно Призрак Оперы пил сам, а не вливал кому-то.

Изабель не дрогнула, когда он погрузил иглу катетера в вену, не очнулась. Её дыхание было глубоким, медленным, но сердце колотилось, как сумасшедшее.

Призрак Оперы задержал взгляд на её спокойном лице, утёр перчаткой чёрные дорожки слёз, остатки помады.

Интересно... что ей снится?

Наверное, ей холодно. Донорская кровь отвратительна, при переливании человек всякий раз чувствует, будто мёрзнет изнутри.

Думая об этом, Призрак Оперы укрыл Изабель одеялом, растопил камин, через мелкие зеркала отдал приказ слугам приготовить для девушки обед. Неясно, когда она очнётся, впрочем, это и не имеет значения. По пробуждению она всё равно будет в ужасе и от своего поведения, и от логова вампира, и от него самого.

Призрак Оперы и сам был в смятении. Прежде он не допускал настолько близких отношений с донорами, прежде его любовницами становились достаточно взрослые и страстные женщины других видов, которым было плевать на уродство Призрака Оперы. Они жаждали близости, и им, как и ему, произошедшее было безразлично. Секс — естественная потребность тела, не более.

Изабель же... сломила его. Призрак Оперы смотрел на неё, сощурив взгляд. Ему казалось, что за пятьсот лет жизни он закалил и тело, и разум, что над ним не властны никакие земные чувства.

И тут... страсть к женщине? Что может быть банальнее?

Призрак Оперы скользнул кончиками пальцев по её шее, откинув волосы назад, обнажив свежий укус. Опомнившись, он вздрогнул, отнял ладонь и поспешил отойти, убрав руки за спину.

Она его околдовала? Смерть вложил в её голос не только возможность убивать, но и способность влюблять, вызывать одержимость?

Мужчина прерывисто выдохнул, глядя на пламя в камине.

"Я обожаю вас".

Невольно Призрак Оперы провёл пальцем по нижней губе. Он не ожидал услышать подобного от кого-либо даже под действием укуса, тем более от красивой, молодой девушки.

А каким голосом она это сказала... как смотрела на него...

Закрыв глаза, он провёл ладонью по лицу, борясь с эмоциями. Неважно. Девчонка видела только ту часть его внешности, которую он позволял увидеть. Если бы Призрак Оперы снял маску, она бы своим криком убила два ближайших квартала.

Глава 7

Изабель торжествовала, когда ей удалось отвлечь внимание вампира, притупить его бдительность.

Но в следующую секунду, держа в руке его маску, она пожалела о содеянном.

Казалось, правая половина его лица была перемолота на части.

Бугристая, вздувшаяся кожа шла мелкими волнами. Местами она была срезана, обнажая мышцы и белую кость, местами вздувалась так, словно её накачали воздухом, местами казалось, будто она обожжена, а местами — будто омертвела после сильного удара.

Изабель ахнула, вздрогнув. Вампир отпрянул от её руки.

Свет в комнате погас, погрузив двоих в кромешный мрак.

Сжав губы, Изабель прижала маску к груди и отползла к стене. Запястье до сих пор кровоточило, и девушке было больно на него опираться.

— Эрик! — воскликнула она, стискивая маску. — Умоляю, простите! Я не знала!

— Никто не знал.

Его голос звучал отовсюду. Изабель похолодела, задрожав.

— Тебе так понравилось злить меня?

Изабель дёрнулась, ощутив скользнувшую вверх по колену руку. Он был близко. Слишком близко. Только сейчас, когда в темноте все чувства обострились, девушка кожей ощутила невесомое холодное дыхание мужчины.

Изабель обняла себя за плечи, крепче вцепившись в халат. Лицо девушки запылало.

В прошлый раз его злоба так легко обернулась страстью.

— Эрик, — пролепетала она, с жаром выдохнув, — у нас же было... это. И, конечно, я хочу знать, как вы выглядите! Что в этом плохого?

— Ты ещё спрашиваешь? — процедил он, и его бархатистый, томный голос раздался у уха девушки. Она отпрянула, но Эрик схватил её за плечо, удержав на месте, прижав к своему холодному телу. — Скажи, приятно осознавать, что тебя касался такой урод?

Изабель сжалась, боясь издать хоть звук.

— Что он был твоим первым мужчиной? Что от него ты зависима? Что тобой одержим мерзкий демон? Скажи, ты счастлива, фея?

