Ночь полного затмения
Холодный ветер злобно шептал в узких переулках Тенебритума, завывая между старых камней, словно невидимый дух, несущий с собой предостережение. Его ледяные пальцы цеплялись за шпили древних башен, обвивая их, точно тени, и заставляя резные горгульи, что взгромоздились на крыши, содрогаться от незримого ужаса. В ответ они широко разинули свои пасти, обнажив гигантские клыки.
Город, обычно полнившийся переплетением магии и тьмы, в эту ночь словно затаил дыхание. Всё стихло: и привычный шёпот заклинаний, доносившийся из тайных алхимических лабораторий, и глухие переговоры торговцев запрещенными артефактами. Тенебритум, вечно живущий в полумраке, замер в тревожном ожидании, будто сама тьма прислушивалась к чему-то, что находилось за гранью человеческого понимания.
Окна домов, обычно подсвеченные зловещим зеленоватым свечением магических кристаллов, теперь были глухи и темны. Казалась, жители города в страхе потушили все источники света разом. Даже нетленные огни алхимических фонарей горели невероятно тускло. Их мерцающие синие и фиолетовые отблески едва освещали мостовую, словно боясь привлечь внимание того, что притаилось во тьме.
Что-то надвигалось, и молчаливый Тенебритум ждал.
А в это время в глубине Старого квартала, за шестью железными дверями, в подземном святилище, куда не проникал ни один луч света, собрались Двенадцать. Верховный Совет Гильдии Магов, те, кто держал в руках нити власти Тенебритума. Их багровые мантии, расшитые серебряными рунами, мерцали в свете дрожащих факелов, а лица скрывали глубокие капюшоны, низко надвинутые на глаза.
Густой точно чернила туман обволакивал каменные стены древнего святилища. Воздух, пропитанный запахом горящих трав и медной крови, дрожал от напряжения.
В центре зала, на каменном алтаре, покрытом древними письменами, лежал человек. Его тело было измождённым, кожа почти прозрачной, будто жизнь уже покинула его, но не решалась уйти окончательно. Это был Элиас Безглазый, последний из рода Видящих.
— Он умирает, — прошептала маг-хрономант, сжимая в руках хрустальный хронометр. Стрелки на циферблате бешено вращались, словно само время сопротивлялось тому, что должно было непременно произойти.
— Нет, — ответил Верховный Арканон, старик с лицом, напоминающим потрескавшийся пергамент. — Он уже мёртв. Его душа ушла в Забвение три дня назад. Сейчас с нами говорит только Пророчество.
Как будто в подтверждение его слов, веки Элиаса дрогнули. Его пустые и бездонные глазницы медленно открылись. Из уст пророка хлынул чёрный, как смола дым. Он клубился в воздухе, принимая формы то зверей, то зданий, то лиц, которые никто не мог узнать. Факелы погасли один за другим, и только холодное сияние рун на полу освещало зал.
— Он здесь... — прошептал Элиас голосом, который звучал так, будто доносился из глубины пустого колодца. — Он идёт...
— Кто?! — вскричал один из магов, молодой и горячий. Его пальцы сжали посох, но Верховный Арканон резко поднял руку, заставляя его замолчать.
Пророк медленно поднялся. Его кости хрустели, суставы скрипели, будто двигались против воли. Он повернул голову к Совету, и в этот момент стены святилища застонали.
— Разрушитель Завесы... — шептал Элиас. — Он придёт без силы... но с Пустотой внутри...
Над алтарём внезапно вспыхнули огненные письмена, выжигая в воздухе слова пророчества:
«Когда зеркала заговорят, когда ключи окажутся в руках бездарной, граница между мирами растает. И тенебрианская королева войдёт в этот мир...»
Один из магов, стоявший ближе всех к алтарю, вскрикнул и упал на колени. Из его глаз хлынула чёрная жидкость, а кожа начала покрываться трещинами, будто старое стекло.
