Транзитом через Рай

Глава 1.

              Сестра Семёна уже года три, как уехала жить в Германию. Понравилась она в институте одному немцу, вот он и увёз её к себе на родину.  Она присылала домой письма, писала Семёну, что люди там совершенно другие, что некоторые из них летают по ночам, а у некоторых рога растут. Ну, это она, понятное дело, ему заливала. Она ещё дома любила такие небылицы рассказывать, что потом моему другу приходилось туго в школе. Он же всё это одноклассникам за чистую монету выдавал. Ох, и злой он был на неё, а ей и в радость над младшим братом подшутить. Вообще, я её раза два только мельком видел. Она дома редко торчала. А вот письма её мы вместе с Семёном читали. Ни на грош не изменилась его сестренка. Даже за тысячи километров продолжала лапшу на уши вешать. Короче говоря, ничего толком я о сестре Семёна не знал, да и сам он не так хорошо знал её, как ему казалось.  

         В то лето я закончил десятый класс, а Семён девятый. Я планировал в августе ехать на Черное море с родителями. У Семёна предки были к морю равнодушны. Он с ними каждую неделю дня на три укатывал на дачу в сорока километрах от города. Иногда я ездил с ними, помогал картошку окучивать. В другой раз Семен бывал на нашем огороде и так же помогал рыться в земле. Всё шло, как и должно идти в хорошее жаркое лето - футбол, рыбалка, речка и отсчёт дней до моря. Кроме того, Семён был влюблен в Юльку, а я в Наташку. Вечерами мы часто разрабатывали планы, как к ним подкатить, сочиняли вместе записки любовного содержания, думали, как лучше их донести до адресата. Ничего толкового из этого у нас не получалось. Однако, справедливости ради, надо сказать, что сам процесс приносил удовольствие. Мы мечтали, как лет через пять все вместе, вчетвером, на одной машине рванем к морю и, как всем нам будет весело. Всё это было хорошо и замечательно, пока в один особенно жаркий день я не спросил у Семёна, что там нового пишет его сестра. Ведь, пусть она и врала, вранье это было очень уж живописное.     

          Всё началось 17 июля 1988 года. Жара стояла такая, что асфальт плавился. В комнате Семёна, которая раньше принадлежала его сестре, находиться было приятнее, чем под жгучими лучами полуденного солнца. Мы перекинулись несколько раз в картишки, посмотрели «зловещих мертвецов», и тут как-то я вспомнил все эти басни, и спросил, нет ли чего нового от сестры. Семен сказал, что ничего нового нет. Тогда я посмотрел на книжную полку над письменным столом и, в который раз, моё внимание привлекли корешки со странными названиями. Многие книги почему-то не имели имени автора. Я взял одну и стал её листать.

- Это книги твоей сестры? – спросил я.

- Да – вяло ответил мне Семён – Она просила их не трогать.

- И ты что, так и не трогаешь? 

         Семён вздохнул. В такую жару плавился не только асфальт. Мыслительные процессы в голове так же сильно тормозились, ничего не хотелось делать, да и говорилось то с трудом. Листая эту книгу, я лишь через минуту понял, что с ней что-то не так. Содержимое несколько отличалось от обычных книг. Набранный в типографии шрифт  почти на каждой странице имел разрывы, в которых, по уму, должны были помещаться эстампы. Но вместо рисунков в этих пробелах бежал почерк женской руки. Во многих таких ручных пассажах фигурировало имя Яков Бёме. Уж не тот ли это немец, что увез её в Германию, возникала первая мысль.

- Нет- заверил меня Семён,- Того зовут Эрик Шварц.

- Что за книга такая дикая? – открытые страницы я показал Семену.

- Откуда я знаю? Я в немецком не секу – сказал Семен, рукой отодвигая книгу в сторону.

          Он смотрел других «зловещих мертвецов», а я продолжал листать книги его сестры. Но остальные  книги были на одном немецком, английском, испанском или на латыни. Ничего я там понять физически не мог потому что, как и Семён, знал только отечественный язык. Тогда я вернулся к той, что вызвала во мне больший интерес. И, может, не столько эклектика её содержимого привлекала меня, сколько почерк, который в принципе поддавался расшифровке. Не знаю, что таил в себе немецкий текст, но написанное очень скоро поразило меня настолько, что я подошёл к телевизору и выключил его. 

