Трансформеры : Тень Квинтессона

Часть 1. Эхо Древних Тайн. Эпизод 1: Эхо архивов

Тусклый свет кристаллических ламп отражался от металлических стен, заливая архивы Иакона мягким сиянием. Здесь, в сердце Кибертрона, время словно застыло: ряды дата-панелей, покрытых тонким слоем пыли, хранили миллионы лет истории. Орион Пакс стоял у одной из них, его оптические сенсоры мерцали, пока он водил пальцем по выщербленной поверхности. Ему нравился этот тихий уголок — место, где можно было укрыться от гудящих улиц и бесконечных споров Совета. Здесь он чувствовал себя дома, среди молчаливых свидетелей прошлого.

Орион был невысок для трансформера — чуть ниже среднего стандарта рабочих каст, — но его массивные плечи и крепкие руки выдавали силу, скрытую под скромной броней архивариуса. Его красно-синяя окраска поблекла от времени, а на правом предплечье виднелся старый шрам — память о погрузчике, рухнувшем на него в юности, когда он ещё работал в порту Иакона. Он редко говорил об этом. Да и кому было интересно? Орион Пакс не был героем легенд. Пока.

Он подключил свой интерфейс к панели, и перед ним развернулся поток данных: имена давно угасших праймов, чертежи утраченных технологий, обрывки хроник. Обычная рутина. Но сегодня что-то было иначе. Среди строк мелькнул символ — странный, угловатый, не похожий на привычные глифы кибертронского языка. Орион нахмурился, увеличив изображение. Символ пульсировал, будто живой, его линии дрожали, словно на грани распада.

— Что ты такое? — пробормотал он, наклоняясь ближе.Панель коротко мигнула, и поток данных сменился текстом. Древним. Слова складывались в предложения, которых он не видел ни в одном архиве:

«Искра Мультиверсума, созданная Тринадцатью, открывает пути к Свернутым Реальностям. Но сила её — проклятие. Один мир возвышает, другой — обращает в прах».

Орион замер. Искра Мультиверсума? Он слышал легенды о Первых Праймах — Тринадцати, что сформировали Кибертрон из хаоса, — но это было нечто большее, чем мифы, которыми их кормили в академии. Его процессор загудел, обрабатывая информацию. Свернутые Реальности? Параллельные миры? Он попытался прокрутить текст дальше, но панель зависла, издав низкий гул, от которого по его броне пробежала вибрация. Орион отключился и отступил, потирая виски. Сердце его — или то, что трансформеры называли искрой, — билось чуть быстрее, чем обычно.

Иакон был старше большинства городов Кибертрона. Его шпили пронзали облака энергонного тумана, а подземелья уходили так глубоко, что никто не знал их истинной глубины. Архивы, где работал Орион, считались лишь верхушкой этого лабиринта. Он часто гадал, что скрывается ниже — в катакомбах, куда доступ имели только высшие члены Совета да редкие ремонтные дроны. Может, там и лежали ответы? Или что-то, что Совет хотел забыть?

— Орион! Ты опять разговариваешь с пылью? — голос раздался из-за стеллажей, резкий и насмешливый, выдернув его из раздумий.

Он обернулся. Из полумрака вышел Мегатрон — высокий, угловатый, с серебристой броней, покрытой царапинами от шахт Каона. Его красные оптические сенсоры горели ярче обычного, а в походке чувствовалась энергия, которую он едва сдерживал.

Мегатрон был шахтером, но не простым — его имя уже шепталось в тавернах Каона, где он говорил о равенстве и конце кастового гнета. В последние циклы он все чаще появлялся в Иаконе, делясь с Орионом своими идеями. Они были странной парой: тихий архивариус и громогласный бунтарь. Но что-то их связывало — может, общая вера в то, что Кибертрон мог быть лучше.

— Я не разговариваю с пылью, — Орион улыбнулся, скрестив руки.

— Я нашел кое-что. Древний текст. Ты слышал об Искре Мультиверсума?

Мегатрон прищурился, шагнув ближе. Его тень упала на панель, закрывая свет, и в воздухе запахло озоном — слабый след его перегретых систем.

