Темный полдень

Вместо пролога

Дорогие читатели,

Я рада объявить о завершении работы над своим новым романом «Тёмный полдень». Вдохновение для этой книги пришло ко мне во время прогулки по яркому южному лесу, где я мысленно возвращалась в родные края.

В этом произведении я стремлюсь отдать дань уважения местам, где родилась и провела многие годы, и выразить восхищение древней и глубокой культурой народов, которые их населяют.

Позвольте мне сразу внести несколько уточнений:

Этот роман посвящён любви и не претендует на звание научного труда, исследующего народ коми. Хотя при его написании я использовала материалы из исследований Пермского государственного национального исследовательского университета, материалы из тематической группы ВКонтакте «Интересные факты о Республике Коми», а также информацию из Википедии, в книге присутствует значительное количество авторского вымысла.

Образ села в романе основан на реально существовавшем сельском поселении, которое прекратило своё существование после административных реформ. Это уникальное место, где глава сумел наладить не только свою жизнь, но и быт всего поселения. Такие примеры редки, но они существуют.

Я не являюсь носителем коми-пермяцкого языка, хотя знаю на нем несколько слов. Для перевода отдельных фраз я использовала автоматический переводчик с коми на русский. Если кто-то из читателей владеет этим языком, я буду признательна за любые исправления ошибок. Сохранение и уважительное отношение к национальным языкам для меня очень важно.

Поскольку роман уже завершён, я не буду откладывать публикацию первых глав. Как и прежде, текст будет доступен бесплатно.

Для визуализации персонажей, более глубокого понимания описанной культуры и неформального общения я приглашаю вас в мою группу ВКонтакте «Территория Сердца. Романы Весела Костадинова». Там можно задать любой вопрос, оставить пожелания, комментарии, конструктивную критику или просто пожелать друг другу доброго утра, дня или вечера.

Ваши комментарии здесь для меня бесценны. Они помогают мне двигаться вперёд, корректировать путь, становиться лучше. Даже критика вдохновляет и согревает. Каждый ваш отзыв приносит мне огромное счастье.

С уваженеим ваша, Весела.

1.

Декабрь.

Такси подъехало к ресторану ровно за пять минут до назначенного времени. Нет, это не было моим расчетом, так действительно совпало – я не любила опозданий. Быстро поправила платье, легкое белоснежное пальто – ненавижу шубы, и выскользнула из машины. Знала, что Роман уже приехал – он как и я не любит опаздывать, поэтому смело прошла в зал.
Атмосфера была спокойной, даже расслабленной. Этот ресторан брал не количеством людей, а их качеством, и это чувствовалось с первых шагов. Спокойствие, некое подобие уединенности – каждый столик стоял на приличном расстоянии друг от друга, создавая ощущение, что каждый гость находился в своем маленьком мире. Мягкая музыка плавно струилась, как шелковая нить, которая не мешала, а лишь подчеркивала общий тон вечера. Приглушенное освещение создавало теплый световой ореол над каждым столиком, скрывая детали и оставляя лишь то, что важно. Я никогда не была любительницей посещать такие места, но, увы, положение любовницы Романа Баринова обязывало.
Беглый взгляд в большое зеркало в холле показал, что выгляжу хорошо: не броско, но изящно и даже несколько аристократично. Тонкая, стройная блондинка со светло-золотистыми волосами, которые обычно были слегка растрёпаны, но сейчас уложены в элегантную прическу. Голубые глаза аккуратно подведены, что подчеркнуло их яркость, тонкий нос и аккуратно очерченные губы с легким намеком на улыбку. Я знала, что красива, и не собиралась этого отрицать.
Роман, заметив меня, встал со своего места, подавая руку.
- Айна, - улыбнулся своей хищной, самоуверенной улыбкой – мужчина, который привык получать все, что хочет. Сейчас он хотел меня и он меня получил.
- Рома, - я села напротив, позволяя официанту наполнить бокал белым, слегка игристым вином. – Как слетал?
- Прекрасно, - он снова улыбнулся, накрывая своей широкой ладонью мою руку. Мужские руки всегда были моей слабостью, очень часто я оценивала мужчин по ним – руки Ромы нравились мне всегда. – Скучал только.
- Поэтому выбрал этот ресторан для свидания после недельной разлуки? – поддела я не удержавшись.
Он рассмеялся своим низким, красивым смехом.
- Знаешь, Айка, все время забываю, что ты единственная женщина в моем окружении, кто не очень любит рестораны.
- Они хороши для первых свиданий, дорогой. Пустить пыль в глаза. А после – ну разве что как место, где можно поесть.
- Не переживай, кухня здесь хорошая, - его глаза светились, когда он смотрел на меня.
Нашим отношениям был уже почти год, но в них всё ещё сохранялась искра новизны, неуловимое ощущение непредсказуемости и глубокой взаимной заинтересованности. Возможно, это было потому, что мы оба понимали и принимали правила нашей игры: любовники — не более того, без лишних ожиданий. Роман, 47-летний мужчина, один из самых влиятельных людей нашего края, никогда не испытывал недостатка в женском внимании, меняя любовниц так же легко, как сменяются сезоны. Я же оказалась в его орбите случайно. Когда, год назад, я взялась за работу с ним на выборной кампании, то и подумать не могла, что через неделю окажусь в его постели – молодая 25 летняя девушка-журналист. Работа была разовая, чтобы закрыть долги за новую камеру – фотография была моей страстью - я больше любила копаться в документах, выискивая горячий материал для расследований. Однако фотографируя Романа для кампании, не могла не отметить его интеллект, уверенность и внутреннюю силу, стараясь не просто сделать изображения, но передать его качества на своих снимках.
Выборы он выиграл, став депутатом местного парламента, а я стала не просто его любовницей, но и постоянной спутницей, поскольку официальной жены у него не было.
- Какие планы на праздники, Айна? - спросил он, быстро сделав заказ для себя и для меня. Никогда я не любила в нем эту черту, однако смирилась, понимая, что вряд ли смогу переделать мужчину – он привык принимать решения за других.
- Выспаться, - ответила быстро, запивая легкое раздражение вином. – Вчера сдала статью редакции, можно немного выдохнуть.
- Я давно предлагаю тебе перейти работать ко мне. Хороший пресс-секретарь в наше время - на вес золота. Моему дебилу до тебя как до луны.
Я едва не поперхнулась.
- Нет, уволь меня. Знаешь, когда любовников связывает еще и работа – это есть начало катастрофы. Тем более работа с 9 до 18 никогда меня не прельщала.
Роман хмыкнул, явно недовольный моим ответом. Это разговор был не первым, и, уверена, будет не последним в нашей истории. Однако сильно он не давил, так, напоминал время от времени. Наверное многие бы мои коллеги с радостью уцепились за такую возможность – стабильная работа, хорошая зарплата, да и напряжения по-минимуму, однако это было не для меня. Как бы мне не нравился Рома, но мешать личную жизнь и профессию….. слишком опасно. Я хорошо отдавала себе отчет в том, что наши отношения – временные. Если мужчина в 47 лет так и не выбрал женщину для жизни, то вряд ли выберет вообще. А оказываться в зависимости при столь ненадежных гарантиях….
Меня устраивали наши отношения – Роман был сильным человеком, опытным политиком и влиятельным человеком. Я многому училась у него, и за этот год выросла сильнее, чем за несколько предыдущих. Не говоря уже о том, что он был чутким и умелым любовником, щедрым мужчиной. Я не пользовалась его щедростью, но и от подарков не отказывалась, хотя, положа руку на сердце, он никогда не умел угадывать мои желания. Зачем-то задаривал меня украшениями, которые я если и носила, то редко, вытаскивал в дорогие пафосные рестораны. Единственное, что мне по-настоящему нравилось из его подарков – это возможность путешествовать. За год я побывала в большем количестве стран, чем за всю предыдущую жизнь. Могла ли девочка из провинциального Кудымкара думать, что будет обедать в Барселоне с видом на Sagrada Família? Или кормить голубей на площади четырех фонтанов в Риме?
- Почему спросил о планах? – я вернулась к нашему разговору.
- Думал сделать тебе подарок на Новый год, - он протянул мне конверт.
Я быстро развернула бумагу.
- Ого! Поездка на Хайнань? - мои глаза засверкали. – Ничего себе!
- Нравится? – он выглядел довольным и немного расслабился.
- Конечно! Тем более с возможностью посетить материковый Китай!
- Айна, только умоляю, никаких журналистских штучек, вытаскивать тебя из китайской тюрьмы…. Избавь меня от этого! – смеялся Рома, откровенно поглаживая мою руку.
- Рома… но путевка на одного, ты не составишь мне компанию? – я слегка нахмурилась, прочитав всю информацию.
- Увы, радость моя, мне придется остаться здесь, - он поднес руку к губам и нежно поцеловал ладонь, от чего у меня мурашки прошли по телу.
- Что-то серьезное?
Он вздохнул, лицо его стало более сдержанным и даже скованным, на мгновение на нем проскользнули жесткие черты расчетливого бизнесмена и политика.
- Айна…. Прошу понять и принять правильно. Я – женюсь.
Мне показалось, что я ослышалась. Что-то неправильно поняла, или слишком долго находилась в кабинете главного редактора, который курил как паровоз и не всегда табак. Может быть у меня случился острый приступ слуховых галлюцинаций или….
- Прости, что? – помимо воли мой вопрос прозвучал жалко и болезненно.
- Я женюсь, Айна, - ответил он спокойно и довольно холодно. – Это вынужденный шаг, но необходимый. И это ничего не меняет в наших с тобой отношениях. Ты женщина, которую я хочу видеть рядом с собой. Жена…. – он вздохнул, - глупая маленькая принцеска, пешка своего отца, не более того.
Я залпом выпила сразу весь бокал.
- Фантастика! – только и удалось ответить мне.
- Айна, послушай, - он бегло осмотрелся вокруг, - ты умная женщина, не чета глупым матрешкам. И ты знаешь, как устроен наш мир… я прошу тебя, не устраивай сцен.
Меня резко затошнило. От запахов, от света, от вкуса вина, от…. От вида Романа.
- Прости, мне нужно в дамскую комнату, - я выхватила у него свою руку и, не дожидаясь ответа, развернулась на каблуках.
И только там, в уютном и комфортном туалете, вдали от посторонних глаз, дала волю своим эмоциям. Было ли мне больно – да, пожалуй. Несмотря на то, что я знала правила, за год между нами было много хороших моментов, которые согревали мою душу. Рассчитывала ли я на большее? Нет, слишком хорошо понимая психологию таких мужчина как Баринов. Жизнь не часто была ко мне добра, иллюзий я не питала. Но не думала, что все закончится вот так быстро, резко и болезненно. И даже не знала, что пострадало сильнее: мое самолюбие или…. Или что-то большее, чему я позволила прорасти за этот год.
Беда всех женщин мира в том, что мы пытаемся поменять неизменное. И даже когда разум говорит нам одно, мы посылаем его подальше и идем туда, где нами управляют чувства. Это наша беда, это наша сила.
Меня сильно рвало, но это было и к лучшему – выпитый на голодный желудок бокал вина – не лучший помощник в такой ситуации. Скотина, Рома, не мог сообщить новость после того, как я поем? Сейчас одна мысль о еде едва не вызвала новый приступ рвоты.
Я прополоскала рот водой с мылом, потом просто водой. Протерла щеки и лоб. Посмотрела на себя в зеркало, возвращая себе хотя бы часть спокойствия и здравого смысла. Однако в зеркале, за маской спокойной, бесстрастной женщины увидела злую, обиженную девочку, контроль над которой еще предстояло взять. Закрыла глаза и досчитала до десяти.
Хочу я того или нет, мне придется вернуться в зал и продолжить разговор, хоть он и не обещает быть приятным.

