Телохранитель стервы

Пролог

Пролог

В зале пахнет старым железом, прокисшим потом и пылью, которая, кажется, въелась в бетонные стены еще с советских времен. Этот запах - почти единственная константа в жизни таких, как я, потому что где бы ты ни был - на базе под столицей или в сыром подвале на «нуле» - запах безнадежного мужского труда всегда плюс минус одинаковый.

Удар.

Тяжелая боксерская груша глухо охает, принимая инерцию моего тела, и отлетает назад, основательно натягивая цепи.

Звук правильный, плотный.

А вот ощущение - нет.

В левом плече, прямо под ключицей, где свежий шрам переходит в уродливую, стянутую рытвину, вспыхивает острая, горячая искра, словно кто-то загоняет раскаленную спицу глубоко в мясо. И, сука, медленно проворачивает.

Я стискиваю зубы так, что ноют челюсти, и вместо того, чтобы остановиться, бью снова.

Жестче. Правой, левой, снова левой.

— Работай, сука, - рычу я себе под нос, игнорируя отдающую в шею тошнотворную пульсацию, - работай.

Боль - не враг, а индикатор того, что я еще жив и мои нервные окончания не сгнили окончательно.

Три месяца реабилитации.

Три месяца ада, состоящего из таблеток, капельниц, уколов, физиотерапии и бесконечных осмотров врачей, которые смотрят на меня как на списанную технику. «Функциональность восстановлена на восемьдесят процентов, капитан Аггер». Восемьдесят. В моем мире это означает ноль.

Я бью снова, вкладывая в хук всю ненависть к собственной слабости.

Плечо отзывается хрустом, рука на долю секунды немеет, теряя контроль, и удар смазывается. Груша покачивается, издевательски скрипя креплением.

— Низко держишь локоть, Саша.

Мужской голос прорезает тишину зала, сухой и спокойный, как щелчок предохранителя. Я не оборачиваюсь, потому что мне отлично знаком тембр и мягкий, почти бесшумный шаг - полковник Волков умеет появляться из ниоткуда. Шутит, что это вредная привычка старого диверсанта.

Я останавливаю снаряд рукой, перевожу дыхание и собираюсь с силами для следующего раунда. Насквозь мокрая футболка летит на пол. Пот заливает глаза и неприятно щиплет кожу.

— Локоть в норме, - бросаю, не глядя на Волкова.

Подхожу к скамье, хватаю бутылку с водой и жадно делаю несколько глотков, смывая привкус пыли во рту.

— Для пьяной драки в баре - в норме, - соглашается полковник и, наконец, выходит из тени в пятно тусклого света. Он в гражданском, но этот человек даже в пижаме выглядел бы как устав, отлитый в бронзе. - Для работы в группе - ты труп. И вся группа вместе с тобой.

— Я восстановился. - Швыряю бутылку в угол и пластик с грохотом отскакивает от стены. - Дайте мне неделю, и я сдам нормативы.

— Не сдашь, - он говорит это без жалости, просто констатирует нелицеприятный факт, как прогноз погоды. - Осколок задел нервный узел. Ты потерял резкость. В штурмовой двойке будешь тормозить на полсекунды. А полсекунды - это пуля в голове твоего напарника.

Я молчу. Возразить мне абсолютно нечем.

Все, о чем говорит Волков, я чувствую каждое утро, когда пытаюсь поднять руку, чтобы достать чашку с верхней полки, и меня прошибает холодный пот и ёбаная судорога. Но услышать это вслух - все равно что получить приговор.

— Идем, - Волков кивает на дверь. - Хватит насиловать инвентарь. Постреляем.

Полигон встречает нас промозглым ветром и запахом кордита.

Волков не тратит время на любезности - выкладывает на стол «Макаров» и два снаряженных магазина.

— Дистанция пятнадцать. Работа в движении. Две мишени. Смена магазина. Огонь.

