— Чего ты добиваешься, Волков? Что ты хочешь от меня? — голос Маши дрожал, но не от страха, а от бессилия, от того, как близко он стоял. Слишком близко.
Антон прижимал её к стене. Его ладони сжали её запястья и держали их над головой. И от этого прикосновения по коже пробежала дрожь. Но не та, что была когда-то, когда он держал её за руку, а совсем другая, чужая, жгучая и очень злая.
Он дышал тяжело, горячо, прямо ей в лицо. В его глазах не было ни капли прежнего тепла.
Сейчас там плескалась только ненависть, обжигающая, как кислота. Смотрел на неё, как на врага, как на предателя.
— Хочу, чтобы ты потеряла всё, — сказал он с пугающим спокойствием.
Анна с трудом глотнула воздух.
— Это ты… ты сорвал мою стажировку?
Губы Антона изогнулись в безжалостной ухмылке.
— А ты догадливая.
— Меня уволили, — голос её дрогнул. — Из-за тебя? И общежитие? Это всё ты?
Он молчал, и этого было достаточно. Ответ лежал в его взгляде, в его молчаливом удовольствии от её боли.
— А то, что… — голос сорвался, но она заставила себя закончить, — преподаватель, который вёл мою курсовую, неожиданно уволился, это тоже твоя работа?
— Всё правильно, — его голос стал хриплым. — Я лишу тебя всего. Хочу, чтобы ты страдала.
— Почему так жестоко? — сорвалось у неё.
— А ты сама как-будто не знаешь — прошипел он. — И теперь ты заплатишь за это.
Анна покачала головой, слёзы стояли на глазах, но она не позволила им упасть.
— Что мне сделать, чтобы ты остановился? — её голос был едва слышен. — Чтобы перестал всё ломать?
Он замолчал. Смотрел долго, пристально, будто решал, хватит ли у неё сил на то, что он скажет дальше.
— Стань моей рабой.
Мир затих. Даже гул дождя за окном, казалось, замер.
— Что?
— Служанкой. Девочкой на побегушках. Называй как хочешь, суть от этого не поменяется. Захочу чего-то и ты это исполнишь. Будешь полностью в моем распоряжении. Тогда, может быть, я остановлюсь.
Она замерла. Он отпустил её руки. Тело её тут же дрогнуло, обмякло, как у куклы, лишённой нитей.
— Не тяни с решением, — сказал он уже на расстоянии, не глядя. — Препод для курсовой сам себя не найдёт.
И ушел.
Когда его шаги стихли, она позволила себе осесть по стене вниз, прижимая руки к груди. Где-то над головой загромыхало. Но это был не гром. Это был её мир, рушившийся снова.
Выключив будильник, Маша открыла глаза. На часах семь утра. Как же хотелось ещё поспать, но нужно встать, сегодня первый день в университете, опаздывать нельзя. Немного покрутившись у зеркала, Маша решила не наряжаться и отправилась на остановку, нужно успеть на автобус.
Коридоры университета имени Ломоносова наполнялись гулом голосов, шорохом книг и запахами кофе. Потоки студентов спешили на пары, кто-то болтал по телефону, а кто-то пробирался сквозь толпу твёрдым шагом. Маша спешила на первую пару. На плече холщовая сумка с цитатой из Чехова: «В человеке всё должно быть прекрасно». Волосы собраны в пучок, в ушах — наушники, из которых играла рок-баллада 90-х. Она обожала музыку с характером.
Перед поворотом в третий корпус она свернула на лестницу и, не глядя, влетела в кого-то грудью. Удар был неожиданным. Сумка соскользнула с плеча, тетради рассыпались по полу.
— Смотри куда прёшь, — раздражённо бросил голос сверху.
Маша подняла глаза и встретилась с холодным взглядом карих глаз. Высокий парень в брендовой одежде, с идеальной укладкой и самодовольной ухмылкой. Он стоял, даже не наклонившись, словно ждал, что она сама всё подберёт.
— Смотри, куда ставишь свою важность. — Маша нагнулась, собирая вещи — Она чуть не сломала мне нос.
Парень удивлённо приподнял бровь, но тут же хмыкнул.
— Ты кто вообще такая?
— Та, кто точно не будет приседать перед кем-то вроде тебя, — с усмешкой ответила Маша и, подняв тетради, хотела идти дальше.
— Ах, ты из этих, — протянул он лениво. — Пролетарская гордость и кеды из секонда.
— А ты из тех, кто думает, что за деньги можно купить ум. Спойлер: нельзя.
Маша отвернулась и не дожидаясь ответа, поспешила на пару.
Парень проводил её взглям. С виду простушка, но было в её голосе нечто — вызов, сила, дерзость.
Позже, в кабинете экономического факультета, он вновь её увидел. Ирония? Нет — карма. Она села за соседнюю парту. С той же сумкой, в которой теперь торчал уголок папки с распечатками.
Он — Антон Волков, сын владельца крупнейшего торгового холдинга, студент экономического факультета. Она - Мария Зайцева, простая без макияжа, в тёплом свитере и джинсах. Девушка совсем не из его круга. Да и что она вообще делает в престижном университете? Наверно стипендиатка, с презрением подумал он.
Преподаватель, профессор Демченко, в очках на кончике носа, размеренно диктовал список тем для следующего проекта.
— В этом семестре вы будете работать в парах. Тема — «Поведение потребителей и социальная идентичность». Волков с… Зайцевой.
Кто-то прыснул от смеха на заднем ряду. И не удивительно, волк и заяц, та еще парочка.
Маша подняла глаза, встретилась с взглядом Волкова. Он едва заметно склонил голову в сторону и усмехнулся.
— Отлично, — пробормотал Антон — Как раз хотел изучить поведение в условиях крайней антипатии.
Маша улыбнулась едва заметно:
— Не сомневайся. Я умею драться.
Он не понял, что в её словах не просто метафора. Он ещё не знал, кто такая Маша Зайцева на самом деле. Но война уже началась.
Контраст между Машей и Антоном становился всё очевиднее с каждым днём. Днем они пересекались на лекциях, сверлили друг-друга ненавистными взглядами, а вечером возвращались в свои противоположные жизни.
