— Северус! Открой!
Вопль за грохотом дождя и ударами кулаком едва слышался, но Северус его услышал. Сдавленно ругаясь, он поспешно закрутил тигелёк и понесся вон из подвала. В распахнутую дверь с хлещущими струями дождя ему на руки свалился Реги. Поймав падающего товарища, Северус вместе с ним опустился на пол, бережно придерживая голову и лихорадочно ощупывая доступные части тела — цел ли?
— Цел я, цел… — пропыхтел Реги, брызгая водой с губ. — Чуть не расщепился, конечно, но цел. Слушай, они такие холодные!
— Кто? — опасливо спросил Северус, прекращая ощупывать Регулуса.
— Инфери… — выдохнул тот. — Полное озеро этих тварей. Еле вырвался. Но медальон я добыл! Вот он. — С этими словами Реги протянул Северусу зажатый в кулаке кулон с цепочкой. Увидел вопрос в глазах и пояснил: — С первым планом я передумал — Кикимер слишком предан моей матери, может проболтаться и тем самым подвести весь род. Лорд никого не щадит… Северус, понимаешь, там, в озере… ещё и детские тела плавают, тоже инфери… А Лорд… пошел… к Поттерам…
Дыхание стало прерывистым. Северус склонился ниже, к самому лицу, заглянул в расширенные зрачки и всё понял.
— Рег, вот ты идиот… Ты сам его выпил, что ли?!
Осторожно опустив обмякшее тело друга на паркет, он вскочил и кинулся в подвал за противоядием. Что бы там Лорд ни приказывал, антидот он готовил к каждой отраве. Во избежание. И вот сейчас эта проницательность как никогда сыграла ему на руку — Регулусу он не даст умереть.
Так, склянка с противоядием, шприц, иглы… наберем десять кубиков… воздух прочь — и назад, в прихожую. Иглу Северус ввел в мышцу груди. Это троллье зелье на сердце воздействует в последнюю очередь: сначала вызывает жуткие галлюцинации вкупе с сильной жаждой, а уже потом паралич, который просто и банально останавливает сердце. По сути, оно — жидкий аналог отсроченной Авады. У него и цвет такой же — зеленый…
Вот так… Э-э-э, Реги, а куда это ты собрался, родной? Ну-ка задержись… С этими неторопливыми мыслями Северус сложил ладони в кулаки и, встав на колени, принялся вдумчиво делать массаж грудины, пытаясь заставить заработать заглохший мотор. И раз, и два, и три, и четыре… И раз, и два… Оп-па! Давай, дыши, братишка, дыши!
Снова Северус приподнял Регулуса к груди и крепко обнял. Тот дышал чаще и ровнее, с кротостью глядя перед собой, как всякий человек, перенесший клиническую смерть и заглянувший за Грань жизни. Слушая, как выравниваются сердце и дыхание, Северус с облегчением спросил:
— Так что там с Поттерами?
— А я не сказал? — Регулус удивленно вскинул глаза. — Лорд собрался идти к ним. Петтигрю донес на них, я подумал, что ты должен знать.
— Когда? — побелел Северус.
— Минут сорок назад. Я, кстати, этим воспользовался: Лорд пошел к Поттерам, а я к пещере за медальоном… Северус, прости!..
Но Снейп уже не слушал — опустив Рега на пол, он поднялся и выбежал в ночь под дождь. Трансгрессировав к Поттер-Хаусу, Северус отчаянно забарабанил в двери гигантского фамильного особняка. Открыли не сразу, а с английской чопорностью выждав положенный по этикету интервал времени.
— Чего изволите? — с холодной вежливостью осведомился дворецкий.
— Лили Поттер здесь? — срывающимся голосом крикнул Северус. — Скажите, что она здесь!
— Миссис Поттер находится с мужем.
— Где? Где они?!
