– Записывай, лейтенант: куртка кожаная, на подвязках, полувоенного образца, состояние новое, одна штука. Не забудь подпись, стал-быть, поставить везде. Рубаха нательная, хлопковая, новая, три штуки. И очень прошу, без клякс.
Скрипучий тенорок, оглашающий своды подвального помещения вещевого склада, был одновременно панибратским и подобострастным. Обычным людям совмещать это невозможно физически, но тридцать лет службы в частях материального обеспечения наделяют и не такими талантами.
… – Штаны кожаные, форменные, с шерстяной подкладкой, новые, одна штука. Фляга медная, посеребрённая внутри, стандартного образца, б/у, одна штука. Сапоги кожаные, с жёстким голенищем, две штуки…
– Ну и зачем мне два? – прозвучал в ответ гулкий бас.
– А, ну да, точно! Слушай, лейтенант, есть у меня к тебе дело. Ты сапоги запиши, запиши, стал-быть, а я пока достану кой-чего… – голос стал приглушённым и панибратским уже до отвращения.
Шаркающие шаги, скрежет отродясь не смазываемых дверных петель, тихая ругань.
Звук падения чего-то мягкого, но весомого.
Чихание пополам со сдавленными матюгами.
Снова скрип двери и шаги, чуть погодя интендантский голос:
– Вот, значитца. Сапог из кожи саламандры, с усиленной подошвой и бронзовыми пряжками. Правый. Почти неношеный. По прочности – как латный.
– Даже так? – второй голос изрядно побило скепсисом. – А левый где?
– Ну, известно где: сожрала, стал-быть, костяная многоножка, вместе с хозяином. Вот только ногу и нашли потом. Ты не думай, хозяин этот сапог едва неделю носил, даже не растоптал толком. А я тебе ещё и два империала дам, полноценных, стал-быть. Новая пара как раз четыре стоит. Честная цена! А сапогу тому сносу нет.
– Два империала, говоришь? Накинь ещё пяток серебрушек, всё же ношеный.
– Йэх, пропадай душа пропадом! Только из уважения к твоему геройству, – панибратство почти исчезло, зато подобострастия стало – хоть продавай. Звякнули монеты, заскрипела кожа под пальцами. – Так, и последнее: несессер, с набором бритвенных и парикмахерских, солдатский… Хотя, нет, тебе же офицерский положен…
– И кто бы мог подумать, верно? – бас стал ехидным.
– Все-то вы над тыловиками издеваетесь…
Уволиться из армии гораздо труднее, чем в неё попасть. Особенно остро это понимает человек, мысленно уже вышедший за забор военной части. Бюрократия хватает бедолагу за шею, как аркан степняка, и сдавливает горло, пока тот не начинает хрипеть и просить пощады. В обходном листе почти три десятка подписей. Для сравнения: в наградном их пять. В похоронке, бывает, хватает и одной. Через два часа после судьбоносной сделки с сапогом, опасно близкий к неуставным взаимоотношениям, Рей вышел за порог части. В руках он сжимал папку с заветными документами. На лысой голове билась жилка, а в глазах утихал пожар с трудом контролируемого бешенства.
Новенький протез «совиная лапа» (созданный дивизионным механиком по приказу благодарного командования), пристёгнутый чуть ниже левого колена, весело цокал подпружиненными когтями по мостовой. За спиной болтался плотно набитый пожитками рюкзак, а будущее виделось в лучах солнечного света.
Ярко светило солнце, растапливая последние кучи снега на обочинах. Воздух пах весной, свежей выпечкой и слегка – выгребной ямой. Последним тянуло из города, где нерадивого дворника в худшем случае штрафовали. В отличие от той же армии, где за одну бумажку, обнаруженную после уборки закреплённой территории, всё отделение, эту уборку проводившее, будет отжиматься под счёт. Отсюда и до обеда.
Мир был полон жизни, герой ещё не знал, что он герой, и был уверен, что все свои подвиги он оставил за воротами части, вместе с левой ногой, волосами с головы и семью годами молодости.
– Рей! Рей Струна, ты ли это?!