— Остановите это! — закричала женщина в багряной мантии, но её голос потонул в рёве внезапно налетевшего ветра.
Пророк сделал шаг вперёд. Его кости хрустели, ломались и собирались заново, словно невидимые кукловоды перестраивали его изнутри. Кожа на лице натянулась, обнажая череп на мгновение, прежде чем снова обрести плоть. Он обратил взгляд слепых глаз — молочных, как застывший туман — к собравшимся, его губы при этом растянулись в неестественной улыбке.
— Она будет среди вас. Без дара, но с ключом, — произнёс он голосом, который звучал как шелест высохших листьев. — Когда сойдутся три ключа — граница истончится. Тот, у кого нет дара, станет мостом… или жертвой.
Его голос оборвался с хриплым возгласом, будто невидимая рука сжала его горло, заставляя замолчать. Тело вдруг замерло в неестественном изгибе, затем вспыхнуло холодным синим пламенем, которое не давало тепла, но заставляло кожу присутствующих покрыться инеем. За мгновение до того, как тело рассыпалось в пепел, Арканону показалось, что в пустых глазницах пророка мелькнул золотой свет, будто кто-то чуждый этому месту смотрел сейчас на них глазами Элиаса.
Пепел медленно оседал на серебряные руны пола, складываясь в узор, напоминающий переплетенные ключи. Верховный Арканон поднял дрожащие руки, на которых вдруг проступили тёмные прожилки — следствие магии, которая только что покинула святилище.
— Запечатайте пророчество, — приказал он хрипло, будто сам вот-вот рассыплется в прах вслед за Элиасом. — Никто не должен узнать о нём. Никто...
Дождь в Тенебритуме всегда начинался неожиданно. Одна секунда, и вот уже безоблачное небо разрывали тяжелые, пропитанные ртутью свинцовые тучи. Первые капли оставляли на коже жгучие следы, будто дождевая вода содержала примесь едкой кислоты. Говорили, что это из-за алхимических выбросов с фабрик Гильдии. Но Айви Вейланд знала правду: дело вовсе не в фабриках. Просто Тенебритум сам по себе был ядовит.
Она прижалась к тёмной кирпичной стене, стараясь укрыться под узким карнизом, но ледяные струи всё равно находили её, забираясь за воротник, под рукава, оставляя на коже красные следы, напоминающие крошечные змеиные укусы. Затянув потуже шнуровку потрёпанного коричневого плаща — подарка старого Харгрива, который однажды не вернулся с очередного заказа — Айви стиснула зубы.
В левой руке она сжимала деревянный ящик, обтянутый мягкой кожей и перевязанный железной цепью.
Ящик тонко и настойчиво шептал:
— Отнеси меня... Отнеси меня... Отнеси меня...
Голосок был похож на скрип несмазанных шестеренок или же на шёпот умирающего в пустой комнате.
Айви знала, открывать ящик нельзя. В «Лавке забытых заклятий», в которой она работала курьером, платили именно за то, что Айви не задавала лишних вопросов и не совала нос не в своё дело. Таковы правила. Но сегодня шёпот звучал громче и настойчивее обычного.
— Заткнись, — проворчала она, прижимая ящик к груди. — Или выброшу тебя в Глубокий канал.
Будто испугавшись угрозы, ящик на секунду замолчал, затем зашептал снова, но теперь его слова были другими:
— Она уже близко... Я чувствую...
О ком он говорил? Неужели за ними следили? Айви резко обернулась. Переулок был пуст, только дождь, да тусклый свет алхимического фонаря, мигающий вдали.
— Она уже близко... — никак не унимался ящик.
Его шёпот был едва слышен, но Айви чувствовала, как он пробирается под кожу, оставляя мурашки вдоль её позвоночника. Каждый нерв в её теле натянулся, словно струна, предупреждая об опасности. Она знала, что лучше не вслушиваться. В Тенебритуме даже слова могли оказаться опасной ловушкой. Они цеплялись за сознание, как острые когти, и не отпускали, пока не вытянут из тебя душу.
