Только моя

Глава первая - Кофе, сарказм и немного мести

Будильник звенит в семь — как всегда слишком резко, как будто хочет не разбудить, а разозлить. Я тянусь к телефону вслепую, сбиваю сигнал и на мгновение замираю. Комната ещё тёмная, занавески плотно закрыты, воздух прохладный. Всё будто говорит: «Останься. Никто тебя там не ждёт настолько сильно».

Но я всё равно поднимаюсь. Привычка. Или упрямство.

Квартира маленькая, но мне хватает. Однокомнатная, с деревянным полом, местами поскрипывающим, и крохотной кухней, где всё давно на своих местах. Из-за окон выходит на внутренний двор с кривыми клёнами и забытой детской площадкой — удобно, никто не заглядывает.

В ванной вода слегка холоднее, чем хотелось бы. Но не до дрожи. Просто так, чтобы понять: день действительно начался. Я не всматриваюсь в зеркало. Нет смысла — я всё равно не собираюсь никого впечатлять.

Одеваюсь быстро. Чёрные джинсы, мягкий свитер, старая шляпа, которую я ношу уже третий год — странная, нелепая, зато моя. Чёрные, потому что так проще. Не потому что трагедия в душе, не потому что субкультура, а потому что не надо думать, с чем сочетается. Чёрный цвет ни с кем не спорит. Как я в хорошие дни.

На кухне тихо. Холодильник шумит глухо, как старик, что бубнит себе под нос. Я беру кусок тоста с арахисовой пастой, ем стоя, у окна. За стеклом — серое утро, воздух ещё свежий, не перегретый. Машины проезжают медленно, будто тоже не хотят спешить. Соседка снизу снова выгуливает своего мопса в розовом комбинезоне. Мопс выглядит так, будто стыдится своей жизни.

Когда выхожу из дома, телефон вибрирует — сообщение от Дживона:

«Жду у школы. Не торопись. Или торопись, если хочешь кофе»

Я ул ыбаюсь. Почти неосознанно.

Он всегда встречает меня у ворот. Стоит, прислонившись к перилам, с тем самым спокойным видом. В одной руке — бумажный стакан с логотипом моей любимой кофейни. Не автомат, не растворимое, а настоящее. Тёплое, пахнущее корицей и немного ванилью.

Я подхожу, он подаёт мне кофе. Я делаю первый глоток — и почти мурлычу от удовольствия.

— Доброе утро, Ким Хаён — говорит он.

— Доброе. Ты сегодня особенно мил, Пак Дживон — отвечаю я и снова пью.

Тепло расходится внутри, словно давая разрешение прожить ещё один день.

Он улыбается. Мы идём вместе, и мне даже не хочется спорить с миром. Иногда он такой: почти терпимый.

В школе ничего не меняется. Те же коридоры, те же лица, те же шорохи сплетен, что текут, как фоновая музыка. Кто-то обсуждает вчерашнюю контрольную, кто-то делится мемами. Я прохожу мимо, не вникая. У меня достаточно своих мыслей, чтобы не влезать в чужие.

На первой паре — литература — нас просят придумать альтернативную концовку к повести, которую мы читали. Дживон, не поднимая головы, пишет про то, как главный герой становится кулинарным блогером и переезжает в Пусан. Я не выдерживаю и роняю голову на парту, едва сдерживая смех. Учительница поднимает бровь, но ничего не говорит — ей с нами давно всё ясно.

На перемене мы с Дживоном и Хёри идём в столовую. Она машет нам с другого конца коридора, как всегда в ярком худи, с наклейками на рюкзаке и улыбкой, которая умеет разряжать даже ядерную зиму. Хёри — единственный человек, который называет меня «солнышко» без иронии. И ей как-то прощается.

Я беру в столовой зелёный чай. Кофе тут — издевательство над чувствами. Еда — тоже не вдохновляет: рис липкий, котлета похожа на компромисс между резиной и бумагой. Я выбираю пирожок с картошкой. Он хотя бы горячий.

За нами хвостом идут друзья Дживона, шумят, спорят о каком-то матче. Я не лезу, просто слушаю краем уха. Иногда вставляю комментарии, если они совсем уж не могут решить, какой вратарь — деревяннее.

