Три дня после её смерти. Сборник мистики

Взаперти

В моей голове что-то происходит. Меняется что-то, безвозвратно. Впрочем, если принять во внимание моё нынешнее положение, удивляться не приходится. Более того, я полагаю, что любой другой на моём месте давно бы уже покончил с собой, если хватило бы духу выстрелить в себя из этого бесполезного куска железа.

Разумеется, есть и другие способы уйти из этого кошмара. Но я уже знаю, что все они также ни к чему не приведут. Кроме того, нет никакой гарантии, что после смерти меня не ожидает точно такой же хаос. Хаос, что теперь окружает меня в этой мрачной преисподней, что я раньше называл своей спальней. А потому желание жить пока что перевешивает желание умереть, хотя эта разница и не существенна. Интересно знать, как именно изменилось бы мнение всех этих страдальцев, недовольных своей жизнью, если бы они увидели всё это.

Пистолет, что я обнаружил в столе своей спальни действительно со мной. Он полностью заряжен и на удивление работает исправно – мне удалось его проверить. Я также уверен в том, что смогу застрелить того, чьи тихие шаги я теперь всё явственнее ощущаю. Если, конечно, это нечто будет иметь плоть, в чём я всё больше и больше сомневаюсь. Да и вряд ли это хоть что-нибудь сможет решить, вместо этих шагов появятся другие.

Всё началось несколько дней, а может, и недель назад. Точнее сказать не могу, я окончательно потерял счёт времени. Да и как можно что-то утверждать, если всё, что тебя окружает - не стабильно? Настенные часы, которых у меня никогда не было, постоянно показывают разное время, если вообще показывают – иногда их и вовсе нет.

В тот день, когда всё это началось, я проснулся рано, на удивление бодрым и полон сил. И хотя изначально мне показалось, что лёгкое головокружение может стать довольно веской причиной для решения остаться дома, я всё же решил, что по дороге на работу я полностью приду в себя.

За завтраком я обнаружил, что еда имеет несколько нетипичный для неё привкус. С немалым удивлением я отметил, что тосты обладали вкусом помидоров, а кофе отдавал приторным вкусом вишни. Вероятно, это был уже достаточный повод для беспокойства, но моё нежелание мириться с подступающей простудой было сильнее здравого смысла.

У входной двери меня ожидала очередная неприятность, если вообще можно было отнести подобного рода чертовщину к неприятностям. Уходя из дома, я взял с комода ключ от дома, что всегда лежал на одном и том же месте. Порядок – неотъемлемая черта моего характера, потому как только стабильность способна гарантировать душевное спокойствие.

Когда я попытался закрыть дом на замок, то с недоумением обнаружил, что ключ вообще не подходил к замочной скважине. Мои тщетные попытки объяснить для себя происходящее ни к чему меня не привели. Что-то подсказывало мне, что лучшим решением в данной ситуации было бы остаться дома, и решить этот странный вопрос.

Но в меру своей беспечности, а может вопреки сгущающимся надо мной тучам, чьи призраки уже тогда можно было ощутить у себя над головой, я всё же отправился на работу. Ценных вещей в моём доме пока что не водилось, а потому все мои беспокойства насчёт замка сводилось лишь к недопониманию относительно сложившейся ситуации.

К сожалению, свежий воздух не пошёл мне на пользу, а лишь усугубил моё положение. Словно в полусне я брёл по улицам города, лишь отчасти узнавая их. Мои рассуждения о том, что всё выглядит вполне обыденным, никак не проясняли мне моего состояния. Ни слабости, ни усталости я не ощущал, скорее наоборот: ясность мыслей, граничащее со странным воодушевлением, совершенно мне не свойственным. Означало ли всё это, что в скором времени меня настигнет какая-нибудь болезнь? Вероятнее всего. Тогда я решил, что лучшим решением будет сообщить о своём недомогании на работе, и вернуться, во всём разобравшись, а также дать себе положенный отдых.

Довольно крупный банк, в котором я работаю, никогда не бывает пустым. Дельцов вокруг и внутри него было всегда предостаточно для того, чтобы проход внутрь был довольно непростой задачей. А потому, придя к главному входу, я был немало удивлён, обнаружив лишь одного угрюмого полисмена, стоящего у закрытых дверей. Когда же я попытался открыть дверь, он велел мне убираться, пригрозив достать дубинку, и воспользоваться ей по назначению. Несколько предпринятых попыток выяснить, по какой причине банк был закрыт, не увенчались успехом: всякий раз в ответ я слышал что-то несуразное, вроде затяжного ремонта, или реставрации кресел.

Вероятно, решил я, что внутри банка обнаружилось очередное хищение и на данный момент проходит расследование, о котором мне нет необходимости знать. А раз моя персона не входит в круг интереса полиции, стало быть, на сегодня, а скорее всего, и на пару ближайших дней, я был свободен.

Таким образом, моё скорое возвращение в дом послужило для меня отличным стимулом для предупреждения болезни, что, как я полагал, давала о себе знать довольно необычным способом.

Мне следовало заняться своим здоровьем незамедлительно, потому как я стал свидетелем ещё некоторых странностей, которых просто не мог себе объяснить. Покидая банк, я обернулся на полисмена, чтобы удостовериться, что он не желает препятствовать моему скорому уходу. Я, помнится, ещё тогда хотел сделать ему довольно едкое замечание насчёт его тона, но слова застряли у меня в горле, а ужас морозом пробежал по коже. На пару мгновений я увидел, что у полисмена не было лица. Конечно, такого просто не могло быть, но я собственными глазами видел, как на пустом лице вдруг появились рот, нос и глаза, недобро смотрящие в мою сторону.

Затем я быстро удалился, так ничего и не сказав. Моё желание поскорей вернуться в дом, было вызвано не столько увиденным потрясением, и не столько ожиданием чего-то дурного. Быстро шагая по улице, я вдруг обнаружил, что многие, если не всё, поглядывают на меня. Все эти люди, спешащие по делам и проходящие мимо, словно бы следили за мной. И как будто знали, о чём я думаю.

