Тени лунного леса

Пролог

Лунное затмение. 300 лет назад.

Тени деревьев сплелись в паутину, цепляясь за кроваво-красный диск луны. Воздух дрожал от звона серебряных колокольчиков — старейшины клана Лунных Теней выстроились в круг, их плащи, словно крылья ночи, сливались с тьмой. В центре, прикованные цепями из черного железа, стояли двое: Элиан с шерстью цвета пепла и Амалия, ее руки, испачканные землей и травами, сжимали амулет в форме цветка.

— Ты осквернил кровь предков, — голос Верховного Старейшины, Варга, разрезал тишину, как лезвие. — Любовь к “человечишке” — болезнь. И мы ее выжжем.

Элиан оскалился, обнажая клыки, но Амалия коснулась его лапы. Ее пальцы дрожали, но голос был тверд:

— Наш ребенок не будет ни вашим, ни их. Он будет свободным.

В толпе пробежал ропот. Женщина из клана людей, закутанная в плащ с вышитыми звездами, шагнула вперед:

— Ты предала наш род, Амалия. Родить монстра...

— Он не монстр! — крикнула Амалия, и амулет в ее руках вспыхнул. Из земли проросли шипы, обвивая ее ноги, как щит.

Старейшины подняли руки, и луна погасла.

Они бежали сквозь лес, где деревья стонали от древней магии. Элиан, принявший человеческий облик, нес на руках Амалию — ее живот, округлый от жизни, излучал слабый свет.

— Мы успеем до рассвета, — прошептал он, целуя ее висок. — За горами есть долина...

— Там, где луна не правит, — она улыбнулась, но в глазах читался страх.

Тень настигла их у реки. Варг вырос из мрака, его когти впились в плечо Элиана.

— Ты думал, убежишь от судьбы? — прошипел он. — Любовь — слабость. И сегодня она умрет.

Цепи опутали их тела, а старейшины начали напев. Кровь Элиана и Амалии смешалась в чаше из черного камня, где резной цветок обвивали шипы.

— Отныне любовь ваша станет ядом! — голос Варга гремел, пока луна пожирала себя в затмении. — Свет будет жечь, а тьма — разрывать души. Каждый, кто посмеет восстать против воли кланов, познает муку расставания со своей природой!

Амалия вскрикнула, когда заклятие впилось в ее живот. Элиан, теряя человеческий облик, завыл — звук, полный такой тоски, что даже старейшины отступили.

На рассвете нашли лишь камень с узором, пропитанный кровью, да серебряный кулон в форме луны, зажатый в мертвой руке Амалии.

Говорят, в ночи до сих пор слышен вой двух сердец — одного, что стало ветром, другого, что стало землей. И ждут они того, кто разорвет петлю проклятия...

Того самого, что началось с любви.

Глава 1. Красная.

Туман, словно седой страж, обнимал опушку леса, цепляясь за крышу одинокого дома. Талисса стояла на пороге, сжимая в руках корзину из ивовых прутьев. Ее алый плащ, выцветший на сгибах, трепетал под порывом ветра, будто пытался улететь — прочь от запаха сушеных трав, пропитавших стены, прочь от тишины, которую она сама назвала домом.

— Ты опять уходишь до заката? — хриплый голос донесся из глубины комнаты. Слепой старик, Каэл, сидел у камина, его пальцы перебирали костяные амулеты на шнурке. — Сегодня ночь Полной Луны, дитя. Лес будет не в себе.

Талисса поправила плащ, пряча дрожь в пальцах. Она знала, что он прав. Полная Луна вытягивала из земли ядовитые росы, а тени начинали шептаться. Но «Лунный вздох» — трава с лепестками цвета лунного света — цвела только раз в десятилетие. И только сегодня.

— Я вернусь до темноты, — сказала она, стараясь звучать твердо, но Каэл усмехнулся, обнажив единственный зуб.

— Твоя мать тоже так говорила.— сказал он.

Словно ледяная игла вонзилась ей в грудь. Талисса сразу вспомнила смерть матери. Этот эпизод навсегда запомнился ей.

12-летняя Талисса прижалась к стенке шкафа, сквозь щель наблюдая, как мать в алом плаще метнулась к волку-оборотню. Его клыки блестели в лунном свете, а шерсть была густой и черной, как смоль. Девочка зажмурилась, услышав хруст костей — когда она открыла глаза, мать лежала на полу, а зверь исчез. Лишь позже она заметит: на полу остался клок черной шерсти…

Тогда она не поняла, почему мать прошептала перед смертью: «Варг…».

Талисса резко обернулась, заставляя плащ взметнуться, как крылья испуганной птицы.

— Не упоминайте ее. — сказала она со сдавленной яростью.