— Не можем знать, сэр. — Дворецкий нахмурился. Северус тревожно глянул поверх его плеча в холл — где же Поттеры? Он полагал, что они здесь, в фамильной защищенной резиденции…
— Послушайте, они в беде. Темный Лорд отправился к ним. Пожалуйста, поверьте мне, это очень важно! Я должен знать, где они!
Северус был почти в отчаянии, и старый дворецкий это почувствовал, а видя глаза молодого человека, вдобавок и поверил. Не колеблясь больше, он позвал:
— Банти!
С громким хлопком рядом с ним выросла домовушка и покорно выслушала обращение старшего по хозяйству.
— Ты ведь относила миссис Поттер кое-что из вещей, которые она забыла при переезде? Помнишь адрес?
— Да, Банти помнит: Годрикова впадина, шестой дом на Окраинной улице, по соседству с особняком Бэгшот.
Едва дослушав, Северус кивком поблагодарил старого слугу и, развернувшись на пятке, трансгрессировал прочь. Помня о шумовом эффекте перемещения, он постарался выйти из подпространства как можно тише и ближе, но уже с дороги увидел, что опоздал. Поняла это и Банти, посланная следом за молодым человеком встревоженным дворецким. Моментально просканировав пространство, она прижала уши и тоненько вскрикнула, с ужасом глядя на второй этаж. Видя это, Северус ринулся в дом, надеясь ещё успеть, спасти, остановить…
Через тело Джеймса он перепрыгнул не глядя, найдя же лестницу, взбежал по ней, сердцем чувствуя, что опаздывает: деревянный стук упавшего мертвого тела был тому подтверждением, и зная, что Лили мертва, Северус с середины лестничной площадки запустил в спину Лорду невербальную Аваду. Ошметок души, вылетевший из тела, перехватила разъяренная Банти, тут же распылив его в чистом огне своей гневной эльфячьей магии. Краем сознания отметив её месть, Северус вошел в комнату и потерянно опустился на колени возле тела женщины. Опоздал. Не успел. Спасал Регулуса, а потом искал Поттеров не в том месте… Приподняв тело подруги, Снейп прижал её к себе и принялся укачивать, плохо соображая от потрясения.
— Зачем?.. Зачем ты переехала из защищенной резиденции Поттеров? — горько спросил он тишину.
— Дед из школы уговорил, — автоматом ответила Банти. — Говорил, что рядом с его домом они будут в безопасности, что он поставит самый надежный купол Защиты — Фиделиус… Вот только позволительно ли Банти высказать свое мнение? — Северус кивнул, и домовушка продолжила: — Защитой тут и не пахнет, Фиделиус поддельный, не тот…
В вылизанном доме Северусу не нравилось, но и захламить жилплощадь ему теперь не давали: брошенный фантик до пола не долетал — растворялся в воздухе. Банти бдительно следила за чистотой и порядком, не давая превратить холостяцкую обитель в свинарник.
Писать пальцем по пыльной столешнице Северуса отучили быстро. Да и как теперь попишешь, если пыли больше не было… Так что скрипи не скрипи желваками, а блокнотик для записей пришлось приобретать. К нему — карандаш и чистую ровную поверхность, которой теперь в доме было столько, что плюнуть некуда. В том числе и на пол. Грешно стало сорить и пачкать — настолько чистым он стал. А жаль, под коврик было так удобно сметать шелуху от семечек…
Вы не подумайте, Северус вовсе не был такой уж свиньей. Просто он за годы сначала с папой-вдовцом, а потом в одиночестве как-то попривык не обращать внимания на такие мелочи, как мусорное ведро. Ведь в лаборатории-то он поддерживал идеальную чистоту и порядок! Потому что капризные зелья не терпели разгильдяйства и за малейшую соринку не в том составе могли нехило наказать, так что лучше было перестраховаться и убить всех микробов в радиусе двадцати метров вокруг лаборатории, не то испортишь зелье случайным и неучтенным волоском там или пылинкой и пиши пропало, переделывай заново — вари новое зелье опять и …дцать часов!