2

Май.

Древний, видавший более славные времена автобус трясся на убитой дороге, издавая скрип и глухие удары под днищем, как будто металлические внутренности машины стонали от усталости. Салон был полон запахов затхлости, старого пыльного сиденья и пережжённого масла. За грязными окнами медленно проплывали высокие, похожие на гигантских великанов, разлапистые черные ели, чьи ветви, обвешанные клочьями мха, тянулись к дороге, словно собирались обнять или схватить автобус. Бледный свет закатного солнца просачивался сквозь тяжёлые тучи, окрашивая верхушки деревьев в багрово-золотые оттенки, создавая ощущение, будто я въезжал в забытый край, где время замерло, и возвращаться назад уже не будет никакого смысла.
Настроение было под стать виду за окном — точно такое же безнадежное и безрадостное, словно сама природа, вытянувшаяся вдоль этой мертвой дороги, отражала мое внутреннее состояние. Опустошение, захватившее при выезде из областного центра, становилось все глубже и тяжелее с каждым километром, разделявшим меня и последние признаки цивилизации. Казалось, что каждое колесо автобуса, содрогающееся от выбоин, забивало невидимый гвоздь в крышку гроба моей прежней жизни.
Я украдкой посмотрела на своих спутников. После последнего, забытого всеми городка, в автобусе нас осталось всего четверо: я, двое мужчин с помятыми лицами и в поношенной одежде, один из них нервно теребил воротник своей старой куртки, как будто это могло помочь ему согреться. Их молчание, напряженное и неуютное, словно давило на воздух, как тяжёлая туча перед грозой. Напротив меня сидела женщина лет шестидесяти с глубокими морщинами, изрезавшими её смуглое лицо, словно у неё за плечами был целый век переживаний. Она сидела неподвижно, устремив взгляд куда-то вдаль, за пределы окна, словно уже давно привыкла к такой беспросветности и могла её даже не замечать.
Откинувшись на жесткое, обшарпанное сиденье и поправив куртку, я вздохнула и закрыла глаза, стараясь хоть на мгновение забыться. Пальцы привычно нащупали плеер, и я вставила в уши наушники. Пусть музыка станет хоть небольшим утешением на фоне глухой тоски, поселившейся в сердце. Мелодия заполнила сознание, но даже она не могла заглушить того глухого, болезненного чувства, которое не отпускало меня на протяжении всей этой дороги.
Сложно осознавать, что в свои 26 лет из молодой, подающей надежды журналистки, которой сулили перспективы и признание, я внезапно оказалась на самом дне. Днище — иначе и не назвать то, что со мной произошло. В памяти всплывали моменты из прошлого: мои статьи, опубликованные в известных изданиях, интервью с важными людьми, события, которые я освещала, — всё это теперь казалось чужим, словно это было не со мной, а с кем-то другим, кто был гораздо более уверенным, решительным и успешным.
Теперь же я, сидя в этом разваливающемся автобусе, катящемся по разбитой дороге в никуда, ехала не только вдаль от цивилизации, но и всё дальше от своей прежней жизни.
Автобус остановился, въехав в большое село, выпуская всех моих спутников наружу. Я осталась сидеть неподвижно, мне еще ехать около 10 километров.
Водитель недовольно покосился на меня, видимо в глубине души тешил себя надеждой, что я выйду здесь и ему не придется делать крюк в 20 км. Но жизнь ему облегчать я не собиралась, мне ее тоже легкой никто не делал.
Постояв минут пятнадцать, автобус наконец тронулся с места, с трудом набирая скорость на неровной дороге. За окном тусклые лучи заходящего солнца постепенно угасали, уступая место мрачным, тяжелеющим тучам, которые нависали всё ниже над лесом, как будто собирались вот-вот обрушиться на нас. Водитель напряжённо вглядывался в дорогу, и его взгляд всё чаще метался к небу, где темно-серые облака сгущались всё сильнее. С каждым мигом становилось понятнее: дождь — вопрос времени. И вот первые крупные капли начали падать на лобовое стекло, оставляя длинные, кривые разводы.
Автобус внезапно резко затормозил, подбросив меня вперёд. Двери с глухим лязгом открылись, и я с удивлением услышала хриплый голос водителя:
— Всё, приехали, выметайся, — прошамкал он, не оборачиваясь.
— Что? — я не поверила своим ушам.
— Всё, — раздражённо повторил он, — говорю, приехали.
— В смысле? До Бобков ещё километров пять, как минимум! — я с трудом сдержала возмущение, пытаясь осознать происходящее.
— Я дальше не поеду, — буркнул он, потирая шершавой рукой руль. — Если дождь пойдёт, я тут застряну до утра, а мне ещё в обратный рейс идти.
Он помолчал, вновь бросив быстрый взгляд на лобовое стекло, где капли уже начали сливаться в сплошные потоки. Ситуация становилась всё абсурднее.
- Вообще-то я заплатила за всю поездку, - прошипела сквозь зубы, понимая, что вряд ли что-то докажу.
- Выметайся, кому сказал, пока я тебя сам не выкинул!
- Бля, узнаю родные края, - обреченно вздохнула я, снимая с полки свой немудреный багаж и выпрыгивая на гравийку, где мои ноги тут же поскользнулись в размешанной грязи. Почти потеряв равновесие, я судорожно взмахнула руками, пытаясь удержаться на ногах, и чудом не упала. Водитель, явно не собираясь ни помогать, ни о чём сожалеть, захлопнул двери автобуса прямо перед моим лицом. Мотор взревел, и он резко дал задний ход, едва не окатив меня грязной жижей из-под колёс.
— Уёбок! — срываясь, выкрикнула я в спину удаляющемуся автобусу, чувствуя, как волна злости и бессилия накрыла с головой.
Дождь, хоть и не сильный, моментально промочил мою одежду, заставив прилипнуть мокрые волосы к лицу. Ощущение, что вся эта ситуация — какой-то дурной сон, только усиливалось с каждым шагом. Вода стекала по куртке, сумка норовила соскользнуть с плеча, а чемоданчик, промокший насквозь, казался тяжелее в два раза. Я материлась самыми последними словами, тихо, но от души, перекинув спортивную сумку через плечо и крепче сжав в руке ручку чемодана. Дорога, казавшаяся уже и так адской, становилась настоящим испытанием: скользкая, размешанная до состояния болота глина буквально засасывала мои ботинки.
Каждый шаг требовал максимальной концентрации, ноги скользили и подкашивались, как будто земля подо мной специально пыталась сбить меня с толку. Я понимала, что если упаду, то это будет полная катастрофа — всё моё содержимое окажется в этой грязи, а сама я буду сидеть в луже и проклинать день, когда решила сесть на этот проклятый автобус.
"Надо было остаться в том селе," — я продолжала ругать себя за эту городскую беспечность. В голове вспыхивали мысли: «Подумаешь, какая разница? Сошла бы там, переночевала, утром бы пошла в деревню... а вместо этого я теперь здесь, одна, на безлюдной дороге, идущая по грязи, в никуда». Холодок промозглого ветра, тянувшегося с леса, пробирался сквозь насквозь мокрую одежду, вызывая дрожь и ещё большее чувство одиночества.
Горький привкус реальности смешивался с дождём, и я чувствовала, что сбежать от этой ситуации просто так не выйдет. Как бы я ни мечтала о сигарете или рюмке чего-нибудь крепкого, это не могло помочь. Оставалось только идти, шаг за шагом, в надежде, что впереди меня всё-таки ждёт хотя бы кров и сухие вещи.
Жутко хотелось заплакать, может даже повыть. Я глянула на небо, затянутое тучами и передумала – луны все равно нет – толку-то от моего воя.
Внезапный шум колес разорвал тишину, заставив меня резко обернуться. Я даже не успела толком понять, что происходит, когда старая, ржавая "девятка", лишённая одной фары, пронеслась мимо, окатив меня волной холодной, грязной воды. Я едва успела вскрикнуть и отскочить в сторону, но было уже поздно: нога подвернулась, и я с размаху упала на землю. Хорошо хоть, что попала в траву, что густо росла на обочине, а не в глиняную кашу на дороге.