Разумеется, все эти мысли были вызваны моим дурным самочувствием, а любопытство случайных прохожих было вполне естественно, так как мой бледный вид действительно мог притягивать чужие взгляды.

Тишина на лезвии клинка. Глава 1

Глава 1

Мрачный двухэтажный дом, что стоит особняком от тихого городка П, долго хранил свои секреты. Его одинокий жилец - угрюмый старик Максимилиан последние свои годы отличался нелюдимостью и вёл затворнический образ жизни. Некоторые приписывали это неудачному месторасположению дома, но большинство сходились в том, что с самим хозяином последнее время было что-то не так. Какие-то перемены в его душе произошли на закате дней старика, и он оборвал всякие знакомства, уйдя с головой в одиночество.

Как оказалось, свой досуг он проводил за письмом. Его рабочий стол на первом этаже оказался весьма достойной заменой кабинету второго этажа. Очевидно, что годы со временем стали забирать своё, и посещение второго этажа стало непосильной задачей для старика. Впрочем, свои записи он продолжал с завидной упорностью, что не могло не заинтересовать меня, как нового владельца этого ветхого дома.

По началу, я и думать не мог, что очень скоро стану настоящим заложником дневников Максимилиана. Однако едва начав чтение, я обнаружил, что оторваться от написанного было довольно сложно, хоть и фантазия писателя уж слишком преобладала над реальностью. Приведу некоторые особо значимые записи старика.

“Однажды его найдут, и уж тогда точно мир погрузится в неизъяснимый ужас. Мой долг – сделать всё, чтобы это случилось как можно позже”

“Нет, я не верю деду. Не мог он хорошо утаить этот проклятый клинок. Ещё мальчишкой я прекрасно знал, куда он прячет своё ружьё от меня”

“Нужно найти клинок и перепрятать, пока не случилось непоправимого”

“Ничего не нашёл. Продолжаю поиски”

“Должно быть, он всё же хорошо постарался, чтобы никто не нашёл эту проклятую вещицу. Возможно, мне не стоит продолжать искать”

“Поиски окончены. Всё-таки, я нашёл его”

“Всё так, как и рассказывал мне дед – клинок сверкает и притягивает взгляд. Я помню об осторожности, я знаю, что может случиться. Но ведь это даже хорошо, что его нашёл я, а ни кто-нибудь другой. Выходит, что дед всё же не достаточно хорошо позаботился об этой опасной вещице, а потому это придётся сделать мне”

“Никак не могу придумать, куда его спрятать. Всякое место кажется мне в высшей степени не надёжным”

“Ничего достойнее этого не придумал, а потому попытаюсь скрыть всякие следы об упоминание клинка. Эти записи придётся сжечь, хотя едва ли они несут в себе хоть какую-нибудь подсказку”

Вот такого рода рассуждения занимали старика на протяжении долгих страниц его записей. Он писал, что ему тревожно от непосредственной близости клинка. Это беспокоило его, не давало расслабиться. И главное, писал старик, слишком уж тихо стало по ночам.

Если верить записям, некий клинок и правда был спрятан где-то тут, в доме. Впрочем, могло и оказаться, что потайное место находится где-то в окрестностях дома.

Дальше старик ещё много писал об ухудшающемся самочувствии, в чём неоднократно винил свою связь с описанным выше клинком. Он подмечал, что сон его стал значительно хуже, что постепенно стал теряться слух. Его рассуждения о том, что старость не могла так быстро подобраться к нему, казались вполне логичными, ведь манера письма Максимилиана не давала усомниться в его крепком уме и хорошей памяти.

“Несмотря на всю предосторожность, проклятие клинка не миновало и меня. Дом наполняется тишиной. Природа отторгает это место, мне некуда от этого деться. Вероятно, это и есть моя плата за то, что я потревожил этот древний артефакт. Что ж, я принимаю её. Теперь мне остаётся лишь помолиться о том, чтобы его больше никто не потревожил”

“Слишком тихо. Дом совершенно пуст и неподвижен. Воздух отравлен тишиной. Мне тяжело вдыхать”

Последние записи старика были написаны неровным, трудно читаемым почерком. Он писал, что силы покидают его тело, а он даже не потрудился сжечь свои записи. Некоторые страницы его текстов были порваны, но это не помешало мне восстановить их и прочесть. Старик явно был напуган чем-то. Он писал, что боится того, куда ему придётся проследовать после смерти. И не таится ли по ту сторону его жизни искупление той тишиной, что была заперта его руками в тайном месте.

“Главное – это не дать клинку вкусить ни даже капельки крови хотя бы сотню, а то и пару сотен лет. Тогда, возможно, всё и обойдётся”

“Крик. Отдал бы всё за возможность кричать. Тайное блаженство скрыто в переливах музыки. Услышать бы. Всё, что я чувствую – это неумолимое приближение смерти. Тишина снаружи, тишина внутри. Это дьявольская пытка. Я не могу это терпеть”

Больше записей найти не удалось. Старик явно торопился записать последние строчки. Он умер прямо тут, за столом, сидя в кресле просторного зала. После некоторых расспросов не слишком словоохотливых соседей, мне удалось узнать, что врачи установили остановку сердца. Странно было сопоставлять беспорядок в доме, устроенный стариком незадолго до его кончины, с его ухудшающимся здоровьем.

Когда я подписывал бумаги после окончания торгов, меня сразу предупредили, что внутри дома никто ничего не трогал. Причину этому мне не назвали, однако мне не составило большого труда узнать, что дом старика последнее время обходят стороной не просто так. Не нравилось это место местным жителям, что-то было с ним не так.

Начальная цена торгов была не большая. Но каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что в торгах участвовал лишь я один. Дом достался мне почти что даром.