— Чтоб тебя!.. — раздражённо обронила она себе под нос, после чего рванула вперёд, крепко сжимая ящик руками.
Заказ надо было доставить до полуночи, иначе она рискует стать частью улиц Тенебритума. Как когда-то Харгрив.
Внезапно налетевший порыв ветра отбросил со лба прядь каштановых волос Айви. Её короткая стрижка «под мальчика», как-то раз сделанная наспех в одной подпольной цирюльне, давно отросла до подбородка, превратившись в беспорядочную массу влажных кудряшек, что теперь липли к шее и щекам. Серо-голубые глаза, такие же холодные, как дождь в Тенебритуме, метнулись из стороны в сторону, выхватывая малейшее движение в полутьме. Длинные, пушистые ресницы, обычно смягчавшие жестокость её взгляда, сейчас лишь подчёркивали настороженность, с которой она изучала переулок.
Средний рост позволял ей не затеряться в толпе, но и не выделяться слишком явно — идеальный баланс для курьера, который предпочитал оставаться невидимкой. Но сейчас ей это не помогало. Она чувствовала себя слишком заметной, будто в её кармане был припрятан один из алхимических кристаллов Гильдии, который пульсировал и излучал яркий свет. Айви казалось, кто-то впился взглядом прямо в её спину и следил за ней, оставаясь в тени.
Ящик в её руках снова дёрнулся. Цепь со скрипом сжала деревянные стенки.
— Она идёт... Уже совсем скоро... — прокряхтел он снова. На этот раз голос прозвучал так близко, будто возник прямо у неё в голове.
У Айви не было времени обращать внимание на бессмысленную болтовню, поскольку перед ней маячили проблемы куда весомее. Где-то впереди, в просвете между двумя домами, мелькнула тень. Слишком большая, чтобы быть человеческой, и слишком быстрая, чтобы её можно было разглядеть. Айви почувствовала, как по спине пробежал ледяной пот.
— Заткнись уже! — прошипела она в ответ, но её пальцы непроизвольно сжали посылку крепче, пока она торопливо переставляла ноги, убираясь оттуда подальше.
В лужах отражался свет фонарей. Улицы здесь жили своей жизнью. Они дышали, менялись и лгали. Айви ускорила шаг, стараясь не задерживать взгляд на окружающем безумии, но Тенебритум не позволял никому себя игнорировать. Вывески над лавками меняли названия, когда она переводила взгляд. Только что это была «Аптека мистера Бэйна» с аккуратными бутылочками в прозрачной витрине, а теперь — «Снадобья и проклятия», где сквозь мутное стекло угадывались неясные очертания чего-то, что явно не стоило тревожить, если дорога жазнь. Буквы на табличках извивались, точно змеи, перестраиваясь в новые слова, а кое-где и вовсе исчезали, оставляя после себя лишь потёки чёрной краски, похожие на слёзы.
Кривые тени на стенах шевелились сами по себе. Они тянулись за ней, как дым, иногда оборачиваясь в её сторону пустыми глазницами, будто кто-то невидимый наблюдал за ней из мира, куда ей не было хода. Одна из них даже протянула к ней свои длинные пальцы, скользнув по краешку плаща, но Айви лишь торопливо пожала плечом, сбрасывая призрачное прикосновение.
Она привыкла не обращать на это внимания. Она была «пустотой». В Тенебритуме так называли тех, у кого не было магии. Ни капли. Ни искры. Ни намёка на силу. А значит, в глазах остальных обитателей города она была никем. Невидимая, бесполезная девчонка, не стоящая даже презрения. «Пустоты» редко жили долго (просто поразительно, что Айви удалось дожить до двадцати двух лет!). Они исчезали в переулках, становились жертвами «несчастных случаев» или просто стирались из памяти горожан, будто их никогда не существовало.