С Регулусом они вполне ужились — чистокровный отпрыск древнего рода на удивление комфортно чувствовал себя в обычном маггловском доме, не испытывая ни малейшего дискомфорта от отсутствия магических штучек вроде говорящих зеркал и подвижных картин. Реги достаточно быстро сдружился с плитой, стиральной машиной и пылесосом; плита, кстати, сумела его удивить…
— Северус! Северус! Ты не поверишь! Ты это видел?!
С тихим ворчанием Северус вбежал в темную кухню, где перед плитой возбужденно приплясывал Регулус.
— Что? — спросил он, замирая на пороге.
— Огонь синего цвета! — восхищенно доложил Реги. — Нет, ты видел?! Синий, как мои глаза! Как такое возможно?
— Обыкновенно, — пожал плечами Северус. — Так горит бытовой газ.
— А почему у нас дома газовые рожки горят оранжевым? — Рег любопытно наклонил голову набок.
— У вас дома горит природный необработанный газ, — всё так же терпеливо пояснил Северус. — Он с примесью соли, потому и горит желтым цветом.
— Оу… — Рег отчего-то скис и вежливо поблагодарил друга, потом, желая сменить тему, спросил: — Как Гарри?
— Нормально, — хмыкнул Северус. — Пришлось припугнуть Дурслей тем, что у Поттера только темная родня осталась, но зато пацан теперь надежно спрятан у магглов, там его ни один волшебник не найдет. Школьный дед, — Северус кротко перекрестился, — не в курсе, где Петунья проживает. Ты извини, Реги, но про вас я сказал, что вы ужас какие темные, сплошь черные колдуны и бяки.
— А про Малфоев ты что сказал?.. — затаил дыхание Рег.
— А их я приписал к сатанистам и демонологам, — Северус скорчил скорбную гримасу. Рег так и покатился со смеху, хватаясь за кухонную стойку и счастливо похрюкивая.
— И не жалко?.. — выдавил он сквозь смех.
— Икота Люци не помешает, — фыркнул Северус. Протянув руку к косяку, он щелкнул по выключателю, и кухню залил яркий электрический свет. Регулус моргнул и посмотрел на огонь. Теперь кончики язычков стали бледно-оранжевыми — результат соединения углеводородов с воздухом, видимый при свете.
Северус с Регулусом вот уже несколько дней ждали, как разовьются события в магическом мире после падения Темного Лорда. Пока поступили только общие сведения: Пожирателей Смерти повсеместно отлавливали и пачками кидали в Азкабан, некоторых допросили. Двое, Розье и Уилкинс, оказавшие сопротивление при аресте, были убиты мракоборцами. Старик Генри ПоттерОтец Флимонта, дед Джеймса, прадед Гарри Поттера. начал судебную тяжбу с Альбусом Дамблдором, обвинив того в преднамеренном убийстве своего единственного внука. Дескать, если б он не сманил мальчика с молодой женой и ребёнком из родного дома, те были бы живы. Дамблдор, понятное дело, отбрехался, сказав, что хотел защитить Поттеров! Ой ли? Дядь, а ты не попутал? Не похоже, что Поттеры прятались! Вон, глядите, детку к бабке с дедом спихнули, а сами на вечеринку усвистели. Это называется «прятаться»???
Вот тут Дамблдору возразить было нечего, ибо сам голову сломал: как так вышло, что ребёнка дома не оказалось? Фиделиус? Не, не слышали. Дом был доступен всем и насквозь. Защитой там и не пахло. Пришлось закусить волосатую губу и признать, что напортачил, поставил слабый Фиделиус… Лучше уж в этом сознаться, чем допустить ненужные подозрения. Пусть люди думают, что он ошибся по старости лет, а не начнут догадываться о причастности Дамблдора ко всем событиям напрямую.
Люди, ожидающие яростного сопротивления со стороны старика, его бурных протестов с пеной у рта и битья пяткой себя в грудь, разочарованно стухли. У них аж челюсти попадали, получив вместо драки кроткое смирение невинного дедушки — божьего одуванчика: да-да, простите, не учел, не рассчитал, жалею, что так получилось с милыми и такими юными Джеймсом и Лили, эх-хе-хе-е-еее… Кто ж знал-то, что недобрый бяк именно в эту ночь припрется их убивать?..