— Искра чего? Звучит как очередная сказка Совета, чтобы держать нас в узде. — Он постучал пальцем по панели, и та мигнула, оживая, словно от его грубой силы.

— Что там написано?

Орион наклонился, повторно подключившись. Текст появился снова, но теперь сопровождался схемой: сложная сеть линий, пересекающихся в одной точке. В центре — тот же пульсирующий символ, теперь более четкий, будто панель адаптировалась к его запросу.

— Это не сказка, — сказал Орион, его голос стал тише, почти благоговейным.

— Здесь говорится о мирах… других Кибертронах. Реальностях, где все пошло иначе. И эта Искра, похоже, могла их связывать.

Мегатрон фыркнул, но в его взгляде мелькнуло любопытство. Он скрестил руки, его броня слегка скрипнула.

— Другие Кибертроны? Где Совет ещё хуже, чем наш? Или где шахтеры вроде меня не гнут спину ради энергонных крошек? — Он усмехнулся, но смех вышел горьким, как выхлоп старого двигателя.

— Если это правда, я бы хотел туда заглянуть. Может, там найдется мир, где нас не считают расходным материалом.

Орион кивнул, не отрывая глаз от схемы. Линии на ней напоминали карту — или паутину, сплетенную безумным архитектором. Он задумался: что, если эти миры реальны? Что, если Кибертрон — лишь один из множества, и где-то там его братья живут иначе?

— А если кто-то уже заглянул? — сказал он тихо, почти себе самому.

— И не просто смотрел, а пытался… изменить?

Мегатрон замолчал, его процессор явно заработал быстрее. Он не был глупцом, хоть и любил казаться простым бойцом. Орион видел это в нем — острый ум, скрытый под броней гнева и усталости от шахт.

— Ты думаешь, это связано с Первыми Праймами? — спросил Мегатрон наконец, его голос стал ниже, серьёзнее. — Или с тем, что Совет так тщательно скрывает под своими золотыми башнями?

— Не знаю, — признался Орион, отсоединяясь от панели. — Но текст обрывается. Тут сказано, что Искра была уничтожена… или спрятана. И этот символ… он не из нашего языка. Я проверял все архивы — ничего похожего.

Часть 1. Эхо Древних Тайн. Эпизод 2: Голос из недр

Пол под ногами Ориона и Мегатрона дрожал, как живое существо, пробуждённое их шагами. Каждый удар металла о металл отзывался в катакомбах низким гулом, что проникал в их броню и заставлял искры в груди биться быстрее. Осколок Искры Мультиверсума, зажатый в руке Ориона, светился ярче, чем прежде, его сияние отражалось от стен, покрытых трещинами и выцветшими символами, создавая иллюзию, будто они идут внутри звезды, чей свет был холодным и чужим. Воздух стал тяжелее, пропитанный электрическим напряжением и слабым запахом гари, как будто где-то в глубине Кибертрона тлел древний пожар, не угасший за миллионы циклов. Тени, что следовали за ними, двигались неестественно — слишком быстро, слишком плавно, словно не просто отражения их тел, а что-то живое, наблюдающее из углов, куда не доставал свет.

Орион шагал впереди, его оптические сенсоры напряжённо сканировали коридор. Карта, которую он извлёк из платформы, всё ещё пульсировала в его процессоре — хаотичная сеть линий, ведущих к «Ядру», месту, где, возможно, скрывалась сама Искра. Но чем глубже они спускались, тем сильнее его терзало чувство, что они не просто ищут артефакт — артефакт ищет их. Осколок в его руке был тёплым, почти горячим, и с каждым шагом его тепло проникало глубже, как будто он пытался слиться с его искрой. Это пугало Ориона, но в то же время завораживало — как архивариус, он привык к тайнам, спрятанным в пыли дата-панелей, но эта тайна была живой, и она говорила с ним.