И тут, как по часам, появляется он.

Чон Чонгук.

Тот, кто живёт по принципу «если день не испортил кому-то — зря проснулся». Из всех людей в этом заведении с линолеумом цвета тоски и пластиковой посуды, только один может испортить обед без слов. Просто появившись, как нежелательное уведомление.

Чонгук подходит к нашему столику. Поднос в руке, надменный взгляд — как всегда. Вид у него такой, будто он снова сдал что-то на полбалла выше меня и теперь пришёл объявить об этом через внутренний громкоговоритель.

— Ну привет, — протягивает он с нарочитой доброжелательностью. — Смотрю, ты сегодня не в лучшей форме. Что, график учёбы не выдержал твоего перфекционизма?

Я не поднимаю глаза от стола.

— А ты снова решил мерить самооценку результатами по физкультуре? Интересный способ прожить молодость.

— Нет, просто забавно наблюдать, как ты нервничаешь перед каждым тестом, а потом всё равно на втором месте. Стабильность — признак мастерства?

Я медленно поворачиваюсь к нему, удерживая в руках стакан с чаем.

— Мне нравится, что ты веришь в себя. Это трогательно. Даже если это иллюзия.

Он улыбается. Спокойно. С вызовом.

— А мне нравится, как ты строишь фасад из ледяного спокойствия. Только вот трещины видны за километр.

Я поднимаюсь. Неспешно. Он думает, что выиграл. Думает, что достал.

Я беру стакан и делаю вид, что пью. На самом деле — просто держу паузу. А потом, как бы случайно, слегка опрокидываю его содержимое на край его рубашки. Достаточно, чтобы осталось пятно. Недостаточно, чтобы можно было кричать.

— Ой, — говорю. — Похоже, рука дрогнула. Бывает, когда рядом слишком много пафоса.

Он резко отступает, сжимая губы.

— Ты ненормальная, — выдыхает он.

— В этом и секрет моего успеха. Ты же не думал, что место первого гения класса достаётся вежливым?

Хёри прыскает от смеха, пряча звук в стаканчик с соком:

— Я так и знала, что сегодня будет весело.

Чонгук смотрит на меня ещё секунду. Потом, ничего не сказав, разворачивается и уходит. А я сажусь обратно, поправляя волосы, как будто только что сбросила лишний балласт.

Через где-то 10 минут, закончив с трапезой, мы уходим, пока Чонгук продолжает кипеть.

Глава вторая - День начался с улыбки

Утро началось с лёгкой, почти необъяснимой улыбки на губах. Я сама не понимала, откуда взялось это настроение — в конце концов, сегодня у нас была контрольная по математике. Не самая любимая тема, да и волнение всегда сковывает мысли. Но, как ни странно, я даже чувствовала азарт — сегодня предстояло не просто сдать тест, а показать, что я могу лучше, чем Чонгук. Он всегда был моим главным соперником в учебе, и я не собиралась уступать ему ни на шаг.

Проснувшись в семь, я потянулась за телефоном, чтобы выключить будильник, и на секунду задержалась, просто наблюдая за игрой теней в комнате. Было тихо и спокойно, в воздухе висела прохлада, которая ещё не успела превратиться в летнюю жару.

Душ помог понять, что день действительно начался, и никакой сон больше не вернётся назад. Я быстро собралась, взяла любимые кроссовки, которые давно потеряли белизну, но так и не стали неуютными. Наушники — мои верные спутники — висели на шее, и я уже мысленно просчитывала маршрут до школы и стратегию, как не дать Чонгуку переиграть меня на контрольной.

Решила пойти пешком. Хотелось хоть немного подышать утренним воздухом, а заодно забрать лучшую подругу Ким Хёри по дороге. Мы встретились у её дома, и, как обычно, разговор сразу завертелся вокруг её новых «романтических приключений». Она рассказывала с таким задором про своих парней и свидания, что я невольно улыбалась, слушая. Меня эти истории уже не тревожили — я была в отношениях, и мне даже нравилось слушать её, как будто я наблюдаю фильм, где герои проходят через все стадии любви.

