Тихоня.Путь к исправлению»

Я НЕ ОДНА!?

Семь утра.

Холодный, еще не проснувшийся город окутан предрассветной дымкой. Я стою на перроне, вдыхая прохладный воздух, смешанный с запахом шпал и чего-тонеуловимо-железнодорожного. В руке – билет, в голове – целый калейдоскоп мыслей. И, конечно, главный вопрос, который, наверное, сейчас задают себе многие, кто, как и я, оказался здесь в столь ранний час:

«Почему именно в семь утра??»

Ответ на этот вопрос кроется не в расписании поездов, а в событиях, начавшихся две недели назад.

Две недели назад..

Восемь утра. Обычно это время, когда город только начинает просыпаться, наполняясь тихим гулом жизни. Но сегодня тишину моей квартиры разорвал не будильник, а крик. Громкий, яростный, полный злобы – крик отчима. Я проснулась мгновенно, сердце заколотилось в груди, как пойманная птица. Сначала я не могла понять, что происходит. Сон еще не отпустил меня полностью, и этот звук казался чем-то нереальным, кошмаром.

-ТЫ МЕНЯ ЗА ПРИДУРКА ДЕРЖИШЬ ААА!» – снова заорал отчим, и его голос, казалось, сотрясал стены. А потом я услышала его. Громкий, глухой удар. Сердце сжалось от ужаса. Неужели он ударил маму? Эта мысль пронзила меня, как острый нож. Но крик повторился, на этот раз с еще большей силой, и я поняла – это не сон. Страх сковал меня, но любопытство, смешанное с тревогой за маму, оказалось сильнее. Я тихонько встала с кровати, стараясь не издать ни звука, и подошла к двери комнаты родителей. Прижавшись ухом к холодному дереву, я начала прислушиваться.

-«Нет, нет», – прошептала мама. Осторожно, стараясь не скрипнуть ни одной половицей, я подошла к щели в двери. То, что я увидела, заставило меня застыть на месте.

Картина была ужасающей. Отчим, весь разъяренный, с искаженным от злобы лицом, стоял посреди комнаты. Он был одет в одну майку и штаны, кулаки сжаты так, что побелели костяшки. И он держал маму за волосы. В его глазах не было ничего, кроме презрения и власти. Он чувствовал себя господином, а мама – ничтожеством.

«Вот же мразь!» – пронеслось в моей голове. Ярость захлестнула меня, но я не могла ничего сделать. Мама стояла перед ним, поникшая, с синяками на лице. Ее щека, должно быть, горела от пощечины. Она была одета в один халат, который, казалось, стал символом ее беззащитности. Слезы текли по ее лицу, и о нее захлебываясь ими, пыталась что-то сказать: «Миша, я такого не делала, клянусь!»

В этот момент я почувствовала, как во мне просыпается какая-то дикая, первобытная сила. Я хотела броситься туда, кричать, защищать ее, вырывать из его рук. Я уже сделала шаг вперед, готовая ринуться в бой, но тут почувствовала, как чья-то маленькая ручка крепко схватила мою.

Я обернулась. Это была моя младшая сестренка.

...

Стояла Леся , и смотрела на меня большими, полными слез глазами. Ее маленькие плечики дрожали, а тонкие пальчики крепко сжимали мой рукав..

"Не надо", – прошептала она, и в этом простом слове, в этом отчаянном -"Лена, пожалуйста", было столько боли и мольбы, что мое сердце сжалось в тугой комок.Она впервые назвала меня по имени, не просто "сестра" или "Лена сестра", а именно по имени, как будто пытаясь достучаться до моей души, до той части меня, которая еще не успела покрыться броней цинизма. И когда она обняла меня, прижавшись всем своим маленьким тельцем, и заплакала, я почувствовала, как что-то внутри меня начало таять. Вдруг ее взгляд метнулся куда-то за мое плечо, и в ее глазах, еще секунду назад полных слез, вспыхнула новая волна боли, такая острая и пронзительная, что я невольно обернулась.Там стояла мама. И в глазах Леси, когда она произнесла это робкое, почти неслышное "Мама!?",Леся, не переживай, мы спасем маму, мы спасем", – вырвалось у меня, слова, которые я сама не до конца понимала, но которые казались единственно возможным ответом на ее безмолвный крик.

-Но как?" – ее голос был едва слышен, словно сотканный из шепота и страха. -"Папа же не тронет нас...

Забавно, Папа." В этом "забавно" не было и тени веселья, только горькая ирония, отражающая всю глубину ее детского непонимания и ужаса.Папа. Это слово, произнесенное Лесей, звучало как приговор. Он не был моим отцом. Он был отчимом, человеком, который ворвался в нашу жизнь с грубой силой и холодным презрением.С самого начала он был для меня чужим, враждебным. Он никогда не нравился мне, и я никогда не пыталась это скрыть. Его слова о том, что мама "нагуляла" Лесю, были как ядовитые стрелы, ранящие нас обеих. А однажды, когда он, в приступе ярости, чуть не поднял руку на Лесю, я впервые почувствовала,как во мне просыпается что-то дикое, первобытное. Я ударила его. И в ответ получила пощечину, которая оставила не только след на щеке, но и глубокую рану в душе.

Пора действовать, не смотря ни за что ечли даже пожертвую собой.., хорошо что я теперь не одна..