Каэл замер, его мутные глаза, казалось, видели сквозь время:

— Страх — лучший союзник, пока не станет тюремщиком, девочка.

Она захлопнула дверь, но его слова повисли в воздухе, смешавшись с запахом мха и прелых листьев.

Лес встретил ее шепотом. Солнце, пробивающееся сквозь кроны, рисовало на земле узоры, похожие на древние руны. Талисса шла, сжимая корзину так, что прутья впивались в ладони. Ее дар — видеть суть сквозь маски — сегодня был особенно беспощаден. Каждый камень, каждое дерево светилось изнутри: корни, как синие вены, уходили вглубь земли; птицы мерцали оранжевыми всполохами жизни. Но хуже всего были они — твари, прячущиеся под человеческими обликами. В прошлом месяце она увидела, как мельник, добродушный толстяк, обернулся лисой с глазами-углями. С тех пор избегала деревни.

«Лунный вздох» рос у Черного ручья, где вода бурлила, словно кипящая смола. Талисса опустилась на колени, осторожно срезая серебристые лепестки. Ее мать учила: «Собирай их на рассвете, когда роса еще не испарилась. И никому не говори, где они». Теперь это знание было лишь у нее. И у Каэла, который когда-то принес матери первый саженец.

— Ты такая же упрямая, как она, — прошептала Талисса, касаясь холодного стебля.

Внезапно воздух сгустился. Дар среагировал раньше разума — мир вспыхнул кроваво-красным. Талисса вскрикнула, уронив нож. Перед ней, словно сквозь пелену дождя, возник образ: волк с шерстью, мерцающей, как лунная пыль. Он лежал, истекая черной кровью, его лапа зажата в ловушке из колючей проволоки. Глаза — не звериные, а человеческие — полные боли и ярости прямо на нее.

— Нет... — Талисса отшатнулась, ударившись спиной о камень. Видение растаяло, но в ушах звенело, как после удара колокола. Она знала этих волков. Один из них убил мать.

Ее пальцы вцепились в плащ. Ткань, грубая от старости, пахла дымом и полынью — запахом матери. «Беги», — шептал разум. Но тело уже двигалось вперед, будто нити судьбы тянули ее к тому месту, где в видении лежал зверь.

Ловушка оказалась на опушке Лунной рощи. Талисса замерла, укрывшись за дубом. Волк был здесь. Настоящий. Его серебристая шерсть сливалась с туманом, а вокруг ловушки земля была взрыта когтями. Он бился в тишине — ни рычания, ни воя. Только хриплое дыхание и звон проволоки.

— Мать бы назвала это безумием, — прошептала Талисса, но шагнула вперед.

Волк вздрогнул, повернув к ней морду. Его глаза — янтарные, с вертикальными зрачками — сузились. Талисса застыла. Дар показал ей не зверя, а человека: высокого, с лицом, иссеченным шрамами, в одеждах, сотканных из теней. Он был прекрасен, как закат перед бурей, и опасен, как клинок у горла.

— Я... Я помогу, — ее голос дрожал, но руки уже рылись в корзине. «Лунный вздох», корень мандрагоры, паутина сушеного мха — все это она бросила в ступку, растирая пестиком.

Волк зарычал, когда она приблизилась, но запах трав заставил его замереть. Талисса протянула ладонь с мазью:

— Это не яд. Обещаю.— сказала девушка.

Он фыркнул, горячее дыхание обожгло ее кожу. Но когда она нанесла мазь на рану, волк вздрогнул, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на удивление.

— Видишь? — она неуверенно улыбнулась. — Я не враг.

Проволока лопнула с треском. Волк вскочил, прижимаясь к земле, как тень перед прыжком. Талисса отползла, сердце колотилось в висках. Но вместо атаки он... заскулил. Глубоко, гортанно, как ребенок, потерявший дорогу.

— Ты... Ты боишься? — она осторожно протянула руку.

Его морда дернулась. Внезапно плащ вспыхнул алым светом. Талисса вскрикнула — перед ней стоял он, человек из видения. Голый по пояс, с серебряными шрамами на груди. Его пальцы дрожали, касаясь ее щеки.

— Почему? — прошептал он, и голос его звучал как скрежет камней. — Почему ты видишь меня?

Свет погас. Волк исчез в чаще, оставив ее сидеть в грязи с окровавленным плащом и мыслями, путающимися, как корни.

На обратном пути Талисса заметила следы: не волчьи, а человеческие, но с когтями вместо ногтей. И алый лепесток «Лунного вздоха», прилипший к коре.

— Ты вернулась, — Каэл встретил ее на пороге, его лицо было бледнее обычного. — И принесла смерть с собой.

Она хотела засмеяться, сказать, что он сошел с ума, но в кармане плаща жгло — там лежал серебряный волосок, выпавший из шерсти зверя.