Никто и никогда не увидел бы этот роман таким, какой он есть, если б не бесценная помощь Марии Гриневич. Мой низкий поклон за твое терпение, Мари. Герои книги тебе многим обязаны!
«Тени могут все»
Сет Эпине
Голоса доносились будто издалека. Слабые и нестройные, они своей настойчивой размноженностью заставляли сознание отпустить приятные объятья беспамятства.
– Хозяин!
– Тихо!
– Хозяин, но ваши раны! Между прочим, для вас приготовлено. Зачем вы впустили его первым?
– Потому что он важнее.
– Но… вы и без того долго ждали. Неизвестно куда зашвырнула нас эта штуковина, а между тем почти сутки прошли! Что, если ваше состояние ухудшится? Ему-то что? Он, в конце концов, Тень! Раз уж сразу не умер, то уж и не помрет, поди?
– Изма, прошу тебя, умолкни.
– Но я ведь…
– Изма!
– Как хотите.
Изма?
Имя показалось странно знакомым. Где я мог его слышать? Не помню. Хотя… В голове что-то ожило, похожее на призрак прошлого… Перед глазами явился образ: старый худой мект, облаченный в черную рясу затворника… Слуга, верно? Точно, слуга. Но кому он прислуживал? Кому?.. Мысли ворочались неохотно, увязая в киселе, которым стала моя сущность. Изма. Хм…
Изма, Изма, Изма…
И тут словно булыжником по голове: «Ди!»
Я выкрикнул имя, встрепенулся и со всего маха врезался в прозрачную стенку. Бац! Это еще что такое? Перед глазами потемнело, но, к счастью, лишь на мгновение. Стало ясно, что я внутри большой цилиндрической колбы плаваю в густой и похожей на сироп жидкости.
Понимание смутило. Когда это меня в лечебную капсулу занесло?
Сознание все еще с трудом воспринимало окружающий мир, но снова подводить вроде бы пока не собиралось. Получилось даже оглядеться и понять, что я уже не на Шуоте. Во всяком случае, место, в котором себя обнаружил, ничего общего с мертвой пустыней не имело. Оно напоминало обшарпанный трюм старого грузовоза, полутемный и заваленный всяким хламом.
И ни намека на Аргуса, его слугу или кого бы то ни было еще.
Паника подкрадывалась, будто катрана, почуявшая кровь.
Стараясь отогнать непрошеный приступ, я намеренно дышал как можно ровнее и глубже, чему, кстати, способствовала кем-то предусмотрительно нацепленная кислородная маска. Мысли путались и перемешивались с догадками, кто и когда сумел меня сюда заточить, но ответов не находилось.
В голове мелькнули обрывки воспоминаний о предательстве Дианы Винтерс, о смерти Ди Аргуса и шаманки Тассии Руэ. Даже уничтожение Храма лейров предстало во всей красе. Однако ни намека на сколь-нибудь последовательное развитие дальнейших событий из памяти выудить не удавалось. Все покрывал сплошной молочный туман, и лишь обрывки ощущений и чувств доносились из его глубины. Я помнил все, и в то же время как будто ничего. Я помнил отчаяние. Помнил гнев и собственную неуверенность. Боль. Душевную и физическую. Но самое главное – я помнил одиночество. В пустыне, где на сотни тысяч километров не осталось ни единой души. Кроме…
Я невольно дернулся вновь, стукнувшись лбом о прочное стекло.
Удар вышел несильный, но и его хватило, чтобы привести чувства в порядок. Паника отступила. Вместе с клаустрофобией, прежде мне несвойственной. Обнаружить себя в «хрустальном гробу» было, мягко говоря, неприятно, но я решил, что на то была веская причина. Хотя разум отказывался принимать, что бледное до синевы тело, сплошь покрытое порезами и ссадинами, принадлежит мне. Ран было столько, что и не сосчитать. Несколько уже затягивались, но большинство все еще зияли рваными краями, из которых сочилось нечто, менее всего похожие на кровь… Густые темные эманации с яркими голубоватыми крапинками, напоминавшие дым или… разлитые в воде чернила, растворялись в целебной жиже без остатка.
Естественно, я знал, что это такое. Видел уже, как мои руки источают Тени в своем, если можно так выразиться, первозданном облике. Только не представлял, что эффект может распространиться на тело целиком и не будет вызывать ничего, кроме любопытства. Открытые раны заметного дискомфорта не доставляли, за что спасибо, наверное, стоило сказать анестетику, растворенному в сиропе. Если не считать легкой дезориентации и страха быть запертым в банке навечно, я чувствовал себя практически так же хорошо, как до своего решения отправиться на поиски Гробниц юхани. До смерти брата…
Мысль о Мекете заставила действовать. Вернулась былая решимость и желание внести хоть какую-то ясность. Подавшись вперед, я громко забарабанил по стеклу. Я понятия не имел, можно ли говорить в этом наморднике, но на всякий случай попытался:
– Эй! Здесь есть кто-нибудь?!
Мой голос, искаженный вокодером маски, разнесся по трюму эхом, однако без особого эффекта. Едва ли переборки были настолько тонкими, чтобы мой вопль услышали с той стороны, но я был бы не я, если б отчаялся. Набрав в легкие побольше фильтрованного кислорода, выкрикнул громче:
– Эй! Кто-нибудь?!
И снова ничего.
