Он — накосячивший опер, которого в качестве наказания приставили охранять генеральскую дочку.
Она — избалованная мажорка, яростно защищающая свою независимость и личную жизнь
Они возненавидели друг друга с первого взгляда, но им придется терпеть общество друг друга круглые сутки, скрываясь от опасности и… собственного растущего интереса.
Готовы ли они к этому? Нет. Но выбора у них тоже нет, ведь на кону не только ее жизнь, но и его свобода.
***
Если утро начинается в кабинете начальника, то добрым оно быть не может по определению. А я именно там, сижу в этом котле и поджариваюсь.
— Лихачев, ты совсем охренел? — Макс Марьянин — начальник отдела — срывается на крик. — Где, лять, твой мозг?
— Да что я сделал-то? — возмущенно шиплю. И так башка, как барабан, после вчерашнего. Все же последний коктейль был лишним.
— Задержанный Кабанчук после допроса оказался в реанимации, — сухо сообщает нач. — Как это случилось, не знаешь?
Упс… А вот это уже серьезный залет. Кажется, перестарался.
— Не могу знать, товарищ подполковник, — наигранно четко отвечаю я и смотрю на него самыми честными на свете глазами. Уж это-то я умею филигранно.
— Идиот, — выдыхает Макс и сжимает переносицу пальцами. — Родственники этого «несчастного» настрочили жалобу. На вот полюбуйся.
Файл скользит по столу и останавливается в аккурат напротив меня. Пробегаюсь глазами по сухим строчкам и, мягко говоря, озадачиваюсь.
— Косяк… — задумчиво чешу затылок. Масштабы трешака вырисовываются отчетливее.
— Косяк? — глаза Марьянина едва наливаются яростью. — Да это пиздец, Лихачев! Если это «тело» еще и копыта откинет, тогда будет срок. Тебе, млять! А на отдел приедет проверка! И даже Стас нам не поможет.
— Я понял, — бормочу мрачно.
— Можешь внятно объяснить, какого хера тебя так переклинило?
Нет, но придется.
— Ты видел, что он сделал? — смотрю начу в глаза. — Его стащили прямо с девочки. А он в отказ, ничо не знаю, ниче не видел, она сама на меня запрыгнула. Ничего не докажете и пошли нахрен. Ну меня и сорвало…
Марьянин на мгновение меняется в лице, но быстро берет себя в руки. Явно ведь не похер ему.
— Макс, ты сам бы как поступил на моем месте?
— Я бы не подставился сам и не подставил отдел, — огрызается, едва не клацая зубами. — Есть более «гуманные» методы.
Он прав. Я серьезно накосячил.
— Прости, реально переклинило… Не подумал ни о чем.
Неприятное чувство щекочет изнутри. Не хотел я никого подставлять. Жаль, если у парней из-за меня будут проблемы.
— Ну прощать тебя или нет, решаю не я…
— Бог простит? — все еще надеюсь на снисхождение.
— Если бы, — Марьянин отходит и наливает себе воды. — Временно отстраняешься от работы.
— Да фак! — раздраженно откидываюсь на спинку. — Надолго?
— До выяснения всех обстоятельств.
Звучит как-то совсем безрадостно. И все из-за какой-то мрази, которая и землю-то топтать не должна.
«Так-то из-за тебя. Надо было сдержаться, но ты же торопился. Втащить было быстрее и действеннее…» — лениво мурлычет внутренний голос. Ну не совсем все так! Хотя кому это теперь интересно?
— Это все, да? — бросаю на Макса обреченный взгляд. — Конец моей сказке про «опера»?
— Это тоже решаю не я, — он лишь разводит руки в стороны.
А я не хочу, чтобы заканчивалось. Мне нужна эта работа. Здесь я на своем месте, здесь я чувствую себя нужным. Не могу потерять смысл жизни!
— Может, можно как-то замять это все? — понижаю голос и подаюсь вперед. — С потерпевшим я сам поговорю. Решу вопрос.
— Само собой, — кивает Марьянин, но в его взгляде я вижу больше, чем он говорит. Какая-то недосказанность и это напрягает.
— У тебя же есть завязки сверху… замолвишь за меня словечко?
Вот сейчас я готов на что угодно, лишь бы получить второй шанс.
— Есть, — снова кивает Макс и делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. — Именно поэтому ты сидишь передо мной, а не в камере.
— Вот щас не понял…
До этого момента я думал, что знаю, что происходит, а теперь начинаю сомневаться. Может, мне наглючило? Да ну, херня…
— Поехали, — подпол залпом осушает стакан и натягивает пиджак. — Генерал Калюжный хочет пообщаться с тобой лично.
Че? Где я, и где генерал?
