Тридцать девятый день

Глава 1.

Двор был непривычно тихим для осени, ветер едва шелестел в кроне деревьев, будто боялся разрушить эту вычищенную до блеска идиллию. На дорожках к дому почти не осталось листвы, Марина ещё утром прошлась с граблями, склонившись над жёлтым ковром, который каждый раз казался ей чуть более унылым, чем прошлой осенью. Она и не заметила, как в руках вместо граблей оказалась тонкая ветка. Острым кончиком она водила по влажной земле, выводя замысловатые линии, будто хотела заштриховать что-то внутри себя. Мысли то и дело возвращались к недавним разговорам с матерью, к лицам, которые завтра снова заполнят этот дом, принося с собой ровно столько сочувствия, сколько требуется для приличия.

Машина остановилась за калиткой почти бесшумно, чужой звук в привычном ритме двора. Марина не сразу подняла голову, скорее почувствовала, чем увидела, как на дорожке появился человек. По дорожке к дому шёл мужчина. Шёл прямо, но чуть настороженно, как человек, вступающий туда, где его давно не ждали.
Александр. Имя, которое в этом доме произносили редко, чаще с лёгкой досадой или коротким «да ну его». Он был моложе Дмитрия, и в нём не было той выученной холодности, что так ценилась в этой семье.

Он остановился у калитки, задержался взглядом на доме, словно сверял изменившийся фасад с памятью. Новая краска, подрезанные кусты, но всё тот же воздух неприветливости.

Марина выпрямилась, обхватила себя руками, жест привычный, чтобы не выдать дрожи в пальцах, не показать ни усталость, ни тревогу.
— Здравствуй, — сказала она спокойно, едва кивнув.
Голос у неё был ровный, чуть хриплый после молчания. На губах привычка, улыбаться без радости.

— Привет, — ответил он. Голос Александра был низким, чуть усталым, но без вражды.
Пауза повисла между ними. Александр первым пересёк двор. Он занёс чемодан в дом, оставил его у стены в прихожей, не спеша, будто боялся оставить следы на идеально вычищенном полу.

В доме пахло чуть сгоревшими дровами, лимонной водой и чем-то неуловимо пустым, как бывает после долгого отсутствия гостей. Где-то на втором этаже хлопнула дверь, кто-то ходил по комнатам, готовя постели к завтрашнему приезду родственников.

— Ты всё же приехал... — Марина осмотрела его украдкой, не находя, где задержать взгляд, плечи Александра были чуть сгорблены, взгляд прямой, но усталый.
— Да, — он улыбнулся, но уголки губ почти не дрогнули. — Завтра будет суета, я решил, лучше сегодня.

Марина кивнула и на миг задержала дыхание.
— Можешь пройти в гостиную, если хочешь, — предложила она мягко. В её движениях ощущалась какая-то лёгкая потерянность, словно она и сама не до конца верила, что этот человек вернулся сюда, где его не ждали.

На втором этаже Ольга Николаевна говорила по телефону, отдавая распоряжения тоном, от которого стены будто выпрямляли спины. Говорила быстро, как перед визитом высокопоставленных гостей, а не перед поминальным столом. Из кухни доносился голос Татьяны Игоревны, матери Марины, она обсуждала с кем-то детали рассадки гостей, не забывая вставлять в речь «муж, царство ему небесное», «наша Марина, теперь пример для всех». Александр огляделся, стены дома, картины, большие окна с чистыми занавесками, всё было красиво, но стерильно. Даже часы в прихожей тикали глухо, будто боялись потревожить чей-то покой.

Марина прошла в кухню, проверить, не подгорел ли пирог, не остыл ли чай. По привычке набросала на листке схему рассадки, строгие квадраты, похожие на клетки. Остановившись, она вдруг нарисовала на полях смешную рожицу, тут же замазала её, и в тот же миг вернулась в будничное выражение.

— Мама спрашивала, хочешь ли ты поужинать, — Марина заглянула в прихожую, когда Александр рассматривал старую фотографию Дмитрия. — Или чай... или, может, лимонную воду? Я сделаю.

— Лимонную воду, спасибо, — отозвался он, и в этот момент впервые улыбнулся по-настоящему. Но снова тишина, не неловкая, а словно проверочная. Как будто каждый ждал, кто первый решит сказать лишнее.

