Снег падал стеной, забивая горизонт, и Гаррет чувствовал, как его пальцы немеют на руле, несмотря на включённый обогрев. Дворники работали вхолостую — размазывали белую кашу, оставляя полупрозрачные полосы на стекле. Фары выхватывали дорогу только на несколько метров вперёд, всё остальное растворялось в снежном тумане.
Он прикусил губу, стараясь сосредоточиться на дороге, но мысли снова возвращались к письмам. Некоторые строчки в голове проигрывались её голосом — таким нежным и родным... Но были и такие, от которых буквально замирало сердце:
«Ласковый мой, приедь, пожалуйста! Мне холодно и одиноко без тебя... И страшно».
Но от чего ей было страшно? Ведь он ясно помнил, как полгода назад лично организовывал её похороны и первым кидал горсть земли на крышку гроба. Возможно, это чья-то дебильная шутка, но... Он помнил каждую чернильную букву, тонкие штрихи, едва заметный наклон вправо. Почерк был её. Без сомнений — её.
Первое письмо он обнаружил случайно. Открывал почтовый ящик, ожидая рекламных листовок, счетов — чего угодно, но не конверта с её именем. Он даже не сразу понял, что держит его в руках, слишком долго смотрел на знакомый росчерк и не мог осознать, что это реально.
Она умерла.
Полгода назад.
Он убедил себя, что это ошибка. Что это какая-то злая шутка. Но потом пришло второе письмо. Потом третье. И все были подписаны её именем. Гаррет выдохнул и сжал руль сильнее, словно это могло удержать реальность в рамках логики. Может, кто-то решил сыграть на его горе? Может, она когда-то написала их заранее? Но при этом было непонятно, почему в конце стояли даты.
Было спокойнее думать, что какой-то недоброжелатель решил испытать его терпение. Но внутри что-то сжималось каждый раз, когда он представлял, как она выводила буквы, чуть нажимая сильнее на последнюю строчку, будто боялась, что он не дочитает письмо до конца.
Он скосил взгляд на бардачок, где лежали конверты.
«Я просто хочу понять, кто их отправляет, и всё», — проговорил он сам себе, пытаясь мысленно обосновать, почему едет за несколько тысяч километров в такую ужасную погоду.
Снег вился над дорогой, закручиваясь в плотные клубы, и машину снова и снова обдавало ледяным ветром. Фары едва пробивали плотную завесу, белые хлопья танцевали в воздухе, создавая иллюзию, будто Гаррет мчится сквозь пустоту, а дорога под колёсами — всего лишь зыбкое наваждение.
Лес по обе стороны трассы терял чёткость. Силуэты деревьев возникали в хаотичном ритме, напоминая бледные призраки. Они мелькали, словно наблюдали за ним, шептались между собой в завывании ветра. Он знал, что это просто иллюзия — игра тени, света и усталости, но от этого не становилось легче.
В машине было душно. Несмотря на холод, он убавил обогрев, но воздух всё равно казался тяжёлым. Пахло замёрзшим салоном, тканью кресел и слабым ароматом кофе, который он выпил несколько часов назад.
Руки сжимали руль, суставы побелели.
«Чёрт возьми, Гаррет, ты взрослый человек. Это просто письма».
Он резко выдохнул, сглотнув ком в горле.
Снег хлестал по лобовому стеклу, плясал в свете фар, превращая дорогу в зыбкое полотно белого шума. Глаза начинали уставать, цифры на приборной панели расплывались. Гаррет моргнул, провёл пальцами по лицу, пытаясь стряхнуть усталость.
Внезапно что-то возникло буквально перед машиной. Тёмный силуэт, едва различимый сквозь вихрь снега. Женская фигура. Тонкая. Неподвижная.
Сердце ушло в пятки.
Руки сами метнулись к рулю, и мир будто соскользнул с оси.
Машина пошла юзом по обледеневшему асфальту. Колёса скользили, задняя ось потеряла сцепление, и кузов крутануло вбок.
— А-а!.. — вырвалось сдавленно. Пальцы судорожно выправляли руль, но было поздно.
Скрип тормозов прорезал тишину. Всё смешалось: вспышки на приборной панели, стук сердца в висках, и глухой грохот заноса, разметавший зиму во все стороны.
Время замедлилось.
Где-то в вихре снега — её лицо?
Или просто игра теней?