Маша жила в маленькой квартирке на юго-западе. Эта квартира досталась ей от бабушки. Кухня, коридор, туалет и крохотная комната, где едва помещались диван, кровать, стол и шкаф. Вечерами она иногда подрабатывала в университетской библиотеке — расставляла книги, помогала студентам с поиском литературы и иногда замирала у окна, наблюдая, как город постепенно окутывает тьма. Именно после смены она спешила на другой конец города — в полуподвальное помещение клуба "Чёрный Ринг".
Никто не знал, что скромная студентка с цитатами из Чехова по ночам надевала бинты, капу и становилась " Тенью" — бойцом подземных боев. Там она забывала обо всём и была свободна. Именно там она заработала свой первый гонорар. Первый, но не последний. Пару успешных боев и она смогла оплатить первый год в универне.
Антон, напротив, жил в роскошной квартире в центре. Просторный лофт с панорамными окнами, кожаной мебелью и кухней, на которой он почти никогда не готовил. Его будни были полны вечеринок, элитных клубов, дорогих напитков и компаний, где все знали, кто он такой. Он привык к вниманию, к лёгким победам в отношениях, в жизни, в учёбе.
Машу он считал серой мышкой — странной, колкой, не вписывающейся в его привычный мир. Она его раздражала. Он не понимал, зачем она спорит по каждому пункту, почему не смеётся над его шутками и не старается понравиться. Он привык, что девушки ведут себя иначе.
Маша, в свою очередь, считала его пустышкой. Да, красивый, да, харизматичный, но внутри — самодовольный, избалованный мальчик, который считает, что жизнь должна прогибаться под него.
Однако чем больше они взаимодействовали — работая над проектом, участвуя в обсуждениях — тем чаще возникали напряжённые паузы. Как будто под поверхностью раздражения начинало что-то шевелиться...
— Ты опять вся в синяках. — Катя с тревогой глянула на Машу. — Это точно от книг?
— Упала между полками, — с невозмутимым видом ответила Маша, надевая капюшон. — Библиотека — опасное место.
Катя была школьная подруга Маши. Девушки встретились, чтобы вместе сходить в кафе. Раньше они встречались каждый день, а сейчас редко. Катя поступила в универ в другом городе и приезжала только через выходные. Девушки зашли в уютное кафе, сели за столик и заказали горячий латтте.
Телефон Маши пикнул, пришло сообщение от Волкова:
«Готова по проекту завтра? Или тебе нужно время выучить, что такое спрос и предложение?»
Через пару секунд Антон получил ответ:
«Я родилась с понятием спроса. Я — предложение, от которого ты не можешь отказаться».
Он усмехнулся, бросив телефон на диван. Неожиданно. Дерзко. Как и всё, что касалось этой девчонки.
На следующий день Антон и Маша снова оказались рядом. Парень вытянулся в кресле и скользнул взглядом по Маше:
— Ну, признавайся, ты шпионишь за мной, Зайцева. Опять села рядом.
— Ага, именно. Я даже веду дневник: "Среда, двадцатое число. Объект носит слишком дорогие ботинки для экономического кризиса".
— Думаешь, ты остроумная?
— Думаю, ты удивляешься, что кто-то не падает в обморок от твоей улыбки.
Он фыркнул:
— Это уже диагноз.
— Только не забывай — ты с ним в одной паре на весь семестр.
Волков вышел с друзьями из ночного клуба. Антон закрыл глаза и подставил лицо каплям дождя. Была глубокая осень. Дождь моросил и к ночи асфальт превратился в зеркальную плёнку. Расслабиться сегодня не удалось, мысли то и дело возвращались к Машке. Антон не мог понять почему эта девчонка постоянно выводила его из себя, но при этом ему нравилось ругаться с ней. Кто-то из друзей толкнул его в бок. Антон вздрогнул и открыл глаза. В этом момент он увидел знакомый силуэт.
Маша после вечерней смены в библиотеке спешила к клубу "Чёрный Ринг". На ней был длинный худи с капюшоном, лицо скрыто шарфом. Она практически растворялась в темноте, но Антон её узнал. Сам не догадываясь почему, но он пошёл за девушкой.
Они пришли к какому-то зданию. Подъезд был грязный, а стены исписаны граффити. Маша уже собиралась войти через служебную дверь, когда услышала знакомый голос:
— А я думаю, куда ты намылилась глубокой ночью.
Она замерла. Из тени вышел Антон. На нём был тёмный пиджак и белая рубашка, промокшие под дождём. В глазах — не насмешка, не интерес. Что-то другое. Подозрение.
— Ты... что ты здесь делаешь? — голос Маши дрогнул, но она быстро взяла себя в руки.
— Я мог бы спросить то же самое. Зайцева, ты вообще знаешь, куда ты пришла?
— Ты за мной следил?
— Не совсем. Просто был поблизости… и увидел, как ты куда-то спешила. — Он кивнул на чёрную дверь. — Решил узнать, чем ты занимаешься по ночам.
— Тебе какое дело? — хмыкнула Маша, поправляя капюшон.
Он подошёл ближе, вглядываясь в её лицо:
— Кто ты такая на самом деле?
Она колебалась. Врать было бессмысленно. Он уже слишком близко к разгадке.
— Никто. Просто студентка, у которой слишком много энергии по ночам.
— Слишком много. Я видел, как ты неслась в этот клуб. Уверенно. Как будто тебе плевать на всё.
— Может, так и есть.
Маша хотела уйти, но он схватил её за руку:
— Я вхожу с тобой.
— Нет. Это не твоё место, Волков.
— Уже слишком поздно. Либо ты впускаешь меня добровольно, либо я найду способ зайти сам. И да, я умею быть настойчивым.
Маша смотрела на него долго, почти оценивающе. Потом коротко кивнула:
— Один раз. Только не открывай рот.
Внутри клуб был наполнен шумом и запахом пота, железа и адреналина. Под тусклым светом на ринге два бойца обменивались ударами. Толпа вокруг гудела. Антон шёл рядом с Машей, явно в шоке.
— Это... бойцовский клуб. Ты приходишь сюда смотреть? Или ты дерешься?
— Иногда. Когда нужно сбросить напряжение.
— Это не спортзал, Зайцева. Это бойцовский ад.
— Добро пожаловать в мой ад, Волков.
Он не знал, что сказать. И впервые за долгое время почувствовал — он ничего не контролирует. Она оказалась совсем не той, кого он привык считать "простушкой с характером".
Когда Маша скрылась за кулисами, он остался у ринга. Сердце стучало громче, чем музыка. А когда ведущий объявил: "На ринг выходит Тень!" — он замер.