Из-за угла штаба дивизии выдвинулся невысокий, но поперёк себя шире человечище в комендантской форме. Короткая стрижка, обветренное лицо, словно вырубленное из камня Длинные руки толщиной с солдата после курса молодого бойца, запястья толщиной со свиной окорок и ладони, которыми можно окопы рыть, не напрягаясь. Офицерский стек в них казался соломинкой для коктейля. Всё перечисленное было известно в любой из пяти частей гарнизона. И вызывало массу негативных эмоций. Особенно ночью и особенно у солдат в самоволке.
– Майор Цитрин? Тьфу ты, зарапортовался! – отставник мотнул головой, словно отгоняя муху. – Привет, Макс!
Макс Цитрин, он же «Майор-четыре-метра», комендант местного гарнизона, вразвалочку топал навстречу. Прозвище своё он заработал от солдат. Предания лишь никак не могли договориться, что это было – дальность прыжка от неожиданности или длина струи от неё же, когда майор подкрался со спины и боец это осознал. В общем, во всех отношениях выдающаяся личность, кроме роста.
– Здорово, давно не виделись. А ты уже, судя по форме одежды, просто Салех. Комиссовали? Где ногу-то забыл?
– Там же, где и волосы. Брилийская компания, слыхал наверняка. Было тяжко. Я в одном урочище удерживал вражеский полк силами полуроты почти трое суток. Подмога, как обычно, всех убила. А кого не убила – спасла. Ногу мне оторвала отрядная сколопендра. Пока разобрались, куда воюем, многих подранили. Зверинец мы пустили на комбикорм почти целиком.
– Чума и безумие! Ударный отряд с биомантом? Ты сейчас серьёзно? Они же разбираются, с кем сражались, только ближе к вечеру, по зубам и пуговицам в дерьме зверья. И как вы такое сдюжили? – в голосе майора удивление перемешалось с уважением.
– Сперва нашу позицию проутюжили артиллерийским заклинанием. Потом отполировали звеном драконов. От батальона осталось два отделения и один я из офицеров. Ну, я дал приказ размародёрить повозку армейского алхимика, к тому моменту уже покойного. Там была какая-то опытная партия эликсиров для гвардейских горлохватов. Когда мне сказали, сколько она стоила – думал, повесят. Но у начальства были другие виды на ситуацию, так что меня объявили героем, а испытания всей этой алхимии признаны частично успешными.
Гринривер поднял перчатку, осмотрел внимательно и громко в неё высморкался. Салех мысленно попрощался со своим собутыльником и попытался вспомнить, успели ли они оплатить съеденное и выпитое. Майор выглядел человеком, который знает, с какого конца браться за оружие.
– Ага, отлично, – оскалился графёныш. – Рей Салех, выступишь моим секундантом? Раз вызвали меня, то и решение об оружии и времени дуэли принимаю я. Стреляемся! Прямо сейчас. И, наверное, прямо тут!
– Да без проблем. Может, улица? Пожалей официанта, – ответил Рей, зевая.
– За бортом слишком сильный шторм для подобных манёвров. Барон, я вижу, у вас есть револьвер?
– Да, вот он! – оскорблённый показал оружие.
– У вас будет секундант?
– Трактирщик! Тебе выпал уникальный шанс – поучаствовать в решении спора благородных! – проорал барон куда-то вглубь зала.
Из недр буфета выскочил испуганный мужчина в фартуке и подошёл к столу.
– Будешь секундантом?
– Вашблагородь… А чё делать-то надоть?
– Сейчас один из нас вышибет себе мозги, а ты подтвердишь полиции, что всё было честно и по взаимному согласию, – радостно пояснил Гринривер.
– Но я…
– Если ты откажешься, мой друг оторвёт тебе голову. Он сегодня ещё никого не убивал и потому грустный! – объяснил диспозицию Гринривер. Салех миролюбиво оскалился, демонстрируя, что он не особо грустит сейчас. Трактирщик нацелился рухнуть в обморок, но титаническим усилием остался в сознании.
– Я с-с-соглас-сен, т-т-такая ч-честь… – проблеял он, нервно вытирая вспотевшие ладони о фартук.
