Прозвенел хриплый звонок, сообщающий, что рабочая смена окончена. Я выключила линию и сняла тяжелый резиновый фартук. Мимо меня проходили коллеги, такие же сотрудницы нашего предприятия-производителя рыбной продукции “Поморская рыбка”. Посторонившись, я специально пропускала других, ожидая, когда поток людей иссякнет. Не хотелось толкаться в душе и раздевалке. Около получаса слушала доносящиеся до меня плеск воды, шум, разговоры и смех. Постепенно звуки стихли, даже свет кто-то погасил. Прислушавшись, убедилась, что все ушли, и только тогда пошла переодеваться.
Я работала здесь уже много лет: как пришла после техникума, так и осталась. Можно было бы подумать, что закатывать пресервы являлось моим призванием, но нет. Поступила я в рыбопромышленный, потому что выпускники нашей школы-интерната автоматически шли в этот техникум. Это была исторически сложившаяся традиция, почти никто особо не задумывался. Радовались новому этапу взросления и свободе.
Некоторые, конечно, старались сразу уехать из нашего серого промозглого города туда, где теплее и солнечней. Однако, мало о ком из них доносились потом добрые вести. Поэтому я, никогда не отличавшаяся храбростью и оптимизмом, осталась и пошла проторенным до меня путём.
Передо мной, как и перед другими, так же стоял ещё один сложный выбор: жильё. Отдельная однокомнатная квартира или комната в общежитии с доплатой.
Мне казалось тогда очень мудрым решением согласиться на комнату, положив доплату в банк на сберкнижку. Деньги мне нужны были, чтобы копить на мечту. А мечтой с самого детства являлся домик на берегу моря.
Здесь у нас тоже было море, но суровое и холодное. “Если купаться, то в купальнике с начесом” - думала я.
Там же, на берегу мечты, море было теплое и ласковое. А небо не свинцовое и низкое почти круглый год, а голубое и прозрачное.
Мечта стоила больших денег, но я упорно откладывала каждую свободную копейку, отказывая во всём. Да и на что было тратиться? Баловать себя не умела. Наряжаться не привыкла. Радостей никаких в личной жизни никогда не было - как и самой личной жизни. Вечерами после работы моими собеседниками и друзьями были книги. По выходным телевизор, а иногда, очень редко кино. Ну, чтобы было разнообразие.
Живые же люди замечали меня так редко, что казалось, если я не посторонюсь тихонько, уступая кому-нибудь дорогу, то все смогут спокойно пройти сквозь меня.
Впрочем нет, что ж я на людей-то наговариваю. Обо мне очень даже вспоминали, когда нужно было попросить о какой-нибудь услуге, потому что отказывать я не умела совершенно.
“Оля Петровна, возьми собачку/кошечку/хомячка - мы в Грецию улетаем”
“Оля Петровна, подежурь за меня, не в службу, а в дружбу, тебе всё равно делать нечего, а мы на шашлыки намылились”
Я соглашалась, утешая себя тем, что ну пусть хоть кто-то радуется сине-зеленому морю в Греции или ароматному шашлыку с дымком на свежем воздухе. Когда-нибудь придет момент, порадуюсь и я - новым ощущениям, ярким краскам и сбывшейся мечте.
“Надо было сразу после интерната тогда уезжать, - пожалела я в который раз, - чего боялась?” Ну или научиться быть счастливой здесь. Полюбить монохромность своего города, его сдержанность и умеренность. Тем более я по своему характеру и фактуре - серенькой и неприметной, почти сливалась с ним.
Это была интересная мысль, она приходила мне в голову не в первый раз. Но почему-то казалось, что уже поздно. И здесь время упущено, и ехать куда-то за мечтой, как говорится, “после лета по малину”, и характер менять, и жизнь заново начинать - всюду опоздала.
Я, не торопясь, приняла душ. Рабочую форму кинула в стирку. Благо, на предприятии была своя прачечная, иначе бы вся комната дома рыбой пропахла. Я терпеть не могла этот запах рыбы и её саму. Он ассоциировался у меня с кабалой.
Взяв на полочке в шкафчике фен, воткнула его в ближайшую розетку. Она немного заискрила. Давно уже болталась на соплях, как и всё вокруг здесь. Здание было старым, только пара цехов с современным оборудованием были пристроены относительно недавно. А эти подсобные, к которым относились и раздевалки, им лет пятьдесят было, если не больше.
Закрыв глаза, я наслаждалась горячим потоком, который раздувал мои волосы и согревал застывшую в одном положении за день шею.
Выключив фен, еще какое-то время сидела в теплом облаке нагретого воздуха, не открывая глаз. Можно было не спешить - наша смена была последней на сегодня.
Когда открыла глаза, то не сразу поняла, что сижу в темноте. В какой-то момент отключилось электричество, а я этого не увидела, потому что сидела в блаженном оцепенении, как в полудрёме.
Чертыхнувшись, стала наощупь доставать свою чистую одежду из шкафчика. Темноты вроде не сильно боялась, но, однако, мне стало очень неуютно. Поэтому торопилась, из-за чего путалась в рукавах и тесёмках кофточки.
Внезапно потянуло дымом. Кое-как просунув голову в горловину, замерла, принюхиваясь. Гарью несло уже совершенно отчетливо. О, Господи, что ещё?..
Глупо заметавшись, поняла, что меня с головой накрывает паническая атака, а сердце стучит уже где-то в горле. Наверное, угарный газ уже заполнил все мои лёгкие, и я сейчас попросту перестану дышать.
Вскрикнув, метнулась туда, где должна была быть дверь, в горле першило все сильнее, воздух кончался…
Ошиблась и наткнулась на стену с рядом крючков для одежды. Развернувшись, опрокинула бельевой бак и сама упала через него, больно ударившись. Сейчас вот так вот глупо умру и ничего больше не увижу.
Внезапно я поняла, что жизнь-то была прекрасна сама по себе. Даже серенькая, словно неотбеленный холст. Просто бери и раскрашивай его, как художник.
В эту минуту я любила этот свой серенький холст, нетронутый красками. По нему я ходила, не оставляя следов, как по краешку жизни.
Только бы выжить, не задохнуться в этом угаре. Я научусь и видеть, и чувствовать, и любить! Честное слово, обещаю!
- Габриэла! Габриэла-Роса, вы слышите меня?
Голос назойливо гнусавил у меня над ухом, заставляя пробуждаться раз за разом, когда меня тянуло провалиться в сон как можно глубже. Там было так хорошо, и ничего не болело.
А из-за какой-то Габриэлы (имя как у сериальной героини), мне не дают покоя. Я попыталась взмахнуть рукой, но это у меня не получилось. Наверное, затекла. Тогда я решила подать голос и попросить гнусавого искать свою Габриэлу потише. Однако, челюсть тоже не слушалась. Одновременно с этим открытием возникли неприятные и болезненные ощущения во всём теле.
Забеспокоившись о том, что же, собственно, происходит, я приоткрыла глаза и увидела над собой большой, я бы даже сказала, выдающийся нос. По бокам от него располагались маленькие добрые глазки с бровками-навесиками. Завершали образ оттопыренные уши, красноватые, как будто их подсвечивали фонариком сзади.
Человек был настолько комичен, что я, не удержавшись, хрюкнула от смеха и тут же об этом пожалела: нижняя часть лица словно треснула при этом, и боль распространилась по всей голове.
Я застонала. Что же это со мной? По лицу потекли невольные слёзы, а носатый человек - это ему принадлежал гнусавый голос, успокаивающе произнёс:
- Не надо плакать, Габи, не надо. Самое страшное позади, - тут его голос дрогнул. - А теперь нужно поберечься. Слёзки ни к чему - нос опухнет, а этого никак нельзя. Мы его только что заново собрали. Говорить тоже не пытайся - челюсть сломана.
При этих словах я замычала в страхе, как бы спрашивая человека, какого черта происходит и каким образом из относительно здорового человека я превратилась в отбивную.
- Тише, тише, красавица, не волнуйся. Карла! - обратился он к кому-то.
- Я здесь, - в поле моего зрения возникла ослепительная красавица, почти точная копия Джины Лоллобриджиды. Она преданно посмотрела на носатого доктора, сочувственно улыбнулась мне и проделала какие-то манипуляции с моей рукой. Потом я почувствовала укол, и все мои болезненные ощущения стали медленно растворяться. Как приятно… Потянуло в сон. Последнее, что я услышала, было:
- Она еще не знает, доктор Перес?
- Тише, Карла. Нет, она пока не готова…
Проходили дни, а я так еще и не узнала, что со мной произошло. С трудом удалось вспомнить пожар на нашем предприятии. Может, на меня упала какая-то балка? Или вообще здание рухнуло…
Еще из области бреда вспоминалось старое скрипучее судно, морщинистый оборваный рыбак, страшный шторм и удар. Наверное, это мне привиделось. Что-то вроде галлюцинаций от дыма и угара.
Ко мне по-прежнему обращались Габриэла, из чего я сделала вывод, что вместе со мной пострадал еще кто-то, и нас попросту перепутали. Сообщить, что никакая я не Габриэла-Роса Ловейра, а Ольга Петровна Бобик, я не могла - загипсована была по самые уши и даже есть могла только через трубочку. Карла кормила меня то бульоном, то жидкой кашей, которая иногда стекала капельками и щекотала мне шею.
Хорошо хоть возможность смотреть осталась. А вдруг у меня обгорели ресницы и брови? Мне вдруг стало интересно и тревожно.
И когда в следующий раз красавица Карла появилась у моей постели, я принялась интенсивно мычать, чтобы донести до неё мою просьбу.
Карла и так, и эдак пыталась разгадать мой ребус, а я настойчиво смотрела на маленькое зеркальце, висящее вдалеке на стене. Наконец, она поняла.
Облегченно рассмеявшись, Карла сняла зеркало со стены и проговорила.
- Вот я бестолковая! Конечно, такая красивая молодая девушка будет переживать о своем личике. Не переживайте, доктор Перес просто волшебник, ни следочка не останется, когда всё заживёт. Посмотрите, но только не пугайтесь - это всего лишь синяки, они пройдут.
“Красивая? Молодая? Что?!”
Карла поднесла мне зеркальце и я со страхом перевела взгляд с неё на своё отражение.
Разглядывать было особенно нечего. Брови, глаза, кусочек лба, переносица. Ничего особенного, если бы не одна маленькая деталь - всё это было не моё.
Большие карие с золотистыми крапинками глаза. Ресницы пушистые и длинные. Брови черные, с кокетливым изгибом. И конечно же синяки, обрамляющие всю эту красоту. Но впечатления испортить они не могли.
Теперь стало понятно, почему меня спутали с Габриэлой Ловейрой. Если бы я встретила себя сейчас на улице, тоже бы никогда не подумала, что это я и есть - Оля Бобик. Серенькая, неприметная, светлоглазая и светловолосая, с бледными короткими ресничками и незаметными бровями.
- Ну, видите? Всё в порядке, - довольная Карла сверкнула белоснежными зубами и вернула зеркальце на место.
Я поблагодарила милую девушку, как могла, взглядом и закрыла глаза, притворившись спящей. Сердце люто колотилось, разум не справлялся с увиденным.