Склизкая жижа и стекло были повсюду. Я хоть и старался ступать аккуратней, нескольким осколкам все же удалось впиться в пятки. Боли практически не ощущалось, лишь неприятное покалывание, но сам факт того, что к моему и так потрепанному облику добавилась еще пара порезов, настроения не улучшил. Я был дезориентирован, раздражен и, в окружении клубов зловещего черного дыма, чувствовал себя одним из тех страшненьких тотемных божков, которым поклоняются аборигены Дейфу.
Старясь не поскользнуться на мокром полу и не убиться тут же ненароком, я осторожно приблизился к израненному телу капитанши Ком’ари и ненадолго замер. Я не надеялся застать ее живой – это было бы более чем глупо, – но мне все же хотелось кое в чем убедиться, понять свои чувства к содеянному. И то, как с этим смириться.
Я не собирался жалеть мертвую пиратку, но прежде мне всегда казалось, что нет ничего проще, чем договориться с собственной совестью. Своеобразная игра в поддавки, попытка победить в верю-не-верю. Все ставки известны, и ходы легко просчитать наперед. Но как быть, если ты сам себя теперь не узнаешь?
Я стоял посреди трюма, рискуя временем и, вероятно, здоровьем, и старался отыскать в себе хоть какой-то намек на сочувствие к собственной жертве. Я смотрел, как кровь медленно струится из убитой плоскими темными лентами, растягиваясь, сбегает на пол и неохотно смешивается с прозрачным киселем, а в голове неоновой вывеской сияло лишь одно:
«Тебе все равно».
И внутренний голос ехидно зудит:
«Она же хотела прикончить тебя!»
А следом ответ:
«Конечно, ведь я ее сам спровоцировал!»
Может быть, невольно, но скорей всего подсознательно. Каждым взглядом, жестом и словом подталкивал к тому, чтобы проклятый спуск на проклятом бластере все же оказался нажат. И, разумеется, не было никакой возможности не отреагировать на угрозу. Зря, что ли, руки чесались? Мне всегда требовался ящик с запертым монстром, чтобы элементарно дать сдачи. Но что-то произошло, и ящика больше не стало. Монстра выпустили на свободу, а намордник ему нацепить забыли. Как говорят в таких случаях? Спасайся кто может!
Стоило обсохнуть, чадящие раны затянулись, будто и не было. Кожа вернулась к прежнему виду. Даже те темные пятна, что прежде покрывали кисти моих рук, растворились без следа.
Так и не сумев выцедить из себя хоть каплю жалости к безвременно почившей Альме Ком’ари, я поежился от холода, медленно, но неотвратимо подбиравшегося к моей голой заднице.
Досадно, что среди всего разнообразия хлама, накопившегося за годы пиратства, в трюме не отыскалось даже самой потертой накидки, только отрез старой тряпки, из которой удалось соорудить подобие набедренной повязки, прикрывавшей срам. Зато обнаружился открытый терминал, через который я довольно легко выяснил местоположение карцера: на средней палубе неподалеку от кают-компании. Чувствуя, как все мышцы подрагивают от переполнявшей их энергии, я скользнул презрительным взглядом по бластеру пиратки и, практически в чем Рас Гугса создал, отправился на поиски Измы.
Судно Ком’ари оказалось больше, чем я предполагал. Старый риоммский корвет, давным-давно списанный в утиль, ясное дело, уютностью обстановки похвастаться не мог. Тем более после того, как подвергся нескольким весьма топорным, даже на мой дилетантский взгляд, переделкам. И все же дрожь отвращения при виде разукрашенных разводами переборок и ощущении стойкого запаха застарелого пота не пробирала. Корабль был под стать хозяйке – знававший лучшие времена, но прежнего лоска при этом до конца не утративший.
По моим прикидкам количество экипажа на звездолете такого класса не должно было превышать шести человек, включая капитана. Но это если не брать в расчет с десяток членов банды Ком’ари, кои наверняка бродили где-то поблизости. Конечно, при условии, что некий внезапно оживший и взбесившийся мертвец не добрался до них раньше…
Судя по тому, что большая часть внутренних помещений тонула в искусственном полумраке, капитанша предпочитала интимную обстановку обычному освещению. По сути, это здорово играло мне на руку, поскольку при иных обстоятельствах в узких переходах спрятаться от потенциальной угрозы было бы непросто. С другой стороны, за то время, что я крался, пытаясь пробраться на среднюю палубу, мне так и не довелось столкнуться ни с одним из пиратов. И вообще, атмосфера внутри корвета сильно действовала на нервы. Не знай я обратного, подумал бы, что корабль заброшен.
– Эй!
Вот и напросился.
Услышав внезапный окрик, я замер на шаге. Будто подросток, которого поймали за самоудовлетворением.
– Ты что здесь делаешь, извращенец?
Я обернулся. Со стороны машинного отделения приближался низенький дородный курсу, ветошью утиравший чешуйчатую физиономию. С представителями расы низкорослых рептилий я был знаком не понаслышке, и как никто другой знал, чего стоит один такой разъяренный крепыш. Бластера при нем не наблюдалось, зато на поясе болтался здоровенный разводной ключ.
– Я спросил, что ты здесь делаешь? – с нажимом повторил невысокий механик, а его чешуйчатая ладонь как бы невзначай легла на рукоятку ключа.
– О, здрасьте! – Судорожно перебирая в уме самую правдоподобную из отмазок, я изо всех сил тянул губы в непринужденной улыбке. – Я тут одежду пытаюсь найти. У вас здесь, случайно, не найдется чего-нибудь?
