ЛИН МЭЙ
Ритмичный стук моих пальцев по клавиатуре сливался с вечным, гулким дыханием Шанхая, проникавшим сквозь стекла редакции «Криминального Китая». Какофония сигналов такси, голосов уличных торговцев, мерцание неоновых вывесок, отражающихся в лужах на асфальте – всё это было фоном моей жизни. Сегодня я снова погрузилась в липкую, мрачную историю о кражах органов у бездомных, процветающих в тенях Пудуна. Я уже год как работаю журналистом. Мои репортажи острые, безжалостные, иногда даже циничные. Я не ищу славы, я ищу правду. Пусть даже отвратительную. Это мой способ сопротивляться миру, который когда-то отобрал у меня всё...
«…полиция пока не нашла следов преступников, однако источник, близкий к следствию, утверждает, что группировка действует с поразительной дерзостью и профессионализмом, оставляя после себя лишь кровавые следы и бездыханные тела…» – печатала я, чувствуя привычный прилив адреналина. Моё сердце билось ровно, разум оставался холодным, отстранённым. Я была наблюдателем, хроникёром, но никогда не частью этих кошмаров. По крайней мере, так мне всегда казалось.
У меня не было семьи. Мои родители, чьи лица я помнила лишь по выцветшим фотографиям, были убиты, когда мы с Тао, моей младшей сестрой, были тогда совсем маленькими. Нас воспитала бабушка, сильная, мудрая женщина с глубокими морщинами, полными историй и потерь. Она была нашим стержнем, нашим единственным светом. Но и её год назад забрала безжалостная болезнь, оставив меня единственным живым родственником для сестры. Я была старшей, той, кто должен был защищать, оберегать, быть сильной. Это был мой священный долг. Тао – моё единственное напоминание о том, что когда-то в моей жизни было не только горе. Она была моим хрупким, солнечным цветком, моей полной противоположностью: лёгкой, мечтательной, доверчивой, абсолютно неприспособленной к жестокости этого мира. Моё сокровище. И я оберегала её с яростью тигрицы…
Мой взгляд скользнул по часам на мониторе.
Семь вечера.
Тао должна была давно прийти домой из университета и отписаться мне. Обычно в это время она уже варила свой любимый рис с овощами или залипала на диване, обсуждая по телефону с подругами последние сплетни. Она всегда предупреждала меня, если задерживалась, даже на десять минут.
А сегодня – тишина.
Сердце сделало какой-то странный, неприятный кульбит, словно предчувствуя неладное. Я тряхнула головой, пытаясь отогнать дурные мысли. Наверняка просто забыла зарядить телефон, или зависла с друзьями за чашкой бабл-ти в любимой чайной… Но эта мысль не принесла утешения. Вместо него возник холодный, липкий страх, который начал медленно обволакивать меня, сдавливая грудь.
Я набрала её номер.
Длинные, тягучие гудки. Никто не ответил. Попробовала снова. То же самое. Мои пальцы, до этого так уверенно бегавшие по клавишам, теперь были вязкими и непослушными. Что-то было не так. Моё журналистское чутье, годами отточенное на самых отвратительных историях Шанхая, вдруг пронзило меня ледяным осознанием. Это был не просто забытый телефон. Это было предвестие беды.
«Черт бы побрал эти проклятые органы!» – выругалась я вслух, оттолкнув стул. Статья перестала существовать. Все мысли были только о Тао. Я быстро набрала сообщения: «Где ты?», «Ответь!», «Я начинаю волноваться!».
Но ответа не последовало.
Только мёртвая тишина, которую я чувствовала даже через экран.
Ноги сами понесли меня к выходу из редакции. Я практически бежала по шумным улицам, обгоняя пешеходов, лавируя между такси и мопедами, которые неслись мимо, словно огненные стрелы. В голове набатом стучала только одна мысль – Тао... Что если… Что если с ней что-то случилось? Это было иррационально, но холодный страх уже парализовал меня изнутри, обволакивая своими ледяными щупальцами.
Квартира, которую мы делили с Тао, располагалась в старом, но уютном районе, с видом на маленький парк, где по утрам старики занимались тайцзицюань[1]. Дверь, которую я так бережно запирала, теперь казалась хрупкой преградой перед нависшей угрозой. Ключ дрожал в замке, когда я, запыхавшись, влетела внутрь.
Тишина.
Гнетущая, оглушающая тишина. Ни звука. Ни намека на присутствие девушки.
На лбу проступил пот. Куртка Тао не висела на вешалке. Её любимые, немного потрёпанные кеды не стояли у двери. На кухонном столе не было её обычного вечернего беспорядка: чашки из-под чая, раскрытой тетради с планами на следующий день, недоеденного печенья… А на тумбочке в спальне лежал её телефон, который то и дело мерцал уведомлениями о моих пропущенных звонках.
