Травма

Пролог

Травма

Пролог

Сегодня всё решится.

Сколько раз уже я говорил это себе, готовясь к запуску? Сколько раз я пытался? И не забыл ли ту, первую попытку, мой первый шаг к безумию? Сейчас опять всё готово: подавители контаминации работают, генераторы поля наведены на цель, исходные данные получены и перепроверены. И я опускаю руки. Вероятно, что-то внутри не хочет, чтобы я снова и снова повторял одни и те же ошибки. Сколько раз я спрашивал, правильно ли это – превращать жизнь в погоню за тем, что давно умерло, что можно вернуть лишь невероятным стечением обстоятельств, которое раз за разом не приходит?.. Но мне не у кого спрашивать – я один. И в этом всё дело.

Место, где я стою, похоже на небольшой круглый зал без окон и дверей, с приглушённым, исходящим из ниоткуда светом. Голые каменные стены над головой смыкаются в округлый свод. Я мог бы сделать его каким угодно – заросшим дикими травами, вырубленным в сплошном прозрачном кристалле, вовсе лишённым материальной сущности. Но я выбрал именно такой. Это – Её гробница, а посреди неё, холодный, безучастный – Её саркофаг. К которому я столько раз приходил, и приду ещё, если понадобится. Потому что, если всё не решится сейчас, значит, решится в следующий раз, или ещё когда-нибудь, или не решится никогда, но я не узнаю, пока не попробую.

На моей ладони колышутся тугие сгустки, и в каждом сверкает, копошится, кипит жизнь. Они тоже – всего лишь проекции установленных где-то далеко генераторов и передатчиков, но в них видно всё, холодную силу законов природы и горячую – живых существ. Когда-то эти существа были для меня тем же, что для них – снующие под ногами насекомые, все в своих маленьких делах. Но с каждым разом, с каждой попыткой, я чувствую, что становлюсь всё больше таким, как они. Это цена моего безумия. Цена отчаяния. Цена одиночества. Но всё стоит таких жертв, если в этот раз получится. Обязательно получится. Я закрываю глаза и сжимаю ладонь.

Ток, ток, ток.

Слишком громкие каблуки. Слишком много шума в слишком тихом месте.

Облака. Жаркий, слишком солнечный день накрылся душной рваной ширмой. Слишком, слишком, слишком.

- Сколько у нас времени?

- Если всё прошло, как надо, - около получаса. На это не рассчитываем. 15-20 минут.

- Что с главным входом?

- Далеко, много переходов и систем безопасности. Оттуда ждать некого. Всё в порядке.

Две высотки. Гладкие зеркальные цилиндры с паутиной оконных рам. С одной стороны вход во внутренний двор преграждает трёхэтажная перемычка между зданиями – лобби, кафе, служебные помещения. Напротив неё замыкает треугольник восьми-девятиэтажное здание почти кубической формы – такое же зеркальное стекло. Первый вход во двор – бетонный колодец со стеклянными стенами – широкая лестница, перегороженная проволочным забором.

- В порядке? В порядке??? Что было всю прошлую неделю, что, что??.. Если это – «в порядке», то я - …

- Заткнись.

Второй вход – через маленький квадратный «мешок»: две узкие лестницы – вход с улицы и выход во двор; стены – железобетон, высота 2,6 метра. Опасное, неуютное место.

- У нас будет два пути отхода. Если что-то случится здесь. – В женском голосе сквозило беспокойство, с трудом скрываемое за раздражением.

- Что-то случится?.. – В мужском же всё было отчётливо – жар, погоня, неизвестность вокруг.

- Заткнись.

- Да блин!..

- Стоп.

Третий голос ножом для бумаги разрезал перепалку. Платье зашуршало и остановилось на два шага позади. Наконец-то двор и бункер – приземистый, безликий, напоминающий вентиляционную шахту большого подземного комплекса. Хотя почему только…

Шаги у другого входа. Сейчас – только это. Платье замерло, прислушиваясь, замерли мягкие балетки, и волосы слегка качнулись вперёд в нетерпении.

- Прохожие. Идём.

- Стоп. – Громкость и тембр голоса не изменились.

Трое застыли, ловя выдохи ветра в трубах вентиляции. Вздох, вшш. Вздох, вшш.

«Третий, тут всё чисто, выхожу на объект, как слышно?»

«Шестой, подтверждаю, докладывайте».

«Третий…»

Ровно одно движение. Сразу два – одним броском, чтобы наверняка. Сочленения узкие и часто перекрывают друг друга, не давая снаряду проникнуть внутрь. Солнце снова показалось в разрыве облаков и блеснуло на забрале защитного шлема.