Судно, выбранное Измой для полета на Шуот, и впрямь оказалось тем еще мусором. Старая четырехместная развалина, некогда гордо звавшаяся яхтой, выглядела как дротик, посаженный на бабочку с двигателями – тесная коническая кабина, в кольце четырех плоскостей. Я таких не встречал, даже когда жил на Семерке (а на той помойке какой только хлам не собирался), и потому не уставал удивляться, что подобной рухляди нашлось место среди достойного парка звездолетов семейства Занди.
– Я исходил из практических соображений, молодой господин, – огрызнулся Изма, когда я порядком его достал. – Выбирал наименее приметный транспорт.
– Может, стоило выбрать наименее медленный? Внимание пиратов он все-таки привлек.
– А он и был быстр, – ответил мект, сконфузившись, – пока мне не пришлось пробираться через орбитальную защиту Шуота. Я пилот неплохой, знаете ли, но до мастерства хозяина мне далеко. Чудо, что вообще удалось приземлиться. Несколько чуть более точных попаданий, и корабль уже бы никогда не взлетел с поверхности планеты, а мы все померли.
– Думаю, ваш хозяин выжил бы и в этом случае, – заметил я, со стороны наблюдая за работой Аргуса у штурвала. Процесс расстыковки завершился, и теперь нам предстояло проводить «Плакальщицу» в последний путь.
– Если распылить меня на атомы взрывом, то обратно я не соберусь, – вставил страж, между делом удаленно запуская двигатели пиратского корвета.
Мы с Измой переглянулись, но от комментариев предпочли воздержаться. Каждый в меру своих причин. Меня не отпускала история с падением в каверну и последующим «чудесным» спасением, а какие мысли терзали разум старика, угадать было нелегко. Вполне возможно, он пребывал в плену собственных страхов, и дождаться не мог возвращения домой.
Кстати, о возвращении. Мне не пришлось ломать голову, куда направится наша скромная компания после того, как «Плакальщица» испарится в огненных всполохах местного солнца. Что Изма, что Аргус домом называли лишь одну планету – Боиджию. Мой же дом был уничтожен Черной эскадрой Дианы. Впрочем, о том, куда лететь хочу я, никто не спрашивал. А я и не жаловался. В конце концов, Боиджия вполне могла сойти за редкую деталь прошлого, пережившую мое путешествие на Шуот без изменений. Эдакий зеленый островок постоянства посреди мутного океана неопределенности. И на том, как говорится, спасибо.
Двигатели развалюхи ожили, отчего рубку затрясло. Вцепившись в подлокотники кресла, я спросил:
– Вы уверены, что на нем еще можно летать?
Аргус не отреагировал, легко уводя корабль подальше от «Плакальщицы», а Изма подарил мне одну из своих ехидных улыбочек:
– Уж не боитесь ли вы, мастер Риши?
Искоса глянув на старика, я нервно выдохнул.
– А что, похоже?
– Я почему-то считал, будто Исток не подвержен людским слабостям. Хотя бы большей их части.
– Людским? – Я прищурился.
– В широком смысле, конечно же, – взмахнул рукой он, отчего у меня сложилось стойкое впечатление, будто надо мной издеваются. Робкий и тихий Изма? Похоже, еще большой вопрос, кого и насколько изменил Шуот.
– О! Ну, что ж, будучи Истоком, могу вас заверить, что любые слабости, свойственные живым существам, свойственны и мне тоже. Боязнь чего бы то ни было не исключение.
Ответная улыбка и нараспев сказанное «какой же нежный монстр» только подтвердили подозрения.
– Изма, не доставай его, – бросил Аргус.
Прямому приказу слуга перечить не осмелился, но я вовсе не противился подобным подначкам. Наоборот, было крайне интересно знать, что думают обо мне те, кто ничего от меня не ждет. По крайней мере, в искренности таких персонажей труднее всего усомниться.
– Все нормально, – сказал я. – Он не достает. Даже весело, пожалуй. Отвлекает от мыслей, что мы сейчас делаем.
Ничего, кроме молчания, мои слова не вызвали.
Дрожь палубы упала практически до нуля, двигатели гудели ровно, что утешало, а за иллюминатором корвет капитанши Ком’ари набирал ход прямиком на звезду. Наша лодчонка не отставала от него до тех пор, пока близость солнца не оказалась опасной. Тогда Аргус сбавил ход и скрыл обзорное окно за поляризационным фильтром.
Никогда не думал, что медленно сгоравший в потоках плазмы корабль будет так сильно бередить мне душу. «Плакальщица» таяла, как свечка, слой за слоем отдавая себя прямо в ненасытные пасти протуберанцев, набрасывавшихся на нее хищной стаей. Благо длилось все недолго. В один из моментов очередной газовый взрыв просто смахнул корабль с горизонта. Свидетельство наших кровавых деяний испарилось. Гигант пожрал мошку и даже не заметил этого.
Хотелось что-нибудь сказать, но слов не нашлось. В голове стоял кавардак, и мысли путались, словно времена, когда я не понимал сам себя, никуда не ушли.
«Почему так переживаю из-за того, что сделал серый страж, но вот собственноручно совершенные убийства меня не волнуют?»
Почти в то же мгновение ладонь снова начала испускать зловещий черный дым.
– Риши, пристегнись, – попросил Аргус. – Мы прыгаем в гипер.
