Уже три месяца я следил за ней. Иногда сидел на скамейке у соседнего дома, иногда наблюдал из взятой напрокат машины. Бывает, проходил мимо, глубже надвинув капюшон, но делал это редко, чтобы не привлекать внимание.
Каждый день в двадцать два пятнадцать она выходит из дома, чтобы выгулять свою противную, злобную собачонку. Сперва из подъезда появляется это мелкое нечто, и тишину пустынной улицы тут же прерывает громкий злобный лай. Но хозяйка, не обращая внимания, скролит ленту на смартфоне. Яркий экран освещает почти идеальные черты её лица: выразительные карие глаза, острый точёный нос, высокие скулы и пухлые губы.
У меня было много времени, чтоб составить четкий план. Не люблю сюрпризы. Я знаю всё: в какое время она выходит, в какие дни задерживается, во что одета. Сегодня или никогда.
Я никогда не ставил себе целей в жизни, до недавнего времени, но жить стало интереснее, когда я с азартом продумывал план, который раньше казался нереальным. Сначала я не верил в то, что действительно это сделаю, но, когда мой план из туманной идеи превратился в подробный список пунктов и подпунктов, я с содроганием осознал, что теперь живу только ради его осуществления. Я поклялся, что она ответит за всё.
Обычно я нервничал, но сегодня был настроен решительно. Когда она выйдет, нужно действовать быстро. Её прогулка займёт всего минут тринадцать.
Та, кого я поджидал, жила одна в новом комплексе благополучного района. Переминаясь с ноги на ногу, я стоял за густыми кустами в трёх шагах от её подъезда. Вход хорошо освещался фонарём, но тротуар чуть дальше уже тонул в осенней мгле. Начал накрапывать дождь. Надеюсь, это не остановит её от прогулки, потому что у меня в кармане уже нетерпеливо болтался шприц с кетамином. Я поёжился — куртка стала влажной из-за зарядившего дождя.
Вдруг дверь подъезда распахнулась. Послышался лай, а потом голоса. Я сразу заметил её ярко-жёлтый дождевик с глубоким капюшоном, который она всегда надевала в такую погоду. Однако сегодня она вышла не одна. Собака оттягивала поводок и рвалась вперёд, но девушка не обращала на неё внимание. Стоя ко мне спиной, она жестикулировала свободной рукой, обращаясь к собеседнику. Вместе с ней из подъезда вышел хмурый незнакомый мужчина.
Я напрягся. У меня даже вспотели руки. Её собеседник оказался высоким и выглядел весьма спортивно. Он что-то ей отвечал, но, в отличие от неё, менее эмоционально. Слов было не разобрать, но его голос звучал сдержано, а вот она была чем-то недовольна. Я совсем не ожидал такого поворота, ведь я следил за ней довольно долго, чтобы выяснить привычки: она всегда выгуливала собаку в одиночестве. Но именно сегодня нарушила правило.
Я не удивился, даже засмеялся про себя, а потом разозлился. Я действительно неудачник, как говорит мой отец. Не сосчитать — сколько раз по жизни всё шло не так, как я представлял. Внутри вспыхнуло знакомое чувство несправедливости, я почувствовал себя шутом. На этот раз сама судьба смеялась надо мной.
Но вот их диалог завершился, и мужчина, что-то проговорив напоследок, зашёл обратно в подъезд. Она осталась стоять с поникшей головой. Струи дождя стекали по яркой клеёнке её плаща. Все-таки удача мне улыбнулась. Понадобилась пара секунд, чтоб это осознать. Меня накрыл адреналин, а сердце забилось с бешеной скоростью. Я не стал медлить и сжал в руке шприц. Нельзя упускать этот шанс.
Дождь как будто стал моим сообщником — его шум заглушил шаги. Когда я подошёл ближе, она продвинулась вперёд, подавшись поводку, тянувшему её дальше во двор, и успела только едва слышно вскрикнуть, когда я воткнул шприц ей в плечо и надел на голову чёрный тканевый мешок. Затем она обмякла, поводок выскользнул из рук. Машину — белый минивэн — я арендовал через краденые аккаунты и припарковал рядом заранее. Оставалось только открыть заднюю дверь и быстро опустить её на пол. Я оказался не слишком осторожен, и её голова глухо ударилась о пол. Надеюсь, она не очнётся раньше времени.
Я запрыгнул на водительское сиденье и, уже тронувшись с места, увидел в боковое зеркало выбегающего из подъезда человека. Это был тот самый парень, говоривший с ней минуту назад. Я выругался вслух и как можно быстрее завернул за угол, плюнув на скоростной режим придомовой территории. Меня схватят, сейчас он погонится за мной на своей машине и позвонит в полицию.
Я продолжал жать на газ, поглядывая в зеркало заднего вида. Пусто.
Сделав глубокий вдох, я напомнил себе: придерживайся плана. Нужно доехать до заранее подготовленного места. Там, на окраине города, возле заброшенного завода, ждала легковушка. Также по плану я должен отъехать от её дома в безопасное место и связать как следует, а уже потом ехать ко второй машине. Но сейчас останавливаться слишком рискованно. Этот минивэн точно попал на камеры, да и я тоже. Но это я уже давно предусмотрел: никогда не приходил к её дому в одной и той же одежде, надевал парики, капюшоны, очки, создавал впечатление, что это всё разные люди. Сегодня же на мне была медицинская маска, скрывающая половину лица, а верхнюю часть прятал тёмно-синий капюшон и чёрная кепка.
Заехав в место потемнее у заброшенного завода, я остановил машину и достал веревки. Жертва пока не очнулась. Связывать я умею хорошо, это не займет много времени. Ещё нужно снять поддельные номера с минивэна и припарковать его рядом с жилым домом, чтобы не вызвать подозрений.
Я ловко обмотал верёвку вокруг её неподвижного тела. Вблизи она не казалась такой худой, как издалека. Но это не важно. Я положил её в багажник легковушки, а сам сел за руль минивэна с уже настоящими номерами и поехал к жилым домам. Припарковавшись, я быстрым шагом вернулся к её дому. На это понадобилось десять минут. Мимо прошли мужчина с женщиной, затем компания парней. Мне стало не по себе. Казалось, что все они завтра будут давать показания в полицейском участке и рассказывать, что видели меня. Я вернулся к машине и прислушался. Звуки из багажника не доносились. Теперь нужно ехать домой через весь город. Я снял медицинскую маску, надел очки на всякий случай и поменял чёрную кепку на серую шапку.
Когда он снял мешок, я закашлялась и жадно глотнула воздух, щурясь от яркого света. Голова раскалывалась, к горлу подступала тошнота. Я подняла взгляд на того, кто навис надо мной. На его лице застыл шок. Я тоже уставилась на него. Он выглядел ненамного старше меня, но я его никогда раньше не видела. Что вообще происходит?