Сидя на мокрой траве, чувствуя, как холод и грязь пропитывают одежду ещё больше, я потерла подвернутую ногу, сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Это был тот момент, когда мир словно издевался надо мной.
Но самое плохое было то, что девятка затормозила и медленно двинулась в моем направлении задним ходом.
- Эй, подруга, - высунулось из окна лицо молодого парня с наглой усмешкой, - прокатимся с ветерком.
- Езжай куда ехал! – огрызнулась я, пытаясь подняться на ноги. Спину тут же прострелило жгучей болью.
- Ах ты, шалава городская! – парень внезапно высунулся в окно и… ударил меня по голове недопитой бутылкой с пивом.
Боль была резкой, оглушающей, мир перед глазами затрясся, и всё потемнело. На миг показалось, что это какой-то страшный сон, что всё это не может происходить на самом деле. Я опустилась на колени, касаясь головы рукой, чувствуя липкую жидкость — кровь смешивалась с пивом. Гулкий звон в ушах не давал сосредоточиться, и мир казался чужим, как будто он окончательно потерял свои границы.
Это была не я. Это не могло происходить со мной.
- Эй, ты что творишь? – зашипел на спутника водитель, - она ж тут сдохнет, потом отвечай за шаболду.
- Так давай с собой возьмем и где-нить выбросим.
- Да ну ее на хер, - махнул рукой водитель, вдавливая педаль газа и снова окатывая меня грязью.
Девятка умчалась в ночь, оставив меня прямо на обочине с подвернутой ногой и залитыми кровью глазами.
Блядь! Блядь! Блядь! Влипла по самые гланды!
Я обтерла рукой лицо, чувствуя, как шумит в ушах. Попыталась подняться, но тут же тяжело осела в мокрую траву, и от столкновения с землёй боль в спине снова прострелила всё тело.
Оставшиеся силы будто вытекли из меня вместе с кровью. Сердце забилось быстрее, а в голове вдруг разом пронеслись все самые страшные мысли. Панический ужас нахлынул волной. Я огляделась, но кругом была только тьма, которую резал дождь. Понимание того, что здесь, на этой богом забытой дороге, я и загнусь, захватило меня целиком. Каждая попытка встать приводила к одному результату – мне становилось все хуже.
Я упала теперь уже на спину, ощущая потоки воды на своем лице. Мысли начали путаться. Образы прошлого — мои ошибки, разрушенная карьера, несбывшиеся мечты — все это всплывало в голове, накладываясь на настоящую, жуткую реальность. И вместе с этим шло осознание: если я останусь здесь, на этой грязной, безлюдной дороге, если мне не удастся подняться, меня просто найдут утром — окоченевшую, мокрую, с пробитой головой, лежащую в луже, как безымянное тело, которому никто не захочет сочувствовать.
Я закрыла глаза, дрожа от холода и страха, чувствуя, как силы покидают меня, но неожиданно что-то изменилось. Сквозь шум дождя, едва уловимый, на самой грани восприятия, послышался странный шорох. Он доносился со стороны леса — тихий, настораживающий, как будто кто-то или что-то осторожно пробиралось между деревьями.
Я открыла глаза, но темнота была густой и непроницаемой, только мокрые силуэты деревьев вырисовывались вдали. Шорох усиливался, казалось, что он приближается, хотя я не видела ничего, что могло бы его издавать. В животе сжалось от страха, кровь застыла в жилах. Сердце билось как сумасшедшее. Я пыталась вглядеться в тьму, но лишь ещё больше терялась в ночной завесе.
И вдруг, между деревьями мелькнуло нечто, что невозможно было определить — лишь неясное, расплывчатое очертание, словно тонкая тень промелькнула среди стволов. Шорох стал более отчётливым, переходящим в нечто подобное шепоту, словно кто-то говорил, но слова были неразборчивы. Мокрые ветви деревьев зашевелились, будто кто-то тяжело двигается в их глубинах.
Я замерла, чувствуя, как адреналин впрыскивается в кровь, но тело отказывалось двигаться. Меня охватил парализующий страх. Шёпот усиливался, становился многоголосым, неразличимым, будто несколько голосов говорили одновременно, но каждый из них был слишком тихим и зловещим. И тогда я поняла — это не случайный звук. Кто-то был здесь. Или что-то.
Мне хотелось закричать, но парализующий ужас лишил меня такой возможности. Что-то темное, опасное и злое таилось за высокими стенами елей. Что-то, наблюдающее, выжидающее.
Новый звук колес разорвал тишину, однако отползать с дороги у меня сил не было. Сжавшись в клубочек, я только и смогла, что замереть, то ли надеясь, что меня не заметят, то ли на то, что увидят и окажут помощь.
Сердце колотилось, от страха дышать стало тяжело, но двигаться я так и не смогла. Звук мотора гулко отозвался в ушах, и вот машина уже совсем рядом. Казалось, что она вот-вот наедет, но в последний момент раздался резкий скрежет тормозов, и машина остановилась всего в нескольких метрах от меня. Свет фар ослепил, но в этом свете было нечто спасительное — словно жизнь вдруг дала мне еще один шанс.
Дверь машины с хлопком открылась, и я услышала тяжёлые шаги по раскисшей дороге. Шум дождя заглушал всё, но голос, прорезавший тьму, был удивительно спокойным:
— Эй! Ты в порядке?
Я не сразу поняла, что обращались ко мне. Словно через толщу воды, я подняла голову, глаза заслезились от света фар, но всё же сумела разглядеть фигуру человека.
— Чёрт... — снова раздался голос, теперь ближе, почти рядом. — Ты вся в крови! — Я почувствовала, как чьи-то руки осторожно подняли меня за плечи, отрывая от холодной, промокшей земли. – Говорить можешь?
Лицо человека расплывалось перед глазами, я никак не могла сфокусировать на нем свой взгляд.
— Херово, — констатировал он, явно оценивая моё состояние, и без лишних вопросов легко подхватил на руки. Моё тело обмякло от усталости, но я всё же почувствовала, как он осторожно несёт меня, обходя грязь на обочине.
Человек аккуратно усадил меня на пассажирское сиденье, опустив спинку, чтобы мне было легче дышать.
— Полежи, не двигайся, — сказал он, прикрывая дверь и быстро направляясь к водительскому месту.
Я слышала, как стучал дождь по крыше машины, как человек что-то искал в бардачке. Через мгновение он вернулся ко мне с влажными салфетками, которые начал осторожно прикладывать к моей голове, стараясь остановить кровотечение.
— Ты как вообще сюда попала? — спросил он, убирая мокрые волосы с моего лица. Его голос был всё так же спокоен, хотя в нём сквозила тревога.
- Программа «Дороги – селу» в действии, - хрипло ответила, стараясь удержать нервную дрожь. – Меня автобус бросил, - пояснила на недоуменный взгляд.
- Витька, урод, - ругнулся мужчина. – Ладно, поехали.
Он быстро завел мотор, и внедорожник плавно тронулся с места, поднимая брызги грязи и воды, оставляя за собой разбитую, промокшую дорогу. Машина глухо урчала, покачиваясь на ухабах, но внутри было тепло, и это тепло медленно вытягивало из меня остатки адреналина.
Я закрыла глаза, чувствуя, как усталость начала побеждать ужас, который ещё минуту назад буквально разрывал меня изнутри. Голова стала тяжёлой, и я бессильно уронила её на сиденье. Шорохи и странные звуки, преследовавшие меня там, за окном, остались позади, но их отголоски всё ещё мерцали в памяти, заставляя сердце трепетать.
Сон не приходил, хотя сознание ускользало всё дальше, смешиваясь с тревожными образами, всплывавшими из глубин разума. Я пыталась расслабиться, но в темноте за закрытыми глазами всё ещё таилось что-то — странное, необъяснимое. Как будто сама ночь не собиралась так просто отпускать меня.
Мужчина за рулём помолчал, а потом пробормотал, скорее себе под нос:
— Что вообще творится в этих лесах...
Этот вопрос, брошенный в воздух, всколыхнул тревогу внутри меня. Я открыла глаза, чувствуя, как холодный страх снова поднимается где-то в глубине, будто что-то следовало за нами, даже когда мы уезжали.