Я мельком глянул в сторону Измы и сделал, как было велено. Ощущение своеобразной необоснованности произошедшего меня при этом не покидало. Будто в самом событии пряталась подсказка, которую еще только предстояло найти. Словно существовала некая связь между случившимся на борту «Плакальщицы» и историей, пережитой нами на Шуоте. Кто знает, был ли в этом хоть какой-нибудь смысл, но я не привык отмахиваться от настойчиво зудящего в ухо предчувствия. Всю свою жизнь на него полагался. На него и брата. Пока последнего не стало.
Стоило кораблю приземлиться, как дождь традиционно перестал. Не скажу, будто и тучи в тот же миг разошлись, однако мрачности в их тонах заметно поубавилось – добрый знак. Наверное. Риоммские «птички» долго наступать нам на пятки не стали и отступили на прежние позиции, едва Аргус подобрал подходящее место для посадки (благо в городе, население которого за последние годы неустанно сокращалось, недостатка в таковых не было). Блиновидная площадка, местами сильно потрепанная, зажатая меж гигантских ветвей древнего паата, располагалась всего в двух кварталах от замка.
Катер опустился с натугой, издав напоследок что-то вроде предсмертного выдоха, и заглох. Видимо, навсегда.
Едва люк распахнулся, выплюнув трап, я поспешил выбраться на свежий воздух, с энтузиазмом проникаясь изобилием жизни вокруг. Цветочные запахи кружили голову, а галдеж местной фауны приятно щекотал уши. Просто удивительный контраст с бесконечным и мертвым космосом. Не думал, что когда-нибудь так скажу, но я был искренне счастлив вернуться на Боиджию.
– Еще бы чуточку солнца, – проговорил я, подставляя лицо теплым воздушным потокам.
– Гляньте-ка, хозяин, ему здесь и правда нравится.
Мне не хотелось искать в словах Измы насмешку, но ответное замечание Аргуса заставило немного напрячься.
– Посмотрим, что дальше будет, – бросил страж, мрачно прошагав мимо. Свою жутковатую рану он прикрыл накидкой, а запекшуюся кровь оттер выданной Измой ветошью.
Я решил воздержаться от напоминания, что уже бывал здесь и прежде. Пусть думают что хотят. В конце концов, едва ли существовало правило, запрещавшее радоваться свежему воздуху и твердой земле под ногами.
Я нагнал обоих у перехода на одну из подвесных улиц, сетью расползшихся во все стороны, и задал логичный, как думалось, вопрос:
– Как мы доберемся до замка? Свистнем такси?
Ответ меня поразил:
– Верхом.
– Верхом? В смысле, верхом на животных? Как в старых историях?
Аргус остановился и одарил меня странным взглядом, как будто был не до конца уверен, что перед ним именно я. Хотя, не стану скрывать, мне и самому собственная бурная реакция показалась малость нелепой, а идея передвигаться по городу, сидя на спине живого существа, приводила в оторопь. Не думал, что когда-нибудь доживу до этого момента.
– Верно, – процедил страж, пока Изма закатывал глаза.
Мы пришли к просторному помещению, нависавшему над пропастью гигантской сферической клеткой. Внутри клетки, цепляясь за толстые прутья решеток, под потолком или на стенах лениво перебирались крупные ящеры. Местные именовали существ гофаями, и выглядели те, как лютые хищники, а вовсе не милые зверушки. Семиметровые (не считая напоминавшего длинный хлыст хвоста), с продолговатой мордой, челюстями, способными перекусить стальной лист, и четырьмя мощными когтистыми лапами. С подобным инструментарием не составит труда карабкаться не только по паатовым стволам и решеткам загона, но и по отвесным городским стенам. Вопрос был лишь в том…
– Как их только приручили?
Хозяин зверюг, милейший портакианец среднего возраста с брюшком и добродушной улыбкой, тут же пояснил:
– Несмотря на свой грозный вид, гофаи – настоящие добряки. Они обитают на нижних уровнях паатовых джунглей, питаясь в основном мелкими хищниками, вроде древолазов. Не в пример надежней килпассов, из-за которых один из наших графов когда-то лишился ноги. Крайне непривередливые и покладистые животные. Запашок только… – Он виновато развел руками. – Не каждому таковой по нраву. Впрочем, к нему быстро привыкаешь.
Вонь, доносившаяся из клетки, и впрямь была весьма специфической, однако меня заботила далеко не она. Все дело в том, что прежде я никогда не связывался с животными. Да, в детстве мечтал завести питомца. Вот только на Семерке, бедной до живности, особо не разгуляешься, да и Мекет никогда бы не позволил притащить на борт «Ртути» кого-то, способного сгрызть всю проводку и без зазрения совести гадить по углам. Заглянув в маленькие желтые глазки одного из ящеров, я почуял его взаимный интерес и невольно улыбнулся.
– Почему я раньше их здесь не видел? – Пока один из надсмотрщиков-мектов седлал пару выбранных Аргусом гофаев, мне разрешили подойти к загону поближе.
– Потому что вы не знаете настоящего Мероэ, мастер Риши, – ответил Изма снисходительно. – Вы видели лишь кусочек и по кусочку судите. Я думал, вы разумнее.
Справедливо. И я ведь даже с ответом не нашелся, поскольку и впрямь думал обо всей Боиджии несколько однобоко. Мне нравилась эта планета, я слышал ее легенды, знал часть истории и полагал, будто понимаю, как здесь все утроено. Разве не наивно?
Отсчитав хозяину зверюг положенную сумму, Изма взял под уздцы одну из тварей и любовно потрепал по холке. Очевидно, он знал, как с ней управляться, поскольку грозная с виду животина в ответ мило застрекотала. Повернув громадную голову, она лизнула старику ладонь, фыркнула и чуть присела, чтобы тому было удобней взбираться в седло.