Вечер тянулся лениво и осторожно, будто каждый в доме старался не задеть ни одну чужую эмоцию. За столом, покрытым белоснежной скатертью, Ольга Николаевна сидела, выпрямив спину, внимательно смотрела на Александра, будто примеряя насколько хватит терпения. Она не говорила ничего лишнего, только дежурные вопросы про дорогу, про дела в Америке, не скрывая в голосе ледяной отстранённости. Александра она будто бы не видела годами, но и не собиралась впускать его обратно, ни в дом, ни в жизнь. Марина молчала, поддерживая ту самую “идеальную” манеру поведения. Издалека казалось, вот она молодая вдова, родня богатому дому. Но приглядевшись, можно было заметить: её взгляд не был надменным, только пустым. Пустота эта не кричала, но была ощутима, как тишина в большой комнате, где перестали говорить.

Татьяна Игоревна появилась на пороге кухни неуверенно, с кастрюлькой в руках и чуть жадным взглядом. Она не села к столу, а, переминаясь с ноги на ногу, заискивающе заговорила с Мариной.
— У тебя всё хорошо, доченька? Я вот подумала, может, помочь вам ещё с чем?
Ольга Николаевна бросила на неё взгляд, в котором была ирония и лёгкое презрение.
— Нам хватит, спасибо, — произнесла она безапелляционно, — вы не утруждайте себя, Татьяна.

Татьяна улыбнулась, делая вид, что не услышала, она всегда старалась казаться приветливой, но по сути просто мечтала оказаться в компании “своих”. В этот момент Марина поймала взгляд Александра. Между ними тишина. В ней не было ни доверия, ни вражды, только осторожность и лёгкое любопытство.

— Ну что ж, — начала она, отодвигая салатницу, — Борис всё ещё на работе. Представь себе, Александр, до сих пор. Мы уже и не удивляемся. Все дела на мне, как всегда. С утра и до ночи.— Она вздохнула так, чтобы всем было понятно: это не просто усталость, а героизм.— Я так рада, что ты приехал проводить брата, — продолжила она, с тем оттенком, в котором радость смешивалась с оценкой. — Хотя бы кто-то из семьи оказался рядом.

Глава 2.

— Только не делай такое лицо, — буркнула Татьяна, — и не уходи никуда, понятно? Хватит этих твоих обид и прогулок. Ты должна быть благодарна этой семье, а не вести себя как…

— Как кто? — тихо спросила Марина, не поднимая глаз.

— Как бедная родственница, — шепнула мать с нажимом. — Помни, где твое место.

Татьяна развернулась, не дожидаясь ответа, и ушла дальше по коридору, оставив Марину снова одну, только теперь у неё не было даже сил злиться. Марина осталась в коридоре одна, чувствуя, как в груди скребутся злость и усталость. Она глубоко вздохнула, выпрямила спину, за дверью слышались смех, звон посуды и кто-то снова громко восхищался талантом Ольги Николаевны держать стол и семью «на высоте».

Она машинально провела пальцем по холодной поверхности комода, задержалась у зеркала. В отражении, всё та же аккуратная причёска, строгая одежда, взгляд, в котором трудно было узнать себя прежнюю. На секунду захотелось расплакаться, но вместо слёз на губах появилась упрямая, уставшая усмешка.

— Помни, где твоё место…

Мамин голос будто преследовал её эхом из комнаты в комнату. Марина тихо рассмеялась, коротко, без радости. Она прошла в гостиную, где гости уже начали собираться в кучки по интересам. Вокруг Ольги Николаевны стояли дамы постарше, восхищались порядком в доме, хвалили закуски, обсуждали украшения на столе. Отец Дмитрия уверенно вел мужской разговор о рынке и политике, смеясь над чужими шутками. Татьяна Игоревна вспорхнула к знакомой паре, громко представила Марину, как «нашу дорогую дочку, умницу, вдову лучшего сына семьи», дав понять, что рассчитывает на её мягкую улыбку и любезность.

— Очень приятно, — вежливо сказала Марина, пряча настоящие мысли под маской вежливости. — Надеюсь, вы хорошо доехали.

— Прекрасно! — ответила женщина в лиловом шарфе, быстро переводя разговор на новую сумку и последний отпуск.

Всё это походило на плохо срежиссированный спектакль, в котором Марина давно разучила текст, но по привычке ещё выходит на сцену. Она стояла среди людей, отвечала по шаблону, ловила случайные взгляды и иногда украдкой следила за Александром, который думал, что незаметно присаживался за стол. Внутри нарастал знакомый холод, чувство, что для всех она либо приложение к умершему мужу, либо шанс для матери получить знакомство, либо просто пустое место.