3

Январь

Новогодние праздники не принесли ничего кроме одиночества и тоски. Я с головой погрузилась в работу, игнорируя вопросы знакомых, насмешки приятелей и сообщения, которые приходили от Романа. Он долго держался, не давая о себе знать. После нашей последней встречи, я почти неделю ходила в состоянии близком к шоковому, работая на автомате, словно сомнамбула, но в конце концов жизнь не остановилась, мир не перевернулся и мне по-прежнему нужно было строить свою жизнь. Пусть сейчас и без Романа.

Поставив последнюю точку в статье, отправила ее на почту редактора, снабдив сообщение веселым Санта-Клаусом на олене – пусть старый еврей порадуется. Глянула на календарь – 11 января. Сердце гулко стукнуло в груди – сегодня свадьба Баринова. Сварила себе кофе, щедро плеснув в него коньяка, раскурила сигарету, что делала крайне редко и села на подоконник. Затянулась и закашлялась, выбрасывая сигарету в раковину – не мое это, совсем не мое.

Тихо звякнул телефон, сообщая о новом сообщении. Ожидая ответа от главреда, я машинально открыла мессенджер.

«Я приеду через пол часа» - прочла сообщение и похолодела.

Баринов не спрашивал разрешения, он поставил меня перед фактом. С какой стати он вообще собрался ко мне, когда сегодня женился?

Я видела его невесту, сейчас уже жену – добрые друзья поспешили поделиться ее фотографиями. Молодая, ей едва минуло 19 лет. Красивая и хрупкая, в чем-то похожая на меня – светловолосая и сероглазая. Ее огромные, невинные глаза на кукольном лице вызвали во мне вспышку презрения, которая, однако, быстро сошла на нет. Какой бы она не была, ее ждало качественное наказание в виде «потрясающего» мужа.

«Айна, я у твоих дверей» - новое сообщение.

Я даже не пошевелилась, радуясь, что сижу в темноте. Пусть думает, что меня нет дома.

«Айна, если ты не откроешь двери, я велю их взломать».

Я смотрела на эти сообщения и понимала, что он так и сделает. Для Баринова закрытых дверей просто не существовало, он взламывал их одним движением.

«Уезжай, пожалуйста» - написала быстро, не надеясь на положительный ответ.

«Нет».

Ответ совпал с мощным ударом в наружные двери, от которого я невольно вздрогнула. Все происходящее переставало быть безопасным, похоже Роман был настроен серьезно.

Новый удар, а потом тихое копошение у замка. Дальше ждать смысла не было - я одним движением оказалась около дверей, распахивая их навстречу мужчине.

Он стоял в дверях в сопровождении своего водителя и одного из телохранителей, слегка пошатываясь. Но через мгновения я поняла, что он был абсолютно трезв, но в бешенстве от моей самодеятельности.

