Тишина и Пламя

Предисловие строго 18+

Эта книга — вымысел. Она вдохновлена реальными историями сломанных душ, события и персонажи вымышлены — это художественный взгляд на тьму, чтобы предупредить, а не воспеть. Это правда жизни без капли прекрас: без света в конце тоннеля, без исцеления, без победы любви. Только голый факт: два сломанных человека встречаются как две чёрные дыры в пустоте. Вместо спасения они пожирают друг друга, пока не схлопнутся в ничто. Без взрыва. Без звука. Только пустота.

В конце вы спросите: «Почему так, а не иначе?» Это была любовь, которая могла существовать только в форме взаимного уничтожения.

Они не умели любить «здоровым» способом — обнимать, строить планы, лечить друг друга.

Они не хотели спасения. Они хотели правды — любой ценой. И правда оказалась чудовищной: единственный человек, который тебя полностью понимает и принимает, — это тот, кто готов вместе с тобой умереть.

Они просто любили так сильно и так неправильно, что это могло закончиться только кровью на кафельной плитке и тишиной, в которой наконец-то не нужно было больше притворяться живыми. Эта история — не романтика, а трагедия: предупреждение о том, как одержимость и травма разрушают, оставляя только вину, боль и пустоту.

Если вы чувствуете эхо своей боли в этих строках — это сигнал: вы не одиноки. В реальности всегда есть выход — обратитесь к психологу, близким или горячим линиям.

Если вам или вашим близким нужна помощь, обращайтесь по номерам или звоните сами прямо сейчас: в России Федеральная линия психологической помощи 8-800-2000-122 (анонимно, круглосуточно); для суицидальных мыслей — 8-800-100-00-91; экстренная в Москве — 051. Исцеление возможно, и оно начинается с шага к помощи — в отличие от этой книги.

Я не прошу понять.

Только не отводите взгляд.

Послевкусие горькое, как лезвие во рту, — оно остаётся навсегда.

Триггерные предупреждения (читайте внимательно, пожалуйста)

Книга содержит откровенные сцены:
- сексуального насилия и консенсуал-нон-консента
- крайнего физического и психологического абьюза
- описания травматического выкидыша
- секса как формы саморазрушения
- употребления алкоголя
- детального изображения тяжёлых психических расстройств и созависимости

Если хоть один пункт может вас сломать — закройте книгу прямо сейчас. Я прошла через это вместо вас. Не надо проходить ещё раз.

Эта книга для тех, кто готов смотреть в бездну, чтобы понять: тьма побеждается светом помощи, а не погружением глубже.

Глава 1

Кевин

Последний басовый рифф, такой низкий, что он, казалось, исходил из самого сердца зала, оборвался, и на секунду воцарилась оглушительная тишина. А потом ее разорвали. Сначала отдельные крики, потом грохот, потом — сплошная стена аплодисментов и восторженного рева. Я провел рукой по лицу, смахивая капли пота, и почувствовал, как ухмылка сама по себе расползается по моему лицу. Кайф. Чистый, концентрированный кайф.

— Йоу, народ взлетел! — я обернулся к своим, все еще чувствуя вибрацию струн в кончиках пальцев.

Дэн, наш вечный двигатель за барабанной установкой, уже колотил палочками по всем поверхностям подряд, его лицо было одним большим сияющим смайликом. — Взлетел? Кев, да они в космос ушли! Я думал, мои тарелки сейчас в астрал уйдут от такой энергии!

Алекс, наш гитарист-интроверт, уже спокойно упаковывал свой стратокастер, но я поймал его быстрый взгляд и едва заметный кивок. Для него это было равно бурной истерике.
—Нормально зашли, — бросил он. — На втором куплете немного поддал газку, но зашло.

— Да это же адреналин, братан! — я хлопнул его по плечу. — Нас, второкурсников, на разогрев к выпускному соседнего универа позвали! Я, честно, не думал, что мы настолько популярны. А теперь — двинули на тусу к Льюису, наконец-то расслабиться.

— Расслабиться? — Дэн фыркнул, набрасывая на плечи свою вечную кожанку. — Это что, новый код для «Кевин снова уйдет в себя и будет мучить нас своими душевными терзаниями»?

— А что, образ страдающего гения мне идет, — я откинул голову, изображая томную томность.

— Слишком, — простонал Дэн. — У тебя всего два амплуа: «непонятый поэт с бас-гитарой» и «парень, который случайно вышел таким красивым и теперь мучается». Хватит уже, просто потуси как нормальный человек!

Мы, смеясь, стали собирать железо. Толпа у выхода еще не рассеялась, кто-то кричал наши названия, кто-то пытался поймать за руку. Приятная усталость и осознание того, что мы только что устроили этот беспорядок, грели лучше любого алкоголя.

Туса у Льюиса была тем, чем и должна быть — громкой, душной и прекрасной в своем хаосе. Басочка лупила так, что стекла дребезжали, пол ходил ходуном, а воздух был густым коктейлем из духов, пота и всеобщего «отмучились!». Мы влились в эту бурлящую массу, ловили такт, кричали чокнутые тосты.

— Ну что, рок-звезда, — Дэн ткнул меня в бок своим стаканом с колой, — каков план на взрослую жизнь? После такого-то триумфа?