Он нахмурился и закричал:
— Где она?!
Я ожидала чего угодно, но только не такого вопроса.
— Кто? — осторожно спросила я, чувствуя, как у меня дрожит голос.
— Эта стерва!
Он нагнулся, схватил меня за подбородок и начал крутить мою голову из стороны в сторону, словно искал что-то.
— Я за неё, – неожиданно вырвалось у меня. В стрессе я могу ляпнуть что угодно.
Он отпрянул и нахмурился ещё сильнее.
— Что ты несёшь? Посмеяться надо мной решили? Вы меня обманули! — закричал он и заметался по комнате.
Лёжа я видела немногое и торопливо заговорила:
— Я ничего не знаю. Вы меня точно с кем-то перепутали. Это ошибка. Или… розыгрыш?
Ужасно, что это происходит со мной. Если это похищение, то с какой целью? Но ему нужен был кто-то другой. Хоть бы он отпустил меня.
— Пожалуйста, отпустите. Я вас не запомнила. Я никому не скажу, — быстро затараторила я, чтобы не дать ему время подумать.
Но это оказалось бесполезно. По его лицу я поняла: он меня не отпустит.
— Ты никуда не пойдёшь! Ты пожалеешь о том, что сделала! Почему ты надела её одежду? — прокричал он.
— Одежду?
Я посмотрела на мокрый дождевик, который всё ещё был на мне.
Потом он подошел ближе и задумчиво воскликнул:
— Ты же гуляла с её собакой!
Его голос звенел в полупустом помещении, заполняя каждый угол. В нём слышались не только ярость, но и странный надрыв. Я пыталась разглядеть его, но снизу это оказалось непросто.
— Пожалуйста, развяжите, дайте мне сесть. Мне очень тяжело говорить в таком положении.
— Ты будешь в том положении, в каком я сказал, — прорычал он сквозь зубы, но подошёл и начал развязывать верёвки. Жёлтый плащ зашуршал под его руками.
Не успела я сесть, как вокруг моей щиколотки что-то щелкнуло. Это оказалось кольцо с цепью, которая тянулась к стене. Я беспомощно взглянула на похитителя, но он даже не удостоил меня взглядом.
Я сбросила с себя плащ и осмотрелась. Комната с серыми стенами, на полу светлая плитка, окон нет. Матрас, на котором я сидела, валялся в самом углу — большой толстый матрас, рассчитанный на большую двуспальную кровать. В углу напротив я заметила проём без двери, и там виднелась раковина. Неподалеку стоял обычный стул и табурет. А дальше всего чернела железная дверь.
— Руки.
Он стоял передо мной с наручниками. Я поняла, что лучше не спорить и протянула их, через секунду почувствовав холод метала. Он не сразу смог застегнуть наручники. На лбу у него проступил пот: он явно нервничал. Теперь я разглядела его получше: молодой, не старше тридцати, грязно-русые волосы, беспорядочно торчащие в стороны, зелёные глаза под густыми бровями, нос с небольшой горбинкой. Лицо было усыпано шрамами от акне, а худощавая фигура делала его внешность ещё более угловатой.
Когда я села, голова заболела сильнее. Но надо сосредоточиться. Он спросил про одежду и собаку.
— Вы меня с Анной перепутали! — выпалила я, стараясь говорить быстрее, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Я была у неё. Она дала мне плащ.
— Да черт, как такое могло произойти?! — с раздражением прорычал он. — А что за мужчина с тобой разговаривал?
— Мужчина? — растерялась я. В голове всё ещё царил туман. — Ах, это… брат Анны.
Он напрягся, явно пытаясь сложить кусочки паззла.
— У него есть машина? — спросил похититель.
— Конечно, есть, — ответила я не раздумывая.
— Он приехал на ней?
— Нет… Мы приехали на такси, — медленно проговорила я, восстанавливая в голове хронологию событий.
Он уставился на меня и замолчал.
— Это твой парень?
— Да… Даже жених.
— А почему он бросил тебя одну под дождём? Поругались? — ухмыльнулся он.
— Долгая история, — ответила я коротко, надеясь, что он не станет развивать тему.
— Надеюсь, рассказывать её ты не будешь, — отрезал он, досадливо кривясь.
В белом свете диодного светильника на его лбу блестел пот. Ещё он делал странные движения руками: сжимал то одну ладонь, то другую. Мои же руки были туго скованы наручниками, и холод цепи пробирался по коже. В голове крутился миллион вопросов. Почему именно я? Ему нужна была Анна, сестра Влада?
— Извините, — решилась я спросить, — а вы что собирались с ней сделать: убить, изнасиловать, потребовать выкуп?
Он остановился и уставился на меня так устрашающе, что у меня пересохло в горле. Затем он резко встал и вышел, захлопнув массивную дверь.
Утро началось не с кофе, а с просмотра криминальных сводок. Я почти не спал. Отогнал машину как можно дольше от дома, затем переваривал события дня. А главное, я не мог поверить, что похитил какую-то другую девушку, и посчитал это очередным поражением. Как могло получится, что та девица всё ещё на свободе и радуется жизни? Столько месяцев планирования, и провалиться в самом главном! Только я на такое способен. Не представляю, кто сейчас у меня в подвале. Хотя... может, так даже лучше. Она мне нужна не для разговоров. Её личность не так важна, главное — цель. Я сам успокоил себя этой мыслью. Всё равно первый блин комом.
За чашкой чёрного кофе я пролистывал в телефоне новости за последние восемь часов: убийство на фоне ревности, кто-то выпал из окна, несколько аварий, но никаких упоминаний о пропаже человека или похищении. Отлично, пока можно не волноваться. Часы показывали восемь утра, нужно ехать на работу. Отгул я брать не стал — подозрения окружающих сейчас не в моих интересах.
Я больше не заходил в подвал, потому что впал в ступор от её вопроса. Хочу, чтоб она молчала, поэтому решил не ходить к ней, пока не вернусь с работы. Ничего страшного, потерпит. Вода есть, а с голоду за день не умрёт. Меня в детстве запирали в комнате на несколько суток, и ничего, выжил. Правда, меня кормили.
Выйдя из дома в промозглую темноту улицы, я почувствовал лёгкую тревогу. Не люблю, когда темно. За забором вдали слышался гул машин. Двухэтажный кирпичный дом, в котором я жил, располагался в черте города, но на окраине. Его оставила мне в наследство бабушка, которую я в детстве почти не видел, но о которой у меня были довольно приятные воспоминания. До сих пор благодарен ей за дом.
Главный офис компании, в которой я работал бухгалтером, располагался в четырёхэтажном жёлтом здании, спрятанном во дворе спального района. Компания занималась доставкой цветов и другой подарочной продукции через сайт и приложение. У входа уже стояли блестящий Lexus директора и его жены, чуть дальше — BMW финансового директора. Я, как всегда, приехал на метро. Кроме работы, я почти никуда не ездил.
