Тени бесправия

1.

Ладони Мэри горели от ссадин, колени подрагивали. Она бежала, не разбирая дороги, прислушиваясь к мерным ударам тяжелых ботинок по асфальту позади. Вместо криков — леденящая душу тишина преследования. Запах реки, смешанный с гнилью и мазутом, ударил в нос, когда она выскочила на пустынный причал. В глазах мелькали разбитые фонари, ржавые контейнеры, и — лодка. Небольшая, потрепанная «Нереида», качающаяся у самого края пирса, словно последний спасительный якорь.

Не думая, она перекатилась через борт и рухнула на скользкое дно, натянув на себя грубый, пропахший рыбой брезент. Мир сузился до стука сердца в ушах и холода, пробирающегося сквозь тонкую шелковую блузку.

Шаги приблизились. Замерли.

«Здесь быть должна. Больше некуда», — пробормотал низкий голос буквально в паре метров от нее.

Мэри затаила дыхание.

«Проверим дальше. Здесь даже крыса не скроется», — ответил второй, и тяжелые шаги начали удаляться.

Она выдохнула, и дрожь вырвалась наружу, заставив зубы выбивать дробь. И только тогда, сквозь шум в ушах, она различила другое дыхание. Ровное, глубокое, спокойное. Рядом.

Сковывающим движением она приподняла край брезента.

В полуметре от нее, откинувшись на сиденье у штурвала, полусидел-полулежал мужчина. Он не спал. Его глаза — цвета грозового неба, серебристо-серые и невероятно пронзительные — уже смотрели на нее. Он наблюдал. Все это время.

Мысли Лиама: Наконец-то. Забралась, как мышка в норку. Пахнет страхом, дорогим парфюмом и… и детством. «Весенний сад». Все те же духи. Как интересно они звучат на фоне пота и грязи.

«Устраивайся поудобнее, — произнес он. Голос был низким, бархатным, без единой нотки удивления. — Отходим».

Он повернулся к штурвалу, и двигатель рыкнул, заглушив ее первый испуганный вдох. Лодка резко рванула от причала в черную пучину ночи.

«Стойте! Немедленно верните меня назад!» — крикнула Мэри, цепляясь за влажный борт.

Он обернулся, бросив на нее быстрый, оценивающий взгляд. «Мои дела не ждут. А твои, судя по всему, свелись к бегу. Так что сиди тихо. И не мешай».

Мысли Лиама: Все та же привычка командовать. Голос дрожит, а тон — как у королевы. Забавно. Посмотрим, как долго продержится этот тон.

Они мчались по воде. Он стоял у штурвала, его профиль был резок на фоне городских огней. Ветер трепал его темные волосы. Мэри прижалась к корме, обняв себя, пытаясь согреться. Он был одет просто — темные брюки, темная водолазка, но на нем это смотрелось… опасно. Как униформа хищника.

Через двадцать минут он свернул к заброшенному промышленному берегу и заглушил двигатель. Тишина нахлынула, оглушительная.

«Я… я заплачу вам. Любые деньги. Только отвезите меня обратно, в город, к людям», — сказала она, поднимаясь на дрожащих ногах. Ее голос звучал неуверенно, она пыталась взять под контроль дрожь.

Он медленно обернулся. Взгляд его скользнул по ее лицу, по растрепанным волосам, по тонкой, порванной в одном месте блузке. «Деньги? — Он усмехнулся, и это было невесело. — Здесь, принцесса, ими не откупишься. Вон там, — он кивнул в темноту, — будет дорога. Ищи свою удачу там».

И прежде чем она успела что-то сказать, он шагнул на берег и растворился в тени развалин, как призрак.

Мысли Мэри: Грубиян… но не тронул. Значит, не с ними? Спасибо, небеса. Дорога…

Она побежала, спотыкаясь о ржавый хлам. Пока не уперлась в высокий, глухой забор из профнастила. Тупик. Она обернулась, и ледяной ужас сковал ее. Из тени вышли трое. Они шли медленно, без спешки. У одного в руке блеснул короткий, толстый шприц.