— План? — я отхлебнул своего джина. — Завтра репетиция. Новые треки сами не запишутся.

— Боже, как скучно! — Дэн закатил глаза так, что казалось, они сейчас выкатятся. — Ты прямо как наш преподаватель по физике! Нет, нужен экшен! Впечатления, падения, взлеты! Настоящий движ, о котором альбомы пишут!

— Все его альбомы и так о его платонической любви к синтезатору, — не глядя, вставил Алекс, аккуратно протирая гриф.

— Да отвяжитесь вы, — я рассмеялся. — Сегодня никаких планов. Просто ловлю волну.

И тут я ее увидел.

Она стояла в проеме двери в сад, прислонившись к косяку, и выглядела как живой арт-объект, собранный из противоречий. Хрупкая, почти невесомая, с лицом фарфоровой куклы: огромные глаза, как у молодой лани, ясные и глубокие, в обрамлении пушистых темных ресниц. Ни грамма косметики. Тонкие брови домиком. Губа, проколотая серебряным кольцом. Светлые волосы до лопаток заканчивались дерзкими синими кончиками. Рваный черный топ, узкие джинсы и потертые кеды, выкрашенные в тот же кислотный голубой. Ее поза, ее взгляд — все будто говорило: «Ну что, посмотрим, тянет тебя на смелое?» — не прося, а бросая вызов.

И она смотрела на меня. Не просто пялилась, а сканировала. Пристально, без капли стеснения. Когда я на секунду поймал ее взгляд, она не отвела глаза. Вместо этого ее язык медленно скользнул, и она прикусила свою проколотую губу. Просто. Нагло.

— Эй, Кев! Ты где? — Дэн щелкнул пальцами у меня перед носом. — Тебя в зону вынесло?

— Я… просто залип, — я насильно перевел взгляд на него.

— О, это та с синими кончиками? — Дэн просвистел, заметив, куда я смотрел. — Выглядит как ходячий артхаус. Твоя тема, однозначно. Давай, делай ход конем, покажи класс!

— Отвали, — я сделал глоток. — Не в настроении я сегодня для подкатов.

— Да она тебя уже минут десять буравит взглядом! — не унимался он. — Это же стопроцентно твой тип. Кинь пару своих убойных фраз — и дело в шляпе.

— Льюис позвал винилы послушать, — Алекс кивнул в сторону гостиной. — А то здесь этот утробный трэп и каша из звуков уже достали.

Мы просочились в соседнюю комнату, где Льюис что-то настраивал на проигрывателе. Я попытался врубиться в музыку, но ее взгляд будто припекал спину, как луч лазера. Это и бесило, и заводило одновременно.

Пытаясь отвлечься, я потянулся за чипсами и вляпался рукой по локоть в какую-то адскую сальсу. Липкое, острое месиво обильно облепило пальцы.

— Ах ты, черт, — я с отвращением показал ребятам свое художество. — Щас, отмоюсь. Без меня весь фудкорт не сжирайте.

— Только не залипни там в зеркале, любуясь своей красотой! — крикнул вдогонку Дэн.

Я поплелся к ванной, испытывая острое желание отрубить себе эти липкие конечности. Дверь была открыта. Я зашел, щелкнул выключателем. Свет ударил по глазам. С облегчением подставил руки под холодную воду, смывая эту дрянь и часть накопившегося напряжения. Глянул в зеркало. Уставшая морда, волосы в разные стороны, но в глазах — все тот же огонь. «Норм старт», — промелькнуло в голове.

И свет вырубился.

Абсолютно. Бесшумно. Как будто кто-то просто перерезал провода. Грохот музыки за дверью стал вдруг далеким и приглушенным. Я замер в полной, беспросветной темноте.

— Вот блин, — выдохнул я. — Наверняка Льюис опять свою диджейскую установку до смерти загнал.

Я стоял, вглядываясь в черноту, но разглядеть было нечего. Дверь скрипнула и закрылась. Я почувствовал движение воздуха, запах — джин с тоником и что-то сладкое, типа клубники. Сердце екнуло.

Глава 2

Кевин

Две чёртовы недели. Четырнадцать дней, заражённых одним и тем же навязчивым воспоминанием, которое впилось в сознание как заноза. Оно всплывало в самый неожиданный момент, и каждый раз тело реагировало предательски: в горле пересыхало, а ладони становились влажными, будто я снова ощущал на коже холодную эмаль раковины.

Лето в городе было жарким и душным, но для нас, студентов на каникулах, это означало только одно — свободу. Свободу от пар, от дедлайнов, от всего, что мешало заниматься настоящим делом — музыкой. Но в этом году эта свобода оказалась отравленной.

Этот город был слишком мал и тесен для таких призраков. Я вырос здесь, и за все свои двадцать лет я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Не с такими скоростными, дикими связями, которые прожигают память, оставляя после себя настырный привкус джина с тоником и тревоги.

И этот привкус… он не просто жег. Он вдохновлял. В голове застряла одна мерзкая, ползучая бас-линия. Она начиналась с ровного, как сердцебиение, бита, а потом срывалась в хаотичный, яростный диссонанс, чтобы к концу снова попытаться найти ритм, но уже надломленный, неуверенный. Идеальное звуковое сопровождение к тому, чтобы трахнуть незнакомку в темноте. Я записал её на диктофон, боясь забыть.