- Свободны, - сквозь зубы бросил сопровождающим и по-хозяйски зашел в квартиру, захлопывая за собой двери.

- Что ты делаешь, Роман? – я попятилась от него, понимая, что он зол. Очень зол.

- Это, что ты делаешь? – прошипел он, двигаясь ко мне. – Сколько можно, Айна? Ничего уже не изменить, но я здесь. С тобой, а не с ней!

- И что? – едва слышно прошептала я. – Что это меняет? Рома, наши отношения исчерпали себя….

Он схватил меня за шею и притянул к себе.

- Это только мне решать, Айка! Только мне. Ты – моя, и я тебя не отпускал.

Его губы, требовательные, горячие, впились в мои губы, оставляя следы, похожие на ожоги, и заставляя забыть обо всём, кроме его близости. В этом поцелуе была не только ярость, но и неистовство человека, который не привык слышать «нет», который стремился подчинить, сломать. Он заполнил собой каждый уголок моего сознания, разрушая мои внутренние барьеры грубо, зло, с такой настойчивостью, что я чувствовала, как поддаюсь. Мой разум кричал мне остановиться, но тело отвечало на его напор жаром, который я не могла контролировать. Злость, смешанная с болью и отчаянием, затопила меня, превращая всё происходящее в нечто первобытное, дикое. Без слов, без мыслей, только инстинкты. Я резко укусила его за губы, чувствуя, как его вкус смешивается с медным привкусом крови на языке. Он резко отпрянул, коснувшись пальцами укуса, и на мгновение в его глазах промелькнуло недоумение, но оно тут же сменилось диким огнём.

— Сука! — выругался он сквозь сжатые зубы, отбрасывая меня на диван, как игрушку, которая осмелилась сопротивляться. Его вес придавил меня к подушкам, заставив меня судорожно вздохнуть, а затем он наклонился, грубо разрывая мою футболку — ткань с треском лопнула под его пальцами, обнажая холодную кожу, которая мгновенно ощутила жар его прикосновений. Его руки рвали ткань моих домашних брюк, словно это был барьер между нами, который он готов был разрушить любой ценой.

В ответ на его грубость я рванула его рубашку, вложив в это движение всю свою ярость и ненависть. Белая ткань, идеально чистая и новая, символ его новой жизни, разлетелась на куски под моими пальцами, а пуговицы с глухими ударами падали на пол, отскакивая от деревянного паркета. Этот звук казался мне тихим эхом того хаоса, который творился внутри нас обоих.

Я чувствовала, как злость смешивается с отчаянием, превращаясь в нечто почти первобытное. Его тело прижимало меня к дивану, я ощущала его сердцебиение и жёсткость мускулов, его дыхание было горячим и прерывистым. Этот момент, наполненный болью и подавленной страстью, обнажал все неразрешённые конфликты между нами, превращая их в физическую битву, где каждый пытался захватить контроль над другим.

4

Май

Меня мучали кошмары. Они были черными, как лапы елей, свисающих над головой, и тяжёлыми, как дорожная глина, к которой я прилипала с каждым шагом. Я бежала среди безмолвного, глухого леса, но ощущение тревоги сдавливало грудь. Каждый шаг давался с трудом, ноги вязли в холодной земле, как будто сам лес пытался меня удержать, не отпуская.

Всё вокруг было искажено, как в кошмаре: стволы деревьев извивались, а их ветви словно протягивались ко мне, чтобы схватить. Из темноты доносился шепот — он становился всё громче, сливаясь в бьющий по ушам гул, от которого хотелось зажать уши и кричать. Голоса были неразборчивыми, будто говорили сразу сотни, но каждый из них звучал зловеще, настойчиво, пронизывая сознание.

Я просыпалась в холодном поту, сердце колотилось так бешено, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Тошнота подкатывала к горлу, и всё тело содрогалось, как будто его трясло в лихорадке. Голова пульсировала от резкой, колющей боли, словно искры света вспыхивали и гасли в затылке. Я судорожно дышала, пытаясь успокоиться, но горло сжималось от сдерживаемых рыданий, и злые слёзы, обжигая глаза, катились прямо на подушку.

— Тихо, девочка, тихо... — звучал низкий, успокаивающий голос рядом. Чьи-то сильные руки осторожно придерживали мою голову, поднося воду к губам. Я глотала жадно, чувствуя, как прохладная жидкость немного утоляет огонь внутри.

Человек рядом менял влажные компрессы на моем лбу, и каждый новый холодный прикосновение приносил кратковременное облегчение, но в глубине души оставался страх, который не отпускал.

Я снова погружалась в пучины сна, словно тонула в бездне, откуда ко мне медленно, но неотвратимо тянулись руки. Их прикосновения были ледяными, как сама ночь, обволакивающими, словно липкие тени. И в этой тьме я чувствовала его взгляд — взгляд того, кто смотрел на меня с немой, леденящей душу уверенностью. Один только этот взгляд, невидимый, но ощутимый, сковывал меня парализующим страхом.

«Ты моя, Айна...» — эти слова раздавались в глубине моего сознания, резонируя во сне, словно колокол, бьющий на смерть.

«Тебе не убежать», — этот жуткий, притягательный голос звучал всё ближе, заставляя дрожь пробегать по моему телу даже во сне.

«Я найду тебя, Айна….» - он был все ближе, и я снова чувствовала его горячее дыхание у себя на шее, руки – на талии.

«Не беги, Айна….»

Но затем раздался другой голос — спокойный, но решительный. Он был полон силы и заботы, как будто кто-то не позволял мне окончательно погрузиться в ужас:

— Держись, девочка, скоро станет лучше...

Эти слова звучали как обещание, как тонкая нить, удерживающая меня на грани между сном и реальностью. Я снова почувствовала холодный компресс на лбу и тёплые, уверенные руки, которые держали меня, не давая провалиться обратно в объятия того ужасающего голоса.

Реальность и горячечный бред окончательно переплелись, словно единая ткань, сшитая из моих страхов и искажённых образов. Я больше не понимала, что происходит вокруг: где заканчивается сон и начинается проблеск реальности. Всё смешалось в неразличимый клубок боли, страха и отчаяния. Лицо человека, меняющего компрессы, руки, поддерживающие меня, шёпот в ночи и парализующий ужас — всё это стало одной длинной непрекращающейся пыткой.

Но потом пришла тьма. Окончательная и бесповоротная. Она затянулась вокруг меня, холодная и бесстрастная, словно черный саван, но я встретила её с неожиданным чувством облегчения. Всё, что было до этого — крики, ужасы, попытки бежать и невыносимая боль, — растворилось в её бездонной пустоте.

Тьма принесла с собой покой.

Что-то тёплое и мягкое скользнуло по моему лицу, словно лёгкий, едва ощутимый ветерок, коснувшийся кожи. Оно слегка мазнуло по глазам, пробуждая меня из глубин забвения. Это было приятное ощущение, но в то же время странное и слегка раздражающее — как если бы кто-то пытался аккуратно разбудить меня, вырвать из той тьмы, в которой я нашла покой.

Медленно, очень медленно я приоткрыла глаза, опасаясь, что резкий свет вызовет очередную вспышку боли в голове. Однако, к моему удивлению, сознание прояснилось быстрее, чем ожидалось. На короткий миг свет ослепил меня, глаза защипало, и я на мгновение прикрыла их снова, но постепенно муть начала спадать, позволяя мне увидеть окружающий мир.

Комната, где я оказалась, была просторной и удивительно приятной. Стены, отделанные янтарным деревом, придавали помещению тепло, создавая ощущение уюта и защищённости. Большая, широкая двуспальная кровать, на которой я лежала, занимала центральное место. По обеим сторонам кровати стояли небольшие тумбы, на которых лежали аккуратно сложенные книги и лампы. Всё вокруг казалось спокойным и тщательно продуманным.