— Ты уверен, что знаешь, куда нас ведёшь? — голос Мегатрона разрезал тишину, резкий и хриплый, как скрежет бура в шахте. Он шёл позади, его тяжёлые шаги эхом отдавались от стен, а энергонный клинок, всё ещё покрытый пятнами чёрной жидкости от стражей, был опущен, но готов к бою. Его серебристая броня блестела в свете осколка, но царапины и вмятины от битвы делали его похожим на воина, вышедшего из легенд Каона — шахтёра, что выстоял там, где другие ломались.

Орион бросил взгляд через плечо, его оптика слабо мигнула.

— Карта указывает вниз, к центру Кибертрона, — ответил он, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал.

— Но она… нечёткая. Линии пересекаются, исчезают, появляются снова. Это не просто путь — это как головоломка. И я думаю, осколок помогает её разгадать.

Мегатрон фыркнул, его красные оптические сенсоры сузились.

— Головоломка? — Он постучал когтем по стене, оставив тонкую царапину на металле, и искры мелькнули в полумраке.

— Мне не нужны загадки, Орион. Мне нужна сила, что лежит внизу. Если эта твоя карта нас заведёт в тупик, я сам проложу дорогу — через металл, камень или что там ещё встанет на пути.

Орион кивнул, но его мысли были заняты другим. Он чувствовал Мегатрона — не только его присутствие, но и ту тьму, что начала расти в нём после битвы с Легионом Свернутых. Шахтёр говорил о свободе, о переписывании мира, но в его голосе звучала не только надежда — там был голод, острый и опасный, как лезвие его клинка. Орион вспомнил видение: Мегатрон с чёрной бронёй, окружённый армией, чьи шаги сотрясали землю. Это был не тот Мегатрон, что шёл рядом с ним сейчас, но тень того Мегатрона уже жила в его словах, в его взгляде. И это пугало Ориона больше, чем твари в катакомбах.

Коридор сузился, стены приблизились, и воздух стал ещё гуще, пропитанный металлической пылью и слабым шипением, что доносилось из трещин. Орион заметил новый символ на стене — больше предыдущих, с острыми углами и пересекающимися линиями, похожими на звезду, разорванную надвое. Он остановился, коснувшись его пальцами. Металл был горячим, и под рукой ощущалась слабая вибрация, как будто стена дышала. Символ засветился ярче, его голубое сияние слилось с осколком в руке Ориона, и перед его глазами мелькнул образ: тёмный зал, полный машин, чьи кабели шевелились, как щупальца, а в центре — сфера, сияющая так ярко, что её свет резал оптику. Видение исчезло, оставив лишь эхо голоса — того же, что звучал в его сознании раньше: «Путь открыт».

— Что опять? — Мегатрон подошёл ближе, его тень упала на стену, закрывая свет.

— Ты выглядишь, будто увидел призрака одного из тех Праймов, о которых ты вечно читаешь.

— Это не призрак, — тихо сказал Орион, отводя руку от символа.

— Это… подсказка. Осколок показывает мне путь. Я видел место — глубже, чем мы сейчас. Там что-то огромное, Мегатрон. И оно ждёт нас.

Мегатрон прищурился, его когти слегка царапнули броню на груди, оставив слабый след.

— Ждёт? — Он усмехнулся, но смех вышел горьким, как выхлоп старого двигателя. — Тогда оно дождётся моего клинка. Если эта штука такая умная, пусть попробует остановить меня.

Орион не ответил. Он чувствовал, что Мегатрон недооценивает то, с чем они столкнулись. Это была не просто сила, которую можно взять и использовать, как энергон из шахты. Это было что-то древнее, разумное, и оно знало их намерения. Но спорить с шахтёром сейчас было бесполезно — Мегатрон видел в Искре оружие, а Орион — ключ к ответам. Их цели пересекались, но Орион боялся, что скоро они разойдутся.

Они двинулись дальше, и коридор начал расширяться, открывая новый зал — меньше, чем предыдущий, но не менее внушительный. Потолок был низким, усеянным остатками древних механизмов, чьи шестерни и валы торчали из металла, как кости давно умершего зверя. Пол был покрыт тонким слоем ржавчины, которая хрустела под их шагами, а стены испещрены следами когтей — длинными, глубокими, словно кто-то огромный пытался выбраться отсюда. В центре зала стояла ещё одна машина — не такая массивная, как предыдущая, но более изящная, с тонкими кабелями, что сплетались в сложный узор, напоминая паутину. Её поверхность была покрыта символами, которые слабо пульсировали синим светом, а в центре виднелось углубление — пустое, но идеально подходящее по форме для осколка в руке Ориона.