— С чего такие почести? — подозрительно прищуриваюсь, чувствуя подвох за километр.
— Предложение у него к тебе заманчивое…
Ага, нашли идиота. Как будто я не понимаю, что это значит.
— От которого, видимо, нельзя отказаться?
— Можно, — усмешка Макса становится похожей на оскал. — Но лучше не стоит. Сам ведь знаешь, что на кону.
Похоже, меня подвесили за яйца… Вот так просто и я уже раб лампы. Ну капец! А выбора один хрен нет.
Макс уверенно ведет машину, маневрируя в плотном потоке. С кольцевой сворачиваем в область, здесь трасс значительно свободнее. Пролетаем несколько десятков километров, прежде чем Марьянин сворачивает на второстепенную дорогу и упирается в КПП одного из коттеджных поселков.
Дома здесь все как на подбор. Огромные и величественные, спрятанные за высоким глухим забором. И стоит такая недвига, наверное, как несколько крыльев от боинга.
— Так у нас сейчас живут генералы? — озвучиваю свои мысли, рассматривая достопримечательности.
Солнечный свет, льющейся в беседку, становится зловещим. Воздух застывает, становится густым и в горле у меня образовывается ком. Отец выносит свой вердикт размеренно, будто объявляет не решение о моей жизни, а меню на ужин. Я с этим категорически не согласна и молчать не собираюсь.
— Но, папа! — мой голос срывается на визгливую, почти детскую нотку, от чего мне становится еще противнее. Я ненавижу, когда он доводит. — Мне не нужен телохранитель! Тем более такой.
Бросаю пренебрежительный взгляд на этого… Матвея и морщу нос. Потертая косуха, татуировки на шее и кистях рук, глаза, в которых читается уличная дерзость.
Он сидит, развалившись на стуле, с наглой усмешкой в уголке губ. Будто все происходящее забавный спектакль, поставленный для его развлечения.
— Позволь это решать мне, — голос отца не допускает возражений. Он смотрит на меня поверх чашки, и в его взгляде я читаю не отцовскую заботу, а стальную волю генерала. Я — его слабое место, а значит, стратегический актив, который нужно защищать. Любой ценой.
— Это моя жизнь!
— И она в опасности. Все, я сказал. Вопрос решен. — Он ставит чашку с беззвучным, но весомым стуком. — Матвей, приступаешь к своим обязанностям немедленно.
— Так точно, — тот откликается с какой-то издевательской легкостью и поднимается, будто собирается не охранять меня, а приступить к задержанию. Весь его вид вопиюще неподходящий.
— Нет. Это определенно мне не подходит, — заявляю я, уже обращаясь прямо к нему. Пусть знает свое место.
— Что не так? — он поднимает бровь, и в его глазах пляшут чертики веселья.
— Ты кто угодно, только не телохранитель. Ты выглядишь как… как вышибала в самом подозрительном баре на окраине!
— Поверь, я гораздо лучше любого телохранителя и вышибалы вместе взятых, — парирует он, и его самоуверенность выбешивает меня еще сильнее.
— Папа! — я вновь обращаюсь к родителю, пытаясь достучаться. — Я не хочу, чтобы рядом со мной находился быдло! Надо мной все смеяться будут! Да и не пустят его ни в одно приличное заведение.
— Рита, ты сгущаешь краски, — устало вздыхает отец. — старший лейтенант Лихачев сотрудник полиции.
— Ты посмотри на него! Наколки, косуха, взгляд бандита! — я почти кричу. — Это же кринж полный!
Со стороны Матвея слышится короткий, хриплый смешок.
— Кринж — это твои детские сердечки на блузке. А пустят меня везде с волшебной ксивой. Или тебя волнует мнение какого-то швейцара больше, чем отца?
От его наглости у меня перехватывает дыхание. Я смотрю на отца, ожидая, что он его одернет, но тот лишь поджимает губы.
— Пап!
— Все, я сказал! — его голос громыхает, как раскат грома, заставляя меня вздрогнуть. — Матвей будет отвечать за твою безопасность двадцать четыре на семь. И не афишируй это.
В голове у меня все начинает вертеться. Это пипец. Полный, абсолютный пипец. Моя жизнь превращается в какой-то абсолютный треш.
— Может, он еще и спать со мной будет? — бросаю я с горькой саркастической ухмылкой.
— Я не против, — тут же отзывается Матвей, и его наглая усмешка заставляет меня покраснеть от ярости.
— Исключено! — генерал строго сводит брови и смотрит на Лихачева. — Но соседнюю комнату тебе подготовят.
Я закатываю глаза к небу. За что мне такое наказание?
— Просто пипец как круто, — бурчу я с фальшивым энтузиазмом, разворачиваюсь и иду прочь. В сторону дома.
