Тропами неведанными

Глава I. 1 часть.

Босые пятки легко шлёпали по мокрой от утренней росы траве. Сырая земля липла к ступням, комья грязи разлетались в стороны пачкая льняную рубаху. Поднимая намокший подол, чтобы не запачкать её, Рада отдалялась от родной деревушки Озёрной.

Озёрная стояла ровнёхонько между лесом дремучим и речушкой Горюнкой. За деревней простиралось поле с колосившейся на нём золотой пшеницей. За полем дремучий лес, тёмный и непроглядный. Поговаривали нежити в нём водилось видимо-невидимо: водяниц да леших навалом, русалки в болота тамошние людей песнями заманивают да прям там же и топят, что опосля ни косточек от горемычного не останется, ни вестей о местах тех гиблых. Поговаривали ещё, что ведуны со всех сторон там собираются да колдовством промышляют, потому что силу сам лес им даёт, из корней жизнь в них переливает.

Уж не ведано по правде сколько в чащах лесных нечисти водится, а вот волки рыскали взаправду. Иной раз как ночью на луну завоют всей стаей, да так до утра глаз и не сомкнёшь, будешь потом целый день ходить, как в воду опущенный, да глаза потирать. О местах этих непроходимых слава дурная ходила, так что охочих на зверя ходить немного находилось: всё как-то и без этого обходились - рыбу ловили, урожай худо-бедно насобирают – князю на полюдье да себе на зубок и за щёку. Только за дровами приходилось в лес наведываться, да только далеко не заходили - опасались.

Жили-поживали люди да горя не знали. Лето в самом разгаре было, близился день летнего солнцестояния, день наивысшего расцвета природы. Иван Купала - праздник Солнца, зрелости лета и зеленого покоса, и совершался в честь Бога Солнца, супругой которого была светоносная Заряда, красная девица. На русальной неделе к реке не ходили, девиц-утопленниц опасались.

Но вот как наступит вечер на кануне самого праздника - хлынет народ к берегу: игрища устраивать да костры разводить. Девки венки обрядовые плести ещё с солнцем начинают, а как-то за деревьями спрячется - к реке пойдут на суженого гадать. Веночек по волнам пустят, а кто поймает тот и судьба твоя.

Жители Озёрной ещё засветло готовиться к празднеству начали. Парубки да мужики, что покрепче, как только солнце из-за верхушек деревьев показалось, к краю леса направились: березок молодых на дрова порубить, чтобы костры обрядовые к вечеру наготове были. Не больше шести сотен шагов было от крайнего дома деревни до кромки леса: не далеко и не близко. То и дело тишину летнего дня нарушал размеренный стук топоров, глухо доносились мужские голоса, изредка переговаривающиеся во время работы.

К опушке леса, ориентируясь на звуки работы и стирая босые пятки, приближалась миниатюрная девичья фигурка в простой льняной рубахе до пят, подпоясанная нешироким поясом, расшитым оберегами. На миг остановившись перевести дух, Рада перекинула тяжёлую косу, отливавшую золотом при свете солнца и поправила сбившееся на бок при беге очелье: не гоже при мужиках растрепанной появляться - засмеют ведь потом. Девица только облокотилась на ствол тонкой берёзки, как вспомнила зачем она неслась к лесу, испуганно ойкнула и подорвалась с места в ту же секунду. Пронеслась быстро, словно косуля тонконогая, между деревцами и выбежала на поляну, откуда крики молодецкие доносились.

- Это что ещё за лихо лесное? - воскликнул один из мужиков с густой бородой и закатанными по локоть рукавами рубахи. - А ну кыш отсель, нечего здесь бабам разгуливать.

А девица тем временем, будто и не слыша, что ей там говорят, лихорадочно бегала глазами по опушке, словно ища кого-то. Все, кто там был, остановили работу и недоумённо уставились на Раду, ожидая, что будет дальше. Вдруг большие голубые глаза, обрамлённые темными пушистыми ресницами, остановились и тревожно сверкнули, найдя то, что искали. Царившую тишину разверг звонкий крик, вылетевший из уст Рады:

- Дядь Макар, скорее! Дядь Макар!

- Да не голоси ты, полоумная, - из-за деревьев показался рослый детина лет тридцати пяти, - всех птиц в округе распугаешь!

Среди парней послышались смешки, а рыженькая девушка, отшатнулась было от крика. Но, словно вновь что-то вспомнив, заголосила пуще прежнего:

- Да скорее же вы!