– Давно они здесь? – ненароком поинтересовался Изма у хозяина гофаев.
Уточнять, о ком конкретно речь, не потребовалось. Портакианец моментально поднял голову к небу, большую часть которого скрывал жирной тушей риоммский акаш.
– Хозяин, ванна готова.
– Хорошо. Ты свободен. – Приказ прозвучал прохладней, чем следовало, но ни я, ни тем более Изма не дали понять, что ощутили это.
Старик поклонился и нацелился к выходу, не преминув перед этим стрельнуть в мою сторону многозначительным взглядом. Я проигнорировал непрозрачный намек и не сдвинулся с места. Были еще вопросы, на которые бывший страж так и не удосужился ответить.
– Ты не возражаешь? – поинтересовался он, иронично выгнув бровь.
Желание Аргуса уединиться удивило, ведь прежде он не отличался особой скромностью. Запросто устраивал заплывы в странно пахнущей жидкости и ничуть не смущался собственной наготы. Теперь-то что изменилось?
Страж попросил негромко, но настойчиво:
– Риши.
– Мастер Риши! – послышалось со стороны входа.
Усевшись на крышку большого письменного стола, я отмахнулся от обоих:
– Мы недоговорили.
Смотреть в жуткие серебристые глаза и при этом не моргать было трудно. Ничего не выражающие, они все равно каким-то мистическим образом вызывали дрожь во всем теле. Так змей мог гипнотизировать жертву.
– Мы поговорим, – пообещал страж. – Но не сейчас.
– Это я слышал и прежде, – сказал я и, повернувшись к старику, прибавил: – Идите, Изма. Я здесь надолго.
Тот немного помялся на месте, но все же ушел, оставив нас наедине.
Ксант и Аста – пара дзарских гончих, беззаветно преданных Аргусу, – самозабвенно вылизывали лоснящиеся шкуры друг друга и о нас будто не думали. При этом я точно знал: взбреди мне в голову напасть на их драгоценного хозяина, мой труп потом нельзя будет даже опознать. Милые питомцы. Как раз под стать бывшему стражу.
Залюбовавшись ими, я невольно улыбнулся и, снова повернув голову к Аргусу, невинным тоном поинтересовался:
– Тебе не кажется, что кабинет – не лучшее место для принятия ванн?
Читать эмоции по его лицу и без того всегда было непросто, а из-за общего полумрака, разгоняемого лишь призрачным свечением бассейна, задача вообще казалась невыполнимой. На какой-то миг почудилось, будто он приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но быстро передумал и отвернулся. Ксант и Аста одновременно навострили уши, но, не почуяв перемен в настроении хозяина, вернулись к прежнему занятию. Едкий запах, источаемый бассейном, настойчиво щекотал ноздри, но я упрямо не обращал внимания ни на что. Лишь ждал откровенности.
Аргус, видимо, посчитав, что откровенность бывает разной, разоблачился донага и быстро скользнул в мутную жидкость. Похожая на ту, что наполняла мою лечебную капсулу, она играла неверными бликами на его бледной коже и все еще заметной дыре в центре широкой мускулистой груди.
– Риши, – сказал он, приподняв бровь. – Ты пялишься.
Я не смутился лишь потому, что с трудом представлял, как кто-то может существовать с такой раной.
Аргус, все это время пристально всматривавшийся в выражение моего лица, как будто заметил там что-то не то и, нахмурившись, поспешил скрыться в бассейне с головой.
Что все это значило, я не понимал и рассчитывал получить ответ, как только страж выплывет на поверхность. Однако время шло, минуты складывались в часы, а его все так и не было. Конечно, глупо было думать, будто Аргус мог утонуть в собственной ванне, но отсутствие пузырьков на поверхности настораживало. Все это отдавало какой-то противоестественностью, отчего мне с каждым моментом все сильнее делалось не по себе.
Прежде чем слезть со стола, я досчитал до десяти, а потом, не обращая внимания на предостерегающее рычание гончих, замер у самой кромки бассейна. Я понимал, что некоторые рамки пересекать не следует, и все равно потянулся к Теням. Я рискнул.
И риск не оправдался.
Стоило только затронуть ментальное поле, окружавшее стража черным коконом, я понял, что дело неладно. Почти все в этой Галактике знали, что серые стражи далеко зашли за порог «нормальности». Они были молниеносны в скорости реакции и практически неуязвимы, но за это платили человечностью и железной верностью хозяевам-куатам. Аргус в свое время отринул эти нормы, заработав клеймо беглеца и предателя. Он помог мне прикончить прелатов. И даже выволок из Алого озера. Но я никогда не задумывался, чего именно все это стоило ему лично. В Тенях Аргус горел факелом из тьмы. Как будто две разнополярные и непримиримые по своей природе силы отчаянно сражались за власть над его телом и разумом.
Ксант и Аста по-прежнему порыкивали в отдалении. Осторожно склонившись над пахнущей химикалиями жидкостью, я негромко позвал:
– Ди?
Какой-то миг ничего не происходило, но затем…
Резкий толчок в солнечное сплетение заставил меня отлететь на пару метров.
Грохнувшись навзничь, я ошалело вытаращился на всплывшего на поверхность бассейна стража. Могучее тело с почти не оставившей следа дырой блестело. Длинные волосы облепили узкое лицо, в призрачном сиянии жидкости кажущееся еще более бледным. От прежнего непрошибаемого спокойствия не осталось и следа. Гримаса чудовищной ярости искажала и без того хищные черты, а глаза разбрызгивали серебристое пламя.