- Это её дневник – объяснил я насупленному Семёну – Не просто дневник. Это дневник её снов.

- И какое тебе дело до её снов? – не понимал Семён.

- Такое –  я подошел к нему с книгой – Вот. Прочти здесь.

- Не хочу я ничего читать – заворчал мой друг – Сам прочти, если так хочется.

            И я прочел.

             Вот что я прочёл:       

          « Мой брат стоял под большим одиноким деревом, что недалеко от шоссе, которое дальше проходит у деревни «Тихая».  С ним был еще один мальчик  и девочка. Под деревом они нашли  три цветка гортензии. Они ели их бутоны и смотрели на запад. Каждый съел по одному бутону. Тогда произошло непоправимое. Значение каждого выросло многократно. И были они больше, чем просто люди, ибо стали хозяевами. Произошло это восемнадцатого июля в три часа по полудни местного времени.»

- И что с того? – спросил Семён, когда я закончил.

- А то, что её сны имеют хронологическое подтверждение.

Глава 2

           Наступила среда, восемнадцатое июля.  Было то же безоблачное небо и вовсю палило солнце. Я зашёл за Семёном раньше условленного. В начале третьего мы выгнали старенькую зеленую шестерку из гаража. Семён научился ездить еще в десять лет, так что я ему полностью доверял в этом плане. Настроение у моего друга сразу поднялось, как он оказался за баранкой. На цель поездки ему было совершенно наплевать. Книга, послужившая поводом в безумной затее, лежала в бардачке. С вечера я забрал её у Семёна и думал попробовать перевести хотя бы часть из немецкого, но словаря дома не нашёл.

           Верка опоздала на десять минут. В бежевых шортах до колен и красной майке она снова стала обычной Веркой Звонаревой. За спиной у неё висел девчачий рюкзак.

- Чего там у тебя? - спросил я, встречая её на пыльной дороге.

- Так, водичка, бутерброды – ответила Верка, рассматривая шестерку.

 -У вас же прав нет – резонно заметила она.

- Да тут ехать то тридцать минут – отмахнулся я.

          Семён завел машину. Я открыл Верке заднюю дверцу. 

- Ох, Стряпков и влетит тебе, если отец узнает – сделала напутствие наша одноклассница, снимая рюкзачок и забираясь в машину.

- Не влетит, – захлопнул я за ней дверцу.

          Окна  были до упора спущены вниз. Я сел рядом с Семёном. Поднимая белую пыль, машина тронулась. По длинному пологому подъему мы выехали из ряда гаражей и направились к шоссе из города.

           Мы миновали последние девятиэтажки на окраине и незаметно пересекли условную линию городской черты. Дорога была свободна, ветер задувал во все окна, спасая нас от зноя. Никогда раньше так спонтанно мы не отправлялись куда-то, и это приятно волновало меня. Одна Верка была уверена, что мы едем в сугубо ботанических целях, что наш вояж вполне объясним. Семён не разгонялся выше восьмидесяти, опасаясь  нежданных постов. За окнами ширились пшеничные поля, которые соединялись равниной с голубым горизонтом. Верка попросила включить музыку. В машине затарахтело радио. После двух минут шума я его выключил.

- Не понимаю вас – вклинилась Верка в живописный пейзаж, спустя пять минут по загородному шоссе – Вам что, заняться больше нечем?

          Я повернулся к ней и почувствовал запах  дешевых сладких духов. 

- А тебе и не нужно ничего понимать. Ты только пообещай, что в школе никому не расскажешь, зачем мы ездили и куда.            

- А тут и рассказывать нечего.

- Обещаешь?  

- Да обещаю, обещаю.

           Семён попросил попить воды. Верка передала ему бутылку.      

- А с чем бутерброды? – поинтересовался Семён, не отрываясь от дороги.

- С колбасой - ответила Верка. – Я бы не взяла. Но после ваших цветов, чувствую, мне они пригодятся.

- Отличный подход к делу - похвалил я Верку – Мы ведь сами никогда их не пробовали.

- Но ты на всех взяла? – уточнил Семён.

- На всех, на всех. Ты только смотри нормально рули.