Мне нужно остаться одной, переждать этот кошмар и надеяться в скором времени проснуться. Но за спиной тут же раздаются тяжелые, уверенные шаги. Телохранитель не просто идет за мной, он преследует. Как хищник.
— Хвостом ходить будешь? — оборачиваюсь я, стараясь вложить в слова как можно больше яда.
— Работа такая, — парирует он с раздражающим спокойствием.
— Не тошно тебе от такой работы?
— Поживем — увидим, — равнодушно пожимает плечами. — Покажешь дом и свою комнату? А то я, как новый жилец, должен ознакомиться с территорией.
— Еще чего! — фыркаю я и демонстративно распахиваю дверь в дом.
— Да ладно тебе, — Лихачев делает несколько быстрых шагов, почти равняясь со мной и входит следом.
Мы останавливаемся в узкой прихожей. Его близость невыносима.
— Слушай сюда, как там тебя? — останавливаюсь я, в упор уставившись на него.
— Матвей. Для тебя можно Матвеюшка, — он озорно подмигивает. Что за ужасный человек!
— Никаких «для меня»! Это понятно? — каждое слово давит на зубы.
— Как скажешь.
От этой показной покорности хочется его ударить.
— Я не знаю, чего наговорил тебе отец, но я в твоем присутствии не нуждаюсь. Сделай так, чтобы я тебя не замечала! Исчезни! Стань прозрачным!
— Сорян, принцесса, но в список моих обязанностей это не входит, — его глаза снова смеются надо мной. — Придется тебе на меня смотреть. И привыкать.
— Козел! — это единственное, что я могу выжать из себя.
Разворачиваюсь и торопливо иду по мраморному холлу, затем взбегаю по лестнице на второй этаж, не оглядываясь.
— Подожди! — доносится снизу.
В ответ я показываю фак своему преследователю, в очередной раз нарушая все правила приличия, вбитые в голову с детства. Дверь в мою спальню захлопывается с таким грохотом, что, кажется, рухнет хрустальная люстра. Я поворачиваю ключ в замке и прислоняюсь спиной к двери, пытаясь перевести дыхание.
Сердце колотится где-то в горле. В мою комнату это чудовище не зайдет никогда! Это моя крепость. Но тут же дверь вздрагивает от единственного, но мощного удара кулаком. Не от попытки выломать, а так, для острастки. Чтобы напомнить, кто здесь сейчас главный. Это мы еще посмотрим.
— Открой, иначе я ее вынесу, — голос Матвея звучит спокойно, даже скучно, но я знаю, что он блефует.
— Только попробуй! — выкрикиваю в ответ.
— Детский сад, — фыркает он за дверью.
Затаиваю дыхание, прислушиваясь. Его тяжелые шаги звучат по коридору, постепенно затихая. Он уходит. Слава богу, уходит.
Первым делом я прохожусь по второму этажу, мельком осматривая комнаты и запоминая расположение. Привычка. Оцениваю точки входа-выхода, окна, возможные укрытия, слабые места. Спускаюсь на первый и повторяю то же самое, делаю пометки в блокноте. Все слишком пафосно и стерильно, как будто здесь никто не живет. Картины, хрусталь, ковры — все кричит о деньгах, но не об уютном доме.
Выхожу на улицу и мысленно возвращаюсь к ней. К «хорошей домашней девочке». Черт возьми, ну надо же так вляпаться. Нянька для генеральской дочки. Самое унизительное задание за всю мою карьеру.
Но вот что странно… несмотря на всю ее стервозность, выкинуть ее из головы не получается. Марго красивая, горячая. Не в смысле темперамента, хотя и это тоже, а как раскаленный уголек, только тронешь, и обожжешься. В ее зеленых глазах полыхает настоящее пламя из злости и упрямства. Ее взгляд наполнен живым огнем, который так и норовит вырваться наружу и спалить все вокруг.
«Ну что, Матвеюшка, — мысленно обращаюсь я к самому себе, — будешь любоваться этим пламенем, пока оно тебя не спалило дотла».
Обхожу дом и смотрю на окна второго этажа, где находится Маргарита. Там как раз шевельнулась штора. И это точно моя подопечная.
Вздыхаю и зарисовываю в блокнот всю добытую информацию. Отмечаю окно Маргариты относительно остальных объектов, потом разворачиваюсь и иду обратно к беседке. Пора прояснить кое-какие моменты.
Генерал все так же невозмутимо пьет чай, а Макс что-то тихо ему объясняет. Оба замолкают, когда я подхожу.
— Вы уверены в своем выборе? — спрашиваю я, останавливаясь перед столом. Решаю не ходить вокруг да около.