Карла, видимо, что-то почувствовала, взяла меня за руку и нащупала пульс. А потом сделала укол в вену. Сердцебиение постепенно улеглось, мысли стали вялыми. Снова захотелось спать и не просыпаться, пока с меня не снимут гипс и все бинты. Что они еще скрывали от меня?
Набираясь терпения, я стала подмечать детали, которые ускользали от моего внимания раньше. Например, прическа и макияж Карлы, как в старых фильмах или на винтажных открытках. В медицинской форме я не слишком разбиралась, а вот инструменты были явно устаревшие. Шприцы, например. Никакого одноразового пластика - стекло и металл. Также отсутствовало хоть какое-нибудь современное оборудование, те же мониторы с показаниями, пульсометры, автоматические тонометры.
Но самое главное, конечно, мои глаза. Зеркала я больше не просила: хватило и одного раза, чтобы моя туго забинтованная фляжечка засвистела. Только усилием воли я удержала в себе разум.
Нельзя сказать, что мне не встречались книги о попаданцах - я много читала. Однако, я предпочитала литературу как можно более реалистичную. Если фантастику, то научную. А попаданцы были чем-то уж совсем сказочным. Помню, я как-то недолго размышляла о том, что столько о них пишут и снимают фильмов, но в реальной жизни их никто не встречал.
Когда поток моих слёз иссяк, капитан снова откашлялся, ненавязчиво привлекая моё внимание.
- Сеньорита, мои искренние соболезнования. Все знали вашего отца как честного, порядочного человека. Несомненно, вы, как его дочь, не позволите запятнать его репутацию.
В этих словах, кроме сожалений, появилось что-то новенькое. Как будто “Я вам сочувствую, но…”
Я подняла голову, а Карла, которая в какой-то момент оказалась рядом, протянула носовой платок. Высморкавшись основательно и поправив сбившуюся больничную рубашку, чтобы потянуть время, я прогнусавила:
- Слушаю вас, капитан, вы что-то еще хотите сказать?
Мигель снова кашлянул (захотелось дать ему мятную конфетку) и протянул мне большой конверт из грубой коричневой бумаги, вроде обёрточной. У нас на рынках продавцы заворачивали в такую сыр и колбасу до появления упаковочных пакетиков.
Бумаги в конверте представляли собой какие-то векселя, долговые расписки, опись имущества. Я успела рассмотреть первые пункты “дом, баркас”.
- Что это всё значит и что мне с этим делать? - спросила я капитана Мигеля.
Тот поднялся и щелкнул каблуками.
- Сеньорита, вы единственная наследница имущества, а соответственно и долгов своего отца. В мои полномочия входит только поставить вас в известность и передать бумаги, - он снова щелкнул каблуками. “Ну хоть кашлять перестал. Дуболом”, - подумала я, однако настоящей злости к нему не испытывала. Человек на работе. И так тут крестился, кашлял - всё это, наверняка, тоже не входило в его полномочия.
- Капитан Мигель, позвольте вас угостить в моём кабинете. Сеньорите Габриэле нужно отдохнуть. Достаточно на сегодня потрясений, - мой ушастик-доктор выступил на передний план и провел пальцем легко по моей щеке, а затем взял за запястье, незаметно нащупывая пульс. - Карла!
Красотка опустилась на кровать рядом со мной и погладила по голове. Почти незаметно для меня дала мне выпить что-то мятное из стаканчика.
Мужчины удалились, а я уставилась на непонятные бумаги у меня в руках.
- Карла, - шепнула я, - что это всё значит? Сколько это долгов, много? Я ничего не понимаю.
Карла деловито взяла у меня бумаги. Быстренько перебрав листочки тонкими пальчиками, она охнула.
- Габи! Ты совсем ничего не знала? Это же куча денег!
- Ничего не знала, - я прилегла на подушку. - Как я всё это разгребу?
А потом я вдруг вспомнила, как чуть бесславно не сгорела чурочкой в нашей раздевалке. Подумаешь, долги! Да разберемся. Вон там в перечне имущества дом, баркас. Вряд ли тот бедняга рыбак набрал кредитов на большее.
Глаза стали смыкаться. По-моему, это действовало мятное зелье Карлы.
Проснулась в сумерках. Рядом никого не было. Я сходила в туалетную комнату, а, вернувшись, обнаружила тарелку с вечерней кашей на своей тумбочке.
Аппетита не было, но я заставила себя съесть всё до капельки. И лепешку тоже. Кто знает, может, завтра я окажусь на улице и буду вспоминать эту холодную кукурузную кашу на воде.
Вообще, было понятно, что моя тушка уже вполне здорова, и меня могут выписать хоть завтра, а я даже не знала, где нахожусь и где мой дом.
Ну хорошо, в бумагах указан адрес, а язык, как известно, до Киева доведёт.
Но в какую страну меня занесло? В какое время? Как мне решать проблемы, если я не знаю даже элементарного? Изо всех сил стараясь не поддаться панике, я стала искать плюсы в создавшемся положении.
Ну, значит, первое - я была жива и здорова... И, как говорилось в байке про Наполеона, первого было достаточно.
Больше сегодня посетителей у меня не было. Не включая свет, я распахнула окно и вдохнула солоноватый густой воздух. Огни деревушки, где находилась больница, были редкими. Пора было ложиться спать. Просто больше нечем было заняться.
Я стала думать о своём новом имени. Красивое. Интересно, почему старик-рыбак звал меня Чара? Какое-то сокращение. И мне оно тоже нравилось. С этим именем хотелось нести себя гордо, не давая спуску обидчикам и кровным врагам… Я расфантазировалась и незаметно уснула.
На следующий день доктор Перес - его имя было Марио - сообщил мне, что выпишет меня до конца недели. Что-то от Оли Бобик трусливо дрогнуло у меня внутри: в больнице было так спокойно, можно было ничего не решать… Я взяла себя в руки и, подняв подбородок, улыбнулась Марио от всей души, глядя в его добрые глазки-бусинки:
- Спасибо вам, доктор Перес. Вы меня просто по частям собрали! - вспомнив, какие здесь все религиозные, добавила: - Буду молиться за вас всем святым!
Доктор смущенно покраснел, засуетился, стал похож на школьника.
- Ну что вы, сеньорита. Если что-то будет беспокоить, вы обращайтесь ко мне, приходите.
После доктора прискакала Карла.
- Габи, я поговорила со своим братом, он отвезет тебя в пятницу домой на своей повозке. Отсюда далековато до твоего дома, а ты ещё слаба.
Господи, спасибо тебе за добрых, отзывчивых людей!
- Спасибо, Карла! Как же я тебе благодарна. Честно говоря, я в такой растерянности.
- Еще бы! - подхватила словоохотливая девушка. - Остаться без отца, да еще и с кучей долгов. Знаешь, я тоже не особенно соображаю в счетах, когда это не цена на туфли. Но есть у меня один ухажер - страшно нудный, но умный, надо признать. Я загляну к тебе в субботу вечерком с ним, он будет рад помочь. Сейчас я побегу, а ты не грусти, красотка, ладно?
- Обещаю, дорогая, спасибо! Мне стало гораздо легче, - я от души улыбнулась отзывчивой девушке.
Интересно. Судя по всему, мы не были знакомы с Карлой и не дружили раньше, но в этой местности, наверное, все друг друга знали хотя бы в лицо.
Гуляя по территории больницы, я порой встречала других больных, правда, редко. Все неизменно здоровались со мной, называли по имени, улыбались, желая скорейшего выздоровления.
Остаток недели пролетел быстро и, наконец, настало утро выписки. Погода стояла ясная, солнечная. Но жарко не было.
Уго не стал задерживаться и уехал сразу же. А я всё стояла и не решалась сдвинуться с места, прижимая к груди конверт с бумагами.
Вокруг было довольно симпатично: каменистая полоска берега заканчивалась и начинался бело-желтый песок с вкраплениями разноцветных ракушек. Оливковые и какие-то цитрусовые низкорослые деревья росли тут и там. Их была целая роща. Хотелось пройти вглубь, посмотреть, что там. Однако в первую очередь нужно было исследовать жилище, которое выглядело так жалко, что на первый взгляд я бы скорее устроилась спать на песке под низкими ветвями серебристых ветвей оливы. Дом был словно слеплен из грязи с намешанными в ней травой и какими-то стеблями. Крыша остроугольная, с заметными прорехами.
Ступив на порог, я обнаружила, что без двери был только “предбанник”. Здесь сильно пахло рыбой. Я закрутила головой. И точно: выше меня сантиметров на двадцать она висела ровными рядами, сушилась.
По периметру этих сеней со щелями в стенах, были навалены ящики и бочонки: как целые, так и разбитые. В одном углу стоял плотно закрытый короб. Он был тщательно замотан тряпками и старой сетью.
Более здесь исследовать было нечего, и я шагнула к двери. Грубо сколоченная, она “надёжно” запиралась на деревяшку, крутящуюся на ржавом толстом гвозде. Очевидно, Габриэла с отцом считали, что честным людям прятать нечего.
Передо мной открылся длинный сквозной коридор. Наверное, он шел через всё здание. Внутри тоже пахло рыбой, но к этому мне, в принципе, было не привыкать: всю жизнь на рыбозаводе проработала. Не самое страшное. Помещение было темноватое, и я оставила дверь открытой, чтобы впустить сюда свет, а заодно и свежий воздух. Сквозняк и запах моря быстро устранили небольшую затхлость.
Осмотревшись, я поняла, что этот коридор использовался как кухня, столовая и кладовка для всего на свете.
Печь-камин с большим зевом, большой разделочный, он же обеденный стол, две скамьи. Небольшой буфет с нехитрой посудой. Всё свободное место вдоль стен занимали ящики, испачканные рыбьей чешуёй.
Из этой проходной комнаты-кухни-коридора вели три двери. Я заглянула в две, расположенные друг напротив друга. Это были спальни. Одна совсем аскетичная - узкая кровать с дырявым покрывалом, рядом столик на трех хлипких ножках и стул. На столике кувшин и четки. Над кроватью висело распятие. В горле возник знакомый комок и я, открыв окошко для проветривания, вышла тихонько.
Спальня напротив была девичьей, хотя тоже очень скромной. Покрывало поновее бирюзового цвета, две вязаные думочки-подушки. На окне висел красивый кусок тюля, очевидно, купленный в обрезках в каком-нибудь ателье.
Плохонький туалетный столик с зеркалом в пятнышках. Когда-то лакированный, но теперь же лак по большей части отсутствовал.
На столике лежала расческа, дешевая пудреница, флакончик духов и деревянная шкатулка. В углу комнаты располагался гардероб с покосившимися дверцами.
Я посидела на кровати, привыкая к ней. Неуютное чувство не покидало меня, и я решила исследовать третью дверь в коридоре.
Она вела во внутренний дворик, вымощеный морскими камешками. Небольшая клумба с цветущими каннами, обеденный стол и стулья, выкрашенные в голубой цвет. Здесь же была расположена примитивная колонка.