Мысли Мэри: Всё…

Она прижалась спиной к холодному металлу, готовая к уколу, к концу. И тогда…

Движение было стремительным и беззвучным. Тень отделилась от стены. Первый нападавший рухнул, даже не успев вскрикнуть. Второй получил удар локтем в висок. Третий, со шприцом, развернулся, но его рука была вывернута с жестокой, профессиональной легкостью. Хруст кости был оглушительно громким в тишине. Мужчина застонал, шприц упал в грязь.

Лиам. Он стоял среди тел, дыхание его было ровным, лишь грудь слегка вздымалась. Он посмотрел на Мэри. И шагнул к ней.

Он не сказал ни слова. Просто протянул руку. Не для помощи. Его пальцы — длинные, сильные, со шрамом на костяшке указательного — обхватили ее запястье. Его прикосновение было горячим на ее холодной коже. Он сжал, не причиняя боли, но с такой неоспоримой силой, что у нее перехватило дыхание.

Мысли Лиама: Какая тонкая кисть. Пульс бьется бешено, как у загнанного зверька. И эти глаза… широко открытые, в них не только страх. Есть еще что-то. Огонек. Все тот же.

«Тихо, — сказал он, и его голос прозвучал совсем близко, низко и властно. — Кричать уже поздно».

Он повел ее за собой, не отпуская запястья. Его большой палец непроизвольно провел по ее коже, легкое, почти невесомое движение, которое заставило ее вздрогнуть. Это было странное противоречие — стальная хватка и этот едва уловимый, будто случайный, жест. Она шла рядом, спотыкаясь, оглушенная его внезапным возвращением, этой смесью спасения и захвата.

Старый домик лесника встретил их запахом сухого дерева, пыли и старого очага. Он втолкнул ее внутрь, щелкнул выключателем.

«Переночуешь здесь. Я тоже, — заявил он, сбрасывая куртку. — Не пытайся бежать. Ночью в лесу заблудишься или хуже».

«С вами? — вырвалось у Мэри, она отступила к деревянной стене, чувствуя, как сердце вновь заколотилось. — Вы кто такой, чтобы меня удерживать?»

Он обернулся и медленно подошел. Слишком близко. Он остановился так, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с его взглядом. Его глаза изучали каждую черточку ее лица.

«На эту ночь — я твоя единственная защита от того, что на улице, — сказал он тихо. — А кто я… это пока не твоя забота. Ложись», — он кивнул на потертый диван, застеленный грубым пледом.

Когда она, все еще не решаясь, опустилась на край дивана, он подошел, чтобы бросить на нее тот самый плед. Наклоняясь, его рука снова прошла мимо ее плеча, и на мгновение его пальцы коснулись ее шеи, сдвигая мокрую прядь волос. Электрический разряд пробежал по ее коже от точки прикосновения. Он замер, его дыхание стало чуть слышнее. В его глазах мелькнуло что-то — не ожидаемое им самим удивление, вспышка интереса.

2.

Внедорожник Лиама бесшумно скользнул по мокрому асфальту престижного, но уединенного района. Он вел машину почти на автомате, пальцы барабанили по рулю в такт назойливой мысли, которая не отпускала с тех пор, как он увидел, как Мэри отстранилась от объятий Каллана. Этот жест... В нем не было любви. Была усталость. Повинность. Что-то темное и удовлетворенное шевельнулось в его груди.

Он въехал на территорию современного, строгого поместья из стекла и бетона — его крепости, его доказательства успеха. Гаражные ворота бесшумно поднялись, и в их проеме, залитые светом, уже стояли трое.

Приемная мать, Вивиан. Женщина за пятьдесят, но выглядевшая, благодаря железной дисциплине и хорошему хирургу, на сорок. Ее красота была холодной, отточенной, как скальпель. Она была одета в строгий шелковый халат, но в ее позе читалось напряжение.

Сводный брат, Алекс. Высокий, темноволосый, с таким же, как у Лиама, пронзительным взглядом, но в его карих глазах была открытая энергия, где-то даже язвительность. Он был одет в тренировочные штаны и футболку, будто только что оторвался от дел. Его правая рука. Не по крови, но по духу — брат, которого он выбрал сам.

