Тот, кто прятался в темноте

Глава 1

Могила оказалась пустой. Я замер у края ямы, судорожно сжимая в руках лопату. Снег с дождем не облегчал мне задачи, — комья грязи облепили колени, ботинки, вода ручьями стекала за ворот куртки. Его не было в могиле! Что бы это значило? Я едва не упал и ретировался, бросив яму разрытой. Но где же Холден? И кого мы хоронили пять недель назад?

Пусть буду я один, совсем один,

Но только не в угрюмой тесноте

Стен городских, а там – среди вершин,

Откуда в первозданной чистоте

Видны кристальность рек и блеск долин;

Пусть мне приютом будут тропы те,

Где лишь олень, прыжком качнув жасмин,

Вспугнет шмеля, гудящего в кусте.

Джон Китс Сонет «К одиночеству»

Меня зовут Уильям Лейтон. Имя мне досталось от деда, упокой господь его душу. Он умер через пять лет после моего рождения, я его плохо помню. Папа не придумал ничего оригинальнее, чем назвать меня в честь него. Не подумайте плохого, я люблю свою семью. Родители мои — люди уважаемые. Они основатели благотворительного фонда, который так и называется — фонд Лейтона. Родители, а до них бабушки и дедушки, учились в колледже Сент-Джеймс, который находится на северо-востоке Шотландии. Если верить буклетам, место там славное. Бойкий парнишка скачет верхом, девушка в красной форме улыбается, а позади величественный замок на фоне белоснежных гор и тенистых лесов. Когда же я приехал туда — конечно, в Сент-Джеймс, другого выбора у меня не было — то не обнаружил ни игроков в поло, ни лошадей. Красивых девушек, правда, здесь хватало, хотя и некрасивых тоже. Но не о них будет история.

Итак, в восемьдесят седьмом, когда мне исполнилось семнадцать, я поступил в колледж. В первой декаде сентября, когда воздух стал прозрачнее, а деревья уже пожелтели и стояли яркими свечками по обочинам, наш водитель отвез меня туда. Лоскутное одеяло вдоль дороги пестрело цветными крышами домов, черными квадратами земли и белоснежными горошинами овечек на лугах. Серые холмы, высившиеся над вересковыми пустошами, были покрыты туманом. Колледж находился неподалеку от городка Левенфорд, численностью 3712 человек, о чем оповещала засыпанная жухлыми листьями табличка на въезде. Сент-Джеймс встретил меня мелкой взвесью дождя. Главное здание было старым, построенным еще в девятнадцатом веке. Массивная дверь, украшенная бронзовым кольцом, как в старинных усадьбах, у центрального входа замерли в прыжке львы. По дорожкам никто не ходил, и в школьном дворе было пустынно: тихо и немного торжественно. Меньше всего мне хотелось, чтобы Джон, так зовут водителя, таскал вещи в мою комнату и вообще как-то помогал мне. Я был рад вырваться из дома, и более никак не хотел зависеть от родителей. Хотя здорово, что чек на расходы они мне все же выписали.

Через минуту я пожалел, что отослал Джона, но, делать нечего. Справившись у дежурившего на входе парня о местонахождении комнаты, я быстро нашел свое общежитие и перетаскал весь скарб. Сев на кровати, я оперся спиной о стену и замер, оглядываясь вокруг. Комната показалась мне уютной: хоть небольшая, но светлая, с добротной, дубовой мебелью. Жить мне предстояло одному, и я не знал, радоваться или грустить. За окном пейзаж был почти таким, как дома: кусты, заросший тиной пруд и красные черепичные крыши соседних общежитий.

Два дня, оставшиеся до занятий, я бродил по окрестностям. Присматривался к бойким девчонкам, бродившим парочками с книжками в руках, с опаской обходя толпы смеющихся парней. Сходился с людьми я трудно. Больше всего мне понравилась роща за кампусом. Мокрая от росы, полная света и сонных шмелей, она пленила тишиной и умиротворением.