Поднимаясь на второй этаж, я услышал сверху голос финансового директора и поспешил забежать в свой кабинет. Я не переносил его из-за его вечно веселого настроения. Ему бы больше подошла должность тамады. Меня раздражали его вечные шутки, анекдоты, мемы, хохот на весь офис.
Я зашёл в кабинет, вытирая о штаны потные ладони.
— Доброе утро, Альберт, — услышал я приветствие Марины.
— Здрасьте, — выдавил я, смотря себе под ноги, и стараясь как можно быстрее пройти мимо стола коллеги. Сегодня она надела синее обтягивающее платье.
Марина занимала должность экономиста. В её присутствии я ощущал себя неловко, а иногда меня трясло от слащавого голоса. Я обманулся насчет неё. Я думал, она нормальная, а оказалась такая, как все. Когда она была новенькой в компании, то, приходя на рабочее места, щебетала и смеялась, рассказывала что-то, мило общалась, улыбалась. Казалось, она ко мне расположена. Я подумал тогда, что наконец всё сложится как надо. Она позвала меня на корпоратив, и я пошел — только ради неё.
Ненавижу подобные мероприятия. Думал, там мы пообщаемся в неформальной обстановке. Вообще, Марина была старше меня на пять лет, но для меня это не имело значения. Она была полноватая, невысокая, с пышными формами. Чёрные как уголь блестящие волосы она всегда носила распущенными. Как идиот, я пришёл на корпоратив в забронированный ресторан, и за весь вечер она ни разу на меня не посмотрела. Танцевала с финансовым директором и даже с Антоном. Антон тоже был на должности бухгалтера, но, видимо, его взяли по блату, так как работал он плохо, но никто ему и слова не говорил. Приходил с опозданием, скидывал обязанности на меня. В общем, с того самого корпоратива, на котором я просидел один как посмешище, я стал презирать её, но она, кажется, этого так и не поняла.
— Как провел выходные? — не унималась Марина.
— Нормально, — сухо сказал я.
— Погода не радует, – категорично отрезала она, с щелчком расстёгивая и застегивая на руке золотой браслет.
Я промолчал. Вошёл Антон, тряся пепельной шевелюрой.
— Здорово, — кинул он мне.
— Доброе утречко, Антон! — оживилась Марина. Меня передёрнуло от приторности её голоса. — Хочешь пирога? Я вчера вечером приготовила, но одной столько не съесть.
— Ещё спрашиваешь? Хотя я уже вес прибавил! Из-за тебя между прочим!
Марина захихикала и, потряхивая блестящей как зеркало шевелюрой, направилась к его столу. Как же мне тошно от этих смешков и пустой болтовни. Эти люди такие никчемные. Они смеются надо у мной у меня за спиной и думают, что я не замечаю.
— Так, что у нас сегодня? — с наигранной задумчивостью произнёс Антон, втыкая в уши наушники. — Ага, сегодня посмотрим «Пила 4».
Он уставился в экран монитора.
— Ох, Антон, лучше бы в кино пригласил, чем в одиночку смотреть, — хихикнула Марина.
— Вот это правильно! — прогремел Руслан, финансовый директор, незаметно вошедший в кабинет с бумагами в руках. — Давайте после работы в кино соберёмся! Что может быть лучше хорошей комедии в хорошей копании?
Да, плохой комедии и на работе хватало.
— Давайте, давайте, Руслан! — защебетала Марина. — Я прямо сейчас зайду на сайт, и мы выберем сеанс.
Длины цепи хватило, чтобы зайти в закуток с душем и туалетом. Плохо, что руки скованы — это усложняло множество задач. Я постоянно забывала, что на мне наручники, и каждый раз после неудачной попытки развести руки удивлялась цепи, соединяющей запястья. Плохо, что даже если растянуть цепь на всю длину, то между мной и дверью всё равно оставалось несколько метров. Хотя это неважно. Вряд ли я бы смогла её открыть. Я не один раз протестировала звукоизоляцию помещения. Понимала бесполезность, но неожиданно получила огромное удовольствие. Не помню, когда я последний раз вот так кричала от души. Наверное, никогда.
В горле пересохло. Меня то и дело накрывала волна паники. Сколько мне еще осталось жить? Сколько я буду мучаться? Воображение рождало страшные картины того, что этот человек мог бы со мной сделать. Неизвестно что у него на уме. Мне приходится напоминать себе, что я ещё жива и должна бороться. Но как бороться, если я не знаю, куда он пропал и вернётся ли?
Интересно, меня уже ищут? Что делает Влад? Только бы они не подумали, что я просто сбежала и бросила собаку на улице. А что же они тогда подумают? Что я импульсивная, что на меня нельзя положиться? Нет, Влад же знает, что я бы так не поступила. Если я отсюда выберусь, то подарю Анне новую собаку. Закажу её у заводчиков, чтобы всё было по правилам, с документами.
Терзаемая чувством вины, я сидела на матрасе. Тугие наручники впивались в кожу, оставляя красные полосы. Я старалась не двигаться, чтобы не усугублять боль, но даже так казалось, что кольца становятся всё теснее, будто специально хотят причинить ещё больше вреда. Я потеряла счёт времени. Неважно, день сейчас или ночь. Важно только одно: надо выбираться.
Вчера я так злилась на Влада, не смогла сдержаться, наговорила больше, чем надо. Мы с ним уже полтора года. На самом деле, я знала его с детства. Он был сыном хорошего друга моего отца. Помню, его часто ставили мне в пример: «А Влад недавно занял первое место в городской олимпиаде по математике», а «Влад уже сам читает книги на английском перед сном», а «почему Влад успевает делать уроки до семи вечера, а ты сидишь до полуночи?». Несмотря на то, что мне приходилось часто о нём слышать, в школьные годы я видела его лишь пару раз, когда отец брал меня с собой на дружеские встречи с родителями Влада. Мы стеснялись друг друга и ограничивались лишь несколькими стандартными фразами.
В одну из таких встреч, когда мне было лет десять, отец Влада предложил нам сыграть в шахматы. Мне не очень хотелось играть под пристальным взглядом взрослых и соревноваться с этим юным гением. Я старалась, как могла, но уже в первую минуту стало очевидно, на чьей стороне преимущество. Не на моей. Я периодически отводила взгляд от доски и искала поддержку у гостей. Мама сидела на диване неподалеку и многозначительно вздыхала. В ее глазах читалось недовольство. Кто-то из гостей похихикивал, следя за нашим внезапным турниром, а кто-то подливал себе вина со скучающим видом.