- Да что случилось-то?! - усмехнулся мужик в густую бороду уже тронутую сединой.

- Тётка Забава...

- Ну!? - уже начал беспокоиться Макар. - Да говори ты уже, девка!

- Рожает, – еле переведя дух, наконец выпалила рыжая.

Из мужских рук, тяжело стукнувшись о землю, выпал топор. Остолбеневший мужчина, побледнел и сорвался с места, бегом направляясь в деревню.

- Во как припустил! Аж пятки сверкают! - по-доброму захохотал один из мужчин с русыми, на половину седыми, волосами, собранными в хвост, и весёлыми карими глазами.

Подхватив его смех, загоготали и остальные. А самый высокий из них в потной рубахе заговорил:

- Повезло Макару, ребёнок на Купалу родился: значит счастливым да богатым будет.

- Да, небо благоволит, а коль сын будет, так счастью конца и края не будет, - поддержал мужика кареглазый, - Забава ему-то четверых уже родила и все девки, пора бы уже и помощника себе народить.

- Ну девка и девка, не топить же её. Богатыря народит Макару, нянькой будет.

- А сосватаем её за кого-нибудь из твоих молодцев, - вновь захохотал русоволосый мужик, - и породнитесь.

- И то верно говоришь, Матвей.

И, напоследок усмехнувшись и хлопнув друга по плечу, мужчина вновь принялся за свою немудрённую работёнку. А Матвей, уже было направившийся к недорубленной берёзке, остановился посреди поляны, словно вспомнил что-то.

- А куда же Лихо-то лесное подевалось? - пробасил он в усы.

- Кто?

- Да девка, которая к Макару прибегала.

- А-а, да вон туда убежала, - ответил один из парубков и указал на пеньки, оставленные от срубленных деревьев.

Среди больших пней, оставшихся от величественных многолетних берёз, мелькали молоденькие деревца, которые решили не губить раньше сроку. К одной такой берёзки, такой же тоненькой, как и сама фигурка девичья, прислонилась лбом Рада, уйдя подальше от чужих взоров.

Глава I. 2 часть.

Рада уже не слышала мужчин голосов. Откуда только прыти столько в слабом тельце взялось. Не жалея кровоточившие колени, она ползла, что было сил, не останавливаясь не на миг. Не разбирая дороги, она девица прорывалась через ветки, подгоняемая страхом, что односельчане следуют за ней по пятам.

- Вот взялись-то на мою голову, - прошипела Рада, злясь, когда очередная веточка хлыстнула по лицу. – В избе на печи им не сиделось что ли?!

Буеслав был сыном местного старосты, от которого жители Озёрной натерпелись всякого. Сам сынок ровней отцу был, мстительный и на уме своём. Рослый и широкоплечий многих девиц он влёк, но похабник был редкостным. Сколько баб по сеновалам перетаскал, уж и не считал никто. Но вздыхать о нём не переставали, завидным женихом был, не избу, а почти терем свой имел, хозяйство добротное. Рукастым был, но с дружками подебоширить любили, отчего часто доставалось чьему-нибудь хозяйству, когда попьянствовать орава удумает.

Волосом тёмен был Буеслав, лицо широкое бородой обросло, глаза узковатые, поговаривали родичи его давние связь со степняками имели, потому и схожесть с ними молодец имел. Раду годков на пять старше был, мужем зрелым уже считался. Отец да мать всё невесту ему попригляднее подыскать старались, а он и не сопротивлялся. Погулять всегда поспеет, кто ж ему слово поперёк скажет.

С каких пор вражда между ними завязалась Рада уж и не упомнит. С малых лет то повелось, то он за косу рыжую дёрнет, то она камнем в ответ отобьётся. Да только то всё в малолетстве осталось, сейчас выросли, уж не дети давно. Девушка стала всё больше побаиваться шумное сборище, стороной обходила, коль издали гоготание их заслышит. Слушки недобрые ходили, что дитём одну и девиц Буеслав наградил, а замуж брать отказался. Девушка та с родичами из деревни перебралась, так никто и не разобрал правда то была или нет. Да всё то, что было быльём поросло, не упоминали больше сего.

- Матушка ро́дная!

Девушке всё казалось, что между листвы мелькнёт смуглое лицо ненавистное. Старалась она не думать о том, что могли бы сотворить бесстыдники, если бы не удалось ей улизнуть. Сейчас надо было, как можно быстрее до избы добраться да схорониться до поры до времени.