Единственным спасением был ледяной душ. Я стоял под струями, почти обжигающими кожу, и пытался смыть с себя призрачные касания.

За ужином в нашей забегаловке «У Джо» я решил объявить о своём решении. Дэн закидывал чизбургер, Алекс разбирал круассан на салфетке.
—Кстати, я нашёл подработку, — бросил я, крутя стакан с айс-кофе. — Ночные смены на заправке «Квик Фьюел».

Дэн подавился и закашлялся.
—Что? Ты серьёзно? Ночные смены летом? Кев, ты с ума сошел! У нас же каникулы! Можно просто тусить и играть!

— Всё продумал, — солгал я. — Буду спать днём. А насчёт музыки… — я кивнул на телефон, где была та самая запись, — как раз появилось новое вдохновение. Нужно записывать, пока не ушло.

Алекс поднял на меня глаза.
—Ночью? По двенадцать часов летом? Это же адский график. И к странным личностям, которые ночью шляются по заправкам.

— Может, среди них будет моя муза, — пошутил я, но шутка вышла плоской.

— Это из-за той цыпочки с вечеринки? — въедливо спросил Дэн, наконец откашлявшись. — Не нашел — и решил всё лето просидеть на заправке?

Я замолчал, и моё молчание стало лучшим ответом.

После кафе мы пошли на репетицию. Летний гараж был раскалённой духовкой, но мы привыкли. Я выложился на все сто, вложив в игру всю свою странную, накопленную за две недели энергию. Когда мы закончили, Алекс, снимая гитару, тихо сказал:
—В игре появилось что-то новое. Более… резкое. И это не только из-за девушки, да?

Я лишь покачал головой, не в силах объяснить. По дороге домой, когда Дэн уже свернул к своему дому, Алекс спросил прямо:
—Кев, это всё из-за той истории в ванной?

Я сглотнул, глядя на раскалённый асфальт под ногами.
—Не знаю, Алекс. Просто… после этого всё какое-то не такое. Будто я играл по одним правилам, а оказалось, что они не работают. И теперь я не знаю, какие работают.

— Бегство — не решение, — тихо сказал он. — Особенно на заправку в три часа ночи посреди лета.

— А что тогда решение? — спросил я, и в моём голосе прозвучала неподдельная усталость.

Алекс лишь похлопал меня по плечу.
—Не знаю, чувак. Но если найдешь — расскажешь. Держись.

— Пока, — кивнул я. — До завтра.

Вечером, перед первой сменой, я приехал на заправку на закате. Неоновая вывеска «Квик Фьюел» мигала, как надломленный нерв. Мой сменщик, уставший парень лет двадцати пяти, с глазами, в которых читалась полная безысходность, бросил мне ключи.
—Удачи, новичок. Летом ночи хоть и короче, но клиентов больше — все по поездкам да вечеринкам. Главное — не засыпай.

Он ушёл, и я остался один в стеклянной будке кассира. Я осмотрелся: бесконечные стеллажи с чипсами, гул холодильников, мертвый взгляд камер наблюдения. Я включил в наушниках ту самую, новую, мрачную музыку, пытаясь заглушить внутренний шум. Эта стеклянная коробка под мигающим неоном стала физическим воплощением моего побега. Холодным, одиноким и невероятно далёким от бас-гитары и летней свободы.

На следующее утро, вернувшись после смены с пустой головой и кислым привкусом кофе во рту, я решил, что с меня хватит. Хватит этих мыслей по кругу. Нужно заняться чем-то реальным, осязаемым. Я начал разбирать залежи старого хлама в своей комнате. Выуживая из-под кровати коробку, я наткнулся на другую, поменьше, аккуратно заклеенную скотчем.

Сердце почему-то екнуло. Я знал, что в ней. Открыв её, я увидел пачку писем. Бумажных, настоящих. Конверты с марками, затертые на сгибах, пахнущие пылью и чем-то неуловимо сладким.

Скайлар.

Моя первая и, казалось бы, единственная чистая любовь. Та, с которой я никогда не встречался вживую, но чей голос в аудиозвонках был мне роднее любого другого звука. Мы могли говорить часами, и именно с ней мы когда-то, смеясь, пытались через статические помехи записать нашу общую песню — «Бумажные самолётики».

Я перечитал несколько отрывков. Детское письмо, где она каллиграфическим почерком выводила: «Сегодня видела радугу. Хочу научиться на ней играть, как на гитаре». Письмо постарше, где мы спорили о лучшем альбоме The Cure. И последнее, обрывочное, отправленное два года назад, за три месяца до её восемнадцатилетия: «Папа… у нас серьёзные проблемы. Кажется, нам придётся… в общем, напишу позже. Обещай, что как нам исполнится 18, мы обязательно встретимся?»

«Позже» так и не наступило. Сначала я злился. Потом сгоряча хотел всё выбросить. В итоге просто заклеил коробку и сделал вид, что её не существует. Не получилось.

В этот момент телефон в кармане завибрировал, издав звук сообщения. Сердце ёкнуло с такой силой, что перехватило дыхание. Адреналин ударил в голову. Она? Та, из ванной? Я почти не дышал, выхватывая телефон. На экране горело уведомление от оператора связи о пополнении счёта.