Маша вышла под свет прожекторов. Вся в чёрном, волосы стянуты в хвост. Глаза — сталь.
Антон смотрел, как она двигалась. Быстро, точно, безжалостно. Его сердце пропустило удар.
— Ну ты и ведьма, Зайцева, — прошептал он.
Этим вечером он понял: эта девушка — опасна.
Маша с Антоном вышли из аудитории, продолжая о чём-то спорить и тихо раздражать друг друга. Их разговор был больше похож на обмен колкостями, чем на деловую беседу по поводу проекта. Однако в этом переплетении фраз и насмешек уже начинала проскальзывать странная химия — непрошеная, но отчётливо ощутимая.
У окна, словно по сценарию, стояла Анна Власова, эффектная и холодная, как февральский лёд. Идеальная укладка, ногти как из салона, солнцезащитные очки, которые она не снимала даже в помещении. Её появление в холле экономического факультета всегда вызывало цепную реакцию.Одни замирали от восхищения, другие от зависти.
Власова и Волков встречались ещё со школы. Даже поступили вместе, будто заранее подписав негласный договор о будущем. Она не просто была его девушкой, она считала себя его судьбой, его единственным вариантом. Такая же мажорка, как и он, только гораздо более расчетливая.
— Антош, ты опять с этой странной девчонкой сидел на паре? — её голос был сладким, как мёд, но в нём чувствовался привкус уксуса. Она склонила голову, глядя на него поверх очков с ленивым интересом, в котором читалась привычная собственническая ревность.
— Мы над проектом работаем, Ань, — спокойно ответил он. — Или ты хочешь, чтобы я всё один делал?
— Я хочу, чтобы ты не терял время на тех, кто тебе не ровня, — прошелестела она, мягко, почти ласково, но с лёгкой угрозой в голосе.
Затем, не дожидаясь ответа, она потянулась и поцеловала его, демонстративно, как метка на своей собственности. После этого повернулась к Маше, которая сделала вид, что вся сцена её совершенно не касается. Но на этом Анна, разумеется, не остановилась.
Позже, во время перемены, она подошла к Маше у кофейного автомата.
— Зайцева, да? — спросила с искусственной улыбкой.
— Допустим, — Маша даже не повернулась полностью, только скользнула на неё взглядом.
— Я просто хочу, чтобы ты поняла одну вещь, Антон не твой уровень. Ты лучше займись своими книжками и… ну, чем ты там обычно занимаешься по ночам?
— Считаю звёзды, — с холодной иронией ответила Маша. — Очень полезно для саморазвития. Попробуй как-нибудь.
Анна усмехнулась, скрестив руки на груди.
— Надеюсь, ты не забудешь этот разговор.
— С чего бы? Мне так редко угрожают с маникюром класса люкс, — спокойно ответила Маша.
Они встретились взглядами. Глаза Маши были спокойны и непроницаемы. Её не пугали ни слова, ни статус.
Позже Антон догнал Машу у выхода из корпуса. Вид у него был обеспокоенный.
— О чём вы с Анной говорили?
Маша чуть усмехнулась и, не сбавляя шаг, бросила:
— О климате. Говорят, в аду жарко.
Он приподнял бровь, явно не поняв, но не решился переспрашивать.
— Ты когда-нибудь даёшь прямые ответы?
— Только тем, кто умеет слушать, — бросила она, уходя прочь, будто этот разговор ничего не значил. Волков не тот, о ком ей нужно думать. Не тот, на кого стоит тратить своё время.
На следующий день Антон не мог сосредоточиться ни на одной лекции. Его мысли постоянно возвращались к клубу, к Маше в боевом образе, к её холодному взгляду на ринге. Он сидел на паре, но вместо формул перед глазами всплывали сцены её боя.
После занятий он поймал Машу у выхода из главного корпуса. Она держала в руках стопку книг и явно не ожидала его увидеть.
— Зайцева, — сказал он, подходя ближе. — Нам надо поговорить.
— О чём именно? О том, что ты не умеешь держать язык за зубами? — прищурилась она.
— Расслабься. Никому не говорил. Пока, — добавил он с хитрой улыбкой.
Она тяжело вздохнула и пошла дальше. Он зашагал рядом.
— Я не понимаю, зачем тебе это. Ты ведь могла бы жить спокойно.
— А ты мог бы не быть самодовольным мажором? Ну вот. И жизнь не такая простая, как ты думаешь, Волков.
— Ты в курсе, что если об этом узнают в университете, у тебя будут проблемы?
— Угрожаешь?
— Нет. Предупреждаю. Хотя… — он ухмыльнулся. — Можно и шантажом это назвать.
Маша остановилась и уставилась на него:
— Говори уже. Чего ты хочешь?
Он помолчал, будто выбирал слова:
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне всё сама. Без тайников и масок. Иначе... я сам расскажу, что знаю.
Маша покачала головой:
— Ты играешь с огнём, Волков. Я не из тех, кто проглатывает угрозы.
— Вот и договорились. Тогда не делай из меня врага. Просто доверься.
Она фыркнула:
— Доверие? Серьёзно? От тебя оно звучит как шутка.
— Может, и шутка. А может, начало чего-то интересного.
Маша пошла дальше, не отвечая. Но внутри её всё кипело. Слишком близко он подобрался. Слишком точно ударил в уязвимое.
Позже тем же вечером она сидела в раздевалке клуба, обмотав руки бинтами. Рядом стоял её тренер:
— Ты сегодня дерёшься с Рысью. Он опасный. Будь аккуратна.
— Не в первый раз, — ответила Маша, стараясь сохранять спокойствие.
— Всё в порядке? Ты какая-то... напряжённая.
— Один тип из универа нашёл меня. Угрожает.
Тренер нахмурился:
— Он знает, кто ты?
— Да. Но пока молчит.
— Слушай, если что — у нас есть связи. Никто не посмеет...
— Не надо. Я справлюсь. Он сам ещё не понял, с кем связался.
Когда Маша вышла на ринг, она старалась забыть об Антоне. Но в голове всплывали его слова. Он играл с ней или пытался её понять? Смешно. Никто её никогда не понимал.
Бой с Рысью был жёстким. Маша отвлеклась, за что получила сильно в плечо, но все таки победила — снова. Толпа ревела, скандировала её прозвище: "Тень! Тень! Тень!"