Мне хотелось разреветься, жар прихлынул к лицу. В попытках сдержаться я поджала губы и смотрела только на шахматную доску. Но внезапно игра замедлилась. Влад стал дольше раздумывать над ходами и делать не самый удачный выбор. Я воспользовалась этим и сумела завести его в тупик. Влад заворчал и почесал затылок. Я же поставила ему шах и мат. Меня распирала гордость, я с воодушевлением посмотрела на маму. Она покивала головой с натянутой улыбкой и отвернулась. Влад глянул на меня хитро и крепко пожал мне руку. Все это произошло в считанные секунды, но в этот момент я осознала, что он мне поддавался. От удивления я оцепенела, а затем со смущением отвернулась и пошла к родителям. Влад дал мне победить, и я весь вечер задавалась вопросом «почему». С одной стороны, я была ему бесконечно благодарна, так как отец гордился и хвалил меня по пути домой, а похвалы от него дождаться не так-то просто. Но в тоже время я позавидовала, насколько неважна была Владу эта победа, ведь он так легко отдал её мне. В следующий раз, когда я его встретила, мне было уже двадцать три.
Отвлек голод. Как долго человек может продержаться без еды? Вот и проверим. Иногда голод даже полезен. Пусть это будет экстремальным способом похудеть для тех, у кого нет силы воли. Интересно, что сказала бы мама? Раньше она часто говорила, что у меня нет силы воли, когда я втайне хотела съесть что-нибудь сладкое. А мне было нельзя, ведь я профессионально занималась спортом.
Я снова встала и, звеня цепью, прошла по своей клетке. Самый главный вопрос, крутящийся в голове и сковывающий страхом — что дальше? Зачем он хотел похитить Анну? И что теперь будет со мной? Захочет убить меня, как свидетеля, или будет держать здесь? Попытается ли снова похитить Анну? Если честно, я так и не смогла найти с ней общий язык. Они с братом очень разные. Предположить не могу, какие у неё дела с этим человеком. Надеюсь, кто-то видел моё похищение хотя бы из окна. Сколько пройдёт времени, прежде чем они спохватятся? Влад хорошо меня знает, он поймёт, что что-то случилось, что я не могла вот так сбежать c чужой собакой и без телефона.
Я услышала звук открывающегося замка, и моё сердце ушло в пятки.
Я принес своей пленнице еду на вынос. Ничего особенного — купил по дороге домой fast food, чтобы силы оставались. Они ей понадобятся. Когда я вошёл, она стояла посреди комнаты, и сразу же отшатнулась. Но хоть жива.
Она так и продолжила стоять в нерешительности. Я поставил пакет с едой на стул и сердито взглянул на нее.
— Это мне? — неуверенно спросила, словно извиняясь.
— Ешь скорее, у нас сегодня есть занятия поинтереснее, — приказал я, а потом добавил: — Для меня, конечно.
Сидя на матрасе, она торопливо развернула пакет. Сначала посмотрела на гамбургер с недоверием, а потом, глянув на меня, быстро откусила.
— Я никогда раньше не ела гамбургеры, — сказала она.
— Тебя сегодня ждёт ещё много открытий, — нетерпеливо процедил я.
— Но всегда хотела попробовать, — добавила она.
Пока она ела, я решил разглядеть её получше. Она совсем не походила на ту брюнетку, которую я намеревался притащить. Та была худощавая, с максимально стервозным видом и острыми чертами лица. У этой всё было, наоборот, плавным и округлым: почти круглое лицо с пухлыми, как у ребенка щеками, большие серые глаза, тонковатые губы, с загнутыми вверх уголками. Светло-коричневые волосы мешали ей есть, она постоянно убирала их с лица.
— Почему вы… — начала она, но замолчала.
— Говори, — бросил я.
— Почему вы это делаете? Что вам от меня нужно?
В её голосе звучала смесь страха и раздражения.
Я скрестил руки на груди, наблюдая за её попыткой сохранить самообладание.
— Думаешь, это имеет значение? Ты здесь. Это всё, что тебе нужно знать.
— Разве я не заслуживаю объяснений? — продолжила она.
— Объяснений? — Я медленно приблизился. — Ты заслуживаешь только того, что я решу тебе дать.
Она отвела взгляд и продолжила есть. Её движения были сдержанными, почти механическими, но я видел, как у неё дрожат пальцы.
— Прими это, — я протянул ей таблетку. — Это противозачаточное. Теперь ты будет принимать по две таблетки в день. И без фокусов.
Она испуганно посмотрела на белую таблетку, как будто только начала осознавать всю серьезность своего положения. Трясущейся рукой сунула таблетку в рот.
— Я оставлю тебе упаковку. В твоих интересах их принимать.
Она лишь кивнула, не поднимая глаз от еды.
— Все хватит, заканчивай. Ты меня разозлила.
Она послушно свернула оставшуюся еду и положила обратно в пакет. Её взгляд скользнул по мне, изучающий, но без вызова.
— Пожалуйста, снимите наручники и цепь с ноги. Мне очень больно. Обещаю, я ничего не сделаю. — Её голос звучал тихо и мелодично. Говорила она неторопливо, смотря мне прямо в глаза. Во взгляде не было мольбы, а глаза отражали какую-то детскость и наивность.
На мгновение это заставило меня усомниться в своей затее. Но я проделал большую работу, и не позволю сбить меня с толку.
— Да, конечно, сейчас я сниму с тебя всё, — заверил я. — И наручники, и одежду. А потом прикую тебя вот к тем кольцам. Понятно?
Она внимательно осмотрела меня с ног до головы.
— Подождите. А вас как зовут?
— Альберт, — выпалил я, не подумав, и сильно сжал пальцы одной руки другой рукой. Это привычка у меня ещё со школы. Когда я попадал в нервную или неловкую для меня ситуацию, то пытался перевести эмоциональный дискомфорт в физический. Я не собирался раскрывать ей свое настоящее имя. Да я вообще не собирался вести с ней беседы.
— А меня Элиза, — произнесла она мягко.
— Меня это не интересует. Стала бы ты интересоваться моим именем, были б мы не здесь?
— Почему нет. И имя у вас красивое.
Вот, в ход пошла лесть. Она имеет наглость заговаривать мне зубы. Не надо было вообще ей отвечать. Она нервирует своими комментариями. На этот случай есть кляп.
Хочу заставить её страдать. Хочу, чтобы она в слезах умоляла о пощаде, а я бы ещё подумал. Всё, что я когда-либо получал от женщин, так это удары в спину или равнодушие. Равнодушием особенно отличалась моя мать. Но сегодня я не хочу вспоминать об этом. Настает момент, о котором я так давно мечтал.
Я снял наручники и цепь, а потом приказал ей раздеться. Она поморщилась, осматривая красные следы от оков. Затем застыла в нерешительности.
— Раздевайся! — прорычал я, чувствуя, как ярость смешивается с возбуждением. — Давай скорее.
Она вздрогнула и начала торопливо стягивать с себя платье и колготки, которые уже порвались. Потом очень стыдливо расстегнула лифчик. Грудь у неё была даже больше, чем у той, которую я изначально хотел привезти. И роста они почти одинакового. Только у этой бедра шире.