«Третий, ата…»

Третий.

Едва слышное низкое жужжание будто подкрутило колёсико настройки радио, и в рацию полетели гортанные, булькающие звуки. Три конвульсивных выстрела в воздух; брызнуло зеркальное стекло. Время рванулось вперёд.

- Я не понял, вы мне покажете, кто здесь главный?

- Я сержант Сергеев, - представился подтянутый, свежий, будто только что из парикмахерской, полицейский в чёрном штатском костюме без галстука. – Главная здесь лейтенант Ксэ. Она уже на месте, я вас провожу.

Сергеев повернулся и таким же бодрым, как и он весь, шагом направился прочь от фургона ОСБ. Оперативник поспешил следом, а позади него засеменила невысокая смуглая блондинка в полицейской форме.

- То есть как это – «провожу»? Вы должны были дождаться, пока мы оцепим территорию, и войти вместе с ударной группой. Они могут быть всё ещё внутри.

- Вы правы.  Но, во-первых, у нас совсем нет времени. Вы знаете, как обстоят дела с правоохранительными органами в городе. Минут через двадцать здесь будут ДКП и «Стап», они растащат место преступления на сувениры, а потом заявят, что мы мешаем им вести расследование. Ещё через полчаса приедет пресса и растащит всё, что останется.

Глава 1. Если я остановлюсь, что-то случится.

Глава 1. Если я остановлюсь, что-то случится.

Видели вчера закат? С самого высокого здания Иэле, на тридцать восьмой? Такой красочный, и не поверишь, что ты в большом городе. Побывайте там когда-нибудь, обязательно. Только не забудьте проверить обувь, а то получится, как у меня вчера – подошва чуть не отлетела прямо в момент толчка, аж дух захватило… А мне пора бежать. Я чувствую: мне всегда нужно бежать. Если я остановлюсь, что-то случится.

До скорого,

ваша У

14 апреля              

Нажимаю «отправить», закрываю экран. За окном светает. В моём мире нет ни дня, ни ночи. Мне так нравится.

Меня зовут Ула. Я бегу. Если бы мне сейчас сказали выбрать надпись на надгробии, я бы написала только это. Зачем ещё что-то. Я бегу.

Я живу в каморке прямо под крышей дома. Не помню, как я её нашла, но это идеально. Выскользнуть утром, пока все спят, никто не видит, и вернуться, когда сама ничего не видишь от усталости.

Там, где я бегу, мало людей. А я хочу говорить. И я говорю, говорю, говорю с ветром. Сами с собой говорят психи, а я – с ветром. И потому же веду блог. Меня, кажется, даже читают. И всё равно я не ищу людей. Я знаю, это сложно понять.

Поднимаюсь по лестнице в темноте. На крышу ведёт дверь с замком, который я сломала давным-давно. Не помню. Я вообще мало что помню. Может, дело в моём режиме дня. Или это небо вынимает из меня всю память – это самое дикое небо с несущимися облаками, которое я никак не могу описать. У меня совсем нет таланта. Не читайте меня.

В беге главное – правильно «встать на ногу». Как птицы встают на крыло. От первого шага зависит, как побежишь. Ну, от первых трёх. Я кое-что читала: когда переходишь с шага на бег и наоборот, тело находит новый центр тяжести, новый баланс, новую походку, и потом что-то изменить в процессе почти невозможно – оно ведь само по себе. Я в этом не разбираюсь, для меня всё по-другому – я чувствую ветер. Если он мягко обтекает, подталкивает – значит, получается, всё в порядке. Если мешает, жмёт, как новые кроссовки, то наверняка закрутит и сбросит вниз при первом же прыжке.

Первые прыжки в новых кроссовках – вообще очень страшно. Но сегодня на мне мои старые, разношенные «бейсиксы». Подклеить подошву – раз плюнуть, главное – вовремя заметить, что отлетает. Раньше я пришивала подошвы к верху, но с подшитыми кроссовками что-то не то – не «летят», не пружинят, как надо.

Мой дом длинный, крыша – плоская, с высоким бортиком. Есть где разогнаться перед первым. Перед первым ты ещё человек и прыгаешь, как человек. Нет, не ты – я. Не пытайтесь всё это повторить. Не пытайтесь. Всё равно пытаетесь, ломаете руки-ноги. Не читайте. Всё равно читаете. Да и я сама себе – не пиши! и пишу.

Сегодня прекрасное утро. Прекрасный ветер, прекрасный разбег. Главное – прекрасный первый. Первый – он каждый раз как… ну, как… аах. Ну вот что человек чувствует, когда внутри него всё так: аах… Нет, мне точно не надо писать.

Мой первый всегда один и тот же: с моей крыши на соседнюю, на этаж ниже, на выступающий бетонный козырёк. Совсем недалеко – я не рискую. Я вообще никогда не рискую, кто бы там что ни думал. Я бегу.

После первого – совсем другое дело. Как будто сел на велосипед и вдруг понял, что умеешь кататься. Где-то так. Я просто так и бегу по крышам. Перепрыгиваю почти через всё, над почти любой улицей. Вот здесь, я помню, - сначала небольшой прыжок вниз, на нижний бортик, потом вперёд, на балкон, подтянуться, с перил балкона – вверх, оттолкнувшись от рейки. Вот это я быстро запоминаю. Но дело даже не в этом – у меня бы ничего не вышло, если бы не мой «ветер». Люди читают меня, прыгают и падают. Я, получается, убиваю. Убийственная леди. Хаха.

Сегодня, как обычно, с утра, пока много сил – к ящику. Крыша здесь с одной стороны покатая, скользкая, лучше обойти. Обхожу. Приземляюсь с безопасной стороны, подхожу, отпираю ключом ящик. Хм. Сумка. Я им говорила всегда класть в рюкзаки. Сумка. Обычная спортивная чёрная сумка, с тремя ручками. Хотя… с тремя – получается, можно надеть, как рюкзак.

Бумажная бирка на ручке – адрес. Я никогда не открываю рюкзак, никогда не задаю вопросов. Кажется, был когда-то такой фильм, про человека вроде меня. Ну да я ничего не помню. Помню только, что до места назначения 22 крыши. Но сначала – обойти скользкий скат. Я не рискую.

Зачем кому-то доставлять что-то таким оригинальным способом? И кому? Не знаю. Каким-нибудь преступникам, контрабандистам, мне не очень интересно. Ну, и – я не задаю вопросов. Мне всё равно, куда бежать, и я бегу, куда скажут, за это время от времени мне под дверь просовывают деньги, а я плачу за еду, свет и интернет. И снова бегу.

Какие же сегодня облака. Быстрее, чем обычно, сумасшедшие, рвущиеся куда-то. Если я когда-нибудь упаду, то точно из-за них. В плеере как раз композиция 01 – On The Run. Их там всего десять, они повторяются и повторяются. Уже не помню, откуда они и кто автор. А найти новые… я не брожу по сети. Мне теперь странно думать, что я когда-то куда-то выходила, кроме своего блога, на какие-то страницы, к каким-то… людям.

Барабаны, бубен, флейта и ещё какие-то инструменты, которых я не знаю. А крыш уже 16. Так и проходят мои дни. Иногда в них очень хорошо. Иногда. Иногда можно прилечь на горячей крыше и то видеть облака, то не видеть. А потом снова подняться и бежать, как будто уже в новом дне и в новом мире.

Сумка совсем не тяжёлая. Вот тут шестиступенчатый переход с долгим падением и сменой траектории, но с ней за плечами ничуть не сложнее. Она даже тёплая. И ветер сегодня такой хороший. Интересно, почему я иногда думаю гораздо лучше, чем пишу? Получается, это не одно и то же.

Глава 2. Так просто быть лучше

Глава 2. Так просто быть лучше.

А я переселилась. Этого никогда не ожидаешь. Просто – ну, вы знаете – происходит. Вместо квартиры на верхнем этаже – каморка без отопления, зато прямо на крыше. Сюрприз, правда? Получается, я теперь настоящий, стопроцентный житель крыш. Забавно звучит.

Это, кажется, раньше было машинное отделение грузового лифта. Их сейчас не используют, поэтому всю технику вынесли, остались голые стены да железная дверь. Но мне тут совсем не холодно, на удивление. Есть лампочка над головой, тёплое одеяло. И засыпать после дня на крышах тут уютно. Как будто кто-то обнимает, но не тревожит, помогает уснуть. Может, это кто-то из вас, моих читателей, приходит ко мне по ночам? Что за ерунду я пишу.

Ваша У

Его руки.

Можно было обращать внимание на что угодно – на то, брился он сегодня или нет, какими нитками пришиты пуговицы на его рубашке, на сколько дырочек застёгнут ремень. Я не помню даже, какого цвета у него глаза, но о руках – о руках я знаю всё.

Он входит, садится за стол напротив меня, сцепляет руки в замок и кладёт на столешницу, будто предлагая надеть на него наручники.

- Сегодня тот день.

Пальцы – длинные и толстые, с короткими тёмными волосами на фалангах и сморщенной кожей на костяшках.

- Ты готова?

Ногти – круглые, очень коротко подстриженные, с каким-то неровным матовым блеском, как будто бы небрежно накрашенные бесцветным лаком. Кончики пальцев за ними тонкие, нежные.

- Я знаю, к этому нельзя подготовиться. Но когда-то, днём раньше, днём позже, это должно происходить.

На безымянном пальце левой руки крошечный шрам в форме полумесяца. Средний палец на правой слегка несимметричный, смотрит наружу.

 - На самом деле, я мало что могу тебе сказать. Разве что – ты знаешь, как я – мы – дорожим тобой.

Приподнимаю голову с подушки и смотрю прямо на него – нет! – на руки. Падаю обратно обрезанным под корень волосом. Он делает паузу и продолжает.

- Мы действительно ценим тебя. И то, что ты значишь для нашего общего дела.

Мэрион, Сирше, Санара – они стоили никак не меньше, и что вы с ними сделали? Хороший пример. Косточки на тыльной стороне ладони расходятся веером, как перепонки на гусиной лапке. Сглатываю – тихо, чтобы он не услышал.

- Ведь ты всё понимаешь. Почему мы существуем, за что боремся. Если бы мы тогда не вырвали инициативу у этой беспомощной шайки – республиканцев – не было бы свободной Ирландии. Не было бы свободы в этом грёбаном мире политиканов. И ты понимаешь, почему мы готовы на любые меры, чтобы обеспечить безопасность. Даже в таком смысле, как сейчас.

Я ведь могу его убить. В момент оторвать ему руки, и ноги, и голову, и всё это порвать на куски – я знаю, как, меня хорошо научили. Но я не могу. Вот оно, вот где сидит моя паника – я даже подумать об этом не могу, от одной мысли меня просто…

- Чтобы мы были спокойны за наше дело, отдавая его в твои руки…

…руки…

- Я волнуюсь прежде всего за тебя. Ты сильна, но это всё равно, случается всякое.

Синеватые прожилки, проглядывающие

лицемер

сквозь тонкую, как папиросная бумага, кожу, пульсируют

мерзавец

и переливаются, как будто перемещаются – сейчас

палач

в одном месте, а теперь уже в другом.

- Для нас ты всегда останешься такой же, как семь лет назад, когда мы впервые увидели тебя.

Вот и всё, что ты можешь, Брита. Изливать свою ненависть про себя – глубоко, очень глубоко, потому что малейшее неверное движение, малейший намёк на запретную тему заставляет тебя корчиться и дрожать от ужаса. Вот и всё.

- Поэтому мне больше нечего добавить. Нужно начинать. – Он поднялся на ноги. На внутренней стороне правой ладони, чуть ниже линии жизни, маленькая чёрная родинка, похожая на шляпку гвоздя.

Он шарит в карманах, достаёт серебряную коробочку, вздыхает, прячет обратно. – От имени всех, кто работал здесь все эти годы…

Вот что дала мне твоя любовь.

Он подходит всё ближе. На левом запястье…

- …Мы любим тебя.

Тогда я закричала.

Брита рывком проснулась. Со лба в глаз стекла капелька дождевой воды. Серое небо сыпало сверху почти неощутимую морось, больше похожую на густой туман. Брита подняла голову. Она сидела, прислонившись к бетонному бортику крыши, волосы разметались вокруг по полу, лишь две секции – тонкие тёмно-рыжие пряди метров восьми длиной – ухватились за торчащие из бортика заржавленные перила. Пытаясь не шевелиться, Брита посмотрела по сторонам. Да, она здесь, всё хорошо. Левая рука протянулась и придвинула сумку ближе. Правая почти вслепую нашарила молнию.

Всё изменилось. Постепенно, но так быстро. Как будто наркотик, с каждым днём требующий всё большей и большей дозы. Только здесь счёт шёл на часы, минуты. Я вышла из участка и отправилась летать по городу. Банды, полиция, даже они – какая разница. Я летала по крышам домов – это были уже не поверхности и расстояния, я чувствовала, что значит лететь, я видела звенящие потоки воздуха вместо холодных математических расчётов. Мы заснули вместе. А потом я проснулась и вдруг поняла, что так за всё время и не заглянула внутрь. Просто, чувствовала, что внутри что-то моё, что-то родное, и ей неважно, кто я и где я… Сложно вспомнить, что было в эти дни. И сколько было дней. Я просто была счастлива. Ещё недавно я каталась с ней по полу, говорила с ней, смеялась с ней, прижималась и тотчас же отстранялась, как от электричества. Она такая прохладная и искристая. Не сейчас, нет. Сейчас я не знаю, что со мной. С ней всё в порядке, она такая же, как раньше, но… разве такая любовь, такое блаженство не должны длиться вечно, не угасая?..