- За него будь спок. – успокоил я Верку -  Семён с пеленок водит. 

- А зачем мне подругу нельзя было взять с собой?

           Я снова повернулся к Верке и очень серьезно объяснил:

- А потому, Звонарева, что мы с Семеном из всех девчонок доверяем только тебе.

- Не смеши мою майку – прыснула Верка – Вы просто других дур не нашли.

- Ты вовсе не дура –  я оставался серьёзен в интересах эксперимента.    

- Знаю – улыбнулась Верка –  У меня по математике теперь ниже четверки ничего не должно быть.

- Совершенно с тобой согласен.

            Поля на какое-то время сменились перелесками. Затем стали видны дальние лысые холмы. И снова равнина. Оказалось, что Верка не может молчать больше пяти минут подряд. Всю дорогу мы обсуждали, в какой институт поступать лучше, в каком математику сдавать легче. Время от времени мы давали Семену воды, и он добросовестно катил нас к заветной цели, к одинокому дереву на зеленой равнине.              

            Мой взрывной интерес к странной записи в пустотах немецкого текста в немалой  степени объяснялся упоминанием именно того одинокого дерева. Мы с Семёном видели его множество раз по пути на дачу и обратно. Высокий, с широкими разветвлениями, многолетний дуб посреди обширного пустыря с редкими кустарниками, всегда притягивал моё внимание. Само это место в стороне от дороги из-за этого дуба казалось необъяснимо особенным.  За много десятков лет никто не осмелился его срубить, молния не поразила мощный ствол, люди не осквернили его величие. Вдали, на горизонте, он стоял, словно маяк, призывая избранных путников приблизиться к нему, чтобы раскрыть им свои тайные замыслы. Запись, которую я нашёл, как будто совсем случайно, на самом деле послужила катализатором к давно живущей во мне тяге к загадочному месту. 

            Продолжая слушать Веркин голос, я увидел дерево первым. Оно открылось взору после длинного поворота, на открытой, хорошо просматриваемой равнине, слева от шоссе.  Примерно в сорока метрах от дерева пролегала грунтовая дорога, которая вела к глухой деревне « Порось».  Я напомнил Семёну, что съезд  на грунтовку находится чуть дальше, ближе к «Тихой».  На какое-то время дерево осталось у нас за спинами, впереди справа мы увидели синий знак указатель «Тихая – 6 км.». У знака Семён снизил скорость до пешего хода и крутым оборотом руля скатил нас на грунтовку. Верка на время перестала говорить и стала вертеть головой во все стороны.

- Что, уже? – удивилась она.

            Я показал  ей пальцем на дерево. Отсюда, в километре от шоссе невозможно было сказать, растут под деревом искомые цветы или нет.

- Что там за цветы такие? – поинтересовалась Верка, поскольку мы были уже близко.

- Гортензии – уверенно ответил я.

           Не представляя себе, как они выглядят, я был убежден, что пойму, какие цветы нужно съесть. Не знаю, знала ли Верка про гортензии, но и она, похоже, чувствовала какое-то непонятное волнение. Её лицо, вдруг, стало задумчивым, несколько раз она оборачивалась на шоссе, провожая глазами проносящиеся со свистом машины. 

Глава 3

         Мы еще сидели на траве, когда неожиданно в спины нам подул ветер. Он взялся ниоткуда, вдруг, поскольку небо оставалось чистым, без единого облачка. Ветер поднял пыль с дороги и закружил её в маленьких смерчах, какие бывают перед грозой. От резкого дуновения раскрылась книжка. Страницы быстро зашелестели, перелистываясь природной рукой. Я хотел было её захлопнуть и отнести в машину, как увидел в книге то, во что с трудом верилось. Ветер перелистывал не совсем исписанные страницы, не те, что были еще десять минут назад. Я быстро нашёл в книге то место, где описывался сон, который мы только что разыграли по ролям. Буквы таяли на бумаге, исчезая на глазах. В каком-то замысловатом порядке они  пропадали одна за другой, прописные и печатные, от периферии к центру листа. Спустя минуту это была книга с девственно белыми страницами.

         Так же неожиданно ветер прекратился. Какое-то время мы ничего не говорили. Моя ладонь по-прежнему лежала на открытой книге. Округленные глаза Семёна смотрели на меня. Верка слегка побледнела лицом.