Пока падал, я орал благим матом, на все лады распекая проклятого Затворника и свою глупость. Как можно было так опростоволоситься?! Как можно было забыть об элементарной защите?! Какое я, к гнаркам, воплощение Теней, если простейшей ловушки заранее распознать не сумел?! Трижды неразумный и наивный дурак!!!
Как от моего вопля не всполошилась риоммская гвардия на противоположном утесе, в голове не укладывалось. Никаких стратегических мыслей. Только животный страх и полное неверие в реальность раскидистых крон, на бешеной скорости несущихся мне навстречу. Последние секунды перед тем, как ухнуть в гущу листвы, растянулись до невообразимости. Будто время замедлилось. А вместе с ним и я.
Дальше все вышло как-то само собой. Ветки паатов расступились, образовав нечто вроде коридора, сквозь который я и пролетел на бешеной скорости, пока, наконец, не столкнулся с толстенным, почти в два человеческих торса, побегом. Притом столкнулся своеобразно: аккуратно спикировал в клубах черной массы, точно завершил тщательно отрепетированный акробатический этюд. Раз – и готово. Даже пятки не отшиб. Только сердце в груди с трудом удержал.
– Ишь ты… Вот это виртуоз! – присвистнул Затворник, приземлившийся рядом. Голос его переполняло удовлетворение, отчего мои кулики зачесались втрое сильнее.
Все еще утопая в густом черно-синем облаке, я выбросил вперед левую руку. Поток Теней сорвался с пальцев и впечатал ублюдка в ближайший ствол.
– Если жить надоело, мог бы просто сказать!
Источаемый кожей дым, отражением клокотавшей в душе злости скрывал меня в своих клубах.
Впрочем, на засранца это впечатления не произвело. Упираясь спиной в паат, он как заведенный хохотал.
– Хватит ржать! Говори, зачем пытался меня убить?!
Но Затворнику, казалось, все нипочем. Глядя на меня сквозь бинокуляры, он продолжал сыпать идиотскими смешками. И сыпал бы еще долго, если б одно из дымных щупалец не устремилось к нему и не сдавило бы глотку.
– Говори, кому сказано!
Смех оборвался невнятным всхлипом. Но даже несмотря на это, Затворник не прекратил весело подвывать. Еще пару мгновений он продолжал гавкать сквозь слезы, а затем подал знак прекратить.
Помедлив немного, я все же ослабил хватку. Затворник сложился пополам и зашелся в приступе безудержного кашля, который все равно перемежался смешками.
– А ты не так умен, как кажешься, – наконец выдавил из себя он и попытался выровнять дыхание. Глуповатый намордник, видимо, мешал, так что почти сразу же полетел в сторону. – Красивый ихор, кстати.
Я не понял, о чем он. Да и не до того пока было.
Лицо, которое я наконец увидел, шока не вызвало. В прошлом, вероятно, привлекательное, сейчас оно принадлежало человеку неопределенному. Во всех смыслах этого слова. Ни возраста, ни какой-либо иной принадлежности угадать по нему возможным не казалось. Бледная кожа, практически без морщин, черты невыразительные, длинные, седые волосы. Немного удивляли глаза, слишком большие и яркие для подобного типа людей, и да – все еще блуждавшая идиотская ухмылка. Последняя до того бесила, что я не выдержал и новой порцией черного дыма отбросил на ветку ниже.
– Благодарю покорно, – прокричал он и через мгновение по-молодецки запрыгнул обратно.
Понимая, что от этого трюкача можно ждать чего угодно, я оставался настороже.
– Можешь не напрягаться так, – сказал Затворник, потирая горло. – Больше я тебе ничего не сделаю. Клянусь.
– Охотно верю.
Клубящаяся вокруг меня тьма сползла к ногам, но полностью исчезать не спешила.
– Зачем было сталкивать меня сюда? – спросил я, пытаясь смахнуть с ладоней остатки темной массы.
Затворник, с заметным интересом, наблюдавший за моими тщетными стараниями, изогнул бровь:
– Разве не очевидно? Чтобы убедиться, что ты действительно тот, кто мне нужен. Ихор это доказал.
– Тот, кто тебе нужен? – Я нахмурился. – Для чего?
Он улыбнулся почти плотоядно:
– Для того чтобы сделать все, как надо.
Облако у моих ног снова вспенилось. Приплыли! И что это, позвольте спросить, должно означать? Чего он, как надо делать собрался, да еще и с моей помощью?
Эти вопросы мгновенно вылились в устной форме.
– О-о, парень, – протянул Затворник, снова бросив мимолетный взгляд на окутывавшее меня облако, – ты просто не понимаешь, в какое место угодил. Что это за планета, и какова ее история…
– Древний мир, созданный расой юхани в качестве полигона для своих метафизических опытов, – как по учебнику продекламировал я. – Под сенью паатового леса создатели хранили Иглу Дживана, а для пущей безопасности сотворили расу аборигенов, неподвластную влиянию Теней и лейров. Их называют махди, и у них симбиотическая связь с местным плотоядным растением – минном. Ничего не упустил?
Затворник присвистнул.
– А ты хорош. Откуда столько знаешь?
– Зачитывал до дыр трактат Батула Аверре, – ответил я без задней мысли.
Кто ж знал, что после этих слов собеседник едва не поперхнется воздухом?