Глава 3

Кевин

Неделя работы превратилась в унылую, размытую рутину. День — сон, прерываемый репетициями. Вечер — дорога на заправку под названием «Квик Фьюел», которая всё больше ассоциировалась у меня с «Быстрым Выгоранием». Ночь — бесконечные часы в стеклянной будке, пропахшей старым кофе и пылью.

Клиентов за ночь было немного, и основное впечатление оставляли не они, а их покупки. Складывалось ощущение, что ночь выворачивает наизнанку все скрытые потребности города. Дальнобойщики, тяжелые и молчаливые, брали литры кофе и энергетиков. Мужики с остекленевшими взглядами — дешёвое пиво и чипсы. Иногда подъезжали машины с затемнёнными стеклами, откуда выскальзывали разномастные парочки. Основные хиты ночной продажи — презервативы, зажигалки, сигареты и тот самый грёбаный кофе.

Когда тишина и скука становились невыносимыми, я порой позволял себе задремать, прислонившись боком к холодному корпусу холодильника с напитками.

В одну из таких ночей меня вырвал из полудрёмы рык мотора. На заправку плавно подкатил дорогой тёмный седан. Из водительской двери вышел мужчина. Лет сорока пяти, грузный, с одутловатым лицом и дорогими часами на пухлой запястье. Он что-то говорил через открытое окно, и его смех прозвучал громко и неприятно.

Потом открылась пассажирская дверь. И вышла она.

Моя незнакомка.

В мозгу что-то щёлкнуло. Перед глазами на секунду проплыло то самое воспоминание: кромешная тьма, её горячий шёпот «Я хочу тебя» прямо в ухо, мои руки на её бёдрах в полной тишине.

Кадр сменился. Передо мной стояла она — в коротком чёрном платье, с безразличным выражением лица, жующая жвачку. Её взгляд скользнул по мне, абсолютно пустой. Ни искры узнавания. Та самая дикая, хищная искра, что сводила меня с ума, оказалась просто включённым режимом. И сейчас он был выключен.

Мужик направился в магазин, она последовала за ним. Пахло от неё тем же сладким парфюмом, что и тогда, но сейчас он смешивался с запахом дорогого автомобиля и чего-то отталкивающего.

Они подошли к стойке. Мужик бросил на прилавок пачку презервативов.
—И пачку «Мальборо», — лениво бросила она, наконец-то удостоив меня взглядом. Взглядом, каким смотрят на автомат по продаже чипсов.

Пока я пробивал покупку, мужчина заметил, как я смотрю на неё.
—Что, пацан, присмотрел сучку? — хриплый голос прозвучал как пощёчина. Он ухмыльнулся, обнажив жёлтые зубы. — Красивая, да? У моего провайдера всегда чистенькие. Могу номер кинуть, если чё.

Слово «провайдер» повисло в воздухе, холодное и бездушное, как сталь. «Чистенькие». Как будто о товаре.

В горле встал ком. Провайдер. Чистенькие. Эти слова звенели в ушах, смешиваясь с воспоминанием о её стонах. Всё, что казалось диким и настоящим, оказалось отрепетированной услугой. Меня затрясло.

— Я… нет, — с трудом выдавил я, отводя взгляд.

— Ну, как знаешь. Качество, я тебе скажу, стабильное. Уж я-то знаю, — он самодовольно похлопал себя по карману.

Она взяла свои сигареты, даже не взглянув на меня, и пошла к выходу. Он последовал за ней, положив свою жирную лапу ей на поясницу.

Я стоял, вцепившись пальцами в стойку, пока они садились в машину и уезжали. В ушах стучало. Я облокотился о прилавок, чувствуя, как подкашиваются ноги. Холодный пот выступил на спине. Я сглотнул ком в горле и глубоко, с трудом вдохнул.

В этот момент зашёл очередной клиент — парень в косухе, заказал два кофе. Мои руки дрожали, когда я наливал кипяток. Я едва не пролил его, пытаясь попасть в стаканчик. Сдача из моих пальцев посыпалась на пол. Парень смотрел на меня с недоумением.

— Извините, — пробормотал я, чувствуя, как горит лицо. — Сейчас.

Подобрав монеты, я извинился и на пару минут ушёл в подсобку. Я включил ледяную воду и умыл лицо, пытаясь смыть оставшееся ощущение грязи. Вода стекала по коже, но не могла смыть мерзость, въевшуюся внутрь. Я посмотрел на своё отражение в тёмном окне — осунувшееся, бледное, с красными глазами. Неудачник, которого использовали в качестве бесплатного бонуса.

Вернувшись за стойку, я попытался ухватиться за мысли, но они бешено кружились.

«Нет, не может быть. Это какая-то ошибка, она его сестра, подруга…» — слабая попытка отрицания.
Но тут же вспомнилось её идеальное безразличие,его слова «провайдер», «качество». И эта мысль сменилась яростью.
«Чёрт!Да как она могла! И как я мог так повестись!»
И,наконец, горькое, ясное осознание:
«Всё сходится.Её уверенность, её… профессионализм в темноте. Всё, что казалось диким, было просто частью работы. Она не хотела меня. Она работала».

Позже, в тишине, я достал телефон и открыл запись той самой басовой партии, что родилась из этого «вдохновения». Я включил её. Тягучий, мрачный рифф, полный страсти и боли. Но сейчас он звучал иначе. Не просто фальшиво. Сложнее.