Я вдыхаю, загоняя эмоции в дальний угол сознания.

Мир сужается до прицельной планки. Мышцы вспоминают алгоритмы, вбитые в вены годами тренировок.

Старт.

Я срываюсь с места, уходя влево. Выхват оружия. Хват уверенный, привычный. Бах-бах. Две пули ложатся в центр грудной мишени. Идеально. Смещаюсь вправо, переношу вес тела, работая против законов физики на пределе возможностей.

Плечо ноет, но адреналин глушит боль. Бах. Голова второй мишени.

— Смена! - гаркает Волков.

Левая рука идет к подсумку за новым магазином. Это должно занять мгновение - просто одно слитное, текучее движение. Но когда я рву руку вверх, к рукояти пистолета, плечо предательски клинит. Спазм скручивает трапецию и пальцы на долю секунды теряют цепкость.

Магазин не входит в паз мягко - он ударяется о край шахты.

Дзынь.

Чертов металл соскальзывает и падает в гравий под ногами.

Я замираю. Звенящая в ушах тишина громче любого выстрела. Смотрю на лежащий в пыли черный магазин и, наконец, четко фиксирую: все, конец. На задании я был бы уже мертв.

— Три целых, восемь десятых секунды, - бесстрастно озвучивает Волков, глядя на секундомер. - Ты покойник, Аггер.

Медленно ставлю пистолет на предохранитель и кладу его на стол.

Руки не дрожат. Немецкая кровь, как любила шутить мама, не позволяет мне истерить. Но внутри все выгорает дотла за считанные секунды.

— Списывайте, - глухо говорю, пытаясь рассмотреть в серости бетонного бруствера сомнительные перспективы собственного будущего. - В штабные крысы я не пойду. Лучше сразу рапорт на увольнение.

00-01

Волков хмыкает, доставая пачку сигарет. Чиркает зажигалкой, выпускает облако дыма, которое тут же уносит ветер.

— Гордый какой. Немец, одно слово, - протягивает пачку мне. Закурить хочется страшно, но я мотаю головой. - Никто тебя списывать не собирается. Ты - очень дорогой актив, Саш. Государство в тебя слишком много вложило, чтобы отпускать на гражданку писать мемуары и кошмарить соседей флешбэками.

— Я не могу работать в поле. Вы сами видели.

— В поле - нет. В тени - да.

Волков лезет во внутренний карман куртки и достает сложенную вдвое папку. Бросает ее на стол рядом со стволом, который только что доказал мою профнепригодность.

— Есть задача. Нестандартная. Требует мозгов, выдержки и умения выглядеть убедительно в дорогом костюме. Стрелять, может, тоже придется. А еще - много думать и держать ухо востро.

Я скептически смотрю на папку, но все равно открываю.

Первое, что бросается в глаза - цветная фотография девчонки лет двадцати, вряд ли ей больше. Снимок сделан явно на каком-то мероприятии: профессиональный свет, бокал шампанского в тонких пальцах, запрокинутая голова. Она блондинка, и даже на безжизненном снимке ее длинные густые волосы выглядят так будто слегка колышутся от сквозняка.

Она красива той самой глянцевой, безупречной красотой, от которой меня мутит. Кожа на фото кажется такой гладкой и мягкой, что делает ее еще больше похожей на силиконовую куклу. Но, конечно, очень дорогую. Могу поспорить, что самая большая проблема в ее жизни - это пресловутый сломанный ноготь или закрытый бутик.

— Александра Викторовна Захарова, - поясняет полковник, - единственная дочь Виктора Захарова, владельца группы компаний «Транс-Логистик». Слышал?

— Логисты, - киваю. - Полукриминальная структура. Контрабанда под прикрытием белого импорта.

— Именно. Сейчас их прессуют. Захаров теряет позиции, его фуры горят, склады арестовывают. Он словил паничку и пытается выйти сухим из воды.

Волков делает паузу, стряхивая пепел.