Хёри закончила рассказ про своего «принца», когда мы неожиданно встретили Дживона. Наша компания всегда была неразлучной — будь то школа, учёба или просто прогулки — и мне нравилось это чувство принадлежности. Сегодня же у одного из одноклассников был день рождения, и нас пригласили на вечеринку в клубе «Sweet Life». Мы, конечно, не могли отказаться — как хорошие друзья.

Контрольная по математике прошла быстрее, чем я ожидала. Было сложно, но я справилась — или, по крайней мере, так казалось мне самой. В душе теплело чувство, что я действительно боролась за результат. Когда через пару часов нам объявили оценки, я посмотрела табель и чуть сжала губы — Чонгук снова был на один балл выше. Я снова оказалась на втором месте.

Это было привычно и в какой-то степени даже горько. Наш матч длился уже много месяцев, и каждый раз я старалась вырваться вперёд, но он всё равно умудрялся держать преимущество. Я понимала, что это не конец — скорее, очередной вызов, который мне нужно принять и преодолеть. Мы оба знали: соревнование между нами не просто о баллах, оно о том, кто станет лучше, сильнее — и не только в учебе.

Впрочем, весь этот напряжённый фон оставался где-то на заднем плане, потому что впереди был насыщенный вечер.

После нескольких уроков мы с друзьями разошлись по домам.

Вечеринка начиналась в восемь, а сейчас было около четырёх — времени на подготовку было в избытке. Я решила отложить сборы и посмотреть дораму, которую вчера не успела досмотреть. Это было своего рода расслаблением, передышкой перед вечерним событием.

Время — 18:50. Пришло время готовиться. Я подошла к шкафу, достала своё чёрное платье — простое, но элегантное, без лишних деталей, идеально подчёркивающее силуэт. Распустила волосы, чтобы они мягко падали на плечи, и сделала лёгкий макияж — немного теней, прозрачный блеск для губ. На ноги надела туфли того же цвета, что и платье — чёрные, на среднем каблуке, чтобы было удобно и красиво одновременно.

В 19:30 за мной приехал Дживон. Когда он увидел меня, на лице отразилась искренняя неожиданность — он потерял дар речи, что для него было редкостью. Дживон — не из бедных, напротив, но никогда не кичился этим. Он всегда был дружелюбен и прост в общении, что сделало его особенно дорогим для меня. Наверное, поэтому я старалась выглядеть на все сто.

По пути в клуб я попросила его не пить — он становился неуправляемым даже от небольшой дозы алкоголя. Он напрягся, но не стал спорить. Помнил. Или делал вид, что помнит прошлый инцидент и драку. Кивнул, хотя, кажется, не очень рад был этому ограничению.

В Sweet Life было шумно и душно. Музыка гремела, смех и вспышки телефонов сливались в одну бесконечную ленту. Мы с Хёри устроились на диване у стены, обсуждая чужие наряды, наших одноклассников и какую-то глупую песню. Дживон исчез с друзьями — я почти и не заметила. Его отсутствие не тревожило.

Но появление Чонгука — да. Он вошёл как буря, молча. Его взгляд скользнул по толпе, остановился на мне. Не зло. Не ярость. Холодная отточенность, как лезвие. Я не отвела глаз. Я ничего не жалела.

Мы не обменялись ни словом, но его внимание ощущалось как тонкая угроза, что было предупреждением о том что он всё ещё помнил нашу стычку. Впрочем, я не жалела о том, что сделала. Пусть знает — не стоит меня провоцировать.

После вечеринки я не могла найти Дживона. Подруга уже устала, она выпила немного больше коктейлей чем обычно, и я отправила её домой.

А после решила пойти на поиски сама.

Я нашла его у каменной стены клуба — он сидел на бетонной плите, опустив голову, локти упирались в колени. Его пальцы что-то теребили, будто он старался отвлечься от собственных мыслей.

— О, Дживон, вот ты где. Я тебя искала, — сказала я, стараясь говорить спокойно.

Он не сразу поднял голову. Когда наконец посмотрел на меня, в его глазах было какое-то странное, беспокойное напряжение.