А раньше всё было по-другому…

В памяти всплыл вечер в маленькой съёмной квартире на окраине города, ещё до брака. Там пахло краской и мятным чаем, на столе всегда лежали её зарисовки. Марина сидела у окна, болтала по телефону с подругой и рисовала какую-то фантазию на старой обойной бумаге.

— Слушай, если он такой идеальный, чего ты ждёшь? — смеялась в трубке подруга Юля.

— Ничего не жду, просто живу, — отвечала Марина. — Мне и так хорошо, серьёзно. Я могу рисовать, пить чай, быть собой.

— Это пока ты не вышла замуж, — дразнила подруга. — А там держись, будешь как все…

Марина засмеялась, не веря, что в этой шутке окажется больше правды, чем хотелось бы. Она закрыла окно, смахнула крошки с подоконника и подумала, что счастье, это когда никто не смотрит тебе в спину.

Теперь за её спиной были все. И каждый что-то ждал.

Марина машинально улыбнулась новому гостю, взяла бокал с водой и задумалась, как долго ещё сможет играть чужую роль, прежде чем кто-нибудь из них, наконец, спросит, чего хочет она сама.

Марина стояла у окна, незаметно наблюдая за гостями, и чувствовала, как сцена за сценой день уходит в привычный туман. К ней подходили, брали за руку, снова и снова выражали сочувствие, говорили красивые слова, будто отмечали не прощание с человеком, а важный юбилей. Она механически отвечала, улыбалась, благодарила, смотрела в глаза, которые в этот день казались все одинаково пустыми.

— Ты держишься прекрасно, Марина, — произнесла сухощёкая дама с жемчужной брошью. — Такая сильная, такая умница. Вот уж правда, украшение семьи.

— Спасибо, — мягко отозвалась Марина, чуть наклонив голову. В этот момент она как будто действительно превратилась в часть интерьера, ровно такой, какой хотят видеть хозяйку дома.

Рядом мама с сияющим лицом знакомила её с ещё одной важной гостьей.
— Это та самая Марина, про которую я вам рассказывала. Нашей семье так повезло!

У Марины вспыхнул памятный момент, на мгновение гостиная исчезла, вместо неё всплыла совсем другая комната, её маленькая кухня со старым чайником и двумя чашками на столе.

Несколько лет назад. Тот же осенний вечер, только тёплый и домашний. Дмитрий, только что пришедший с работы, снял пиджак, выглядел усталым, но спокойно счастливым.

Марина сидела за столом, что-то рисовала в блокноте, очередные зарисовки, которые ей казались слишком простыми, чтобы кому-то показывать.

— Что рисуешь? — спросил он, подходя сзади.

— Ничего особенного, — чуть смутилась Марина, закрывая рисунок ладонью. — Просто ерунда.

— Можно посмотреть? — он говорил спокойно, как всегда, без нажима.

Она показала ему страницу, там были нарисованы два силуэта на фоне длинной аллеи, уходящей вдаль. Дмитрий сел напротив, взял её за руку, движение было не спонтанным, а как будто очень осознанным, выстраданным.

— Ты ведь знаешь, что ты для меня самая родная? — спросил он почти шёпотом.

Марина посмотрела на него удивлённо, чуть растерянно.
— Знаю, — ответила она тихо, опустив глаза.

Он положил на стол маленькую коробочку, не банальный красный футляр, а скромную коробочку перевязанной лентой.
— Я не умею делать красиво, — сказал Дмитрий, улыбнувшись, — но мне хочется, чтобы ты всегда была рядом.

Она открыла коробочку, внутри лежало тонкое золотое кольцо с круглым камнем.

— Ты выйдешь за меня? — спросил он просто, честно, как будто для него важна только её реакция.

Марина не сразу смогла что-то сказать, но по её улыбке, по тому, как заблестели глаза, он понял, да, она согласна.

Глава 3.

Дверь открылась почти сразу, будто за ней уже ждали. На пороге стояла женщина чуть старше тридцати, ухоженная, с мягкими, золотистыми волосами, в светлом халате и тонких тапочках. Её звали Кристина, и Марина сразу узнала это лицо, открытое, чуть усталое, с ускользающей улыбкой и внимательными глазами.