— Есть информация, что сейчас Захаров ведет подковерные переговоры с «Портовым альянсом». Если эти двое объединятся - логисты и портовики - они замкнут на себе весь юг. У нас есть сведения, что «портовики» уже ведут переговоры с… «границей». Через этот коридор пойдет не только «серый» айфон, Саш. Там пойдут разные «интересные» компоненты для того, что потом полетит нам на головы.

Я перевожу взгляд с фотографии на Волкова, складывая несложную задачу.

Правда, для меня совсем непривычную. И я бы, конечно, послал все эти шпионские игры куда подальше, потому что винтовка - мой лучший способ «решать проблемы», но в ближайшее время она мне не светит.

— Моя задача?

— Сначала - смотреть, слушать, наблюдать. Далеко тебя не пустят, но условия для «карьерного роста» мы тебе организуем. Со временем, - смотрит на меня и усмехается, - чтобы не привлекать слишком много внимания. Рапортовать по требованию. Держать нос по ветру. Этого слияния нельзя допустить, Саш - у нас нас нет ресурсов воевать с этой гидрой, если они сольются в экстазе. Нам нужно сделать так, чтобы они не за одним столом бухали, а перегрызли друг другу глотки.

— Кого убрать? - спрашиваю деловито. Это было бы проще и это то, что я хорошо умею делать.

— Без приказа - никаких «зачисток», - бросает Волков. - За девкой следить в оба глаза - она полностью невменяемая: гульки, кабаки, бухло рекой.

Достаточно исчерпывающая характеристика для того, чтобы мой свежий шрам напомнил о себе острой обжигающей болью. И о том, почему мне придется мараться в этом гламурном дерьме - тоже.

— Почему не Захаров? - задаю, как мне кажется, резонный вопрос. Вряд ли эта малолетнаяя цацка хоть каким-то боком имеет отношение к папашиным схемам.

— Потому что к нему сейчас не подобраться. - Полковник бросает в меня цепкий взгляд. - И потому что есть еще кое-какая информация в разработке. Это все, что тебе пока нужно знать.

— Товарищ полковник, я офицер спецназа, а не нянька для мажорки, - морщусь от абсурдности ситуации и все-таки пытаюсь сопротивляться.

— Если надо - будешь ей и нянькой, и бабушкой, Аггер, - отрезает Волков. - Кроме того, ты подходишь: рожа в базах полиции и спецслужб не засвечена, выглядишь как наемник, ведешь себя как наемник. Легенда простая: контуженный ветеран, ищет заработок, принципов нет, совести нет. Идеальный кандидат для Захарова.

Он наклоняется ко мне, и его голос становится жестче.

— У тебя месяц на подготовку легенды и вход в семью. Ты умный парень, Саш, не мне тебя учить, как работать на территории врага. Это не просьба - это приказ. Это ты бабе можешь отказать, Саш, а государству - нет.

Я снова бросаю взгляд на папку, выхватываю самое главное: возраст двадцать, студентка второго курса экономического, длинный список именитых поклонников, среди которых парочку имен теперь можно встретить разве что на надгробиях.

Образ Александры «Санни» Захаровой окончательно трансформируется в моем воображении в пустоголовую куклу и, что-то мне подсказывает, в причину моей будущей жопной боли.

Плечо снова ноет, напоминая о моей неполноценности. И о том, что я больше не воин, а актер погорелого театра.

— Пизда подкралась незаметно, - бормочу я, переворачивая ее фото изображением вниз. Кажется, что уже сейчас она капризно кривит губы персонально в мой адрес.

Говорить о том, что я согласен, нет необходимости, потому что мое согласие никто не спрашивал. Мне выдали новое задание, обозначили приоритеты и сроки.

— Связь держим как обычно, по закрытому, - Волков тушит сигарету о подошву ботинка. И первые за время нашего разговора в его взгляде мелькает что-то похоже на сочувствие. - Готовься, Аггер. Тебе предстоит пройти ад похуже передовой - бабские капризы страшнее минометов.