Сидя в углу после боя, с ледяным компрессом на плече, она впервые почувствовала... не злость. А тревогу. Что будет, если он действительно всё расскажет? Или — хуже — если он войдёт в её жизнь ещё глубже?
И где-то в другом конце города Антон смотрел на снимок Маши в ринге, сделанный на телефон. И не мог понять, почему эта девушка так крепко засела у него в голове.
— Она не такая, как все, — пробормотал он.
И с этого момента для него началась опасная игра.
Вечер наступал медленно, как будто город не хотел засыпать. Неоновый свет витрин отражался в лужах, воздух был плотным и влажным. Маша, в куртке и капюшоне, сидела на крыше гаражей, рядом с бойцовский клубом. В руках держала термос с кофе и связку бинтов.
На крыше послышались шаги. Она обернулась и увидела Волкова.
— Зачем ты пришёл? — спросила она.
— Просто хотел поговорить. — Голос Антона был на удивление мягким.
Он присел рядом, соблюдая осторожную дистанцию. Они молчали с минуту. Ветер трепал пряди её волос.
— Я много думал, — начал он. — О тебе. Обо всём, что увидел.
— И что надумал? Что я сумасшедшая? — в её голосе сквозила ирония.
— Нет. Я надумал, что ты чертовски сильная. И одинокая.
Она повернула к нему лицо.
— Ты не знаешь, какая я.
— Может, и не знаю. Но хочу узнать.
Маша усмехнулась:
— Обычно такие, как ты, не интересуются такими, как я.
— А я не такой, как обычно, — ответил он и потянулся за термосом. — Можно?
Она кивнула. Он сделал глоток и поморщился:
— Чёрный без сахара? Жестоко.
— Добро пожаловать в мой мир, — сказала она.
Молчание было уже другим. Тихим, спокойным.
— Слушай, — продолжил Антон, — ты ведь не просто так этим занимаешься. Бои. Там явно что-то больше, чем просто "сбросить напряжение".
Маша сжала кулаки:
— Я не хочу быть жертвой. Никогда. Я видела, что слабыми быть опасно. В детстве отец ушёл, мать пропала, когда мне было пятнадцать. Бабка кое-как тянула нас, а потом умерла. Я осталась одна. Никто не протянул руку, никто не помог. А теперь я умею защищаться.
Он молчал. Потом тихо сказал:
— Прости.
— Не надо жалости. Только честность.
— Честно? Ты восхищаешь меня.
Она отвела взгляд:
— Не начинай.
— Я серьёзно, Зайцева. Ты крутая. Давай попробуем поладить, все таки мы учимся вместе и даже делаем общий проект.
Она резко встала:
— Ты думаешь, можешь просто прийти, назвать меня сильной и всё изменится? Это не кино, Волков. Мне никто не нужен, особенно ты.
— Я не хочу быть просто твоим однокурсником. Я хочет узнать тебя настоящую. Не только "Тень". Я хочу знать Машу.
Она смотрела на него долго. А потом села обратно:
— Тогда слушай. Но только один раз. Я не повторяю и не плачусь на плечах.
— Слушаю.
И она рассказала. Коротко, жёстко, без прикрас — о том, как постоянно не хватало денег, о первых уличных боях, о том, как её заметил хозяин клуба и дал шанс. Он слушал, не перебивая. Просто сидел рядом и кивал.
Когда она закончила, он тихо сказал:
— Спасибо. За доверие.
— Не обмани его, — прошептала она.
Он вздохнул:
— Постараюсь.
Они сидели на крыше ещё долго. Город под ними шумел и светился. И в этот вечер, впервые, между ними не было ни угроз, ни масок. Только два человека, которых жизнь бросила на ринг. У каждого своя судьба, у каждого свой бой.
На следующий день Маша пришла в клуб раньше обычного. Руки дрожали, но не от страха. Её мысли крутились вокруг вчерашнего вечера. Антон. Его слова. Его взгляд. Это было слишком близко. Слишком откровенно.
— Ты сегодня как призрак, — сказал тренер, глядя на неё из-за стойки. — Всё в порядке?
— Просто не спала, — коротко ответила Маша, поправляя бинты.
— Ага. И не спала из-за высокого, самодовольного мажора? — тренер усмехнулся.
Маша бросила на него хмурый взгляд:
— С чего ты взял?
— Ты впервые вышла с крыши не одна. Видел вас. И выражение твоего лица. Это не просто беседа о погоде.
— Он узнал. Про всё. Про бои. Про меня. И теперь влезает в мою жизнь, как будто имеет право.
Тренер кивнул:
— И ты ему позволила. Зачем?
Маша глубоко вздохнула и ответила:
— Потому что он... другой. Не такой, как я думала.
Позже, в раздевалке, она увидела на скамье маленький свёрток. Открыла — внутри был новый комплект перчаток и записка: "Для Тени. Без задних мыслей. Просто потому что ты крутая. — А."
— Чёрт, — прошептала она, — он серьёзно?
Тем временем Волков поехал на вечеринку. Её устроил Артём, лучший друг Антона.
— Ну, и как ты попал в её клетку? — хмыкнул Артём. — Ты же всегда говорил: никаких девчонок с тараканами.
— Она не девчонка. Она ураган. Она настоящая.
— Ты понимаешь, что это может плохо кончиться? У неё жизнь — как пороховая бочка.
Антон пожал плечами:
— А у меня была — как клетка с золотыми прутьями. Может, мы оба хотим вырваться.
— А твоя Аня?
Антон тяжело вздохнул:
— С ней всё сложно. Мы будто держимся за прошлое, которое давно умерло. А с Машей... я впервые чувствую, что живой.
Вечером он снова пришёл в клуб. На этот раз — не скрываясь. Сел в самый дальний угол, капюшон надвинул на глаза. Он знал, что её бой начнётся через двадцать минут.
— Ты пришёл, — сказала Маша, подходя к нему. — Я думала, ты не рискнёшь.
— Я должен был убедиться, что ты в порядке. И, честно говоря, мне это уже не просто любопытно.
— Это не свидание, Волков. Это бой. И я не собираюсь для тебя устраивать шоу.
— Я и не просил. Я просто хочу видеть тебя настоящую. Без фильтров.
Она на секунду замерла, потом кивнула:
— Тогда не моргай.
Бой был яростным. Противник оказался крепким, но Маша была быстрее. Она двигалась как тень, как стихия, как буря. Антон не сводил с неё глаз. Каждое её движение было выверенным, точным, живым.