- Что это за книга такая? – тихо спросила она.

- Ладно – вздохнул я и рассказал ей о книге и о настоящей цели нашего пикника.

- Так ты меня обманул!? – ноздри Верки не по-доброму раздулись.

- Ты бы ни за что не поехала. -  как и она, я встал  на ноги, пытаясь её успокоить. – У Семёна сестра  всегда знала всякие такие штуки. И мне захотелось проверить, правда это, или нет.

- И что, проверил? – не унималась Верка.

- Ладно, вы, хватит вам – вступился Семён -  Ну, подумаешь, буквы исчезли. Такое бывает же. Чернила там особые.

- Чернила-невидимки – подсказал я.

- Во, точно – подхватил Семён. 

- А если с нами что-нибудь случиться? – пошла в разнос Верка -  У вас голова есть, нет? А если мы отравимся? Или еще что похуже?      

            Стая ворон прервала её брань. Громко каркая, они поднялись над опушкой леса, что начинался в километре от нас. Верка замолчала. Вороны долетели до дерева, стали кружить над ним и напугали всех нас не на шутку. Затем они угомонились, усевшись на ветвях. Чёрные птицы смотрели на нас так, словно ожидали какого-то представления. Казалось, всё вокруг замерло, а мы стали центром внимания окружающих нас вещей. Странную тишину заметили и мои друзья. С шоссе больше не доносилось звуков проезжающих машин. Внезапный ветер будто пометил нас для какой-то тайной цели. Мы решили, что пора, в общем, собираться домой.          

           Верка схватила свой опустевший рюкзак, я взял пустую книгу, и мы спешно двинулись к машине. Пару раз каждый из нас обернулся проверить, на месте ли вороны. Птицы загадочно притихли, лишь изредка выкрикивая что-то на своём языке. Не успели мы дойти до машины, как услышали голос Семёна.  

- Там кто-то идёт! – воскликнул он, обращая взор к опушке леса.  

           Верка и я на секунду окаменели, повернув головы туда, куда показывал Семен.  В нашу сторону по грунтовой дороге  шагала, покачиваясь, темная, чуть сгорбленная фигура. С такого расстояния трудно было разглядеть, мужчина это или женщина, но выяснить наверняка мы не горели желанием. Кто бы это ни был, он (или она) приближался с каждой секундой, несмотря на свою медлительность.

- Заводи быстрее свою колымагу – прошипела Верка, запрыгивая на заднее сиденье.

           Невзирая на жару, она задраила сзади все окна, закрыла все замки. Мы все давно были в салоне, но почему-то ещё никуда  не ехали. Машина стояла так, что нам открывался прекрасный обзор на лес и на движущуюся фигуру.  Тихая паника помешала расслышать мне,  как Семён уже несколько раз провернул ключ зажигания.

- Зараза…- процедил он сквозь зубы. –  не заводится…

- Заведется – уверял я Семёна - Так бывает на ней. Пробуй. Заведется. Вот увидишь, заведется.               

            Прошло несколько минут, но машина не заводилась. Мы здорово вспотели.  

- Это старуха! – воскликнула Верка, первой различив очертания фигуры. – Бабка какая-то. 

           Семён замер с ключом зажигания, уставившись вперёд. По общепринятым легендам местного фольклора мы знали, что встретить одинокую старуху в поле или в лесу чревато серьезными последствиями. Наиболее популярен был миф о мальчике, который, однажды был парализован одним взглядом черной старухи. Он не мог больше встать с постели. Каждую ночь ему снились кошмары.  В конце концов, мальчик сошёл с ума и до конца дней жил в психбольнице. Но вряд ли эти страшилки могли бы нас так напугать, находись мы здесь действительно на простом пикнике.  Корни нашего страха привязывались к действию, которое мы произвели. Ведь наш, так называемый эксперимент, не имел ничего общего с ботаникой.           

- На нас смотрит… – тихо произнес Семён.  

           Целенаправленность старухи не вызывала сомнений. Она шла прямо на нас. И то ли страх сбил нашу способность оценивать расстояние, то ли бабка обманывала нас своей неповоротливостью, но половину пути к нам она уже преодолела.

- Открывай капот! – нервно сказал я,  выходя из машины.