Мысли, от которых я сначала бежал, начали настигать, выстраиваясь в чудовищную, но неотвратимую логику.

Она проститутка. Эскортница. Товар. «Качество стабильное».

Но тогда, в той ванной… она была другой. Она была настоящей. Дикой. Голодной.

Я закрыл глаза, снова возвращаясь в ту темноту. Её слова: «Смотрел на меня?» — не расчётливые, а дерзкие, с вызовом. Её поцелуй — не техничный, а жадный, почти злой. Её инициатива — стремительная, не оставляющая времени на сомнения.

И самый главный факт, на который я тогда не обратил внимания, но который сейчас горел в мозгу как сигнальный огонь: она не попросила денег.

Ни тогда, в темноте. Ни после. Она просто ушла.

Значит, это не было работой. В тот момент, на той вечеринке, для неё это не было услугой.

Меня снова затошнило, но теперь от сложности этой картины. Её жизнь, её тело — товар, который покупают такие усатые ублюдки. Её выбор постоянно делают за неё, сводя к прайсу и отзывам. Но в тот вечер, увидев меня, она на что-то решилась сама. Возможно, этот поступок был для неё таким же побегом, как для меня теперь ночная заправка. Кратким моментом, где можно быть не товаром, а просто девушкой, которая хочет парня, который ей понравился.

Глава 4

Кевин

Работа на заправке наконец-то стала хоть немного терпимой. К нам устроился еще один парень, Джейк, так что мы перешли на график 2/2. Впервые за последний месяц у меня появилось настоящее свободное время — не просто несколько часов между сном и репетицией, а целые живые дни, которые я не знал, куда девать.

Вечером я направлялся на вечеринку к Дэну со странным чувством — будто возвращался в нормальную жизнь после долгого затворничества. Музыка гремела уже за полквартала, и знакомое бульканье баса заставляло мое сердце биться в такт.

— Кев! Черт, да тебя вообще не видно было! — Дэн распахнул дверь, размахивая бутылкой пива. — Думал, ты окончательно превратился в ночного призрака!

— Призраки не зарабатывают на тачки, — отшутился я, проходя внутрь и ощущая волну ностальгии по этой бесшабашной атмосфере.

В гостиной пахло пивом, духами и чем-то жарящимся на кухне. Дэн уже вовсю развлекал компанию очередной невероятной историей, размахивая руками так, что соседка едва успевала уворачиваться. Алекс сидел в углу с гитаристом из конкурирующей группы — они с серьезным видом обсуждали достоинства новых педалей эффектов.

И тут Дэн схватил меня за локоть с видом заговорщика.
—Кев, иди сюда. Тебе нужно кое с кем познакомиться.

Он подвел меня к симпатичной брюнетке с умными карими глазами и спортивной фигурой, которая угадывалась даже под мешковатой футболкой.
—Это моя двоюродная сестра, Лекси. Приехала к нам на все лето из Бостона. Лекси, это Кевин, наш басист и местный философ.

— Привет, — улыбнулась она, и у нее появились милые ямочки на щеках.

— Привет, — кивнул я, и в ту же секунду мой предательский мозг провел сравнение. Она пахла чем-то свежим и чистым, как белье после стирки. А та… та пахла опасностью и джином с тоником.

— Дэн рассказывал, ты серьезно занимаешься музыкой, — сказала Лекси, отводя меня немного в сторону от шумной компании. — На чем играешь?

— На басу, — ответил я, чувствуя привычную гордость. — Основа всего.

— Интересно, — она внимательно посмотрела на меня, и мне показалось, что она действительно слушает. — А почему именно бас? Не гитара или ударные?

Я задумался, перебирая в голове привычные ответы. Потому что бас — это как сердцебиение. Не всегда заметен, но без него все рухнет. Потому что я люблю быть основой, а не украшением.

— Мне нравится создавать фундамент, на котором все держится, — наконец сказал я, выбирая самый простой вариант.

К нашему разговору присоединился Алекс со своим вечным скептическим выражением лица.

— Итак, трудяга, — Дэн хлопнул меня по плечу так, что я едва не расплескал пиво. — Разгружаешь цистерны с бензином уже три недели. Уже скопил на яхту?

Я мысленно прикинул — три недели по 12 часов, потом неделя по графику 2/2. Часовая ставка… даже после вычетов получалось неплохо для начала.

— Около двух с половиной тысяч, — сказал я, стараясь звучать скромно.

Дэн свистнул, привлекая внимание окружающих.
—Неплохо для старта! Так что, уже присмотрел себе железного коня?

— Присмотрел, — кивнул я, чувствуя, как на мои слова обратила внимание Лекси. — Хонду Цивик десятого года. Чистая, без вложений, за шесть тысяч. Хозяин — старичок, ездил только по воскресеньям в церковь.

— О, серьезно! — Дэн поднял бровь, оценивающе осматривая меня. — Значит, скоро будем видеть тебя реже?

— Наоборот, — я почувствовал, как Лекси смотрит на меня с нескрываемым интересом. — Появился стимул заработать быстрее. Мне… нужно кое-куда съездить. Кое с кем повидаться.

Алекс, молча слушавший все это время, теперь внимательно на меня посмотрел. Он один знал всю историю со Скайлар.