– У меня оружия нет. Салех, у тебя есть? – поинтересовался графёныш.
– Не-а, – задумчиво протянул отставной лейтенант, лениво рассуждая, можно ли заменить ствол, которого у инвалида не оказалось, тесаком, который у Салеха был. И стреляться уже из него.
– Тогда упростим задачу. Эй, майор, давай своё оружие моему секунданту. Лейтенант! – рявкнул Ричард.
– Я! – от неожиданности Рей аж подпрыгнул.
– Возьми у майора оружие, вытащи оттуда патрон и выдерни из него пулю. Гильзу верни в патронник. Майор, тебя всё устраивает? – голос графского сынка звучал почти трезво.
– Стреляешься первым! И я кручу барабан, – поспешно ответил флотский. На это Ричард лишь пожал плечами.
– Один патрон, Салех!
– Да слышу я, слышу, может, вообще не вынимать? – буркнул вояка.
– Не, так неинтересно…
Штрайсе протянул револьвер. Рей аккуратно откинул раму, вытащил патрон и зубами вырвал пулю. Порох он вытряхнул под стол, пулю выплюнул. Она шлёпнулась рядом с тарелкой, и всем стало очевидно, что отныне она непригодна к боевому использованию, потому что прокушена почти насквозь.
Пустой патрон занял своё место в барабане. Револьвер вернулся владельцу. Трактирщик приобрёл вовсе невыразимый оттенок зелени в лице.
– Крути, дядя, смелее!
Побледневший майор крутанул барабан, потом ещё раз и ещё. И протянул револьвер Ричарду, который ковырялся в носу. Тот взял револьвер, покрутил его в ладони, приставил к виску.
– Так, пару моментов. Трактирщик! На! – в воздухе блеснула золотая монета, частично возвращая лицу трактирщика человеческий окрас. – За выпитое, и если придётся мои мозги отмывать от стен. – Салех! Ты меня внимательно слушаешь?
– Весь внимание! – отозвался Рей.
– Слушай, мы почти стали друзьями, так что у меня будет небольшая просьба, в том случае, если я сейчас умру… Обещаешь выполнить?
– Ну…
– Обещай!
– Ладно, ладно… – раздражённо буркнул инвалид, не понимая чего именно от него надо собеседнику.
– И смотри у меня, не выполнишь – вернусь с того света…
– Говори уже! – рявкнул Салех.
– Ты мне никогда не нравился, ты редкостный урод, и потому завещаю тебе утопиться в выгребной яме!
С этими словами Ричард поднёс пистолет к виску и нажал на спуск. Раздался хлопок, все вздрогнули. Из дула пистолета струился дым от сработавшего капсюля.
К слову, графёныш даже не зажмурился.
– Спасибо, Рей, но тебе придётся продолжать жить. Майор! Теперь твоя очередь!
Крутанулся барабан. Дрожащей рукой офицер взял ствол. Оружие гуляло в руке, как вусмерть пьяный сапожник по площади.
– Я… я не могу…
– Салех, помоги дяде! – деловито распорядился молодой аристократ, опрокидывая стопку.
Тут уж Рею не нужно было подсказок. Общение с графским сыном не прошло даром, и последние два часа инвалид мечтал сломать кому-то пару костей. А тут такой шикарный повод!
Кулак впечатался в живот трясущегося майора, и того согнуло пополам. Привставший Салех схватил одной рукой свою жертву за загривок, а второй перехватил руку с револьвером. И сел обратно. Лицо незадачливого дуэлянта оказалось прижато к столешнице, а дуло револьвера упёрлось в покрытый испариной лоб.
– П-пожалуйста, н-н-не надо, умоляю, п-п-пожалуйста… – залепетала жертва.
– Рей, я знаю, ты благородный человек, ты просто обязан помочь офицеру сохранить его честь! – Ричард говорил невнятно, размахивая куриной ногой, от которой только что откусил здоровенный шмат мяса.
– У-у-у-у меня есть деньги, в-возьмите, всё в-возьмите, не убивайте! – майор рыдал, уже не пытаясь вырваться.