Чёрт! Она никуда без него не ходит! Здесь точно что-то не так!
Я набрала номер её лучшей подруги Сяо, с которой Тао почти всегда проводила вечера.
– Лин Мэй? Тао? Она сегодня не приходила к нам. Мы договаривались на завтра. Что-то случилось? – голос Сяо был полон искреннего беспокойства.
– Чёрт, чёрт, чёрт! – ударила я кулаком по стене. Боль была слабой, незначительной по сравнению с разрывающей меня тревогой. Стены квартиры, видевшие столько наших с Тао радостей и печалей, теперь казались мне равнодушными и глухими, безмолвными свидетелями моего нарастающего отчаяния.
Паника трансформировалась в холодную, обжигающую ярость. Моя маленькая, беззащитная Тао… если кто-то посмел её тронуть…
ЛИН МЭЙ
Я вернулась в редакцию. Ночь уже накрыла Шанхай своим бархатным покрывалом, но огни города горели ярче обычного, словно пытаясь прогнать тьму, которая, казалось, начала сгущаться вокруг меня. Редакция была почти пуста, лишь несколько трудоголиков, вроде меня, досиживали свои часы, подсвечивая лица экранами мониторов.
Я прошла к своему столу, чувствуя себя так, словно меня вывернули наизнанку. На мгновение мне захотелось просто рухнуть и заплакать, дать волю эмоциям, но я не могла. Тао нуждалась во мне. Она нуждалась в той Лин Мэй, которая не боялась ничего, которая могла найти выход из любой ситуации. Мой разум лихорадочно думал над планом действий. Полиция бессильна, или просто ленива. Значит… мне придётся брать всё в свои руки.
Моя работа в криминальном журнале давала мне не только доступ к информации, но и к людям, которые могли её достать. И, что важнее, к нашим архивам. Я знала, что у старого Чэня, нашего бессменного редактора, был целый архив нераскрытых дел, которые полиция «забывала» или откладывала в долгий ящик. Он называл его «кладбищем надежд». И там наверняка были зацепки по этим исчезновениям. Чэнь сам был бывший полицейский, отставник, который не мог жить без своего рода справедливости. Он хранил всё, что могло пролить свет на тени Шанхая.
Я направилась в заднюю часть редакции, где находился наш архив, больше напоминающий кладовку. Дверь скрипнула, открываясь. В нос ударил запах старой бумаги, пыли и чего-то заброшенного, заплесневелого.
Я включила тусклую, мерцающую лампочку, осветившую ряды коробок, папок, газетных вырезок, сваленных одна на другую, от пола до потолка.
ЛИН МЭЙ
Древний иероглиф, высеченный на щербатом камне, словно прирос к моей памяти. Он был похож на рисунок паутины, запутанной, мистической, но в то же время отталкивающе чёткой. Мои пальцы дрожали, когда я доставала телефон, чтобы сфотографировать его. Я наклонилась ниже, позволяя фонарику выхватить каждую неровность. Мозг лихорадочно перебирал образы. Этот символ не принадлежал ни одному из знакомых мне китайских диалектов, ни современному, ни древнему. Он казался чужим, вырванным из контекста, словно кто-то или что-то оставило здесь свой след тысячи лет назад. Или, что гораздо страшнее… совсем недавно.
Оглядевшись ещё раз по сторонам, я убедилась, что в этот мёртвый час в лабиринте узких переулков старого города Шанхая не было ни души. От этого места веяло не только вековой пылью, но и какой-то необъяснимой, гнетущей энергией.
Я села на свой мотоцикл и помчалась домой.
Мысли метались в голове, перемешиваясь с шумом ветра и рёвом двигателя. Кто ты, человек-тень? Что это за символ? Как это связано с исчезновением Тао? И почему я чувствую, что это всё намного глубже, чем обычное криминальное дело? Интуиция кричала мне, что я стою на пороге чего-то жуткого, чего-то, что выходило за рамки моего обычного, циничного понимания мира. Мой Шанхай, город, который я считала изученным вдоль и поперёк, вдруг обнажил свои клыки, показал свою истинную, мрачную личину.
Добравшись до квартиры, я влетела внутрь, едва не снеся дверь с петель.
– Тао! Тао! – выкрикнула я в надежде, что у меня всего лишь паранойя, и моя маленькая сестрёнка давно спит в своей постели. Каждый нерв моего тела был натянут до предела, ожидая ответа, какого-то шороха, движения. Но как я и боялась, Тао не вернулась домой. Тишина была оглушительной, мёртвой, словно сама квартира затаила дыхание. Её комната была всё так же пуста, застеленная постель – нетронута. Ничего не изменилось.