Как оказалось, внутри и правда царил полный бардак. С первого взгляда было сложно представить, что внутри проживал местный интеллигент. Куча битой посуды, вывороченные дверцы шкафчиков, разбитые стёкла – всё это говорило в пользу нарастания душевных страданий Максимилиана, а вовсе не стариковской немощи.

Глава 2

Разумеется, всё прочитанное мною не произвело на меня особого впечатления. Мало ли что могло взбрести в голову старику под конец его жизни. Всё это было бы мной и вовсе забыто, если бы не одно странное обстоятельство.

Привести дом в порядок в полной мере своими силами было практически невозможно, но справиться с выполнением уборки я мог и сам.

Когда я стал чистить камин, то моё внимание привлёк клочок бумажки, который запал в углубление внутри камина справа. Он практически полностью догорел, но в какое-то время, очевидно, затух. Я бы и не вздумал изучить содержимое этого клочка бумаги, если бы вдруг мне не пришла из памяти одна из записей старика:

“Карта сожжена, теперь только я один и знаю, где находится чёртов клинок. А уж я-то никому не скажу о нём, в могилу унесу с собой эту мерзкую тайну”

Что ж, по всей видимости, так оно и вышло. Ни взирая на то, что на поверку именно картой и оказалась эта почти сгоревшая бумага, большой ценности она всё равно не несла. Да, я мог различить на обугленной поверхности обугленной бумаги чёрный крест, и даже мог видеть примерные ориентиры, в какую сторону нужно двигаться. Однако всё это имело не больше смысла, чем поиски оазиса в пустыне, потому что отправная точка была безвозвратно потеряна.

Я уже хотел было швырнуть клочок обратно в камин, как вдруг меня пронзила внезапная догадка. И правда, мои глаза обнаружили на карте некий объект, который был небрежно подписан рукой Максимилиана: “раскидистый клён”

Ну и что с того? Сад дома почившего старика был довольно примечательный, в нём легко можно было заплутать, не имея представления, где он заканчивается, а где начинается лес. Но то, что пришло мне в голову, было настоящим озарением. Дело в том, что я знал наверняка, какой именно клён имел в виду старик. А всё потому, что направляясь к своему новому имению я обнаружил, что главные ворота были заперты. Тогда мне пришлось идти в обход, пролезая через невысокий забор и продираясь сквозь буйные заросли кустарника. Вот тогда-то я и приметил довольно необычную форму крупного клёна, который немного, но всё же выделялся на фоне остальных деревьев.

Если принять за истину мои предположения, то выходило так, что в моих руках была единственная в мире инструкция того, как найти некий описываемый стариком клинок.

Внезапно мне стало смешно. До какой же степени я стал внушаемым, если на меня подействовали все эти записи Максимилиана, и почему я так настойчиво последние дни обдумываю написанное им откровение.

Сказать по правде, эти два дня, проведённые в старом доме действительно подействовали на меня угнетающе. Две ночи подряд мой сон был до невозможности чуток. Я то и дело просыпался от странного ощущения того, что вокруг было что-то не так. Поначалу было сложно определить, что именно, но повторно изучив записи старика, я понял.

По ночам было слишком уж тихо. И когда я обратил на это внимание, то обнаружил, что и днём так редко теперь слышу привычные уху звуки. Ни пения птиц, ни случайного голоса с улицы. Даже деревья на ветру качались бесшумно.

Словом, всё это было довольно непривычным и странным. Может быть, именно поэтому, я не осмелился выбросить жалкий клочок бумаги, жирный крест на котором карикатурно напоминал иллюстрацию к какому-нибудь рассказу о пиратах и их сокровищах.

И вот, спустя день, когда мне удалось навести хоть какой-то намёк на порядок, я поймал себя на мысли, что постоянно думаю о сокрытом в земле клинке. То, что он был именно зарыт, я не сомневался. Судя по карте, именно в пышном саду, среди высоких деревьев Максимилиана он и был закопан. Конечно, старик мог заложить клинок в дупло дерева, или попытаться подвесить его, но оба этих метода не выдерживали никакой критики.

Так ли много надо человеку, чтобы он всю голову себе сломал над какой-нибудь чепухой? В моём случае в сад старого дома меня погнало моё собственное любопытство, когда оно, наконец, перевесило здравый смысл. Почему бы не убедиться в том, что написанное стариком не имеет под собой никаких оснований, и уже перестать думать об этом, подумалось тогда мне.

По пути в сад я обнаружил в земле лопату. По всей видимости, она пролежала тут очень давно и вся проржавела. Трава оплела её, черенок прогнил. Но несмотря на это, лопата обещала ещё послужить некоторое время.

Интересно, раздумывал я, не этой ли лопатой орудовал старик, когда закапывал свою тайну? Эта мысль одновременно и рассмешила меня, и ужаснула.

Немного поплутав по саду, я, наконец, наткнулся на раскидистый клён. Аккуратно достав обрывок карты, я принялся вычислять правильное направление, что оказалось не такой уж и простой задачей. Тем не менее вскоре я направился по пути, начерченному рукой старика, пока не наткнулся на очередное дерево, что означало, что я двигался в верном направлении. Повернув направо, я продолжил свой путь, отмеряя метры широким шагом. Следующее дерево предписывало мне повернуть налево, что я и сделал. Через десять метров я обнаружил ещё один клён, который я должен был обойти. Через два метра после него на карте стоял жирный крест.

И тут меня ожидала довольно странная картина. Сказать, что старик не пытался спрятать следов своих деяний я никак не могу. Но уж слишком бросались в глаза трио камней, что стояли именно там, где был скрыт описываемый кинжал.

Но когда я убрал камни с почвы, я понял, почему Максимилиан их тут оставил. К слову сказать, хорошенько оглядевшись, я понял, что старик и правда старался скрыть свою тайну. В саду виднелись и другие камни. И только теперь я понял, зачем они были нужны.