Часть 1. Эхо Древних Тайн. Эпизод 3: Тень Квинтессона

Золотая бездна содрогалась от шагов Легиона Свернутых, чьи когтистые лапы врезались в платформу с оглушительным скрежетом, высекает искры из чёрного металла, что сверкали, как звёзды, падающие в пустоту. Их силуэты, искажённые и покрытые чёрными наростами, что шевелились, как живые, двигались с пугающей синхронностью, словно единый организм, подчинённый воле, что таилась в тенях пропасти. Синие огоньки в их пустых глазницах пульсировали, как угасающие светила, захваченные тьмой, и каждый их шаг отзывался в катакомбах низким, протяжным гулом, что сливался с биением Искры Мультиверсума. Воздух вокруг был густым, пропитанным металлической пылью и слабым запахом горелого энергона, а золотое сияние, исходящее от сферы в центре платформы, дрожало, как поверхность озера, потревоженная ветром. Но это спокойствие было обманчивым — Искра наблюдала, её свет пронизывал всё вокруг, как невидимые нити, что связывали реальности в единую ткань, и её воля была ощутима, как дыхание, что касалось их брони.

Орион стоял спиной к Мегатрону, его красно-синяя броня отражала сияние Искры, и слабые царапины на ней, оставленные когтями Легиона и Триптикона, казались картой пути, что привёл его из тихих архивов Иакона в сердце этой бездны. Его оптические сенсоры напряжённо сканировали наступающих врагов, улавливая каждый отблеск света на их искажённой броне, каждое движение их когтей, что сверкали, как лезвия, выкованные из кошмаров. Его искра билась в груди, как пойманная птица, рвущаяся к свободе, и он чувствовал Искру Мультиверсума — не просто как силу, что манила его вперёд, а как разум, что видел его надежды, его страхи, его мечты о Кибертроне, где не было бы разделения на касты, где металл не звенел от ударов войны, а пел от гармонии. Слова Искры, произнесённые её светящейся сущностью, — «мой дар — не для одного, а для обоих», — эхом звучали в его сознании, и он знал: этот бой был не только против Легиона, но и за право доказать, что он и Мегатрон могут стать чем-то большим, чем враги, чьи пути расходились в видениях. Он сжал кулаки, чувствуя, как слабая вибрация пробежала по его суставам, и его процессор лихорадочно искал ответ: как удержать этот хрупкий союз, когда тень прошлого Мегатрона уже проступала в его взгляде?

Мегатрон сжимал свой энергонный клинок, его серебристая броня, покрытая вмятинами и пятнами чёрной жидкости от прежних битв, блестела в золотом свете, как лезвие, выкованное в горниле шахт Каона. Его шаги были тяжёлыми, уверенными, и каждый удар металла о металл звучал как вызов, брошенный судьбе, что сковывала его в тёмных туннелях, где он гнул спину ради крошек энергона. Его красные оптические сенсоры сузились до тонких щелей, вглядываясь в Легион с яростью, что кипела в нём, как расплавленный металл, готовый вырваться наружу. В его молчании чувствовалась не усталость, а решимость — острая и неукротимая, как буря, что сметала всё на своём пути. Он не доверял словам Искры — «вместе» звучало как цепь, что могла сковать его свободу, как кандалы Совета сковывали шахтёров. Но угроза Альфы Триона, чья тень витала в глубине, заставила его стиснуть зубы и принять этот союз с Орионом, пусть и временный. Его тень падала на платформу, длинная и острая, как лезвие, и в ней отражалась его суть — воин, что не сдавался даже перед лицом богов, но чья жажда власти могла стать его проклятием. Он чувствовал Искру — её тепло, её зов, — но видел в ней не разум, а оружие, что могло бы разнести золотые башни Иакона и поднять Каон из пепла.