Напротив меня находился стол с зеркалом, но он был пуст — никаких следов личных вещей, только чистая, гладкая поверхность. А у панорамного окна, через которое в комнату проникал мягкий дневной свет, стояло удобное, мягкое кресло.

Комната была пуста. Хозяина, который заботился обо мне, нигде не было видно, хотя всё вокруг дышало его присутствием.

Я прислушалась, пытаясь сесть на кровати, но тело сопротивлялось, откликаясь слабостью и ноющей болью, словно я только что перенесла тяжёлую болезнь. Мышцы дрожали от малейшего усилия, и казалось, что силы покинули меня полностью. Однако, несмотря на это, моё внимание привлекло нечто неожиданное — я была переодета. Вместо мокрой, грязной одежды на мне была чистая, длинная мужская рубашка. Она явно принадлежала мужчине, возможно даже дорогая, но ношеная, с ощущением мягкости, которое приходит только после многократной стирки.

5

Март

- Да что за блядство! – выругалась я, не понимая, почему карточка в пятый раз за последний месяц оказалась заблокированной. Быстро расплатилась в магазине наличкой и вышла на улицу, судорожно хватая ртом холодный воздух, который только-только начинал пахнуть весной. Снова тащиться в банк и выяснять почему произошла ошибка: сбой системы, ложный сигнал от ФССП или армагеддон в отдельно взятом регионе РФ, по причине которого они снова отключили карту.

До встречи оставалось еще минут пятнадцать, и я, накинув на голову капюшон, осторожно села в самом углу гипермаркета, стараясь не привлекать лишнего внимания. Медленно, но верно за последнее время у меня развивалась паранойя. Мне все время казалось, что за мной кто-то пристально наблюдает. Это чувство то пропадало на короткое время, то проявлялось вновь, многократно усиливаясь. И я сама не могла найти причину этого, разве что можно было списать на явно подпорченные нервы.

Роман больше не доставал меня. С памятной ночи прошло почти два месяца – ни сообщения от него не было, ни звонка. Я знала, что он с женой уехал на пару недель на отдых, поэтому позволила себе немного выдохнуть. Не мог же он на самом деле говорить серьезно в моей квартире? Да разозлился, да обиделся, был на пределе. Но наши отношения изначально не предполагали никакой эмоциональной привязанности, поэтому вспышка Романа для меня стала большим сюрпризом. Как и то, что свою брачную ночь он провел со мной. В конце концов, я горько усмехнулась, Роман Баринов не тот мужчина, что станет действовать эмоционально ради 26 летней журналистки сомнительного происхождения.

И все же, череда казалось бы случайных событий, произошедших за два месяца, никак не давали мне успокоится. Мелочи, они невероятно раздражали, не давая жить и работать спокойно. Сначала арендатор выселил без объяснения причин из квартиры, в которой я жила почти 4 года. За эти 4 года я ни разу не просрочила оплату и не стала причиной конфликта. Но в один день он разорвал со мной договор, не объяснив это решение.

Чтобы найти новое жилье мне пришлось изрядно потрудиться – намечаемые договоренности могли слететь за пару часов до сделки. Жилище я себе, конечно, нашла – но только вот весьма сомнительного качества у тетки с пропитым лицом и замашками хабалки. Только две недели мне понадобилось, чтобы привести его в нормальное состояние.

Проблема с банковскими карточками всплыла сразу вслед за арендной. После этого отрицать очевидного факта, что мне гадят по мелочам, уже было невозможно. Какие, сука, могут быть долги за коммунальные услуги, если у меня даже своего жилья не было и нет? Прям точно по песне: жопа есть, а слова нет!

Я бросила быстрый взгляд на часы и поднялась. Пора.

Вышла из центра, перешла на противоположную улицу и встала около проходной, ожидая завершения смены работы пекарни.

Делала вид, что просто наслаждаюсь купленным пирожком и чаем в пластиковом стакане и ждала ту, которую нашла совсем недавно через соцсети.

Из проходной один за другим выходили усталые женщины, но ни одна из них не была той, которая мне нужна. Я хорошо изучила черты ее красивого лица с разных ракурсов, чтобы не пропустить, когда приду на нежеланную встречу.

Внезапно мне показалось, что я вижу ее. Она вышла одной из последних, настороженно озираясь по сторонам. Шла медленно, словно погруженная в себя, слегка отрешенная от мира. Я даже сначала не поверила, что это она – Арина Соколова – гордая красавица-блондинка, блиставшая на светских раутах еще каких-то два года назад. Нет, своей потрясающе-яркой красоты она не утратила, но казалась лишь отражением самой себя – бледной, далекой, почти размытой. Да и одета… простой пуховик, брюки не самого хорошего качества, простые ботинки….

Она медленно шла по улице, низко опустив голову. Я шла за ней следом, надеясь выждать момент, когда поблизости не будет других людей, чтобы поговорить спокойно. Квартал, другой. Если она идет к остановке и сядет на автобус – все дело можно начинать с начала. Но, к моему счастью, она зашла в темный парк, освещенный только светом фонарей и лучами заходящего солнца. Присела на скамейку и вздохнула.

Я опустилась рядом с ней.

- Привет.

Арина посмотрела на меня своими изумительными изумрудными глазами, не понимая, чего я хочу от нее.

- Прости, - я протянула ей картонный стакан с кофе, - меня Айна зовут и мне нужна твоя помощь. Очень нужна, Арина.

Она вздрогнула, прищурилась, глядя на меня.

- Я тебя знаю, - внезапно вырвалось у нее и на лице отразилась смесь страха и злости.

Что я могла ей ответить?

- Догадываюсь, - тихо вздохнула и прикрыла глаза, готовая, что меня сейчас пошлют по известному маршруту.

- Что, тебя он тоже выбросил из своей жизни? – в ее голосе прозвучал яд. – Надоела игрушка?

- Почти, - осторожно ответила я, пока не понимая, как строить свой разговор с ней и что она имеет ввиду.

- Поздравляю…. – женщина тихо рассмеялась и смотрела на меня торжествующе. – Как думаешь, сколько продержится эта тупая малолетка, его жена, прежде чем и она отправится на свалку?

Разговор явно шел не по тому сценарию, который я нарисовала у себя в голове. Что-то было не так, но я понять не могла что. Арина – единственная из бывших подруг и спутниц Баринова, которую я смогла разыскать. Но она…. Она ненавидела меня и его жену, а не его!

6

Май

Несмотря на всю мою браваду и сомнения, встать на ноги я смогла только через три дня после моего приключения. Каждый раз, когда я пыталась подняться с кровати, тело предательски отказывалось слушаться. Голова начинала кружиться с ужасающей силой, будто весь мир вокруг меня колебался, и к горлу тут же подкатывала тошнота. Простой поход до туалета превращался в мучительное испытание, а каждый шаг отдавался болезненной тяжестью в висках.

Даже в душ я ходила, держась за стены, стараясь двигаться медленно и осторожно, как будто любой резкий жест мог снова свалить меня на пол. Это состояние доводило до отчаяния, потому что в голове было одно желание — встать и вернуться к нормальной жизни, но тело продолжало напоминать, что я ещё не готова.

Надо отдать должное Дмитрию, его забота была на удивление деликатной. Он проявлял внимание к моим потребностям, но при этом оставался ненавязчивым, давая мне пространство и не навязывая своего присутствия. Его спокойствие и уверенность действовали как якорь, удерживая меня от тревог, а его предупредительность была почти бесшумной — он всегда был рядом, когда это требовалось, но никогда не переходил личных границ.