Старик надеялся, что расставив камни таким образом, он создаст иллюзию того, что картина его сада подверглась некоему подобию необычной экспозиции, которая едва ли вызовет вопросы у того, кто обнаружит именно эти камни.

Булыжники скрывали под собой клочок лысой земли, на которой уже давно ничего не росло. Большой чёрный прямоугольник настолько выбивался из общей картины сада, что даже постороннему человеку это место могло бы показаться весьма подозрительным.

Глава 3

За всю мою жизнь мне не доводилось копать землю с таким усердием и даже с трепетным воодушевлением, как теперь. Пусть я и не до конца верил, что мои поиски увенчаются успехом, я всё же не мог обойти стороной настолько вопиющий шанс убедиться в правдивости записей старика. Не знаю точно, сколько времени прошло с тех пор, когда я приступил к работе, но когда лопата, наконец, ударилась о нечто твёрдое и определённо инородное, я уже достаточно был выбит из сил. Немного расчистив находку, я смог отметить, что записи старика всё-таки имели под собой некую основу. Прямо из земли наружу торчала крышка довольно массивного и на вид крепкого сундука.

Надо ли говорить, что как только я обнаружил это, я стал работать с удвоенной силой. Теоретически, я знал, что должен скрывать этот сундук. Однако я никак не мог поверить в то, что внутри я обнаружу только тот самый клинок, и больше ничего.

К закату дня стало ясно, что всё не так просто, как мне казалось. Мне удалось откопать сундук, но сдвинуть его, а тем более оторвать от земли было невозможно. Из этого я сделал вывод, что сундук имеет менее очевидную форму, и, скорее всего, закопан более основательно благодаря ей. Кроме того, два массивных замка, что висели на запорных механизмах сундука, обещали стать серьёзной преградой для его открытия. В одном из них торчал обломок ключа, словно бы специально оставленный там, чтобы помешать любому, кто захочет заглянуть внутрь сундука.

Когда солнце окончательно село, я принёс лампу, и стал копать дальше. О том, чтобы бросить свою работу не было и речи. Слишком близко я подобрался к мрачной тайне Максимилиана.

Ближе к полуночи мне всё же удалось выволочь сундук из земли. Это стоило мне не малых усилий, но то, что я обнаружил под ним вызывало как восхищения, так и вопросы. К сундуку были приварены металлические трубки, уходящие во все стороны вниз, наподобие корням дерева. Это было лишней тратой времени, как для меня, так и для старика. Но его выдумку я всё же смог оценить по достоинству.

Никто бы не помешал мне заняться вскрытием сундука прямо здесь, однако мне хотелось осмотреть его со всех сторон, а так же оценить его примерный вес. И главным образом, разумеется, узнать, что может находиться внутри кроме клинка.

Итак, сам сундук действительно оказался весьма увесистым, и возможность сломать его была довольно сомнительной. С некоторым разочарованием при его наклоне я уловил единственный звук, что говорило о том, что сундук практически пуст.

Сгустились сумерки. Я желал расправиться с этим мрачным делом, однако моё стремление открыть сундук было пресечено на корню внезапно хлынувшим дождём. Унести в дом такую неподъёмную ношу было затруднительно, а если учесть, что к тому моменту я совершенно выбился из сил, то моё решение отложить вскрытие сундука до завтра показалось мне не таким уж и плохим. Я принёс из дома брезент, и накрыл сундук от дождя, и, возможно, чужих взглядов. И хотя мне было известно, что имение Максимилиана практически никто не навещает, мне не хотелось рисковать проделанной мною работой и тайной старика.

Дождь не на шутку разыгрался, однако старый дом практически не пропускал в себя никаких звуков. Даже капли, что били по стеклу и крыше, делали это бесшумно. Треск древесины, который немного пугал меня в первый день, больше не слышался. Порой мне даже стало казаться, что мой собственный голос звучит очень уж тихо.

На другой день я отправился к сундуку, прихватив с собой ящик с инструментами. Сундук, разумеется, был на месте и ничуть не пострадал от проливного дождя.

Не могу сказать точно, удачей ли были мои успехи с замками, или наоборот, проклятьем, но мне удалось решить обе эти проблемы за довольно короткий срок. Причиной тому послужили два фактора, сыгравших мне на руку. Обломок ключа в первом замке мне удалось подцепить плоскогубцами, и вопреки моим предположениям, провернуть. Таким образом, замок был открыт.

Второй замок не собирался открываться, его тусклое свечение душки говорило о том, что эта задача будет не из простых. После нескольких серьёзных попыток сломать замок я понял, что это невозможно. Он остался цел, однако запорный механизм сундука отломался, и больше не выполнял своих функций.

Осторожно, словно работая с хрусталём, я открыл крышку сундука.

Глава 4

Как я и предполагал, внутри сундука лежал всего один предмет, и больше ничего. Он был аккуратно завёрнут в серую тряпицу, которая, похоже, некогда была белой. Вспомнив записи старика, я с большой осторожностью достал свёрток и оглядел его. Не сложно было понять, что внутри тряпицы был завёрнут тот самый клинок, о котором писал Максимилиан.

Потеряв всякий интерес к сундуку, я направился в дом. И хотя моя скептическая половина рассудка взывала к моей логике и здравому смыслу, мои руки всё равно дрожали.

Я вошёл в дом, тишина которого тут же окутала меня. Возможно, подумал я, что все мои дурные ощущения и тревоги были вызваны ничем иным, как моей сильной восприимчивостью, а вовсе не бреднями старого Максимилиана.

Я положил хорошо запечатанный свёрток на стол, и сел в кресло, в то самое, где некогда оборвалась жизнь старика. Свёрток был небольшого размера, величиной двадцати, а может и тридцати сантиметров.