Легион окружил платформу, их когти сверкали в золотом свете, как звёзды, упавшие в бездну, и воздух наполнился шипением, как будто металл плавился под их прикосновением. Их формы были искажены, как будто кто-то взял трансформеров и вывернул их наизнанку, смешав металл с чем-то чужим, органическим, что шевелилось под их бронёй, как паразит, пожирающий их изнутри. Один из них — выше других, с бронёй, покрытой шипами, что извивались, как живые, — шагнул вперёд, его массивная фигура отбрасывала тень, что пересекала платформу, как трещина в её сердце. Его голос прогремел, низкий и искажённый, как эхо из разрушенного мира, и в каждом слове чувствовалась холодная уверенность, что не знала сомнений.

— Вы не пройдёте, — сказал он, и синие огоньки в его глазницах вспыхнули ярче, как маяки, что вели Легион сквозь тьму.

— Альфа Трион — хранитель порядка. Искра — его воля. Вы — ошибка, что будет исправлена.

Орион поднял руку, активируя панель управления на поясе, и слабый импульс засветился в его ладони — не оружие, способное разнести врагов, а инструмент, что мог дать им мгновение передышки. Его броня дрожала от напряжения, но он стоял прямо, его оптика встретилась с пустыми глазницами стража, и в его взгляде не было страха — только решимость, что родилась в тихих залах Иакона, где он копался в пыли прошлого, ища ответы для будущего.

— Мы не ошибка, — ответил он, его голос был твёрдым, как металл архивов, что выдержал века. — Мы пришли за ответами, потому что Искра позвала нас. Она — не твоя собственность, и не Триона. Если он хочет удержать её, пусть явится сюда и докажет своё право. Или ты боишься, что его порядок — это всего лишь клетка, из которой она хочет вырваться?

Мегатрон фыркнул, его клинок сверкнул в золотом свете, когда он шагнул вперёд, его тень пересекла слова Ориона, как лезвие, что разрезало тишину.

— Докажет? — Он рассмеялся, коротко и резко, и его броня клацнула от движения, отбрасывая слабые искры в воздух.

— Я не жду доказательств от труса, что прячется за своими псами. Если Трион хочет боя, пусть получит его. А вы, жестянки, — он указал клинком на Легион, его голос стал ниже, угрожающим, как рокот обвала в шахте, — сгиньте с моего пути, или я разнесу вас на куски и разберу на запчасти.

Легион ответил мгновенно — их когти взметнулись в воздух, как стая хищников, почуявших добычу, и они бросились вперёд, как волна, что могла бы поглотить всё на своём пути. Их движения были быстрыми, синхронными, и платформа задрожала под их весом, осыпая мелкую пыль, что кружилась в золотом свете, как призраки давно угасших искр. Мегатрон встретил первого ударом клинка, разрубив его броню с фонтаном искр, и чёрная жидкость брызнула на платформу, шипя и растворяя металл, как кислота, что пожирала всё живое. Но второй страж прыгнул сзади, его когти вонзились в плечо шахтёра, оставив глубокую царапину, из которой потёк синий энергон, яркий и горячий, как кровь планеты. Мегатрон рявкнул, его голос перекрыл скрежет металла, и развернулся, вонзив шип из предплечья прямо в грудь твари.

Часть 1. Эхо Древних Тайн. Эпизод 4: Шепот прошлого

Тусклый свет кристаллических ламп Иакона дрожал в полумраке архивов, отбрасывая длинные, изломанные тени на металлические стены, что хранили молчаливую память Кибертрона, словно стражи, что веками смотрели в пустоту. После хаоса золотой бездны, где Искра Мультиверсума вырвалась из цепей Альфы Триона, этот уголок казался Ориону Паксу оазисом тишины — но тишина была обманчивой, как затишье перед бурей, что могла бы расколоть небеса и обнажить раны планеты. Воздух был сухим, пропитанным слабым, почти призрачным запахом ржавчины и старого энергона, что оседал на дата-панелях, покрытых тонким слоем пыли, как пепел давно угасших звёзд, что когда-то освещали рождение Кибертрона. Каждый шаг Ориона отдавался слабым, гулким эхом в пустоте, и его броня — красно-синяя, исцарапанная когтями Легиона Свернутых, обожжённая светом Искры и запятнанная следами синего энергона — казалась чужой в этом месте, где время застыло, как металл, что ждал своего мастера, чтобы ожить под его ударами.