Северус и Регулус мрачно переглядываются над столом — на этот раз старик выкрутился, спору нет. А доказывать, что это он Черную метку в небо запульнул, смысла не было — ещё отбрешется, что, дескать, для того призвал её, чтоб мракоборцы пошустрее скакали. Да и Северусу в таком случае придется признаться, что он там был. А ему этого совсем не надо, он вообще не при делах, не в курсах и вообще Лилю со школы не видел!
Застоявшееся снулое болотце в доме на улице с неромантичным названием «Паучий тупик» всколыхнула цапля, просочившаяся сквозь стену в один из промозглых вечеров, где-то на четвертые сутки после падения Того-Самого… Зависнув перед Регулусом, серебряная птица молвила ласковым и чарующим голосом:
Вот так два хитрых слизеринца создали совершенно очаровательную подлянку обеим сторонам: светлые считали героями Поттеров и воздавали им всевозможные почести, темные думали, что героем пророчества является Дамблдор, и с той же страстью почитали его старые кости, мечтая перемолоть их в костную муку…
А два хитрых слизеринца, разведя по углам ринга обе противоборствующие армии Света и Тьмы, беспрепятственно занялись своими делами. Беллочку они аккуратно просканировали, сначала милыми речами вызвав на разговор, потом развязав её язычок горячительными коктейлями, а когда она мило поехала, подлили ей три капельки Веритасерумчика, для полноты картины заглянув ей в память.
И увидели не только то, как Лорд ей чашу доверяет, но и как тот же Лорд у неё на глазах просит Люциуса припрятать в семейный сейф вот эту черную тетрадочку.
В-ва-ау-ууу! Вынырнув из памяти Беллы, два хитрых слизеринца с таким восхищением переглянулись поверх её кудрей, что не удержались и счастливо хлопнулись ладонями.
Итак, к одинокому медальону прибавились ещё два несомненных предмета — золотая чаша Пенелопы и дневник, а с ними пришло и понимание того, почему умница Том съехал мозгами до Темного Лорда.
Для создания крестража ритуал Раскола души проводится только один раз! Вот главное условие приобретения условного бессмертия. Помня это, Северус с Регом прошерстили хроники в поисках похожих прецедентов и нашли-таки три подобных случая.
Самый первый в мире крестраж был создан знаменитейшим тёмным магом Античности Герпием Злостным. Ныне либо уничтожен, либо был использован Герпием для воскрешения. Данные об этом, увы, отсутствовали.
Ко второму случаю относится Корнелиус Сиган — великий маг древности, живший в эпоху основания Камелота. Его крестраж был описан как пылающий синим пламенем сапфир размером с мужской кулак.
Третий случай был красочно описан в романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Здесь роль крестража играл зачарованный портрет, вбиравший в себя все пороки и проступки оригинала.
Конечно, последний не совсем крестраж, но очень близок по сути. В частности, сделка с Дьяволом, тот же раскол души, залог её взамен бессмертия. Но! Как показывают первые два случая, крестраж включается только после смерти своего создателя и никак иначе! И он должен быть один, а не три или больше. Ведь при создании одного-единственного крестража в прочный сосуд — обычно это какой-нибудь драгоценный камень — вкладывается душа умершего. Одна. Целая. Не расколотая. А если ты продолжишь что-то там мудрить со своей душой: крошить её, ломать, делить, то это, увы, приведет к плачевному результату. Герпий и Сиган, как утверждает история, создали по одному крестражу.
А Лорду захотелось большего. Ну и, как результат, второй ритуал шандарахнул по физическому телу — у Лорда отвалились нос и пенис, образно говоря… Третий ритуал, судя по всему, проехался по мозгам — Том заболел, на него обрушились все умственные болезни, вместе взятые: шизофрения, паранойя, раздвоение личности, мания величия и прочий луговой букетик, перевязанный ленточкой деменции… Чем аукнулись четвертые-пятые и десятые ритуалы, стало просто страшно представлять. А подозрения на них были. Не зря же Лорд так капитально съехал с катушек?