Осторожно развернув тряпицу, я принялся разглядывать то, что она скрывала.

Это действительно была вещица из глубокого прошлого. Потёртая рукоять клинка отлично сохранилась и практически не подверглась коррозии. Металлические грани изделия были округлыми и приятными на ощупь. Изящная лошадиная голова украшала конец рукояти. Приглядевшись, мне показалось, что голова эта имела не совсем живой вид. Кто знает, годы ли сыграли такую шутку с головой, а может мастер и правда хотел сделать нечто необычное.

Рукоять была испещрена множеством причудливых узоров. Тут я смог увидеть некую аллегорию дороги к горизонту и некое подобие живых существ, стремящихся к нему. Тонкие линии металлических узоров вызывали уважение к мастеру, однако к этому чувству примешивалось и другое, менее очевидно чувство. Отчего-то клинок смог вызывать во мне не только восхищение, но и смутную тревогу.

Лезвие было спрятано в металлические ножны. Тускло поблёскивая в полумраке моего тихого дома, они являли собой настоящий образчик хорошо проделанной работы. Я правда не смог установить, что именно мастер хотел изобразить на них с помощью хитрых изломов и переплетений линий, однако и тут мне показалось, что некое подобие горизонта всё же можно было уловить, если задаться такой целью. Горизонта, и даже звёзд.

Внезапно мне стало не по себе, и я машинально отложил кинжал в сторону. Мне вдруг отчётливо вспомнились некоторые строчки из дневника старика, и я опасливо посмотрел на сомнительного вида находку.

“Я не забыл, как дед твердил мне, чтобы я ни в коем случае не давал клинку работы. И я не стану этого делать, не стану!”

“Нельзя выпустить её наружу! Так он говорил”

“Возможно, мощь этого артефакта столь велика, что даже смотреть на проклятый клинок может стоить очень и очень дорого. А уж прикасаться к нему – и того дороже”

А что, если всё написанное стариком – правда? Что, если прямо сейчас я нахожусь в опасной близости от того, чтобы выпустить в наш мир нечто, что уже сейчас замерло в ожидании моей оплошности?

Нет. Все эти записи были сделаны человеком, который перестал контактировать с внешним миром. А если учесть, что, как правило, такое поведение уже свидетельствует о наличие проблем в ментальном состоянии, то стоит ли вообще расценивать написанное им, как нечто, имеющее под собой истину? Ну и что, что старик сумел спрятать эту вещицу в своём саду? Разве не известны случаи помешательства с куда более запущенными симптомами? Их полно! А то, что в окрестностях нелюдимого дома Максимилиана нет живности – не удивительно. Он совершенно забросил свой сад, и животные попросту стали обходить его стороной.

Мои опасения перестали быть для меня чем-то существенным, и я снова взял старинный предмет в руки. Немного повертев клинок в руках, я резко вынул его из металлических ножен.

Глава 5

Ничего необычного я не заметил. На вид это было вполне добротное лезвие, и, судя по всему, хорошо сохранившееся. И этого клинка боялся Максимилиан? Этого лезвия страшился его дед? Какая нелепая выдумка!

Однако руки мои, вопреки таким смелым мыслям, не решались коснуться тускло поблёскивающей стали. Мне вдруг пришло в голову, что у рук было своё соображение на этот счёт, и они вполне согласны как со стариком, так и с его предком.

Я уже собирался убрать клинок обратно, когда лезвие вдруг сверкнуло, поймав источник света из окна. И действительно, я ведь так и не опроверг записи старика, по-прежнему находясь на перепутье двух мнений.

Оставить всё как есть, так и не убедившись в том, что записи старика были ничем иным, как его фантазиями, я не мог. Да к тому же рукоять клинка так славно сидела в руке, а лезвие будто бы требовало убедиться в его непревзойдённом качестве так, что я стал искать то, что могло бы подойти под эти цели.

Оглядевшись, я не нашёл поблизости ничего лучшего, чем серая тряпица.

Никогда я не встречал лезвия, что с такой лёгкостью разрезал пополам столь грубую ткань. Разрезав на две равные части серую тряпицу, я с восхищением посмотрел на клинок.

А затем слегка прижал большой палец правой руки к острию лезвия, чтобы ощутить его остроту, а заодно и избавиться ото всех тревожащих меня мыслей.

Вдруг что-то внутри меня дрогнуло и я увидел, как по лезвию потекла капля крови.

Внезапно меня отшвырнуло в сторону, я ударился прямо об стену, и моё сознание померкло. Всё происходило, словно в дурном сне, без единого звука.

Очнувшись, я попытался застонать от боли, что пронзила мою голову, но не смог этого сделать. Мой стон потонул в нарастающей тишине. Я сделал попытку закричать, но мой голос мне больше не подчинялся.

Тогда я ударил по стене кулаком, и лишь боль отозвалась в моей руке. Мной овладел ужас. Ужас непоправимого.

Теперь-то я понял, почему в доме старика царил такой беспорядок. Он пытался развеять эту давящую тишину, что теперь так явственно ощущаю и я. Он пытался, как мог. Она окутывает и проникает в самую душу. От неё и правда никуда не деться.

Я не поверил его записям и теперь это выльется во что-то совершенно немыслимое. Я выпустил это в наш мир, и теперь он навсегда изменится.

Я чувствую, что сила тишины растёт. Она вырвалась из клинка и коснулась меня. Теперь меня ожидает нечто ужасное.

А она. Она будет таиться в самых неожиданных местах, и поджидать каждого из нас. О нет, это вовсе не та благословенная тишина, которую мы так жаждем и так ценим. Это нечто другое, вязкое и жестокое. То, что обрывает сначала все звуки вокруг, а затем сводит с ума. Это не что иное, как тайная сестра смерти.

Берегитесь. Берегитесь её.

Так тихо вокруг. Хотя бы один звук. Хотя бы одна нота. Я больше не могу так жить. Я схожу с ума.