Я включила ноутбук. Пальцы дрожали, когда я уже хотела вбить в поисковую строку изображение незнакомого иероглифа. Мне нужно было разгадать эту загадку, я чувствовала, что она — ключ ко всему. Но не успела я нажать кнопку «Enter», как раздался глухой, раскатистый гул. Сначала он был низким, едва ощутимым. Потом усилился, превращаясь в громогласный рокот. Монитор замерцал, лампочка на потолке принялась бешено мигать.
– Что за чёрт? – пробормотала я, прежде чем квартиру тряхнуло с такой силой, что я едва удержалась на ногах. Книги посыпались с полок, чашка на столе подпрыгнула и разбилась.
Землетрясение!
Шанхай, город, стоящий на болотах, не был подвержен таким катаклизмам. Это было… противоестественно.
В следующее мгновение вырубилось электричество.
Погас свет.
Ноутбук замер.
Интернет исчез.
Телефон, разряженный в ноль после моего лихорадочного поиска Тао и разговоров с её подругами, теперь был бесполезным куском металла. На меня обрушилась абсолютная, непроглядная темнота. Гул затих, сменившись жуткой тишиной и шорохами. Это было не просто отключение света – город погрузился во мрак. Я выглянула в окно: неоновые огни, что обычно заливали Шанхай, погасли. Только призрачные очертания небоскрёбов маячили на фоне едва различимого звёздного неба, которому каким-то образом удалось пробиться сквозь смог.
Всё против меня.
Каждая преграда, каждая мелочь, словно сговорилась, чтобы остановить меня, отнять у меня драгоценное время. Меня накрыла волна беспомощности. Она была хуже, чем страх. Я почувствовала себя загнанной в угол, обезоруженной. Разъярённая до предела, я не знала, куда деть свою энергию, свой гнев. Единственное, что оставалось – это попытаться смыть с себя этот липкий страх, эту гнетущую неопределённость.
Я поплелась в ванную, на ощупь найдя дорогу в кромешной темноте. Их тумбы я достала пару толстых ароматизированных свечек и зажгла их. Замерцал тусклый, но всё же хоть какой-то свет. Я включила душ, и тёплые капли обрушились на моё тело, смывая с меня пыль, пот и, как я надеялась, хоть часть отчаяния. Я стояла под ними, запрокинув голову, позволяя воде стекать по лицу, по волосам. Мои руки поднялись, и я начала медленно, чувственно гладить своё дрожащее тело. Каждая клеточка кожи, каждый мускул отзывались на прикосновения, пытаясь найти утешение, забыть о нависшей угрозе. Я чувствовала свои ключицы, напряжённые мышцы плеч, тонкие косточки запястий. Это было моё тело – сильное, выносливое, но сейчас такое хрупкое перед лицом неизвестности.
Мысли о Тао пронзали меня болью. И о нём... О том проклятом маньяке с фотографий. Его тёмные глаза, его безразличное лицо, его тень, скользящая рядом с моими сёстрами по несчастью. Я представляла, как его руки могли бы коснуться Тао, и меня охватывала такая ярость… Она обжигала сильнее горячей воды. Я должна его найти. Должна. А когда найду… Я не буду нежной. Тогда я не буду дрожать…
Выйдя из душа, я завернулась в полотенце, но усталость, накопившаяся за эти два кошмарных дня, навалилась на меня всей своей тяжестью. Мозг отказывался мыслить. Тело отказывалось подчиняться. Я рухнула на диван в гостиной, едва успев завернуться в плед, и мгновенно провалилась в тяжёлый сон.
ЛИН МЭЙ
Несколько часов пролетели, словно мгновение. Мозг, измотанный бессонницей, тем не менее, работал на пределе, выплёскивая на экран слова, яростные, цепкие, как ядовитые шипы. Статья получилась даже лучше, чем обычно, пропитанная моей внутренней болью и гневом. Я почти закончила, когда почувствовала лёгкое прикосновение к своему плечу.
– Лин Мэй. Ты выглядишь так, будто сражалась с драконом и проиграла.
Я подняла голову. Передо мной стоял Чжи-Мин, наш штатный красавчик, автор рубрики о светской хронике, которая всегда почему-то оказывалась в нашем криминальном журнале. Он был высоким, с модельной внешностью, аккуратной прической и неизменной белоснежной рубашкой, которая каким-то чудом оставалась незапятнанной даже в редакции. И в руках у него был стаканчик из «Старбакса».