Нажав на рычаг, я убедилась, что вода в ней есть. Сначала труба недовольно зафырчала, загудела, а потом на землю и камни мутноватым потоком хлынула вода. Я подставила ладонь ковшиком, напилась и умылась. Это немного освежило и взбодрило меня. Теперь нужно было думать, что делать дальше. Хорошо было бы разобраться с бумагами, но я была уверена, что без посторонней помощи мне не обойтись. К тому же Карла обещала привести помочь какого-то друга.
Я снова обошла дом. В общем, было не так страшно, как казалось на первый взгляд. Во всяком случае, жить было можно. Но всё казалось таким пыльным и засаленным, что, не придумав ничего лучше, я принялась за уборку.
В одном из шкафчиков нашлись куски грубого хозяйственного мыла с дегтярным запахом и пара вёдер. Помучавшись прилично, мне удалось развести огонь в камине-очаге. Спички и щепа для растопки лежали тут же на полочке. Когда огонь сначала робко, а потом всё веселее стал дразниться язычками пламени, я взяла вёдра и пошла на задний дворик к колонке.
Набрав воды, потащила их обратно, обливая себе ноги. Вскоре вода уже была достаточно теплой и я, настругав и растворив в одном ведре брусок мыла, принялась отмывать всё: от оконных рам до полов. Со столом пришлось повозиться, отскребая его ножом от засохших рыбных ошметков и прочей грязи. В конце концов он засиял почти первозданным цветом дерева.
Воду пришлось греть еще два раза, пока мне удалось растворить вековой слой жирной пыли.
Окна стали пропускать свет, и стало почти уютно. Следующим этапом я перебрала и замочила в мыльной воде всю посуду. Сходила на берег за песком и теперь тёрла им остервенело, как будто этим я могла избавиться не только от пыли и нагара, но и от всех остальных проблем.
Пальцы сморщились от воды, мыло оказалось довольно едким и нещадно щипало мне руки. По ходу уборки я ломала в дальней части коридора развалившиеся деревянные ящики и складывала обломки в ящик побольше - для растопки печи. Места стало гораздо больше.
Сколько времени прошло за всеми этими хлопотами, я не знала: часов в доме не было. Солнце еще не садилось, но ушло с зенита уже давно.
Внезапно я почувствовала, что страшно голодна. Еды мне никакой не попадалось, только какие-то засохшие корки, которые были сразу выброшены. Выйдя в “предбанник” я с сомнением уставилась на висящую над головой рыбу. Не то чтобы я была слишком уж притязательна или привыкла по жизни в харчах ковыряться… Но как-то даже без хлеба…
Мой взгляд упал на короб, так заботливо укутанный чьими-то руками. Может, пищевые припасы хранились там?
Я принялась распаковывать ящик, аккуратно складывая рядом ветошь и сети. Предчувствия меня не обманули: в этом ларе были самые необходимые базовые продукты. Нашлась мука, ароматное подсолнечное масло в большой стеклянной бутылке, крупы в мешочках, сухие вяленые помидоры, несколько банок оливок, варенье, куски сыра в рассоле, сахар.
Рассортировав бумаги, счета, векселя или Бог знает что там еще было, Пабло взялся за их изучение. Мы с Карлой пристроились по бокам от него, стараясь даже не дышать.
Время от времени парнишка присвистывал, качал головой и бормотал себе под нос что-то типа “Ну и ну, ничего себе!”. Карла при этом посматривала на меня поверх его головы округлившимися глазами и пожимала изящными плечиками.
- Ничего не понимаю, - расстроенно проговорил он, наконец, откидываясь назад.
- А что там такое? - опасливо спросила я, даже не пытаясь представить масштаб бедствия.
- Долг громадный, такой несколько лет нужно отдавать, - покачал он головой, - но вот что странно: как будто не хватает какого-то документа. Обеспечения ссуды. Ваш отец был простым рыбаком, никакого ценного имущества нет. Подо что ему дали столько денег? Было бы здесь какое-нибудь свидетельство собственности, тогда понятно. А вы точно не знаете, Габи? Понимая это, можно прикинуть, стоит ли отвечать по кредитам или проще пожертвовать имуществом.
- Паблиньо, а разве дом и эта посудина на мели ничего не стоят? - спросила Карла.
Парень махнул рукой.
- Практически ничего, горстку песет. Вот если бы сеньор Ловейра был землевладельцем, да с фермой или несколькими рабочими шхунами, тогда было бы ясно. Но в документах ничего такого нет. Они как будто специально так оформлены.
- А что будет, если не платить? - Карла задала вопрос, который я сама стеснялась произнести.
Пабло стянул очки с головы и стал их протирать мятым платком.
- Сначала наложат арест на дом, Габриэла окажется на улице. А потом в тюрьме.
Я взволнованно заходила по длинной кухне вдоль стола. Карла и Пабло смотрели на меня сочувственно.
- Что же мне делать? - твердила я безнадежно, как будто ребята могли знать ответ на этот вопрос. - Радовалась тут, когда продукты нашла, а оказывается, не стоило и переживать: в тюрьме, небось, кормят.
- Габи, не отчаивайся, - попыталась подбодрить Карла, - если отберут дом, ты можешь пойти жить ко мне. Мать поворчит, но не выгонит.
Я остановилась и постаралась взять себя в руки.
- Спасибо, дорогая. Но это не выход. Допустим, я найду заработок, но, скорее всего, я только-только сумею себя прокормить.
- Габриэла, нужно узнать, как вашему отцу дали такую сумму и вообще куда она делась? Вы ничего не приобретали? - Пабло огляделся вокруг, как будто внезапно ожидал увидеть на моей кухне что-то ценное.
- Насколько я знаю, нет, - ответила я. - А вдруг отец просто не говорил мне?
Положение казалось каким-то совершенно безвыходным.
- Можно найти богатого кавалера, - брякнула Карла. Пабло уставился на неё укоризненно: один его глаз немного косил во внутренний уголок, отчего взгляд казался еще более осуждающим.
- Карла! - произнёс он неодобрительно и с нажимом.
- Ну а что ей делать, в тюрьму, что ли, садиться, - Карла вскочила, взметнув юбки, и тоже заходила взволнованно по кухне. Однако, её слова навели меня на мысль.
- Пабло, а там же есть имя кредитора? - спросила я. - Мне нужно обратиться к нему!
Парень вскочил, уронив с грохотом скамейку.
- Габи, и ты туда же! Позвольте тогда мне откланяться, я даже слышать этого не могу, а уж советовать…
До меня дошло, что мои слова он понял превратно или не понял вовсе.
- Погоди ты! Не собираюсь я продаваться, а вот узнать подробности можно. Конечно, можно еще в доме поискать до этого…
- Вот, - нервно протер очки Пабло, - начни с этого. А основной кредитор сеньор Гонсалес.
- Что, большая шишка? - уныло спросила я. Всё было так запутанно. Еще и к какому-то богатею идти на поклон. Мало того, что просить отсрочку, пока я не придумаю, как отдавать долг, так еще и выпытывать о своем же имуществе.
Карла и Пабло переглянулись и уставились на меня.
- Милая, ты, верно, шутишь или у тебя провалы в памяти? - Карла обняла меня за плечи. - Гадину-Гонсалеса все знают. Как твой отец мог связаться с ним, не понимаю. Наверное, сильно деньги были нужны…
Тут она замолчала, как будто её озарила какая-то мысль.
- Постой-ка… Паблиньо, детка, посмотри там - когда отец Габи получал все эти деньги от Гонсалеса?
Пабло зашуршал бумагами.
- Три года назад и чуть ранее. Срок векселей как раз истекает.
- Да я не об этом, - отмахнулась девушка. - Габи, возможно, это никак не связано, но ведь твоя мама как раз тогда умерла? А до этого лежала у нас в больнице. Это еще до меня было, мне доктор Перес рассказывал, когда ты к нам попала. Что начинал лечить сеньору Росу, а потом твой отец забрал её и перевёз в столицу.
- Думаешь, отец мог брать деньги в долг на лечение? - я подумала, что, наверное, это было самым разумным объяснением.
- Да, похоже на правду, - покивал головой Пабло. - Странно, что ты об этом не знаешь.
- Так вот случилось, что не знаю, - насупилась я, как будто от меня и вправду в семье были секреты.
- Ладно, - в очередной раз стал протирать очки Пабло, - ты ищи еще какие-нибудь документы по дому. А сейчас мне пора. Карла, ты со мной?
- Далеко вам возвращаться, мы столько ехали, - мне стало неудобно, что ребятам из-за меня столько предстояло идти в темноте.
Карла озабоченно нахмурилась и заглянула мне в глаза, бесцеремонно оттянув веки, а потом заставила проследить за её пальцем. Изображала невропатолога, наверное.
- Не помню, чтобы док Перес говорил о твоих провалах в памяти. Детка, тут до поселка идти минут десять. Через каменный мост. От больницы и правда далеко. Поэтому я и попросила Уго подвезти тебя.
- Понятно, - вздохнула я. Честно говоря, вымотана была капитально и уже сама хотела, чтобы они ушли.
- Пойдем, пойдем, - заторопилась Карла, - я еще успею на посиделки к Альбе. Кстати, Габи, ты не хочешь присоединиться?
- Боже упаси, - ответила я, желая только лишь добраться до кровати, - меня ноги не держат.
Проводив ребят до порога, спохватилась, что понятия не имею, где их искать, если что.
Я думала, что не усну: перевозбуждение, какой-то ворох проблем. При худшем исходе я окажусь в тюрьме, и прочее… Но как только я перестелила простынь и моя голова коснулась подушки, в сон провалилась мгновенно.
На рассвете меня разбудили какие-то сумасшедшие птицы, устроив у меня за окном то ли драку, то ли свадьбу, но гомон стоял, хоть уши затыкай. И некоторое время я лежала, наслаждаясь этим ором, солнечным зайцем на подушке и свежим ветерком, раздувающим кусок тюля на окне.
Потом постепенно вспомнилось всё. Но я уже успела зарядиться позитивом, как батарейка. Пока ты жив, все проблемы решаемы!
Я вскочила и, как есть, в коротенькой рубашонке вышла на кухню, а потом во двор.
Дом находился на отшибе, как бы в тупике бухты, поэтому проезжей дороги мимо не было. Вид при этом открывался такой, что дух захватывало. Слева находилась роща, а справа, где-то за скалами - посёлок.
“И как это никто не облюбовал такое роскошное место?” - подумала я. Весь берег посёлка был облеплен лодками и причалами. Я видела это вчера, когда мы с Уго проезжали мимо. Здесь же было как в раю. И в этом раю я была одна.
Взгрустнулось об отце Габриэлы. Потом подумалось о том, что как только я обрела место своей мечты, его тут же могут отобрать.
Побродив по влажному песку, я вернулась в дом, походила по нему. Вспомнилось, что нужно найти какой-то важный документ. И стала сначала осторожно, а потом с азартом ризеншнауцера принялась искать сама, не зная что. Нашлись свидетельство о рождении Габриэлы-Росы Ловейры, церковное свидетельство о венчании Давида Ловейры и Росарии Гарсия, свидетельство о смерти Росарии.
Карла была права: она умерла три года назад. Тогда и возникли огромные долги.
Дальнейшие поиски не принесли результатов - убранство дома было практически аскетичным, и искать было особенно негде.