Тайна Даррелов

Новый особняк, что достался мне за смехотворную сумму, оказался худшим вложением средств в моей жизни. Как человек прагматичный и рассудительный, я никогда не доверял слухам, а потому меня нисколько не смутила перспектива жить по соседству с имением Даррелов, чьи имена так часто обсуждались в местных кабаках. Жуткие истории ходили про эту парочку, однако, на тот момент подобного рода пересуды меня совершенно не впечатлили. В конце концов, о чём ещё можно бесконечно трепаться в таком захудалом городке, как Плейсвиль.

Бывший хозяин дома оказался человеком суетливым. В жутком сочетании с его бледным лицом и подёргивающимся глазом, он производил впечатление больного, тайком сбежавшего из печально известной лечебницы имении Святого Ривса.

Он всё время нахваливал свой дом, то и дело, бросая взгляд в сторону имения соседей даже там, где не было никаких окон.

Однако в его словах я не обнаружил никаких признаков душевных недугов, а потому воспринял всё сказанное им за чистую монету.

И когда дело дошло до уместных торгов, моё первое же предложение было принято с большим облегчением, хотя это и была нижняя планка разумного минимума.

Итак, старинный особняк, с обновлённым ремонтом перешёл в мои владения. Дом также требовал значительного ремонта изнутри, но жить с комфортом можно было сразу.

Первое, что я сделал после переезда в новый дом – это попытался наладить контакт с соседями. И вот тут-то и начали происходить странные вещи.

Как оказалось, все дома, что находились поблизости, были пусты. Мне хватило всего одного взгляда на их лужайки, чтобы понять это. Теперь я осознаю, что продавец не случайно повёл меня к своему дому столь замысловатым путём. Он не хотел, чтобы я видел запустения вокруг.

Дом Даррелов был настоящим достоянием прошлого. Залатанная крыша, облупившаяся краска, неухоженный двор – всё это говорило о том, что этим людям было наплевать на общественное мнение.

Моё решение наладить диалог носило точно такой же характер. А если учесть все слухи, что довелось мне услышать про эту парочку, то неудивительно, что мой интерес к ней только возрастал.

Однако вопреки моему стремлению развенчать их дурную славу, переговорить с хозяевами дома мне удалось далеко не сразу.

Поначалу я надеялся встретить их на крыльце, или хотя бы во дворе, чтобы завязать разговор. Но недели шли друг за другом, а моё недоумение росло.

Попытка нанести визит окончилась неудачей: на мой стук в дверь никто не отзывался.

Тогда я решил, что Даррелы просто в отъезде, и успокоился. Ровно до той ночи, когда я кое-что увидел и услышал.

Переезд в новый дом довольно сильно вымотал меня, а потому сплю я последнее время довольно плохо. Нет, кошмары меня не донимают. Скорее всего, проблема кроется в непривычной для меня атмосфере.

Дом Даррелов стоит на самой окраине, а сразу за ним высятся верхушки сосен подступающего леса. Близкое соседство с владением животных нисколько меня не пугает, скорее наоборот. Хотя я был бы рад услышать ночью хоть какой-нибудь признак живности в округе. Скорее всего, именно поэтому мне так сложно привыкнуть к новому месту: с темнотой приходит и тишина. Но в последнее время её стали нарушать тревожные звуки.

Сколько же ночей прошло с тех пор, пока я не осознал, что это – не плод моего засыпающего разума, а вопиющая действительность?

В глубокой ночи кто-то рыдал. Рыдал безутешно, горько. По тембру голоса я определил, что страдалец (а это был именно мужчина) являлся скорее подростком, чем взрослым.

И вот в одну из таких ночей мне удалось узнать чуточку больше. В ту ночь, когда сон окончательно меня покинул, я встал и направился на кухню. Треск половиц и тьма коридоров, с которой едва справлялась маленькая лампа, нагнетали на меня довольно мрачные мысли.

Зачем именно я направлялся на кухню, я позабыл. Позабыл, когда увидел тусклый свет в окне дома напротив. Оттуда же слышался и плачь. С той самой ночи окно на кухне стало моим излюбленным местом наблюдения за обителью этой странной пары.

А через несколько дней мне посчастливилось лично познакомиться с Даррелом. Интересно то, что случилось это именно тогда, когда я пообещал себе больше не предпринимать попыток наладить контакт. Эти мысли пришли мне на ум в те минуты, когда я уже собирался уходить, так и не дождавшись ответа на мой требовательный стук.

Дверь за моей спиной вдруг распахнулась, и я почувствовал, как из глубин дома на меня повеяло холодом.

Я обернулся и уставился на хозяина. Это был пожилой подтянутый джентльмен, опрятно одетый, с седыми волосами. Его длинный с горбинкой нос выдавал в нём уроженца северных краёв, а проницательные суровые глаза требовательно взирали на меня безо всякого смущения. Морщины на лице мистера Даррела говорили о многих тяготах, что довелось испытать ему на своём долгом веку.

А ещё он был бледен и худощав, что говорило либо об имеющихся в организме недугах, либо о фамильных особенностях, что тоже было не вполне нормальным.

Смерив взглядом хозяина дома, я понял, что это был явно не тот, чей плач я слышал на протяжении уже нескольких недель.

Он спросил меня, чем мог бы быть мне полезен, на что я ответил, что желаю познакомиться с соседями.

Старик не выказал никакого внимания моим словам. Он словно бы размышлял: а стоит ли вообще иметь со мной дело.

Затем кивнув, он жестом пригласил меня войти.

Зайдя внутрь, меня приятно удивила уютная атмосфера. Хозяин дома повёл меня на кухню, через просторный зал, со вкусом уставленный дорогой мебелью. Но, несмотря на умиротворяющее спокойствие вокруг, внутри меня что-то тихо скреблось. Тут было что-то не так. Или это мне только казалось?