Она закончила раздеваться и стояла, прикрываясь руками и слегка опустив голову, так что волосы скрывали часть её груди.
— Ложись на спину. Что встала? Тебе особое приглашение нужно? — резко сказал я. — Только попробуй рыпнуться. У меня есть электрошокер.
Я никак не ожидала, что испытаю такое удовольствие связанной, да ещё и с первым встречным. Сначала я пыталась притвориться, что меня здесь нет, просто выжить, отсидеться. Но затем решила расслабить мышцы, как после долгих тренировок, чтобы избежать боли. И это сработало. А туго затянутые узлы и его грубые движения добавляли остроты. В какой-то момент я осознала, что мне приятно. Это было как удар молнии — шок, озарение. Я не могла поверить, что позволяю себе наслаждаться. Но это было неизбежно. И я осмелилась поддаться этим новым, порабощающим ощущениям и достичь наивысшего удовольствия. В голове пронеслась мысль, что я заслуживаю это, учитывая моё неопределённое положение.
Когда всё кончилось, Альберт встал и, бросив на меня задумчивый взгляд, оделся, вынул кляп и молча принялся отвязывать.
— Быстро одевайся.
Его лицо было напряжённым, как будто он боролся с собственными мыслями. Я потянулась к одежде. Ноги дрожали от смены положения, но я решилась заговорить.
— Мне понравилось. Это было... необычно, — пробормотала я, надеясь смягчить его.
— Я хотел не этого, — ответил Альберт.
Он судорожно сжал пальцы, и этот нервный жест выдал эмоции, которые он старался скрыть.
Я еле натянула одежду. Он взял цепь и пристегнул ногу.
— Только не наручники, прошу, — взмолилась я, — я всё равно ничего не смогу сделать.
— Ладно. Но завтра я могу передумать. Бред какой-то…
Он согласился, значит, можно пытаться продавить дальше. Возможно, мне удалось расположить его к себе.
— Альберт, а может, вы меня потом отпустите?
Он застыл на несколько секунд, его взгляд устремился куда-то совсем далеко, за пределы этого подвала.
— Никогда больше не задавай мне этот вопрос. Ты никогда отсюда не выйдешь. Прими это сразу. Ты здесь навсегда. Если я услышу что-то подобное ещё раз, ты очень сильно пожалеешь.
Он произносил эти слова медленно и нарочито спокойно, всё так же не глядя в мою сторону.
У меня внутри всё оборвалось. Слезы полились сами собой. Я всхлипнула, не в силах сдерживаться. Он обернулся и с интересом посмотрел на меня.
— Ты больше никогда отсюда не выйдешь. Не увидишь своего жениха, не вернёшься к своей прежней жизни. Ты будешь страдать. Как тебя там, Элиза, да?
Он смаковал каждое слово.
Я смотрела на него, пытаясь осмыслить то, что он говорил. Его голос был глубоким, с отзвуком какого-то странного удовлетворения, и от этого по спине пробежал холод. Я не могла отвести глаз от его лица. Он был красив в своей непривлекательности. Густые, чуть растрёпанные волосы грязно-русого оттенка прятали высокий лоб. Нос с небольшой горбинкой был неидеален, но придавал лицу какой-то аристократический шарм Губы — узкие и бледные — двигались медленно, словно оттачивая каждое слово. Но больше всего выделялись глаза — зелёные, с прожилками, словно оставленными каплей краски в прозрачной воде. Эти глаза одновременно пленяли и пугали, в них просвечивало что-то дикое, неприручённое. Он нервно сжимал пальцы одной руки другой рукой, словно пытаясь держать под контролем накатившее напряжение.
Он быстро развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Зря я поторопилась и задала вопрос. Он сумасшедший. Я почувствовала усталость от резкой смены эмоций. Неужели я правда здесь навсегда? Больше никогда не увижу солнечного света?
Я привыкла во всём искать позитив, даже в самой отчаянной ситуации, но сейчас не находилось ни одной соломинки, за которую можно было бы зацепиться. От этого становилось ещё страшнее. Что со мной стало? Я всегда была сильной. Жизнь научила сдерживать негативные эмоции, потому что за них мне всегда стыдно.
В голове всплыли слова тренера: «Давай, соберись! Никому не интересны твои слёзы». Даже когда после травмы мне сказали, что я больше никогда не смогу заниматься спортивной гимнастикой на профессиональном уровне, я не отчаялась. Родители мечтали, что я стану чемпионкой. Тренировки плотно вошли в мою жизнь с детства. Я хотела стать лучшей, чтобы родители мною гордились. Они вложили слишком много времени и денег в это начинание. Я старалась не разочаровать их, шла до конца, через боль. Ради них. Ради их улыбки. Ради того, чтобы услышать: «Ты молодец». Когда я брала медали на городских соревнованиях, меня хвалили, но мне этого было мало. Мне всегда было мало. Вспоминая те времена, я осознала, что мне приходилось прилагать больше усилий по сравнению с другими гимнастками. Моё тело было не настолько податливым и гибким, как у них. Стоило пропустить пару тренировок из-за болезни, как я становилась деревянной.
Но всё же, когда мне исполнилось шестнадцать, я добралась до Всероссийского Кубка. День соревнований начался с волнения. Мама, как всегда, была непреклонна:
— Ты должна победить, Элиза. Эти соревнования многое решают. Покажи, что всё было не зря.
Её голос звучал как приказ, а не поддержка. Отец молча кивнул, будто ставя печать на слова.
За несколько часов до соревнований я разминалась в зале, где всё должно было решиться. Повсюду были голубые ковры — площадки для выполнения упражнений. На зрительских местах уже сидели родственники и друзья спортсменов. Сначала я делала разминку на бревне и на брусе, а потом — тренировала акробатику вольных упражнений. На мне тогда был красивый светло-мятный костюм, который выделялся среди других, и это привлекало внимание. Я знаю, что многие следили за моей разминкой. Делая акробатический прыжок, я совершила несколько переворотов в воздухе и, приземлившись, почувствовала сильную боль в колене. Я схватилась за него и повалилась на бок, не в силах сдерживаться. Тренер быстро подбежал ко мне:
В ступоре я поднялся из подвала и рухнул на стул у кухонного стола. Сердце продолжало рваться из груди, голова разрывалась от вопросов и путаных мыслей. Не в силах справится с этим, я вышел на улицу.
Холодный осенний воздух слегка привёл меня в чувство. Я должен был радоваться достижению цели, но полноценное чувство удовлетворения не приходило. За забором послышался громкий голос: кто-то шёл мимо и говорил по телефону. На секунду я застыл, вслушиваясь, как преступник, который боится, что его обнаружат. Когда голос стих, я снова остался наедине со своими мыслями.