Он не сказал ничего нового. Лишь то, о чем я и сам догадывался, только не обращал должного внимания.
Впрочем, знать наверняка и догадываться – совсем не одно и то же, а потому легкий ступор я все же словил. Пока слова Затворника укладывались в голове, резонируя с внутренними ощущениями, я просто глазел в никуда и ни о чем не думал.
– Понимаю, такую правду нелегко принять…
Я жестом попросил его замолчать.
– Дело не в правде. – Вышло мрачнее, чем планировал, но, по сути, в этот момент был честен как никогда.
Истина и в самом деле оказалась ни при чем. Как и ни одна из точек зрения, с которой на нее можно было взглянуть. Проблема, если таковое слово в этом контексте уместно, заключалась в молчании. Чего Аргус опасался? Испугался, что, вопреки всем правилам, я не остался расплющенным в лепешку под какой-нибудь каменюкой? Или переживал, что я не сумею держать себя в руках, узнав правду? Ждал, будто стану кидаться на каждого встречного? Счел опасной нежитью? И потому все это время так подозрительно вел себя? Боролся с естественным отвращением?
Жалобный стон массивных ветвей паата под ногами вывел меня из задумчивости и заставил воззриться на дождь из листвы и щепок, посыпавшийся с кроны под напором моих сил. Возбужденно заерзали и зароптали килпассы. Наездники-махди, тщетно пытавшиеся их утихомирить, удрученно качали головами.
– Попридержи-ка гофаев, Риши. – Внезапная осторожность в голосе Затворника заставила сосредоточиться, и гигантское дерево тут же угомонилось.
Я огляделся. Ихор, прежде размеренно пенившийся у моих конечностей, расползся едва ли не по всему паату. Темная, с яркими сапфировыми вкраплениями дымка выглядела мором, заразившим могучее дерево, и едва не касалась пернатых змеев. От самого себя сделалось до того тошно, что следующие несколько мгновений я тщетно пытался привести ум в состояние покоя. Ни ерничать, ни злиться не хотелось.
Мало-помалу охватившая округу мгла начала растворяться, но сам поступок еще долго терзал мысли моих новых знакомцев, отражавшиеся на их лицах. Когда килпассы утихли, махди переглянулись и о чем-то забормотали на своем. Ругались, быть может?
– Риши, слушай, если ты все еще сомневаешься в моих словах…
Я перевел взгляд на Затворника, чье выражение утратило всякую беспечность. Он казался как никогда сосредоточенным. И самую малость взволнованным.
– Не сомневаюсь, – ответил я, чем сделал большую ошибку.
Едва слова сорвались с языка, настороженность Затворника мгновенно сменилась презрительной ухмылкой. Он протянул:
– А. Так тебя уязвило, что твой приятель-куат тебе об этом не сказал, да? Как интересно.
Я напрягся быстрее, чем он успел сопроводить свои слова многозначительным движением бровей. Дымное щупальце, выросшее из левой кисти, молниеносно обвилось вокруг его горла – совсем немного сдавить, и шея переломится.
– На что это ты намекаешь?
Затворник тут же отступил (фигурально выражаясь), хотя страха не выказал.
– Спокойно. Я ни на что не намекаю. Лишь изумляюсь твоей неисправимой наивности. Серые стражи бывшими не бывают. Не следует им доверять.
– А я никому и не доверяю.
Однако он не купился.
– Ох, и врунишка же ты, Риши! Не надо быть элийром, чтобы понять ход твоих мыслей. Серый страж не сказал всей правды, и тебя это задело. Ты думал, он тебе друг или хотя бы союзник, и теперь недоумеваешь, почему он умолчал о самом главном. Ничего не упустил?
Не в бровь, а в глаз, как говорится. Ихор у горла лейра развеялся.
– Он мог и не знать всего, – заметил я, по большей части лишь для того, чтобы отвадить мерзкий и насмешливый внутренний голосок. – Он мог подумать, что я ранен, и потому забрать на корабль. Ты твердишь о моей смерти, однако, вот он я – вполне себе живой. Труп совсем не напоминаю. Откуда Аргусу это знать?
Затворник, к моему удивлению, согласно кивнул:
– Это правда. Ты и впрямь очень даже жив, однако… – он выдержал драматичную паузу, – тут есть кое-какая деталь, в корне меняющая дело. Ты, Риши, сейчас здесь, на Боиджии, в то время как твое прежнее тело превращается в песок на Шуоте.
– Что значит «прежнее»?
Меня, точно недоумка, одарили очередной снисходительной улыбочкой.
– С Тенями возможно все, дружище. Если вспомнишь принцип пробуждения способностей в потенциальном лейре, то сам догадаешься.
Влекомый не столько любопытством, сколько привычкой сыпать знаниями о лейрах и Тенях, я проговорил:
– Того, кто хочет открыться потоку Теней, подвергают испытанию, ритуалу. Можно сказать, доводят до клинической смерти, а потом заново оживляют. Сам претендент при этом меняется безвозвратно как духовно, так и физически. Если выживает, конечно.
– Правильно. – Затворник широко улыбнулся и неожиданно пробормотал себе под нос: – Я, пожалуй, единственный, кому повезло избежать этого ужаса. – Затем снова сверкнул глазами: – Но ты-то у нас случай особый. Это догадка, но я убежден, что она верна. Мне кажется, твой Исток оказался настолько могуч, что после уничтожения тела, соткал себе новое. Прямиком из потока.