— Хаён, — произнёс он с вымученной улыбкой. — Всё ещё тут?

— Я думала, ты ушёл. Ты пропал с вечеринки, даже когда все начали расходиться.

Он пожал плечами.

— С пацанами немного посидел. Хотел воздуха. Много думал.

— Ты выглядишь... не очень, — мягко сказала я. — Всё нормально?

Он вдруг встал. Резко. Слишком резко. В глазах промелькнуло что-то тревожное. Я сделала полшага назад, но он сократил дистанцию.

— Я просто... Я устал всё сдерживать, — выдохнул он, глядя мне прямо в лицо. — Я больше не могу, Хаён.

Глава третья — Дом врага или убежище?

Я не помню, как мы дошли до машины. Только его пальцы — тёплые, с нажимом, будто боялся, что растворюсь, если ослабит хватку. Только скрежет замка и хлопок дверцы. Я села, будто по команде, и стекло сразу запотело от моего дыхания. Всё внутри дрожало.

Чонгук молчал. Завёл двигатель и тронулся — быстро, но не резко. Его руки на руле сжимались, как будто кости пальцев мешали ему держать себя в руках.

Я не спрашивала, куда он меня везёт.

Город за окном размазывался в огненные полосы. Стекло отражало моё лицо — чужое, бледное, губы с тенью крови, волосы сбились в беспорядочную копну. Плечо саднило. Я даже не смотрела, насколько сильно — не могла. Всё тело болело, но это было… далеко. Как будто не со мной.

Машина остановилась. Он обошёл с водительской стороны, открыл дверь, не говоря ни слова. Я выбралась, покачнувшись, и он поймал меня за локоть — мягко, как будто дотрагивался до фарфора. Мы поднялись по лестнице, и я вдруг подумала, что даже не знаю, где мы. Первый раз в жизни в его доме.

Он открыл дверь, и меня встретил запах. Чисто, но не безжизненно: древесный, с ноткой кофе, книги, немного лака — как после ремонта, но уже обжито. Прошли по коридору, он включил свет только в кухне, остальное утонуло в полутьме. Я опустилась на табурет и тут же сгорбилась, будто тяжесть наконец догнала меня.

Он открыл верхний ящик, достал аптечку. Молча. Как будто боялся, что любое слово что-то нарушит — хрупкий покой, в который я вцепилась, как утопающий в доску.

— Сними куртку, — тихо сказал он. Не как приказ. Как просьбу. Как будто ему было неловко это просить.

Я подчинилась. Движения давались тяжело, ткань прилипла к плечу, и я тихо втянула воздух.

Он заметил.

Подошёл, стал медленно помогать — пальцы цеплялись за манжету, очень осторожно, почти нежно. Словно боялся дотронуться до боли.

— Это кровь? — спросил он глухо.

Я кивнула. Он выдохнул, чуть слышно, и отвернулся на секунду, как будто собирался с силами.

Потом аккуратно смочил ватку перекисью и поднёс к ране.

— Щипать будет, — предупредил.

И приложил.

Я дёрнулась.

— Прости, — тут же прошептал.

Он работал молча, быстро, но аккуратно. У него дрожали руки — чуть-чуть, но я заметила. Наверное, и он сам это заметил.

Когда перевязал, убрал аптечку обратно, налил мне воды в кружку и поставил передо мной.

— Выпей.

Я сделала пару глотков и отставила.

— Почему ты это делаешь? — выдохнула. Голос дрожал.

Он не сразу ответил. Облокотился на стол, не глядя на меня, опустив голову.

— Потому что не смог бы тебя там оставить. Потому что... — он замолчал. Пальцы сжались в кулак. — Потому что если бы я пришёл на минуту позже — я бы... Я бы убил его.

Я замерла.

— А теперь… — он выпрямился. Его взгляд стал мягче. — Теперь тебе нужно поспать. Комната там, — он кивнул в сторону тёмного коридора. — Постель свежая. Если что — зови.

Я хотела сказать что-то, хоть что-то — но не смогла.

Он поднялся первым, чуть подождал у двери, и, не дождавшись ответа, вышел.