Машина окончательно потеряла управление, развернулась почти боком и с жутким визгом шин замерла поперёк дороги.
Тишина.
Гаррет тяжело дышал, вцепившись в руль, пока мир вокруг всё ещё словно плыл, замороженный в снежном вихре. Он медленно повернул голову. Фигуры не было.
Дорога была пуста. Только снег.
Гаррет с силой ударил по рулю, сжав зубы.
— Если это чей-то злой розыгрыш… — прошептал он, сжимая кулаки. — Я выясню, кто за этим стоит.
Его голос стал резким и сухим:
— Что вообще здесь происходит?
Он оглядел дорогу. Пусто. Ни следов, ни фигур. Только снег продолжал лететь, заволакивая лобовое стекло, превращая всё вокруг в безликую белую пустоту.
— Что за… — рыкнул он и снова ударил ладонью по рулю. Сердце колотилось, но вместе со злостью пришла усталость.
Он запрокинул голову на подголовник и прикрыл глаза, глубоко дыша. Наверное, он просто переутомился. Дорога, снег, бессонные ночи… Да ещё эти письма.
Он посмотрел на часы. Четыре часа в пути.
Как? Он был уверен, что проехал меньше. Время ускользнуло, словно кто-то украл у него несколько часов жизни.
Гаррет нахмурился, потянулся к бардачку, но остановился. Нет. Не сейчас.
Вместо этого он открыл карту на телефоне и пробежался взглядом по маршруту.
Бар-отель. Через пару километров. Там он сможет остановиться, выдохнуть и, возможно, привести мысли в порядок.
«Ладно…»
Он убрал телефон, запустил двигатель, и машина послушно взревела, пробиваясь сквозь снег.
Гаррет вёл машину медленно, стараясь не скользить по заснеженной дороге. Дворники лениво сметали снег с лобового стекла, но видимость всё равно оставалась скверной. Единственное, что пробивалось сквозь завесу метели, — тусклый красный свет впереди.
Он сузил глаза, сосредотачиваясь на неоновой вывеске. «Бар-отель». Буквы вспыхивали и гасли, слегка подрагивая от перебоев напряжения.
Он открыл глаза, будто его вытащили из-под толщи снега — дышать было трудно, а в голове стоял гул.
Тело отзывалось тупой ломотой, но внутренняя тяжесть больше не давила на грудь, как броня — теперь она пульсировала чем-то тонким, почти музыкальным.
Он позволил себе вдохнуть полной грудью: морозный воздух звенел в лёгких, словно колокольчик, возвещающий перерыв между чередой кошмаров.
Отель дремал в предрассветной синеве, и Гаррет, вернув ключи полусонной администраторше, почувствовал облегчение — как будто маленький акт приближения к распутыванию его суетных мыслей. Снаружи царила такая тишина, что снег звонким шёпотом похрустывал под подошвами, а далёкие холмы казались безмолвными гигантами, всматривающимися в плоскость земли.
Машина ждала его, припорошенная серебром.
Металл отражал пустое небо, где багровый свет рассвета уже истончался — как размытый мазок акварели.
Гаррет завёл двигатель.
Рык мотора прозвучал в тишине, как старый лев — коротко, устало, но с силой.
Сердце вздрогнуло, но энергии это не прибавило.
Он был слишком измотан.
Машина тронулась с места. Шоссе тянулось, как нитка чёрного шёлка, между белых полей.
Через сорок минут ясное, лучезарное, голубое небо пролило нечто странное:
не снег — а болезненно-серые хлопья. Каждая снежинка ложилась тёмным пятном. Дворники размазывали их в мутную грязь.
Только сейчас он заметил, что автоматом включил радио — но настолько ушёл в себя, что не запомнил ни одной песни, что играла.
И именно в ту минуту, когда реальность начала терять очертания, а из радио прорезались тонкие ноты скрипки, он увидел вспышку неона: GAS. Зеленые буквы били сквозь пепельный занавес, как сигнальный факел со дна бездны. Под мигающим светом вырастала маленькая станция. Изнутри тёмного стекла вынырнула человеческая фигура: лёгкое, почти призрачное движение, как намёк, что здесь его уже ждут.
Дверь распахнулась, и утренний холод качнул тусклый свет внутрь, будто высыпал на пол пригоршню стеклянной дроби. Девушка ступила под неон — мягкое лицо, куртка с облезлым мехом, тёмные волосы собраны в небрежный пучок. В её взгляде было что-то необъяснимо знакомое.