Когда я попросила подключиться к интернету, Дмитрий без вопросов дал мне все ключи доступа, словно это было само собой разумеющимся. Он даже не стал задавать лишних вопросов, когда я упомянула, что у меня пока нет телефона и сим-карты. В какой-то момент я поняла, что вообще не представляю для него никакого интереса, он убедился, что со мной все в порядке и просто давал время прийти в себя.

Что ж, меня это полностью устраивало. Чем меньше я сейчас буду привлекать внимание, тем лучше.

Проверив свою электронную почту и мессенджеры, тихо чертыхнулась. Меня продолжали искать, и судя по всему – довольно серьезно. Так и подмывало связаться с кем-то из друзей или знакомых и узнать оперативную обстановку, но инстинкт самосохранения запретил мне даже думать об этом. Хорошо хоть по базам МВД я пока не проходила в розыске. Оставалось лишь надеяться, что рано или поздно охотнику надоест гоняться за мной, и он отыщет себе новую жертву, попроще. Что будет с ней – меня волновало мало, хотелось спасти свою шкуру.

Моё сердце замерло, когда я увидела новое сообщение от главреда. "Айка, они приходили к твоей тётке!" — от этих слов я выругалась вслух. Чёрт, они подобрались совсем близко. Тётка Мария не была мне родной, но именно она забрала меня к себе в КУдымкаре, заботилась обо мне в самое трудное время. Если они пришли к ней, это означало, что цепочка сжимается. Если они догадаются проверить Бобки, это может стать настоящей проблемой.

Я надеялась, что тётка не распустила язык, хотя мы с ней не виделись почти семь лет. Отношения охладели, и вряд ли она сразу свяжет мои проблемы с этим забытым местом. Но теперь, когда охота на меня становилась всё более интенсивной, каждый шаг мог быть рискованным.

- Проблемы? – в комнату почти неслышно зашел Дмитрий, принеся ужин.

- Что? – я подняла на него голову.

- Как себя чувствуешь, Айна?

- Сегодня лучше, - кивнула я, даже не поморщившись. – Думаю, завтра уже смогу нормально передвигаться.

Мужчина поставил поднос с ужином на стол около панорамного окна, сквозь которое пробивались последние лучи заходящего солнца.

— Поговорим откровенно, Айна? — его вопрос прозвучал скорее как предложение, но я чувствовала, что отказать в этом разговоре было бы невозможно.

— О чём ты хочешь поговорить? — спросила я, чувствуя, как внутри меня нарастает беспокойство, однако заставила голос звучать ровно и спокойно.

- О том, что молодая девушка, явно городская, делает здесь, в нашем медвежьем углу? Без телефона, но с сумкой, в которой лежит крупная сумма денег. Я говорил с Витькой – ты села в автобус минуя кассу, значит, не предъявляя документов. Как я уже говорил: мне здесь проблемы ни к чему.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, как слова застряли в горле. Как бы я ни хотела сохранить своё положение в тайне, Дмитрий явно не был тем, кого можно было легко обмануть или отвлечь от его вопросов. Он слишком многое знал, и если я продолжу скрывать правду, это может только усугубить ситуацию.

- Я не совершала преступлений, Дмитрий, - наконец ответила я, подбирая слова. – Это легко проверить, пока меня нет в базе розыска.

- Пока?

- Да, пока. Внести могут, скорее как свидетеля или подозреваемую. Но не думаю, что до этого дойдет. Деньги в сумке – мои, сняла со всех счетов, надеялась, что они помогут какое-то время продержаться, - я даже не злилась, что Хворостов покопался у меня в вещах. – Телефон вместе с сим-картой выбросила в Каму.

- И что же ты совершила такого, что тебе пришлось так спешно уезжать? – мужчина присел на кровать, пытливо глядя мне в глаза.

- Сказала «нет» тому, кто отказа слышать не привык, - ответила я, не отводя глаз. Все пошло не так, как я планировала, совсем не так. От этого человека, сидевшего напротив меня, сейчас зависела и моя свобода и моя безопасность.

- Насколько человек серьезный? – глядя на свои руки спросил Дмитрий.

- Очень серьезный, - пришлось признаваться. – Создать тебе проблем, как главе поселения, ему не составит труда. Именно поэтому, через день-два я уеду. Хотела пересидеть здесь…. Не вышло. Дай мне эти три-четыре дня, Дмитрий. Прошу тебя.

7

Апрель

Я вышла из редакции, не чувствуя под собой ног, не веря в то, что произошло. С этим изданием я сотрудничала более трех лет, ни разу не подводила редактора, все мои материалы были строго выверенными и проверенными не один и не два раза. Я не могла совершить такой ошибки, в которой меня обвиняли. Мои источники были хорошо проверенными и работали со мной не один раз. Все они были людьми если не кристально честными, то по крайней мере разделяли мои взгляды и понимали, почему и для чего дают мне информацию.

Страх сжал сердце ледяной рукой. Вся моя жизнь стремительно катилась к херам собачьим и я точно знала, кто стоит за всем этим.

Апрельский вечер встретил меня холодно. Да, днем солнце уже становилось по настоящему теплым, но вечерами дыхание зимы еще давало о себе знать. Я потёрла замерзшие пальцы и щеки, стараясь сдержать злые слезы в глазах. Где и как я могла так проколоться, едва не подставив всю редакцию своим материалом и потеряв работу?

Ладно. Зашла в одну из кофеен города и заказала себе черный крепкий кофе, большой сладкий пирог – мне нужен был сахар. Села в одном из самых дальних уголков и попыталась успокоится.

Да, работу я потеряла, это уже понятно, однако на этом жизнь не закончилась. Как минимум мне нужно понять, кто из моих информаторов меня подставил и почему он это сделал. Финансовая подушка у меня есть, я никогда не полагалась только на основную работу, поэтому могу пока пережить. Разберусь с одним, потяну ниточки, а дальше, может и зацеплю кого поинтереснее. Ты хочешь противостояния, Рома? Ты его получишь! Не верю, тварь, что у тебя нет скелетов в шкафу, они есть у всех, даже у меня. Мои ты готов вытащить, что ж, я сделаю тоже самое.

- Замерзла, Айка? – от неожиданности я вздрогнула всем телом, когда большая тень мужчины упала на меня, загородив свет люстры в кафе.

Удивилась ли я его появлению? Да. Но не сильно. Понимала, что эта встреча должна была произойти рано или поздно. Сегодня, завтра, послезавтра. Он хотел своими глазами увидеть мое поражение, возможно – принять капитуляцию.

- Роман Владимирович, - чуть поджала губы, но даже не пошевелилась, когда тяжелая рука скользнула по обнаженному плечу таким привычным жестом.

- Айна, я пришел не ругаться, - он сел напротив, небрежно давая понять официанте, что ничего от нее не ждет. Странно, почему я раньше не замечала, насколько бездушно он обращается с персоналом. Они были для него всего лишь машинами, роботами, выполняющими его требования. Он никогда не улыбался им, никогда не благодарил, смотрел и не видел.

- Зачем тогда ты здесь? – я задала этот вопрос, прекрасно зная на него ответ.

Он помолчал, глядя на быстро темнеющую улицу.

- Устал без тебя…. – рука скользнула к моей, накрыла, погладила одними пальцами. Даже сейчас эта ласка вызвала невольный отклик в душе. Правда скорее эхо, тень былых эмоций.

— Устал? — я не смогла сдержать сарказма в голосе, и на моих губах мелькнула усмешка. — Найди себе новую игрушку, Рома. Ты в этом мастер.

- Айна, - он вдруг пересел ко мне, совсем рядом и уткнулся лицом в шею. – Ты победила. Дай мне два месяца, чтобы разобраться с разводом. Хватит уничтожать и себя и меня.