Когда всё закончилось, она вышла к нему, запыхавшаяся, с разбитой губой, но с огнём в глазах.
— И? — спросила она.
— Это было лучше любого кино. И знаешь что?
— Что?
— Я теперь не просто восхищаюсь тобой. Я начинаю... привязываться.
Маша улыбнулась сквозь усталость:
— Осторожно, Волков. Я — не тот человек, к которому стоит привязываться.
Он встал и приблизился:
— Зато я, возможно, именно тот, кто справится с этим.
Она не ответила. Но в её взгляде впервые не было обороны. Лишь осторожный интерес. И, может быть, начало доверия.
На следующий день Маша не пришла в университет. Телефон она отключила, сообщения проигнорировала. Вместо лекций и семинаров она отправилась на крышу старого здания возле клуба, где время будто замирало. Шум улицы доносился отсюда приглушённо, небо казалось ниже, а одиночество безопаснее.
Она сидела, закутавшись в объёмную толстовку, и смотрела в серое, низкое небо, будто надеялась найти в нём ответы. Но небо молчало, как и сама Маша. Её не отпускало странное ощущение, будто она всё глубже вязнет во что-то, что не умеет контролировать. Словно её затащили в бой без правил, где противник не человек, а эмоции. Чувства. Сомнения. И… Волков.
Она не привыкла сдаваться. Всегда держала дистанцию. Строила стены, а не мосты. И вдруг он. Слишком уверенный. Слишком живой.
Тем временем Антон не находил себе места. Он пытался сосредоточиться на экономике, но спустя десять минут понял: Маши нет. Ни в аудитории, ни в холле, ни на обычном месте у автомата с кофе. И от этого пустого отсутствия что-то болезненно кольнуло в груди.
Он обошёл один корпус, потом второй. Заглядывал в аудитории, спрашивал одногруппников. Внутри всё сжималось. Он злился на себя, на неё, на это странное беспокойство, которое не отпускало.
Ноги сами понесли его на ту самую крышу. Где они случайно пересеклись в ту первую ночь, где всё как будто началось.
И он оказался прав.
Маша сидела, поджав колени, тихая и чужая. Ветер трепал её волосы, будто старался стереть напряжение с лица, но безуспешно. Она даже не удивилась, когда он появился, будто знала, что он придёт.
— Ты слишком настойчивый, — тихо сказала она, не оборачиваясь.
— А ты слишком закрытая, — ответил он и сел рядом, вытягивая руки с бумажным стаканчиком.
— Латте без сахара. Угадал?
Она взяла стакан, взглянув на него краем глаза.
— Почти. Я люблю с корицей.
— Буду знать на будущее, — усмехнулся Антон.
Молчание между ними растянулось, но оно не было неловким — больше похоже на затишье перед внутренним штормом. Потом Маша нарушила его:
— Антон…
— Да?
— Почему ты вообще здесь? Почему с самого начала начал влезать в мою жизнь? Я не понимаю тебя.
Он посмотрел ей в глаза.
— Потому что ты не такая, как все. Ты настоящая. Я всю жизнь жил по правилам, как надо, с кем надо, когда надо. А ты всё это разрушила. За одну ночь. Ты появилась и стало по-настоящему.
Маша хмыкнула, отвела взгляд, но на губах промелькнула улыбка.
— Романтика сотового уровня. Разрушить мир и влюбиться в хаос?
— А ты не веришь, что кто-то может быть искренним?
— Я верю только в бой. В реакцию. В результат, — ответила она, снова глядя в небо.
— Тогда докажи. Не словами. Встань со мной в спарринг.
Она повернула голову, прищурилась:
— Ты серьёзно? Хочешь тренироваться со мной?
— Да. Не в шутку. По-настоящему.
— Завтра, в шесть вечера. Спортзал на третьем этаже Но предупреждаю, я не играю, Волков!
— Я тоже, Зайцева.
Боксерский ринг скрипнул под весом двух пар ног. Свет бил сверху — яркий, ледяной, как в операционной, где вырезают нечто важное. В этом свете всё выглядело резче. Воздух пах кожей, потом и старой резиной. Только дыхание. Только взгляды. Только сдержанная сила.
Маша поправила перчатки и шагнула ближе. Спокойная, сосредоточенная. На ней надет спортивный топ и шорты, волосы убраны в хвост, глаза холодные, как у хищника, изучающего добычу.
— Держи руки выше, — бросила Маша. — Я не собираюсь делать вид, что ты гость.
— Я и не просил поблажек, — ответил Антон, поднимая руки, перевязанные бинтами.
Первый раунд они больше кружили. Маша проверяла парня на скорость, реакции, нервы. Он держался. Его стойка была не идеальна, но он учился на ходу. Несколько раз пропустил удары, молча, не жалуясь.
— У тебя подбородок открыт, — заметила она.
— Спасибо, капитан Очевидность, — выдохнул он, уклоняясь.
Маша ухмыльнулась. А потом резко пошла вперёд. Комбинация. Удар в корпус. Ещё один. Антон оступился, но не упал.
— Жив? — приподняла бровь Маша.
— Пока что, — прохрипел он. — Я понял. Это не игра.
— Никогда не была.
Во втором раунде он стал точнее. Несколько раз задел плечо Маши, один раз щеку. Легко, но уверенно. Она ощутила уважение.
— Ты злишься? — спросил он, блокируя её выпад.
— Я боюсь, что если снова откроюсь — снова потеряю. А злость это броня.
Он сделал шаг назад, затем вперёд.
— Тогда бей, но честно!
Она кивнула. Последние секунды они не щадили друг друга. Удары шли, как слова. Каждый — признание. Каждый — попытка понять.
— Стоп! — выкрикнул тренер.
Маша тяжело дышала. Антон сел прямо на ринг, опёрся на канаты.
— Ты мог бы быть неплохим бойцом, — сказала она.
— А ты не таким страшным, как притворяешься.
Она села рядом. Молча. Потом рассмеялась.
— Я правда тебя ударила.
— Я знаю. И это лучшее, что ты могла сделать.
Она посмотрела на него. Долго. И, может быть, впервые, без защиты.
— Ты не уйдёшь?
— Не уйду. Даже если придётся снова выходить на ринг.
— Тогда держи руку на пульсе. Я не из тех, кто сдаётся.
— Я не ищу лёгких боёв.