Я добился своего, связал её, получил над ней контроль. Но это не дало мне того чувства удовлетворения, которого я ждал. Она должна была страдать, умолять, ненавидеть. Но нет. Она не страдала. Наоборот, она, кажется, получала удовольствие. Получается, я опять проиграл, поэтому и не ощущал победы.
Её огорчило, что она никогда отсюда не выберется, значит, я знаю на что давить. Это только начало. Я ещё успею продемонстрировать, на что способен.
Я походил по двору, пиная подгнившие жёлтые листья, и ушёл спать.
На следующий день я встал пораньше специально, чтобы наведаться к ней перед работой. Она ещё спала, свернувшись калачиком на краю матраса. От резко включенного света она проснулась, но долго щурилась.
— Просыпайся!
Она с трудом приоткрыла глаза, моргнув несколько раз.
Я подошёл ближе, достал из кармана верёвки и принялся связывать её — от плеч до ступней. Узлы затянул крепче, чем обычно. Когда я резко дёрнул её за волосы, чтобы поднять голову, она тихо застонала. От боли.
— Альберт, я же спала, — прохрипела она.
— Я буду приходить к тебе в самый неподходящий момент, чтоб ты не расслаблялась.
Потом я долго связывал её, скомбинировав сразу несколько морских узлов. С каждым новым узлом я ощущал всё более сильные приливы уверенности. Она в моей власти.
Начал я с узла «плоский штык» на запястьях. Он кажется простым, но его надёжность безупречна. Ловкими движениями я обматывал её руки, чувствуя, как туго натягивается верёвка. Каждый виток дарил мне чувство удовлетворения. Её запястья выглядели изящными, почти красивыми, особенно охваченные верёвками. На лодыжках я использовал «портовый» узел. Завязывать его сложнее, но процесс успокоил. Он позволяет надёжно закрепить ноги, а в конце выглядит почти декоративно. Это напоминало творчество, но только вместо холста я использовал её тело.
Она опять была влажной внутри. Не издавая ни звука, она покорилась моим напористым движениям. Ее дыхание участилось, затем она стала слегка постанывать, отвлекая от процесса.
— Замолчи, — сказал я.
Когда всё закончилось, я, запыхавшись, на минуту прилёг с ней на матрас. Она лежала рядом не шелохнувшись. Затем нарушила молчание:
— Альберт, вы настолько сильно любите эти узлы?
Её слова заставили меня напрячься. Почему она опять задаёт вопросы? Я хотел, чтобы она молчала, чтобы была просто объектом, а не разговорчивой пленницей.
— Узлы — это искусство. В них всё чётко, надёжно и правильно, — ответил я, сам не понимая, зачем отвечаю.
— Красиво. Но вы ведь здесь не только ради этого. Зачем вы меня приковали? Только ради секса в любое время? Нет, я не прошу меня отпустить, просто интересуюсь.
— Даже если и так, это не твоё дело.
Я хотел закончить разговор. Она опять заставляет меня нервничать. Мои ладони стали мокрыми, как будто я держал их под струёй воды.
— Но ведь это можно получить и не совершая преступления.
Я вспомнил про кляп, подошёл к рюкзаку, в котором хранил необходимые инструменты и вытащил чёрный шарообразный кляп на ремнях и наручники.
— Нет, пожалуйста, я буду молчать, — взмолилась она.
— Конечно, будешь, – согласился я с наигранной весёлостью. — Будешь молчать, пока я не приду к тебе в следующий раз.
— Но…
Она не успела договорить, как я уже застегивал чёрные ремешки кляпа и заметил, что волосы у неё спутались, скоро превратятся в валенок. Я не стал её развязывать, а так и оставил лежать полностью обездвиженной. Пусть отдохнёт перед нашей следующей встречей.
— Отдохни, — так я и сказал ей, выключая свет.
Закрыв дверь, я на мгновение замер в темноте, чувствуя, как откуда-то из глубин поднимается тревога. Мне нужно было понять, почему её спокойствие нервирует меня больше, чем крики.
Трясясь в вагоне метро, я пришёл к выводу, что пока ещё рано праздновать успех. Нужен полный контроль над ней. Все аспекты её существования должны зависеть от моей воли. Но я никак не мог предположить, что её реакция будет иной. От досады я сжал руку. Неужели и здесь меня ждёт разочарование?
В офисе я оказался одним из первых. У проходной секретарь и помощник директора возились с огромными свёрнутыми плакатами, перевязывая их верёвками, а в нашем кабинете вообще никого не было. Я включил свет и прошёл к своему столу. За окном ещё было сумеречно. Как в подвале. Я, наверное, погорячился, выключив ей свет. Там же кромешная тьма. С другой стороны — смотреть там тоже особо не на что.
«Там кто-то есть. Не Альберт».
Такие мысли проносились у меня в голове, пока я лежала связанная на краю матраса. Сегодня утром спустя несколько часов после того, как он ушел, я услышала удары в дверь. Я пыталась вслушаться, чтобы разобрать что-то ещё, но нет — только несколько глухих ударов. Связанная и с кляпом во рту я не могла привлечь внимание. Возможно, здесь живёт кто-то ещё. Кто-то заинтересовался подвалом.
Буду надеется на это. Без надежды в такой безвыходной ситуации нельзя. Хотя Альберт сказал не надеяться на спасение. И что же? Смириться и ничего не ждать? Нет, рано сдаваться. Я попыталась подвигать ногами и через какое-то время сумела немного расслабить верёвки, окутывающие тело частыми рядами. Стало немного полегче.
Интересно, как я выгляжу? Естественно, тут нет зеркала. И вряд ли он мне его принесет. А может оно мне и не нужно. Возможно, мне скоро уже ничего не понадобится…
Я пыталась понять мотивацию своего похитителя. Сколько у него было жертв и что он с ними сделал? Или, если я первая, то что будет, когда я ему надоем? Пока я отметила для себя, что в его поведении есть нервозность, неуверенность, сменяющаяся самоуверенностью и властностью. Мне необходимо узнать его лучше и подобрать к нему ключ. Но только если у него отсутствует эмпатия, как у психопатов, повлиять на него вряд ли получится. При этой мысли у меня всё сжалось внутри от страха.
Сейчас я его не сильно боюсь. Должна бояться, но пока испытываю любопытство. Для меня он остаётся загадкой, которую хочется разгадать. Благодаря ему я узнала, что могу получать удовольствие от секса, даже от грубого секса. Вспомнив Влада, я ощутила стыд и раздражение. Всё с ним было «правильным», но блёклым. Влад восхищался собой, был уверен, что мне достаточно его тела. С ним мне не удавалось испытать таких приятных ощущений. Это расстраивало, но я молчала. Он считал, что у нас в постели всё отлично, и я не хотела его разочаровывать.
Когда Альберт наконец вернулся, я даже обрадовалась. Мне было одиноко, скучно и неудобно. Я улыбнулась.