Ну, как бесстрашно. Я просто не подумал, что на той стороне спуска могло поджидать что-нибудь по-настоящему неприятное, отсюда и храбрость взялась. Хотя, говоря по совести, вовсе не она вела меня вперед, а гнарково любопытство. Шагнув в нору, я на самом деле не отдавал себе отчета, что она может оказаться слишком глубокой, а приземление на дно, если таковое вообще имелось, – болезненным. И все же, назад было не повернуть.
Края спуска, вернее, та их часть, что еще оставалась видна в призрачном свечении лиан и соцветий, была неровной и отдаленно напоминала старые-престарые ступеньки. Слегка осыпающиеся и косые, они почему-то показались мне достаточно устойчивыми, чтобы выдержать вес взрослого человека.
Кто может сказать, почему в такие моменты интуиция предпочитает отворачиваться?
И дураку понятно, что без хорошей страховки спускаться по столь подозрительной лестнице не стоит. Но я, видно, был из той особенной породы дураков, что предпочитали делать, и только потом думать о последствиях. По крайней мере, не стал утруждать себя размышлениями, когда наступил на самый верхний из выступов. Естественно, он тут же осыпался, отчего моя костлявая задница сосчитала все оставшиеся ступеньки до самого низа.
Звук, с которым я унесся с глаз Затворника и аборигенов, напоминал чуть удивленное «У-у-ух!». О чем сам Затворник позже и рассказал. Справедливости ради стоит добавить, что технически мое падение нельзя было назвать прямым, поскольку нора удивительнейшим образом изгибалась змеей, отчего и сам спуск больше напоминал скольжение по влажной почве. Так что кричать «У-у-ух!» в этом ключе было более чем уместно.
Несколько секунд мы нелепо топтались на месте в кромешной темноте, пока приземлившийся рядом Затворник не сотворил световой шар. Небольшая, с кулак, сфера из энергии Теней заливала ровным холодным сиянием часть пола. И ухмыляющееся лицо самого лейра, взиравшего на заляпанного грязью меня с легким оттенком превосходства.
– А ты так не можешь! – И если б я в этот момент не пытался оттереть прилипшие к штанинам комья сырой земли, уверен, он бы еще и язык показал.
– Хоть какая-то от тебя польза, – отмахнулся я и, бросив бесполезную затею – грязь только сильнее въедалась в ткань, – сосредоточился на месте, в которое привела кривая хорда норы.
Пещера. Огромная пещера, больше, чем я когда-либо мог вообразить, теряла потолок и стены где-то в темноте далеко за пределами видимости. Пол под ногами был выстлан чем-то вроде гладких плит, составлявших некий витиеватый орнамент. Материал цвета старинной бронзы казался незнакомым и на ощупь напоминал что угодно, но только не металл. Хотя внешне на металл больше всего и походил. А еще, не скажу в силу каких причин, но орнамент, вычерченный на полу, при долгом и пристальном взгляде, как будто изменялся. Я уже встречал нечто подобное. В Храме лейров на Шуоте.
– Как странно… – Мои слова сопровождались слабым эхом.
– Что? – Затворник сразу встрепенулся.
Я указал на плиты:
– Рисунок движется сам по себе. Не думал, что где-нибудь еще встречу подобное.
Лейр приподнял брови и лениво почесал за ухом.
– Гробницами юхани впечатлился?
– А разве не следовало?
– Шуот умеет поражать, – пожал он плечами, – но только если ты сопливая малявка. Только без обид. Храм посреди пустыни, обелиски там всякие… Все это красиво, не спорю. Но по большей части бессмысленно. Когда чего-то становится слишком много, его ценность снижается. Так и с «местами силы», которыми юхани в свое время напичкали Галактику. Я повидал парочку. Даже здесь, на Боиджии кое-что раскопал. Так что научился не дрожать от священного трепета перед каждым убогим склепом. И тебе советую поступать так же. Чем меньше чем-то восхищаешься, тем ниже шанс разочароваться.
Развивать тему дальше я не стал, но за внезапную тираду поблагодарил. Ведь она добавила очередную деталь к большой мозаике личности Затворника. Его истинное имя и цели по-прежнему оставались загадкой, но отношение к юхани и их наследию кое о чем говорило. Лейр непросто не трепетал перед предтечами Теней. Он их люто ненавидел. И пусть как мог старался скрыть ненависть за широкими ухмылками и простодушным взглядом, я все же распознал намеки в глубине выцветших глаз.
– Будем пялиться друг на друга или делом займемся? – хмыкнул он.
Я закатил глаза и отвернулся. Пускай дальше думает, что он весь из себя такая загадка.
Я поманил лейра вглубь подземелья. Вообще-то, мне нужен был только его светящийся шар, но что поделать, если без своего создателя он бы и с места не сдвинулся?
Звук шагов дробился и множился. Запах сырой земли щекотал ноздри. Было холодно. Мы продвинулись вперед где-то на десяток метров, но ни конца, ни края пещеры так и не заметили.
– Ты уверен, что здесь вообще что-то есть?
– Пусть твой ихор нам об этом скажет. – В холодном сиянии светильника лицо Затворника казалось таким же неестественно бледным, как у Аргуса, а в чертах проступало больше обычного морщин. В этот момент он выглядел старым настолько, что мог бы перещеголять Майру Метару.
Не желая снова быть уличенным в чрезмерном внимании, я поспешил сотворить порцию темной субстанции. На сей раз не пришлось даже напрягаться. Стоило лишь пожелать, ихор вмиг расползся по полу тонким, чуть клубящимся маревом.