Они остались сидеть там, среди звука мешков и стонов груш, рядом, вдвоём.
Дождь моросил с самого утра. Холодными каплями, равномерно, упрямо. Город выглядел смазанным, как картинка на стекле, по которому провели пальцем. Внутри спортивного зала воздух был густым, будто наэлектризованным перед грозой.
Маша вбежала внутрь, стягивая капюшон. Волосы мокрые, дыхание резкое. Плечи подняты, как у бойца, ещё не начавшего бой, но уже готового к боли.
— Опоздала, — буркнул тренер, даже не поднимая головы, только взглянул на часы.
— На десять минут, — отрезала Маша, не сбавляя шага. — Компенсирую интенсивностью.
Она не шутила. Уже через пятнадцать минут мешок стонал от её ударов. Ритмично, жёстко, с хрустом бинтов и глухим эхом по залу. Она била не мешок. Она била тишину. Память. Сомнения.
Антон вошёл тихо. Остановился у стены. Серый свитер, джинсы, в руках зонт. Влажные волосы падали на лоб. Он смотрел, не вмешиваясь. Только наблюдал и чувствовал, как в каждом её ударе звучит не техника. Она бьёт не по мешку, а по воспоминаниям. По страхам. По прошлому.
— Ты сегодня рвёшь воздух, будто он в чём-то виноват, — произнёс он, подходя ближе.
— Может, и виноват, — ответила она, не оборачиваясь. — Ты зачем тут?
— Ты сегодня рвёшь воздух, будто он в чём-то виноват, — сказал он наконец, подходя ближе.
— Я пришёл потому, что ты не отвечала. Я волновался.
— Удивительно, — её голос был сух, как наждачка. — А я думала, ты занят на своих очередных вечеринках. С Анной. С мажорами. С теми, кто играет в чувства по правилам.
— Я не об этом сейчас.
— А о чём, Волков? О том, как удобно всегда все контролировать? Как ты всё просчитываешь? А меня нельзя просчитать, я за рамками.
Он подошёл ближе. Молчал секунду. Потом сказал тихо:
— Я не хочу тебя контролировать. Просто мне нравится быть с тобой рядом. Ты настоящая. Без фильтров.
Маша остановилась. Обернулась. в ее взгляде не было злости,только усталость и обида.
— Ты пришёл не потому что хочешь быть со мной. Ты пришёл, потому что боишься потерять контроль над собой. Ты не знаешь, как чувствовать и это тебя пугает.
— Меня пугает не это. Меня пугает довериться кому-нибудь, — сказал он, сжав кулаки.
— Тогда победи это!
— Ладно. — Он кивнул. — Что мне сделать?
— Перестань бояться быть настоящим. Сними броню.
Он усмехнулся. Неуверенно, будто сам не понял, смешно это или страшно.
— Ты правда хочешь, чтобы я снял броню?
— Я хочу, чтобы ты почувствовал, как бьёт жизнь. Без сценария. Без права на отступление. Просто будь. Без анализа. Без поз. Без мажорства.
Он посмотрел на неё и понял. Она не просила слабости. Она просила искренности, без щитов.
Он кивнул. Снял куртку. Подошёл к рингу. Перелез. Без лишних слов.
— Сейчас? — спросил он.
— Сейчас, — кивнула она.
В зале остались только они. Тренер молча следил за ними с другого конца. Мешки больше не гремели. Всё стихло. В воздухе висело что-то невидимое, важное.
— Обещаешь не жалеть? — тихо спросил Антон, становясь напротив.
— А ты?
Он улыбнулся. Без вызова. С доверием.
— Начинай.
— Обещаешь не жалеть? — спросил Антон, становясь напротив неё.
— А ты? — прищурилась Маша.
Он улыбнулся:
— Начинай.
Она ударила первая. Он ответил. Не уверенно, не резко, но искренне. И в этом обмене не было злости, только правда, только то, что не помещается в слова.
Несколько минут и всё закончилось. Они не считали очков. Они просто были. Вместе. Настоящие.
А потом Антон исчез.
Вечер был на удивление тёплым. Воздух пах асфальтом после дневной жары и чем-то неуловимо тревожным. Маша шла по набережной быстро, с опущенными плечами. Неделя прошла с тех пор, как Антон исчез из её жизни. Он больше не звонил и не писал. В универе они конечно встречались каждый день, но разговоры не клеились, и было видно, что Антон напряжён.
А ещё вокруг него постоянно крутилась Анна. Это было странно. Маша думала, что они растались. По крайней мере Антон именно так и сказал. Но сейчас похоже, что мажорка хочет вернуть своего бывшего парня. Маша не могла понять хочет ли этого Антон, хотя честно признаться, она вообще его не понимала. Неужели всё было игрой? И слова, и взгляды, и их спарринг? Было обидно, но Маша сильная, она выбросит Волкова из головы.
И вот сейчас идя по набережной, она размышляла как быть дальше. Антон звонил— она сбрасывала. Писал — не читала. Но он не сдавался.
И он появился.
— Маша! — Голос сзади заставил её остановиться.
Она не обернулась сразу.
— Антон, мне не о чем с тобой говорить.
— Тогда просто послушай. Без споров. Без анализа. Я не эксперт сейчас, я человек. Который облажался.
— Облажался? — Она повернулась. Взгляд — острый. — Ты сломал то, что едва начало складываться. Я тебе поверила. А потом ты исчез.
— Я испугался. Да. Я испугался того, что чувствую к тебе. Того, как сильно ты влияешь на меня. Это было... чересчур.
Маша вздохнула, шагнула к парапету. Смотрела на воду.
— Мне не нужен идеальный. Мне нужен настоящий. А ты прячешься за рассуждениями и логикой. За дистанцией. Ты привык контролировать всё, привык к мажорной жизни. А я — не формула, Антон. И не проект. Я — живая.
Он подошёл ближе, но не слишком.
— Ты права. Я привык к структуре. К безопасности. А ты — ураган. И я хочу быть внутри него, а не убегать. Я правда хочу это изменить.
— А ты уверен, что тебе нужно это — я, со всеми моими шипами?
— Да. — Он смотрел в её глаза. — Даже если больно. Особенно если больно. Потому что ты настоящая.
Маша медленно повернулась к нему лицом.
— Тогда докажи. Не словами. Я больше не верю словам.
Он кивнул.
— Вызови меня на бой.
Она удивилась.