Занятия начались в понедельник. Пока я так ни с кем не познакомился. В столовой, шумной, похожей на птичий базар, я обычно сидел в углу с миской овсянки и завистливо посматривал на дружные, веселые компании. В средней школе мне не довелось завести друзей, и на колледж я возлагал большие надежды. Направлений было несколько, но я выбрал то, к чему меня тянуло с ранних лет – английскую литературу. Джордж Байрон, Уильям Шекспир, Джон Китс, Уильям Блейк пленили меня неимоверно. Из событий первого дня я мало запомнил, только то, сильно волновался, путал кабинеты и сидел за партой тихий и прямой, как Пиноккио. Но я отлично помню первый урок английской литературы. Аудитория была светлой и большой, с рядом дубовых, натертых локтями до блеска парт, со сводчатым, как в соборе, потолком. Полупрозрачные тюли на окнах вносили в обстановку налет беззаботности. Когда профессор зашел в класс, тюль затрепетала на осеннем ветру, как светлый флаг, а потом осела, словно потеряв задор.

Профессор Август Лоренс — высокий, немолодой человек с подтянутой фигурой и узким, пытливым лицом, обвел глазами аудиторию и улыбнулся, что позволило мне немного расслабиться.

— Приветствую вас, друзья. Вы стесняетесь, возможно, даже боитесь, и это нормально. — Он остановился у первой парты, за которой замер субтильный парнишка, и наклонился над ним. — «Будьте сами собой; все остальные места уже заняты». Кто это сказал?

— Я не знаю, сэр, — покраснев, пролепетал тот.

Мистер Лоренс повернулся к классу:

— Кто скажет, чьи это слова?

Я хотел ответить, но парень, сидевший за партой сзади, опередил меня:

— Оскар Уайльд, сэр.

— Верно, — улыбнулся мистер Лоренс. — Представьтесь.

— Холден Мейси, сэр, — бойко отрапортовал юноша.

— Отлично, Мейси. Вы абсолютно правы.

Урок был интересным. Я исписал три листа, пытаясь уловить все важное в речи мистера Лоренса, и вздрогнул, когда кто-то ткнул пальцем мне в спину.

— Ты знал, правда ведь? — это был Холден Мэйси. Он улыбался так искренне и тепло, что я улыбнулся в ответ.

— Знал.

— Молодец. Хороший мальчик. — Он похвалил меня, как пса, который принес палку, и похлопал по плечу, но я не обиделся. Так, я познакомился с Холденом.

Это был высокий юноша, с копной пшенично-русых волос и странными серебристо-серыми глазами. Он мог бы показаться славным парнем, если бы не то насмешливое, ироническое настроение, почти никогда его не покидавшее. Не всегда можно было сказать с уверенностью, смеется он, или говорит всерьез. В тот день мы вместе сидели на латыни, философии и лингвистике.

Глава 2

Наутро нас привели в кабинет директора. Было воскресенье, и директор, пожилая женщина с высокой, похожей на воронье гнездо, прической, явно собиралась провести этот день более продуктивно. Она хмуро смотрела на нас, постукивая пальцами по столешнице, и осуждающе качала головой.

— Кто бы мог подумать, мистер Лейтон. Я учила еще вашего отца, и он никогда подобного не позволял. Напротив, он был гордостью колледжа. Возможно, на вас оказывает пагубное влияние мистер Мэйси, — она посмотрела на Холдена поверх очков. — Репутация у него, прямо скажем, не из лучших. Я не хотела вас брать, мистер Мэйси, да ваш отец так просил.

— Он мне не отец, — тут же вскинулся Холден. — И потом, миссис Рихтер, мы ничего плохо не делали.

— Ничего плохого? — взвилась миссис Рихтер, швырнув на стол ручку. — Вы так это называете? Миссис Миллз утверждает, что все вы были голыми, и творили в библиотеке невесть что!

— Не были мы голыми, — закатил глаза Холден. — Мы были в тогах.

— В чем?

— На самом деле в простынях, конечно, настоящих-то у нас нет, но…Это была игра. Мы хотели…

— Разрешите? — В дверь кабинета коротко стукнули, и вошел мистер Лоренс. Мы, не сговариваясь, выдохнули. Наш учитель английской литературы внушал спокойствие. Казалось, с его появлением все разрешится.

Все мы расположились на коричневом кожаном диване, близко друг к другу, как сидящие на проводах воробьи. Я так никому и не сказал, что, в общем-то, не был с ребятами, а находился в библиотеке сам по себе. Почему я не признался? Во-первых, я думал, что мне не поверят. Во-вторых…и сам не знал, почему. Пусть вся эта история выглядела странной, но я все же чувствовал себя частью ее, и оттого менее одиноким.

— Мистер Лоренс? — удивилась директриса. — Вам что-то нужно? Подождите, я закончу разбираться со студентами, и…

— Нет, нет, не беспокойтесь, — поспешно отозвался мистер Лоренс, присаживаясь в кресло. — Мне довелось стать свидетелем разговора нашего библиотекаря и завхоза. История, случившаяся с ребятами, меня заинтересовала, и я хотел бы послушать, что же там произошло.