Кухня Даррелов имела всё необходимое для комфортного существования: широкий дубовый стол у окна с видом на лес. Плита, раковина. Единственное, что показалось мне излишеством – это наличие двух холодильных шкафов. Для семьи из двух человек – это не разумно.

По праву короля

Чужие тайны меня не интересуют. Совсем.

По крайней мере, теперь, когда я, затаив дыхание, тщетно пытаюсь угомонить сильно колотящееся сердце, стоя в шкафу соседского дома. Дом, просто обязанный сегодня быть пустым, преподнёс мне неприятный сюрприз. Ужас в том, что не так и важно, чьи именно шаги я слышу наверху.

Если в дом пробрался грабитель, едва ли мы объединим наши усилия в поисках чего-то интересного.

Другая перспектива пугала ещё больше: по дому бродил его хозяин – суровый мистер Редвиг, этот странный и скрытный человек.

В последнее время его могучий силуэт на улице можно встретить нечасто.

Каждый раз, когда мне приходится с ним здороваться, он произносит что-то вроде: “Моё почтение”, “Приветствую вас”, или “Чудесный день, миледи” и аккуратно кивает. Несколько раз меня так и подмывало сделать реверанс. Но я сдерживалась – отношения у нас и так не фонтан, а если пустить дело на самотёк моих эмоций, то будет ещё хуже.

А его походка. Да павлины так гордо не вышагивают, как ходит мистер Редвиг. Все его движения плавны и неспешны. Вот что он будет делать, если в его доме вдруг случится пожар?

Какие мы манерные! Стоит только начать диалог, так “Его Величество” красноречиво заглянет в глаза и удалится, так ничего и не ответив. И этот его вечно холодный взгляд синих глаз, словно бы скрытое презрение. Но не кроется ли за ним что-то ещё. Может быть, боль?

Однако один только вид мистера Редвига никак не смог бы заставить меня тайком пробраться в его дом. Было кое-что ещё.

Всё началось несколько недель назад. Было хорошо за полночь. Я долго ворочалась в кровати, пытаясь заснуть, и вдруг услышала музыку.

Район у нас тихий, образцовый, хотя, как известно, в каждом правиле есть исключения. В нашем районе исключение – я. А потому меня несколько возмутила музыка, которая так бестактно ворвалась в мою спальню посреди ночи.

Нет, сама мелодия была неплохой, и даже приятной, однако, мне не хотелось, чтобы кто-то за меня решал под что мне следует засыпать. Большинство сочли бы эту музыку благородной и умиротворяющей, ибо в ней я различила несколько инструментов – скрипку, колокольчики, барабан, гитару и что-то ещё.

Но нет, благородство – это когда спать дают, а не тактично тянут за ногу из кровати.

А потому мне пришлось встать и выйти в гостиную. Мелодия стала громче, значит, я была на верном пути.

Когда же я подошла к окну, всё стало ясно. В спальне Редвигов горел свет, оттуда же шла и музыка.

И вот что мне показалось странным – звук казался живым. Ритм его иногда сбивался, словно бы там, в спальне, действительно играли музыканты. Но не мог же сам мистер Редвиг играть сразу на всех инструментах, да ещё и посреди ночи?

С тех пор эта музыка стала иногда появляться по ночам.

Достаточно ли этого, чтобы вломиться в чужой дом, ради утоления своего любопытства? Конечно же, нет! Это достаточный повод, чтобы держаться подальше от этого дома. Но, к сожалению, я знаю куда больше про семью Редвигов, чем мне хотелось.

Я полагала, что для вдовца вполне нормально иметь дом на окраине города, требующий капитального ремонта. Что нелюдимость этого человека связана с потерей семьи.

А, надо заметить, что свою семью он и правда потерял. Поговаривали, что однажды он проснулся, а его жена, и его дочь пропали. И до сих пор он не имеет ни малейшего понятия, куда они делись.

Разумеется, дом Редвига обыскали и даже снарядили поисковые группы. Прочесали ближайшие леса и дворы. Безрезультатно.

Вероятно, в тот день что-то в мистере Редвиге и надломилось. После безуспешных поисков, он заперся у себя в доме и всё реже и реже показывался наружу. Чем он питался – стало для меня главой загадкой. Я ломала голову над ней не один день и совсем позабросила собственную жизнь, погрузившись с головой в эту странную историю.

Дом всё чаще казался пустым.

Видимо, мистер Редвиг покидал свой дом только ночью. Довольно странная привычка, но желание ни с кем не общаться – его дело. И всё-таки куда же подевалась его семья?

А две ночи назад я кое-что увидела. Кое-что, что подтолкнуло меня нанести Редвигу неофициальный визит.

Это было похоже на призрака у дома напротив.

Белоснежный, крупный, с длинной гривой и седлом на спине. Направлялась через гостиную за стаканом воды, я, как обычно, кинула взгляд на дом. Стакан выпал из моих рук. Выпала бы и челюсть, если бы только могла.

Сперва я подумала, что действительно вижу привидение. Но это оказалась лошадь. Мистер Редвиг тащил её в дом за поводья, а она противилась этому. На месте лошади я бы тоже противилась.

И тогда я решила, что войду в этот дом, чего бы мне этого ни стоило. Войду и узнаю, что за странная музыка в нём играет, и куда подевалась белоснежная лошадь.

Подготовив всё необходимое, я с удвоенной силой стала следить за домом напротив. С гостиной мне было хорошо видны как парадный, так и чёрный вход в дом - и мухи мимо не пролетит!

Так и вышло – до самой ночи ни одной мухи не влетало и не вылетало.

Дождавшись часа ночи, я вышла наружу.

На улице стояла тишина, верный признак того, что дом был пуст. Я знала, что мистер Редвиг запирает парадную дверь, но не заднюю. Именно туда я и направилась, держа фонарик наготове.