— Что?
— На ринге. Один на один. Я хочу быть с тобой — значит, должен пройти через твою реальность.
Маша смотрела на него долго. Потом — кивнула.
— Завтра в клубе. В десять вечера. Без опозданий.
— Буду.
Она уже уходила, но обернулась на секунду:
— Ты понимаешь, что это опасно?
— Понимаю, — сказал он.
Он смотрел ей вслед. Она уходила быстро, с прямой спиной. А внутри него что-то сдвинулось. Впервые — не страх. Не расчёт. А желание по-настоящему быть рядом.
Трещина в старой броне. Первая. Но достаточная, чтобы начать.
Клуб был ещё полупустым, народ начинал только подтягиваться. Маша стояла у ринга, заклеивая запястья лентой. Антон пришёл раньше, чем она ожидала.
Он был в футболке и спортивных штанах. Без защиты, только руки перемотаны бинтами.
— Пришёл, — сказала она, не оборачиваясь.
— Не мог не прийти.
— Страх не заставил сбежать?
— Я боюсь. Но не уйду.
Она посмотрела на него. Глаза — спокойные, но сосредоточенные. Он смотрел в ответ, не отводя взгляда.
— Наш бой в десять — кивнула она на ринг и пошла в раздевалку. Антон остался стоять на месте. Боялся ли он? Немного! Он видел Машу в бою. Это не девочка, это машина. Машина для убийства и сегодня она будет убивать его. Или не будет?
Прозвучал гонг. Они стояли напротив друг друга. Толпа свистела и что-то кричала, что Маша не вникала что именно. Сейчас существовали только они двое. Она внимательно смотрела на Антона. Он поднял кулаки, копируя стойку Маши. Не долго думая она пошла в наступление. Удары посыпались один за другим. Антон отбивался как мог и ему даже удалось пару раз нанести удар.
Первые минуты они обменивались сильными ударами, но вскоре сила ударов начала затихать. Бой стал походить на развогор, а удары на реплики.
— Почему это так важно для тебя? — спросил он, уклоняясь от её бокового.
— Потому что здесь я себя чувствую. Без фильтров. Здесь я — я.
— А со мной ты кем себя чувствуешь?
Она не ответила. Вместо этого резко пошла вперёд. Серия ударов — точных, выверенных. Один попал в плечо, другой — в бок. Антон зашипел, но удержался на ногах.
— С тобой я всё ещё не знаю, кто я. — Её голос дрогнул. — Но я хочу это выяснить.
Антон шагнул вперёд:
— Тогда не отпускай. Ни на ринге, ни вне его.
Маша посмотрела в его глаза. И, впервые за долгое время, в них не было страха. Только честность. Только он.
И тут прозвучал гонг.
— Ладно. Раунд два? — усмехнулась она.
— Всю жизнь, если нужно.
Они начали сначала. Но уже не как соперники. Как двое, которые ищут правду — через боль, через дыхание, через шаг вперёд. При этом Маша наносила удары, не щадя Антона. Завтра его тело будет ныть. Но это будет завтра. А сегодня есть только он и она.
Шум воды заглушал всё. Будто мир за пределами душевой растворился, осталась только эта теплая стена капель, бьющих по коже, как гулкое эхо собственных мыслей. Антон стоял под струёй, не двигаясь. Вода текла по шее, стекала по плечам, омывала синяки и ссадины. Но он не чувствовал ни боли, ни температуры. Только пульс в висках и голос Маши, какие-то обрывки фраз, интонаций, дыхания, которое он запомнил лучше, чем хотелось бы.
Тело ноющее, мышцы дрожат. Но внутри было странное, тихое облегчение. Он выстоял. Пропустил удары, но остался. Позволил себе быть слабым.
Когда он вышел из душевой, волосы ещё капали, майка прилипала к плечам. Свет в раздевалке был тусклый, но он сразу заметил Машу. Та сидела на скамье, уже переодетая, в спортивных легинсах и чёрной толстовке, с полотенцем на плечах. В руках держала пластиковую бутылку с водой. Она не сразу посмотрела на него, но, когда взглянула, в её глазах мелькнула насмешка, тёплая, спокойная.
— Не умер? — спросила она.
— Почти, — выдохнул он и опустился рядом. — Но вроде жив.
— Ты был не плох. Даже пару раз попал. По-настоящему, не случайно.
— Я старался, — криво усмехнулся он. — Не хотелось выглядеть совсем уж беспомощным.
Маша сделала глоток воды, затем сказала спокойно:
— Беспомощность не всегда является слабостью. Если ты не прячешь её, если не врёшь себе, что всё в порядке.
Антон повернулся к ней. Смотрел внимательно, будто искал подтверждение, что она говорила всерьёз.
— Ты правда хочешь, чтобы я был таким? Беспомощым, иногда, растерянным и даже нелепым?
Она задумалась на секунду, потом пожала плечами.
— Я не хочу. Просто принимаю. Это разное. Не надо быть героем или сильным каждую минуту. Хочешь — оставайся. Боишься — уходи. Но, прошу, не пытайся быть кем-то другим ради меня. Мне это не нужно.
Повисла тишина. Тепло душа выветрилось, на плечи легла прохлада.
Антон опустил глаза. Потом произнес тихо, но твердо:
— Я остаюсь.
Она посмотрела на него. Долго. Без иронии, без привычного сарказма. Её губы дрогнули, и появилась улыбка. Настоящая. Без маски.
— Тогда вставай, — сказала она. — Мы идём пить кофе. Ты мне ещё должен объяснить, почему у тебя в телефоне есть список «вещей, которые могут свести Машу с ума».
Антон застыл.
— Это... эм... научный эксперимент?
— Антон!
Он поднял руки в жесте капитуляции:
— Ладно. Это был план, на случай, если ты меня не простишь. Я не знал, как тебя вернуть, так что решил подготовиться.
Маша рассмеялась Звонко, с тем светлым оттенком, которого он раньше никогда не слышал.
— Ладно, учёный. Потом покажешь, но сначала кофе. Без теорий, без таблиц, без формул. Просто кофе.
Они вышли вместе. Без громких слов, без пафосных жестов. Не держались за руки. Но шагали синхронно, в каком-то общем ритме, что-то между ними стало ближе.