— Что тебя развеселило? — подозрительно спросил он, прищурив светло-зелёные глаза, обрамлённые тёмными бровями. Его волосы были взлохмачены, светло-русые пряди торчали в разные стороны. Темно-зелёная мятая футболка, явно великоватая, не скрывала его худощавое тело и слегка сутулые плечи. Следы от акне на щеках слегка покраснели, будто он только что вышел из душного помещения.
— Ничего. Я рада, что вы вернулись, — объяснила я, стараясь звучать мягче, чем чувствовала.
— Замолчи, я не выношу лицемерок, — с ненавистью процедил он.
У него проблемы с доверием.
— С вами всё в порядке? — спросила я, так как вид у него был взъерошенный, капли пота стекали по лбу.
Он на секунду завис, как будто смутился, но потом обошёл меня по кругу.
— Хочешь повисеть так пару суток? — спросил он.
Я напряглась и замотала головой.
— Я ещё не решил, что с тобой делать после, — сказал Альберт, расстегивая штаны.
Я для него лишь вещь. Мне кажется, он не считает меня за человека. Пока так будет продолжаться, найти к нему подход будет невозможно.
— Скоро ты будешь кричать оттого, как глубоко я войду в тебя. Тебе понятно?
Он произнёс это твёрже и увереннее.
— Да, — выдавила я, стараясь расслабиться.
Надо просто расслабиться — говорила я себе. Но сделать это непросто, когда руки подняты вверх. Он в эти моменты превращался в другого человека: переставал нервничать, движения становились чёткими. Капли пота стекали с его висков, но он, казалось, даже не замечал их. Руки крепко сжимали мои ягодицы, пальцы впивались в кожу с нарастающей силой.
Я выгнула спину, а он схватил меня за талию и медленно вошёл. Но затем его движения стали резкими, он сильно держал меня, то за талию, то за грудь.
Он думает, что может использовать меня как вещь, но я хочу показать, что тоже полноправный участник процесса. Движениями своего тела я начала сбавлять ритм и даже приподниматься на носках. Кажется его это возбудило ещё больше: хватка стала сильнее, дыхание участилось. Он позволил мне участвовать. К моему стыду, мне было приятно осознавать, что он обладает мной полностью. В этот момент мне хотелось слиться с ним в одно целое, я была на грани оргазма, но тут он закончил раньше меня и рухнул на матрас. Я осталась стоять на том же месте, тело всё ещё трепетало. Верёвки, ослабленные его активными движениями, позволили мне немного двигаться. Я, недолго думая, проделала несколько движений бедрами и завершила, то, что он начал, закрыв глаза от сильных ощущений. Сердце забилось, очень хотелось просто лечь и расслабиться. Я с опаской взглянула на Альберта. Он выглядел удивлённым.
— Тебе что, нравится то, что я делаю с тобой? — спросил он.
Я смутилась, но решила ответить честно:
— Сама удивляюсь, но в какой-то степени да. Я получаю удовольствие. И вы мне приятны.
Он отвёл взгляд и нахмурился.
— Приятен я тебе или нет — неважно.
Несколько секунд он сидел на матрасе, словно обдумывая, что делать дальше. Затем резко вздохнул, поднялся и принялся развязывать меня. Узлы поддавались не сразу, он торопился, а я молча наблюдала за его сосредоточенными движениями. Его длинные пальцы, хоть и нервные, с привычной точностью управлялись с верёвками.
Ненавижу социальные сети. Там всё слишком наиграно: каждый может придумать идеальную жизнь и выставить её напоказ. Меня трясет от этого. Но я — это я, а мои коллеги, кажется, жили в этих приложениях, пересылали друг другу видео и картинки, смеялись и обсуждали их в рабочее время. Я мог только догадываться, о чём они говорят.
— Ох, — вздохнула однажды Марина, смотря в экран телефона, — ужас какой.
— Что там? — встрепенулся Антон. — Трейлер третьего сезона посмотрела?
— Да нет, — покачала она головой. — Тут видео попалось про пропавшую девушку. Какая странная ситуация! Представь: была в гостях, вышла на пять минут, и с тех пор её никто не видел.
У меня похолодели руки, сердце сжалось, но я заставил себя остаться неподвижным.
— А где это произошло? В каком городе? — Антон выглядел скорее заинтригованным, чем обеспокоенным.
— В нашем! Жутковато как-то.
— Вот так вот, Марина, пойдёшь на обед и исчезнешь! А кто потом за тебя работу будет доделывать? — пошутил Антон.
— Очень смешно, Антон, — укорила его Марина. — Жалко девушку, у неё должна была быть свадьба. Такая хорошенькая на фото. Гимнасткой была.
Я сидел, как вкопанный, прислушиваясь к их диалогу.
— Неужели никаких свидетелей? Куда она делась? — не выдержал я.
— Сам посмотри, — ответила Марина, еще обиженная на мою грубость за несколько дней до этого.
Я заставил себя отвести взгляд. Нужно притвориться равнодушным:
— Делать мне больше нечего, — буркнул я и уткнулся в монитор.
В обеденный перерыв я ввёл в поисковик разные запросы и в итоге нашел свежее видео на семь минут. На обложке был портрет девушки, которая смотрела добрыми глазами, коричневые волосы до плеч блестели в лучах солнца, а на размытом заднем фоне зеленели деревья. Рядом с фотографией краснела надпись: «Элиза Маковецкая бесследно пропала».
Я нажал «плей». На экране появилась запись с камеры наблюдения ужасного качества: дождь, темно, силуэт минивэна, мужчина в чёрной кепке и медицинской маске… Это я!
Закадровый голос говорил: «Элизу Маковецкую похитили вечером восемнадцатого октября. Она и её жених Влад Черепанов приехали в гости к сестре Влада, Анне Черепановой, и вышли погулять с собакой. По словам жениха, они поругались, и он вернулся в дом, но в квартире понял, что погорячился. Он вышел на балкон, чтобы посмотреть, не пошла ли Элиза за ним, и увидел, как какой-то мужчина тащит её в минивэн. Когда Влад Черепанов выбежал на улицу, машина уже уезжала. Влад не разглядел номера, но цвет скорее всего был серый».
Я хмыкнул. Значит, цвет он определил неверно. Везёт мне.
Под грустную музыку началось перечисление качеств и заслуг героини видео: единственная дочь, бывшая гимнастка, волонтёр в детском доме, прекрасный специалист, помогает нуждающимся, всеми любима. Вот её фотографии в спортивном гимнастическом костюме с медалями, вот она стоит с родителями и грамотами в руках, а вот позирует с группой детей. И наконец она в длинном платье и с красивой прической рядом с тем самым парнем, которого я видел у подъезда. Он — в идеальном костюме, ухоженный, уверенный. Совсем не такой, как я. Они должны были пожениться — говорилось в видео. Теперь жених проводит своё расследование и не теряет надежды найти её. Всех, кто её видел, просят связаться по указанным контактам.