Тогда я решила пока что заняться приготовлением какого-нибудь угощения для гостей. Сетуя на то, что я понятия не имела, сколько человек придет, замесила тесто на фокаччу и пока что отставила его в сторону. Потом вышла в прихожую и с сомнением уставилась на рыбу, висящую там под потолком.
Нужно было её достать и проверить на готовность. Облезлую лесенку-стремянку я обнаружила тут же. Её надёжность вызывала сомнение, но я всё же полезла по хлипким ступенечкам, потея от страха. Содрав несколько рыбин, спустилась обратно, обмирая. Лесенка скрипела жалобно, однако выдержала.
В рыбе я, слава богу, разбиралась, будучи по специальности технологом пищевой промышленности. Эта была готова и весьма аппетитна: бочка лоснились жирком, спинки толстенькие. Почистив и нарезав её, я накрыла блюдо большой крышкой от кастрюли и задумалась. Всё равно было как-то жидковато. Но больше я ничем не располагала. Оливки достану, а что еще?
Выйдя на берег снова полюбоваться видом, я зажмурилась от слепящего света. Море сверкало тысячами искр, штиль стоял полный. Даже не верилось сейчас, что Габриэла с отцом попали в такой шторм.
Недалеко от пирса вдруг выпрыгнула большая упругая рыбина, затем вторая. Я вспомнила, что в одном из углов кухни в ящике стояли удочки и рядом еще какие-то снасти.
У меня возникла мысль попробовать половить. Никогда в жизни я не занималась рыбной ловлей. Только изучила сотни способов её приготовления. Но… почему бы и нет? Заняться особенно было больше нечем.
Выбрав удилище, которое мне показалось наиболее готовым к процессу, я вспомнила о наживке. Пришлось еще и червей копать. С этим я более-менее справилась, копаясь в жирной земле клумбы на заднем дворике.
Наконец, устроившись на пирсе, я наживила червя на крючок и попыталась забросить леску подальше. Получилось не с первого раза. Когда результат меня устроил и поплавок замер на водной глади, я вперилась в него взглядом, бормоча под нос “Ловись рыбка большая и маленькая”
Время шло, солнце припекало, а я всё так же сидела, уставившись на неподвижный поплавок. Глаза устали, и я начала невольно моргать дольше, чтобы дать им чуть-чуть отдохнуть от солнечного света и напряжения.
Моргнула - поплавок есть, моргнула - на месте, моргнула - нет поплавка. Я и поняла-то не сразу, но когда удочку чуть не вырвало у меня из руки, подскочила.
- Стой! - закричала я неизвестно кому: себе, удочке или рыбе, попавшейся на крючок.
Подтянув к себе удилище, я плюхнулась животом на пирс и стала осторожно тянуть леску на себя. Когда в воде показалась голова рыбины, я чуть не заорала и чуть ослабила натяжение. Она тут же скрылась из вида. Но на крючке сидела, видимо, плотно, потому что удилище задергалось у меня в руке снова и я, зажмурившись, выдернула рыбину из воды.
Она шлепнулась на горячие доски пирса и запрыгала по ним. А я ничего не нашла лучше, чем плюхнуться на нее животом, чтобы та не ускакала.
Никакого ведра для улова я взять с собой не догадалась, конечно. Поэтому, когда рыбина утомилась, я поднялась, измазанная и мокрая с головы до ног, сгребла свою снасть и добычу и пошла, оскальзываясь, к дому.
Ура! У меня получилось! Внутри меня всё ликовало - оказывается, я вот так просто могу прокормить себя, просто закинув удочку в море!
Сейчас я не помнила ни о долгах, ни о перспективе загреметь в тюрьму, предвкушая, как сейчас приготовлю свой улов для себя и друзей.
Внезапно остановившись, я прислушалась к своим мыслям - а ведь у меня раньше никогда не было друзей. А теперь они появились.
Остаток дня прошел в компании кулинарной музы. Я делала кляр, мариновала рыбные стейки - всё было готово к моему скромному приёму. А еще я была так горда собой.
“Надо будет завтра же выйти на рыбалку пораньше, на рассвете”, - деловито подумала я. Вроде бы где-то читала, что лов лучше именно на рассвете.
Близился вечер. Я вымыла внутренний дворик и расставила там ящики, перевернув их, чтобы гости могли посидеть на свежем воздухе, если вдруг стульев не хватит.
Когда послышались голоса, я счастливо улыбнулась - их было много, не меньше десятка человек. Впереди всех звенел голосок Карлы.
Вечеринка закончилась глубоко за полночь, я проводила последних, включая Карлу. Та пообещала, что назавтра мы вместе сходим к старику Пако, фамилию которого я забыла. Что-то вроде Корвалола. Или Карамельо.
Вспоминая, как же подруга назвала вчера старого рыбака, я уснула, едва раздевшись.
Утром, словно будильник, включились птицы, и я подскочила, уже зная, что сделаю в первую очередь.
Чувствуя себя уже опытным рыболовом, я подготовилась сегодня более толково, как мне показалось. Взяла с собой ведерко для будущего улова. А также сообразила, что несколько сачков, стоявших в углу рядом с удочками, не для ловли бабочек, а чтобы вытаскивать рыбу, попавшую на крючок.
Мной овладел азарт, и я устроилась на пирсе, стараясь не ёрзать и не скрипеть досками.
Первая поклёвка заставила меня вскрикнуть от восторга. Это было непередаваемое чувство дрожания удилища в руке, этого неведомого до вчерашнего дня момента.
Мне удалось подвести подса́чек к рыбине, но вытягивая её я всё равно что-то сделала не так и крючок основательно запутался в сетке. Какое-то время я возилась, чтобы распутать и отделить драгоценный улов от снасти. Торопилась, чтобы успеть забросить еще разок до прихода подруги, и от этого путала узел еще сильнее.
- Габриэла! - Карла в черной пышной юбке и белой кофточке стояла у дома и махала мне алой косынкой. Была бы я импрессионистом, так бы и нарисовала - такой сочной была эта картинка.
- Иду! - крикнула я и стала собирать своё рыболовное оснащение вместе с уловом. Если удастся сегодня купить морковки и лука, можно будет сварить уху.
- Давай скорее! - заторопила меня Карла.
Я оглядела себя.
- Сейчас, помоюсь быстренько, а одеться две минуты.
Карла вошла за мной в дом.
- Все в восторге оттого, как мы повеселились у тебя вчера. Почему мы раньше с тобой не дружили? Вы с отцом как-то всё сами по себе, как рачки-отшельники. Слушай, а что если мы еще к тебе придём?
Я слушала невнимательно, машинально кивала. Задумалась о том, что же конкретно мне спрашивать у Пако… как же его?
- Карла, а как фамилия старика Пако?
Видимо, я спросила невпопад, потому что она резко замолчала, соображая, о чем это я.
- Пако Карвальо, детка. Иисусе, хорошо, что мне не приходится напоминать, как тебя саму зовут! Надо всё-таки сказать доктору Пересу, что у тебя провалы в памяти.
Как всегда при упоминании доктора у Карлы становился благоговейный вид, а взгляд становился масляным.
- Тебе он нравится? - с нескрываемым любопытством задала я вопрос. Мне сложно было представить, что такую девушку, как Карла, мог заинтересовать милый, но такой смешноватый Марио Перес.
- Да что ты! Он же прекрасен! - воскликнула девушка, вспыхивая. - Я же из-за него и в больницу пошла работать: он хоть замечать меня стал. А до этого и так вилась, и эдак…
Я покачала головой. Удивительно.
- Боже мой, мы опаздываем! Давай я помогу тебе сделать прическу, - Карла усадила меня на стул, который жалобно скрипнул, и принялась колдовать над моими локонами. Что-то там накрутив и оставшись довольной результатом, она распахнула мой гардероб. Он был довольно скромен. Таких ярких нарядов, как у неё, там не было.
- Ну… хотя бы вот это, - Карла выбрала мне белое платье в желтый цветочек, также подобрала желтую косынку.
- Не всё ли равно, в каком виде показываться перед сеньором Карвальо? - пожала я плечами. - Ты сама говорила, что он спившийся и выживший из ума.
- Но потом-то мы с тобой пойдем прогуляться. Мало ли, кого встретим, - Карла оттеснила меня от зеркала и придирчиво осмотрела себя со всех сторон. - А на самом деле, гулять-то у нас и негде. Никаких развлечений. Скучнота.
- Всё только по гостям ходите? - с лёгкой иронией спросила я. Вчера молодежь очень даже веселилась: и танцевали, и в шарады какие-то играли. В общем, резвились. Как-то было незаметно, что кто-то скучал.
- Да, - подтвердила Карла со вздохом сожаления, - сама знаешь, что у нас ничего нет. Ни модных бистро, ни дансингов.
Мы вышли из дома и направились по каменному мосту. Здесь я была впервые и поэтому крутила головой, чтобы разглядеть всё внимательно.
Мостик был выстроен через речушку, которая отделяла морскую береговую линию от домиков с красными латаными крышами, тут и там ютящимися на холме. Выглядело всё необыкновенно красочно и живописно.
“Как можно скучать в таком месте?” - недоумевала я под щебетание птиц в кронах деревьев, а также Карлы, непринужденно держащей меня под руку.
- Вооон мой дом, повыше, видишь? Как-нибудь придешь ко мне в гости, хотя у меня не разгуляешься: малышня в доме, мать вечно ворчит. Так что, если мы снова придем к тебе с компанией? - она заглядывала мне в глаза с просящей улыбкой.
- Да приходите, конечно, - ответила я без эмоций. - Только скоро эта лавочка прикроется, тогда не забудьте мне передачки в тюрьму приносить.
Карла нахмурилась.
- Надеюсь, Паблиньо сможет тебе помочь. Ой, - спохватилась она, - только ты не подумай, что я ради вечеринок стараюсь.
Я усмехнулась.
- Ну и ради них тоже, ничего страшного.
Карла потянула меня влево, к плохонькому домику, больше напоминающему сторожевую будку. Оттуда шла узкая тропинка к морю и виднелся крошечный одинокий пирс.
- Это дом Пако? - догадалась я.
- Да, - деловито кивнула Карла, уверенно пробираясь между развешанными старыми сетями. Здесь пахло рыбой, как и у меня дома. А еще старыми водорослями и чем-то затхлым. Рядом с домиком располагался куцый огородик в несколько грядок, болтались какие-то тряпки для просушки на плохо натянутой веревке.
- Сеньор Карвальо! Сеньор Карвальо, вы дома? - Карла толкнула болтающуюся дверь.
- Стой! - прошипела я. - Может, надо было принести ему что-нибудь? Что мы с пустыми руками?
Карла закатила глаза и похлопала рукой по своей яркой сумочке-торбе. Что она хотела сказать, я переспросить не успела: внутри домика раздался надсадный кашель.
По дороге Карла показала мне местный рыночек. Он примыкал к набережной. Новая подруга хотела сделать покупки вместе со мной, но мне почему-то было стыдно признаться, что денег у меня не было. Тогда бы она, возможно, стала одалживать мне из своих невеликих средств, а мне нужно было учиться справляться самостоятельно: и так долгов хватало.