Я дернулась как от мощного удара, не поверив ушам. Он правда говорит про развод? Собирается развестись с дочерью федерального министра?

Горячие губы скользнули по шее, заставляя тело реагировать – Роман всегда знал, как подействовать на меня.

- Я сейчас здесь, с тобой, сижу в этой непонятной норе, Айка…. – шептал он, покусывая мочку уха. Аромат его парфюма, такой знакомый и притягательный, кружил мне голову. – Я без тебя схожу с ума.

- Я заметила, Рома, - я невольно назвала его простым именем, даже не заметив этого. Как бы я не старалась – было в этом человеке что-то, что тянуло меня к нему. Даже сейчас. – Ты перешел все границы.

- Знаю, Айка, - выдохнул он, - знаю. Ты заставила играть так грязно, как я никогда не играл… с женщинами. Я совершил ошибки. И продолжаю их совершать, потому что не могу я тебя отпустить.

Слова Романа были как ядовитый мед, проникающий в мои мысли, затуманивая рассудок. Его горячее дыхание на моей коже, мягкие покусывания — он знал, как заставить меня реагировать, знал, где мои слабые места. Как легко было поверить ему сейчас, как легко было отдаться во власть этих рук и губ. Я ведь знала, что одним щелчком пальцев он вернет мою жизнь на круги своя. Зачем же сопротивляться?

Он словно гипнотизировал меня, убаюкивал своими интонациями и действиями, давал понять, что мне будет безопаснее рядом с ним. Он знал, что мне хорошо с ним, знал….

Он снова играл мною. От разрушения перешел к восстановлению, бросая меня изо льда в огонь. Он знал, как действовать, чтобы сломать волю.

Да, он играл грязно, разрушая мою жизнь и одновременно давая понять, насколько сильно я ему нужна. Но правда в том, что я ему не нужна. Ему нужны только мои эмоции, мои чувства, моя… любовь. Это тоже своего рода ловушка, в которую он заманивал жертву: растоптать, унизить, а потом вновь поднять до себя.

Разве не этим привлекают таких как я? Признанием моей силы, моей власти над ним, усыпляя бдительность, давая нити управления в руки, но при этом маскируя одно – что концы этих нитей по-прежнему у него в руках.

8

Май

Дмитрий слово сдержал, через несколько дней привез мне телефон с сим-картой. Телефон хороший, не айфон, конечно, но добротный. Я уже могла спокойно передвигаться по дому, не рискуя каждый раз на лестнице свернуть себе шею, поэтому, пока хозяин отсутствовал, начала немного помогать по дому женщине, которая следила за хозяйством.

Надежда действительно была странной — женщина неопределённого возраста, вечно хмурая и молчаливая, как будто всё время носила в себе какую-то неведомую тяжесть. Когда я впервые спустилась вниз, она стояла у плиты, готовя обед. На звук шагов она обернулась и зыркнула на меня так, что по спине пробежал холодок. Ее щека дернулась — то ли пренебрежение, то ли просто зло.

— Вам помощь нужна? — тихо спросила я, не зная, что делать дальше. Голова всё ещё слегка кружилась, но показывать слабость в её присутствии не хотелось.

Она что-то пробормотала под нос на своем языке, а потом, снова осмотрев меня с ног до головы, указала глазами на кастрюлю с помытой картошкой.

Не возражая, я присела за стол и начала чистить овощи: сначала картошку, потом морковь и лук, которые она, все так же не проронив и слова, поставила передо мной. Дома я пользовалась картофелечисткой, однако тут пришлось орудовать ножом, который все время норовил выскользнуть из руки, был острым и опасным. Время тратилось гораздо больше, чем обычно, но я упрямо сжала губы и продолжала работу, даже под ее неодобрительным взглядом.

— Кужтӧм*(неумеха)! — презрительно бросила она, забирая почищенные овощи.

Её тон был резким, почти оскорбительным, и я почувствовала, как внутри вспыхивает раздражение, но постаралась его подавить.

— Простите, я не понимаю языка коми, — тихо сказала я, стараясь сохранять спокойствие.

Надежда лишь снова зыркнула на меня из-под тёмных бровей, явно не собираясь объяснять. Её жесты, выражение лица и даже это слово — всё в ней было пропитано каким-то глубинным неприятием ко мне, как к чужачке, и я не могла понять, что именно вызвало такую реакцию.

Я сложила руки на столе, ожидая, что Надежда поручит мне что-то ещё, но она молчала, полностью поглощённая процессом приготовления. Ловко порезала овощи и мясо, закинула всё в кастрюлю, а часть отправила на противень и поставила в духовку. Наблюдая за её действиями, я невольно залюбовалась ею.

Несмотря на свою внешнюю мрачность и грузность, двигалась она с удивительной, почти звериной грацией. Казалось, её руки выполняли не просто кухонную работу, а нечто большее, словно это был ритуал или таинство. Каждое движение было отточенным, плавным и уверенным, как у дирижёра, ведущего оркестр, а не у простой домохозяйки. Её работа больше напоминала колдовство: я смотрела на неё и чувствовала, как что-то в этом процессе начинает меня очаровывать.

В какой-то момент она начала напевать себе под нос. Слова были незнакомыми, мелодия — простой, но в ней чувствовалось что-то глубинное, будто её напев был частью этого таинства на кухне. Мелодия журчала, как весенний ручей, льющаяся плавно и нежно. Её голос, низкий, но поразительно красивый, никак не вязался с мрачностью её внешнего облика. Как и ее гибкие руки, он был как будто из другого мира — чистый, сильный, и я почувствовала, как песня начинает проникать в меня.

Через пол часа по кухне поплыл одуряющий аромат приготовленной еды. Мой восстанавливающийся организм требовал своего – я невольно сглотнула слюну, бросив быстрый взгляд на настенные часы. Дмитрий всегда приносил мне ужин около восьми вечера, возможно он придерживался четкого распорядка. Поэтому, я лишь тоскливо вздохнула – до ужина оставалось никак не меньше двух часов.

Неожиданно прямо передо мной упало большое блюдо, полное ароматных маленьких пирожков. Я вздрогнула от неожиданности, подняв взгляд на Надежду, которая стояла напротив с всё тем же строгим выражением лица.

- Ешь, - коротко приказала Надежда. – Хозяин сегодня поздно придет. Ешь, бокӧвӧй *(чужачка).

Она тут же отвернулась от меня, не ожидая ни благодарности, ни чего-то еще. Однако на душе у меня слегка потеплело.

Ни на следующий день, ни через еще несколько отношения ко мне она не поменяла – оставалась такой же холодной, безразличной и молчаливой. Что, впрочем, не мешало ей давать мне мелкие поручения по дому. Не сложные, не требующий серьезной концентрации, внимания или сил, однако необходимые для поддержания порядка.

Дом Дмитрия был действительно впечатляющим по своим размерам. Просторная кухня, где хозяйничала Надежда, плавно переходила в столовую и гостиную с большим камином, который, наверное, в холодные вечера заполнял дом мягким теплом. Гостиная была обставлена уютно, но сдержанно — в ней не было излишеств, только то, что нужно для комфорта.

Чуть дальше располагалась библиотека — настоящая сокровищница книг, которая вызывала у меня восхищение. Рядом с библиотекой - кабинет Дмитрия, который, как и его спальня на втором этаже, оставался для меня закрытой территорией. Он чётко дал понять, что эти два пространства — его личное, и я туда не имею права входить. Это правило было понятным, но вызывало у меня лёгкое любопытство, которое, впрочем, я быстро подавила.

На втором этаже, помимо спальни Дмитрия, была и моя комната, а также две гостевые, куда я могла заглядывать без лишних вопросов. Эти комнаты, хоть и были простыми и светлыми, но не использовались.