– Тихо, тихо, тихо, Штрайсе, не надо так унижаться, мы вас убьём в любом случае! – Ричард успокаивал майора с искренним участием в голосе. – Но всем расскажем, что вы умерли как настоящий мужчина. С оружием в руках, защищая свою честь. А трактирщик подтвердит. Да, трактирщик?
Трактирщик затравленно кивнул, снова позеленев до бирюзового оттенка.
– Рей, приступай!
– Не-е-е-е-ет!
Раздался выстрел. Тело на столе обмякло. Пуля, пролетевшая над ухом майора, вонзилась в потолочную балку и выбила крупную щепу.
– Эх, Салех, Салех, урод ты, – огорчённо вздохнул графёныш. – Нет у тебя чести и сострадания. Убил бы ты идиота, было бы всё просто и понятно: неудачная дуэль, джентльмены решали свои проблемы. Как цивилизованные люди, ты понимаешь своим скудным умом это слово? Цивилизованные! А теперь – что? У человека травма, он же теперь служить не сможет, выстрелов станет бояться. Моральный дух флота подорван! А это – что? Натуральная диверсия! Так что ты ещё и саботажник!
Если голова болит – значит, она есть.
Это было единственное, чем Рею оставалось утешиться, разлепив глаза. И если не двигаться, в общем жить было можно. Наверно. Чисто теоретически. Ведь жизнь есть движение. А движение есть боль. И боль – движение к смерти. Жизнь двинулась к единственной мысли: «Лучше бы я умер вчера!».
Противное, мерзопакостное чувство, словно изнутри кто-то поставил распорку и медленно крутил винт, расклинивая стенки черепа еще больше.
А еще кто-то повесил в голове чугунную гирю. Жуткий маятник, покрытый острыми шипами и бугристыми наростами, мерзко колебался и вибрировал, царапал глаза и стенки черепа в самых неожиданных направлениях. Рукоять поганой гири притворилась языком и давила на глотку. Причём на язык этот, судя по вкусовым ощущениям, гадили все кошки Империи несколько суток подряд. Боги, это всё ещё и высохло…
Карой небесной пришла жажда.
Рей вспомнил кампанию в пустыне, где за неделю марша им не встретилось ни одного источника воды. Моча покраснела и воняла аммиаком. Солдаты пили кровь всего живого, что встречалось им на пути. Рею вспомнилось, как сейчас: вот он хватает варана и сворачивает ему шею. Зубы вгрызаются в кожу, покрытую острой чешуёй, вырывая кусок плоти. В глотку течёт солоноватая густая кровь рептилии.
Очередной варан почему-то превратился в кошку. Ничего, кошка тоже сойдёт. Здоровая, лохматая, истошно верещащая. Он тянется зубами к шее, растягивая животное высохшими пальцами. В последний момент кошка изворачивается, вопль бьёт по ушам, и в лицо инвалида упирается вонючая кошачья жопа.
С омерзением Рей перевернул кошку… и снова чуть не откусил от задницы. И ещё попытка с тем же результатом…
Лейтенант озверел, яростно сжал тушку зверька, и из жопы брызнуло прямо в рот…
– Буэ-э-э-э-э…
Организм крутит и лихорадит. Но рвотные спазмы не смогли выдавить из желудка даже жёлчи. Вкус кошачьих фекалий остался на языке. Гиря долбится о стенки черепа, просясь наружу.
С треском разлепив глаза, в которые будто сыпанули песка, бывший лейтенант огляделся. Слабое свечение рунных цепочек на стенах… Какое-то воспоминание царапает череп и уносится прочь. Нет, Рей точно не хочет знать, что же там такое в прошлом было. Чтобы воспоминание не вернулось, надо отсюда выбираться.
Приняв устойчивое положение на четвереньках, Салех сделал первый, самый трудный… ну, пусть будет шаг. Тело ломило, словно после марш-броска на полсотни миль с полной выкладкой. Рей хотел боднуть дверь, вовремя вспомнил про гирю – и толкнул рукой, едва не распластавшись на пороге, Дверь открылась легко, без сопротивления.