Узнав, где рынок и до которого времени там обитают торговцы, я помчалась домой, договорившись о вечерней встрече у меня.
На кухне я достала свою рыбину и воззрилась на неё. Уха отменялась - у меня возник новый план. Идея пришла в голову внезапно еще в посёлке.
Нужно было просто продать свой улов или обменять на те продукты, которых недоставало у меня дома.
Легко сказать: “просто продать”! На рыночке посёлка рыбы хватало, ясное дело, она занимала половину прилавков. Однако, приготовленной не торговали: никому бы это и в голову не пришло в бедном рыбацком селении. Все готовили себе сами.
Тем не менее, свои зажиточные поселяне обитали. Здесь-то и был мой расчет на них. Конечно, план мой был ненадёжен, но убытка бы не принёс, что уже радовало. Поэтому я принялась ваять из привычной макрели, правда, здоровенной и мясистой, словно молочный поросёнок, вечернее блюдо. Я должна была поразить местную публику, причем как можно скорее. У меня в распоряжении было всего часа полтора, а потом нужно было мчаться обратно на рынок.
Разрезав рыбине спину и удалив хребет и кости, я присолила её и оставила пока в покое. Кукурузная каша сварилась быстро. Я заправила её маслом и плотно утрамбовала в макрель. Разложив сверху кусочки сыра и вяленых помидор, сунула в печь и только тогда почувствовала, что у меня платье насквозь промокло, как и волосы. На заднем дворике был летний душ (скорее всего, он же и зимний). Содрав с себя одежду, я в чем была, полетела туда. Вскоре я с облегчением выскочила из-под прохладных струй воды и, глянув на солнце, заспешила в чем мать родила к печи. Макрель выглядела восхитительно. Я дала ей еще пять минут дойти до кондиции, а сама побежала одеваться. Выхватив первое попавшееся платье, нарядилась и, практически не глядя, причесалась. Возиться было особо некогда: из печи призывно пахло моим первым заработком. Ну, во всяком случае, я на это очень надеялась.
Уложив макрель на простое овальное блюдо, я посмотрела на неё придирчиво. Шкурка запеклась идеально, кукурузная каша золотилась, сыр и помидоры завершали мой шедевр. Но чего-то все-таки не хватало.
Я вспомнила - за домом росли лимоны. Проклиная себя за то, что не подумала об этом сразу, сорвала два и, нарезав тонко, украсила ими блюдо. Теперь оно точно тянуло на то, чтобы украсить собой самый изысканный приём, но вместо этого вся эта красота отправилась со мной.
Через каких-то минут пятнадцать-двадцать я приблизилась к торговым рядам. На минуту мною овладела робость, и я чуть замешкалась. Оля Бобик никогда не рискнула бы лишний раз поднять глаза на людей. Однако, несмотря на скромное существование, ей никогда не приходилось выживать и выпутываться из сложных жизненных ситуаций.
“Легко так было жить, оказывается: скромненько и незаметно, а вот пойти сейчас по этому рынку, громко заявляя о себе…уфф”, - и я шагнула вперёд, вскинув голову.
- Королевская макрель! Макрель по-королевски! Ваш сегодняшний ужин уже готов! - услышала я, словно со стороны, свой собственный голос. С каждым словом он звучал всё звонче и уверенней. Вот это была Габриэла Ловейра!
На меня стали таращиться и даже показывать пальцем, а я несла блюдо перед собой, не забывая чарующе улыбаться при этом. Ну, наверное, чарующе - не совсем верно: в этом я была не сильна.
- Вы хотите порадовать своих родных вкусным ужином? Макрель по-королевски уже готова и только ждёт, чтобы оказаться на вашем столе!
- Сколько же это стоит, Габи? Придумала же, - окликнул меня кто-то добродушно.
Я вспомнила, что даже не подумала о том, какую цену назначить за свой шедевр. Ответ вылетел у меня машинально:
- Только лишь вдвое дороже сырой! Осталась всего одна рыбка! - как будто я этих жареных макрелей уже воз продала. Однако, это сработало. Кто-то схватил меня за локоть и я обернулась.
- Что это у тебя? - чопорная суровая тетка в буром платье близоруко оглядела блюдо, чуть ли не тычась в него носом.
- Макрель по-королевски. Авторский рецепт, ресторанная подача, - я понятия не имела, уместно ли было то, что говорила, но звучало это внушительно.
- Хм… И кто это готовил? Свежая ли макрель? - дотошно выпытывала у меня тётка. - Хозяину бы понравилось, - пробормотала она под нос, однако я расслышала.
- Утренний улов, - небрежно ответила я, уже точно зная, что она купит у меня рыбину.
- Дорого ли? - продолжала женщина. Скорее всего, она служила кухаркой или управляющей у кого-то.
- В два раза дороже, чем свежая, - повторила я ей.
Тетка скривилась и застыла в раздумье.
- Габриэла! - окликнул меня другой голос, мужской, знакомый. Сбоку возник доктор Марио Перес. - Ты выглядишь замечательно! Рад тебя видеть в добром здравии. Что ты тут делаешь?
Его маленькие глазки лучились теплом, а уши налились краской. Доктор улыбался.
- Да вот, доктор Перес, приготовила рыбку на продажу, не желаете ли? - я кивнула на блюдо и неожиданно для себя подмигнула ему.
Доктор рассмеялся, довольный, и закивал.
- Очень аппетитно, молодец. Дай-ка подумать…
- Так, я уже беру эту макрель! - тётка поспешно вклинилась между нами. - Беру для хозяина, доктор Перес.
- Уступаю вам, сеньора Мадуро, - доктор отвесил небольшой поклон. - Передавайте привет сеньору Гонсалесу!
“Вон оно что… Значит, моя рыбина отправится на стол Гонсалесу!” - подумала я. Забавное совпадение. Однако в данный момент это было неважно.
Сеньора Мадуро отсчитала мне несколько монет и подхватила тарелку.
- Посуду можете потом забрать на кухне, - пробурчала она и скрылась в толпе.
Первой появилась Карла. Она волокла стопку пластинок в руках, а также чем-то набитую торбу на сгибе локтя.
- Габи, помогай, а то сейчас рассыплется всё! - крикнула она мне звонко, а я улыбнулась. Как хорошо, что она у меня есть! При том, что она была напориста и шумлива, девушка обладала щедрой душой и открытым сердцем.
Я подбежала, чтобы подхватить бумажные конверты из её рук: по-моему пластинки были еще бьющимися, хрупкими. Осторожно положив их на стол в кухне, я с любопытством вчиталась в незнакомые фамилии - Мануэль де Фалья, Люпита Паломера, несколько конвертов без названий и с нечеткими рисунками кастаньет и гитары.
Из испанских исполнителей я с уверенностью могла бы назвать только Хулио Иглесиаса, Сары Монтьель и Рафаэля - но они, по всей видимости, жили позже.
Конечно, я уже ориентировалась во времени благодаря документам. Теперь мне было восхитительных двадцать лет, а год рождения в свидетельстве числился тысяча девятьсот девятнадцатый.
Сопоставлять эти годы с мировой историей, которую знала я раньше, не имело смысла. Ну, или только очень приблизительно. Нужно было просто приспосабливаться и не проводить параллелей. А вдруг я вообще в альтернативной реальности.
- Габи, не спи! - затормошила меня Карла. Наверное, я задумалась. - Скоро все придут. Паблиньо обещал пораньше.
Я вспомнила, что Карла еще не знает об обещании доктора Марио навестить нас, но решила пока не говорить ей. Вдруг он передумает, а она будет ждать и разочаруется.
- Нужно нашпиговать фокаччу. А больше у меня ничего нет, - развела я руками, - поймать вечером ничего не удалось.
- Не выдумывай, дорогая. Не обязана ты никого кормить. К тому же я кое-что тоже принесла. Мать как раз пирожки испекла, а я лепешек с зеленью нажарила, - Карла разбирала свою торбу, попутно болтая и встряхивая блестящими волосами. - Надо не забыть сказать нашим парням, чтобы наловили тебе рыбы, они за час натаскают два ведра.
- Ой, ты что, - попыталась возразить я, - неудобно.
Подруга отмахнулась от моих возражений, а я подумала, что неплохо бы и даже посмотреть, как это делают местные жители. Пригодится.
Карла извлекла большой пучок зелени, завернутый в чистую тряпицу: молодые листья одуванчиков, фенхель, мята, зеленый лук.
- Вот здорово, - просияла я, - обожаю зелень. Нужно посадить и себе.
- Так ты сказала бы! - всплеснула руками Карла. - Семян у матери полно, она всё это в огороде выращивает. Приходи к нам завтра, мать поделится и расскажет, как за всей этой ботвой ухаживать. Лично я понятия не имею, надеюсь, мне это и не понадобится. Хочется совсем другой жизни!
Карла покрутилась вокруг своей оси, мечтательно прижимая к груди пучок трав из огорода, как будто это был букет орхидей от богатого поклонника.
- А как же доктор Перес? - поддела я. - Вряд ли он богат. Ты бы променяла его на состоятельного мужчину?
- Да ты что? - Карла вернулась из своих мечтаний и засверкала гневно на меня глазами. - Если бы он только взглянул на меня! Да у меня бы все богачи летели прочь!
И она швырнула травы, показывая, как моментально она бы избавилась от гипотетических богатых женихов.
Я перехватила “букет” на лету, как подружка невесты на свадьбе.
- Ладно, ладно, не буянь, - со смехом ответила ей. - Возможно, тебя ждёт сюрприз сегодня.
Не успела Карла отреагировать на мои слова, как в дверях появился Пабло в рубашке из неотбеленной ткани и коричневой жилетке. Кепку он держал в руках.
- Проходи, Паблиньо, - улыбнулась я парню, - мы тут ужин готовим.
- Добрый вечер, девушки, - Пабло привычно поправил очки и приблизился к нам. - О чем разговор?
- Не твоё дело, - буркнула смущенно Карла и зыркнула на меня, чтобы я, не дай Бог, не раскрыла её тайных помыслов.
- Габриэла, что там у вас за разговор произошел со стариком Пако? Карла упомянула, что есть над чем подумать и что речь о земле.
Я задумалась. Мне и в голове-то было сложно сформулировать, а уж связать всё это в слова…
- В общем, Пако сказал, что вся земля была его и отца Габриэлы, - нетерпеливо сказала Карла. - Только то, что принадлежало Пако, отнял Гонсалес, а остальная теперь Габриэлы.
Пабло недоуменно вытаращил глаза, одновременно наморщив лоб. И я его понимала.
- Что же это может быть за земля? - пробормотал Пабло. - Неужели такой большой ценный участок?
- Так этот же, Паблиньо, - воскликнула Карла, - посмотри на берег поселка и дом Габриэлы!
- Это еще неизвестно, - проговорила я. - Нужно идти к Гонсалесу.
Издалека на мостике послышался шум, смех и голоса.
- Габи, не торопись, Гонсалес крупная рыба и очень скользкая, - торопясь, заговорил Пабло. - Если старик не соврал, то ты богатая наследница своего отца. Сейчас мне непонятно, почему так всё сложилось, но мы обязательно разберемся. Просто, это бы всё объяснило…
- Так всё же и так ясно! - Карла пошла к двери, чтобы встретить гостей. - Отец Габи взял деньги под залог земли, когда болела сеньора Ловейра. А потом не смог отдать.