— Надеюсь, оно того стоит, — тихо сказал он, и в его глазах читалось беспокойство.

— Я уже не знаю, что чего стоит, — честно признался я, глядя на свое пиво. Ни встречи с призраком прошлого, ни игры с демоном настоящего.

Лекси в течение вечера постоянно ловила мой взгляд, улыбалась, задавала вопросы о музыке и даже попросила показать несколько аккордов на воздушной гитаре. Она была милой. Умной. Забавной. И на сто процентов не моей. Я пытался поддерживать разговор, дал ей шанс, но внутри все было пусто — словно я смотрел очень красивый фильм, но не мог проникнуться сюжетом.

Примерно к полуночи вечеринка достигла своего пика — музыка гремела так, что дрожали стекла, народу было не протолкнуться, а воздух стал густым и тяжелым. Меня начало подташнивать от всего этого шума и чужих запахов. Я пробился к Дэну, который на кухне пытался приготовить какой-то многослойный сэндвич.

— Слушай, я валю, — сказал я, чувствуя, как голова раскалывается. — Можно у тебя в гостевой рухнуть на пару часов?

— Без проблем, братан, — Дэн махнул рукой в сторону коридора, не отрываясь от своего кулинарного творения. — Ты знаешь дорогу. Простыни чистые, полотенца в шкафу.

Я побрел в знакомую комнату на втором этаже, с облегчением закрыв за собой дверь. Здесь было тихо — приглушенный гул вечеринки доносился словно из другого измерения. Я скинул одежду, залез под душ и несколько минут просто стоял под почти холодными струями, смывая с себя остатки дня, запах чужих духов и какую-то странную усталость, которая сидела глубоко в костях.

Проваливаясь в сон на знакомой гостевой кровати, я думал о них — о двух призраках, преследующих меня. Скайлар — невинная, чистая, потерянная связь из прошлого, обещание, которое так и не сбылось. И Она — грязная, развратная, опасная загадка из настоящего, обещание чего-то темного и запретного. Две абсолютные противоположности. И почему-то вторая, с ее синими прядями и кольцом в губе, с ее знанием тьмы, занимала в моих мыслях все больше места.

Я не знал, сколько проспал, когда сквозь сон услышал, как скрипнула дверь.

— Дэн, отстань, я сплю, — пробормотал я, поворачиваясь на другой бок и натягивая одеяло на голову.

В ответ — тишина. Потом осторожные шаги. Ближе. Шуршание ткани. Легкий стук по полу — кеды? Я почувствовал знакомый сладкий, фруктовый запах, и все внутри меня сжалось. Не может быть. Это галлюцинация. Усталость. Слишком много работы, слишком мало сна.

Глава 5

Кевин

Последние дни я жил в сплошной навязчивой звуковой петле. Моим миром правил стерео-режим: одним ухом я слышал реальность, другим — непрекращающуюся музыку у себя в черепе. Но громче любой музыки звучал внутренний разлад — навязчивый, как зубная боль.

— Кевин, ты будешь это есть или просто устроишь ей фотосессию? — голос матери выдернул меня из транса. Я стоял над тарелкой с пастой, с вилкой в одной руке и телефоном в другой, куда только что записал ритм, отстукиваемый ножом о край тарелки.

— Прости, мам. Работаю, — буркнул я, откладывая телефон.

— Над тем, чтобы довести меня до белого колена? — вздохнула она. — Сын, ты в последнее время как зомби. Ты вообще спишь?

«Во сне тоже музыка», — промелькнуло у меня в голове. Мысленно я уже вернулся к своей мелодии, где шипение масла на сковороде становилось шипением тарелок, а гул холодильника — басовым подводным течением. Мелодией, которую запустила в моей голове Она. Та, что разрывала меня на части. Я боялся ее следующего появления до дрожи в коленях, и в то же время все существо жаждало темноты, в которой она появлялась. Это было похоже на тягу к сильнодействующему яду — ты знаешь, что он тебя убьет, но без него мир становится пресным и бессмысленным.

После ужина я снова застал маму на кухне. Она мыла посуду, глядя в ночную тьму за окном. — Ты пишешь новую песню, — сказала она, не поворачиваясь. — Ту, что напугала даже Дэна.

Я нахмурился:
—Алекс тебе позвонил?

— Нет. — Она обернулась, и в ее глазах я увидел не упрек, а печаль. — Я просто вижу. Когда ты был маленьким и сочинял свои первые мелодии, у тебя был такой же взгляд — одержимый и потерянный одновременно. Но тогда в твоих песнях были драконы и звёзды. А сейчас… — ее голос дрогнул, — сейчас в них боль. Сын, запомни раз и навсегда. Неважно, что происходит — плохое, хорошее, странное или то, чего ты сам не понимаешь. Ты всегда можешь прийти и поговорить. С любым. Мы с отцом всегда рядом. Всегда.

Когда дверь закрылась, я с размаху распахнул дверцу холодильника, заставив ее грохнуться о шкафчик. Схватив бутылку, я сжал пластик так, что он затрещал. Ее молчаливое понимание и эта готовность принять любое его состояние давили сильнее любого осуждения. Как я мог прийти к ним и сказать: «Знаете, меня тянет к проститутке, и я не знаю, что с этим делать»? Мы жили в разных вселенных. Они — в мире, где проблемы решаются разговорами и поддержкой. Я — в мире, где единственная искренность нашлась на дне, в объятиях девушки, продающей себя.