С этими словами вампир грубо, сердито поцеловал её, стиснув пальцами волосы. В кромешной тьме было легко вообразить и его изуродованное лицо, и жуткие шрамы на теле, которых она коснулась прошлой ночью.

Изабель прерывисто, со стоном выдохнула, закрыв глаза, стиснув халат у него на груди. Вампир не кусал её, не вызывал насильственное, болезненное возбуждение. И всё же, девушка трепетала от его гнева, от его наглости, от его поцелуя.

Да что с ней? Это же ненормально!

Изабель прильнула к Эрику, когда он захотел отстраниться, вцепилась в его плечи, зарылась пальцами в жёсткие волосы. Он, привыкший всё контролировать и всех вокруг подчинять, так легко потерял голову, сдался, забыл о ярости.

И так легко оказался беспомощным, не готовым к ответному выпаду.

— Ты.., — прошептал мужчина, чуть отстранившись от её губ.

— Эрик, — простонала она, не ослабляя объятий, — с маской или без для меня вы невероятны!

— Заткнись.

— Ваш взгляд, ваша манера держаться, ваш голос... я всё в вас обожаю!

От этих слов он вздрогнул, попытался отпрянуть, но не вышло. Изабель не отпускала его.

— Лгунья. Лживая, омерзительная Апата...

Изабель прервала вампира поцелуем, осторожно провела пальцами по уродливому шраму.

Что он с ней сделал? Она должна была испытывать отвращение, но не к нему, а к себе самой, должна была краснеть, стыдиться своей откровенности, бежать...

Что он пробудил своей насильственной страстью?

Почему его поцелуи вызывали такой восторг?

— Зажгите свет, — прошептала Изабель. — Меня не страшат ваши шрамы.

Какое-то мгновение Эрик молчал.

— Чего ты добиваешься? — процедил он сквозь зубы. — Хочешь сбежать? Так убирайся.

Призрак Оперы до того крепко стиснул девушку в объятиях, что ей стало больно. Не способная сделать вздох, она словно очнулась от любовного дурмана, запаниковала, пытаясь отстраниться, выбраться.

— Мы можем встречаться, — в голосе мужчины звенела сталь, — можем изображать влюблённых, можем заниматься сексом. Но не смей. Мне. Лгать.

Лгать? Изабель часто заморгала, застыв в его насильственных объятиях. О чём он? Девушка ненавидела себя за слишком честную реакцию на каждое его действие, а мужчина считал это притворством?

— Я, — прохрипела Изабель, задыхаясь. — не настолько... хорошая... актриса.

Он разжал ледяные руки, и девушка рухнула на кровать, кашляя, хватая ртом воздух.

Эрик грубо схватил её за плечо, рывком поднял с кровати и потащил спотыкающуюся Изабель в темноту. Она не успела сказать ни слова, как мужчина толкнул её в густой мрак.

Дыхание перехватило, тело словно пронзили иглы. Длилось это всего мгновение.

Сделав шаг вперёд, Изабель рухнула, споткнувшись о раму зеркала, из которого вышла.

Она обернулась. Эрик обдал её ненавидящим взглядом, прежде чем исчезнуть за отражающей поверхностью.

Его маска так и осталась у неё в руках.

Сжав её, девушка заскрежетала зубами.

— Тварь, — процедила она, поднявшись. — Придурок! Скотина! Недомерок! Выходи!

С каждым словом Изабель стучала по огромному зеркалу, пинала его, хотела разбить, но безрезультатно. Ей не удалось его даже поцарапать.

Он отверг её. Он. Её. Отверг! Не поверил! Выгнал! И это после всего, что между ними произошло?! Изабель была в ярости.

Скрежетнув зубами, она набрала в лёгкие воздуха, чтобы закричать.

— ...милая?

Изабель вздрогнула, застыв на месте. Крик умер у неё в груди, не успев зародиться.

Разве сейчас ночь? Почему она не спала?

— Господи, — Мадлен подбежала, громко стуча каблуками, стиснула дочь в ледяных объятиях. — Родная моя, я чуть с ума не сошла! Никогда! Клянусь жизнью, больше никогда-никогда я не пущу тебя с ним одну!

Сжав губы, Изабель обняла мать в ответ, спрятав маску в длинном рукаве халата. Она искренна? Или же опять лгала, играла роль, притворялась?

Ведь именно мать дала ей пистолет с бесполезными для вампира пулями, заставила надеть то вульгарное платье, кружевное бельё, использовать её особые духи с феромонами.