Он сложил руки на коленях, и с интересом уставился на нас. Холден неуютно завозился.

— Э-мм. Ничего особенного не произошло, сэр. Во внеурочное время нам было невероятно скучно, и мы решили развлечься. Устроили в библиотеке собрание тайного клуба. Ну, знаете, как в старых фильмах — с клятвами и прочим.

— Понимаю, — кивнул мистер Лоренс. В глазах его зажегся интерес. — Весьма любопытно. И чем занималось бы общество, не будь его век так недолог? Политика, религия?

— Все это скучно, — улыбнулся Холден, видимо, почувствовав родственную душу. — Политика, религия… Вечно лишь искусство, книги.

— Но ведь книги и не запрещены, — улыбнулся мистер Лоренс. — На уроках мы только и делаем, что говорим о литературе, разве нет?

— Да, сэр, безусловно. Но на уроке мы читаем и обсуждаем лишь английскую литературу, лишь классиков. Тогда как в мире много и других книг, и их тоже хочется почитать и обсудить.

Миссис Рихтер нетерпеливо замахала руками.

— Им лишь бы хулиганить, мистер Лоренс. Что вы его слушаете? Нормальные ученики сидят в своих комнатах, занимаются. А такие, как мистер Мэйси, — она указала на Холдена пальцем, — не могут сидеть на месте. Им это просто не дано. Они бродят по школе, нарушают дисциплину, и…

— Именно такие, как Холден, и двигают этот мир, миссис Рихтер, — прервал ее мистер Лоренс. Директриса оторопело смотрела на него, спустив на нос очки. — Им любопытно, понимаете? Перси Спенсер тестировал магнетрон — устройство, создающее микроволны для военных радаров, — и шоколадка в его кармане растаяла. Другой лишь выкинул бы ее, а Спенсер изобрел микроволновую печь. Жорж де Местраль заметил, что к шерсти его собаки прилип репейник, и решил изучить его под микроскопом. Так были изобретены липучки для одежды. Любопытство правит миром.

— Все это занятно, мистер Лоренс, но ведь есть дисциплина, — сухо произнесла миссис Рихтер. — Если каждый наш студент будет шататься по колледжу посреди ночи голый…

— Несомненно, мы правы, — смиренно согласился мистер Лоренс, и, неожиданно подмигнул мне. — Дисциплина важна. Но и наказывать ребят за то, что они стремятся к знаниям, довольно жестоко. Я хотел бы предложить компромисс.

Миссис Рихтер посмотрела на него с беспокойством. Видимо, она уважала и ценила мистера Лоренса, но их взгляды на обучение и жизненные устои во многом расходились.

— Компромисс? И в чем же?

Мистер Лоренс встал.

— «Если ты не можешь предотвратить безобразие, нужно его возглавить». Это сказал не английский классик, а русский полководец Александр Суворов. Хотя, должен сказать, есть похожая английская поговорка…

— Мистер Лоренс, давайте ближе к делу.

— Я предлагаю создать в колледже читательский клуб, — сказал, наконец, мистер Лоренс, — И, если уж не найдется более достойной кандидатуры, возглавить его. Мы со студентами будем читать книги и обсуждать их. Несомненно, одетыми, и в строго обозначенное время.

Холден радостно вскрикнул. Миссис посмотрела на него с осуждением, но ничего не сказала. Некоторое время она с отсутствующим видом смотрела в окно, словно решая сложную математическую задачу, затем кивнула.

— Хорошо, мистер Лоренс. Под вашу ответственность. Вы можете быть свободны, — она посмотрела на нас, по-прежнему жавшихся друг к другу на диване. Первым подскочил Шэнли, так поспешно, словно у него была пружина на пятой точке.

— Спасибо, мэм. До свидания. — Мы, пятясь и толкаясь, вышли из кабинета. Мистер Лоренс вышел вслед за вами.

— Вы молодец, мистер Лоренс, — улыбнулся Холден. — Здорово нас выручили.

— Не стоит благодарности, Мэйси. Меня ситуация даже позабавила и развлекла. Итак, я пообещал, что никаких тайных обществ не будет.

— Так и есть, сэр. — Вытянулся в струнку Мэйси, отдав честь. — Так что же, мы и правда создадим клуб для чтения?