Он остановился у одной из панелей, его оптические сенсоры мигнули, улавливая слабое свечение символов, что проступали сквозь пыль, как звёзды, пробивающиеся сквозь густые облака над Иаконом в редкие ночи, когда энергонный туман отступал. Его рука, всё ещё дрожащая от энергии Искры, которой он коснулся в бездне — той силы, что текла через него, как буря, что могла бы вознести к небесам или разорвать на куски, — коснулась холодной, гладкой поверхности, и поток данных хлынул в его процессор, как река, что вырвалась из оков. Это были имена давно угасших праймов, чьи искры растворились в металле Кибертрона; чертежи утраченных технологий, что могли бы изменить судьбу планеты; обрывки хроник, что шептали о её начале, как голоса, что доносились из глубин катакомб. Но теперь он искал не просто знания, не те крохи, что он собирал годами как архивариус, — он искал правду, что скрывал Альфа Трион, правду о разломе, что открылся под их ногами, чья тьма поднялась, как нефть из недр, и о голосе, что прогремел в золотой бездне, обещая хаос или спасение, как древний бог, что пробуждался от долгого сна.

Орион подключился к панели, его интерфейс загудел, и перед ним развернулся поток данных, древний и хаотичный, как река, что текла сквозь время, неся обломки прошлого. Символы мелькали, складываясь в строки, что он не видел раньше — не в тех архивах, что были доступны ему как скромному хранителю знаний, а в более глубоких, запретных слоях, куда доступ имели только высшие члены Совета да редкие хранители, чьи имена давно стёрлись из памяти, оставив лишь эхо их шагов в этих залах. Его процессор загудел, обрабатывая информацию, как перегретый двигатель, что балансировал на грани отказа, и он нахмурился, когда перед ним вспыхнул текст, вырезанный угловатыми глифами, что напоминали те, что он видел в катакомбах — острые, как когти Легиона Свернутых, и дрожащие, как пульс Искры:

«Искра Мультиверсума, рождённая Тринадцатью, была светом, что связал Кибертрон с его братьями — мирами, что сияли в пустоте. Но её сила привлекла тех, кто пришёл из тьмы — Квинтессонов, чьи щупальца тянулись к её сиянию, как хищники к добыче. Первый Прайм, что стал её стражем, заплатил цену своей искры, и разлом был рождён в его падении. Альфа Трион, хранитель её воли, запечатал её, но свет стал тенью, и Кибертрон стал его щитом».

Орион замер, его оптика расширилась, как будто могла вместить весь этот поток, и его искра сжалась от осознания, что резало его, как осколок металла, вонзившийся в суставы. Квинтессоны? Имя было знакомым, но смутным, как шепот из легенд, что рассказывали в тавернах Каона, где шахтёры пели о машинах, что пришли до их времени, или в коридорах Иакона, где старейшины говорили о древних тенях, что оставили след в металле планеты. Он вспомнил слова Триона в бездне — «разлом — дверь, что я запечатал» — и образы Искры: тёмный зал с живыми машинами, чьи щупальца шевелились, как змеи; фигура с мёртвой сферой, чья тень была как эхо Триона; трещина в небе, из которой вырывалась тьма, густая и живая. Это были не просто видения, мелькнувшие в хаосе битвы, — это была память, и теперь он видел её яснее, как звёзды, что проступали сквозь энергонный туман в редкие ясные ночи. Квинтессоны были связаны с Искрой, с разломом, и Альфа Трион знал об этом больше, чем говорил — он был не просто стражем, а частью этой тайны, что тянулась из начала времён.

Его пальцы задрожали, когда он прокрутил данные дальше, и перед ним вспыхнул новый текст, вырезанный более резкими, почти рваными глифами, как будто кто-то писал его в спешке, в панике, под взглядом, что жег металл:

«Первый Прайм пал под их взглядом, и Искра была ранена, её свет раскололся, как звезда, что угасла в пустоте. Разлом открылся, и тьма шептала из него, её голос был как зов звёзд, что угасли в начале. Альфа Трион взял её свет, но не исцелил — он спрятал, запечатал в цепях, и Кибертрон стал его щитом, что скрыл его вину. Квинтессоны ушли, но их тень осталась в нас, в металле, в её сиянии».

Орион отключился от панели, его броня задрожала, как будто энергия Искры всё ещё текла через него, и он отступил, потирая виски, где его процессор гудел, как перегретый двигатель, что балансировал на грани отказа. Его дыхательные фильтры работали с перебоями, издавая слабый свист, и он упал на одно колено, его рука вцепилась в край панели, оставив слабый след в пыли. Квинтессоны не просто пришли — они изменили Кибертрон, ранили Искру, и разлом был их следом, их проклятием, что Трион скрыл под своей ложью о порядке. Первый Прайм — кто он? Один из Тринадцати, что создали Искру? И что значило «их взгляд»? Эти машины с щупальцами были не просто захватчиками — они были чем-то большим, чем-то, что оставило след в Кибертроне, в Искре, в самом Трионе, как шрам, что не заживал. Разлом был не случайностью — он был раной, что открылась в начале, и Трион не спасал её, а прятал, боясь того, что могло выйти из тьмы. Но голос, что прогремел в бездне

Часть 1. Эхо Древних Тайн. Эпизод 5: Тьма, Что Знает Имена

Архивы Иакона дышали древностью. Полумрак окутывал залы плотным саваном, словно время здесь застыло, замкнутое в стенах из полированного металла и кристаллических панелей. Свет, исходящий от ламп, был слабым, дрожащим — тонкие лучи пробивались сквозь завесу пыли, оседавшей на бесчисленных дата-панелях, что высились вдоль стен, как молчаливые стражи давно ушедших эпох. Воздух казался тяжёлым, пропитанным едва уловимым ароматом ржавчины и старого энергона — дыханием Кибертрона, что витало здесь веками. Каждый шаг отдавался гулким эхом, нарушая тишину, которая была почти осязаемой, словно священный покой, охраняемый невидимыми глазами.

Орион Пакс стоял у одной из панелей, его красно-синяя броня тускло поблёскивала в свете ламп. Поверхность её была испещрена царапинами и покрыта пылью — следами битв в катакомбах, но теперь в этом сиянии мелькали золотые искры. Они цеплялись к нему, как отголоски Искры Мультиверсума, чей голос всё ещё звучал в его процессоре — зов, полный боли и обещаний. Его оптические сенсоры сузились, улавливая мерцание древних символов, что проступали на панели, будто звёзды, пробивающиеся сквозь ночной мрак. Пальцы Ориона, всё ещё слегка дрожавшие от напряжения прошлых схваток, скользнули по холодной поверхности, и поток данных хлынул в его сознание: имена давно угасших праймов, чертежи технологий, что канули в небытие, обрывки хроник, шептавших о рождении Кибертрона. Но сейчас он искал не просто знания — он искал ответы. Ответы на вопросы, что оставил Альфа Трион, на тайны разлома, что разверзся под их ногами, и на голос тьмы, что прогремел в золотой бездне, обещая либо хаос, либо спасение.

Позади него Мегатрон мерил шагами зал, его серебристая броня сверкала в полумраке, как клинок, выкованный в недрах Каона. Она была покрыта вмятинами и тёмными пятнами — следами крови врагов и пыли шахт, что он оставил позади. Его красные оптические сенсоры пылали, выдавая нетерпение, а когти слегка постукивали по броне, когда он скрестил руки. Его голос, низкий и резкий, разорвал тишину, как лезвие, вонзающееся в металл.

— Опять копаешься в этой пыли, Орион? — бросил он, и его ухмылка была острой, почти насмешливой.

— Мы взяли Искру, разнесли Триона, открыли его проклятый разлом, а ты всё ещё роешься в старых железках, ища свои сказки. Что теперь? Ещё одна головоломка, чтобы завести нас в новую ловушку?

Орион не обернулся. Его пальцы продолжали скользить по панели, но голос его был спокоен, полон сосредоточенности, как шепот ветра в пустынных каньонах Кибертрона.

— Это не сказки, Мегатрон. Это правда, — ответил он тихо.

— Искра показала нам её: Квинтессоны, разлом, Трион. Он не просто спрятал её — он сломал её, чтобы скрыть свою вину. Разлом — это не её ошибка, а его, и та тьма, что мы выпустили, — это то, чего он боялся больше всего. Мы должны понять, что это, иначе Кибертрон заплатит за нашу слепоту.

Мегатрон шагнул ближе, его тень упала на панель, поглощая свет, и когти слегка царапнули металл, оставив тонкую борозду, что тут же наполнилась пылью, как след шахтёра в глубинах Каона.

— Понимать? — Он фыркнул, но голос его стал тише, как далёкий рокот шахт, зовущий его назад.

— Я не шахтёр, что копается в обломках, Орион. Я беру, что моё, и ломаю то, что мешает. Если эта тьма — враг, я разнесу её, как разнёс Триона. Дай мне что-то, что я могу разрубить, или я сам начну крушить эти панели, чтобы вытащить её голос.

Орион покачал головой, его оптика сузилась, и он наконец повернулся к Мегатрону. Его голос стал твёрже, как сталь архивов.

— Это не просто враг, Мегатрон. Это часть Кибертрона, часть нас самих. Искра — не твоя добыча и не моя находка. Она — часть каждого трансформера, что дышит на этой планете, и её боль — это крик, что ты слышал в шахтах, но не знал, чей он. Мы освободили её, но если не поймём, что Трион скрывал, что Квинтессоны сделали с ней, тьма из разлома пожрёт всё: Каон, Иакон, нас. Ты хочешь свободы, Мегатрон, но что, если эта свобода — конец, а не начало?

Мегатрон замер. Его когти сжались, и на миг в его взгляде мелькнула тень — не сомнение, а что-то глубже, как эхо шахтёрских песен о мире, который он мечтал построить. Но затем его ухмылка вернулась, острая и дерзкая, и он шагнул к Ориону, броня клацнула от резкого движения.

— Конец? — Он рассмеялся, и его голос загремел, как обвал в шахтах.

— Пусть горит, Орион! Если тьма — цена, я разожгу её сам. Мы взяли её вместе, и я не отступлю.

Внезапно тишину разорвал низкий гул. Пол под их ногами задрожал, и панели вспыхнули ярче, словно пробуждаясь от долгого сна. Воздух завибрировал от "Эха Искры", и холод пробежал по их броне. Орион и Мегатрон обменялись взглядами, напряжёнными и быстрыми, как искры перед ударом молнии. Из теней выступила фигура — страж архивов, древний автоматон, чья броня была покрыта трещинами и ржавчиной, словно карта забытых войн. Его глаза горели синим светом, холодным и пронизывающим, как звёзды в пустоте космоса.

— Кто смеет нарушать покой знаний? — прогремел его голос, и пол затрясся сильнее, будто сам Кибертрон откликнулся на его слова.

Орион шагнул вперёд, его осанка выпрямилась, а голос стал твёрдым, как металл этих залов.

— Мы — искатели правды, хранители будущего Кибертрона, — сказал он.

— Мы не желаем зла.

Страж наклонил голову, его синие глаза сузились, оценивая их.

— Правда — обоюдоострый меч, — произнёс он медленно.

— Готовы ли вы его взять?

Мегатрон выхватил клинок из крепления на спине, его броня клацнула, и он шагнул вперёд, его голос был полон вызова.

— Мы готовы ко всему, — бросил он, и его ухмылка сверкнула, как лезвие в свете ламп.

Пол под ними треснул с оглушительным грохотом, и тьма разверзлась, как пасть древнего зверя. Они провалились вниз, в бездну, что обещала либо ответы, либо погибель.