Придя к такому выводу, Северус и Регулус поняли, что обратно Лорда собрать не получится даже при самом сильном желании — слишком сильны были повреждения, причем так, что о восстановлении и речи не было. Как говорится про скакового коня, сломавшего все четыре ноги, гуманнее всего его теперь пристрелить.
А значит, крестражи следует уничтожить, полноценного Лорда из них уже не склеить. Из них даже лича не получится сложить, не говоря уж о том, чтоб вернуть Тому ум. Для уничтожения крестражей умные книги предлагали всего три варианта: яд василиска и заклинания Адский огонь и Авада Кедавра (для крестражей внутри живых существ). Яд василиска может быть нейтрализован только очень редкой субстанцией: слезами феникса, а противозаклятие к Адскому огню очень сложно и мало кому удаётся. Противозаклятия к Аваде Кедавра вообще практически не существует. Эти три вещи: яд василиска, Адский огонь и Убивающее заклятие относятся к разделу Темной магии.
Северусом было найдено ещё предположение, что, возможно, поцелуй дементора также уничтожает крестражи внутри живых существ, однако это на практике пока не проверялось. Вот как… не проверялось. И не проверится — они ж с Банти не дали Лорду и Дамблдору создать крестраж в живом существе, в Гарри то бишь.
Вспомнив, как Банти учуяла остатки ритуала изготовления сосуда для вместилища души, Северус заинтересовался этой случайно раскрытой способностью домовушки и позвал её в кабинет, где достал из тайничка медальон. Держа его за цепочку, он обратился к явившейся на зов Банти:
— Скажи-ка, Банти, сколько таких вещей ты чуешь?
И затаил дыхание, глядя, как Банти прищурила желтые глаза и начала внюхиваться в медальон своим широким рыльцем; при этом Северус взмолился про себя: «Пусть их будет три! Всего три штучки, не больше!»
— Пять! — твердо сообщила Банти.
Северус растерянно выпрямился — пять? Как пять??? Да идите вы в квиддич! Быть не может… ну и где оставшиеся два искать?.. Да им и чашу-то с дневником ещё добыть надо из защищенных мест…
В полном расстройстве молодой человек прошел в гостиную, подрулил к бару, цапнул бутылку «Огденского» и хряпнул прямо из горлышка, потому что это был конец, потому что Темного Лорда они никогда не смогут остановить, потому что… да гори оно всё синим пламенем!
Банти, бедная, вся извелась, видя, как молодой хозяин топится в вине, как всё глубже и глубже погружается в пучину отчаяния и пьяного забытья, пока не утонул окончательно, высосав почти треть бутылки. Пить Северус никогда не умел, и потому развезло его только так: хмель завладел мозгом целиком и полностью — расслабил и усыпил. Растекшись в кресле, Снейп захрапел, не обращая внимания больше ни на что — все проблемы и заботы были благополучно утоплены и забыты в алкоголе.
Детская фантазия безгранична, удивительна и необъяснима. А ум ребёнка невероятно гибок. Порой настолько, что и непонятно, в каком мире находится маленький фантазер — в реальном или вымышленном?
Заросший дворик превращается в непроходимые джунгли, простые высокие травы становятся жуткими хищными представителями растительного мира с причудливыми названиями. Так, прочитав книгу на ночь, Петунья уходит, пожелав сорванцам спокойной ночи, совсем не подозревая о том, что лопух и резеда из повести вырастут наутро у них на заднем дворе и станут резепухами, в которых прячутся ужас-с-сные макоразни, страшенные черви, кусачие и ядовитые, с которыми будут сражаться Гарри, Джек и Дадли. Макоразни, как нетрудно догадаться, произошли из слияния двух слов: «макароны» и «лазанья», двух крайне нелюбимых блюд, которые мама зачем-то заставляла есть.