– Кофе? – предложил он, и его улыбка была такой же безупречной, как и рубашка. Он уже пару месяцев подкатывал ко мне, оставляя милые записки, предлагая помощь, а иногда и просто приносил мне обед. Но я всегда была слишком поглощена работой, чтобы думать о личной жизни. И уж тем более о таком… холёном парне, как он. Моя жизнь была грязью и кровью, а его – глянцем и софитами.
Но сейчас… Сейчас я с радостью приняла из его рук стаканчик и сделала живительный глоток. Кофе был крепким, горячим, с нужной дозой сахара и молока. Он словно вливал в меня жизнь.
– Ммм… – выдохнула я, почти застонав от удовольствия.
Парень, судя по всему, принял это за зелёный свет. Его глаза заблестели.
– Лин Мэй, я понимаю, ты занята, но… может быть, после работы, мы могли бы… поужинать вместе? У меня есть бронь в одном месте на набережной, там, знаешь, огни города…
Я нахмурилась. Огни города снова сияли за окном, их яркие вспышки отражались в стёклах соседних небоскрёбов. Но для меня они были лишь декорацией к нарастающей драме. Мысли о романтическом свидании с кем бы то ни было казались мне кощунственными, издевательскими в моём положении.
– Чжи-Мин, ты… очень мил, – начала я, пытаясь подобрать слова. Он действительно был мил. И красив. И внимателен. Но не сейчас. – У меня сейчас ЧП в семье, очень серьёзное. Я не могу. Просто… не могу.
Я взглянула ему в глаза, пытаясь донести всю плачевность своего положения.
– Но… как только всё закончится, я обязательно схожу с тобой куда-нибудь. Хорошо?
Он кивнул. Его улыбка немного померкла, но в глазах мелькнуло понимание. Он не стал настаивать, за что я была ему бесконечно благодарна.
– Хорошо, Лин Мэй. Я буду ждать. Надеюсь, у тебя все наладится.
Он похлопал меня по плечу и отошёл, оставляя меня в одиночестве с моими мыслями.
***
Дело близилось к вечеру. Я сдала статью. Чэнь пробежался по ней глазами, и его суровое лицо смягчилось.
– Отличная работа, Лин Мэй. Как всегда. Можешь быть свободна.
Я лишь кивнула, не чувствуя никакой радости или удовлетворения. Моя душа рвалась наружу. Я быстро накинула куртку, схватила заряженный мобильник и вышла на улицу. Второй день подходил к концу. Оставались считанные часы, прежде чем я смогу вернуться в полицию.
Но ждать я не могла. Не могла сидеть сложа руки. Я знала, куда направлюсь сегодня. А именно – исследую место, где видели в последний раз другую девушку – Мэйлин, официантку. Она исчезла недалеко от своей квартиры, в районе старого рынка. Это было чуть дальше от первого места, но всё ещё в пределах Наньши.
Мотоцикл снова ревел, неся меня сквозь привычно освещённый Шанхай, который теперь казался мне чужим и равнодушным. Но я намеренно выбирала самые тёмные, самые глухие переулки, куда едва проникал свет городских фонарей. Мне не нужен был свет. Мне нужна была именно тьма. Чтобы слиться с ней, чтобы искать того, кто, казалось, сам был её порождением. Район старого рынка был ещё более запутанным и заброшенным, чем тот, где я нашла первый иероглиф. Полуразрушенные торговые лавки, обшарпанные стены, увешанные выцветшими рекламными плакатами. Здесь пахло гниющими овощами, рыбой, мокрым камнем и бедностью.
Я достала фонарик.
Мои глаза, привыкшие к темноте, теперь замечали каждую деталь. Вот обрывок красной ленты, зацепившийся за ржавую решётку. Вот чья-то потерянная заколка для волос. Всё это могло принадлежать Мэйлин... Я прошла мимо закрытой лавки, в которой продавался чай. Затем свернула в ещё более узкий проход, где стены домов почти соприкасались. И там, на уровне глаз, на одной из старых деревянных балок я увидела его. Тот же самый иероглиф. Вырезанный тонко, почти незаметно, но с пугающей точностью. И снова это было словно паутина, словно нечто живое.
Я сфотографировала его несколько раз, с разных ракурсов.
– Сегодня надо обязательно его загуглить, – прошептала я, чувствуя, как меня снова наполняет адреналин. Теперь у меня было два одинаковых символа в разных частях старого города. Это не могло быть совпадением. Это был чей-то след. Его след.
Вдруг в темноте, за моей спиной, я увидела силуэт. Он стоял у входа в переулок, сливаясь с густой тенью. Но что-то в его позе, в его очертаниях мгновенно показалось мне знакомым. Его высокая, стройная фигура. Даже в этой кромешной темени старых улиц я почувствовала его присутствие, словно холодное дыхание на затылке. Это точно был он. Мужчина со снимков. Человек-тень.