Ирония была в том, что с появлением Незнакомки я стал гораздо чаще вспоминать Скайлар. Две противоположности. Скайлар — призрак невинности, чистая любовь, которая так и не случилась. Она — грубая, шокирующая правда настоящего. Мой мозг метался между ними, как маятник. «А что, если Скайлар все еще ждет? — шептал один голос. — Она могла попасть в беду, ей может быть нужна твоя помощь». А другой, более циничный, отвечал: «Нужна? Как Незнакомке нужны деньги ее клиентов?» Может, моя тяга найти Скайлар сейчас — это просто бегство. Попытка ухватиться за призрачный свет, чтобы не утонуть в той тьме, что манила меня все сильнее.

В моем блокноте, поверх старых текстов, появлялись строчки, рожденные в агонии. И однажды, помыв посуду, я поймал себя на мысли, что превращаю чью-то возможную трагедию в свой хит. По спине пробежали мурашки. Было отвратительно. И чертовски продуктивно. Я видел в ней не просто «шлюху». Я видел в ней того, кто, как и я, не нашел своего места. Ее отчаянная дерзость, ее готовность сжечь все мосты за одну ночь — это была та же самая ярость, что клокотала во мне и выливалась в диссонирующие аккорды. Мы были из одного помойного ведра, просто гнили по-разному.

Эта мысль гнала меня из дома. Я бродил по ночному городу, включив на повторе тот самый сырой рифф. Город преломлялся через призму моей одержимости — в каждой одинокой фигуре на остановке, в каждом отражении в витрине мне чудились ее следы. Ноги сами принесли меня к «Квик Фьюел». Стоя напротив, я наблюдал за машинами, представляя, что одна из них — тот самый темный седан. Эта мысль была отвратительной и пьянящей одновременно. Я представлял, как она выходит оттуда, и нас охватывала одна и та же тишина, полная невысказанного стыда и понимания.

Вечер в гараже у Алекса должен был стать разрядкой. — Народ, есть одна тема. Сырая. Но… она о том, что происходит, — сказал я, настраивая бас.

Я начал один. Низкий, давящий рифф. Мой сдавленный голос. Дэн подхватил нервный ритм, Алекс вплел меланхоличную арпеджио. И вдруг я резко дернул струну, с силой заглушив бас после диссонирующего лязга. — Не так… Все не так, — прокричал я, отшатываясь от усилителя.

В наступившей тишине Дэн свистнул:
—Черт… Ну и мрак, братан. Как будто ты сам не знаешь, то ли тебе трахаться хочется, то ли плакать.

Алекс тихо добавил:
—Ритм как сердцебиение в панике. Если доделаем — это будет наша лучшая и самая мрачная работа.

Дома я поймал свое отражение в зеркале. — Прекрасный принц для шлюхи, вот кто ты, — прошипел я. — Нашел куклу для битья и думаешь, что это искусство. Дэн прав — ты просто ублюдок, которому нравится чужая грязь. Но это не просто грязь, — спорил я сам с собой. — Это правда. А Скайлар… Скайлар была красивой ложью. Мечтой, которая так и не сбылась. Может, именно поэтому я бегу от нее в эти объятия? Потому что незнакомка не обещает мне ничего, кроме правды, какой бы уродливой она ни была?

Меня разбудила вибрация телефона. Неизвестный номер: «Скучаю по темноте». Длинные гудки, потом — «абонент недоступен». Я швырнул телефон на кровать. Игра продолжалась. И я был не просто игроком. Я был соучастником.

На следующее утро в машине отец спросил: — С тобой все в порядке, сын? — и, получив кивок, тихо добавил: — Помни, мы с мамой всегда на твоей стороне.

Глядя в окно, я снова представил, как писал ту песню. Я не сочинял — изрыгал. Это был кривой, уродливый, но искренний крик в попытке докричаться. Докричаться до нее? До себя? Или до Скайлар, которая, возможно, уже давно исчезла навсегда?

Глава 6

Кевин

Смена на заправке тянулась как жвачка, потерявшая вкус. «Квик Фьюел» в эту ночь больше напоминал «Медленное Выгорание». Часы пробили три, а клиентов можно было пересчитать по пальцам одной руки. Гул холодильников и мерцание неона действовали как снотворное. Я сидел на стуле за кассой, подперев голову рукой, и веки медленно, но верно слипались.

Меня выдернул из полудремы резкий скрежет гравия. На заправку подкатила старая, но ухоженная иномарка цвета выцветшей ночи. Сердце заколотилось так, что в ушах зазвенело.

Из водительской двери вышла она.

Та самая. В тех же рваных джинсах и потёртых кедах. Светлые волосы с синими кончиками собраны в небрежный хвост.

— Пачку «Мальборо», — бросила она, подходя к стойке. Взгляд скользнул по мне, быстрый и безразличный.

Я протянул сигареты. Пальцы чуть дрожали.

— Как ты нашла меня тогда? На вечеринке у Дэна?

Она медленно открыла пачку, не глядя.

— Сообщества маленькие. Все всех знают. Особенно таких, как ты. Привлекательных.

— А на той, первой вечеринке? Ты просто пришла туда… по работе?