В эту секунду в животе у Марины всё сжалось. Кристина не была самой яркой из всех девушек, что мелькали в окружении Дмитрия, но именно она дольше всех задержалась рядом, та самая, о которой всегда говорили вполголоса.
Кристина мгновение растерялась, увидев на пороге Марину, а затем, словно собравшись, кивнула, выдав спокойную, даже немного вежливую улыбку.

— Здравствуйте… Вы, наверное, за вещами Дмитрия?—Голос чуть дрогнул, и взгляд скользнул на Александра.

Александр хмуро посмотрел на неё, всё ещё не понимая, к кому они попали.

— Ольга Николаевна сказала… — начал он.

— Да, я всё приготовила, — перебила Кристина, приглушённо, почти по-деловому. Она отступила, пропуская их в холл. — Заходите, пожалуйста.

Марина, не глядя на Александра, шагнула первой. Её взгляд на миг пересёкся с Кристининым, и в этой немой паузе сразу стало понятно, обе знают, кто есть кто. Одна жена, другая любовница, но сейчас обе вынуждены играть чужую роль, деловую, взрослую, тихо униженную.

В холле пахло вкусным освежителем и дорогим кремом. Всё вокруг было слишком правильным, слишком уютным и от этого ещё более неуютным. Александр снял куртку, огляделся, всё ещё пытаясь прочесть ситуацию по лицам двух женщин. Он машинально кивнул Кристине, и только потом мельком взглянул на Марину, но ничего не сказал. Марина всё поняла без слов, а Александр только начинал догадываться, сегодня им предстоит собрать не просто вещи, а чужие следы, которые невозможно аккуратно упаковать в коробку.

Кристина проводила их в гостиную, по осеннему светлую, с аккуратно разложенными подушками на диване и вазой с искусственными розами.

— Чаю? Воды? — спросила Кристина, чуть прижимая ладони к халату.

— Спасибо, не нужно, — ответила Марина.

— Воды, если можно, — вставил Александр, будто спасая паузу.

Кристина принесла стакан, поставила на стол и, стараясь говорить ровно, показала на коробки.
— Вот костюм… часы… пара документов, что были у него здесь… пару книжек он оставлял. Фотографии я… не стала класть. Подумала, так будет правильнее.— Она неловко улыбнулась.

— Кладите всё, что считаете нужным. Если что-то… личное — оставьте себе. Мне бы не хотелось вам причинять лишнюю боль.

Кристина на миг удивлённо подняла глаза.
— Спасибо. Вы очень деликатны.

Александр присел на край дивана, по-деловому уточнил.
— Коробки тяжёлые? Машина у ворот, я вынесу.

— Вторая — тяжёлая, — призналась Кристина. — Там книги и пара пластинок… Он упрямо таскал сюда свой проигрыватель, говорил, что по-настоящему отдыхает только под старый джаз.
Она усмехнулась коротко и почти сразу опустила взгляд.

Марина молча протянула руку к рулону скотча, заметила, как на полке ровно стоят две одинаковые кружки, и чуть прикусила внутреннюю сторону щеки. В этом доме каждый предмет будто подтверждал чужую привычную жизнь.

— Простите, — Кристина заговорила быстрее, чем хотела. — Всё это… странно. Он всегда уверял, что всё под контролем: работа, деньги, дом… даже… — она осеклась, сдержала раздражённый вздох. — Я не сразу поняла, как теперь будет. Здесь всё — его заслуга. Этот дом, мебель… Думаю… я всё это потеряю.

Она сказала это без слёз, в голосе больше страха и обиды, чем горя. Марина кивнула вежливо, но не более того. Между строк читалось достаточно.

— Мы заберём вещи и не задержим вас, — сказала Марина.

— Вы… держитесь. Наверное, вам тяжелее всех.— Но в её тоне Марина различила невысказанное, “Почему вы так спокойны? Как вам удаётся всё это выносить?”

Марина спокойно смотрела в окно, чтобы не встречаться взглядом.

— Все держатся, как умеют.

Никаких сцен, никаких разборок, только тихая, взрослая усталость двух женщин, которых связывал один и тот же человек, но совершенно разная жизнь.

Когда они вышли, Кристина закрыла за ними дверь чуть быстрее, чем было принято. На улице уже вовсю пахло мокрой осенью, опавшие листья липли к ботинкам, воздух был холодным и свежим, но не приносил ни облегчения, ни забвения.