Глава первая: Аггер

Глава первая: Аггер

Дом Виктора Захарова похож на мавзолей, построенный для живых, которые очень боятся стать мертвыми.

Я останавливаю свой неприметный «Фольксваген» у гостевых ворот и опускаю стекло. Охрана на КПП - двое парней в черной форме, явно купленной в ближайшем военторге - лениво выползает из будки. Сканирую их за три секунды. У того, что слева, кобура висит слишком низко, на бедре, как у ковбоя из вестерна. Пока он ее расстегнет, я успею прострелить ему голову, закурить и уехать. У второго взгляд бегает - наверняка думает о том, как побыстрее сдать смену и поехать к девке.

Дилетанты.

— Фамилия? - спрашивает «ковбой», жуя жвачку.

— Аггер, — отвечаю я, не снимая солнечных очков. - У меня назначено на двенадцать.

Он сверяется со списком на планшете, хмурится, потом нажимает кнопку. Тяжелые кованые ворота с золотыми вензелями (какая безвкусица) медленно ползут в стороны.

Я въезжаю на территорию. Ландшафтный дизайн здесь стоит больше, чем годовой бюджет моей роты. Идеально постриженные газоны, туи, выстроенные в ряд, как солдаты, фонтан в виде голой нимфы, из кувшина которой льется вода - все кричит об огромных деньгах.

О «новых» деньгах, которые отмывали через стройки и серые схемы на таможне.

Мой взгляд скользит не по красотам - я по привычке ищу уязвимости. Камеры по периметру - неплохо, но угол обзора у угловой башни оставляет мертвую зону метра в полтора. Забор высокий, под напряжением, но датчики движения старой модели - если знать частоту, их можно заглушить обычным китайским сканером.

Чтобы проникнуть в дом не через главные ворота, мне понадобилось бы минут десять.

Я паркуюсь у парадного входа, глушу мотор и несколько секунд сижу в тишине.

Плечо ноет. Тупая, тянущая боль всегда усиливается перед дождем или перед дерьмовой работой. Сегодня совпало и то, и другое. Небо над столицей затянуто свинцовыми тучами, а мне предстоит разговор с человеком, с которым я бы предпочел разговаривать, предварительно скрутив его в бараний рог.

Выхожу из машины, поправляю пиджак.

Легенда «Александра Аггера, наемника с темным прошлым» сидит на мне как вторая кожа. Месяц подготовки не прошел зря - я вычистил свою биографию, создал цифровой след человека, который воевал там, где воюют все, и убивал тех, кого официально не существовало.

Захаров уже знает обо мне все, что я позволил ему узнать.

Но главное я сделал сам - убрал охранника девки.

Предыдущий водитель, некий Олег Суханкин, был неплохим, но слишком болтливым и жадным мужиком. Убрать его с доски было проще, чем разобрать автомат Калашникова. Пара граммов белого порошка, подброшенного в бардачок рабочей машины, анонимный звонок в полицию как раз в тот момент, когда он вез «принцессу» из клуба и Олега загребли под белы руки. Скандал замяли, водилу уволили с волчьим билетом, а Захаров теперь в бешенстве срочно ищет того, кто не нюхает, не болтает и умеет водить так, чтобы пассажира не укачивало от страха.

И вот я здесь. Единственный кандидат, чье резюме идеально ложится в эту брешь.

Дворецкий провожает меня в кабинет хозяина. Мы идем по длинным коридорам, увешанным картинами в тяжелых рамах. Под ногами дорогой, глушащий мои шаги паркет, но я все равно ступаю мягко, перекатываясь с пятки на носок. По привычке.

— Виктор Петрович вас ожидает, - говорит дворецкий, распахивая передо мной массивную дверь из красного дерева.