Я осталась на кухне ещё пару минут. Тишина была плотной, будто укутала меня. Я посмотрела на кружку с водой. Сделала ещё глоток.

Потом встала и пошла в указанную сторону.

Комната была прохладной и тёмной. Я легла на спину, уставившись в потолок. Простыня пахла его домом. Безопасно.

Невыносимо.

Мне казалось, что я всё ещё чувствую под ногтями прикосновение Дживона. Но в груди, очень глубоко, теплилось что-то новое. Тихое. Как огонёк под одеялом.

Я проснулась от света.

Он был рассеянный, неяркий — будто кто-то нарочно притушил утро, чтобы не разбудить слишком резко. Я сначала не поняла, где нахожусь. Потолок чужой. Шторы плотные, но между ними — тонкая щель, сквозь которую пробивался мягкий солнечный луч.

Пахло лавандой. Или, может, порошком. Простыня под щекой была тёплой, гладкой, с чьим-то тихим спокойствием, как будто в ней осталась память рук, которые стелили её.

Плечо саднило. Я аккуратно пошевелилась — ткань платья натянулась, и я поняла, что всё ещё в той самой одежде. Платье. Чёрное. Скомканное под боком.

Я замерла.

Вспомнила. Всё.

Вечеринка. Дживон. Удар. Его лицо в темноте. Камень в руке Чонгука. Машина. Кухня. Тепло.

Пальцы дрогнули, я подтянула колени, сжавшись в кокон. Хотелось спрятаться. Не от него — от себя. От того, как меня трясло тогда. От звука собственного дыхания. От взгляда, с которым он смотрел, пока перевязывал. Слишком живой. Слишком настоящий.

Я сидела так несколько минут, пока не услышала негромкий шум из кухни. Стучала чашка. Лёгкие шаги.

Он был дома.

Я встала. Очень медленно. Куртка лежала рядом, на спинке стула. Всё было аккуратно. Даже слишком.

Я вышла в коридор, босиком. Пол был прохладный, воздух пах кофе. За углом — кухня, и там он.

Спиной ко мне. В чёрной футболке, с растрёпанными волосами. Стоял у плиты, что-то мешал в маленькой кастрюле.

Я стояла в дверях, не решаясь войти.

Он повернулся первым. Увидел меня. На мгновение на лице — лёгкое облегчение. Потом сразу — сдержанность. Он не подошёл. Просто кивнул:

— Доброе утро. Как ты?

— Не знаю, — честно ответила я. Голос прозвучал тише, чем я хотела. — Жива вроде.

Он кивнул снова, чуть выдохнул.

— Я сварил овсянку. С бананом. Ты, наверное, не ела.

Я кивнула. Хотела поблагодарить — не получилось. Он жестом указал на табурет и достал вторую кружку. Поставил передо мной.

— Кофе. Без сахара. Ты вроде так пьёшь.

Я удивлённо подняла брови.

Он поймал мой взгляд и чуть усмехнулся:

— Я замечал.

Я сделала глоток. Горячий, крепкий, как люблю. Но ком подступил к горлу не от вкуса.

— Я… в платье, — сказала я почти шёпотом.

Он чуть напрягся. Не по-настоящему, скорее как человек, который не хочет выглядеть неловко, но всё равно выглядит.

Глава четвёртая — Слёзы и десять желаний

Утро встретило меня резким звуком будильника, который словно вызвал меня на бой. Вздохнув, я медленно приоткрыла глаза и провела ладонью по лицу — будто таким жестом можно было смыть тягость ночных мыслей. Но тени вчерашнего вечера не исчезали.

В ванной холодная вода обожгла кожу, заставляя сердце биться быстрее. Я смотрела в зеркало, пытаясь найти в отражении хоть каплю силы, но там была только усталость и туман отчаяния.

Школьная форма лежала рядом — будто напоминание, что я должна идти в мир, где всё так же сложно и несправедливо. Надев её, я ощущала, как будто облачилась в броню, но она слишком тонкая, чтобы защитить.

Телефон вибрировал. Сообщение от Хёри — лучик света в этом сером дне. Я взяла телефон и прочитала её слова: «Я рядом. Всё будет хорошо.»