Скромная лужа, образовавшаяся после дождя, в детском воображении становилась инопланетным морем, населенным всякими интересными гадами. На поверхность этого внеземного моря совершает вынужденную посадку межзвездный крейсер «Отважный», и его экипаж в составе капитана Джека, бортмеханика Дадли и корабельного врача Гарри отправляется на разведку нового неведомого мира, в котором кишмя кишат всевозможные монстры — представители местной флоры и фауны. Твари все как на подбор: шестиногие и усатые, они летают, скачут, бегают, ползают, плавают… Вот местная водяная лошадка — серая, хищная, шестиногая, у неё черные фасеточные глаза, над ними — два усика-антенны. А вот местный абориген, у него восемь ног, и он отличается от прочих обитателей, поэтому считается разумным, да и действует он оригинально — таскает к себе в подводный дом мешки с кислородом. Он удивительный, и трое исследователей долго наблюдают за ним, восхищаясь его деяниями.
Джек — самый старший, он на целых два года старше Гарри и Дадли, поэтому лидерство всегда на нем, он везде и во всем первый. Ему уже пять, а Гарри и Дадли, соответственно, три. Как лидер, Джек неистощим на фантазии и выдумки, но также он не прочь выслушать и реализовать идеи младших братьев, особенно Гарри. Вот уж тот был выдумщиком хоть куда! Дадли по части идей был довольно скромен — больше любил покушать, поспать и подраться. Ну, поединки всерьез не приветствовались, поэтому были придуманы гладиаторские бои, в которых мальчики притворялись львами, медведями и дикими конями. В собачьи драки они не играли, потому что псы должны кусаться, а это не очень хорошо. Лучше порычать и поколошматить друг друга лапами по-львиному, поспарринговать в вольной борьбе, как медведи, и полягаться по-конски.
И вот… Залита солнечным светом круглая римская арена, по песку, тяжело подволакивая лапы, друг перед другом кружат два льва — молодой и старый. Ветеран Джек опытен, его суровая морда иссечена шрамами; он не сводит глаз со своего противника, легкого и вертлявого Гарри. Короткий звонкий взрык, и Гарри бросается в атаку — полосует когтями скулу Джека. Ха, а вот и мимо! Джек уворачивается и со всего маху бьет могучей лапой несмышленыша по шее — рычать научись сперва, молокосос! Рев его в воображении мальчишек воистину царский — гулкий и раскатистый.
Тактика медведей несколько другая: сначала мишки рычат и примериваются, потом, облапив друг друга, силятся опрокинуть противника. Пары выходят по очереди: Джек — Гарри, Джек — Дадли и Гарри против Дадли. Третий при этом выступает рефери, тренером, комментатором и болельщиком в одном лице. В битве коней участвовали всегда только Гарри и Дадли; Джеку нельзя, так как старше и сильнее. Однажды он так лягнул, что чуть не выбил Гарри зуб. Петунья потом долго ругалась, оттирая от крови ковер. Эти красные капельки на белом ворсе образумили Джека, и он понял, что в чем-то надо соблюдать разумные меры. С тех пор кони сражались на равных — Гарри и Дадли.
Плюшевая пантера Огарок стала неизменной спутницей Гарри, всегда и везде она была с ним: спала в объятиях мальчика, сидела на столе рядом с тарелкой во время всех завтраков и ланчей, ездила в багажнике детского велосипеда Джека или выглядывала из рюкзачка за спиной у Гарри. Подарок Северуса очень полюбился мальчику. Огарок не давала забывать его, высокого незнакомца, пришедшего однажды на день рождения к Гарри. А ещё она была магической. Северус-то не просто так её подарил, а с умыслом. Подарил для того, чтобы она поглощала излишки магии маленького волшебника.