Свет резанул по воспалённым глазам, зато свежий воздух омыл лёгкие. Рей заставил себя сделать дюжину глубоких вдохов, гиря немного успокоилась, а мир перестал колыхаться и больше не кружился.
Вокруг стояли контейнеры – такие же, из которого он только что вывалился. Резкий противный звук сверлил барабанные перепонки, и Салех со стоном огляделся в поисках его источника.
Небольшая собачка неведомой породы злобно скалила зубы и рычала на похмельного лейтенанта. Тот оскалился и зарычал в ответ. Треснули сухие губы. Видение пустыни и варана снова посетило лишённую волос голову. Псина, осознав, поджала хвост и заскулила. Дёрнулась было убежать… Приговором звякнула цепь, на которую кабысдох был привязан рядом с небольшой будкой.
Рей, шатаясь, встал на ноги и шагнул к будке. Призрак невинноубиенного варана встал у него за спиной. Скулёж несчастной псины перешёл в истерический вой…
– Эй, мужик, с тобой всё в порядке? Мужик, о боги, ты что, пьёшь из собачьей миски?!
Рей с трудом оторвался от источника живительной влаги, оглянулся и резво поднялся на ноги. О чём немедля пожалел: гиря в голове загудела, двигаясь по широкой дуге, мир закрутился вокруг Рея – и его вырвало.
– Мужик, ты там живой?
– Нет, но это лечится, – просипел Салех, оглядываясь.
Перед ним стоял мужичок в мундире служителя воздушного порта. У бывшего лейтенанта возникло подозрение, что этого человека он встречал, и недавно. Только вот вспомнить бы, где…
– Все лорды бездны, ты из контейнера вылез? Его же дракон припёр! Тебя что, убить хотели?
От участливого тона Салеха снова затошнило. С трудом удерживая себя вертикально, бывший лейтенант порылся в карманах, достал серебрушку и протянул ничего не понимающему собеседнику.
– Воду, а лучше рассол, а лучше пиво. А лучше всего сразу, – в руку мужичка легла вторая серебрушка. – Это за забывчивость. Я просто знакомился с собакой. Славный у тебя пёсель.
Славный пёсель, которого от безвременной кончины спасла миска воды, замеченная инвалидом в последний момент, истеричным лаем подтвердил версию.
Получивший свою трёхдневную зарплату, мужичок повеселел и куда-то убежал. Салех устало сел на будку, пытаясь договориться с адской гирей по-хорошему.
Служитель порта явился буквально через минуту с ведром воды и черпаком. После чего снова убежал. А потом приволок половину банки рассола и пару бутылок самого дешёвого пива.
Увидев принесённое богатство, Салех обрадовался. При виде благодарной улыбки служитель сбледнул с лица и растворился среди контейнеров.
Работать человеку надо, подумал Салех, сорвал зубами пробку с бутылки, залпом опустошил её. Холодное пиво вернуло вкус к жизни, и Рей радостью подставил лицо утреннему солнышку. А потом отполировал пиво добрым глотком рассола. Потом зачерпнул ковшиком из ведра и вылил себе на макушку. Холодная вода, стекающая по лысине, остудила разгорячённую голову. Жуткая гиря неторопливо превращалась обратно в мозг и даже перестала болеть.
Из недр зловонного контейнера донёсся тяжкий стон. Испытывая лёгкое чувство вины за случившееся, бывший лейтенант полез спасать нового знакомого.
Вытащенный на солнышко Ричард был цвета молочного нефрита и пребывал без сознания. Салех занялся реанимацией.
Холодная вода, щедро выплеснутая на лицо, заставила графёныша подскочить и зайтись в спазме то ли кашля, то ли рвоты. Салех протянул пациенту следующий ковш. Который был моментально выхлебан до дна. Как и следующий.
– Тут была дверь…
Ричард подошёл к компаньону и подозрительно его обнюхал.
– Вы где были? Объясните человеческим языком.
– Так нас от выхода позвал какой-то старикашка, круглый весь такой, он сказал торопиться, так как кого-то давно не кормили, и это может быть опасно, потом выспрашивал меня у себя в кабинете про род занятий, все мозги мне вывихнул и сказал, что он твой много раз прадедушка.