Если вдруг меня поймают, я скажу, что просто хотела достать улетевшую перчатку. А вошла в дом лишь потому, что искала мистера Редвига, чтобы спросить разрешения её забрать. Довольно глупый план.

Дверь тихо отворилась, и я вошла внутрь. Запах дома был приятным. Первым делом, на что я наткнулась – это старый письменный стол в прихожей, зеркало и коробки.

Сразу за прихожей располагался кабинет мистера Редвига. Дверь была распахнута. А раз так, то и искать там было нечего. Следующая дверь была туалетом, а сразу за ней – душевая. Туда я загляну, если моё отчаяние станет слишком обременительным.

Осторожно ступая по скрипучему полу, я наткнулась на следующую дверь. Если я правильно представляла план дома, то это была спальня Редвигов.

Три дня после её смерти. Глава 1

Я сижу в пустой комнате и смотрю на поверхность экрана телевизора. Телевизор работает, но я совершенно не понимаю, что пытается мне донести его мерцающий экран. В комнате горят лампочки, но здесь темно, словно в бездне. Шторы? Да, шторы раскрыты, и на улице день, но в этой комнате навсегда поселился мрак.

Сколько уже прошло времени с её похорон? Год? Два? Не знаю, время тут иногда ведёт себя не логично. Если верить чёртовым часам на стене, то не больше двадцати часов. Никогда ещё время не тянулось так долго, как теперь. Выпивка не помогает, она лишь ненадолго приглушает боль, но когда в голове проясняется, становится ещё хуже.

Часы не плохие, просто мне они не нравятся. А вот Василиса любила их закруглённые грани. Она любила эти чёртовы часы, любила этот жёлтый плед в полосочку, любила эти белые занавески. Любила каждый дюйм вокруг себя. Любила и меня, в конце концов. Вот почему эта наша квартира–студия стала для меня настоящим проклятьем. Куда не брось взгляд, всюду видна её лёгкая, и довольно изобретательная рука.

Уйти бы отсюда, да не могу. Некуда и незачем. Не знаю, что будет дальше, рука не поднимается что-либо трогать. Её оставленный на кресле плащ. Её недоеденный завтрак. Её полотенце…

Это случилось внезапно. Она стояла и пила свой кофе на кухне, пока я делился с ней своими планами на наш грядущий отпуск. Она слушала с таким интересом, с таким восторгом. Как я мог тогда вообразить, что подобное может случиться и в моей жизни?

Внезапно кружка из её рук выпала, и осколки разлетелись по всей кухне. Она схватилась за сердце, и в глазах её застыл ужас. В тот момент, когда страх и боль охватили её, я словно бы почувствовал всё это на себе. Затем она рухнула на пол, а я бросился к ней, преодолевая собственную боль и собственный ужас. Она не дышала, и сердце её не билось. Я схватил телефон, и трясущимися руками набрал службу спасения. Они приняли вызов, а я стал делать ей искусственное дыхание, и как умел, массаж сердца. Этому я не учился, за что я проклинаю себя в отдельном порядке.

Скорая приехала быстро. Они забрали её, и я поехал с ними, в ужасе и беспомощности наблюдая, как они пытались спасти её. И те огоньки надежды, что всё же таились внутри меня, вдруг погасли, обрывая последние мои ниточки жизни, когда с каменным лицом врач вышел ко мне и произнёс эту убийственную фразу:

- Мне очень жаль.

Я умер вместе с ней. Мир, что раньше был полон красок и надежд, теперь поблёк и посерел. На похоронах собралось много людей, все они говорили мне что-то. Они говорили что-то и Василисе, мирно лежащей в гробу. Но я не понимал, что именно. Да и не всё ли было равно? Плакать я не мог, вероятно, моё потрясение было настолько велико.

Всё это было вроде бы не так и давно, но мне кажется, что прошли годы, и они тянутся и тянутся… Не помню даже, как я оказался в этой пустой бетонной клетке, которая раньше была нашим любимым гнёздышком. Местом, где мы отдыхали и набирались сил. Вместе. Мы были вместе, а теперь я один.

Она не позволяла мне курить в комнате, и я всегда выходил дымить на лоджию. Сейчас я курю, сидя в кресле, но лишь потому, что нет никаких сил куда-либо идти. Её телефон часто издаёт какие-то звуки там, на кухне, на краю стола. Я не трогаю его, не могу. Может быть, так даже лучше. Разрядится, и перестанет.

Мой телефон тоже звонил, но я не хочу никого слышать. Наши общие друзья приезжали, но я прогнал их. Видеть я тоже никого не хочу. У меня ещё остались сигареты, достаточный запас спиртного, и эта опустевшая комната.

Единственное, о чём я стараюсь не забывать, это наша кошка, Кнопка. Мы подобрали её с улицы год назад, и приютили. Она ласковая и игривая, и лишь в последнее время я её почти не слышу. Вероятно, она понимает, что мы с ней остались одни. Я слежу, чтобы она ела и пила. Она не должна испытывать голод или жажду лишь потому, что моя жизнь вдруг разрушилась.

Когда мои мысли, наконец, стали путаться и теряться, я понял, что скоро усну. Пришлось потушить сигарету, только пожара мне и не хватало. И вовсе не потому, что я боялся за свою жизнь, нет. Я ещё не готов расстаться с этими вещами, которые мне так напоминают мою Василису.

Я с сомнением посмотрел на не заправленную кровать, на которой словно бы совсем недавно мы занимались любовью. Осмелюсь ли я теперь лечь в неё?

Я всё же лёг на бок, но лишь на свою половину. Чтобы запах её волос, оставленный на подушке, мог подольше остаться со мной.

И когда моё сознание уже почти погасло под приглушённые звуки телевизора, я вдруг ощутил нечто скользящее по своей спине.

- Кнопка, Брысь! – рявкнул я, и тут же увидел под креслом два её словно бы изумлённых глаза.