Кусты становились всё реже. Рада могла бы уже выпрямиться во весть рост и передвигаться бегом, но не рисковала. Ноги болели, но она продолжала не замечать этого. Вот забелели впереди берёзы.

- Оторвалась, кажись, - облегчённо выдохнула девушка, выбираясь на поляну. – Страх, да и только!

Поднявшись с земли, Рада вытянула застрявшую в волосах веточку. Оглянулась и призадумалась. Вот же занесло, дороги она не разбирала, когда ползла под кустами. Оказалось, что в другую сторону продвигалась, не в ту, что надо. Теперь в деревню, через ельник пробираться придётся. Ну хоть место знакомое оказалось.

- Могло быть хуже, - отряхнув ладони, девица быстро зашагала в сторону, где должна была располагаться Озёрная.

Но далеко уйти ей не удалось...

- Поймал, - заорали над ухом и тут же сгребли в охапку девичью фигурку, крепко удерживая на месте.

- А нет, могло, - тихо взвыла Рада. – Оглянуться додуматься не могла, дурёха!

- Ты чего там бормочешь? Буеслав, поть суды, гляди, что поймал!

Заорал громче Косой, давний побратим недруга девицы. Держал крепко детина – не вырваться. На уловки больше не поведутся – не дураки же, хотя это как посмотреть. Лица Косого Рада не видела, зато огромные ручища, которыми он ухватил обе её руки и стиснул так, что и не продохнуть, были очень даже заметны.

- Зайца? – раздался сначала голос, а затем и показался из-за ближайших кустов и сам обладатель. – Или белку? О, белку! А хвосты их сейчас за сколько на ярмарке сбыть можно, а, Косой?

- Какие хвосты? – глуповато хохотнул хлопец.

- Ой дура-ак, - протянул Буеслав.

- А шо?

Мужчина не ответил. Косой так и не понял, за что ему прилетело. А Рада насторожилась не на шутку.

Буеслав двигался медленно, словно дикий зверь, которому удалось загнать свою жертву в тупик и оставалось только упиваться её страхом, наслаждаясь этим сладким чувством. Он, не торопясь, вышагивал по поляне, сложа руки на груди.

- Отчего ж ты злая такая, а? Мы ж к тебе с миром, а ты бежать надумала. Нехорошо!

Мужчина тянул слова, будто ему было лень разговаривать. Колющий взгляд скользнул по телу Рады, что ей очень не понравилось. В воздухе запахло неприятностями.

- Помочь вон тебе хотел. Заблудилась поди. А мы девиц пригожих в беде не оставляем! – заверил он. – Верно же, Баян?

Из кустов выбрался, хотя скорее выкатился, третий мужлан, неловко приземлился на колени. Встряхнув кудрявой русой головой, он с хитрецой глянул на Раду. Принялся отряхиваться, весело ухмыляясь.

- А как же! Ни одна пока не жаловалась!

- Гнида поганая, - еле слышно прошипела девушка, взором прожигая лицо Буеслава.

Тот заметив шевеление губ девушки, остановился. Прищурился зло.

- Чего она там бормочет?

- Говорит, что ты поганая гнида, - радостно поведал Косой.

У Рады руки зачесались огреть того ухватом, да жаль заняты были. Силы есть – ума не надо, как говорится.

- Зубки прорезались видать? – мужчина стремительно приблизился, сжав лицо девушки одной рукой, заставил смотреть на него. – Так это мигом поправить можно. Поможешь девке, Буян? А то больно говорлива стала.

- Пустой вопрос, друже! – Буян встал за спиной Буеслава.

Рада дёрнула головой, пытаясь вырваться, но сильные пальцы сильнее впились в белую кожу, оставляя красные пятна. Девушка живее заёрзала и задёргала ногами.

- Ты посмотри, как забушевала, - хохотнул Косой. – Тише ты!

Встряхнул так, что у Рады перед глазами берёзки поплыли. Буеслав отошёл, уступая место Баяну. Самому руки пачкать не хотелось.

- Во бешенная! Кусаться-то не будешь, красна-девица?

Девушка побелела, завидя тянущиеся к стану руки. Баян был не в сравнение меньше Буеслава. От него можно было бы отбиться, да только Косой не выпускал рук, будто и не устал вовсе на месте её удерживать.