Я посмотрел видео несколько раз, испытывая странные эмоции. Было непривычно видеть её в другом амплуа. Всё то время, что я проводил с ней, я старался не замечать личность, живого человека. В своей голове я сделал её лишь продолжением своих фантазий. Для меня она стала собирательным образом всех тех, кого я ненавидел. Но после видео она перестала быть безликим силуэтом, а обрела чёткие очертания.
В задумчивости я попытался сосредоточиться на работе, но мысленно возвращался к сценам из её жизни и представлял, где бы мог её встретить и как бы могло пройти наше знакомство. Но ответ очевиден: у таких, как она, жизнь расписана по минутам, она окружена кучей родственников, друзей, знакомых. Её жених, сразу видно, — альфа. Можно сказать, я вырвал её как цветок из клумбы, где её окружали такие же красивые и неприступные цветы. Теперь этот цветок — в мутной стеклянной банке без солнечных лучей и питательной почвы. Как скоро он завянет? Наверное, это зависит от меня. Но я не намерен создавать ей хорошие условия. У меня был план, я его придерживался и отступать не собирался.
— Альбе-е-ерт, — донеслось до меня, и я понял, что Руслан стоит перед моим столом. — Ты там где? Приём, приём!
Марина захихикала.
— Извините, задумался, — сказал я, чувствуя, как загорелось лицо.
— Альберт, нужно проверить один момент, — начал он, присев на край стола.
— Какой? — спокойно спросил я, стараясь не нервничать.
Руслан протянул мне распечатку. Это был реестр поступлений наличных платежей от курьеров за предыдущий месяц. Я сразу узнал таблицу — её составлял я сам, после того как данные принесла Елена Вячеславовна.
— В отчёте за прошлый месяц не сходится сумма. По реестру платежей больше на двадцать пять тысяч. Я сразу не заметил, но Елена Вячеславовна вчера подписывала сводный отчёт. Ты не мог бы проверить, не ошибся ли ты где-то, когда переносил данные?
Я заплела спутанные волосы в косу и села на стул. Сегодня Альберт задал мне вопрос: почему я так охотно участвую в процессе и усомнился в моей искренности. Но какая ему разница? Я не отрицаю, что в попытке расположить его к себе кто-то мог бы сымитировать оргазм и врать, что наслаждается компанией. Кто-то, но не я. Я бы просто не смогла притворяться, потому что раньше, до этого подвала, мне не удавалось испытать оргазм. Да я и не умею врать. Меня сразу мучает совесть и горит лицо. Почему он сомневается, что близость с ним может быть приятной?
Альберта всё не было. Я пересела с жёсткого стула на матрас, стараясь найти более удобное положение. Только бы он не передумал с едой. Его поведение непредсказуемо.
Через какое-то время я задремала, в надежде проснуться от звука открывающейся двери, но чуть позже с разочарованием увидела всю ту же картину: ни Альберта, ни еды. От обиды и голода я заплакала. Я была уверена, что сегодня он уже не придёт. Ему нет дела до моего состояния. Главное — удовлетворить свои потребности, никакого чувства сострадания. Так я и сидела, заливаясь слезами и жалея себя, как вдруг послышался звон метала и в комнату вошёл Альберт. Я сразу же вытерла слезы и попыталась сделать вид, что со мной всё в порядке.
Он подошёл и поставил на табурет тёмно-синюю миску и белую кружку.
— Спасибо, — прохрипела я. — Я думала вы уже не придёте.
— Я готовил, — ответил он, сжимая руки перед собой.
Я встала и подвинула табурет поближе. В кружке дымился горячий чёрный кофе, а в миске был плов. Я не верила своим глазам.
— Это плов?! — воскликнула я, не скрывая восторга. — Моё любимое блюдо!
Он сдержанно кивнул, избегая моего взгляда.
Я попробовала одну ложку. На языке заиграл божественный пряный вкус. После нескольких полуголодных дней этот обед казался пиром.
— М-м-м, это очень вкусно! — Я не сдержала улыбку, всё ещё шмыгая носом. — Ожидание того стоило.
Он слегка улыбнулся, отвернулся и сделал несколько шагов по комнате. Кофе был слишком горячим, и пока я просто наслаждалась его запахом. Альберт медленно расхаживал из стороны в сторону, смахивая непослушные волосы с лица, потом сел на матрас и начал молча сжимать кисти рук.
Я решила нарушить молчание:
— Однажды, вскоре после того, как я здесь оказалась, я слышала какие-то звуки за дверью и женский голос. Вы меня тогда ещё с кляпом оставили.
— И что? — спросил он резко.
— Ничего… Может, это ещё одна пленница?
— Мне и одной хватает, — ухмыльнулся он, посмотрев мне прямо в глаза.
Я улыбнулась из вежливости.
— А вы случайно не читали новости о моей пропаже? Интересно, что обо мне пишут.
— Как-то не пришло в голову, — ответил он хмуро.
Напряжение снова возвращалось, но я не могла остановиться.
— А вы не боитесь, что полиция выйдет на ваш след?
Я играла с огнём, продолжая задавать вопросы. Я хотела понять, что движет этим человеком, найти зацепку, которая помогла бы разобраться в его логике.
Он молод, и его внешность имеет свой шарм. Да, не смазливый красавец, но его несовершенства придавали ему шлейф загадочности, даже аристократичности. Это меня интриговало, а его поведение пугало и озадачивало. Помешанность на морских узлах явно неспроста. Из уверенного и дерзкого он резко превращался в неуверенного, нервничал, избегал разговоров, зрительных контактов, будто пытался быть тем, кем не является. Возможно, я смогу найти его слабое место, хотя пока мои попытки завести разговор были безуспешны.
— Боюсь, — ответил он. — Но это маловероятно. Я использовал две машины. На одной уехал от места похищения. Потом пересел на вторую. Они обе были арендованы не на моё имя.
— Это вы, конечно, умно придумали. И профессия у вас, наверно, интеллектуальная? Расскажите, кем работаете?
Он заёрзал на матрасе.
— Это связано с финансами, — ответил он, отводя взгляд.
— А я думала, вы моряк, раз так хорошо знаете названия морских узлов.
Он хотел что-то ответить, но передумал.
— А вы женаты? — спросила я, пытаясь спрятать вопрос за кокетством.
— Я? Нет.
Вопрос его сильно удивил, так как он слегка округлил глаза и приподнял брови.
После затянувшейся паузы он встал и произнёс:
— Я будто на допросе. Тебя не должны волновать эти вещи. Что происходит снаружи, тебя не касается. Есть эта комната, и она теперь твой мир.
— А вы?
— Что я? — не понял он.
— А вы теперь тоже мой мир?