Марина прижимала коробку к груди, не поднимая глаз. Она шла к машине почти на автопилоте, чувствуя под кожей то самое старое раздражение, не на Кристину, не на Диму, а на саму себя. Ей очень хотелось быть той сильной женщиной, которой её считали снаружи, но сейчас она снова ощущала себя пустой, растоптанной, разбитой. Александр шёл рядом, иногда бросая короткие взгляды, не из жалости, а скорее из попытки понять, что происходит у неё внутри. Он был зол, растерян, и, как ни странно, впервые ему стало по-настоящему жаль Марину.

Когда они устроились в машине, Александр первым нарушил тишину.

— Я не думал, что всё вот так.

Он завёл двигатель, но не тронулся с места, продолжая смотреть вперёд.

— Ты держалась спокойно, — неуверенно сказал Александр, — я бы, наверное, устроил скандал или хотя бы наговорил лишнего.

— А я… если бы начала говорить, — Марина вздохнула, — боюсь, не смогла бы остановиться. И точно бы не простила себе этого.

Они молчали, и осень за окном медленно, хрустяще стелилась по двору. Машина тронулась с места, но, прежде чем выехать на дорогу, сказал уже совсем взрослым, хриплым голосом:

— Если захочешь всё это выбросить, я помогу.— Он криво усмехнулся. — Или сожгу вместе с тобой. Даже если придётся объясняться перед мамой.

— Спасибо, — коротко сказала она. — Просто… пока надо вынести.

Машина двинулась в сторону дома, и весь путь Марина думала не о Кристине, не о вещах, а о том, как странно и сложно быть взрослой, и всё равно надеяться, что когда-нибудь станет легче. Она крепче прижала к себе коробку с вещами Дмитрия. Её трясло не от холода, а от унижения. Даже сейчас, спустя все эти годы, она всё ещё играла роль, жены, удобного человека, который должен молча выполнять чужие поручения. Ольга Николаевна не сказала ни слова, когда дала адрес. Не объяснила, не смутилась. Просто отправила “забрать вещи сына” из дома той, о чьём существовании в семье было принято не говорить вслух. И теперь, Марина точно знала, что Ольга всё знала, принимала и в этом был не только расчёт, но и какой-то безразличный, отстранённый прагматизм. Главное чтобы правильный сын оставался идеалом. Главное чтобы ни одна сплетня не задела фамилию. Остальное неважно.

Глава 4.

Александр же заметил, как взгляд Марины слегка погас, будто она вдруг спряталась в себе от слишком личного вопроса. Он почувствовал, что нечаянно задел что-то болезненное и теперь пытался хоть как-то сгладить возникшую неловкость.

— Знаешь, Марин, когда я только уехал в Америку, я был уверен, что никогда не вернусь. Меня же тут все считали… Ну, знаешь сама, кем. Я думал, буду далеко, и забуду их всех. Заведу свою семью...

Марина подняла глаза и увидела, как взгляд Александра стал тёмным и глубоким, словно он смотрел куда-то внутрь себя.

— У меня была девушка там, в Нью-Йорке. Сара. Мы год встречались, потом я сделал ей предложение. Всё как надо, кольцо, ужин, счастливые фотографии… Она сказала да, и я уже чувствовал себя таким… нормальным человеком, который вот-вот начнёт жить как все. Дом, семья, дети…— Он помолчал, и голос его стал тише, почти шёпотом.— За неделю до свадьбы она просто ушла. Оставила записку на столе и больше не появилась. Написала, что не может… связываться со мной, с моей семьёй, с моими странными историями. Что это "слишком". Что у меня "слишком много прошлого". — Он усмехнулся, глядя вниз. — Знаешь, я тогда сидел с этой запиской в руке как полный идиот. Так и просидел всю ночь, даже не смог позвонить друзьям, чтобы не выглядеть совсем уж жалким.

Марина слушала, чувствуя, как в груди больно сжимается сердце. В глазах невольно появились слёзы, она смотрела на него и понимала каждое его слово, словно это была её собственная боль. Но Александр вдруг усмехнулся, слегка покачав головой, добавив.

— Самое забавное, знаешь что? Она ещё забрала с собой собаку. Представляешь, даже пёс сбежал от меня в тот день.

Марина тихо рассмеялась, одновременно вытирая выступившие слёзы и стараясь не улыбаться, потому что история была слишком грустной, чтобы смеяться.

— Господи, Саша… это же ужасно…

Он улыбнулся и покачал головой.

— Ужасно было, что пёс был мой любимый.... предатель хвостатый.