Когда мы встретились, Хёри была как всегда — спокойной и внимательной, но в её глазах я увидела нечто большее. Там была не просто поддержка, там была настоящая тревога, глубокая и искреннея. Она держала в руках кофе — её способ сказать, что всё под контролем. Её улыбка была настоящей, и в ней не было ни грамма фальши.

— Рассказывай, — мягко сказала она, когда мы сели на скамейку.

Она молча смотрела на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли, понять, что скрывается за маской, которую я старалась удержать. Когда я начала говорить, её губы чуть дрогнули, и она сжала кулаки, как будто сдерживала собственную боль. Сначала слова цеплялись в горле, но потом потекли, как река, неумолимая и сильная. Боль, злость, растерянность — всё выплеснулось наружу.

Хёри опустила глаза, голос срывался на полуслове, когда она наконец собралась сказать то, что так долго держала в себе:

— Я не могу перестать думать об этом... Если бы я не ушла раньше из клуба, если бы осталась до конца, может, этого не случилось бы. Я бросила тебя одну, когда тебе было так страшно... Прости что подвела тебя.

Её руки дрожали, и она крепко сжала мои руки, словно пыталась удержать себя от слёз.

Я вздохнула глубоко, стараясь найти силы, чтобы не дать ей утонуть в этой вине. Подняла её руку и крепко, но мягко сжала её пальцы.

— Хёри, остановись. Это не твоя вина. Ты не могла знать, что кто-то решит перейти грань, что всё пойдёт так страшно. Ты не оставляла меня специально, не могла знать что будет дальше, ты была и будешь дальше моим лучом в темноте.

Она подняла на меня глаза, в которых блестели слёзы — уже не только сожаление, а глубокая благодарность и облегчение.

Хёри села ближе, обняла меня крепко, как будто хотела передать всю свою любовь и поддержку без слов.

— Я обещаю, — прошептала она, — что никогда больше не оставлю тебя одну, ни на минуту. Мы пройдём через это вместе.

Я позволила себе расслабиться в её объятиях, почувствовать, что не одна. И в этот момент вся тяжесть ночи немного отступила, уступив место теплу настоящей дружбы.

Мы встали вместе, шаги стали увереннее, а сердце — чуть легче.

Коридоры школы были наполнены утренней суетой — щелчки замков, приглушённые голоса, резкий запах маркеров и чуть тёплого пластика, будто здание ещё не проснулось до конца. По стенам дрожали отблески света от ламп, а за окнами небо лениво отражалось в стеклах шкафчиков.

Мы шли медленно, не торопясь. Хёри держала шаг вровень со мной, не толкая и не подталкивая. Просто была рядом. И этого было достаточно, чтобы я продолжала идти вперёд.

Возле класса мне вдруг стало трудно дышать. Казалось, за этой дверью осталась часть меня, замёрзшая и сломанная. Но пальцы Хёри едва коснулись моей руки — лёгкое, ободряющее прикосновение, которое не требовало слов. Я кивнула и сделала шаг вперёд.

Когда мы вошли, знакомый шум будто слегка стих — или это мне так показалось. Кто-то смеялся у доски, кто-то спешно дописывал домашнее задание, наклонившись над партой. В воздухе витал привычный аромат дешёвого мыла и свежих чернил. Всё было как всегда… но не совсем.

Я прошла к нашему старому месту — третья парта у окна. Солнечные лучи лениво пробивались сквозь мутное стекло, ложась пятнами на поверхность стола. И я села.

Пальцы невольно коснулись деревянной поверхности, где всё ещё угадывались вырезанные наугад буквы и царапины — мы когда-то смеялись, гадая, кто их оставил. Помню, как он сидел рядом, подперев щеку ладонью, притворяясь, что слушает учителя, а сам бросал в меня бумажки с глупыми надписями. Помню, как он делил со мной наушник, когда мы притворялись, что делаем проект, хотя просто слушали одну и ту же песню по кругу. Помню, как его рука случайно касалась моей — и как от этого дрожали пальцы.