Она подняла глаза. В них заплясали знакомые искры насмешки.

— Я пришла развеяться. А нашла… неожиданный бонус. — Ухмыльнулась. — У тебя слишком много вопросов, басист.

— А какие тогда?

Она наклонилась через стойку так близко, что я снова почувствовал её запах.

— Например… у меня сегодня есть свободное время. Хочешь, я тебе отсосу? Прямо тут.

Мозг раскололся надвое. Одна половина кричала: «Нет! Остановись! Ты же хотел поговорить, увидеть её глаза, понять!». Другая, тёмная и знакомая, уже рвалась с цепи, привлечённая дикой простотой этого предложения. Я стоял, красный, немой, и вся моя внутренняя борьба — вожделение, сплетённое со стыдом, — была у неё как на ладони.

Она видела. Видела, как по мне пробежала дрожь, как сжались кулаки, как капля пота скатилась по виску. Видела, что её слова попали точно в цель. Губы растянулись в победной ухмылке.

— Я так и знала, — прошептала она, и в этих трёх словах звучало столько презрительного торжества, что меня передёрнуло.

И прежде чем я успел выдавить хоть слово, она обошла стойку, взяла меня за запястье холодными пальцами и повела в подсобку.

Дверь захлопнулась.

Она опустилась на колени. Расстегнула ремень, молнию — всё быстро, уверенно, без взгляда вверх. И взяла меня в рот.

Сначала я был в ступоре.
Унижение. Это чистое унижение. Она снова использует тебя. Останови это. Скажи "нет".
Вот он я. Не рок-звезда, не сын, не друг. Всего лишь тело, за которое заплатят.
Перед глазами проплыло лицо Лекси с её ямочками на щеках— чистое, недосягаемое. А следом — образ Скайлар, той, что когда-то писала о радугах. Скайлар искала бы меня по песням. А эта нашла, чтобы сделать вот это. И, чёрт возьми, я позволил.

Но её язык был тёплым, влажным, невероятно точным. Она знала, что делала, и, кажется, наслаждалась каждой секундой этой власти надо мной. Я чувствовал это в каждом движении, в ровном дыхании носом, в отсутствии всякой спешки.

Я вцепился пальцами в стеллаж за спиной, смотрел на её макушку, на синие кончики волос, которые мелко дрожали в такт. Внутри всё кипело и плавилось: стыд, злость, дикое возбуждение, ненависть к себе за эту слабость, за это немое согласие.

А потом что-то во мне сломалось. Не ярость — ярость была раньше. Сейчас это было холодное, безжалостное осознание: она позволяет это. Она хочет этого.

Я схватил её за волосы. Крепко. До боли, чтобы она почувствовала.
Она издала тихий,удивлённый стон, но не отстранилась — напротив, её губы растянулись в подобии улыбки вокруг меня, и она расслабила горло, приглашая глубже. В её глазах, которые мельком поймали мой взгляд, промелькнула не просто покорность, а быстро погашенная вспышка чего-то большего — признания? Благодарности? Это было не сопротивление. Это была капитуляция, которая унижала больше, чем любая борьба.

И я начал трахать её рот.

Резко. Глубоко. Безжалостно.
Всё,что копилось неделями — унижение от её исчезновений, её насмешки, её «я так и знала», этот взгляд, будто я зрелище — я выплёскивал в каждое движение бёдер. Хотел, чтобы она подавилась. Хотел, чтобы запомнила вкус не страсти, а моей ярости. Чтобы это кольцо в её губе впивалось в мою кожу как напоминание.

Она не сопротивлялась. Её руки легли на мои бёдра — не чтобы оттолкнуть, а чтобы держаться. Дышала тяжело, порывисто, иногда её тело содрогалось, но она принимала всё. И в какой-то момент, сквозь туман гнева, до меня дошло: она этого и ждала. Ждала, когда я сорвусь. Чтобы я стал таким же грязным, таким же потерянным, как она сама.

Когда кончил, это не было облегчением. Это было насилие, и я был его орудием.
Я держал её голову,не давая отстраниться, до последней капли, пока судорога не отпустила, и только потом разжал пальцы.

Она медленно поднялась, вытерла рот тыльной стороной ладони, посмотрела снизу вверх, и её губы снова сложились в ту же удовлетворённую, почти что материнскую улыбку — будто я наконец-то сдал какой-то сложный экзамен.

Ни слова. Вышла.

Я остался стоять, прислонившись к стеллажу, мокрый от пота, с привкусом меди и ярости во рту.

Когда я вышел за стойку — магазин пуст. Машины нет.
На прилавке лежала аккуратно сложенная купюра.
Сто долларов.

Я замер.
Кровь отхлынула от лица,оставив за собой ледяную пустоту, а следом накатила жаркая волна стыда. Унижение было таким физическим, что меня чуть не вырвало.

Она заплатила.
После всего— после моей ярости, после того, как я думал, что хоть на секунду взял контроль, — она всё равно оставила деньги. Чёткий, безэмоциональный расчёт. Как будто я был просто услугой. Особой услугой.

Я смотрел на эту зелёную бумажку и чувствовал себя дешёвой, использованной вещью.

Но из глубины стыда, как росток сквозь асфальт, пробилась другая, чёткая и холодная искра — чистая, ничем не разбавленная злость.