– Я ничего не видел! Салех, вы точно ничего тайком от меня не принимали?
– Нет…
– Чертовщина какая-то. Как выглядел этот человек?
Рей описал внешность незнакомца.
– Хм…
– Клянусь могилой отца, это был твой родственник! Вы даже, сука, хмыкаете одинаково, одинаково к людям относитесь, и даже говорите одними словами! Особенно про коньяк! – разозлился Рей, тыча рукой в сторону стены.
– Так, так, помедленнее. К кому мы одинаково относимся? К каким людям? И причём тут коньяк?
– Что ты, что он сказали мне те же самые фразы при знакомстве! На моей памяти только ты настолько отбитый, чтобы мне, мне! – говорить, что я, сука, стрёмный, и что мне надо сдохнуть при такой внешности. И этот коньяк! – на предложение его охладить он назвал меня моральным уродом!
– Так это и есть моральное у… – что-то во взгляде Салеха было такое, что Ричард предпочёл не заканчивать фразу. – Ладно, ладно, я понял. А я точно такое говорил? Вам не послышалось?
– Нет!
– Тогда приношу свои извинения. Это поведение недостойно истинного джентльмена. Обычно я более… изящен в своих оскорблениях. Сейчас бы я сказал…
Что сейчас сказал бы Ричард, осталось неизвестным. Как и что произойдёт с головой графёныша, если терпение Рея всё-таки закончится. Также не дано миру узнать, как вышибание мозгов Ричарду согласуется с условиями договора об охране благородной тушки. В общем, много чего интересного не случилось лишь потому, что Ричард вовремя заткнулся.
– Джентльмены? Вы заблудились?
Джентльмены ошалело заозирались, пока не увидели владелицу голоса – миловидную женщину в строгом платье и небольшой шляпке, покрытой цветами.
– Да, у вас тут очень запутанные коридоры, – честно признался Рей.
Девушка рассмеялась, словно услышала отличную шутку. Салех огляделся, чувствуя подвох. Небольшой холл, метров четырёх в поперечнике. Входная дверь, коридор, из которого показалась незнакомка. Пара высоких окон. Всё. Никаких анфилад (по которым успел побродить Ричард), никаких теряющихся в бесконечности коридоров, никаких кабинетов со странными круглыми господами.
– Следуйте за мной. В этом году вы первые. Вы что-нибудь уже знаете про место, где будете учиться?
Ричард и Рей ответили дуэтом.
– Да.
– Нет.
– У этого места богатая история. Изначально комплекс зданий принадлежал ордену Остролиста, – лекторским тоном начала вещать незнакомка. – Этот орден объединял искателей бессмертия. Учёных, магов, просто энтузиастов. Примерно пятьсот лет назад Орден прекратил существование.
– Они все умерли? – решил блеснуть остроумием Салех.
– Нет, отчего же? Орден достиг своих целей и был распущен. А в здании разместилась наша академия. В те времена волшебников считали чем-то вроде недомагов. Не полноценная магия, а так – ошибка природы. Проявленная в разумных блуждающих заклинаниях. Так полагали долго, первые упоминания о волшебниках встречаются ещё в письменных источниках трёхтысячелетней давности. Но шесть сотен лет назад ордену Остролиста удалось выяснить, что атрибуты волшебников можно развивать. Это было побочное исследование, и ему не придавали значения вплоть до роспуска ордена. Тогда все полученные знания стали наследием Северной империи. И на государственном уровне было принято решение поставить на поток обучение волшебников. Слишком убедительным выглядел результат работы ордена.
– Я приношу свои искренние извинения, я не представился. Сэр Ричард Гринривер. А это мой компаньон и душехранитель – мистер Рей Салех. Нас так впечатлило это место, что мы полностью позабыли о манерах, – прервал лекцию графёныш.
– Мисс Виолетта Дэвис. Я веду расширенный курс по истории. Рада знакомству.
– Мисс Дэвис, есть ли что-то критически важное, что вы можете нам поведать перед тем, как мы будем вынуждены расстаться? Я слышу голоса, значит, ваша миссия проводника скоро будет выполнена.
Салех аж заслушался. Он не обладал подобными дипломатическими талантами, а весь его опыт общения с женщинами не предполагал подобных словесных кружев. Или вообще ограничивался передачей горсти монет.
– Да, конечно. Мистер Гринривер, запомните одну вещь: тут, в стенах университета, нет сословных различий. С вами за одной партой будут учиться бывшие крестьяне, служащие, военные, представители других народов. Академия даёт равные права мужчинам и женщинам. И моё уважение могут заслужить лишь достойные студенты, а не те, чьё мнение о себе зиждется на длинном списке предков или толщине кошелька. До встречи на лекциях, господа!
И отвесив короткий поклон, мисс Виолетта Дэвис ушла обратно по коридору.
– Босс, кажется, тебя сейчас грубо отшили с твоим графством, – откашлялся в кулак Салех, чтобы самым мерзким образом не заржать.
Впрочем, Гринривер не выглядел хоть сколь-нибудь расстроенным.
– Мистер Салех, видимо, в женщинах вы понимаете не больше, чем я в содержании драконов. Немного общеизвестной информации и куча домыслов, да?
На эту реплику Салех предпочёл не отвечать, чтобы не попадать лишний раз своему нанимателю на язык.
– Запомните, мой друг, самое печальное, что может с вами произойти при общении с барышней – это равнодушие. Раздражение – первый шаг к графской постели! – самодовольно закончил Гринривер.
У Салеха родился логичный вопрос: Ричард раздражает всех, и его, Рея, в первую очередь. Значит ли это, что скоро у графского сына будет крайне бурная и разнообразная половая жизнь? Но потом до отставного вояки дошло, что может в ответ на это придумать Гринривер, и он промолчал.
Кабинет проректора располагался на четвёртом этаже северного крыла центрального учебного корпуса. Хозяин кабинета, представительный мужчина с короткой бородкой и завитыми усами, встретил гостей достаточно приветливо.
– Господа, присаживайтесь!
Ричард с Реем заняли пару стульев у рабочего стола в форме буквы Т. Проректор достал из стола папку плотного картона.
– Разрешите представиться, сиятельный князь Эмансоль Брин-Шустер. Я отвечаю за порядок на территории ВУНВОВ. Наш университет относится к коронным учебным заведениям, и потому обо всех серьёзных нарушениях доклад идёт напрямую… – фраза сопровождалась многозначительно поднятым к потолку указательным пальцем.
– Крайне рад знакомству. Сэр Ричард Гринривер, сквайр. Младший сын графа Гринривера. И мой компаньон-телохранитель, мистер Рей Салех, пехотный лейтенант в отставке, награждён стальной омелой.
Последней фразе Салех удивился. Он точно помнил, что ничего подобного своему нанимателю не рассказывал.
– На вас поступила жалоба от студентов второго курса. За «необоснованное нападение с телесными повреждениями средней тяжести» и «оскорбительное и вызывающее поведение». Как-то можете прокомментировать данное происшествие? – проректор сложил руки замком перед собой и поднял брови, всем своим видом демонстрируя вежливую заинтересованность.
– Да, у меня возникла словесная перепалка со студентом по имени Ю-Вонг, в ходе которой тот предпринял попытку нападения. Попытка была предотвращена моим телохранителем.
– Как вы определили, что это была именно попытка нападения?
– Мистер Салех? – перевёл стрелки Ричард.
– Студент Ю-Вонг выхватил чернильницу и перо. За час до этого я проходил замеры атрибута, и профессор Ремуль, проводящий замер, уверил меня, что моя способность охлаждать бутылки со временем позволит мне уничтожать армии. Опираясь на эти данные, я заподозрил в жесте Ю-Вонга смертельную угрозу моему нанимателю. И нанёс упреждающий удар по конечности. Добавлю, что мог бы и прострелить ему ногу, но в столовой было слишком людно, и я предпочёл не подвергать лишнему риску непричастных.
Что болван Ю-Вонг сам встал так, что не сломать ему колено стало бы для пехотинца оскорблением мундира, Рей благоразумно умолчал.