Марина закрыла рот ладонью, но улыбка уже проступала, сквозь слёзы. Он посмотрел на неё с нежностью и, не задумываясь, потянулся и мягко, чуть касаясь кончиками пальцев, стёр слезинку с её щеки. Она застыла, слегка вздрогнув от его прикосновения, и встретилась с ним глазами, растерянно, тепло, но уже не отводя взгляд.
Александр тоже замер, его пальцы медленно скользнули по её щеке вниз, и оба почувствовали, как пространство между ними исчезает, словно невидимый магнит осторожно притягивал их друг к другу.
Марина не успела ничего понять, не успела испугаться или подумать, что это неправильно, она просто закрыла глаза, когда его губы осторожно, мягко коснулись её губ. Этот поцелуй был тихим, почти невесомым, но каким-то невозможным по своей силе, заставляющим забыть всё, что было раньше.
Они медленно отстранились друг от друга, не открывая глаз ещё пару секунд, пытаясь сохранить тепло и вкус этого поцелуя как можно дольше.
Поцелуй длился всего мгновение, но показался им обоим бесконечностью. Александр чувствовал, как сердце забилось быстрее, будто впервые после долгой спячки проснувшись и пытаясь наверстать всё, что пропустило раньше. Он медленно потянулся к ней снова, уже увереннее, решительнее, пальцы осторожно скользнули по её щеке, зарылись в мягкие волосы. Он чувствовал, как Марина подаётся навстречу ему, и это придавало ему смелости.
Марина тоже потеряла на мгновение контроль. Её руки сами собой легли ему на плечи, пальцы сжались на его рубашке. Она притягивала его ближе, почти неосознанно, инстинктивно, поддаваясь внезапной волне тепла и желания, которых так долго не испытывала. Поцелуй углубился, стал смелее, жарче, откровеннее и казалось, что ещё чуть-чуть, и они оба забудут, кто они, где находятся и почему это невозможно.
Но именно в этот момент Марина ощутила резкий прилив тревоги. В голове вспыхнули картинки, Ольги Николаевны, которая может войти в любую секунду; разговоры людей, их осуждающие взгляды, её собственная мама, которая снова назовёт её неблагодарной и бездумной. Всё это моментально охладило её, заставило резко отпрянуть и отстраниться.
Она оттолкнула Александра чуть сильнее, чем планировала, глаза её были широко распахнуты, дыхание сбито.

— Прости! Господи, Саша, прости, это не должно было случиться…

Она поднялась, нервно поправляя волосы, лицо горело от стыда и растерянности.

— Марина, стой, — Александр быстро встал, схватив её за запястье, не давая уйти. Голос его был низким, взволнованным, но твёрдым.— Ты не должна извиняться. Ни за что, слышишь? Не смей винить себя за это. Я сам этого хотел. Я и сейчас хочу. Если кто и виноват, то точно не ты.

— Но… это неправильно, здесь, сейчас… Господи, если нас увидят, если кто-то узнает…— Она подняла глаза, в них блестели слёзы и страх.

— Это неважно, — перебил он её мягко, но настойчиво, сжав её руку сильнее. — Марина, послушай меня. Хватит мучить себя тем, что ты должна быть кому-то удобной и правильной. Это было хорошо. Если тебе понравилось, это ведь главное, это правильно, понимаешь?

Она замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами, и постепенно напряжение в её теле ослабло, уступая место тихой, растерянной благодарности и облегчению. Она больше не спорила, только кивнула, опустив взгляд вниз и пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.
Александр медленно разжал пальцы, отпустив её руку, но по-прежнему смотрел на неё так, будто готов был в любую секунду снова притянуть её к себе, если она только позволит. Но пока они просто стояли друг напротив друга, пытаясь понять, как жить дальше, теперь, когда обоим стало ясно, что вернуться к прежнему уже невозможно.

— Тебе лучше уйти, — тихо сказала Марина, стараясь придать голосу твёрдость, хотя ей это почти не удалось. — Уже поздно.

Александр ничего не ответил сразу, только молча смотрел на неё, будто пытался убедиться, что с ней всё действительно в порядке. Затем шагнул ближе, мягко коснулся пальцами её подбородка, слегка приподнимая её лицо, и осторожно, почти невесомо снова поцеловал её в губы. Этот поцелуй длился не больше секунды, но Марина успела почувствовать его нежность и тепло, от которых внутри всё снова перевернулось.
Отстранившись, Александр легко улыбнулся, не насмешливо, а с каким-то особенным внимашием.