Я сжала зубы. Сердце сжалось, как будто на рану кто-то насыпал соли. Те же руки, что когда-то так бережно держали меня за плечо, позже сжались на моих запястьях с такой силой, что я до сих пор ощущала фантомную боль. Он смотрел на меня тогда иначе — как на вещь, как на право, как на слабость. Он был частью тепла… и теперь — частью холода.

— Эй, — голос Хёри вывел меня из застывшего мрака. Она уже села рядом и смотрела на меня не тревожно, а с мягкой решимостью. — Пошли в столовку? У нас ещё пять минут.

Я кивнула. Внутри всё ещё звенело, но я поднялась. Пока мы шли, шаг за шагом, я начала ощущать что-то иное. Как будто тяжесть воспоминаний не ушла — но сдвинулась, уступив место для воздуха.

В столовой всё было по-прежнему шумно, пахло пересоленным супом и подгоревшими булочками. Кто-то уронил поднос, кто-то спорил у автомата. Всё кипело. Жило.

Мы взяли чай и по бутерброду — ничего особенного, но в этот момент именно обычность была спасением. Хёри что-то рассказывала, смахивая волосы с лица, и я вдруг поняла, что улыбаюсь. Не потому что всё хорошо, а потому что сейчас я здесь, с ней, и этого достаточно.

Я слушала её голос, не разбирая слов, просто вбирая в себя тепло. И с каждой секундой прошлый вечер отступал — не исчезал, нет, — но терял власть над моим настоящим.

Хёри протянула мне салфетку, будто между делом. Я взяла её и посмотрела на неё дольше, чем следовало. Она улыбнулась — и в этой улыбке было больше любви, чем я могла выразить словами.

Глава пятая - Неожиданные перемены и новые...друзья?

С утра окно было залито золотыми пятнами света, будто кто-то просеивал солнце сквозь сито. И впервые за долгое время я не хотела спрятаться обратно под одеяло. Казалось, мир — на минуту — забыл быть тяжёлым. Или я просто научилась дышать в абсурде.

Абсурд носил имя Чон Чонгук.

Хёри не ответила. Я шла в школу одна, в наушниках — музыка, в голове — остатки снов. Уже почти дошла до ворот, когда по плечу скользнула тень. Удар сердцебиения стал глухим и сосредоточенным.

Чёрная машина затормозила плавно, будто не по асфальту, а по воздуху. Слишком узнаваемая, слишком чужая и теперь — слишком своя. Я помнила, как её фары вынырнули из темноты той ночью, когда всё внутри меня дрожало. И как он тогда вышел, не спрашивая, просто открыл дверь. И оставил свой запах на обивке — древесно-пряный, чуть горьковатый.

Теперь — сн ова.

— Доброе утро, — сказал он, опуская окно. Уголки губ чуть дернулись вверх.

Он почти не улыбался — просто смотрел, будто знал, что я скажу.

— Доброе, — отозвалась я, с тем самым полувздохом, который прилипает к словам. — Рыцарь на блестящих… чёрных шинах.

Он хмыкнул. Мы оба знали: между нами теперь всегда будет то «в тот вечер». И никуда от него не деться.

— Подбросить?

— Ага. Чтобы потом на меня в туалете женском устроили суд чести? Заманчиво. Давай.

В салоне пахло свежей кожей сидений, остатками утреннего американо и им — его духами. Не сладкими, не дерзко восточными, а тёплыми и сухими, как поздний вечер после дождя. Ноты дерева, чуть цитруса и чего-то пряного, сдержанного — будто аромат сам знал, как не быть навязчивым. Такой запах оставался на одежде, на запястье, в памяти. Мужской. Уверенный. Без попытки понравиться — и оттого ещё сильнее. Он подходил ему — и, чёрт возьми, нравился мне.

Музыка шла фоном — ленивый хип-хоп с расплывчатыми басами. Мы говорили ни о чём — и в этом было что-то странно лёгкое.

— У нас с ребятами есть студия, — он рассказывал, не напрягаясь. — Типа творческое убежище. Иногда просто тусуемся. Иногда работаем. В основном учимся.

