Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное
зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно;
а если умрет, то принесет много плода
Евангелие от Иоанна, гл XII, ст 24
Даждь кровь и приими дух
прп. Петр Дамаскин
Я вернулся в мой город
Падал я мягко и безболезненно, будто со стороны наблюдая себя в замедленном кино или кошмарном сне, конечность которых тебе известна. Еще немного и потухнет экран, зрители встанут, хлопая откидными сиденьями, да и потянутся к выходу, на улицу. Только на этот раз происходило всё в реальности, а финал опустил занавес лишь после полного разрушения. У меня отобрали бизнес, один за другим ушли друзья, любимые женщины, однажды утром верный пёс не прибежал на мой зов, виляя хвостом. В поликлинике врач во время профилактического осмотра нахмурился и выписал направление в онкологический центр, куда я так и не явился. В последний раз обошел любимые уголки самого красивого места на земле и сел в поезд, следующий в прошлое.
Город счастливого детства звал меня издалека тихим бабушкиным голосом, перекрывая шелестящий дорожный шум и ритмичный перестук колес. Мой город встретил своего беглеца на удивление приветливо. Из плотной пелены облаков вырвалось солнце, затопив лучистым золотом улицы, площади, бульвары. На всем протяжении пути от вокзала до самого дома встречались только добрые люди с улыбками на лицах, и даже облезлый трамвай вёз меня по-родственному бережно, приятно поскрипывая изношенными рессорами. Поначалу беспристрастным взором скользил по домам, витринам, деревьям, всё более с каждой остановкой втягиваясь в теплый омут приятных воспоминаний. Кажется, мы приняли друг друга: город меня, а я – город. Уютный зеленый двор заключил меня в объятья как старый друг с репутацией малотрезвого неудачника с потными подмышками и глубокими морщинами на изможденном лице. Во всяком случае, трещин по фасаду и на асфальте дорожек заметно прибавилось, а фонтан по центру со времен моего детства так и не брызнул ни одной струёй, доверху забитый спрессованной листвой.
А вот и дверь подъезда с тугой пружиной, которую мальчиком открывал наваливаясь плечом. Ей не меньше ста лет, дубовую поверхность покрывали десятки слоёв краски. Сколько раз выбегал отсюда, полный идей и жгучих желаний, возвращаясь обратно еле волоча ноги, жалея ушедший день, крошечную частицу жизни.
Что-то держало меня у этой границы, линии разъединения площади двора и интерьера дома. Я приземлился на лавочку и прислушался к себе и окружению. Здесь однажды кончилась ясная юность и началось… нечто мутное и хаотичное, что и жизнью-то назвать можно с большой натяжкой. «Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез».
Каждый уголок, каждый камешек этого двора, трещинка асфальта – всё лучилось болью и радостью моей души. По этим дорожкам я делал первые шаги, под тем тополем мне разбили нос во время футбола, а на лавочке, укрытой сенью густого кустарника, я обсуждал с друзьями прочтенные книги, просмотренные фильмы, школьные дела. А сколько тягучего времени пережил я тут от бесконечных волнений в груди от мимолетного взора прозрачных, чуть насмешливых глаз девочки в огромных капроновых бантах. Поразительно, как же все мои детские чувства сохранил и отполировал могучий ветхий организм, называемый так обыденно – «двор детства»!
Те минуты (часы, дни, годы?), которые высидел я на старенькой лавочке, мимо не прошла ни одна живая душа. Всегда многолюдный двор будто вымер. Впрочем, именно это меня больше всего устраивало. Может быть, именно ради погружения в тишину я сюда и приехал? Или даже сбежал – от шумной суеты, от театральных страстей – в нынешнее мягкое биение сердца в груди и тихое веяние теплого ветра по сонной пустыне двора. Впрочем, вот уж под аркой гулко затрещали шаги, от полукруглой тени отделился женский силуэт. Я не видел ее несколько лет, мне показалось, она сильно постарела. От арочной пещеры до фонтана она отмерила тридцать пять шагов, а мне показалось, примерно столько же лет сбросила. Ко мне приблизилась молодая стройная женщина, на свежем лице сияла солнечная улыбка и говорила она звонким голоском:
– А я смотрю: сидит себе старенький дедуля, весь такой сгорбленный… И вдруг с каждым шагом стал молодеть, лицо разгладилось, на щеках заиграл румянец, глаза засияли – и вы только посмотрите – перед нами молодой человек средних лет.
Пока Эля произносила эти слова, с видимым удовольствием смакуя мелодию воскресшего голоса, я вспомнил навязчивое видение. Эля открывает дверь в комнату сестры, я вижу нечто страшное и сбегаю, Эля на похоронах сестры вцепляется в рукав моего пиджака и шепчет: «Я его найду и отомщу!», на что я сказал: «Не надо, хватит крови!»
– Знаешь, Андрей… – она запнулась, опустив глаза, – а я ведь всё сделала. Вышла замуж за бандита, он Жана разыскал и …убрал. А потом и мужа моего убили. А я все еще живу.
– А в нашем дворе ты как оказалась?
– Квартиру мужа сдаю. На это и живу, если можно так сказать. А ты как? Заработал свой миллион? – вспыхнула она, засияв молодым лицом.
Настал долгожданный миг триумфа. Дай же мне, девушка-красавица из детства, дай же мне, прекраснейшая девочка на земле, еще и еще поплавать в роскошном бассейне, полном сверкающего солнца девичьей мечты. Еще хотя бы минутку насладиться этим счастливым юным лицом. Пусть эти уста, подобные лепесткам чайной розы, подольше источают восхищения, обнадеживая нас обоих в том, что мечты всё-таки сбываются и впереди столько всего красивого, радостного, вкусного и шикарного… Однако, совесть моя опустила шлагбаум с круглым запрещающим знаком «Стоп!», мне пришлось подчиниться строгому диктату правды. Я стёр с лица лживую самодовольную улыбку и сказал как можно тише, со стыдливым запоздалым раскаянием:
Монашеская молитва
Вернувшись домой, я погрузился в кресло, обхватив голову руками. Всё-то у меня не как у людей. Надо бы как-то разобраться со своей никчемной жизнью. Деревенское фиаско, потеря жены и собаки, дочь уехала путешествовать по миру – каких только приключений на свою голову не сыщет; моя квартира полна жильцов – не выбрасывать же их на улицу; какой-то черный человек преследует, вороном кружит над головой; возлюбленная друга замуж просится, а я в неё подло и вероломно влюбляюсь… Нет, хватит! Мне одному с этим гордиевым узлом не справиться. В таких случаях надо идти к монаху. Не идти – бежать! …К тому же он сам меня пригласил – тоже ведь неспроста.
Ладно, к монаху в монастырь пойду завтра, а сегодня попробую разобраться с черным человеком, что-то он зачастил ко мне в гости. Я мысленно обратился к ангелу хранителю за помощью, которую получил почти сразу и, что характерно, в явном виде. Как часто бывало в моей судьбинушке, рука сама собой потянулась к книжному шкафу, вытащила одну за другой три книги и одну папку с распечатанной книгой, видимо еще неизданной. Открыл первую книжку на закладке и прочел:
«Старец рассказал, что после различных бесов приходит сам сатана. Это случилось на Погребение Господне. Ещё было полно снега в горах. Старец вышел из келии позвонить в небольшой колокол на вынос Плащаницы.
Рядом с келией стоял, презрительно улыбаясь, по виду городской человек в костюме и лакированных туфлях.
– Откуда здесь такой? – подумал Старец и хотел его перекрестить. Но тот с ненавистью посмотрел и безмолвно сказал: «Ты не посмеешь этого сделать!»
Творя Иисусову молитву, Старец позвонил в колокол и пошёл, крестясь, в келию. Проходя мимо сатаны, он не поднял глаз, но ясно увидел, что вместо пальцев на руках у того росли чёрные змеи. Господи помилуй!» («Третьего не дано», монах Герман (Макаров))
Затем сама собой открылась другая книга, потоньше, форматом чуть ли не с брошюру. Там на странице с загнутым уголком я когда-то давно подчеркнул карандашом следующее:
«Как-то ко мне в келию пришел некто, восхвалявший меня как удивительно одаренного человека-христианина. Поскольку превозношение не свойственно Православию, я тотчас вышел в домовую церковь и попросил Бога открыть мне, что же это такое. И ты не поверишь… Церковь тотчас наполнилась смрадом. И я сказал, что не хорош тот человек, ибо он не имеет благодати Христовой. Он лишен Животворящей Божественной благодати и потому мертв – «носит имя будто жив, но он мертв». Подобно тому, как тело умирает и издает зловоние, когда выходит из него душа, так умирает и распространяет духовное зловоние душа, когда отступает от человека благодать Божия». («Одна ночь в пустыне Святой Горы», архим. Иерофей (Влахос))
Кстати, отличная книга! Надо будет еще раз полистать, на сон грядущий. Помниться, читал я ее в дороге, на верхней полке купе, да так увлекся, что чуть не проехал свою станцию. А потом еще долго упражнялся в Иисусовой молитве, такой сладостной она мне казалась после искренних слов монаха.
А теперь – папка с распечаткой. Это текст воспоминаний моего тезки, которому довелось умереть, пройти мытарства, затем в сопровождении ангела хранителя спуститься в ад и подняться в рай, да еще воскреснуть и рассказать людям о своих приключениях. Конечно, отношение к рассказу Андрея у моих суровых братьев по вере, да и у меня самого, вряд ли можно назвать однозначным, но между тем каждый пост я обязательно перечитывал этот текст и просматривал фильм – это всегда хорошо настраивало на пост, стимулируя покаяние и чтение Святых отцов. Здесь так же меня ожидала бумажная закладка, которая указала на следующий текст:
«Был показан мне антихрист, который придет к нам в мир. В человеческом облике, высокого роста, где-то метр восемьдесят, может побольше, крепкого телосложения. Хорошо выглядит внешне, только у него на руках не ногти, а когти. Одет был в костюм дорогой. Очень уж страх одолевает, от него нечистью так и несет, душа просто трепещет, но Господь укрепил меня, дал такие силы, чтобы мог противостоять. Ангел мне говорит: «Смотри, с ним не вступай в разговор никакой. Если ты хоть одним словом с ним перекинешься, он тебя запутает, и погибнуть можешь». Он начал мне говорить, что хотел мне помочь, оградить от бесов, чтобы заманить в ловушку. Я не стал слушать и сказал, что знаю, кто он такой» (фильм «Встреча с вечностью» Андрей из г. Сергиев Посад, 0:44).
И наконец – любимая книга бабушки, моя и многих друзей и знакомых. Чем так сильно привлек к себе этот безграмотный мужик с двумя классами церковно-приходской школы, мощный великан и смиреннейший монах? А тем, что высочайшую мистику Православия он излагал простыми ясными словами, понятными всем и каждому. Писал он свои блистательные записки корявым почерком по ночам, когда сердце его наполнялось великой любовью. Передал пачку исписанных листочков ученому иеромонаху Софронию, тот не без труда расшифровал тексты, расставил запятые, исправил орфографические ошибки, снабдил комментариями – и вот она – книга, разлетевшаяся в тысячах экземплярах по всему свету. И наверное, нет ни одного богослова, который бы не цитировал простые и полные тайн слова: «Держи свой ум во аде и не отчаивайся». А как вот это: «Однажды старец сказал: не принимай блудных помыслов. Прошло вот уже сорок шесть лет, и я не принял ни одного блудного помысла». Попробовал и я как-то «не принимать» – так вдруг оказалось, что они меня бомбардируют каждую секунду. Если не было рядом молодой соблазнительной девицы, то услужливая память выбрасывала из мрачных недр такие нечистые картинки!.. Несмотря на отчаянную молитвенную стрельбу по всем мишеням, несмотря на выставленный щит из призывания имени преподобной Марии Египетской – мне показалось в тот день, будто не менее сотни раз меня соблазнили «девчонки-дотроги, покорные словно гитары». Так бесславно завершилось мое подражание великому святому. А этот богатырь… сорок шесть лет – и ни одного помысла блудного! Итак, что у нас здесь?