Сводная сестра, Кира. Младше их на несколько лет, хрупкая блондинка с умными, слишком серьезными для ее возраста глазами. Она сжимала в руках планшет, но смотрела не на него, а на Лиама с немым вопросом.

Машина заглохла. Тишина повисла на секунду, а потом ее разорвал Алекс.

«Ну, наше блудное светило вернулось! — Его голос был густым, насмешливым, но в нем слышалась неподдельная тревога. — Мы уже начали рисовать твой портрет на молоке. Где ты пропадал? Почему трубку не брал? У нас тут план «Б» на «Б» уже запускали».

Лиам вышел из машины, сбросил куртку на ближайшее кресло. Он чувствовал на себе тяжелый, оценивающий взгляд Вивиан.

«Успокойся, Алекс. Дела были», — отрезал Лиам, проходя мимо них к мини-бару. Он налил себе два пальца виски, выпил залпом, чувствуя, как обжигающая жидкость прогоняет остатки ночного холода.

««Дела» не выключают телефон на восемь часов, Лиам, — тихо, но весомо сказала Вивиан. Ее голос был мелодичным, но в нем не было тепла. — Особенно когда мы знаем, что ты пошел на встречу с людьми Габриэля. Что случилось?»

Лиам обернулся, облокотившись о барную стойку. Он встретился взглядом с Киром, которая молча наблюдала, затем с Алексом, и, наконец, с Вивиан.

«Я… отвлекся, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучала странная, чуть хриплая нотка. — Встретил одну особу. Спас ее от весьма неприятной компании».

Алекс поднял бровь. «Особу? Какую еще особу? Ты что, в рыцари-привидения записался?»

«Дочь Габриэля Веспера. Мэри».

Эффект был мгновенным. Воздух в просторной гостиной, казалось, загустел и похолодел. Вивиан замерла, ее безупречное лицо на миг стало каменной маской. Кира тихо ахнула, прикрыв рот рукой. Алекс свистнул, длинно и низко.

«Ты… ты шутишь, — наконец выдавил Алекс. — Ты спас ее? Ту самую принцессу на горошине? Зачем?»

Мысли Лиама: Зачем? Хороший вопрос. Потому что она была испуганной и хрупкой, а не надменной? Потому что ее глаза в лодке напомнили мне те, детские — незлые, но беспомощные? Потому что ненависть к ее отцу внезапно наткнулась на этот старый, забытый обрывок чего-то другого?

«Она была в беде. Ее преследовали. Не его люди, — добавил Лиам, видя вопрос в глазах Вивиан. — Кто-то другой. Я вмешался».

«По наитию? Из великодушия?» — Вивиан сделала шаг вперед, и ее голос зазвучал острее. «Ты рисковал всем нашим планом, Лиам. Один неверный шаг, и он узнает, кто ты!»

«Он не узнал, — холодно парировал Лиам. — Для него я — Томас Страттон, загадочный инвестор, который только что вернул ему потерянную дочь. Не более. Я пожал ему руку. Он даже не вздрогнул».

Мысли Лиама: Но она… она, кажется, что-то почувствовала. Не узнала, нет. Но почувствовала. Вздрогнула от моего прикосновения.

Вивиан закрыла глаза на секунду. Когда открыла, в них была привычная ледяная ясность. «Это была непростительная сентиментальность, Лиам. Та девочка… Мэри… Она часть его мира. Часть того, что мы ненавидим. Не позволяй старым… призракам… ослабить тебя».

Лиам знал, о каких «призраках» она говорит. О тех тайных бутербродах, о которых знала только Вивиан. Она нашла его, маленького, избитого и голодного, после того, как его выгнали со службы у Весперов. Она взяла его не из милосердия. У нее были свои счеты с Габриэлем. Он разрушил ее жизнь, когда-то давно, сделав ее своей любовницей, а затем выбросив, как мусор, когда она забеременела. Ребенка она потеряла. А Лиам стал для нее и орудием мести, и странной заменой утраченному сыну.