Компания была уже на пороге.
- Габи, это очень похоже на правду, - серьёзно кивнул Пабло. - Я постараюсь узнать, кому принадлежит этот участок…
Он погрузился в раздумья, а в двери ворвалась стайка молодых людей и девушек. Пока что разговор был окончен. А толком ни о чем и не договорились.
Карла, верная своему слову, сразу попросила ребят наловить мне рыбы. Трое или четверо охотно похватали снасти и отправились на пирс. Кто-то завёл пластинку и послышался грудной женский голос, выводящий томный напев. Он гармонично вплетался в душноватый теплый вечер, пахнущий морем и цветами.
Подруга моя уже кружилась в танце с чернявеньким юнцом, а я вышла на воздух и вдохнула полной грудью.
- Как вечеринка, Габриэла? - меня окликнул голос со стороны дороги, и я обернулась. Доктор Марио Перес стоял, наблюдая за мной, полускрытый тенью лимонного дерева.
Около девяти часов утра я уже стояла перед большим каменным домом с внушительной оградой. В руках у меня был поднос с жаренными тушками голышей, а точнее мерлангов, которых наловили мне вчера Рауль с приятелями.
Кроме этого к рыбке в глиняном горшочке у меня был приготовлен чесночный соус с травами, а украшал блюдо небольшой изящный овощной букет, исполненный в технике карвинга.
Я не была в ней мастером, однако, иногда со скуки по вечерам мучила морковку или огурец, вырезая из них цветы и птичек по видеоурокам в интернете.
Сейчас я очень надеялась поразить этим великолепием тетку Мадуро и проникнуть в дом Гонсалеса. Ну а дальше по обстоятельствам. Пока что дом выглядел неприступной крепостью: на воротах была намотана цепь с замком, а белые ставни закрыты.
Пока я размышляла, не обойти ли мне дом и не попытать ли счастья с черного хода, открылась одна из ставень на первом этаже, и из окна высунулась сеньора Мадуро и уставившись на меня, щурясь и прикрывая глаза от солнца.
Потом она поманила меня пальцем и указала куда-то за дом. Я поняла, что мне всё-таки следует его обойти, и направилась туда.
Какое-то время я еще ждала под дверью, набираясь терпения. Наконец, послышались шорохи, бряцанье, скрежет, и мне отворили.
- Входи, - буркнула женщина и пошла по длинному мрачному коридору, жестом пригласив меня следовать за ней.
В доме не было слышно ни звука, пахло рыбным бульоном и пастернаком. Коридор привел нас в кухню, где было посветлее. Кухонные шкафы, лари, буфеты - всё было тяжелым, дорогим и добротным. Но в тоже время присутствовал дух упадка. Как-то засалено и пыльно, как будто в доме давно никто не жил.
“Как-то странно это, учитывая финансовые возможности сеньора Гонсалеса” - подумала я. Здесь могло трудиться круглосуточно не менее дюжины слуг, наводя блеск и чистоту. Однако, по всей видимости, кроме нас здесь не было ни души.
Сеньора Мадуро развернулась ко мне.
- Показывай, что у тебя там, - она вытянула длинную, как у гуся, шею, пытаясь рассмотреть содержимое блюда.
- Вот, - поставила я его на стол и потрясла руками, которые порядком затекли.
Мадуро, как и в первый раз, чуть ли не носом исследовала всё - жареную рыбу, соус. Рассмотрев овощной букетик, она фыркнула недоуменно, однако на её лице промелькнуло что-то вроде уважения. Я готова была поспорить, что раньше она такого не видела.
- Сколько? - буркнула она, стараясь не показывать явного интереса.
Я назвала цену примерную, что выручила у неё накануне. Кажется, женщина осталась довольна, потому что, поспешно закивав головой, она прошаркала к буфету и достала оттуда узелок с монетами.
- А вчера сеньору Гонсалесу понравилось? - поинтересовалась я. Нужно было уже с чего-то начинать разговор, время шло.
- Понравилось, понравилось. Я хоть выдохнула. Уж как надоело всё одной: и стряпать, и стирать, и чистоту наводить, - неожиданно словоохотливо пожаловалась Мадуро. - Как разогнал всех старый черт, так мне и не продохнуть.
Я изобразила сочувствие на лице.
- Конечно, разве возможно в одиночку со всем справиться, - поддакнула, - можно попросить у вас стакан воды, сеньора Мадуро? Жарко.
- Жарко, да. А ставни старый черт не разрешает открывать, - женщина налила мне воды, и я принялась пить её мелкими глоточками.
А через несколько секунд чуть не выронила тяжелую кружку, расплескав воду на себя, потому что сверху послышался мужской голос, напоминающий рёв:
- Мадурооо! Мадуро, сюда!
У меня похолодели руки и ноги, несмотря на жару.
Женщина замерла, а потом шикнула на меня, чтобы я сидела тихо, и пошла куда-то на зов хозяина.
Через некоторое время сверху послышался невнятный диалог. Сеньор Гонсалес грубо и отрывисто выговаривал что-то своей служанке, а та сварливо бурчала что-то в ответ. Слов было не разобрать.
Потом Гонсалес стал надсадно кашлять, и вскоре сеньора Мадуро вернулась на кухню.
- Вовремя ты с этим появилась, - кивнула она на моё блюдо с жареной рыбой. - Сейчас поест, подобреет. Вечно не могу ему угодить, не по готовке я. Самое простое, как у всех. А ему охота, как раньше в ресторациях едал. Сейчас, обожди.
Она подхватила блюдо, зацепив на палец корзинку с хлебом, и снова удалилась. А я стала лихорадочно соображать. Сначала мелькнула лихая мысль, чтобы прокрасться за служанкой и нанести Гонсалесу неожиданный визит, но я её отмела сразу же. Наверняка, это только разозлит его. Значит, нужно было дождаться Мадуро и брать её в сообщники.
Женщина вернулась очень скоро и с просветлевшим лицом.
- Ух, как набросился! - довольно прокомментировала она. И уставилась на меня в раздумии, - ты откуда взялась? Кто твои родители? Лицо знакомое, а вспомнить никак не могу.
Я заколебалась. Стоило ли называть своё имя? С одной стороны это было рискованно: вдруг отец был персоной нон грата в этом доме из-за непонятной мне ситуации с кредитами. Пока я раздумывала, Мадуро внезапно изменилась в лице.
-Ты точная копия Росы Ловейры, вот кто! Теперь поняла!
Отступать было некуда, и я, помедлив, кивнула.
- Да, я Габриэла-Роса Ловейра.
Тетка Мадуро прижала руку ко рту и, покачиваясь, смотрела на меня. А я ждала, что она скажет дальше.
- Как капелька от капельки, - проговорила она тихонько, тоном для меня совсем непонятным, - и такая же бесноватая.
Это было обидно и я невольно нахмурилась.
- Что это значит - бесноватая?
- Глаза горят, как уголья в печи. Твоя мать была такая же. Огонь!
Тут я уже улыбнулась, представив молодую Росу Ловейру. Почувствовав вдруг её незримую поддержку, выпалила:
- Мне нужно поговорить с сеньором Гонсалесом! Помогите мне, сеньора Мадуро, прошу вас!
Она замахала на меня руками и проворно закрыла дверь на кухню, прислушиваясь. Наверху было тихо. Наверное, сеньор Гонсалес наслаждался трапезой.
- Зачем он тебе? - сердито спросила она меня, приглушая голос почти до шепота. - Что может привести порядочную девушку к этому старому черту? Если ты думаешь, что я…
Когда я спускалась по лестнице, у меня внезапно затряслись колени. Вспотела голова, а пальцы задрожали. Они скользили по перилам, потому что ладони были мокрыми.
Навстречу мне вылетела сеньора Мадуро, держа наперевес сковородку на длинной деревянной ручке. Увидев меня, она бросила её и кинулась ко мне.
- Девочка моя! - подхватив меня под руки, женщина втащила меня на кухню. - Я так и знала!
Только сейчас я почувствовала, как испугалась. Непонятно было, откуда у меня взялась смелость дать отпор.
Мадуро оглядела меня со всех сторон и вроде бы успокоилась немного. Подняла кверху голову, погрозила кулаком и пробормотала какое-то затейливое ругательство: я не разобрала.
- Ничего не случилось, сеньора Мадуро. Только я кувшин разбила о голову вашего хозяина и руку ему прокусила.
Женщина уставилась на меня недоуменно, а потом рассмеялась, тут же прикрыв себе ладонью рот.
- А я услышала шум и подумала: “Не обошлось”. Кинулась туда, но ты уже…
- Да всё в порядке, сеньора Мадуро, только… он не спустится сюда? Он был в бешенстве, как бы вам не попало, - я приподнялась.
Старая служанка презрительно скривилась и махнула рукой.
- Никуда он не спустится, только если позовёт меня собрать его. Сиди спокойно, только громко не говори.
Я опустилась обратно и обхватила голову руками.
- По-моему я сделала большую глупость. Если раньше он просто спокойно ждал и не беспокоился, то сейчас обозлён и может доставить мне еще больше неприятностей.
Сеньора Мадуро нахмурилась.
- Давай-ка я приду к тебе попозже. Посуду принесу и ты мне всё расскажешь подробно. Сейчас он очухается и всё равно позовет меня к себе.
Я благодарно коснулась её худенького плеча.
- Спасибо вам, сеньора Мадуро. Я отблагодарю вас. Приготовлю что-нибудь впрок, чтобы вам меньше забот было. Мне не трудно, я умею.
Женщина заулыбалась - ей явно понравилось моё предложение.
- Вот и хорошо, Габи, - коснувшись сухой рукой моих волос, она проговорила чуть дрогнувшим голосом. - Как же ты на мать свою похожа. Красавица.
У меня дрогнула какая-то струнка в душе, отчего глаза наполнились слезами. Женщина проводила меня до двери. Когда я сделала шаг за порог, сверху послышался рёв:
- Мадуроооо!
На перепутье дорог я задумалась: куда мне отсюда направиться - домой, к Карле?.. А потом свернула к морю. К хижине Пако Карвальо.
Старик сидел на перевернутом ведре у своего порога и чинил рыболовную сеть, которая, казалось, состояла из одних заплат. Был он хмур и трезв. Я уселась рядом на песок молча, скрестила ноги и, стянув косынку, подставила лицо солнцу.
- Подай-ка мне вон тот мешок с грузилами, - буркнул он мне. Тогда я поняла, что он меня узнал. Обернувшись, я увидела небольшой мешочек. Карвальо мог бы дотянуться до него и сам, однако почему-то попросил меня.
Подав ему грузила, я стала наблюдать за его работой. Пальцы, искривленные артритом, вязали узлы, иногда соскальзывая, ошибаясь. Видно было, что эта работа для него привычна, как пить воду и принимать пищу, хоть и стала трудна с годами.
- Что ты хочешь узнать, Габи? - спросил Пако, принимаясь добавлять новые грузила взамен недостающих.
- Скажите, сеньор Карвальо…
Пако перебил меня сердито:
- Ты что, забыла, как называла меня? Что, думаешь, если из крошки Габи превратилась в сеньориту, то и старик Пикито стал чужим?
Что ж, ладно.
- Пикито, - примирительно обратилась я к нему, - скажите, какая земля была у моего отца в собственности? Это ведь под неё Гонсалес дал ему денег?
Карвальо сплюнул в песок при имени Гонсалеса и скривился, как будто хлебнул желчи.
- Эта земля и есть твоего отца, Габриэла. Не была, а есть. Вся от дальних скал до самого посёлка. Давид оказался умнее меня, он сберег своё сокровище для тебя. А я… - старик бросил сеть и горько посмотрел на клочок берега с ветхой хижиной-мазанкой. - Мне хоть и некому было оставлять наследство, но мог бы сейчас быть богатым уважаемым человеком.
- Погодите, Пикито. А как получилось, что эта вся земля была вашей и моего отца? И при чем тут Гонсалес?
Старый рыбак почесал седую бороду и прикрыл рукой глаза, словно защищаясь от палящего солнца. Но мне показалось, что он скрывал от меня внезапно набежавшие слёзы.
- Я расскажу, - промолвил Карвальо, - только пойдём в дом. Припекает. А мне нужно промочить горло перед этим рассказом.
История оказалась насколько невероятной, настолько и жизненной. И весьма драматичной.
Жили-были в захудалом рыбацком поселке трое друзей-приятелей - Давид Ловейра, Пако Корвальо и Хуан Гонсалес. Объединившись в свою маленькую артель, они втроем выходили в море на большой рыбацкой лодке, трудились, стараясь ловить побольше рыбы, чтобы заработать денег.
Каждый из них видел свой жизненный путь по-своему: Давид собирался жениться, Пако любил покутить и поиграть в кости. А Хуан Гонсалес был одержим идеей лёгкого внезапного обогащения, поэтому работал с неохотой, постоянно жалуясь на неблагодарный, по его мнению, труд. Под любым удобным предлогом он отлынивал от выхода в море. Улов тем не менее всё равно делили на три равных части - так уж повелось.
В тот судьбоносный день Хуан сказался больным, остался “вести бухгалтерию”, как он иногда важно выражался. Хотя бумаг никаких друзья не вели, ничего не записывали.
Давид и Пако вышли в море вдвоём - дело было привычное. Без нытья Хуана Гонсалеса им было даже удобнее работать.
Небо было в серых кучевых облаках. Они висели низко, как огромные клоки грязноватой ваты. Время от времени накрапывал дождь, вот-вот должен был начаться шторм.
Пако предложил сворачиваться. Поймали они немного, но и оставаться дольше смысла не было.
- Давай в последний раз забросим и повернем к берегу, - ответил Давид. Он думал о том, что до назначенного дня свадьбы с Росой осталось всего ничего, а денег еще маловато. Парень хотел сделать невесте дорогой подарок - привести в свой собственный дом. Пусть небольшой, в две крохотных комнатки, но зато отдельный от всех. Давид знал, что Роса очень обрадуется, и откладывал каждую копейку, стараясь не пропускать ни одного выхода в море.
Не заходя в дом, я направилась сразу на пирс. Там, словно впервые, уставилась на баркас, который возвышался ржавым холмом. Мелкие волны плюхали, омывая его старые бока. Вокруг сновали крохотные рыбки, резвились. Наверное, вокруг был организован рыбий детский сад. Извините, крошки, но вам придется потесниться - у меня другие планы.
Заметив скобы на борту, ведущие наверх, я, нисколько не задумываясь, полезла наверх. Это было так себе решение: тонкие ступеньки жалобно скрипели подо мной, а я рисковала упасть. И хорошо, если в воду, а не на край пирса. Но меня одолевал азарт.
Перемахнув за борт, я кульком свалилась на палубу, запоздало опасаясь, что баркас может перевернуться. Но здоровенная махина даже не дрогнула - судно плотно сидело на мели.
Оглядевшись, я отмахнулась от тяжелых воспоминаний. Нужно было смотреть вперед, а не назад. Затем, не торопясь, обошла кораблик по периметру. Палуба по бокам была не очень широкая, зато на носу и корме места было достаточно.
Когда Пако Карвальо упомянул, что Давид купил своё рыболовное суденышко на те самые сбережения, скопленные на подарок любимой невесте, я еще подумала: “Как же жаль, что этот баркас, такой значимый для всех Ловейро, теперь всего лишь груда ржавого железа”. Вот в тот момент у меня и родилась эта идея: сделать закусочную с танцполом на этом самом баркасе. Пусть еще послужит старичок.
Нужно было проникнуть во внутреннюю часть баркаса, посмотреть, поместится ли там кухня и что есть вообще. Однако, я заколебалась. Мне отчего-то стало дурно, и я остановилась перед дверью.
Я вспомнила, как вообще очутилась здесь - в этом месте и этом времени. Дверь сюда распахнулась, когда я пыталась выбраться из подсобных помещений нашего рыбзавода, где начался пожар. А вдруг меня таким же образом выбросит обратно?..
Пока я раздумывала, с берега послышался голос, который звал меня по имени:
- Габи! Габиии!
Около дома стояли Карла с Паблиньо и крутили головами.
Обрадовавшись им, я закричала:
- Здесь! Идите сюда скорее!
С ними мне будет совсем не страшно обследовать баркас изнутри, к тому же нужно было поделиться самой идеей.
- Святые кастаньеты, зачем ты туда забралась? - воскликнула Карла, и они направились ко мне.
- Забирайтесь давайте, мне нужно кое-что вам показать, - с ними проникнуть в рубку точно будет не страшно, поэтому волнение полностью отпустило, и я с нетерпением ждала их, перегнувшись через борт.
Карла бодро карабкалась по скобам. Ветерок раздувал её юбки до ушей, а Пабло стоял красный, как спелый синьор Помидор: ему и смотреть было неудобно, и страховать Карлу приходилось.
- Вечно вы что-нибудь выдумываете, - ворчал он. А потом неожиданно ловко взобрался вслед за моей подругой. Я от него такой прыти не ожидала.
- Помогите мне открыть это, - навалившись на дверь, я попыталась открыть. Безуспешно. По-моему, её перекосило.
Друзья кинулись ко мне, и мы теперь уже втроём висели на ручке.
-Ты можешь сказать, с чего вдруг это тебя разобрало рисковать свернуть здесь шею? - Карла честно пыхтела, лоб её покрылся жемчужными мелкими капельками.
- Сейчас всё расскажу… Ура! - дверь поддалась и мы отлетели к борту.
- Рассказывай, - кивнул Пабло, потирая ушибленный локоть, - очень интересно.
Я выдохнула.
- Ну хорошо. Вот мы с вами говорили, что мест в посёлке, чтобы отдохнуть и потанцевать с компанией или парочкам, совершенно нет. Где можно и поесть, и вина выпить, музыку послушать - всё очень далеко, в городе. Правильно?
- Ну да-да, и что? - Карла опасливо заглянула через дверь в рубку. Оттуда доносился запах гари и она с сожалением оглядела своё светленькое платье.
- Так вот. Я открою здесь трактир! - объявила я, чуть притопнув ногой для эффекта и от переизбытка чувств.
- Здесь, это - здесь? - Пабло обвёл потрепанный баркас выразительным взглядом.
- Не смотрите так на меня, пожалуйста. Можете не верить, но это правда хорошая идея. Ну, во всяком случае, считайте, что у меня был знак свыше.
Пабло потряс головой, почти по-собачьи, когда пёсели отряхиваются от воды.
- Габи, подожди. Совсем нас ошарашила. Мы чего пришли-то. Ты была у Гонсалеса или не пошла?
Скривившись, я передёрнула плечами и отвернулась.
- Была. И делать этого совершенно не стоило.
Карла сделала шаг ко мне и протянула руку.
- Милая… что-то случилось?
Нервно засмеявшись, я ответила:
- Пришла к нему, чтобы попросить отсрочку. Он набросился на меня, ну и в итоге я разбила о его голову кувшин и прокусила руку.
Пабло хрюкнул и прикусил кулак, глядя на меня круглыми глазами. Карла хихикнула ошарашенно.
Через несколько минут мы все трое истерически хохотали, а я добавляла подробностей сквозь слёзы от смеха.
- А потом он прошепелявил “щучка” вместо “сучка”, и я ретировалась, - всхлипывая, я почувствовала, что только сейчас меня начало отпускать от сегодняшнего происшествия.
- Так трактир и назовёшь: “Бойкая щучка”! - Паблиньо вроде бы пошутил, а я сочла, что это шикарно. И знаково.
- Смотрите, что я придумала. Вот здесь и на корме будет узкий такой стол по периметру, как барная стойка. Высокие стулья. Вся середина - танцпол. Патефон вон на той верхотурине - кто-то отдельно будет за него отвечать. Подбирать пластинки, принимать заказы на музыку.
Карла захлопала в ладоши.
- Потрясающе! Это как в каких-то модных местечках. Здесь и в соседних городках такого нет. Габи, браво! А еще что будет?
- Внутри я хочу устроить кухню. Еда будет самая простая - рыбка жареная, фокачча, закуски разные, бутерброды. Про напитки можно обсудить - что будет пользоваться спросом…
- Габи, идея отличная, - Пабло откашлялся, - но нужно же время, чтобы всё это обустроить, а у тебя всего три месяца. Даже если мы втроём возьмёмся…
- Втроём? - Карла встала перед нами, уперев руки в бока. - Да сегодня же вечером сюда придет дюжина тех, кто захочет помочь Габи! Кто-то во мне сомневается?!
Тереса Мадуро глубоко задумалась, выслушав мой рассказ. Казалось, она даже задремала. Однако, при этом она хмурилась и шевелила бровями.
Карла поманила меня пальцем, и я выбралась из-за стола, чтобы пошептаться с ней.
- Здорово ты придумала про документы, - подруга одобрительно выставила большие пальцы. - Можно было бы добыть долговую расписку, и ты свободна от обязательств!
Я покачала головой.
- Так не пойдёт. Во-первых, долг действительно существует - отец в самом деле брал эти деньги. А во-вторых… Впрочем, первого достаточно. Давида Ловейру знают как порядочного человека.
Карла выставила вперед ладони.
- Хорошо-хорошо, поняла. Хотя я бы с этим гадом не церемонилась, моя бы воля… Послушай, но зачем тебе тогда его бумаги?
- А вдруг документ о собственности у него? Для Гонсалеса эта сделка, видимо, страшно важна, и он вцепился как мог. Это просто моя догадка, что свидетельство у него. Думаю, он мог завладеть им для подстраховки.
- И что ты сделаешь, когда добудешь свидетельство, если оно у Гонсалеса?
Вздохнув, я подняла глаза к потолку, как будто там находился нужный ответ.
- У меня голова лопается. Ну, например, можно было бы перезаложить участок. Ведь наверняка он стоит гораздо больше, чем вся сумма долга.
- Эй, курочки, подите-ка сюда, - сеньора Мадуро окликнула нас. - Вот что я вам скажу…
Она немного пожевала губами, потом поглядела на меня испытующе.
- Ты правильно делаешь, Габриэла, что пытаешься спасти свою землю. Только имей ввиду, что для старого черта Гонсалеса этот кусок берега, по-видимому, козырная карта, которой он надеется побить свои обиды прошлого. Один Давид не поддался ему, был сам по себе. Они с Росой всегда были сами по себе. Ох-ох. И хорошо это, и плохо.
Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь осуждал людей, которые просто сделали свой выбор в жизни и были счастливы вместе. К тому же они волей-неволей стали моими родителями. И мне необходимо было их защитить.
Я открыла рот, чтобы сказать что-то, но Тереса махнула на меня рукой, чтобы не перебивала.
- Помогу тебе, девочка, чем смогу. И в память о твоих родителях тоже. Какая была Росария, когда выходила за твоего отца! Первая красавица. Мы все думали, что она выйдет за богатого сеньора - столько к ней сватались со всей округи… Так, о чем это я… Ах, да. Бумаги. Есть в кабинете места, где можно посмотреть, да только неграмотная я. Кое-как имя своё накарябать могу, да день недели в церковном календаре различить. Так что тебе самой придётся. Гонсалес выезжает иногда по делам, я уж знак дам. А где искать - покажу. Возьму грех.
Женщина резко встала и направилась к выходу. Я поспешила за ней проводить. Потом вернулась к Карле.
- Ух ты, не ожидала! Тётка Тереса хорошая, с матерью моей всю жизнь дружат. Но она вся такая серьёзная и правильная. Неужели ты решишься на это? Если что, я с тобой!
- Правильно сеньора Мадуро сказала: ты трещотка, - я показала Карле язык. - Не надо тебе туда лезть, мало ли что.
Подруга фыркнула.
- Даже не думай, что я это приключение пропущу. Что сейчас будем делать?
Пожав плечами, я огляделась вокруг себя.
- Возьмусь за готовку. Нужно сеньоре Мадуро помочь, Пако Карвальо нормальной еды отнести, ну и на продажу. Браться за переоборудование баркаса деньги еще как понадобятся.
Карла подхватилась.
- Тогда я вот что: пробегусь сейчас по всем нашим парням, которые смогут помочь. Пусть вечером приходят. Всё равно я в готовке не сильна, мать меня и не подпускает. Говорит, криворукая я. А я думаю, что ей просто нравится делать всё самой. Мне только так - помыть, почистить. Ну, я побежала, - девушка чмокнула меня в обе щёки.
- Подожди! - окликнула я её. - Совсем забыла спросить: как там доктор Перес? Он же провожать тебя вчера пошел?
Карла порозовела, и глаза её засветились.
- Проводил! До самого дома проводил! Мы еще стояли болтали. Может быть, если бы он был посмелее, то обнял бы меня, - она закатила глаза. - Только мать меня заметила и стала горланить, домой звать. Пришлось распрощаться. А сегодня у него не рабочий день в больнице.
- Ясно, ясно. Беги, - рассмеялась я, - тебя если не остановишь, до утра рассказывать будешь.
Карла послала мне еще два поцелуя, теперь уже воздушных, и исчезла.
А я стала обдумывать, что же мне такого приготовить, чтобы убить сразу трёх зайцев. В итоге решила напечь небольших - размером с две ладошки - полуоткрытых пирогов с рыбой, сыром и вялеными томатами. Для сеньоры Мадуро же наготовить целый котелок рыбных тефтелек. Потом она сможет подавать их своему проглоту-хозяину с разными гарнирами и соусами. Какой-то погреб или холодильник в доме наверняка был, значит, этого ей хватит на несколько дней точно. А Пако Карвальо сложу в корзинку и того, и другого.
Ну и принялась за работу. Через несколько часов три корзины были наполнены доверху, а я изрядно умоталась.
Вечерело. Руки слегка дрожали от усталости. Выйдя в очередной раз на задний дворик, чтобы помыть посуду, я кинула взгляд на рощицу. Оливы и лимоны чуть покачивались, по ним скакали птички, порхая с ветки на ветку, поклёвывали плоды. Между деревьями вилась тропинка. Только теперь я заметила её.
Залив посуду водой, я оставила её откисать и пошла исследовать эту часть пока что еще своих владений. Роща оказалась внушительной: я шла в одну сторону как мне показалось минут десять. Правда, то и дело останавливалась просто подышать, посмотреть. Небо с розово-оранжевым отливом мягко переходило в голубоватый цвет листьев с шапками оливок, кора тоже была окрашена сейчас в теплый рыжеватый цвет. Тропинка почти заросла: видимо, в последнее время здесь редко кто ходил.
Дойдя до скал, я обнаружила здесь небольшую потемневшую от времени деревянную скамеечку со спинкой. Рядом тоненькой струйкой капал с камней крошечный водопад, не больше, чем из садовой лейки. В зеленой траве росли какие-то невысокие голубые цветочки с синими шариками соцветий на плотненьких стебельках. Место дышало покоем, хотелось побыть здесь подольше.
На следующий день я, как обычно, потянулась в постели, разбуженная пением птиц, и тут же завопила и заойкала - дали знать натруженные вчера мышцы.
Неудивительно: мы с ребятами, увлекшись, разгребали баркас часов до трех ночи. Полная луна освещала пирс, словно мощный прожектор. А в рубке, каюте и трюме мы зажгли лампы.
Было решено очистить всё внутреннее пространство полностью, оставив только пару консолей в рубке в качестве разделочных столов. Здесь я предполагала делать блюда и закуски из уже готовых ингредиентов, а печью пока что пользоваться той, что была в доме. Это было несколько неудобно, зато, как мне показалось, более безопасно. Хватит с меня пожаров.
Запасы должны были располагаться в трюме. Рауль пообещал, что уже завтра они начнут мастерить стеллажи из всего, что еще не приколочено в посёлке.
Я даже испугалась.
- Смотрите только, не берите ничего без разрешения! А то подведёте под монастырь и меня, и себя. Посадят в кутузку всех вместе.
Парни рассмеялись.
Один из них, Диего, успокаивающе заверил:
- Ничего, Габи, нас быстро оттуда выгонят за плохое поведение.
Вот шельмецы. Я не выдержала и засмеялась вместе с ними. У меня на душе было так хорошо. И полная уверенность, что всё получится. С такой-то поддержкой и помощью!
Так что и сейчас, утром, ничто не могло омрачить моего настроения, а уж тем более какая-то там адская боль в мышцах. Игнорируя её, я встала и решила поплавать хотя бы минут десять, чтобы размяться. Хотя дел было полно, и время поджимало.
Пробежав до полосы прибоя, я огляделась на всякий случай и, стянув рубашку, поспешно окунулась, спрятавшись в воде по шею. Затем, сделав несколько энергичных гребков вглубь, развернулась и зависла в воде, не касаясь дна. Солёная вода сама держала меня на плаву. Я лишь слегка шевелила руками и ногами и разглядывала сначала берег, а потом пирс, на котором громоздилась гора досок, скоб, коробов, сетей и ветоши с баркаса. Еще с этим всем нужно было разобраться. Дала себе еще минутку поблаженствовать в теплой прозрачной воде и с сожалением выбралась на берег. Пора было собираться на рынок.
Было еще очень рано, однако и забот у меня по плану было предостаточно. Захватив все корзины, навьюченная, как верблюд, я вышла через мостик на дорогу и зашагала по направлению к рынку.
Дом Гонсалеса находился чуть в стороне, но я решила сделать этот небольшой крюк, чтобы потом было легче.
Оказавшись под окнами кухни, я подняла маленький камешек и кинула в стекло, чтобы привлечь внимание Тересы. Вскоре она выглянула и поманила меня пальцем, приложив палец к губам.
Я начала обходить дом, косясь взглядом на окна второго этажа. Ставни, как и в прошлый раз, были закрыты. Притаился там, сидит в своей норе…
Добравшись до черного входа без приключений, я вошла в приоткрытую дверь. Сеньора Мадуро уже ждала меня там. Мы молча прошли на кухню.
- Вот, держите, я принесла вам, посмотрите сами, - шепотом прокомментировала я, отдавая корзинку, - должно хватить дня на три.
Женщина заулыбалась.
- Благослови тебя Господь, деточка. Хоть выдохну, - Тереса тоже говорила вполголоса. - Кстати, старый черт вчера обмолвился, чтобы я платье выходное ему почистила и башмаки. Значит, собирается куда-то на днях. Я сегодня сговорюсь с соседским мальчишкой за монетку: он мухой к тебе прилетит, скажет. Поищешь, что тебе нужно. Эх, кабы я могла сама…
- Спасибо, тётушка Тереса, - я с чувством обняла её и чмокнула в щеку, а затем выскользнула из кухни и выбежала на улицу.
Солнце неумолимо поднималось в упругой синеве безоблачного неба, и я, вдохнув поглубже свежего чистого, пока еще не жаркого воздуха, помчалась на рынок.
Среди импровизированных торговых рядов, располагавшихся прямо на земле, я нашла местечко, и нерешительно оглянулась. Справа от меня сидел пожилой рыбак с корзиной здоровенных крабов, а слева дородная молодая женщина лет тридцати, пышущая здоровьем. Загорелая почти до черноты, она косилась на меня благожелательно. Поймав мой взгляд, расплылась в улыбке, сверкнув крепкими белоснежными зубами, при этом её щеки превратились в наливные упругие яблочки. Не улыбнуться в ответ было невозможно.
- Какие аппетитные, - похвалила она мои пироги, когда я откинула с них полотенце. Перед ней самой стояло несколько корзин - осьминоги, каракатицы, мидии.
- Спасибо, - поблагодарила я, - старалась.
- Дай-ка мне один, - она покопалась в обширном кармане и извлекла монетку: - Ну и чтобы торговля шла - у меня рука лёгкая. Ты Габриэла с дальнего пирса, да? Только разговоров о тебе и было, когда вас с отцом нашли. А я Луиза.
Женщина с аппетитом откусила пирог и блаженно застонала, показывая, как ей вкусно. Затем она купила второй, а потом еще несколько штук домой, “для детишек”.
В общем, лёгкая на самом деле у неё была рука или нет, но чуть ли не половину выручки она мне сделала сразу. Остальные пироги тоже разошлись довольно быстро. Уже до полудня я положила в узелок последнюю монетку и взвесила его на руке.
- Что я говорила, - порадовалась за меня Луиза. - У меня иногда даже просят купить что-нибудь, когда торговля не идёт.
Поблагодарив её за содействие, я направилась к Пако Карвальо.
Старика дома не было. Я походила вокруг, надеясь, что он вернется вскорости, но потом просто оставила в его хижине на столе тефтельки и пироги, положив рядом три монетки. Не бог весть что, но всё-таки.
Дома застала всю вчерашнюю компанию: Рауля, Диего и остальных. Кроме того, с ними был Уго - брат Карлы, который подвозил меня домой из больницы. Все они шумно разбирали свалку на пирсе, отчаянно споря о чем-то. Рядом были разложены плотницкие инструменты: молотки, пилы, всякие долото и рубанки.
Как и обещал Рауль, они пришли мастерить стеллажи и полки.
- Вот она! - воскликнул Диего, завидев меня. - Габи, иди к нам.
Я приблизилась, приветствуя всех сразу.