— Ну наконец-то, — облегчённо выдохнула она, — я уже думала, ты опять проскочишь мимо.
Он замедлил шаг.
— Извините, мы… знакомы?
Она засмеялась коротко, в звоне голоса скользнула нота смущения.
— Не смеши. Я же вчера обещала: кофе к рассвету и булочку без изюма. — Она подняла бумажный стакан, словно чокаясь, отпила немного и тут же скривилась. — Горячий, только что сварила. Чуть не обожглась.
— Вы ошиблись человеком, — произнёс Гаррет. Горло пересохло и он чуть кашленул.
Смех в её глазах погас; на смену пришла озадаченная тень. Девушка шагнула ближе, всматриваясь в лицо, словно что-то искала.
— Подожди… Ты не Мартин?
— Нет, — сказал Гаррет осторожно. — Меня зовут Гаррет Уинтерс.
— Ой… — Она прижала ладонь к губам, растерянная и всё же сияющая странной лёгкостью. — Прости. Просто… вы одинаковые. Рост, походка, даже эта… — она скользнула взглядом по его пальто, — холодная улыбка.
Он не ответил; в груди тихо вибрировал гул тревоги, но внешне он сохранял невозмутимость.
— Ладно, — коснулась она его руки — Раз всё равно заехал, заходи. От нормального кофе редко кто отказывается.
Гаррет прошёл за ней. Дверь захлопнулась, отсекая мир снаружи, и внутри зазвенела тёплая тьма: запах пережаренных зёрен, сладкой выпечки и старого дизеля. Стойка с облупившимся пластиком, витрина, где хот-доги вращались, как планеты на изношенной орбите. Над кассой мигала лампа — одинокий жёлтый глаз, уставший от бессонных ночей.
Девушка поставила перед ним стакан и булочку.
Он отхлебнул. Обжигающая горечь вязалась с мягкой сладостью, и сердце отозвалось тяжёлым ударом.
— Скажите… — Гаррет положил стакан, — мне нужна дорога в Блэкхоллоу. Навигатор глохнет, как будто города не существует.
Девушка замерла, брови дрогнули.
— Конечно. — Она достала из-под стойки сложенный вчетверо, вытертый до дыр кусок карты. — GPS там бесполезен. Дороги старые, их не обновляют… да и не все хотят, чтобы их нашли.
На жёлтой бумаге тонкой линией извивалась трасса, затем — змеиный серпантин, исчезающий в пятне безымянных холмов. Рядом рукописно выведено: “после моста — свернуть к часовне”.
— Поедешь так, — она провела ногтем по маршруту, — через двадцать миль будет ржавый мост. Дальше — две мили до старой часовни. Там поворачиваешь к реке. За рекой — только он.
— Вы там были? — Гаррет ловил каждый оттенок её лица.
— Нет, — она опустила взгляд. — Но люди… иногда возвращаются. Или… думают, что возвращаются.
Он свернул карту, словно складки могли резать пальцы.
— Почему вы помогаете?
Улыбка вышла усталой.
— Наверное, потому что однажды кто-то помог бы и мне — если бы я заблудилась в таком снегу.
Гаррет вышел, захлопнув за собой стеклянную дверь. Тёплый воздух заправки остался позади — теперь его окутал ясный холод, пахнущий металлом и пеплом.
Мир за порогом ослеплял: белизна снежинок покрыла землю, как пух. Снег не падал — он будто сыпался с высоты, лениво, тяжело, словно чья-то рука трясла старую урну над горизонтом. И в этом снегу что-то было не так: в его легкости сквозила плотность, в его блеске — тусклая зола.
Гаррет шагал к своей машине, сапоги хрустели по тонкой корке пепельной изморози. Он остановился у бензоколонки, бросил взгляд через плечо.
Девушка стояла у двери, щурясь, прикрывая глаза рукой от жгучего света.
— Может, ещё останетесь? — крикнула она сквозь серебристый ветер.
Гаррет слегка улыбнулся, опуская воротник.
— Нет, спасибо. Мне нужно ехать.
Она кивнула, коротко и почти печально.Её силуэт, тонкий и живой на фоне неба, дрожал в белесой вуали света.
Он уже потянулся к дверце машины, когда обернулся снова:
— А что это за дрянь валится с неба? Заводы рядом?