— Когда-нибудь покажешь? — я сказала это быстро, не успев обдумать свои слова. Как-то само вырвалось. Почему я хочу узнать его место? Почему мне интересно как он проводит время? Почему он не удивился, и ответил так будто ему кажется нормальным моё любопытство и у меня на это есть право.

— Уже решил, что покажу, — усмехнулся. — Ты теперь из моего ближнего круга, забыла?

— Ах да. Герой, спаситель, любитель правил с подвохами.

— Ага. Кстати, о правилах, — он бросил взгляд в зеркало заднего. — Я придумал первое желание. Сценка на публику. Когда выйдем — держишь меня за руку. В классе — поцелуй в щёку.

Я обернулась к нему так резко, что ремень врезался в ключицу.

— Прости, что? Это не желание, это самоубийство. Ты представляешь, что начнётся?

— Вот именно, — спокойно сказал он. — Все смотрят на меня. Каждый день. И на тебя теперь будут — это неизбежно. Но если мы сыграем в парочку, то… тебя перестанут воспринимать как мишень. Особенно Дживон. Так ты дашь ему понять что между вами все окончательно кончено. Так просто он не отстанет. А мне, между прочим, тоже не кайф быть витриной. Я устал каждый день быть мишенью стольких глаз, и если появилась возможность, почему бы не воспользоваться ею.

Я замолчала. Он снова смотрел вперёд. На секунду показалось, что он устал. По-настоящему.

— То есть, — я медленно выговорила, — ты хочешь использовать свою репутацию как щит… для нас обоих?

Он кивнул. Почти серьёзно. Почти по-настоящему.

— Я не предлагаю любовь до гроба. Только сделку. Дружба и прикрытие. Ну и немножко хаоса в придачу.

Я усмехнулась. Это действительно было похоже на него.

— Ладно. Считай, подписали.

Перед школой — целая стая. Визжащая, щёлкающая, живущая во вспышках и слухах. Он вышел первым. Всё как обычно: крики, охи, «омг, он реально здесь». А потом он открыл передо мной дверь. Не поспешно. Не из вежливости. А так, как будто мне по статусу положено.

Я вышла. Воздух дрогнул.

Он взял меня за руку. Спокойно, будто всегда так делал. Его ладонь была тёплая. Моя — нет.

Когда мы подошли к классу, он наклонился ближе, глаза блестели как у человека, которому действительно весело.

— Готова? — прошептал.

— Нет, — шепнула я, — но это уже не важно.

Я встала на носки, поцеловала его в щёку — мягко, быстро, почти неловко — и тут же отвернулась.

Тело трясло так, будто по позвоночнику пустили электричество.

«Это была сделка. Только сделка. Но почему тогда он смотрел так?»

Когда мы вошли в класс, всё стало на миг слишком тихо. Шёпот слипался в густую паутину, и было ощущение, будто кто-то незримо щёлкнул камерой. Я не глядела по сторонам. Просто села. Просто дышала. Просто делала вид, что у меня не дрожит всё внутри от того, как он облокотился на мою парту и что-то негромко шепнул, вызвав очередной всплеск обожания и сел спокойно на своё место.

Дaже сквозь весь этот шум я почувствовала её взгляд.

Джи А. Ледяная, ухоженная, как глянцевая страница из журнала, где у всех идеальная кожа и идеальные планы на жизнь. Она не смотрела — вычисляла. Спокойно. Как будто примеряла на глаз, сколько весит моё присутствие рядом с ним.

Я знала о ней немного. Достаточно.

— Ты знала, что она когда-то призналась ему? — шепнула мне одна из девочек что сидела впереди меня — Типа давно. Когда он только перешёл в нашу школу. Я не знаю, вы встречаетесь или что тут у вас происходит, но если ты сейчас в компании Чонгука, то ты стала её мишенью. Сочувствую, подруга. — и она стала заниматься дальше конспектами.

Я не знала что ответить.

Говорили, что это было на летнем приёме в доме Джи А. Оба из богатых семей. Оба — своего круга. Тогда казалось, что это должно сработать. Её губы были накрашены, платье выбрано стратегически, слова — отрепетированы. Но он просто посмотрел на неё своими холодными, ясными глазами и сказал: