— С тобой вообще всё нормально?
— Доброе утро, мам. Что случилось, почему не нормально?
— Ты нормальная, говорю? Ты почему всю ночь не спишь?
— Мам, я не первый раз не сплю, чего ты.
— Играешь в какую-то ерунду. У тебя что-то в голове вообще есть?
Сказки обычно начинаются присказкой, но с рифмой у меня плохо, а потому — простите, Владимир Яковлевич — заменю её на прозаическое вступление. В нашем конкретном государстве, давно уже не в царстве, жили-были мать с дочерью. Никого больше у них не было. Однажды поехали они в небольшой домик в лесу, почитаемым финским. Правда, по карте до Финляндии было ещё ехать и ехать, но радио ловилось исключительно суоминское, а приложение для распознавания животных показывало соответствующую фауну. Дочери лес просто нравился, а матери был очень полезен: там меньше куковала в смартфоне и почти не ругалась. Вот что природа животворящая делает!
— И как я с тобой поеду в твой лес? Ещё и мусора своего собрала два чемодана.
— Тебе тоже нравится, и поедем как поедем. И это не мусор…
— Да, отрава всякая двести рублей штука.
— Это протеиновые батончики, я их могу есть, в отличие от твоей кулинарии!
Срываться в ответ было последним делом. Ну что уже. Все три часа дороги мать дулась и ворчала на всё подряд: на холод (ноябрь же), голые деревья, неудобную дорогу и абстрактных соседей. В домике сосед обнаружился один-единственный — длинномордый и хвостатый. По словам дежурной, зверь повадился забегать на территорию базы с начала осени. Ну и здорово. Лиса, правда, была совсем маленькой, тощей и какой-то ободранной — видно, не шло ей на пользу соседство с человеками.
— Гулять ты как человек тоже, конечно, не будешь?
— Днём не буду.
— Выходить ночью не вздумай.
***
Ночью наконец пошёл снег, но передумал на полдороги и оставил лишь небольшой слой белой пыли. Её хватило для создания атмосферы не финской, а на картинно-китайской — настоящий «снежный пейзаж». С рябиной. Небольшая кисточка притягивала взгляд красивым контрастом. На ладонь упали три ягодки — круглые, крупные. Никогда не собирала ничего дикорастущего, но эти очень захотелось взять.
— Зверь, ты тут? Есть хочешь? Есть кура. Да, филолог из меня тот ещё...
За домом что-то зашуршало, но не вышло. К рассвету я доразбирала, наконец, чемодан и сделала матери полуфабрикат сырников.
Лиса снова сидела «на посту».
— Не корми и дверь не открывай. Бешеная какая-нибудь.
— Ну чего ты так с лисой. Было бы видно. И она давно тут ходит, просто любопытная. А ты уверена, что это не лис? Как там… ударится оземь, обернётся добрым молодцем... Так обычно все сказки и начинаются.
Маме шутка не понравилась.
— Лучше б ты почитала, как от тараканов избавиться.
— А они завелись?!
— В голове своей. Хотя это дело, наверное, безнадёжное. Или у тебя там тоже мыши?
— Мыши, да. Бегают и стучат лапками, тихо так.
Изображение бегающей мыши тоже смешным не показалось.
***
Помимо подозрительной лисы — уже в доме, а не вне его — ещё с лета водилась и настоящая, не «головная» мышь. Мышей я любила и соседке радовалась, оставляя той семена и кусочки яблока. Мышь, к счастью, не наглела и родню не созывала, а молча тащила дары. До поры до времени. В полночь второго дня она объявилась прямо передо мной.
— Девочка, ты добрая, кормишь меня, из дома не прогоняешь, за хозяйством следишь. Дай, дай мне ягодки, у тебя много.
Ага. Дообщалась со зверями. Но что, жалко? Протянула одну ягоду, вот они, на шкафу сушились. Прежде чем я успела спросить о причинах внезапного вторжения магреализма, мышка схватила ягоду и была такова. Потом она ещё пару раз прошмыгнула в коридоре, хозяйственно перепрятывая ржаные крекеры. Никаких особых изменений в мыши я не заметила — разве что шёрстка стала на вид шелковистее, а глазки ярче и разумнее. А может, это свет так падал. Но впечатление, конечно, осталось неслабое. После такого что мне рыже-бурый зверь за дверью? Можно и открыть, и предложить мяса. Поэтому, когда лиса заговорила человеческим голосом, оказавшись всё-таки дамой (то есть Патрикеевной, а не Ренаром — уже хорошо), я даже не особо удивилась и отреагировала поживее.
— Девица, а девица. Ты мать слушаешься, мне курочки не жалеешь, малых зверюшек не обижаешь. Не скупись, дай и мне ягодки.
— А почему без «я тебе прихожусь»? Нашла девицу. Я скорее сама неведома зверушка.
— Такой, как сейчас, я ничем не помогу.
«Такой — мне или такой — я?»
Но дальше приставать к лисе я не стала. Дала ягоду да и всё — жалко, что ли.
***
— Представляешь, тут мышка… — про разговор упоминать не следовало, да? Как и про тесные контакты с лисой, — на кухню прибегала, поела ягод.
— Это когда?
— Ночью, ночью же. Ты бы иначе услышала.
Увы, её интересовал не феномен.
— Твои богемные замашки тебя до психушки доведут. Вернёмся — убирайся куда-нибудь. Я под этот безумный режим подстраиваться не собираюсь.
— Тебя никто не просит подстраиваться, мам. Ладно, я уеду. Сейчас давай попьём чаю?
— Пошла ты со своим чаем!
— Ладно.
На улицу идти было холодно; однокомнатный домик позволял самоизолироваться только в ванной — по крайней мере, пока на неё не покушаются. Один из любимых подкастов с глазастой избушкой на обложке быстро улучшил настроение, но вот забыть странный ягодный вопрос не помог.
«Что всем сдались эти ягоды? Ну рябина. Не омела же!»
До утра ни про ванную, ни про меня, к счастью, не вспомнили. Из окна был виден густой лес, немного пустынного замёрзшего моря — и лиса, из грязно-бурого заморыша превратившаяся в огненную пушистую красавицу, всполох на снегу, сияние на небе.
***
— Доброе утро, мой хороший! Как у тебя дела? Смотри, какое солнышко!
— Доброе, мамочка! Сейчас приду, тебе чай заварить?
— А, это ты тут? Подожди, Света Сонечку покажет. Вчера только к ветеринару возила. Отойди, ты вид загораживаешь. А что там у тебя на шкафу краснеет?