Они шли по улице в сторону кафе. Было рано — город только просыпался. Машины ехали лениво, прохожие выглядели сонными. Воздух ещё хранил ночную свежесть. Маша шла, положив руки в карманы куртки, Антон держал шаг рядом, чуть коснувшись плечом её плеча — как бы случайно, но не совсем.
— А ты правда хранишь список? — спросила Маша, подтягивая резинку на запястье.
— Конечно. Там всё: "не подходить сзади, когда она в наушниках", "не спорить про кофе — просто заказать ей чёрный, без сахара", и — мой любимый — "не умничать, когда она злится".
— Ага. И ты всё это записывал, потому что?.. — Она прищурилась, бросив на него быстрый взгляд.
— Потому что я хотел понять. Не навязать, не изменить. Просто понять тебя. Своим способом.
— Угу. Способ академика. С блокнотом. — Маша фыркнула, но глаза её смягчились. — И ты серьёзно думаешь, что списки помогут тебе справиться со мной?
— Нет. Но они помогают справиться со мной. С тем, как я привык всё систематизировать, чтобы не бояться.
— Бояться чего?
— Того, что не смогу удержать то, что для меня важно. Тебя.
Она на секунду замерла. Потом отвела взгляд:
— Я не вещь, Антон. Меня не удерживают. Со мной идут рядом. Или не идут вовсе.
Он кивнул:
— Я не хочу удерживать. Хочу идти. Пусть и местами в темноте.
Они вошли в кафе. Было почти пусто. Заказали кофе и сели у окна. За стеклом медленно начинал моросить дождь.
— Антон, а ты знаешь, что у тебя тоже есть слепые зоны? — сказала она, глядя на улицу.
— Например?
— Ты не умеешь просить. Ни о помощи, ни о поддержке. Ты всё держишь в себе, будто боишься быть слабым. И ты боишься отца и поэтому поступил на экономический.
Он замолчал. Потом медленно кивнул:
— Да. Потому что меня учили быть решением, а не проблемой. Уязвимость — это роскошь, которую я себе не позволял.
— А сейчас?
— Сейчас... я учусь. Медленно. С тобой. Через ошибки, через страх. Через твои удары.
Маша усмехнулась:
— Жаль, нельзя решать душевные конфликты серией боковых.
— Может, и можно, — усмехнулся он. — Но я рад, что ты не пустила меня в нокаут.
— Не сегодня.
Они оба засмеялись. На миг стало по-настоящему тепло. Как будто всё напряжение растворилось в этом утреннем разговоре.
Пауза. За окном пробежала собака в зелёном жилете.
— И ты можешь мне сказать, когда тебе плохо? Когда страшно? — тихо спросила она.
Он посмотрел на неё. Медленно потянулся, взял её ладонь. На этот раз — не случайно.
— Могу. Но только если ты тоже перестанешь притворяться, что тебе всегда ничего не нужно. Мы оба знаем, что это не так.
Маша вздохнула:
— Ладно. Справедливо. Договор?
— Договор.
Он чуть сжал её руку. Она не отдёрнула. Наоборот — ответила тем же.
Они выпили кофе молча. Но это молчание было не пустым, а полным. Как мост, перекинутый через пропасть. Никаких слов больше не требовалось.
После разговора в кафе что-то изменилось. Не кардинально, но ощутимо. Как будто между ними прошёл ток — не обжигающий, а проясняющий. Маша стала чуть мягче в словах, а Антон чуть внимательнее в паузах. Но воздух по-прежнему хранил напряжение, как перед грозой.
Они снова тренировались в зале — вечером, когда почти все уже ушли. Свет был приглушённый, окна запотели. Маша разминалась у зеркала, растягивая плечи и разминая шею. Антон проверял перчатки, стараясь не смотреть на её отражение — и всё равно ловил взгляд.
— Ну что, профессор, готов? — сказала она, поворачиваясь к нему и надевая капу.
— Как никогда, — ответил он, натягивая перчатки. — Только, пожалуйста, не ломай мне рёбра. У меня завтра пара по английскому. Мне ещё зачёт сдавать.
— Ага, а у меня — спарринг с реальностью. Давай, вставай в стойку.
Они сошлись на ринге. Первый раунд был как разведка — осторожные удары, проверки на реакцию. Но постепенно темп ускорялся.
— Ты стал резче, — сказала Маша, уворачиваясь от джеба. — Раньше ты медлил.
— Я раньше боялся, что задену тебя.
— А теперь?
— А теперь — ты сама сказала, не щади. — Он провёл апперкот в воздухе, не касаясь, но достаточно близко.
Она усмехнулась:
— Вот теперь узнаю. Смелый. Даже дерзкий.
— А ты? Что изменилось в тебе?
Маша опустила руки, и на мгновение бой замер:
— Я перестала драться со всеми, кроме тебя. Раньше мне казалось, что весь мир — противник. А теперь... теперь я выбираю, кого пускать ближе. Даже если страшно.
Он кивнул и поднёс перчатку:
— Тогда я твой спарринг-партнёр. На ринге и за его пределами.
Она хлопнула по его перчатке:
— Только не расслабляйся. Я не мягкая подушка.
— Никогда и не думал. Ты — линия огня. Но, знаешь... иногда именно огонь греет лучше всего.
Второй раунд был жёстче. Удары стали увереннее, шаги точнее. В одном моменте Антон пропустил в корпус и отступил, задыхаясь.
— Ты как? — Маша склонилась, с трудом скрывая беспокойство.
— Жить буду. И, кажется, я понял, где мои настоящие слабости.
— Где?
Он взглянул прямо ей в глаза:
— Там, где ты.
Маша задержала взгляд на нём, дыхание сбилось. Он снял пеперчатки и подошёл ближе. Она не отступила. Лицо её было близко, как никогда. Он наклонился — медленно, давая ей время отстраниться. Но она не сделала ни шага. Только посмотрела ему в глаза, будто разрешая.
И он поцеловал её.
Поцелуй был не яростным, а осторожным — как первое прикосновение к огню. В нём было всё: недосказанное, прожитое, выстраданное. Маша вздохнула, положив руки ему на грудь — не отталкивая, а принимая. Их дыхание слилось в одно. Всё, что было до этого — слова, удары, страхи — растворилось.
Когда они отстранились, оба молчали.
— Теперь точно спарринг за пределами ринга, — пробормотал Антон, улыбаясь.
— Молчи, пока не испортил момент, — прошептала Маша и коснулась его щеки.
Они стояли в тишине. И эта тишина была громче любого аплодисмента.