Обычная практика среди магов — снабжать своих детей накопительными амулетами, не дающими выплеснуться детской стихийной магии и причинить какой-либо урон окружающим. Конечно, даря игрушку мелкому Поттеру, Северус никаких целей, кроме основных, не преследовал. Он рассчитывал лишь на то, что пантера будет поглощать излишки магических выбросов и только. То, что Гарри даст пантере имя, Северуса не особо удивило — многие дети придумывают клички своим игрушкам, но он не учел того, что с именем Гарри передаст пантере свою любовь.
А любовь — материя тонкая. В Отделе тайн есть комнатка, которую всегда держат запертой. В ней хранится сила, одновременно более чудесная, чем сама жизнь, и более ужасная, чем смерть, более непознанная и неизведанная, чем человеческий разум, чем все силы природы. Пожалуй, она еще и самая загадочная из всех сокровищ, что там хранятся. Абстрактно говоря, конечно, ибо не совсем понятно, как можно запереть то, что нельзя пощупать… Но если волшебникам так легче, то пусть думают, что властны и над любовью, причем так, что смогли её где-то запереть.
К чему эта лирика? А к тому, что силой своей любви Гарри вдохнул в игрушку жизнь. Это не так странно, как кажется на первый взгляд. Многие маленькие дети в минуты острейших переживаний, таких как: болезни, тоска и скука, печаль, волнение, радость от чего-то хорошего грядущего — прижимают к себе плюшевых Тедди, Банни, Пепперов, или тряпичных Полли, Монику и Мод, шепчут им свои самые сокровенные сердечные секретики, тайные желания, мечты, признаются во всех своих маленьких и больших делах, тайнах, проступках, грехах… И любят их, своих бессловесных верных друзей, зачастую единственных, кто выслушает, поймет и ни в чем не осудит.
Пироман Джейсон Гордон после того случая вполне естественно стал пирофобом и лучшим другом Гарри Поттера. Спички с зажигалками он теперь и в руки брать боялся, а за Гарри повсюду следовал хвостиком.
Огарка Гарри попробовал позвать, когда оказался дома в своей комнате, но игрушка осталась игрушкой — сидела недвижно и мерцала глазками. Подумав, Гарри пришел к логичному предположению, что пантера, наверное, оживает только в минуты опасности. Приняв это, он шепнул в мягкое ухо:
— Хорошо, Огарок, будь по-твоему. Я никому не скажу и обещаю, что буду хранить твой секрет.
Пантера только вздохнула на это, услышав слова маленького друга. Находясь в своей параллельной реальности, она могла покидать её пока очень ненадолго, всего на несколько минут. Вот если бы мир материальный был чуточку волшебным…
Ну ничего, Огарок, потерпи — недолго осталось: скоро Гарри поедет туда, в волшебный мир, и ты сможешь быть с другом как угодно долго!
Ведь в волшебном мире находится Хогвартс, куда Гарри рано или поздно отправится учиться волшебству. А пока он растет и удивляет мир обыкновенный. Удивлял Гарри всех отношением животного царства к себе — где бы он ни появился, всюду к нему стремились братья меньшие: мурчали у ног котята, ласкались собаки всех пород, большие и малые… Спешили к нему на руки белки и бурундуки в парках и скверах, с грохотом крыл слетывались птицы всех мастей и размеров: зарянки и малиновки, скворцы и дрозды, утки, лебеди и даже такие уникальные, которые редко появляются в черте города, — ястребы и луни.
Лошадей Гарри видел пока только в Лондоне, запряженных в фиакры, а подойти ближе не удавалось. Дядя Вернон и тётя Петунья заезжали в столицу только по делам и только по заранее оговоренным маршрутам: магазины, кафе, офис и домой. Ну и редко-редко позволяли себе прогулку по скверу или парку. Парков, собственно, и в Литтл Уингинге хватало.