Кабинет Захарова квинтэссенция власти и безвкусицы (хотя что я, владелец «двушки» у черта на рогах, в этом понимаю?). Огромный стол, кожаные кресла, запах дорогих сигарет и выдержанного коньяка. Сам Захаров стоит у окна, спиной ко мне - он невысокий, коренастый, с короткой бычьей шеей. Типичный продукт девяностых, который переоделся в костюм подороже, но так и не вытравил из себя братка.

— Александр Аггер, - произносит мои имя Захаров, не оборачиваясь. Голос у него хриплый и прокуренный. - Откуда такая странная фамилия?

— Немец, в третьем поколении, - отвечаю ровно, останавливаясь в центре комнаты.

Садиться мне не предложили, но я и не собирался.

Захаров, наконец, поворачивается. Лицо у него неприятное - тяжелое, одутловатое, с глазами буравчиками, которыми он изучает меня, как лошадь на торгах. Смотрит на руки, на то, как сидит костюм, на шрам, который едва виден над воротником рубашки.

Неуловимо пытается задавить авторитетом.

Пусть пытается. Я смотрел в глаза людям, которые отрезали головы пленным. Взгляд проворовавшегося логиста меня не впечатляет.

— Мне сказали, ты профи. - Он проходит к столу, садится и закуривает, не предлагая мне. - Сказали, что у тебя нет совести, но есть принципы. Это редкое сочетание, Аггер.

— Совесть - роскошь для бедных, Виктор Петрович. Принципы помогают выжить.

Он усмехается, выпуская струю дыма в потолок.

Снова рассматривает, на этот раз используя тактику: «Я - хозяин, а ты - дерьмо».

Я просто молча жду, когда ему надоест устраивать словесный шмон.

— Мне нужен человек для дочери. Не нянька, а цепной пес . Тот, кто будет с ней двадцать четыре на семь. Возить, охранять, проверять ее еду, ее сумки и содержимое ее… - он морщится, подбирая слово, - … койку.

— Я ознакомился с условиями.

— Моя дочь - сложный ребенок. Она думает, что бессмертная. Уверена, что мир крутится вокруг ее задницы. Твоя задача - стеречь эту задницу как зеницу ока.

— Мне нужен полный карт-бланш, - говорю я, перехватывая инициативу. - Я видел вашу охрану на воротах. Это цирк. Если будет что-то реальное серьезное - эти клоуны даже стволы достать не успеют.

Захаров напрягается, сужая поросячьи глазки.

— Ты много на себя берешь, Аггер. - Он привык сам выдвигать условия, но точно не наоборот.

— Я беру на себя ответственность за жизнь вашего актива. - Не моргнув глазом, выдерживаю его психологический прессинг. - Это стоит дорого. И это требует моих правил.

01-01

Захаров секунду молчит, а потом сует сигарету в пепельницу, шлепает ладонью по столешнице и встает, хохотнув. Смех у него лающий, неприятный.

— Ты мне нравишься. Ты жесткий. Олег был размазней, во всем ей потакал и закончил как нарколыга. Санни нужна твердая рука. - Он становится напротив, тычет пальцем в сторону моего шрама на шее. - Я навел справки. Твой послужной список… впечатляет. Где ты получил это ранение? В отчете сказано - частная операция в Африке.

— Скажем так: там было жарко, - ухожу от ответа. Чем меньше лжи, тем проще ее помнить.

— Добро. Испытательный срок - две недели. Если она тебя не уволит или ты ее не придушишь, подпишем контракт на полгода. Зарплата как договаривались, плюс бонус за… вредность.

Он открывает ящик стола, достает ключ от машины и бросает мне.

— «Гелендваген» в гараже. Бронированный. Проверь его сам, раз такой умный. И запомни, Аггер: она - моя дочь, моя единственная девочка. Если с ее головы упадет хоть волос…

Договорить Захаров не успевает.

Массивная дверь распахивается с таким грохотом, будто ее вышибли тараном.