«Я не ослабел, — сказал Лиам, и его голос прозвучал твердо, как сталь. — Напротив. Это открывает новые возможности. Я видел, как она относится к своему жениху. Видел страх в ее глазах, когда она говорила с отцом. У них трещины. А там, где трещины…»

«…можно вбить клин», — закончил за него Алекс, и в его глазах загорелся знакомый огонь азарта. Он начал понимать. «Ты хочешь использовать ее?»

Лиам не ответил. Он просто отставил бокал. «Я устал. Пойду».

Через час, когда Вивиан и Кира удалились, Лиам вышел на просторную террасу, выходящую в сад. Ночь была тихой. К нему подошел Алекс, неся два бокала и бутылку воды.

«Не спится, командир? — Алекс протянул ему воду. — Или мысли о «белом голубке» не дают покоя?»

Лиам хмыкнул, приняв бокал. «Она не такая, как они, Алекс. Не совсем».

«Ах, вот как, — Алекс прислонился к перилам рядом. — Значит, старая история. Она была добра к тебе тогда, а ты хранишь это в своем черном, каменном сердце, как драгоценность. Мило».

«Это не мило, — резко сказал Лиам. — Это… фактор. Неучтенный. И теперь я его учел».

Алекс помолчал, глядя на звезды. «И что ты будешь делать?»

«Завтра Габриэль Веспер объявит о помолвке своей дочери с Калланом Хейвордом. Слияние двух тонущих кораблей. Долги Хейвордов спасают остатки империи Веспера. А Мэри… Мэри будут продавать, как лот на аукционе».

3.

Солнце, безжалостно яркое, заливало спальню Мэри, подчеркивая безупречную, бездушную роскошь. Ее разбудили в семь утра, как по графику. Первыми в комнату вошли не родители, а свадебный стилист и две помощницы с натянутыми улыбками и железными чемоданчиками.

«С добрым утром, мисс Веспер! Сегодня такой важный день!» — щебетала стилистка, пока ее руки, холодные и цепкие, уже наносили на лицо Мэри первый слой праймера.

Мысли Мэри: Важный день. День продажи. Они готовят товар к передаче новому владельцу. Следи за осанкой, Мэри. Улыбайся. Не порть грим. Ты — кукла. Красивая, послушная, дорогая кукла.

У нее не было эмоций. Точнее, они были — спрессованный комок ледяного ужаса, бессильной ярости и глухой, всепоглощающей тоски. Но все это было надежно заблокировано где-то глубоко внутри, под слоем онемения. Она позволила им вертеть ею: поднимать руки для примерки платья (простое, но чертовски дорогое платье из кремового шелка, «чтобы подчеркнуть естественную красоту, дорогая»), причесывать, укладывать, украшать.

Дверь открылась. Вошла Изабелла. Ее глаза были красными, но грим скрывал следы слез.
«Ах, моя девочка… ты выглядишь прелестно, — голос матери дрогнул. Она попыталась обнять Мэри, но та стояла, как статуя, не отвечая на объятие. — Мэри, пожалуйста… пойми нас. Это для блага семьи».
Мэри медленно повернула к ней голову. «Чьего блага, мама? Твоего? Отца? Или банков, которым мы должны?»
Изабелла вздрогнула, как от пощечины, и ее лицо исказила гримаса. «Не говори так! Ты не понимаешь, какое давление… Ты должна быть сильной. Как я».
Она вышла, не дожидаясь ответа. Мэри смотрела на свое отражение в зеркале. Незнакомая девушка в дорогом платье. Белый голубок, подготовленный для заклания.

Через два часа лимузин доставил их в здание мэрии, в специально арендованный для торжественных церемоний зал. Все было обставлено с показной роскошью: цветы, шампанское, тихая музыка. Приглашенных было немного — только «самые близкие»: семья Хейвордов, пара ключевых кредиторов под видом друзей семьи, Итан со своей каменной миной. Повсюду витал запах фальши и отчаяния, прикрытый ароматом роз.

Каллан, в идеально сидящем костюме, казался бледным и напряженным. Он поймал взгляд Мэри и попытался улыбнуться. Улыбка получилась кривой, виноватой. Он подошел.
«Мэри… ты прекрасна».
«Спасибо, — ее голос прозвучал ровно, без интонаций. — Ты тоже… безупречен».
«Мы… мы сможем быть счастливы. Я постараюсь», — он неуверенно коснулся ее руки.
Она ничего не ответила, просто отвела взгляд. Счастливы? В клетке, купленной долгами?