Но однажды лошадь появилась и в пригороде. Шестилетний Гарри увидел её на улице Магнолий — большую, серую и печальную. Она была запряжена в телегу с углем. Гарри очень удивился, ведь уголь и дрова для каминов развозили на грузовиках, и ему не приходило в голову, что в наше время для этого где-то используют лошадей. Но это было фактом — на улице перед чьим-то домом понуро стояла большая лошадь чудесной масти, серая в яблоках. Светло-серая грива и белые фризы на ногах довершали картину. Она была, скорее всего, полукровной — какой-нибудь рысак с примесью шайрской крови. Гарри, впрочем, не разбирался в породах; для него лошадь была просто лошадью, прекрасной и удивительной, настоящей, огромной и такой близкой, увиденной не на экране телевизора и не из окна дядиного автомобиля…
Совершенно завороженный, маленький первооткрыватель, впервые покинувший родную Тисовую в одиночку, замер перед лошадью, словно в полусне, высоко задрав головенку — морда животного была очень высоко. Плохо веря своему счастью, Гарри потрогал ногу и ощутил грубый конский волос. Запах лошади, само явление лошади — всё это казалось чудом.
Выше лошадиного колена дотянуться не получилось — Гарри был слишком мал ростом… Ему оставалось только смотреть на недосягаемую морду в вышине. Но лошади ведь мудры. Она поняла желание малыша и любезно опустила голову к рукам и лицу ребёнка.
Гарри казалось, что к нему спускается башенный кран — с такой же запредельной выси и гигантский! Теплое дыхание обдало щеки, пальцы коснулись нежнейшего бархата ноздрей и губ… Ни с чем не сравнимое чудо!
— Здравствуй, маленький брат… — Дыхание лошади пахнет травой, и Гарри, счастливо зажмурившись, ответно выдохнул в ноздри:
— Ну какой я брат? Я — человек.
— Хороший брат, — очень серьезно ответила лошадь. Гарри вздохнул и забылся счастьем, наслаждаясь чудом: гладил живую, огромную лошадь и ласкался сам, прижимаясь щекой к бархатной морде и перебирая пальцами грубую светлую гриву. Он был ей очень благодарен, ведь лошадь доказала, что животные способны с ним общаться.
Когда Гарри разговаривал с Бермудом, то думал, что просто фантазирует, тётя-то с дядей не понимали речи попугая. А Бермуд столько классных историй знал! И речь у него была прекрасно поставлена, несмотря на то, что прочие люди слышали лишь птичье щебетание. Словесная же азбука собак и кошек была слишком примитивной, причем настолько, что сам Гарри с трудом улавливал, о чем они толкуют. Вот и полагал, что это он придумывает, но так было до встречи с лошадью. Её глубокий голос и хорошо поставленная речь показали мальчику, что он действительно разговаривает с животными.
— Как тебя зовут? — взволнованно спросил Поттер.
— Земляника, — чуточку смущенно ответила кобыла.
— Ух ты, красивое имя! — восхитился Гарри, поглаживая серую морду. Он до последнего оставался рядом с ней, пока из дома не вышел хозяин и не забрался в телегу, шуганув мальчишку беззлобным окриком «а ну, отойди!». Гарри проворно отскочил к тротуару и долго стоял там, провожая взглядом новую знакомую — серую кобылу с чудесным именем Земляника.
«Мне это не кажется, я не сумасшедший. Животные взаправду умеют разговаривать», — с такими вот убеждениями Гарри вернулся домой и поспешил в оранжерею, где стояла клетка с попугаем.
— Привет, Бермуд! Я только что убедился в том, что ты со мной по-настоящему говоришь, — доложил Гарри птице. Ара озорно сверкнул голубым глазом, встопорщил красные перышки на затылке и закивал-закланялся, тихо бормоча:
— Что и следовало доказать. И я не спятил — пацан и впрямь со мной болтает…
Гарри открыл рот и с изумлением уставился на попугая, но, к счастью, додумался, что птица иронизирует. В глазу Бермуда виднелось ехидство.
— Прости, я думал — играю, — попытался объясниться Гарри. — Тётя Петунья так говорила.
— Ага, — ещё пуще раскланялся ара. — То-то, гляжу, замолчал. — И подмигнул: — Перестал верить?