⸻Тринадцатый удар⸻
Зима в этот год пришла не как гость — как судья. Как приговор. Ветер не дул — он рычал, царапал окна ледяными когтями, стонал в щелях, будто что-то безликое, забытое веками, пыталось пробраться внутрь.
Не было метели — был белёсый туман, тягучий и глухой, как дыхание мертвеца. Он окутывал город третий день, скрадывал очертания домов, превращая улицы в забытые коридоры чужого сна. Машины скользили, как призраки. Люди исчезли за пеленой. Казалось, сам мир пытался забыть о себе.
Яна вернулась в этот город сразу после похорон бабушки. Одинокой, молчаливой женщины, руки которой всегда пахли лавандой, а глаза в последние месяцы смотрели куда-то за плечо — будто она всё пыталась разглядеть то, что шло за ней.
Смерть бабушки была странной. Она умерла у порога, будто собиралась уйти — но не смогла.
По завещанию квартира досталась Яне. Старая пятиэтажка на отшибе. Облупившаяся краска, тусклый свет, глухие коридоры. Дом, в котором жили только те, кому уже некуда идти. Казалось, сам дом уже умер, но тело его ещё не выносили. Оно всё ещё дышало — тяжело, скрипя костями стен.
Внутри всё было до боли знакомо. Линолеум в ожогах. Шкаф, который стонал от любого движения. Запах старости, нафталина, и чего-то ещё — еле уловимого, но цепляющего за спину. Только бабушки больше не было. И не будет. Яна осталась одна. Совсем. Как последняя лампочка в люстре — две другие давно сгорели. Как будто её собственное свечение тускло догорало.
⸻
На третий день молчаливого одиночества Яна решилась на, казалось бы, простое дело — разобрать бабушкины вещи. За сервантом, за грудами пожелтевших газет, нашлась вещь из прошлого — старый магнитофон. Пыльный, покрытый трещинами. Сверху — кассета. На ней — дрожащим почерком: «31 декабря»
И ниже, уже красной ручкой: «Не слушать. Ни при каких обстоятельствах».
Конечно, она включила. Щелчок. Магнитофон завизжал и послышался гул, будто кто-то дышит под землёй. А потом — голос. Тот самый, знакомый с детства, но надломленный.
— Если ты это слышишь… значит, я не справилась. И всё начнётся снова. Прости меня. В новогоднюю ночь он приходит. Если его не остановить — ровно к бою курантов он забирает душу. Запомни: он постучится.
Щелчок.
Магнитофон выключился сам. Яна сидела в полумраке, затаив дыхание. В голове — звон непонимания от услышанного.
- Что ?! бабушка ты о чем!?
⸻
**31 декабря.**
Праздник казался издёвкой. Яна выключила телефон, закрыла шторы и легла спать, не поздравляя и не отвечая.
Но уснуть не получилось. Что-то было не так. Комната — холодная, как могильник, несмотря на работающие батареи.
Сон уносил Яну в темноту, но что-то вернуло её. Тот самый звук. Играла кассета.
Снова.
Хотя магнитофон был выключен и батареек в нём не было.
- Если ты это слышишь… значит, я не справилась. И всё начнётся снова. Прости меня.
Тик. Так. Тик. Так.
Звон часов отдавал в ушах — словно время шло не вперёд, а назад. Яна подошла к окну.
За окном — пустота. Деревья исчезли в снежном молоке. Всё было белым, как если бы мир вымер. И только одно темное пятно на этом белом полотне. Фигура. Высокая. Пальто развевалось, хотя ветра не было. А лицо… закрыто фарфоровой маской. Гладкой, как детская игрушка, но без глаз. Только тьма в прорезях. Он не двигался. Но Яна чувствовала, что он смотрит. Она отшатнулась. Попыталась включить телефон , но он выдал — 1%, и сразу потух.
"Он постучится", — вспомнила она.
Обернулась к двери — и замерла.
Стук.
Металлический. Но не в дверь. В батарею.
Два.
Три.
Внутри комнаты стало темнее. Перепуганная Яна вылетела из квартиры, босая. Подъезд встретил её холодом и звуком шагов по лестнице — чьих-то тяжёлых, медленных. Поэтому не оставалось ничего, как бежать вверх.
На пятом этаже Яна стучала в двери соседям, но никто не открывал. Яна метнулась к ещё одной двери — давно заколоченной. Замок с трудом , но поддался.
Внутри пахло воском. Свечи — чёрные, как уголь. Горели неровно, без тепла. На стенах — меловые символы: глаза, круги, руны. В центре — стол. На нём фотография.
Её.
Стоит у гроба бабушки. На фото — её глаза полны ужаса.
- Откуда всё это?!
Как…? Когда это сняли?
Стук.
Четыре.
Пять.
Шесть.
С каждым ударом сердце било в унисон.
Что-то приближалось. Не по лестнице.
По времени.
— Он постучится…
Яна побежала обратно в квартиру.
Остальные удары — как пульсации судьбы.
Но в квартире Пусто. Тихо.
Слишком тихо. Как будто никто здесь и не жил.
Проходя мимо зеркала — замерла.
Там — она.
Но не она.
Та же одежда. Та же поза.
Но глаза — белые, выжженные.
А рот — в жуткой, изломанной улыбке.
Как у фарфоровой куклы, в которую вложили чужую боль.
Одиннадцатый.
Яна закричала.
В зеркале — молчание.
Только улыбка.
Будто её уже нет.
Будто кто-то занял её место, а Яна взаперти .
Двенадцатый.
Отражение повернулось.
Вставило кассету и нажало «запись».
— Если ты это слышишь… значит, я не справилась…
⸻
**1 января.**
Ясное утро. Голубое небо.
Соседи говорят — редкость для такого времени года. И только мертвая тишина в квартире Яны.
Ее нашли на полу у зеркала, рядом старый магнитофон и надпись на кассете:
“Не слушать ни при каких обстоятельствах»