Калюжный медленно поднимает на меня взгляд. Ледяной, сканирующий.
— Какие-то проблемы?
«Проблемы? Да вся эта ситуация одна большая проблема», — крутится у меня в голове. Но вслух говорю иначе.
— Вам виднее, конечно. — не сдержавшись, фыркаю. — Но не уверен, что мы найдем общий язык с вашей дочерью.
— Перебесится, — отмахивается Аркадий Павлович, и его спокойствие начинает действовать на нервы. — А вообще «язык» мне ваш не нужен. Главное, чтобы девочка была жива и в безопасности. Все остальное — лирика.
Я вздыхаю. Может стоит поискать другой выход? Более адекватный для меня.
— Может, я лучше найду тех, кто вам угрожает? — спрашиваю с последней надеждой. Гораздо проще раскрыть дело, чем нянчить строптивую мажорку.
— Я сам знаю, что лучше, — голос генерала становится жестче. — Тем более, тот, кто найдет, у меня уже есть. — он переводит взгляд на Макса.
Тот расплывается в своей фирменной ухмылке, хитрой и немного уставшей.
— Мы постараемся управиться в кратчайшие сроки, Лихачев.
— Уж не подведите, — вздыхаю я, прекрасно зная, как работает наш отдел.
В этот момент в рации генерала шипит голос охраны на воротах: «Аркадий Павлович, ваша дочь выезжает».
Лицо Калюжного мгновенно багровеет. Он хватает рацию так, будто хочет ее раздавить.
— Как выезжает? — он рычит в ответ, и по его тону даже мне становится не по себе. — Кто разрешил? Вы совсем там что ли все?
— Так она сказала, что вы позволили… — голос в рации заметно нервный.
— Идиоты! Не выпускать! — гремит генерал.
Но из рации доносится лишь отдаленный звук визга шин и уверенный рев мотора.
— Поздно… — глухо сообщает охрана.
Генерал в ярости переводит на меня взгляд, и в его глазах сталь и обещание скорой расправы.
— Ты где должен быть, Лихачев?
Холодная волна мурашек проходит по спине. Я уже не просто несущий ответственность, я уже провинился. Прошло всего пять минут. Вот же сучка мажористая!
— Понял. Исправляюсь, — бросаю я и через секунду срываюсь с места.
Адреналин бьет в голову. Я не бегу к воротам, это бесполезно, машину мне не догнать. Нужна хитрость. Несусь вдоль забора, одновременно открывая на телефоне карту. Глаза быстро сканируют местность. Вот тут можно срезать через соседний участок.
Перемахнув через невысокий забор, я приземляюсь на чужую, ухоженную лужайку. Сзади раздается лай. Огромный ротвейлер несется на меня, слюна летит клочьями. Приходится резко увернуться в сторону, пес пролетает мимо, отскакиваю дальше. Сердце колотится, но в голове только холодный просчет.
Еще один забор. Еще один участок. Я мчусь, не обращая внимания на крики удивленных хозяев. Вот она, дорога к выезду из поселка. И вот белый «Мерс» моей подопечной подъезжает к шлагбауму.
Я делаю последний рывок, машу охраннику, чтобы не выпускал машину. Охранник у КПП замечает меня, но все равно нажимает кнопку, и шлагбаум начинает медленно ползти вверх. Твою мать!
Машина плавно трогается, а я делаю над собой усилие и прыгаю вперед, одной рукой хватаюсь за ручку на двери, другой резко дергаю ее на себя. Дверь не заперта. Слава богу, эти мажоры никогда не запирают двери. Влетаю внутрь, плюхаюсь на кожаном сиденье и, запыхавшись, смотрю на широко раскрытые от шока глаза моей принцессы.
Вытираю пот со лба и стараюсь дышать ровнее.
— Могла бы и подождать, — говорю я с упреком. — Как-то не вежливо с твоей стороны.
🖤 Матвей Лихачёв. 25 лет

Язвительный, упрямый и слишком горячий, чтобы работать «по инструкции».
Бьёт быстро и жёстко, но всегда защищает слабых.
Матвей «плохой мальчик» с честными глазами. Он может сорваться, нагрубить, наплевать на правила, но в критический момент обязательно придет на помощь.
💚 Маргарита Калюжная. 21 год

Дерзкая, язвительная, привыкла, что мир вертится вокруг нее. Смотрит на Матвея как на прислугу, но у нее есть тайна. Вторая жизнь, о которой никто не знает.
Рита не просто «мажорка». Она раздражает и бесит, но именно ее маска сильнее всего скрывает уязвимость. За ледяной оболочкой скрывается сердце, способное любить и жертвовать собой.
Ну, а вместе они... шикарно смотрятся!