Габриэль, сияя неестественной, оскаленной улыбкой, жал руки гостям, бросая на дочь взгляды, полные скрытой угрозы. «Веди себя прилично».

Наконец, церемониймейстер объявил: «Пожалуйста, господа, займите свои места. Мы начинаем».

Мысли Мэри: Вот и всё. Поезд тронулся. Остановить его уже нельзя.

Она, как во сне, села за украшенный цветами стол напротив чиновника. Слева — Каллан, пахнущий дорогим парфюмом и страхом. Справа — отец, чье присутствие ощущалось, как дуло пистолета у виска. Напротив — довольные лица Хейвордов и напряженная улыбка матери.

Чиновник начал говорить. Слова о любви, верности, союзе. Они звучали как насмешка. Мэри смотрела на перо, лежащее перед ней. Оно казалось невероятно тяжелым.

Мысли Мэри: Нет. Нет, нет, нет. Не могу. Не хочу. Помогите. Кто угодно… хоть дьявол…

Она закрыла глаза, сжав веки так сильно, что в глазах зарябило. Она молилась. Не Богу — тому, в ком чуяла силу, способную сокрушить этот цирк. Страттон. Томас. Кто бы ты ни был… если ты действительно хочешь что-то от моего отца… сделай это сейчас. Умоляю.

Чиновник закончил речь. Наступила звенящая тишина.
«Мисс Веспер, мистер Хейворд, пожалуйста, приготовьтесь подписать документы».

Мэри медленно открыла глаза. Ее рука потянулась к перу, будто сама по себе. Дыхание затаилось в груди. Мир сузился до кончика пера и строчки для подписи.

Грохот. Не стук — именно грохот, будто дверь снесло взрывной волной.

В проеме, залитые контровым светом, стояли три темных силуэта. Впереди — Он. Лиам. В черном костюме, который сидел на нем как вторая кожа, подчеркивая каждую линию напряженной, готовой к действию силы. Ни улыбки, ни гнева. Лицо — отполированная маска из льда и воли. За его плечами — Алекс с хищной усмешкой и еще один, массивный, со шрамом — живая стена.

Музыка оборвалась на высокой ноте. Тишина стала абсолютной, звенящей.

Лиам вошел. Его шаги, мерные и тяжелые, гулко отдавались в мраморном зале. Он не смотрел ни на кого, кроме Мэри. Его взгляд — серебристо-стальной луч — нашел ее, прикованную к месту, с пером в дрожащей руке.

Габриэль вскочил, багровея. «Страттон?! Что за безобразие! Вон!»

Лиам проигнорировал его, как проигнорировал бы шум ветра. Он прошел мимо, не снижая темпа. Каллан, охваченный приступом глупой храбрости или отчаяния, бросился ему наперерез.

«Держись подальше!»

Алекс встретил его движением, быстрым и эффективным, как удар кобры. Никакой драки. Один резкий, болезненный захват — и Каллан с подавленным стоном осел на пол, обездвиженный. Алекс просто прижал его коленом, не обращая больше внимания.

Паника. Крики Изабеллы. Шум. Но Лиам был сосредоточен только на одной точке.

Он подошел к столу. Его тень накрыла Мэри. Он посмотрел на ее отца, и в этом взгляде была такая всесокрушающая презрительная мощь, что Габриэль, открывший рот для нового крика, на миг остолбенел.

Но Лиам не сказал ему ни слова.

Он повернулся к Мэри. Медленно, неотрывно глядя ей в глаза, он протянул руку. Не для того, чтобы взять силой. Просто протянул. Ладонь вверх. Ждущую. Приказывающую беззвучным приказом.

Мысли Мэри: Он пришел. Он реальный. Он смотрит на меня так... будто знает все. Будто читает каждую мысль, каждую слезу. И ничего не говорит. Ничего не объясняет. Просто... требует.

Она увидела в его глазах не триумф, а нечто более сложное. Решимость. И ту самую непонятную искру, которая обожгла ее вчера.