– Складно, очень складно. Даже придраться не к чему, – с притворным сожалением вздохнул князь. – С правилами внутреннего распорядка, которые, в частности, регламентируют разрешение подобных конфликтов, вас должны будут ознакомить только через два дня, когда начнётся учебный процесс. С точки зрения закона вы поступили абсолютно верно, хоть и излишне жестоко. Но всё же я вынужден буду наложить ряд дисциплинарных взысканий. Во всей империи за год выявляют не более полусотни волшебников. Это примерно в пятьдесят раз меньше, чем магов. И каждый волшебник считается большой ценностью. Потому нам и пришлось отказаться от сословных различий. А все выпускники приравниваются к безземельному дворянству с правом наследования титула. Также хочу отметить, что волшебники находятся вне юрисдикции судебной системы, и все случаи нарушения законов со стороны волшебников рассматриваются специальной комиссией при личной канцелярии императора.
– И зачем вы нам всё это рассказываете? – не выдержал Салех. Он давно потерял нить разговора и теперь маялся от непонимания.
Проректор и Ричард с одинаковым выражением вежливого терпения посмотрели на бывшего лейтенанта. Тот стушевался.
– Тут замешаны личные интересы самого… – снова палец указывает на потолок. – Потому дело обретает излишнюю деликатность. К тому же, мистер Салех, вы не в курсе дальнейших событий. В результате произошедшего у студента Ю-Вонга был выломан коленный сустав и развилось внутреннее кровотечение. И пока его доставляли в операционную, это могло привести к весьма печальным последствиям. Хорошо, что Ю-Вонг сумел остановить кровотечение с помощью своего атрибута. Нарисовал повязку на ноге.
– А что он мог делать изначально? – поинтересовался Гринривер.
– Оставлять несмываемые надписи на любой поверхности в зоне видимости. Своей волей, сделав из произошедшего выводы, я решаю провести эксперимент. Господа, в рамках наказания за порчу коронного имущества вы обязаны в течение следующих трёх месяцев в выходные дни стажироваться в местном отделении полиции. Также мистер Салех моим указом назначается старостой группы и становится ответственным за учебную и физическую подготовку одногруппников. С самым широким спектром полномочий. Разумеется, вам будет назначена дополнительная стипендия. И да, сэр Ричард! Я официально запрещаю вам использовать условия контракта личного найма для получения любых преференций от вашего нового старосты, – строгим тоном закончил проректор.
Осознав последнюю фразу, бывший лейтенант улыбнулся. Широко и радостно. Разошедшиеся губы обнажили ряд заострившихся зубов и покрытые мелкими язвами десны. Водянисто-голубые глаза приобрели мечтательное выражение. При взгляде на это воплощение счастья Ричард заметно побледнел.
– Ну и последнее. Обратитесь на кухню. За отдельную плату повара охотно пойдут на небольшое нарушение регламента и организуют вам питание с преподавательского стола. Также можете организовать доставку из городских ресторанов. Очень рекомендую оценить кухню «Чёрного лебедя».
– Сердечно благодарю, – смущённо улыбнувшись, поблагодарил графёныш.
– И при случае обязательно упомяните в письмах отцу мою искреннюю благодарность за те три бочки кальвадоса, качество напитка было высоко оценено самим! – бывшего лейтенанта начал раздражать этот многозначительный жест. Но, предвкушая грядущие радости от воспитательного процесса, он промолчал.
Когда за спинами приятелей закрылась дверь учебного корпуса, Ричард не выдержал.
– Мистер Салех, я очень надеюсь, что вы высоко цените мою лояльность! В конце концов, я вам плачу… – в голосе Гринривера звучала плохо скрываемая тревога.
– О, Ричард, не стоит беспокоиться. У нас совершенно однозначно определено, что входит в такое понятие как «репутация». Не переживайте, я не позволю кому-то усомниться в вашей чести! Даю вам слово офицера, вы будете лучшим на курсе! Чего бы мне это ни стоило. Ваш отец будет гордиться вами. Его светлость, что возложил эту тяжкую ношу на меня, будет гордиться вами. Сам! – многозначительный тычок пальцем в небо, – Сам будет гордиться вами!