В кабинет врывается ураган из смеси аромата приторно-сладких духов, звона браслетов и цокота каблуков.

— Папа! Это просто невыносимо! Моя карта снова заблокирована?!

Я медленно поворачиваю голову.

Александра Захарова. «Санни».

Фото в досье врало - оно не передавало и десятой доли того высокомерия, которое исходит от нее волнами. Его так много, что оно буквально влетает в кабинет впереди нее.

На Захаровой-младшей платье - если этот кусок блестящей гладкой тряпки можно так назвать - невыносимо розового цвета, и оно едва прикрывает бедра. Тонкие бретельки сползают с плеч. Кожа… Черт, она вся сияет и выглядит влажной. Волосы — спутанная грива светлых локонов. Глаза блестят нездоровым, пьяным блеском.

Александра похожа на смесь типичной Барби из коробки и дорогой елочной игрушки.

— Санни, у нас гости, - устало говорит Захаров, даже не пытаясь изобразить строгость.

Она замирает посреди комнаты, покачиваясь на шпильках, высотой с Эйфелеву башню.

Как будто только сейчас замечает постороннего.

Ее взгляд скользит по мне снизу вверх. От ботинок - через костюм - к лицу.

Это не взгляд женщины на мужчину. И даже не взгляд человека на человека.

Так смотрят на новый диван в гостиной, оценивая обивку, габариты и впишется ли в интерьер.

Ее слишком ярко накрашенные губы, кривятся в презрительной ухмылке, а нос она морщит так демонстративно, как будто вместе с посторонним обнаружила заодно и неприятный запах. Хотя от меня пахнет только мылом, а от нее несет перегаром вперемешку с чем-то за все деньги мира, но вызывающим мгновенную зубную боль.

— Что это? - Она тычет в меня пальцем с идеальным маникюром.

— Это Александр, - представляет меня Захаров. - Твой новый телохранитель.

Санни закатывает глаза так картинно, что мне кажется, они сейчас застрянут в таком положении. Подходит ко мне ближе.

Вблизи запах алкоголя от нее чувствуется сильнее - полдень, а девка уже набралась.

Она нарушает мое личное пространство, вторгается в «красную зону». Любого другого я бы уже уложил мордой в пол за такое сближение.

Девка обходит меня кругом, цокая каблуками. Останавливается передо мной, закидывает голову, чтобы посмотреть в глаза - я выше больше чем на голову, даже с ее каблуками.

— Телохранитель? - тянет гласные. - Серьезно? Пап, когда я просила собаку, я имела в виду маленького, милого той-терьера, которого можно носить в сумочке. А не… - она пренебрежительно машет рукой в сторону моих плеч, - не старого, шрамированного добермана, который явно забыл команду «место».

В кабинете повисает тишина. Захаров хмыкает, скрывая улыбку в кулаке.

Ему забавно. Ему весело смотреть, как его дочь точит когти.

Я смотрю на нее сверху вниз. Вижу пульсирующую жилку на ее шее и расширенные зрачки. Вижу полную пустоту за этой бравадой.

Той-терьер, говоришь? Ну-ну. Доберманы, соска, перегрызают горло молча.

— Я не собака, Александра Викторовна, - произношу ледяным тоном. - Я ваша страховка от преждевременной смерти. И сумочка для меня будет маловата.

Ее глаза расширяются от удивления - она не привыкла, что мебель разговаривает. Секунду хлопает ресницами, пытаясь переварить услышанное, а потом фыркает и отворачивается, теряя ко мне интерес.

— Уволь его, - бросает отцу через плечо, направляясь к бару. - Он скучный. И смотрит на меня как маньяк.

Захарову тон нашего «знакомства» определенно нравится.

А может, он его даже весилит, потому что он подмигивает мне, со словами:

— Приступай к обязанностям, Аггер. Она твоя.

Я смотрю на ее спину, на то, как двигаются бедра под тонкой тканью и в который раз вспоминаю про долг, мать его, государству.